Ежели Бездна — имя твоё...

Мама, послушай, за ним всюду ходит змея, Он её из волос моих как-то вытащил, И вроде бы ясно, что она — это не я, А с другой стороны волос-то тысячи.

— «Шей», Хелависа

      Лиде откровенно не спится. До Метелинска осталось меньше суток, и они сменят поезд, на котором будут добираться до границы, но червь беспокойства жрёт её изнутри. Редкое мелькание фонарей раскрашивает рыжим закрытую дверь купе, похрапывание Вани на нижней полке клокочет в ушах. Пересчитывание баранов не помогает, даже тихое мычание колыбельной себе под нос не успокаивает нервы. Громова чешет рёбра на левой стороне, специально впиваясь пальцами в кожу, и пытается рассмотреть что-то в тенях на потолке. А потом раздаётся гул.       Он нарастает с ужасающей скоростью, перекрывает способность мыслить, вызывает первородный ужас. Секунды растягиваются в часы, тело прошивает боль. Глубоко вздохнув, Лида пытается успокоиться, подавить панику, как ноги обжигает волна жара, а мир на несколько секунд поглощает истинная тьма. Капитану не нужно знать многого, чтобы распознать в ней Бездну.       Жуткий треск и грохот, и Лида, быстро вывернувшись из одеяла, валится вниз. Пол оказывается под наклоном, она почти цепляется за полку, но не успевает и падает в окно. Больно ударяясь, Громова чувствует, как разрывает кожу разбитое стекло, и в следующую секунду всё заволакивает стеной тумана перемещения.       Лиду выбрасывает в снег. Кряхтя от боли, обжигаясь о холод сугроба, жмурясь от резко бьющего в глаза света, она поднимается и с ужасом смотрит на накренившийся поезд. Из него, крича и подгоняя соседей, со всех сторон выпрыгивают Фатуи. Мелькает рыжая макушка Тартальи — он, вывалившись из раскрывшихся дверей тамбура, страхует какую-то цицинку, но уже через пару секунд вскакивает и залезает обратно, чтобы достать остальных. Дальний вагон загорелся. В нём провиант, который везли в Метелинск, и Лида молится, чтобы в грузовом отсеке не оказалось людей. Вопли, гудение, оклики сотрудников. Чьи-то рыдания. Парень в одних трусах с вывернутой наружу костью. А за картиной пылающего безумия обрушившегося поезда — Разрыв, переливающийся всепоглощающей тьмой прямо в небе за ними.       Лида сжимает появившийся с перезвоном Глаз Бога в руке, вытирает одубевшей от холода рукой сопли и вылезает из сугроба, чтобы отыскать себе хотя бы ботинки и помочь всем, кому сможет.       Удивительно, но это занимает не больше пяти минут. Натренированные бесконечной войной люди эвакуируются быстро, хватают тёплые вещи, зная, что мороз не щадит никого. Прежде, чем Лида успевает кого-то спросить, рядом возникает спасённая Чайльдом цицинка и без слов протягивает ей сапоги. Быстро нацепив обувь, Громова забегает в ближайшую дверь. В одном из купе вопит от ужаса мужик лет тридцати пяти, которого в две руки пытаются снять с полки агенты. Проводница в своей комнатушке что-то кричит в трубку телефона, а потом, матернувшись, хватает из шкафа пакет с документами и шубку и выходит в коридор. Её коллега, совсем молодой паренёк, успокаивающими движениями гладит какую-то дипломатку и ведёт к выходу — у неё в руке виднеются несколько осколков. Лида проскальзывает мимо, возвращается к своему купе и обнаруживает там только Ваню, который, балансируя, пытается достать паспорт с захлопнувшейся сетчатой полочки. — Вань, вали давай, — гаркает Лида и забирает свой мундир, а когда лейтенант исчезает в коридоре, ловко вытаскивает его документы. По венам вдруг разливается спокойствие, все движения становятся чёткими и нужными. Тело словно заполняет энергией от Глаза Бога. Лида чувствует себя внезапно очень хорошо и не понимает, почему смела отказываться от этой силы.       Проверяя каждое купе и помогая выбраться застрявшим, Лида технично проходит несколько вагонов. С каждым преодолённым метром вонь от дыма из горящего грузового отсека становится всё сильнее. Под конец у Лиды уже режет глаза, но она, ведомая чем-то, решает проверить три последних купе перед пышущей жаром дверью. Они оказываются пусты, некоторые элементы уже закоптились. Осматривая последнюю комнату, Громова почти обжигается теплом и хочет уже бегом уходить, но вдруг слышит отчаянный крик.       И понимает, что раздаётся он из-за стены. Прямо из тамбура, ведущего к грузовому отсеку.       С ужасом замерев и не смея даже сделать выдох, она переводит взгляд на закрытую дверь вагона, и в этот момент в неё с другой стороны врезается женское тело. В лице горящей девушки Лида с трудом угадывает Катю. Она колотится, бьётся, поглощённая пламенем и чёрным дымом, и кричит, кричит от боли. Животный ужас отражается в её зрачках. Лида не успевает даже придумать, как ей действовать, как достать коллегу, как та, в последний раз гаркнув непонятное слово, исчезает в взвившемся пламени. Окошко лопается, огонь плюётся Громовой в лицо, получив дозу кислорода. Отскочив и закрывая глаза от жара, Лида сначала падает, потом на четвереньках устремляется прочь из вагона. На задней стороне век отпечаталось выражение лица умирающей Кати. Она почти пролетает несколько вагонов, пока не находит распахнутую дверь и буквально выпрыгивает обратно в холодный снег, наслаждаясь тем, как охлаждаются конечности. Левую ногу укрывает тепло мундира. Рядом шумят люди, чьи-то голоса галдят об эвакуации и о том, что делать дальше. Кто-то паникует из-за Разрыва, но у Лиды уже нет сил вслушиваться.       Тёплые руки поднимают её из сугроба. Аккуратно забрав из пальцев Лиды её мундир, Тарталья укутывает девушку. Громова понимает, что плачет. Почти рыдает в голос, но не может полноценно глотнуть воздуха, чтобы наконец дать звучания связкам. Рядом возникает Ваня, которому она впихивает паспорт, после чего произносит, чувствуя поддерживающую ладонь Аякса на плече: — Катя сгорела.       Больше слов у неё не находится, и она, плача, запахивается посильнее. Шумит толпа, кричат проводники. Кто-то тоже плачет и воет от боли. Дымом воняет слишком резко, и Лида ощущает в нём запах трупа.       Придя в себя, она смотрит снова на небо. Дыра первородной тьмы, гудя, разворачивается в небе, и Лида делает шаг назад, прижимая к сердцу Анемо Глаз Бога. — Неподалёку находится отряд Капитано, их вызвали сюда, — тихо говорит Тарталья и тоже смотрит на Разрыв. — Проводники уже несут с головы Крио элементы. — Может, ты просто зальёшь грузовой водой?       Ваня предлагает это тихо, словно не решаясь, но Чайльд расплывается в улыбке. Громко гаркнув на группу рядом с ними, он бегом добирается до почти упавшего последнего вагона и жестами отгоняет неудачно усевшихся у него людей. Лида закуривает, наблюдая за тем, как Тарталья, словно режиссёр, расставляет актёров для своего звёздного часа.       Когда ему уже никто не мешает, переливающийся голубым светом Гидро Нарвал вырывается из земли и обрушивается всей своей водяной мощью на пылающий вагон, и огонь наконец угасает, оставляя Фатуи в темноте весенней ночи.

