Почему именно ты?

***

— Отец, как ты не понимаешь, что мы любим друг друга? — юноша пытался втолковать эту мысль отцу уже на протяжение долгого времени, но тот ни в какую не хотел его даже слушать. Где это видано, чтобы наследник великой страны был влюблен в девушку — кронпринцессу другой страны, что враждуют уже двадцать лет? — Влад, ты не можешь на ней жениться. — вновь строго произнес король, складывая руки за спиной и проходя мимо сына. Ему уже осточертело это обсуждать, он не любил, когда ему перечили, а тут собственный сын ведет себя как избалованный ребенок, а не как будущий правитель. Кажется, стоило больше нанимать ему учителей и больше забивать свободное время уроками, чтобы разная дурь в голову не лезла. — Мы все равно будем вместе! Мы получим благословение богини Хатор, и ты не сможешь нам помешать. — прокричав это настолько громко, насколько вообще мог, Влад развернулся и быстрым шагом направился по коридору в собственные покои. Злость и обида распирали его грудную клетку, а глаза горели от сдерживаемых слез. Не то, чтобы Влад был тряпкой и мог расплакаться от одного отказа потакать ему, но обида на отца и его предрассудки была слишком велика. Владимир только головой покачал на это заявление сына, вздыхая, и надеясь, что вскоре он забудет об этих глупостях и станет серьезнее. Владимир хотел бы, чтобы после его кончины, когда его единственный законный наследник вступит в свои права на престол, рядом с ним была достойная женщина, аристократка из их страны, та, кто сможет подарить Владу чистокровных наследников и будет ему опорой во всем. Он не хочет видеть на троне юнца с бредом в голове про возможность получения благословления и любовью к чужой девице. Висмуар — самая большая страна по площади и добыче полезных ископаемых, в ней обучаются лучшие мечники и алхимики, которые составляют основу страны. Только вот отношения с соседними странами у них не заладились, но это скорее вина предыдущих правителей и совсем немного Владимира, который успел окончательно испортить отношения с правителем Рогнера. Но благо, что хоть численность армии у Висмуара превосходная, и это позволяет им обороняться от нападения соседних стран, что хотят забрать их территории. — Почему же отец запрещает нам жениться? — недоумевал юноша, недовольно расхаживая по комнате. Его черные волосы растрепались от частых движений его руки, которой он беспокойно проводил по локонам, что спадали на его лицо, а в голубых глазах было только непонимание. Он никак не мог понять отца, ведь разве не любовь — самое главное в этой жизни? Зачем же нужна власть, деньги и репутация, ежели ты счастлив с любимым человеком? — Успокойся, я уверена, что все будет хорошо, когда-нибудь мы все равно поженимся. — девушка, что сидела на кровати кронпринца только мягко улыбнулась, пытаясь приободрить возлюбленного. Ее розовые волосы струились по плечам, доходя до ключиц, а в ярких розовых глазах с отливом зелёного, так несвойственных их стране, была только радость от того, что они вновь встретились спустя долгое время. Пусть и в такой обстановке, пусть и тайно, Алиса — кронпринцесса вражеской страны Висмуара — Рогнер, все равно была счастлива. Рогнер — империя выдающихся магов и ученых, что славятся своей силой. Их ученые создают множество изобретений для разных сфер жизни, из-за чего эта империя более развита в плане технологий, а маги империи занимаются ее защитой и обеспечением жизни граждан абсолютно каждого королевства. Никто из простого народа, никто из вышестоящих, да даже сами Влад и Алиса понятия не имели, почему их отцы враждуют. Это началось очень давно, кажется, ещё до их рождения, и в какой-то момент даже дошло до войны, но они тогда были слишком маленькими, чтобы понимать хоть что-то. Их народы даже толком не знали, за что воюют, какие причины и почему они должны ненавидеть своих соседей, но таков был приказ и они были вынуждены подчиниться. Влад считал, что пора прекратить эту глупую вражду и предлагал отцу, чтобы он женился на дочери их врага, чтобы поддержать союз, но Владимир ответил ему жёстким отказом