Десять казней Египетских

И поднял Аарон жезл и ударил по воде речной пред глазами фараона и пред глазами рабов его, и вся вода в реке превратилась в кровь, и рыба в реке вымерла, и река воссмердела, и Египтяне не могли пить воды из реки; и была кровь по всей земле Египетской.

— Исх. 7:20,21

Тишину прорезал гул голосов. Эва лежала с закрытыми глазами на твёрдой поверхности, ощущая странную сладость на губах. Вставать и открывать глаза не хотелось, хотя она понимала, что в безопасности. Голова всё ещё болело, а в воздухе чувствовалась нереальная морская соль и жасминов. Так пахла Бастет, сияющая своей красотой сильнее любых звёзд. Хотелось задержаться в её мире и любоваться далёким морем, ощущать теплоту вод на своём теле и слушать пение. Эта внезапная мысль заставила окончательно расслабиться. Два бога — это уже достаточно, чтобы случайно не умереть, даже если она будет сильно пытаться. Постепенно становилось жарко, и девушка осторожно приоткрыла глаза. От ярко солнца её прятала повозка эпистата, закрывая пурпуром тканей. Достаточно дорогие, красивые, насыщенные. До чего хорошо вот так вот лежать и рассматривать мир вокруг себя. Приятное чувство безмятежности окутало её с ног до головы, легко коснулось плеч. Эва улыбнулась, довольно потягиваясь. Хотелось так жить всегда — не думая о постоянной опасности или нехватки деньгах. Просто просыпаться и радоваться каждому утру. Дав привыкнуть глазам к свету, она стала осматривать себя. Проведя рукой по щеке, она ощутила только тонкую полоску шрама. Счастье притупилось от осознания, что её красота подпорчена. А может и навсегда. Тело рассмотреть нельзя было, да и не то место. Из одежды было простое белое платье, скрывающая худое тело, без каких-либо изысков. Достаточно просто для её вида. Ткань шевельнулась, и в повозку заглянула Дия. Растрепанные черные волосы по-своему очаровательно торчали в стороны. Заметила пробужденную подругу. На лице тут же появилась облегченная улыбка и она быстро подбежала к Эве. В руках у неё был крепкий кувшин с какой-то приятно пахнущей жижи. — Хвала Исиде, ты проснулась! — она радостно принялась покрывать щеки поцелуями. — Я чуть не обезумела, когда Амен принёс тебя в лагерь. У тебя всё лицо было в крови. — Меня принёс эпистат? — удивилась Эвтида, жадно отпивая травяной отвар. Отчего-то этот факт заставил тело содрогнуться. — Они отправились за вами, стоило только ночи наступить, — начала рассказывать Дия, ополаскивая в теплой воде лоскуты ткани и осторожно потирая остатки крови на лице. — Мы остались, хотя Реммао пытался настоять на нашем участии. Он сам был в ужасе. Всякое уже успел представить. Ты всё же юная девушка в окружении мужчин. Отряда не было несколько часов, а потом они вернулись с тобой и Тизианом. У тебя из щеки хлестала кровь. И на висок рана, будто ты упала и ударилась. Эве нахмурилась, прикасаясь к виску. Она могла не заметить, конечно, но была уверена, что не падала. Тогда откуда же шрам? Может в песке было что-то острое или твёрдое. Дия дружески улыбнулась, прикладывая очередной компресс к виску. Эва выдавила улыбку в ответ, задумываясь. Её радовало, что Тизиан был жив и в нормальном состоянии, да и лишнее подтверждение своей невиновности. Но с другой стороны она боялась, что он может рассказать Амену и что говорить ей. Но что он мог увидеть? Вряд ли его привели в храм в сознании, но почему тогда не стали забирать её? Не заметили в наступающих сумерках? Или просто подумали, что она тоже мертва? — Амен приказал немедленно сообщить, если ты придёшь в себя. Ничего ему не рассказывай, это совет Реммао. Никому кроме нас. " — Я и вам не расскажу», — пронеслось в голове у шезму. Но она только кивнула, сжимая сосуд с живительной влагой. В душе поселилось недоверие. Раньше она знала только одну сторону зла: есть охотники, которые хотят забрать её жизнь. Теперь же мир открыл неприятную жестокую истину. Ей никто не был другом в этом ужасном мире, не было союзником. Это неожиданно накрыло с головой, оставляя её в одиночестве. — Но ты молодец, слышишь? — постаралась поддержать девушка, сжимая ладони. — Шрамы останутся? — этот вопрос сейчас тревожил во много раз