***

      Лёгкая прохлада цепкими пальцами забирается под хаори, заставляя парня покрыться мурашками. Вель, дёрнувшись, просыпается и с трудом удерживает баланс на шатком стуле. Солнце проникает в комнату через стрельчатое окно, ласковыми лучами гладит бледное лицо Розарии. Вчера рыцари заявились к нему в номер и помогли перенести пострадавшую от лавины девушку в собор, где уже лично пастор Ордо Фавониус занялась лечением. Он ждал весь вечер, потом Розарии стало плохо, и пришлось вмешаться уже Велю. Он направлял потоки энергии, качал кровь через её сердце, манипулируя Гидро. Дисбаланс Крио, усиленный небольшим отравлением Скверной то ли от прыжка Лив, то ли от Разрыва, оттягивал восстановление от обморожения, и только после долгой и муторной работы Альвальди и Барбары получилось вернуть ауру Розарии в рамки нормы.       Протерев глаза, Вель встаёт, чуть-чуть кашляет и наливает себе воды. Манжеты хаори неудачно попадают в стакан, и он, тяжело вздохнув, оттягивает мокрую ткань, чтобы увидеть…       …тёмно-синюю чешую, пробившуюся через кожу на левой руке. — Та-ак…       Розария спит, поэтому Вель, пару раз громко втянув воздух, выдаёт небольшую последовательность матов. Потом, с неверием прикоснувшись к чешуе пальцами, трёт островатые фрагменты, на контурах которых виднеются застывшие капли крови. Он не понимает, как он не заметил такое повреждение, и почему у него не перья, как у сестры. Потом, стараясь дышать и мыслить рационально, быстро осматривает правую руку, видит такой же узор блестящей чешуи и оправляет ткань, чтобы не показать её кому-нибудь лишнему.       В маленькой дорожной сумке не оказывается подавителей. Один пузырёк, да и тот пуст, и Вель совершенно не помнит, когда он пил пилюли в последний раз. Кажется, это было ещё в первый день их с Лив пути в Ли Юэ, и после этого он не принимал таблетки несколько дней, так как его запас закончился, а попасть к верстаку и сделать новые не получалось. Судорожно разгибая пальцы и пытаясь разобраться, сколько времени прошло с последнего подавителя, Альвальди вдруг осознаёт, как долго шла каждая тревожная секунда этой недели. Словно в момент, когда они с Лив пересекли границу Анемо Королевства, они попали во временную петлю. — Вечер в Ваншу был восьмого числа, а сегодня… — он оглядывается, видит на столе учётную книгу медсестры и заглядывает в неё, благодарно кивая пустоте, когда видит подробно расписанные графы процедур по датам и зачёркнутые квадратики. — Сегодня тринадцатое. Пи-здец.       Он уже четвёртые сутки не принимает таблетки. Неудивительно, что Зверь в итоге показался, хоть для Веля и кажется странной его форма. Ещё не зная, что делать с этим и когда ему снесёт крышу, и он начнёт кидаться на людей, юноша уже понимает, что оставлять это на самотёк он не может. А потому, быстро надев сумку и удостоверившись, что широкие рукава накидки укрывают места с чешуёй, выбегает в коридор.       Проходя через мрачные подсобные помещения и освещенные ярким солнцем галереи, Вель чувствует себя неуютно. Давящее ощущение чужого взгляда, наблюдающего за ним, подозрительно гудящий ветер. Все чувства обостряются, и Альвальди буквально дышит вместе с этим Собором, когда крадётся мимо скамеек в главном зале. Монахини не замечают его, и он почти справляется с тревогой и покидает здание, как у самого выхода тяжелая дверь резко раскрывается, скрепит петля, и Вель, не успев увернуться, неожиданно для себя ловко ловит запнувшуюся Барбару. Пастор удивлённо пищит, явно не подумав, что кто-то будет за дверью. Стараясь сохранить равновесие, девушка цепляется за его руку, и Альвальди чувствует, как тонкие пальцы касаются холодной чешуи. — Ой, простите, — Барбара наконец справляется со своими ногами и узнаёт Веля. — А, это вы. Что-то случилось? Розария в порядке?       За пару дней в городе Вель уже наболтался с продавцами и узнал основную информацию о самых ярких жителях Мондштадта. Дилюк Рагнвиндр — винный магнат и завидный жених, главный производитель алкоголя во всём королевстве, и в принадлежащих ему виноградниках в сезон подрабатывала добрая часть местных. Кэйа Альберих — «левая рука» магистра Варки, и многие, говоря о нём, нервно оглядывались, словно ждали, когда ротмистр появится из-за угла с хитрой улыбкой. Джинн Гунхильдр, действующий магистр, имела у мондштадцев огромный кредит доверия, а её подруга Лиза, работающая в библиотеке, оказалась лучшей выпускницей Академии за последние двести лет. Именно после информации о Гунхильдр Вель и услышал впервые имя Барбары. Младшая сестра Джинн оказалась городской звездой, все говорили о ней с восхищением и придыханием.       Вель не особо понимает, почему, но, смотря на её, испытывает лёгкое чувство восхищения. Барбара, неприкосновенный идол в глазах обычных людей, вчера вместе с ним несколько часов самоотверженно боролась за здоровье Розарии. — Всё в порядке. Сестра Розария спит, мне нужно вернуться в отель. — Хорошо, тогда я её проверю чуть позже, — то ли тактично промолчав, то ли не обратив внимания на чешую, Барбара отходит на пару шагов. — Благодарю вас за помощь. — Обращайтесь, — со слегка натянутой улыбкой ответив, Вель кивает и выбегает из Собора.       Преодолев огромную площадь почти бегом, юноша замирает у лестницы, с привкусом ужаса смотря на статую Анемо Архонта. В сложенных лодочкой руках сидит некто в зелёном и перебирает пальцами струны лиры. Велю кажется, что ветер подвывает в такт незамысловатой мелодии. Простой перебор и аккорды, никакой сложной гармонии. Пока Вель, нервно одёргивая рукава, спускается по множеству лестниц на торговую площадь, звучание композиции преследует его вместе с прохладным ветром, неприятно треплет за щёки.       Скрип мельниц и стремящееся к своему пику солнце подсказывают, что время близится к полудню, и все мондштадцы уже давно разошлись по своим рабочим местам. Вель тысячу раз благодарит госпожу Судьбу, что ему почти не встречаются прохожие. Только пара рыцарей и один агент Фатуи попадаются по дороге, но те слишком увлечены своими делами, чтобы как-то задержать его. Наконец Вель благополучно добирается до верстака и уже хочет привычно кинуть на него ингредиенты, чтобы соединить и превратить в подавители, но вдруг понимает, что вчера в спешке не взял с собой необходимое. Успел схватить только зелье для усиления Гидро и порошок, который использовал для профилактики отравления Скверной. Злобно шипя себе под нос, Альвальди уже хочет побежать в сторону таверны, но лёгкие сводит, и кашель начинает раздирать горло. Согнувшись, он несколько раз натужно дохает, стуча себя по груди, как рядом с ним появляется девушка в синей юбке. — Извините, вам чем-то помочь?       