Альтернатива

-Послушай Аянокоджи, я тебе ничего не сделаю, Фурина тоже, но Синьора... -Кто это? -Тебе лучше не... -Так так, кто же тут беспокоит Фатуи а? -Это она? -Сениора стой пожалуйста, это всего лишь мальчик он ведь ище дитя... -Арли, мне плевать знаешь ли, не уйдешь с дороги к чертям заморожу во веки -Черт... -Только не говори что будешь мне перечить, или вовсе сражаться против меня иза этого выкидыша? -Придеться, извини Сениора, я его очень люблю -Ахахах жалкое создание, полюбила более жалкое создание, как ты умудрилась влюбиться в человека? да ище и в ребенка -У тебя нету жалости и человечности! -Ахаха адвокат Фурина пришла что ли? А знаешь ли что я считаю жалость и человечность слабостью? -Аянокоджи беги! Мы с Фуриной выиграем время! -Бегите жалкие создания -Неужели ты убьешь невинное дитя? -Невинное?! -Я просто люблю его, понимаешь? -А представь что твой уродец, избил мое любимое дитя, не считаешь ли что я должна убить его? -Стоп твой ребенок был среди... -Именно так, мой любимец среди всех, пострадал иза твоего ублюдка -Обязательно ли драться и устраивать конфликт, да и в целом вмешиваться иза драки между нами? Тем более я был один а их было много -Ах тыж мелкий выродок -Это были наши проблемы, зачем вмешиваться? -Ну свиньи держитесь! -Аянкоджи! беги! Воздух на заброшенной площадке потрескивал от напряжения, густой и тяжелый, как надвигающаяся буря. Пылинки танцевали в тусклом, прерывистом свете, просачивающемся сквозь грязные световые люки, освещая мрачную картину, разворачивающуюся внутри. Арлекино, ее темно-красное пальто кружилось, как хищная птица, стояла, замерев, ее клинок сверкал хищным блеском. Напротив нее Фурина, ее гидровидение гудело от беспокойной энергии, держала рапиру наготове, вода липла к ее поверхности, как жидкие драгоценности. А между ними, фигура, окутанная вихрем темно-красного пламени, Сеньора, Синьора, ее надменная ухмылка была леденящей маской. Они были необычным трио, сведенным вместе отчаянной необходимостью. Аянокоджи Киётака, тихий, скромный стратег, не был тем человеком, которого можно было бы ожидать в качестве опоры такого конфликта. Но он был им, и его побег был приоритетом. «Ты тратишь время попусту, Арлекино», — прошипела Сеньора, и ее голос был полон яда. «Он ничтожен. Эта игра с его защитой — глупость». Губы Арлекино скривились в резкой, невеселой улыбке. «Возможно. Но даже глупая игра может быть развлекательной, особенно когда она занимает тебя». Ее ответ был чисто Арлекино — загадочным, эгоистичным и жестоко эффективным. Она сделала выпад, ее клинок сверкнул серебряной полосой, встретив огненный кнут пиротехнического видения Сеньоры со звоном, который эхом разнесся по всему складу. Фурина, всегда драматичная, уже пришла в движение. «Не думай, что ты единственная, кто наслаждается этим маленьким представлением, Синьора!» Она вызвала закрученный водоворот воды, облив пол вокруг Сеньоры, заставив ее отреагировать, ее пламя боролось за то, чтобы удержаться против натиска. Она не просто атаковала; она контролировала ход битвы, используя воду, чтобы помешать Сеньоре, создавая проходы для Арлекино. Бой был жестоким балетом силы и мастерства. Арлекино, точный и смертоносный, танцевал вокруг огненных атак Сеньоры, ее клинок был смертоносным продолжением ее воли. Фурина, тем временем, была бурной силой, ее гидроспособности были как наступательными, так и оборонительными, создавая хаотичный танец, который заставлял Сеньору постоянно обороняться. Пока бушевала эта хаотичная битва, Аянокоджи, казалось бы, невидимый в тенях, двигал глазами изучая Сениору. Арлекино дала ему приказ отступления, но он просто стоял и изучал бой, и прищурился. Он двигал глазами и в них была видна Сеньора, которая противоречила буре, бушующей позади него. Выражение его лица было спокойным, почти бесстрастным, но его разум был вихрем вычислений, оптимизирующих её маршрут и сам бой и движения, приспосабливающихся к меняющимся обстоятельствам. Он доверял Арлекино и Фурине, чтобы выиграть ему необходимое время. Он не понимал, почему они делают это для него, простой пешки в их сложной игре, но он был не из тех, кто отказывается от помощи, какой бы озадачивающей