сильнее. Было страшно думать, как она выглядела в данный момент. Красота — её спасение, единственное за что она цеплялась, ловко управляя людьми. Разве можно ломать мужчинам волю, имея лицо в уродствах? Суровая правда Египта, где без красоты или власти ты останешься рабом. Дия хотела было что-то сказать, но закусила губу, уходя от взгляда темных глаз. Эвтида понуро опустила голову. Она и так знала ответ. Искаженная гладь снадобья не помогала усмотреть выдуманные дефекты, отчего становилось легче. Дия закончила свою работу и направилась к выходу. Эва отставила от себя напиток прямо на пол. Согнула ноги и прижала к груди, укладывая подбородок на колени. Так думать было проще, хотя тяжело было вспоминать прошедшую ночь. Что теперь станет с храмом? Найдут ли его остальные служители культа или их тела так останутся гнить? В голове всплыл образ распухших тел, покрытых противными пятнами. Образ тут же стал рисовать длинные гниющие руки, касающихся её тела. Эвтида резко потрясла головой, отгоняя видения. " — Нет, не стоит об этом думать дальше,» — твёрдо сказала она себе. " — Иначе я сойду с ума, став одной из тех, кто просит милость у храмов и рассказывает бредни». Рассказывать Амену о храме? Зачем? Всегда можно сказать, что их оглушили шезму, которые где-то украли верблюдов. Остальных убили, а им повезло. Можно ведь рассказать эту историю. Отчего не хотелось открывать охотнику секреты черномагов, которые были достаточно личные. Сообщить подобное было равносильно предательству. Но опять же эти шезму не имели отношение к ней и друзьям, они приносили только зло, насилие. Служили опаленному богу. Разве не заслужили разрушения их святыни? " — Но у него могут появиться вопросы. Ведь там полно трупов. Не могу же я сказать, что это был Анубит.» Эва больно укусила за губу, не замечая ничего. Слишком сложное решение, которое она всё же не хотела ни с кем делить. Реммао может неправильно понять, мог ограничить её практику. А ограничение значит меньшее количество денег. " — И что мне делать?» — вздохнула девушка. " — Почему я вечно попадаю в подобное? Ни дня пожить спокойно.» Снаружи послышались шаги. Твёрдые, уверенные. Сердце пропустило удар и тут же бешено забилось. Отчего-то захотелось увидеть их владельца, коснуться пальцами торса, почувствовать, что он не из холодного мрамора. Если греческие скульптуры и лепили с кого-то свои скульптуры, то это явно был эпистат. " — Главное, чтобы там он был ни как на скульптуре!» — промелькнуло в голове. Эва сдержала смешок и тут же мысленно отправила себе оплюху за подобные мысли. С чего она вообще решила думать об этом? Разве не так много проблем в жизни? Решив, что она обязательно решит этот вопрос позже, девушка обратила взгляд на вход. Амен воплощал в себе истинную мощь и силу. Бич фараона. Он выглядел взволнованно, но умело скрывал за маской, только вместо обсидиана был опыт и статус. Взгляд серых глаз задержался на двух небольших шрамах, которые делали из маленькой девочки настоящую воительницу. И совсем не уродовали. Только добавляли собственную красоту испуганным черным как ночь глазам. Эпистат удивительно плавно прошел внутрь, усаживаясь рядом. — Как твоё самочувствие? — первое, что выдал он после некоторого молчания. Эва удивленно распахнула глаза, едва не падая. «- Можно подумать, ему и впрямь интересно». — Всё хорошо, господин, — кивнула она. — Просто дурно до сих пор. И голова кружится. — Ты спасла Тизиана и это не забудется. Будь в этом уверена. Хотя он сам не понимал, как сможет отдать этот долг, если она и впрямь та, о ком он думает. Неоплаченные долги — самое противное, что может связывать охотника и шезму. Амен ненавидел быть должником. Но и выхода из этой ситуации не видел. Как можно было заплатить за жизнь друга, не предав собственные идеалы? «- Если только закрыть глаза на то, что ты делаешь», — сказал про себя эпистат. " — Если ты не переломишь мне шею, когда узнаешь, что я шезму» — Эва кивнула, нервно сжимая вспотевшие ладони. — Болят? — он взглядом указал на две линии. — Да, — печально вздохнула девушка, неловко отворачиваясь. — Даже не знаю откуда они. Шезму убили всех, а нас просто завалило телами. Может