Она говорит тихо, немного сипло. Вель, справившись с кашлем, поднимает голову, чтобы успокоить незнакомку и отделаться от лишнего внимания, но видит, как карие глаза за стёклами круглых очков расширяются в смеси удивления и лёгкого испуга. Прежде, чем он узнаёт, в чём причина, Вель чувствует, как по лицу стекает несколько капель тёплой крови, а девушка, выдохнув понимающее: «А!», берёт его руку и тянет под навес. — Ты ведь… из Каэнри’ах? У тебя голод? — Что? Откуда вы…       Незнакомка прикладывает палец к губам и идёт в незаметную дверь за витриной с зельями алхимической лавки. Вель чешет висок, чувствуя твёрдые чешуйки, и со странным удовольствием ощущает, как его окутывает духота помещения. На фоне прохладного ветра Мондштадта становится так тепло, что его словно накрывает усталость.       Незнакомка ведёт его через длинный коридор, пока он не оказывается в тёмной лаборатории. Окна занавешены плотными шторами, несколько кристаллических светильников, источающих Гео элемент, расставлены по углам. Вель видит сложные перегонные аппараты, верстак, множество колб и большой стеллаж с образцами зелий. Оглядываясь, он не понимает, как ему реагировать и что произойдёт в следующую секунду, но девушка указывает на стул, берёт планшет с листком бумаги, карандаш и, дождавшись, когда Вель сядет, кивает сама себе. Поправляет очки, немного возбуждённо приподнимает то, что парень распознаёт как уши, и прокашливается. — Меня зовут Сахароза, я занимаюсь биоалхимией под руководством господина Альбедо. Прости, что так резко тебя увела, но… — она, оглянувшись, находит взглядом платок и подаёт его Велю. — У тебя чешуя прорезалась и глаза поменялись, как будто ты в шаге от того, чтобы обратиться в Риастрад. Я не встречала до этого рептильной формы Зверя, и я бы хотела задать тебе пару уточняющих вопро… — Так, стоп! Подожди! — не выдержав внутреннего напряжения, выпаливает Вель и прерывается на кашель. — Причём тут «боевая ярость»? Мне нужно выпить подавители, и всё пройдёт, но мне нужно вернуться домой, чтобы взять необходимые ингредиенты. — У нас довольно обширный список ингредиентов. Если хочешь, я сделаю седатив по твоему рецепту, а ты тем временем ответишь на ряд моих вопросов.       Вель несколько раз удивлённо моргает, почему-то вдруг осознавая, что кожа у Сахарозы очень тёплая, а в углу абсолютно точно стоит небольшой короб с Крио Элементом. Не зная, как реагировать на подобные изменения, и как ему добежать до отеля, когда чесотка на висках усиливается, сигнализируя о новых чешуйках, он лишь покорно расплывается на стуле и надиктовывает небольшой список необходимых цветов и иных добавок.       Перед тем, как покинуть Дворец, Лив забрала из лаборатории Дотторе бумажку с составом их подавителей и несколько коробочек таблеток прозапас. Стоило им сойти на берег острова Рито, они принялись за эксперименты. Грамотного алхимика в Инадзуме не нашлось, да и искать они особо не хотели — боялись, что возникнут ненужные вопросы. Ориентируясь на книги по прикладной алхимии, собственный опыт создания зелий и пометки Дотторе, Вель смог заменить недостающие ингредиенты на местные травы. Разрыв-трава успешно была заменена травой Наку в большей дозировке. Кровохлёбка оказалась дальней родственницей Кровоцвета. Некоторые порошки Лив покупала у Сумерских торговцев, принося брату толчённый аметист и кусочки разноцветной яшмы. В итоге у них получилось отыскать рецепт подавителей, которые, хоть и не без оговорок, но справлялись с главной задачей: не дать им сойти с ума от переизбытка энергии Бездны.       Отыскав всё необходимое в ящиках лаборатории, Сахароза, выслушивая инструкцию, принялась делать лекарство. Руководя ей со стула, но не вмешиваясь, чтобы не лезть под рабочую руку, Вель поправляет хаори, вытирает свежую кровь платком и принимается отвечать на вопросы: — Чувствую… температуру окружающих объектов. Нет, челюсти и глаза не болят. До этого чешуя не проявлялась. Честно говоря, я думал, что я скорее птица, как и сестра. Младшая? Нет, старшая. Мы не родственники, просто оба из Каэнри’ах. — Получается, тебе… лет пятьсот? Немного больше? — уточняет Сахароза, наливая в небольшую кастрюлю получившийся раствор, чтобы прокипятить его и добавить сушеный Кровоцвет. — Почему ты так решила? Я вроде не похож на старика, — не особо понимая её логику, Вель снова хмурится, чувствуя вдруг странное шевеление сознания. Словно он резко мыслями ударился в стену, которую не может преодолеть. — Прошу прощения, если я нагрубила. Я не так часто завожу новые знакомства, — смущённо прижав к голове зеленоватые собачьи ушки, девушка поправляет очки. — Просто судя по всему, ты — чистокровный каэнриец. А по словам господина Альбедо, у чистокровных из-за так называемого проклятия потерялась способность к размножению, росту и взрослению вместе с возможностью умереть. Хотя, — вернувшись к помешиванию начавшего пованивать лекарства, она продолжает, — Кэйа тоже химера, как и ты, но он вырос и повзрослел. Я помню, как он ещё мальчишкой появился в школе при Соборе Фавония… прости, когда я работаю, я могу отходить от темы. Десять минут, и подавитель будет готов.       Сахароза возвращается к работе, а Вель углубляется в воспоминания.       У них с Лив всегда было мало информации о Звере внутри них и о причинах его возникновения, а также о том, почему они, будучи чистокровными, появились на свет спустя пять сотен лет после катаклизма. Пьеро говорил, что не располагает этой информацией. Рассказывал легенду про Проклятие, когда они задавали слишком много вопросов. Игнорировал справедливое замечание Лив, что он был одним из советников при дворе Чёрного Солнца и восьмым из двенадцати придворных магов. Как смогли умереть их родители, если они были бессмертными из-за своей чистокровности? Почему так называемое Проклятие действует выборочно? Пьеро лишь пожимал плечами и уходил по своим делам.       