она ни была. Тем временем Сеньора все больше гневалась. Ее обычно уверенная усмешка сменилась гримасой гнева. Ее держали в оковах те, кого она считала парой избалованных дураков и коварным предвестником. Она выпустила поток огня, охватив пламенем несколько секций приюта, надеясь сокрушить их чистой силой. «Это становится утомительным!» — взревела Сеньора, пламя вокруг нее усилилось. Она развернулась, создав огненное кольцо, которое оттолкнуло и Арлекино, и Фурину. «Я раздавлю вас обоих!» Арлекино, невозмутимая, просто поправила хватку на клинке. «Тогда постарайся сильнее, Синьора. Ты вряд ли поджигаешь сцену». Фурина, однако, явно наслаждалась собой. «О, но это же так забавно! Видел бы ты выражение своего лица!» — прощебетала она, посылая в Сеньору еще одну волну воды, прерывая ее огненную атаку. Пока шла схватка, Аянокоджи наконец понял ее, а именно Сеньору: В тот момент, когда он оказался на расстоянии, Арлекино с дикой грацией отстранилась. «Хватит играть», — сказала она ровным, почти скучающим голосом. «Он ушел». Ярость Сеньоры достигла апогея. «Ушел?! Такая ничтожной…!» Фурина, торжествующе улыбнувшись, насмешливо присела. «Ну, полагаю, на этом все! Кажется, наше маленькое представление окончено». Сеньора, с искаженным от ярости лицом, выпустила еще один залп огня, но Арлекино и Фурина легко уклонились от него. Они знали, что продолжать нет смысла. Их цель — выиграть время для Аянокоджи — была достигнута. Однако настоящая игра только начиналась. Когда Арлекино повернулась, ее темно-красное пальто развевалось вокруг нее, как саван, она бросила на Фурину понимающий взгляд. Это было молчаливое признание общего понимания, тайны, прошептанной между союзниками — краткого, невысказанного союза, рожденного из их собственных сложных мотивов и общей цели побега Аянокоджи. Для них эта битва была всего лишь рассчитанным ходом в гораздо большей, более запутанной игре, и теперь сцена была готова для следующего акта. Они растворились в тенях, оставив Сеньору кипеть в остатках ее пылающей ярости, не осознавая молчаливой, невидимой победы, которая уже была ее. -Я заметила что ты поддаешься и не сражаешься во всю -Неужели вы заметили? Арли -Странно, зачем? -Я жалела вас как старых друзей, думала вы поймете и одумаетесь, ну раз он сбежал... -Что будет интересно? Нас двое а ты одна -Ахахахаха идиотки!!!! раз он ушел, тогда пускай вы оба умрете, уж вас то я не отпущу твари... -Стоп что это за аура... -Становится холодно... -Я вас убью к чертям обоих, жаль вас... Роскошные, гулкие залы Дворца Мермония обычно были заполнены тихим шепотом бюрократических разговоров, прерываемых ритмичным щелканьем перьев и редким возмущенным криком особенно многословного клерка. Сегодня, однако, воздух потрескивал от напряжения, достаточно густого, чтобы задохнуться. Роскошные люстры, казалось, потускнели от страха, их хрустальные грани отражали не свет, а испуганные выражения лиц тех, кто толпился у стен. В центре главного зала развернулась сцена контролируемого хаоса. Сеньора, вечно бесстрастная Предвестница, стояла среди паутины разбитого мрамора и смещенных гобеленов. Ее малиновое платье, обычно безупречно чистое, теперь было покрыто каменной пылью и запятнано мрачными остатками битвы. Ее ледяной взгляд, обычно приберегаемый для самых наглых из ее подчиненных, был устремлен на две фигуры, с трудом поднимающиеся на ноги напротив нее. Арлекино, Валет, не хватало обычной развязности в ее осанке. Одна рука бесполезно висела по бокам, темное пятно расцвело на тонкой ткани ее перчатки там, где осколок камня пронзил ее. Ее обычно сдержанные черты были напряжены от боли, которую она яростно пыталась подавить. Даже неизменный блеск в ее глазах был притуплен проблеском чего-то похожего на удивление. Фурина, Гидроархонт, была в еще худшем состоянии. Ее некогда ярко-синее платье было порвано и пропитано, не водой, а ее собственной кровью, которая смешалась с мусором на полу. Она схватилась за бок, ее лицо исказила гримаса боли. Ее глаза, обычно яркие от театрального блеска, были затуманены шоком и страхом. Ей едва удалось удержать вокруг себя небольшой пузырек лечебной воды, хрупкую защиту от мучительной пульсации