я упала на чей-то клинок. " — Вот насколько убедительно?» — хотелось поинтересоваться, но вряд ли Амен правильно это поймёт. — В шрамах нет ничего позорного, — видимо тактикой Амена был добровольный рассказ, а не жёсткий допрос. Возможно он просто пожалел. И в нём ещё были человеческие чувства. А может он просто хотел верить. — Вам легко говорить, господин, — заметила Эва. — Вы мужчина, вам статусно. — Шрамы — это части нашей истории, — спокойно заметил Амен. — Свой первый я получил в лет пять, когда начал обучение при дворце нового фараона. Меня боялись дети, а страх перерастает в ненависть и жестокость. В одну ночь они окружили меня, раскалив свои клинки до красна факелами. И стали резать меня. Лицо я сумел закрыть руками, но удар пришёлся по телу. Они не хотели меня убивать, но у одного из рук выпал тот самый факел и подпалил ткань плаща. Он вспыхнул, как сухая трава. Все замерзли, смотря как он сам стал горящим огарком. Парень метался из стороны в сторону, но никто не смел ему помочь. Не знаю было ли это возможно. Это закалило меня, но появился страх огня. От него пришлось долго лечится. С чего вдруг такая откровенность? Эпистат и сам не мог сказать, но казалось подобным рассказам он несколько уменьшал свой долг, становясь из призрачной угрозы в вполне осязаемым смертным человеком. Всё же несколько проще бояться материальной угрозы. А ему отчего-то до боли в душе хотелось быть для девчонки живым. — И как же вы вылечились? — тихо поинтересовалась Эвтида. — Это было одно из первых заданий. Шезму загнали несколько детей в дом и подожгли. У меня был долг и обязанности, так что право болеть я не имел. Попробуй найти для себя тот долг, ради которого ты пройдёшь через самый ужасный кошмар. «-Только я уже нашла его, господин.» — пронеслось в голове у Эвтиды. «-Да разве ты его одобришь? Нет, хотя и подходит под твоё описание. Мы стоим на разных чашах весов. Вот только надеюсь упаду не я.» — И какого это было? Амен замер, будто бы вновь уходят в тот день. В леденистых глазах засияло горячее пламя. В их отражениях она видела небольшой дом, слышала испуганные крики детей, оказавшихся в ловушке ужасной стихии. Видела юного охотника со страхом взирающего на пламень и помнившего боль от него. Помнившего своего мучителя, ставшего пеплом. Вот что будило могучего воина по ночам, окутывая липким страхом. Заставляло выходить под луну в ночную прохладу в надежде охладить обожженную кожу. Она видела на лице человека, имеющего собственную душу. Обычного смертного, как и они все. — Я помню запах горелого мяса, человеческого. Один из детей забился в дальнюю комнату, дверь в которую завалило. Он вопил, стучал ногами и руками, ревела, просил спасти его и отвести к маме. Но разве мы могли? Я спрашиваю себя об этом. Могли ли мы его спасти, как предписывали законы. — Поэтому вы ненавидите шезму? За смерть детей? — Я их не ненавижу, — мрачно заметила Амен. — Многие из них намного храбрее, чем тебя же охотники перед лицом смерти. Я выполняю свою работу. Многие из них не осознают каким даром они владеют и не делают ничего хорошего. Ты сама видела убитых. Это дело рук далеко не простых людей. Магия опасна, и разрешать тысячи ради двух «добрых» шезму слишком рискованно. — Зло и добро слишком расплывчатые понятия. — Мы люди, — пожал плечами Амен. — Мы созданы из них и не можем отвергнуть одну часть. Я убью любого черномага, чтобы защитить простых людей, даже если это будет самый дорогой мне человек. Он словно уговаривал в этом сам себя. Эва задумчиво посмотрела на эпистата. — Что вы сделали с теми, кто обидел тебя тогда? — С чего ты решила, что я сделал? — на губах Амена расцвела улыбка, от которой по коже побежали мурашки. — Вы бы не простили это, — тихо, едва шевеля губами проговорила девушка. — Я убил их. Самолично. Каждого. И так будет со всеми, кто нанесет мне вред, — пообещал он пристально всматриваясь в глаза собеседницы. — К этому нужно стремиться, Эвтида. Нужно уметь мстить своим обидчикам, или ты будешь легкой жертвой. — И вы теперь мстите шезму, господин? За то, что они сделали? — Именно, — хмыкнул мужчина. — И вариантов мести у меня много. Не только для них. Он