Сплошная ложь, сокрытие информации, упущение деталей. Вель не знает, почему приёмный отец предпочёл скрыть от них правду. Он догадывается, что Пьеро знает намного больше, чем показывает. Ведь он не дурак, дурак не смог бы подчинить своему видению военной диктатуры самую большую страну Тейвата. — Подожди, ты сказала… химера?       В голове щёлкает, и Вель поднимает взгляд, чтобы посмотреть на Сахарозу. Она шевелит ушками, показывая внимание, и поворачивается к нему. — Да, у Кэйи в теле некоторые органы заменены органами птицы-буревестника. В том числе костный мозг, что привело к полному донорскому химеризму. Судя по тому, что я вижу сейчас, с большой вероятностью у тебя такая же ситуация, но я всё же хотела бы провести несколько тестов. — Пиздец.       Ёмко и очень больно. Бранное слово отдаёт в сердце, кашлем выворачивает глотку, сжимает в тиски желудок. Он как будто на грани приступа, но Зверь не даёт ему скатиться. Впрочем, отделять Зверя от себя становится глупо — ведь он с ним одно целое. Сшитая чьей-то умелой рукой из кусков двух существ тварь. Вель читал несколько научных статей о химеризме, когда они с Лив жили на Ватацуми, интересовался мутациями у кошек, историями людей, в которых обнаруживали два вида энергопотока. Необратимое изменение, лечению не поддаётся. Тот, кто создал их, действовал наверняка — заменил не пару отдельных органов, а пустил по их венам чужую кровь.       Страшно побледнев, Вель сгибается, хватается за голову и открывает рот в беззвучном крике. Он как будто отупел и не понимает масштаба проблемы, и одновременно осознаёт его слишком сильно, чувствуя каждой клеточкой своего извращённого тела отчаяние.       Что-то хлопает, Сахароза, взвизгнув, отскакивает от стола с лекарством. Вода, закипев, взвивается вверх змеёй, и за ней следуют все открытые жидкости в лаборатории. Несколько колб лопаются. В темноте цветные составы кажутся причудливым водяным фейерверком, заполняющим пространство. Вель совершенно себя не контролирует, лишь чувствует, как каждая капля рассыпается на сотни мелких вместе с тем, как у него срывает крышу. Стоит страшный грохот и звон, отчего он постепенно глохнет.       Прежде, чем лаборатория превращается в место водяного побоища, его кто-то хватает за шкирку и вытаскивает вместе с Сахарозой на улицу. Резко почувствовав полное бессилие, Вель смотрит на незнакомца. Сахароза, всхлипнув, лепечет: «Господин Альбедо, всё в порядке, я всё уберу», а он наблюдает за удивительно знакомым лицом для человека, которого он видит впервые в жизни. — Рейндоттир?       Светлые брови алхимика приподнимаются в недоумении. А Вель заливается страшным кашлем, когда чувство тошноты становится невыносимым, и виновато смотрит в сторону, чтобы не видеть перепуганную Сахарозу. — Полагаю, что нет, в конце-концов госпожа Рейн женского пола. Сахароза, посмотри на витрине подавитель для Кэйи и зелье от астмы. Дальнейший разговор продолжим в Ордо Фавониус.       И, более не пытаясь тащить помощницу или Альвальди, Альбедо уходит в сторону лестниц.

***

      От похмелья Лив откровенно шатает, но она, поднявшись, быстро умывается и наносит солнцезащитный крем на щёки. Хочется помыться, но ванну нужно просить набирать Маргариту, а у неё совершенно нет желания с кем-то разговаривать. Мысли с трудом текут сквозь головную боль, левый глаз режет свет. В зеркале, одеваясь, Лив замечает, что склера снова стала чёрной. Маленькие крылышки за ушами опущены и лежат, как замысловатые серёжки. Под солнечным светом Лив наконец удаётся разглядеть перья: острые кончики у тех, что она назвала бы маховыми. Фиолетово-чёрные, с редкими серыми прожилками, немного напоминающие сумерский инжир. Осторожно пальцами причесав перья и завязав волосы в удобный пучок, она достаёт повязку, привычно закрепляет её на лице и садится в кресло, наливая себе воду из большого кувшина.       Привыкать к монокулярному зрению Лив научилась ещё в детстве, когда склеру впервые начала отравлять гниль из Бездны. Несколько упражнений на фокус с пальцами. Короткое чтение, чтобы удостовериться, что она различает все буквы. Сложнее стало, когда от длительной работы с документами у неё развилась лёгкая дальнозоркость. Здесь уже простые упражнения не помогали, и голова могла разболеться от попыток разглядеть мелкие детали вроде крови под ногтями трупа или отличительных закорючек в почерке Синьоры. Чтобы сохранить способность видеть двумя глазами, Лив постоянно снимала повязку, как только оставалась одна: в лесу, в ночном офисе комиссии, в собственной комнате. Другие дети из специального отряда быстро узнали о её неприятном секрете и убедили Гёрлейст не прятать глаз. Алиса даже пару раз воровала у неё из карманов повязку, чтобы Лив не приходило в голову закрывать чёрную склеру. Она постоянно повторяла: «Ты думаешь, меня напугает эта дрянь? Я слышала, как ты выла во сне на каэнрийском в первые дни в приюте. После такого для меня самый жуткий кошмар покажется обычным сном».       Она, правда, лукавила. Когда Разрыв у Дворца унёс жизни нескольких соотрядников, кошмары мучали всех ещё долго. Увидеть пасть Бездны у себя под ногами, наблюдать, как подростков рвут на куски твари — худшее, что могло случиться с ними.       Забравшись пальцами под повязку, Лив вытирает слёзы. Трупы многих ребят не нашли. Из пятнадцати человек от их группы шестеро не вернулись, трое стали инвалидами, остальным в той или иной степени понадобилась психологическая реабилитация для возвращения в строй. Второй специальный отряд Дисциплинарной комиссии превратился из успешного проекта в отчёт о погибших. Перспективные бойцы — в расчленённые трупы и морально разрушенных детей. Годы спустя Лив понимает, насколько безжалостной была та система, что отправила в качестве авангарда для борьбы с Бездной пятнадцатилеток, но ничего с этим сделать не может. Именно на её плечах и лежит ответственность за сохранение и удержание данной системы.       