Яд, которым мы отравлены

      Фэн Синь не спеша собирает вещи. Сегодня его ждет совсем недолгая поезда в Пинху к родителям. Цоцо, как бы сильно ему не нравилось гостить у бабушки с дедушкой, уже успел позвонить Фэн Синю несколько раз. Фэн Синь, конечно, рад, что собственный сын его так сильно ждет, но это не заставляет его собираться быстрее в субботнее утро, особенно после двух выпитых таблеток снотворного перед сном. Собрав вещи, коих было очень мало, Фэн Синь садится за свой уже остывший кофе, который дожидался его с самого пробуждения. На вкус ничего хорошего, но теперь Фэн Синь уже занят тем, что пытается найти всевозможные источники цианида калия в пределах Шанхая. У Фэн Синя, к слову, не особо получается, так что, либо ему стоит усомниться в своих навыках, либо их преступник еще и химик, что не делает ситуацию лучше. В сегодняшнем дне в принципе нет ничего хорошего. Мрачная и холодная осень не вселяет малейшего желания выходить из дома, но Фэн Синь надеется, что воссоединение с Цоцо вернет хоть каплю красок. Только около часа дня Фэн Синь закрывает за собой квартиру и спускается на подземную парковку. Вопреки мрачному и холодному утру, к тому времени, как Фэн Синь выезжает за пределы Шанхая, сквозь темные облака начинают проглядывать яркие солнечные лучи. Дорога до Пинху совсем не долгая. Чуть меньше чем через час, он заезжает в родной город, каждая поездка в который сопровождалась волной ностальгии. Переулок около дома, где он впервые ввязался в драку, за что был наказан отцом, которого и не волновала победа в этом небольшом поединке. Сейчас Фэн Синь понимает, почему его тогдашняя победа не имела никакого значения, но четырнадцатилетнего его это сильно задевало. Фэн Синь иногда задумывался, будет ли его сын похож в этом на него, когда чуть подрастет, в тайне от самого себя, надеясь, что нет. Потому что память о том, насколько много седых волос он добавил своим родителям в подростковые годы, все еще была жива. Школьный двор, мимо которого проезжает Фэн Синь, не может не напоминать о первой встрече с Му Цином. Тот перевелся в эту школу на свой седьмой год обучения, был на год младше Фэн Синя и крайне заносчивым мальчиком, вечно в окружении книг, которого всегда можно было найти в библиотеке, либо в спортзале. Оказалось, что он переехал в Пинху со своей матерью после развода родителей и теперь жил прямо по соседству. Фэн Синь не знает, что именно произошло между ними в первую встречу, но пререкались они до самого выпуска Фэн Синя. Вместе они составили неразрывный дуэт, появившийся по неизвестным причинам и положивший начало отношений, которые они сами и не могли объяснить. Они просто были у друг друга, вместе со всеми драками и словесными ссорами. Фэн Синь паркуется около родного дома, где провел большую часть своей жизни. Это так странно, что сейчас он здесь для того, чтобы забрать сына, а не просто возвращается после школы и всего того, что было после. Фэн Синь сознательно выбирает подъем по лестнице, а не лифт, надеясь хоть так восполнить несколько дней, что он не появлялся в спортзале. Дверь ему открывают после первого же звонка, а как только Фэн Синь переступает порог, его окутывают две маленькие руки в подобии объятья. Фэн Синь сразу же поднимает Цоцо на руки, целуя куда-то в макушку. — Скучал? — спрашивает Фэн Синь, опуская Цоцо на пол и скидывая с себя пальто, в котором уже становилось жарко. — Очень-очень-очень сильно, — Цоцо, которому была свойственна активность всех пятилетних детей, уже ведет Фэн Синя вглубь квартиры. — Цоцо, милый, веди своего папу на кухню, — кричит женский голос, в котором Фэн Синь узнает мать. Фэн Синь проходит на кухню, откуда уже пахнет приготовленным обедом, вслед за Цоцо. Только сейчас Фэн Синь понимает, что голоден, а один кофе на завтрак не был хорошим решением. Он обнимает мать, Ксиулан, ей уже почти шестьдесят, а на волосах, сквозь темную краску, проглядываются седые волоски. С отцом он здоровается уже более сдержанно, но тот смотрит на Фэн Синя с Цоцо, занявшего место на коленях своего отца, с мягкой улыбкой. Фэн Синю нравиться возвращаться домой, за исключением того мерзкого чувства тоски, сковывающего каждый раз сердце. — Как дела на работе? — спрашивает Ксиулан, как только Цоцо уходит в другую комнату. — Могло быть и лучше, — честно отвечает Фэн Синь, потому что этап, когда он скрывал абсолютно все, уже давно прошел. — Отравление молодой девушки цианидом калия. — Бедняжка, — его мать всегда была полна сочувствия, поэтому Фэн Синь всегда умалчивает об особо жестоких делах, которые еще долго снились ему в кошмарах. — Будь осторожен, хорошо? Фэн Синь просто кивает, потому что это далеко не первое наставление, которое он слышит. Но осторожность ему и правда не помешает. Он вернулся на работу меньшего полугода назад, после того, как получил пулю. Фэн Синю крайне повезло, что стрелок был слишком неопытным, и пуля не задела ничего важного. Его отец, Лао Фа, почти и не говорил, но Фэн Синя это нисколько не удивляло. Тот всегда был молчалив и крайне спокоен, но Фэн Синю удавалось выводить его из себя. Но сейчас Лао Фа смотрит на своего единственного сына с толикой гордости в глазах, вокруг которых залегли морщинки. Фэн Синь рад, что не стал в его глазах полным разочарованием. К вечеру Цоцо уже полностью измотан и засыпает на ходу до того самого момента, пока Фэн Синь не отводит его на кровать в комнату, которая когда-то принадлежала ему. Фэн Синь смотрит на время, думая написать Му Цину с вопросом о самочувствии его матери, но, вопреки самому себе, выбирает позвонить. Проходят долгие секунды, заполненные звуком гудков, прежде, чем Му Цин отвечает. — Никто из нас не является поклонником звонков. Так в чем причина? — Му Цин абсолютно прав. Но Фэн Синь сам не знает, что именно не дало ему отправить сообщение. — Ни в чем. Как прошла операция? — Она еще не закончилась, —Фэн Синь слышит в голосе Му Цина с трудом подавляемую усталость, и понимает, что тот был в больнице с самого утра. — Ты все еще в больнице? Как ты? — Нормально, это не меня сейчас оперируют, —сарказм и Му Цин — вещи хорошо совместимые, но его сарказм сейчас говорил лишь о том, что в его состоянии нет ничего от нормально. Фэн Синь старается говорить на отвлеченные темы, потому что понимает, что от больницы Му Цин сегодня уже устал. Благо, с наличием пятилетнего ребенка такая способность развилась сама по себе. Му Цин отключается только тогда, когда приходит время завершения операции. А Фэн Синь, проговорив с родителями на кухне чуть больше часа, возвращается к работе. К подобию работы, которое единственное доступно за пределами Шанхая. Он снова просматривает всевозможные сайты, надеясь найти что-то приблизительное к искомому, а позже переходит к сегодняшним заявлениям о пропавших. Фэн Синь продолжает это до того момента, пока глаза не начинают сами закрываться.