поднял голову, пронзая сжавшуюся девушку. Оцепенение окутало её с головы до ног, словно мумию обернули крепкими бинтами. — Я могу сжечь их, закопать в песок или сломать шею, — он опустил глаза ниже, и Эве почудилось, что крепкие руки обхватили её. В ином случае она не могла объяснить недостаток воздуха. Он довольно усмехнулся, увидев на её лице страх. Упивался им, как дорогим и редким вином. Нравилось ощущать терпкий вкус на языке, губах. — Это предостережение? Или предложение? — Всё понемногу, — абсолютно равнодушно ответ эпистат. — Мы скоро отправляемся, так что я переведу тебя к твоим друзьям и наставнику. Они о тебе позаботятся. " — Только не это,» — захотелось закричать от души, но Эва только послушно кивнула. Эти жалеть не станут, делая скидку на хрупкость и ужасные события. В этом вопросе убийца шезму был тактичен. Амен всё также легко покинул собственную повозку, видимо пошел распоряжаться насчёт перемещения пострадавшей. Эва недовольно пробубнила что-то, но вещи осторожно собрала. И ведь не поспоришь. Не эпистату же за ней ухаживать. Дела есть важнее, а тут девка с парой шрамов. Покидать уютное убежище после дружбы с его хранителем казалось слишком роскошной тратой. Да и кому бы легче было? Возвращаться в забитую людьми телегу без защиты от солнца, которое жадно опаляло голову, слушая бесконечный гомон. Жуткая перспектива. Эва призадумалась над вариантом упасть в обморок, но учитывая частоту подобного, Амен самолично даст ей по голове. На улице было не столь жарко, отчего-то небо уже второй день было хмуро. Показывало ли оно своё недовольство или просто не везло с погодой — трудно сказать. — Ты как? — около плеча возник Рэймсс, беспокойство всматриваясь в ее лицо. — Выглядишь скверно. — Ну спасибо, — недовольно буркнула Эва, толкая локтем в бок. — В следующий раз в поход отправишь ты. — Но я не лекарь. Моё дело отчёты переписывать да старых служителей рассказами развлекать. Они бывают весьма занудны. Наступила тишина. Люди все размещались по местам, готовясь к отправлению. — Сколько я спала? — Достаточно, чтобы мы обеспокоились. Временами ты приходила в себя, но ненадолго. Потом снова засыпала. Тизиан быстро встал на ноги, а вот с тобой тяжелее было. Хоть и получила ты меньше ранений. — Я ничего не помню. Только голова гудит. Эвтида вздохнула, прекрасно осознавая, что такой эффект дала человеческая кровь. Кровь. От одного воспоминания об этом ударило сильнее любого молота. Страшно было осознавать, что происходило в храме. Сладкое беспамятство отошло на другой план. Теперь же хотелось вернуть Амена, ведь ужас перед ним заставлял забыть то, что помнить не было желания. — Не стой, — Рэймсс осторожно взял её за руку, направляясь к повозке. — Нам уже пора. Не беспокойся, я не упаду, — пообещала Эва, но всё же схватилась за него, боясь упасть от навалившейся слабостью. — Держись, я не дам тебе упасть. — Правильно, мы упадём вместе и достаточно радостно. Над головой уже давно встало солнце. Эва прищурилась, яркие лучи больно слепили глаза. Из-за этого начинала болеть и без того многострадальная голова. Они шли неспешно, пока вокруг все носились с вещами, раскладывая их по повозкам. Торопиться было не куда, они уже к вечеру доберутся до Фив. В сам город они, конечно, не войдут, опасаясь болезни и из-за ограничений, которые ввели власти для попыток остановить болезнь. Реммао встретил её хмурым взглядом, который высказывал много, но ругать не стал. То ли свыкся. В их повозке было тихо, когда они занимали свои места. Уставшая Дия спала, привалившись к стенке повозке и прикрыв голову легким платком. Реммао сидел рядом, приглядывая, чтобы из-за тряски ученица ненароком не выпала со своего места. Эва даже завидовала ей. Последний день до Фив пролетит быстро и без ужасной духоты. — Где ты была? — поинтересовался наставник, складывая руки перед грудью. — Предполагаю, что в пустыни, — шезму пожалуйста плечами. А что ещё сказать? В храме сетопоклонников и с жуткими чудовищами? — Эвтида, это не смешно, — начал злиться Реммао. — Я знаю эти знаки и знаю кому они принадлежат. Единственное, что удерживали Амена от расследования здесь, это приказ фараона. Всю пустыню