в боку. «Ты меня разочаровываешь», — прорезал ошеломленную тишину низкий, леденящий хрипящий голос Сеньоры. «Я ожидала большего». Бой был стремительным и жестоким. Он начался с кажущегося пренебрежения, тонкого вызова установленному порядку. Сеньора, всегда мастер холодного расчетливого гнева, быстро обострилась, ее ледяные атаки проносились сквозь пышное величие Дворца, словно метель. Арлекино, несмотря на свою грозную репутацию, была застигнута врасплох чистой свирепостью нападения. Ее стиль, точный и расчетливый, не шел ни в какое сравнение с необузданной мощью Сеньоры. А бедная Фурина, попавшая под перекрестный огонь, быстро оказалась поверженной, ее божественные способности оказались недостаточными против чистой грубой силы. Арлекино, собравшись с силами, сплюнула каплю крови на мрамор. «Ты это начала, ты... чудовище ». Голос ее был напряжен, но непокорный дух оставался непоколебим. Сеньора осталась невозмутимой. «Порядок должен поддерживаться. А хаос, как обычно, исходит от тех, кто считает себя выше этого». Она указала на Фурину, и на ее лице промелькнуло что-то, что могло быть отвращением. «Ты, особенно, любимая Фонтейна. Твоя некомпетентность поистине поразительна». Фурина, несмотря на боль, огрызнулась. «Я... я пыталась защитить его!» Она слабо махнула рукой в ​​сторону где был когда то Аянкоджи. «Я Архонт, это моя ответственность!» Сеньора сухо и невесело рассмеялась. «Ответственность? Ты превратила ее в посмешище. Твое правление — это шутка». Она сделала шаг вперед, воздух вокруг нее становился холоднее. «Кажется, вам обоим нужен… урок». Арлекино, несмотря на свои травмы, встала между Сеньорой и Фуриной, встав как щит, хотя и знала, что это бесполезный жест. «Достаточно, Сеньорой. Это не нужно. Выплесни это на меня, но оставь ее в покое». Даже испытывая боль, она держалась высоко и мощно, пламя ее решимости ярко горело. Сеньора остановилась, ее ледяные голубые глаза впились в Арлекино. «Ваша преданность... похвальна. Но неуместна. Вы оба бросили мне вызов. Вы оба заплатите». Напряжение в комнате было удушающим. Зрители затаили дыхание, ожидая неизбежного финала. Сможет ли Сеньора их прикончить? Арлекино, хотя и раненая, выглядел готовым сражаться еще раз. Фурина, несмотря на страх и боль, отчаянно надеялась на спасение. Внезапно по комнате разнесся глубокий, холодный голос. «Сеньора, хватит уже» Фигура, вошедшая в комнату, резко контрастировала с ледяной элегантностью Сеньоры. Он был низок и худым, одет в белое кимоно. Это был Аянокоджи, дитя из приюта, его лицо было маской холода и смерти. Он оглядел сцену с рассчетливым взглядом, остановившись на двух раненых фигурах. «Я не сбежал, не бойся за свою добычу, и не планирую убегать» Его голос был холодным и адресованным исключительно Сеньоре. «Даю шанс решить все миром. Сейчас же». Сеньора, впервые, казалось, колебалась. Она взглянула на Аянокоджи, выражение ее лица было непроницаемым. Затем она повернулась к своим поверженным противникам, проблеск того, что могло быть разочарованием, промелькнул в ее глазах. С последним, леденящим взглядом, она повернулась обратно. -А я тебе даю шанс умереть вместе с ними -Хорошо Аянокоджи шагнул вперед, встав на колени рядом с Фуриной. «Архонт Ты... ты в порядке?» Его беспокойство было явным, резкий контраст с закаленным в боях Предвестником, которого он обычно представлял. Он осторожно помог ей подняться на ноги и предложил руку для поддержки. Затем он повернулся к Арлекино, на её лице была смесь гнева и беспокойства. «А ты! Ты упрямый дурак! Почему ты решил, что сможешь с ней справиться?, Я не сказала тебе бежать?! Идиот!» Арлекино, тяжело опираясь на ближайший столб, выдавил слабую улыбку. «Кто-то должен был, хотя бы уцелеть, но видать мы все погибнем». -Ой как мило, завалю сразу 3, и чертенок не сбежал, кстати вы там уже попрощались? -Да... -Жаль потраченного и выигранного времени... -Ладно Сениора, тебе же нужен я? Ветер хлестал вокруг Аянокоджи Киётаки, обманчиво спокойный водоворот кружился в его взгляде. Это была не обычная школьная драка. Он стоял на краю обрушившийся стены, внизу ревело море, лицом к лицу не с учеником-соперником, а с силой природы, облаченной в