и все продолжал отказывать второй год подряд. — Мы просто обязаны получить благословение Хатор. — все никак не унимался Влад, садясь перед возлюбленной на колени и беря ее руки в свои. — Я обещаю, что мы получим ее благословение и тогда сможем жить спокойно. Все примут наш брак, я обещаю тебе. — юноша поднес руку возлюбленной к своим губам, оставляя на ней легкие поцелуи. Все народы мира, пусть и не были очень дружны между собой, на удивление были очень схожи в своей религии, поклоняясь лишь шести божествам. Богиню Хатор величали богиней любви, что связывает души людей алыми нитями судьбы навсегда, а если получить ее благословение, то можно не бояться осуждения со стороны общества, ведь, имея благословение Хатор, никто не сможет сказать паре любящих людей что-то против. Богиня Мария была для людей богиней плодородия, что отвечает за фертильность как земель, так и людей этого мира, и многие люди, у которых не получается завести ребенка, молятся богине Марии, и, кто знает, может богиня и правда слышит их мольбы, раз через некоторое время такие пары узнают о пополнении в своей семье. Богиня Ку считалась богиней мудрости, что направляет людей на путь истинный, ведь, если кто-то сомневался в своем выборе или предназначении, стоило ему помолиться этой богине, как озарение снисходило на них. Богиня Атл покровительствовала ресурсам этого мира, не давая им никогда исчерпаться полностью, ведь, сколько бы люди не потребляли ресурсов и сколько бы не забирали у земли, эти ресурсы никогда не исчерпывались. Но всегда в шестерке богов люди выделяли двух богов, которых, наравне с их могуществом и бесконечной добротой, считали довольно опасными. Жизнь и Смерть — две непостижимые вещи для людей, никто из людей не знал ни имен, ни предназначения этих богов, но все отчаянно им молились. Чтобы богиня Жизни подарила жизнь новому дитя или благословила на долгую жизнь более старшего, а богине Смерти молились только для того, чтобы просить о быстрой и безболезненной смерти для себя или родственников. — Конечно, милый, не беспокойся. Тем более наш брак сможет окончить вражду между нашими странами и все наконец-то придет в норму. — девушка положила руку на голову Влада, поглаживая его по волосам и тихо вздыхая. Насколько бы мирной не была их жизнь во дворцах, девушку беспокоило, что мирные люди до сих пор, казалось бы в время, когда все конфликты должны решаться мирно, умирают на границах из-за нежелания правителей просто по-человечески поговорить. Это было глупо и жестоко, а ещё непонятно, ведь причины никому из них не были известны, что угнетало. — Алиса, прошу тебя, давай убежим. Мы можем уйти в городской порт, я уверен, что люди там смогут отвести нас к Хатор. — положив голову на колени Алисы, попросил кронпринц, будучи полностью уверенным в своих словах. Молва о богинях ходит уже давно и многие люди брали неплохие деньги за то, что покажут дорогу к ним, так что Влад был уверен в своих словах, даже не задумываясь о том, что это может быть обман. Отец очень оберегал его и поэтому в каком-то смысле Влад остался не очень подкованным в вопросах сплетен и когда горел какой-то идеей, не особо фильтровал информацию, не думая даже о том, что ему могут соврать. — Влад, мы можем попробовать, правда. — улыбнулась ему девушка, но улыбка ее была грустна. Она понимала, что встреча с богиней почти невозможна, а простолюдины, скорее всего, просто украдут их деньги, но разочаровывать своего возлюбленного ей не хотелось, тем более, ее всегда учили не перечить мужчине. Она должна быть покладистой и милой, только тогда ее возьмут в жены, иначе, если она будет показывать свой строптивый характер, то никому она будет не нужна. — Но почему ты так уверен, что кто-то сможет отвезти нас к Хатор? Вопрос логичный, никто ведь никогда не интересовался у людей, что утверждали о том, что лично встречались с богиней, где именно находится Хатор. А если и спросить этого человека, то он ответит лишь, что не помнит ничего о том, как оказались в том месте. Мол, нашли случайно, когда в отчаянии плавали по морю, а потом попали в дикий