Словно очнувшись и убрав дорожки слёз, Лив быстро одевается в тёплое, комплектует сумку и выходит из номера. Любовно огладив вставку с овечьей тёмной шерстью на внутренней стороне дублёнки, думает о том, что нужно будет как-нибудь отблагодарить Лотти. Женщина сказала, что как раз шила курточку такого плана для одной искательницы приключений, но не успела доделать работу, как та отказалась от заказа. Вель лишь попросил добавить типовые рукава с плечами-фонариками, и Лив невероятно повезло, что Лотти смогла создать такую тёплую красоту буквально за сутки.       В Мондштадте опять тепло. Местные бодро перемещаются по главной улице, словно забыв, что недавно была метель. Цветы на подоконниках робко поднимают свои головы к солнечному свету, коты греются на карнизах и перилах. Быстрым шагом преодолев несколько метров до стойки Катерины, Лив, кашлянув, обращается к секретарше: — Катю-юша, привет! Есть какое-нибудь задание на Драконьем хребте? — Доброе утро, госпожа Гёрлейст. Секунду, сейчас уточню.       Кукла, моргнув, кивает и наклоняется, чтобы достать папку с документами. Среди них выбирает одну короткую заметку и зачитывает: — Необходимо зачистить лагерь монстров рядом с Укрытой снегом тропой. Я перенесу информацию в вашу лицензию. — Отлично, спасибо. У тебя лопаты случайно не найдётся?       Секретарша, нахмурившись, уходит в здание и возвращается через пару минут, пожимая плечами. — Нет, к сожалению, в инструментах лопаты нет. — Ну, ладно, — и, попрощавшись, Лив уходит в сторону ворот.       Вместо зевающих стражников на постах она обнаруживает неожиданную картину: подполковник Аксёнов, зачёсывая светло-русые волосы, очень медленно и громко выдыхает, словно собирает все силы, чтобы не заорать. Учитывая то, как дрессировала дипломатов Синьора в департаменте, такое открытое выражение злости — яркий признак того, что Павел Иванович совершенно не имеет сил держать себя в руках. Стоящий рядом Свен тоже не скрывает эмоции, показывая ненависть и презрение к Фатуусу без всяких масок. Остановившись в нескольких шагах, Лив разглядывает их пару минут и коротко смотрит в сторону второго стражника. Его она не знает, но на лице мужчины так ярко выражена усталость, что Гёрлейст даже немного сочувствует ему. Когда Свен вдруг начинает разгорячённо говорить что-то про то, что в городе скоро введут пропускной режим и давно нужно было запретить военным из Снежной въезд, Лив не сдерживает смешок. Второй выдаёт, когда спорщики одновременно поворачиваются к ней. — Доброе утро, Свен. Как нос? — с улыбкой произносит она, глядя на распухший и посиневший нос рыцаря. — Доброе утро. Плохо, вашими стараниями, — совершенно не сдерживаясь, отвечает ей Свен и осторожно чешет повреждённую кожу. — Поверь мне, если бы я старалась, ты бы дышать не смог.       Уголки губ постепенно вытягиваются в оскал. Они Лив бесят. Страшно бесят. Местные стражники, необтёсанные мужланы, аристократы, считающие себя сверхлюдьми из-за родительского капитала — три категории людей, которые Гёрлейст не выносит совершенно. А потому без стеснения одной фразой выливает на него ушат яда. Павел Иванович смотрит на неё с небольшим укором, но не осуждает вслух. Чисто технически, Лив не при исполнении, а значит, может говорить всё, что угодно. — Вам что-то нужно, фройляйн Гёрлейст? — спрашивает Свен, переборов вспышку злости, и выпрямляет осанку. — Да нет, остановилась на петушиные бои посмотреть. Секундант нужен? — Благодарю, княжна Гёрлейст, но в этом нет необходимости.       От слова «княжна» у Лив разливается кислота во рту, словно она съела целый лимон. Не желая изъясняться перед рыцарями о том, что ей подобное обращение неприятно, она лишь переводит взгляд на Аксёнова. Он умный и явно разбирается в дворцовых сплетнях, хоть Лив его и не помнит. «Либо четыре года назад он служил не в Центре, но с важными шишками, либо разобрался со всеми слухами о Государевой немилости уже после поступления на службу. Судя по его приблизительному возрасту, скорее второе», — размышляет она и громко цокает, а после протягивает Аксёнову левую руку.       Одна Лив может прыгать на огромные расстояния, но для перемещения двух человек ей придётся потратить много энергии и сильно постараться. Но она готова на это, чтобы сделать подполковника своим союзником в этой непростой ситуации. Хитрых и умных лучше держать поближе к себе, особенно если у них подвешен язык. — Проводить вас на Хребет, товарищ подполковник?       Улыбка выходит слишком личной и расширяется, когда Лив видит осторожность, с которой Павел Иванович берёт её за руку. Цепко сжав пальцами его ладонь и сделав резкий шаг к мужчине, она выдыхает воздух и вытягивает из своих вен и нервов огромный заряд энергии, чтобы со вторым шагом прыгнуть на Аксёнова и вместе с ним раствориться в воздухе.       Тело прошивает болью и жаром. До горы примерно двадцать пять километров. Максимальная дальность прыжка, которую одолевала Лив — около двадцати. Но человека протащить за собой всё же сложно, а потому они возникают рядом с ущельем, в горах над Долиной Ветров. Гёрлейст удерживает равновесие, но Павел с непривычки валится вниз и утягивает её за собой.       Несколько глубоких вдохов, сделанных с трудом из-за навалившегося на неё человека, и Лив, технично выскользнув из-под тела Аксёнова, садится прямо на земле и принимается поправлять перекрутившийся ремень сумки. — Это… что ещё за… — хрипит Павел, делая шумные вдохи, и переворачивается на спину. — Подышите пару минут, и мы прыгнем снова. Не хочу сжечь вам нервную систему одним перемещением.       Благодатная тишина разливается вокруг. Ветер шелестит в траве и листьях. Крона огромного дуба посреди долины покрывается волнами, словно Барбатос гладит дерево. Мимо пролетает бабочка — первая, которую Лив видит в Мондштадте. Солнечный свет проникает сквозь её голубые крылья, и девушка с удовольствием подставляет лицо под тёплые лучи. Апрель оказывается тёплым и мягким. — Ладно, уже лучше, — Аксёнов поднимается на локтях и садится, стряхивая несколько травинок с мундира. На его молодом лице появляется пластилиновая маска спокойствия — один из классических ходов всех дипломатов Синьоры. — Спасибо. Я обычно дохожу пешком до Спрингвейла и беру там лошадь, а потом на ней доезжаю уже до лагеря. — Какой сложный путь. Сколько на дорогу уходит, часа два? — хмыкнув, Лив поднимается на ноги и подаёт руку. — Два-два с половиной, в зависимости от того, где нужно провести проверку.       