будут проверять специальные отряды. Я хочу знать, что они не найдут твои вещи. — Если знаешь, то зачем спрашиваешь? — огрызнулась Эвтида. — Я там не оставила ничего, кроме собственной крови. И чуть не оставила жизнь. Вся боль и обида выплеснулась на наставника, не имея возможности быть высказанными. Не с кем обсудить тут ужас, что пришлось прожить. Она вновь стала маленькой напуганной девочкой с огромным секретом глубоко внутри, который вспомнить было равносильно смерти. Реммао замер, а затем продолжил, понизив голос. Постарался сделать его более мирным, не злым, вспоминая, что перед всё ещё сидел глупый ребёнок, а не умудрённый опытом старец. — Мне жаль, что это с тобой произошло, — слова наставника звучали искренне, но Эва слишком устала. — Но это не значит, что стоит терять голову, Эвтида. Я не хочу видеть твою голову на пиках города. Голова болела, и хотелось прилечь и долго спать. Противное солнце пекло уже высоко на небе, а липкий страх напоминал ей о жутком времени в песках. Эва молча выругалась, прижимая к себе бурдюк с напитком. Отпускать его не хотелось. — Значит отчасти охотники правы? — озвучила она давно терзающий вопрос. — Ведь есть шезму, которые действительно вредят. Которые приносят мор и проклятия. — Понимаю, что тебя это беспокоит, но не все. Люди ровно также убивают людей, но от этого не создают специальные отряды для их уничтожения. Мы ничем не лучше и не хуже людей, потому что мы сами ими являемся, — объяснил наставник, тяжело выдыхая. — Я старался не внушать вам ложных иллюзий. Не нужно создавать богов и делать всех идеальными, Эва. Ты много раз столкнешься с болью и несправедливостью. Это жизнь, и мы никак не можем её изменить. — Что если это действительно проклятие? — Рэймсс отвёл глаза, закусывая губу. У него было больше причин для страха. — Что если шезму действительно виноваты? Может сбежать, пока у нас есть возможность. В повозке повисла тишина. Реммао не знал, что ответить ученикам. Он сам ходил по острию ножа, опасаясь скорого падения. На нём висела ответственность за учеников, которые были слишком малыми, чтобы разумно выбирать меньшее зло. Эвтида отвернулась, рассматривая однообразный пейзаж, то и дело возвращаясь к месту эпистата. Он ехал, покрытый тканями и думал. О чём трудно было представить. Может о том, что произошло в песках и о чём никто не помнит. Может, думал о том, что будет в Фивах. Или о ней. Сердце забилось сильнее, стоило представить это. И с чего ему позволять себе подобные мысли. Не мужчине его статуса думать о какой-то бедной девочке с трущоб. Но так хотелось быть его в мыслях, быть во снах вместо кошмаров, которые она не могла отогнать. И чтобы он был в её, защищая от ненавистного прошлого. " — Глупости,» — вздохнула девушка, подпирая голову ладонью. " — А с другой к чему бояться, если я никуда не сбегу?». Предместья показались к вечеру, когда солнце уже падало за линию горизонта, утопив небо в насыщенные розовые и фиолетовые цвета. Эва завороженно рассматривала небо, наслаждаясь наступающей прохладой. Их встречали сады, где ещё слышалось пение птиц и небольшие приземистые домики, украшенные цветами. Здесь не было такой разрухи, царившей в Гермополе. И не ощущалось присутствие болезни, скосившей добрую половину города. Но виднелись белые шатры, виднелись повозки торговцев, которых не пускали в город. Они либо разворачивались, либо устраивались на ночь в собственных телегах. Не слышалось криков детей, песен. Стояла тишина, разбавляемая природными звуками. Они остановились около стен, где отдельною группой стояли дома весьма приличного вида. Охотники тут же пошли на осмотр, стоило повозкам остановиться. Эва притихла и стала с интересом наблюдать. Амен вышел, уже сняв белоснежную накидку, о чём-то переговариваясь с Тизианом. Ворота в город отварились и показался номарх, придерживавший свиток в руках. Это был достаточно полный мужчина с неприятным лицом, однако весьма умелый, если так долго сидел на своём месте. Эвтиде стало противно от одного взгляда на него. Такие обычно хранили больше тьмы в своих духа, чем самый отпетый наёмный убийца. Он торопливо приблизился к Амену, поклонившись. Он стал