багряно-золотые одежды — Синьорой, Прекрасной Дамой Фатуи. «Итак, капризный смертный осмеливается вторгаться туда, где ему не место», — презрительно усмехнулась Синьора, ее алые глаза горели холодным презрением. «От тебя несет… ничем. Как скучно». Аянокоджи, невозмутимый ядом, просто наклонил голову. «Я исследовал. Твое Крио необычное». Этого было достаточно, чтобы разжечь ее ярость. Она хлестала ледяными щупальцами, земля замерзала под их ударом. Аянокоджи уклонялся с отработанной легкостью, движение было таким текучим, что было почти невидимым. Он не был бойцом в традиционном смысле, но его тело было тонко настроенным инструментом, реагирующим на угрозы до того, как они полностью сформировались. Атаки Синьоры стали более свирепыми. Она вызвала град лезвийного льда, каждый осколок которого был способен пронзить плоть. Аянокоджи двигался с точностью, в танце уклонения, не вовлекаясь, а наблюдая, рассчитывая. Он анализировал ее стиль боя, ее подсказки, тонкие изменения в ее позе. Каждая атака была данными, зерном для его аналитической мельницы. Он понял, что грубая сила здесь не сработает. Сила Синьоры была в другом масштабе. Ему нужно было использовать ее слабости, а не напрямую противостоять ее силе. Он заметил закономерность, небольшую задержку после каждого выброса криоэнергии, уязвимость, которую он мог потенциально использовать. Его аналитический ум метался, формируя стратегию. Он не собирался побеждать, не в традиционном смысле. Но он мог расстроить ее, проверить ее пределы и, что самое важное, научиться. Он перестал уклоняться. Он стоял на месте, позволяя ледяным осколкам царапать его кожу, не дрогнув, не реагируя. Это был тонкий вызов, молчаливое заявление, что она не сможет его сломать. Самодовольное выражение лица Синьоры дрогнуло. Она сосредоточила свою силу, призвав огромную сосульку, намереваясь пронзить его. Аянокоджи, как раз когда она собиралась коснуться, уклонился от атаки быстрым, почти незаметным перемещением своего веса. Он продолжил серией рассчитанных движений. Он использовал окружающую среду, неровную местность, свободные камни под ногами, чтобы перенаправить ее атаки. Он не боролся с ней напрямую, он заставлял ее бороться с окружающей средой. Она все больше гневалась. Каждая ее атака едва уворачивалась, перенаправлялась или становилась бессмысленной. Ее криосилы, казалось, не имели необходимого воздействия, что еще больше ее разозлило. «Ты...ты червяк!» — закричала она, теряя контроль. «Ты играешь в игры!» Аянокоджи наконец заговорил, его голос по-прежнему был лишен каких-либо эмоций. «Я наблюдаю и анализирую». «Наблюдаешь?!» — взревела Синьора, выпустив еще один шквал льда. На этот раз Аянокоджи не увернулся. Он позволил одному из меньших осколков ударить его, скользнув по его плечу. Он пролил кровь, крошечная красная капля образовалась на его бледной коже. Он не вздрогнул. Он не отпрянул. Он просто поглотил удар. Он не пытался ничего доказать или быть героем. Он хотел увидеть, насколько сильно ее атаки и ее силы повлияют на него. Синьора была ошеломлена. Она ожидала страха, боли, по крайней мере реакции. Вместо этого он стоял там, спокойный как всегда, его взгляд был непоколебим. Это нервировало ее больше, чем любая демонстрация силы. «Ты... что ты?» — прошептала она, и ее голос потерял резкость. Впервые она показала проблеск чего-то иного, нежели высокомерие — намек на искреннее любопытство, может быть, даже на легкое беспокойство. «Это... неожиданно», — пробормотала она, ее алые глаза сузились, словно пытаясь осмыслить ситуацию. Бросив последний взгляд на Аянокоджи, Аянокоджи остался на скале, ветер развевал его волосы. Он коснулся плеча, кровь уже высыхала. Он не победил, не в традиционном смысле, но он научился. Он наблюдал силу природы, проверил свои пределы и собрал массу данных. Для Аянокоджи Киётаки это было победой само по себе. И он знал в глубине души, что это не конец его встречи с загадочным Предвестником. Он стал точкой данных в ее сознании, любопытством, к изучению которого она могла бы вернуться. И для него это была возможность, которую стоило ждать. Мир, в конце концов, был сложной системой, ожидающей анализа, и он только начинал.