Павел Иванович поднимается следом, отряхиваясь от травы, и Лив понимает, что он выше её на голову. Где-то в груди приятно ёкает от понимания этого факта. Ветер шуршит, треплет волосы, и от этого настроение Гёрлейст улучшается. Снова подаёт руку, сжимает пальцами чужую ладонь, выдыхает весь воздух, чтобы жар электричества пробрал её тело. В этот раз они уже не падают, но подполковника приходится придержать, чтобы он не улетел головой прямо в сугроб. Опёршись на правую ногу и прошипев от неприятной судороги, она помогает Павлу Ивановичу восстановить равновесие и быстро осматривается.       Они стоят у подножия горы. Снег искрящимся одеялом укрывает дорогу. Бурная река громко преодолевает все пороги и несёт на своей спине огромные льдины. Неподалёку Лив видит небольшой лагерь хиличурлов, во главе которого сидит Гидро маг Бездны. Отведя правую руку в сторону, она вызывает копьё и перекручивает его через спину, чтобы Китаин удобно устроился в левой ладони. — Вы переученная левша? — как-то невпопад спрашивает Павел, а когда Лив оборачивается к нему, кивает на копьё. — Я сначала не заметил, но вы многие действия ещё вчера начинали правой рукой, но заканчивали левой. — Да, в приюте какое-то время господствовала унификация, и нас заставляли писать правой рукой, — посмотрев на юношу, она возвращает взгляд к монстрам. — Подождите здесь пару минут, я расправлюсь с ними.       Электро танцует вокруг копья, искрит между пальцев, забирает воздух, но даёт огромную силу взамен. Лив почти не может представить себя с другой стихией. Быстрые рывки и точные, мощные удары — как бьющая в грозу молния. Запах горелой плоти и инфернальный писк Мага Бездны при разрушившемся щите, когда проходит реакция «Заряжен». Сталкиваясь с Крио, электричество выстреливает вокруг мелкими острыми осколками льда.       Беспощадное, смертоносное, быстрое. Не дающее времени на ошибку и размышления. Лив с детства тренировала точность ударов и намерения для правильной реализации элемента. При взрывоопасности характера вложила в технику боя всё имеющееся у неё хладнокровие. Ей нужно несколько минут, чтобы полностью уничтожить лагерь монстров, после чего она, запыхавшаяся, возвращается к Павлу Ивановичу. — А я хотел предложить вам свою помощь, княжна. — Благодарю, товарищ подполковник, но я привыкла справляться самостоятельно.       Обменявшись любезностями на грани подкола, они в тишине поднимаются к лагерю Фатуи. В небо столбом вьётся дым из палатки, и Лив поплотнее запахивает куртку, словно готовясь к скорым заморозкам. Через несколько минут приходится натянуть перчатки, ведь кусачий холод пытается прогрызть себе путь до её костей. Павел Иванович, одетый в зимний комплект формы, никак не показывает дискомфорта, наоборот, с каждым пройденным десятком метров двигается всё бодрее. — Здравия желаю, товарищ подполковник! — Пиро застрельщик отдаёт честь появившемуся у лагеря Аксёнову, а потом замечает следующую за ним Лив. — Здравия желаю, товарищ майор!       Из палаток показываются Гео заклинатель и цицинка. Сидящий у костра Электро молотоборец чистит своё оружие и лишь коротко кивает прибывшим, не заботясь о соблюдении этики и устава. Лив осматривает лагерь, цепляясь взглядом за новые ящики с провиантом, и замечает среди инструментов лопату. — Доброе утро, товарищи. Все вещи на месте, ничего не потерялось? Товарищ Андронов, где уважение к старшему по званию? — переходит в наступление Павел Иванович и выходит к костру. — Товарищ подполковник, разрешите доложить. Колено болит страшно, не могу я встать, — отмазывается названный Андроновым и показательно трёт правое колено, после чего возвращается к очистке молота. — Позоришь меня перед упырями, Андронов!       Лив, хмыкнув, доходит до лопаты и без слов вытаскивает её из инвентаря. Быстро проверяет ногой, что инструмент не развалится при первом же движении, и довольно перекидывает его через плечо. Фатуусы переговариваются о своём, но Гёрлейст чувствует, что все взгляды направлены на неё. — Одолжу у вас лопату, вечером верну на место, — комментирует она и устремляется к выходу из лагеря.       Рядом возникает Аксёнов и немного выставляет руку, останавливая её. Лив хмурится, не понимая, почему он это делает, и поворачивается к молодому человеку всем корпусом. Павел Иванович кривит уголок губ и выдаёт: — Княжна, у нас весь инвентарь подучётный. Для чего вам лопата? — Для моих упыриных дел, товарищ подполковник. Не сломаю, не волнуйтесь.       Тяжело вздохнув, Павел Иванович мотает головой из стороны в сторону. Все присутствующие замирают, словно не знают, чему удивляться больше: наглости Лив или тому, что Аксёнов выступил против работника Дисциплинарной комиссии. Гёрлейст же снова коробит от услышанного «княжна». — Это не ответ. Мне нужна полная информация, для чего и на какой срок вам понадобилась лопата. — Вот так и помогай вам, — откинув голову назад, Лив ловит языком снежинку, выжидает с минуту и, насладившись тишиной, решает зайти с другой стороны: — Товарищ подполковник, вы были знакомы со всей научной группой, которая базировалась на Хребте? — Так точно, товарищ майор. И помню их данные, такие как ФИО, должности, количество людей в группе, — Павел подтягивает перчатки и со слегка самодовольной улыбкой кивает ей. — Это же моя работа.       Лив, хмыкнув, в один шаг приближается вплотную, приподнимается на носочки и выдаёт самым сладким шёпотом, на который только способна: — Ну, тогда пойдём делать твою работу полезной, — Аксёнов хочет отстраниться, но она сжимает его предплечье цепкими пальцами и опаляет дыханием порозовевшее ухо. — Будешь мне трупы опознавать. А потом помогать закапывать, я ведь княжна, с черенком не справлюсь.       Никто не успевает что-то сказать, только цицинка охает, увидев эту сцену. Лив мгновенно перемещается на дорогу и машет рукой, подгоняя своего нового сопровождающего. Она не знает, почему так уверена в том, что Павел последует за ней, но совершенно не удивляется, когда слышит короткое прощание и быстрые шаги подполковника за своей спиной.