судорожно рассказывать что-то, пока остальные люди спускались на землю. Эва осторожно прошла ближе к собеседникам, стараясь не обращать на себя внимания. — Всё плохо, господин. Трупов всё больше, лекари не справляются. Это хворь всё сильнее. Начался падёж скота. Вся скотина свалилась. — Есть подозреваемые? — хмуро поинтересовался Амен. — Вся темница забита, но мы не можем определить шезму. Жрецы денно и ночно очищают улицы и дома умерших, но и они стали болеть. — Я завтра со всеми разберусь, — Амен обернулся, увидев недалеко от себя Эву. Она опустившись на колени ласково гладила сияющую шерстку кота. Усмехнувшись, он кивком попрощался с правителем и принялся рассматривать свиток. " — Неужто понял, что я слушаю,» — пронеслось в голове у шезму, но та постаралась сделать расслабленное лицо. " — Нет, это вряд ли. Вокруг куча народу, понять сложно. Да и я могу слишком любить свою кошку.» Следующий час прошел в распределение по домам и правилам поведения. Эва не знала радоваться ли ей или нет, но им с Дией достала весьма приличный богатый дом вблизи места эпистата. В толпе он то и дело выискивал её глазами, сам не понимая зачем. А найдя отводил свой взгляд, боясь, что злосчастная ведьма зачарует его еще больше. И ведь как посмотреть. Достаточно просто уловить старшего и его щенков, утопить сразу, и проблема решиться. Но отчего-то хотелось надеяться, что девочка сама поймёт опасность своего дела и откажется. Такие ученики были. Сами приходили к охотникам, каялись, кидали маски к ногам и просили помощи, защиты. И им была дана милость. Когда враг падает перед тобой на колени, нужно помочь ему, иначе никто больше не сделает это. Казнить за признание или раскаянье никто не будет. « — Ведь может получить спокойную жизнь. Бедной не останется, если и впрямь лекарь хороший, но всё в ночь бежит, » — он спокойно осматривал людей, разбирающих вещи. «- И что ж они все туда идут? Неужели быстрые деньги так манят?» Эва нервно посматривала на Амена, который достаточно часто задерживал свой взгляд на ней, заставляя ученицу не падать каждый раз. Эвтида злилась и ругалась про себя, но старалась не замечать. Пока охотники помогали занести вещи, девушка с интересом осматривала небо. Оно с каждой секундой затягивалась тяжёлыми тучами, обещая ужасный ураган. — Жутко, — заметил Рэймсс, всматриваясь в небо. — Такое ощущение, что оно на нас сейчас упадёт. — Не думала, что такая погода будет здесь, — Эва нахмурилась, прижимая к себе напуганную кошку. Та недовольно запищала, стараясь укрыться в длинной накидке. — Это необычные тучи, — тихо сообщил Реммао, появляясь за спинами учеников. — Почувствуйте, от туч пахнет магией. Кто-то натравляет непогоду на Египет. Эвтида перевела взгляд на Амена. Тот, видимо, тоже почувствовал это, поторапливая всех разойтись по домам. — Эпистат заволновался, это плохо. Вам тоже нужно уйти в помещение. Не хватало, чтоб вас молния ударила, — посоветовал Реммао, уходя дальше. Рэймсс кивком попрощался с Эвой. Из окна временного дома слышалось тихое пение Дии. Она была рада такой удачи: богатый дом жены вельможи, которая отказалась приезжать к мужу. Да ещё и на центральной дороге, не придётся далеко идти. На лицо упали первые капли, и девушка инстинктивно стёрла их, как замерла на месте. На пальцах остались кровавые разводы. Послышались крики людей, охотники тут же собрались и активней стали запихивать людей в дома. Только Амен стоял посреди улицы, задумчиво всматриваясь в небо. Прогремел грохот, от которого Эва подпрыгнула на месте, выпуская животное. То быстро юркнуло в безопасное помещение, едва не сбив с ног подругу. Застучали по крышам и дорогам красные капли, падали в бочки и колодцы, уродовали реку, оседали на листьях и цветах. Накидка Амена пропиталась кровью, и тот быстро ушел под козырёк дома, который мог отчасти спрятать его. Скинул её, словно на ней был яд, а может и действительно было так. Грохотал гром, сверкали молнии, то и дело пытаясь ударить по стенам города, словно хотели их пробить. Ветер сносил всё вокруг, гнул тонкие пальмы, кровь заполняла ведра и ямы. Но в буйстве магии она видела только хмурый взгляд серых глаз, предвещавших смерть.