***

Домой они выезжают после неплотного завтрака. Цоцо продолжает говорить о своих вещах почти всю дорогу, и Фэн Синь понимает, что за одну неделю успел соскучиться по его болтовне. Шанхай встречает легким дождем, под которым им приходится идти от парковки до дверей супермаркета. Фэн Синю необходимо обновить продукты, потому что на протяжении недели он питался либо едой из доставки, либо не ел вовсе. Дома Фэн Синь готовит обед, после которого предлагает Цоцо навестить Джи Мей в больнице, на что тот активно соглашается. Цоцо любил Джи Мей также сильно, как любил своих родных бабушку с дедушкой. Он дарит ей букет цветов, купленный Фэн Синем недалеко от больницы, а когда приходит время уходить, обещает снова прийти. Джи Мей на его слова дарит ему свою улыбку и говорит, что обязательно будет ждать. На выходе из больницы Цоцо сиял от гордости. Последние дни были полны спокойствия, и Фэн Синь хотел бы, чтобы следующая неделя была такой же, но чувство того, что это просто затишье перед бурей, не покидает его до самой ночи.

***

      Она лежит на полу в луже собственной рвоты и испражнениях. Ее золотистые волосы, цвета пшеницы на просторном поле, спутались и больше не были столь красивы, какими были в аудитории. Ее грудь больше не вздымалась. На протяжении почти шести часов она пребывала в сознании и он просто поражен ее силой. В агонии, вместе с тем, как ее органы начинали отказывать, она молила его о помощи, а после называла психом. Какой же он псих? Лишь ценитель прекрасного. Правда, она больше не улыбалась, а в блеклых глазах застыли слезы. Ему это не нравится, ведь он просто хотел увековечить ее улыбку в своей памяти, в истории всего мира. Потому что ее улыбка заслуживала этого. Он берет нож, который принёс еще пару часов назад. Увидев его, она умоляла его об окончании своих страданий, но кто он такой для такого милосердия? Он не хотел бы уродовать ее прекрасное лицо, но на ее лице должна засиять улыбка, пусть и таким ужасным способом. Он ведет острием ножа от уголков губ, рисуя полюбившуюся улыбку. Кровь льется из мест, где только что был нож, уродуя собой прекрасное лицо и такие же прекрасные волосы. В его глазах мелькает сожаление, которое быстро пропадает, как только он заканчивает. Он смотрит результат своих усилий. Кровь все портит. Он берет чистое полотенце и нежными движениями, словно прикасается не к чуть теплому телу, а к величайшему произведению искусства, за прикосновение к которому его ждет мгновенная смерть от стыда за свою неполноценность и уродство, стирает кровь, которая тут же появляется вновь. Он берет черные нитки, потому что в этом доме есть только такие, и острую иглу, покрытую ржавчиной у ушка. Он никогда не умел шить, но сшивает кожу с такой же аккуратностью, с которой прикасался к этому прекрасному лицу. Швы не ровные и слабые, а черные нитки быстро впитывают в себя алую кровь. Он проводит большим пальцем по стежкам, а на его губах появляется улыбка. Теперь его удовлетворяет то, что он видит. Теперь ее улыбка будет вечной.