***

      Они быстро поднимаются к завалу, после которого должен быть обрушенный мост. Лив ориентируется на небольшой элементальный маячок, который сделала, когда вчера перебрасывала с помощью учения Бездны себя, Кэйю и Лизу. Трупы нужно найти, вытащить и закопать хотя бы в сугроб — вряд ли на Драконьем Хребте, зоне с аномальной погодой, действительно есть смена времён года, чтобы снег растаял и обнажил все подснежники. Сделанный из кристалла с острова Ясиори маятник взвивается, показывая на северный склон горы, и Лив, прищурившись, замечает в тенях возможный вход в пещеру. Подъём грозится быть крутым, но Гёрлейст не решается использовать прыжок для преодоления, а потому, указав на нужное место Павлу, начинает карабкаться наверх.       Закреплённая за спиной лопата неприятно позвягивает и ударяется о правую ляжку. Подполковник быстро ровняется с ней, и они постепенно переходят с уступа на уступ, стараясь не улететь вниз. Злой холодный ветер, словно почуяв непрошенных гостей, начинает гудеть и рывками проноситься мимо. Внизу виднеется ледяной мост — остаток Творения Кэйи. Лив смотрит сторону ущелья и не успевает поймать момент, когда нога соскакивает, и ей приходится ухватиться обеими руками за вылезшую на горе корягу. — Держитесь за меня, княжна.       Лив сочла бы это флиртом и заботой, не будь эта фраза сказана с интонацией полного превосходства. Она оборачивается на Павла и смотрит на него широко раскрытыми глазами, пытаясь понять, правда ли он так плохо соображает. Подполковник протягивает ей руку и выглядит абсолютно серьёзным, может, немного растерянным, ведь Лив пялится на него вместо того, чтобы вложить свою ладонь в его и позволить помочь ей забраться на уступ, спрятавшись от порывистого ветра. — Как ты меня назвал?       Даёт ему шанс одуматься и перестать использовать уничижительное прозвище. Ни Пьеро, ни Царица, ни кто-либо другой из Предвестников изначально иллюзий о личности и предназначении Регинлейв не питал. Дочь и наследница Благородного дома Гёрлейст должна быть судьей — и её отправили в Дисциплинарную комиссию, чтобы та с самых низов поднималась и добивалась своего высокого титула. Что Синьора, что Капитано потратили годы, чтобы обучить её искусству боя и управления Электро. Она зубрила приказы, положения, правила и Дисциплинарный устав от корки до корки, также, как и все, копала могилы в ледяной земле — Марк Олегович не собирался давать ей поблажки из-за Пьеро. Но некоторые считали, что Лив — слабая девушка, получившая чин и положение в Фатуи благодаря кумовству. И называли ее княжной, видя в Гёрлейст только подопечную Пьеро. — Княжна. А это не так? — Милый мой, — резко переместившись прямо к Павлу, она оказывается с ним нос к носу, не отмечая некой интимности этого положения, — я майор Дисциплинарной комиссии, а не чья-то милая и кроткая дочка. Это звание за красивые глаза не дают. Еще раз подобное услышу — покажу те методы дознания, которым обучают старших офицеров. Услышал? — Вас понял, — кивает подполковник, но стоит Лив забраться повыше, добавляет: — княжна.       У Лив, уже перешедшей на фамильярное «ты», сил хватает только на тихое: «Козёл».       Наконец они добираются до пещеры. Лив узнаёт её сразу — в полутьме виднеются изуродованные трупы снежнян, камни, вчера забивавшие проход, валяются рядом. Пройдя внутрь и поморщившись от мерзкого запаха, она удостоверяется, что Павел не свалился, зажигает небольшой Электро фонарь и отпускает его светить под потолок. — Пиздец, — бледнея, выдаёт подполковник и отдаёт честь погибшим. — Он самый.       Лив вручает ему лопату, создаёт второй фонарь, и Аксёнов уходит вглубь, чтобы найти удобное место для захоронения. Оставлять их в таком виде не хочется, но и выбрасывать учёных с высоты ради захоронения кажется кощунственным. Гёрлейст тем временем их осматривает.       Распахнув тёплые шинели каждого, смотрит на повреждения. С ужасом наблюдает прижигания и открытые раны у трёх женщин. Быстро осматривает бёдра, но с облегчением не замечает кровоподтёки или синяки. Вернув одежду на место, понимает, что в целом учёных почти не раздевали для пыток, локализуя повреждения на руках и плечах, а потом застрелили. — Ну, хотя бы не насиловали, — с неприятным осознанием, что могло быть и хуже, она проверяет нагрудные карманы и находит три паспорта с удостоверениями. Сложив документы в сумку, Лив переходит к осмотру мужчин.       Здесь всё оказывается сложнее. В нагрудных карманах документы оказываются не у всех. У одного из пятерых разодранный паспорт валяется рядом с телом, закапанный кровью, а у самого крупного мужика его не обнаруживается. Коротко осматривая каждого, Лив видит следы сопротивления и того, что их связывали: следы от верёвок, грязь под ногтями. У одного учёного опухла щека, словно его не раз ударили по лицу и то ли сломали, то ли выбили несколько зубов. Прошипев себе под нос что-то бранное, Лив пытается руками в перчатках разомкнуть крепко сжатые челюсти, но у неё не получается. Самый молодой из мужчин оказывается отравлен: характерная пена тонкой плёнкой покрыла губы. Подозревая, что связано это скорее не с убийцей, а с капсулой яда для совершения быстрого самоубийства, она умудряется приоткрыть его рот и чувствует знакомый запах. Лягушечный яд, добываемый на болотах у самых агрессивных жаб во всём Тейвате, не даёт и шанса решившему им воспользоваться. Похожие капсулы Лив обнаруживает в сумке на плече одной из девушек. — С другой стороны выход к статуе Архонта, но там ветряная аномалия, мы не сможем пройти. Лучше я попрошу ребят забраться сюда и перенести тела.       Павел, возвращаясь, старается не смотреть на трупы, но у него это получается плохо: Лив почти сидит на одном из них, рассматривая повреждения. Закончив с седьмым, она переходит к восьмому, самому крупному и лежащему в отдалении, и чересчур смело распахивает его мундир. Чересчур, так как обнаруживает в паховой зоне сплошное кровавое месиво.       Отшатнувшись и закашлявшись, она пытается подавить рвотный позыв. Павел тоже заглядывает и весь замирает, буквально остолбенев от шока.       Половой член мужчины разрезан и вывернут. Тестикулы вырваны, одна из них почти буквально болтается на коже. Всё залито кровью, испражнениями, и страшно воняет. Запах мгновенно добирается до носа, отчего всё становится ещё хуже. Видимо, мундир мужчины скрывал его, пока внутри всё гнило, иначе Лив не понимает, как она умудрилась не заметить этот ужас сразу. — Ёбанный… блядь… — Павел, не выдержав, отходит в угол, и его начинает рвать. Кашляя, он пытается справиться с непрекращающимися позывами, Лив же подбирается к растерзанному трупу и закрывает ужасную картину. — Сможешь опознать его? — Это Игорь… глава научной группы. Он тут всеми исследованиями заведовал, — подполковника снова тошнит, но он, громко дыша, заставляет себя успокоиться. — Хороший был мужик. Пиздец просто… — Видимо, его убили первым. Полагаю, это представление в назидание было призвано разговорить учёных. Теперь понятно, почему тот пацан так легко принял яд. Я бы тоже предпочла отравиться. Удивительно, что женщин при этом не насиловали. — Звучит так, словно этот маньяк пытался компенсировать свои комплексы, — то ли пытаясь пошутить, то ли серьёзно комментирует Павел, но Лив только пожимает плечами. — Я не удивлюсь, если это был такой больной способ решить, чей член больше.       Внимательно осмотрев восемь трупов с места, Гёрлейст старается запомнить всё. И их расположение, и то, какие у кого повреждения. В сторону Игоря глядит с ужасом, слишком ярко представляя изуродованные органы мужчины. Потом, подняв руку, вычерчивает электричеством в воздухе сигил и произносит короткое: — Fela sig, — повинуясь приказу, на тела тонкой вуалью опускается скрывающее заклинание. — Это просто иллюзия, так что главное, чтобы ты смог отыскать пещеру. Другим лучше не давай под мундиры смотреть. И чем меньше людей о них знает, тем лучше. — Так точно, товарищ майор.       Подполковник, собравшись, поднимает упавшую лопату и вкладывает свою ладонь в её, прежде чем они прыгают сквозь пространство.

***

      Они оказываются у подножия горы, неподалёку от лагеря Фатуи. На третий раз Павел быстро восстанавливает дыхание и лишь с минуту тупит взгляд, что-то обдумывая. Лив курит и прокручивает в голове информацию, собранную за эту вылазку. Понимая, что ей будут нужны дополнительные документы, она поворачивается к Аксёнову и открывает рот, чтобы уточнить, но они случайно перебивают друг друга: — Я… — Я бы хотел… — Говори первым, — любезно предлагает Лив и взмахивает рукой с сигаретой на манер дворцового менестреля. — Вы… Госпожа Государева Немилость, — девушка приподнимает брови, слыша это обращение, но ещё сильнее удивляется, когда звучит продолжение фразы: — Вы — грубая столичная девка, которая считает себя лучше других из-за связей.       Сердце ухает вниз, в голове звенит, а крылья за ушами приподнимаются и пушатся, выражая возмущение. Почти задохнувшись собственной злостью, Лив восклицает: — А вы, Павел Иванович — мерзкий мужлан и дешевый провокатор, любящий самоутверждаться за счет других! — Но несмотря на эти факты, вы, безусловно, единственный профессионал, способный решить проблемы нашего филиала, — как ни в чём не бывало, продолжает Аксёнов и поправляет выбившуюся прядь русых волос. — А потому я бы хотел предложить вам, так скажем, сходить со мной на свидание. Завтра, в семь вечера. Что скажете?       Лив глупо хлопает ресницами, глядя на него во все глаза и не зная, как реагировать. Упавшее сердце поднимается до горла и начинает биться, как ритуальный барабан. Взгляд мечется от лица и глаз Павла до его приоткрытого горла. Гёрлейст словно разом вся превращается во влажные слюни и получает обухом по голове. Так и не докурив сигарету, она выбрасывает её в сугроб и немного неуверенно и рвано отвечает: — Да, думаю, да. Я смогу. В семь вечера. На главной площади подойдёт? — Да, подойдёт. Тогда до завтра!       Павел Иванович, развернувшись, быстрым шагом уходит в лагерь, а Лив смотрит ему в спину. Через минуту распознаёт на себе взгляд неизвестного и тихий шёпот и, тяжело выдохнув через зубы, резко прыгает через реку.       В следующую секунду её копьё оказывается у шеи паренька. Возраст его определить невозможно, но Лив твёрдо уверена, что ему не меньше пары тысячелетий. Тёмные косички с бирюзовыми концами колышутся от каждого порыва ветра. Тонкие пальцы перебирают струны лиры, создавая незамысловатую мелодию. Бирюзовые же глаза смотрят со странным весельем, когда сидящий на камне Бог поднимается и поворачивается к ней. — А, это вы, госпожа Верховная судья! Рад, что смогли заглянуть в наше скромное Королевство. Извините, что не обеспечил должного приёма такой значимой персоне, — в голосе звучит насмешка, и ветра, словно в шутку, начинают кружить вокруг них листву. — Благодарю, лорд Барбатос, но я предпочитаю не общаться с Архонтами даже в качестве вежливого ответа на гостеприимство, — отвечает Лив, щуря глаза.       В ней клокочет Бездна, и страшно хочется сделать выпад, но она не дура. Смертные считают, что Барбатос — самый слабый из Семерых. Но как изменчив ветер, так и сила Анемо Архонта неоднородна. И именно этого шута Царица опасалась больше всего из своих «коллег по цеху». Не из-за элементальной мощи, а из-за знания, что у этого плута и покровителя всех бардов всегда найдётся способ вывернуть ситуацию в свою пользу. — Что ж, тогда не будем тратить время на расшаркивания! У меня к тебе просьба, Регинлейв. И, думаю, ты будешь не против в награду получить палочку поинтереснее той, что сейчас держишь в руках. — Палочку получше? Например? — осклабившись, Лив моргает, а Барбатос уже появляется за её спиной, бодро вышагивая по подмороженной траве. — Например? Ну-у, например, Мистелтейнн. Тебе же наверняка хочется вернуть родовую ветвь священного дерева в свои руки. Оружие, что способно уничтожить саму суть любого смертного, Бога или Твари. Или я не прав? — игриво улыбнувшись, Архонт перемещается к ней с лёгким дуновением ветра. — А взамен ты избавишь меня и моих детей от этой напасти в виде Ордена Бездны. Ну так что, Верховная судья Регинлейв. По рукам?       И Лив, издевательски хмыкнув, пожимает протянутую ладонь.