шторм, а после очнулись на острове рядом с богиней, что отнеслась к ним с пониманием и добротой, а еще дала свое благословение на любовь и брак. — Моряки что-то да знают, они ведь далеко плавают и бывают в разных местах, а, значит, кто-то обязательно знает, где можно найти Хатор. Алиса только вздохнула, но мягкая улыбка все равно осталась на ее губах. Она никогда не понимала такого энтузиазма своего возлюбленного, пусть и уважала его мнение. Она была не такой, как Влад, она росла в совершенно других условиях и какая-то мнимая свобода и «боги» были ей чужды. Она, как и все в королевской семье, больше изучала магию, заклинания и различные эликсиры, но даже несмотря на это, оставалась достаточно скептичной в своей вере. Влад был другим, он рос в свободе, ему дозволялось практически все, да и сам он был достаточно энергичным и наивным ребенком. Юноша не очень любил изучать какие-то науки, а больше отдавал себя тренировкам и поклонению божествам. Он искренне верил, что благодаря молитвам, его желания могут осуществиться, и пусть Алиса не разделяла его этой страсти, все равно поддерживала. — Хорошо, давай попробуем, но разве тебя отпустит отец? — уточнила девушка, думая, что нужно взять с собой в это бегство. Это было отчаянным шагом, который основывался на сильной любви и привязанности, а также желании быть вместе, она это понимала. Также как понимала, что слишком мягка, чтобы отказать своему возлюбленному, все же патриархальные устои напрочь вколотили в ее голову, так что, несмотря на прекрасные отношения, пусть и тайные, девушка все равно иногда сомневалась, что имеет право голоса. — Он не отпустит, поэтому будем действовать быстро. — юноша придвинулся ближе, словно кто-то мог их услышать. — Сбежим завтра рано утром, возьмем денег и уедем так далеко, как только сможем, будем жить на эти деньги, а там и работу найдем. Алиса только легко рассмеялась на это его предложение, которое звучало максимально глупо и по детски. Ее грела мысль о том, что ее возлюбленный сделает для нее все, чтобы они были вместе, несмотря на все запреты, несмотря на все страхи и возможные последствия… Ее сердце искренне грела мысль, что они смогут безмятежно жить в мире, и если для счастья вдвоем нужно лишь получить благословение богини… Что ж, это меньшая цена. На том и порешали. Ранним утром возлюбленные, переодевшись в обычные одежды, совершенно ничем не украшенные, да накинув на голову старые капюшоны плаща, прихватив собранные вещи первой необходимости, сумели избежать взглядов охраны и пробраться в город. На самом деле, благодаря магии Алисы, это было сделать не так сложно, девушка, как и договаривались, пусть и не без страха, но все же перенесла их в темный переулок в порту. Несмотря на то, что было раннее утро, город уже начинал просыпаться, и многие жители уже куда-то спешили — толпы или давки не было, но все равно отвлекаться не стоило. Влад крепко взял Алису за руку и твердым шагом, стараясь избегать людей, поспешил к пристани. Девушка не высказала недовольства, только покрепче сжала рукой лямку сумки на плече. Она отвечала за сумку, в которую вечером сложила все необходимые вещи, и на несколько мгновений задумалась. Она была удивлена, что все так легко вышло — Владу удалось встать гораздо раньше обычного и незаметно переодеться в одежду своего кучера, которую он украл на днях. Да, поступок подлый, но Влад оправдал это тем, что кучер — его слуга, поэтому, все его вещи принадлежат Владу, как хозяину. А Алисе удалось избежать расспросов сестер, которые всегда лезли к ней с вопросами и сплетнями, а еще праздник герцогини, на чаепитие которой собиралась Алиса, не зная, как его отложить, вдруг отменилось в связи с неважным самочувствием юной герцогини. Как ни крути, все шло слишком хорошо, словно кто-то подстраивал все это ради забавы, словно им улыбнулся бог удачи, которому они не поклонялись и знать не знали. Паре удалось избежать посторонних взглядов, кажется, одежду они выбрали правильную — никто особого внимания не обращал, думая, что они — такие же простолюдины, как и все здесь, ну или в крайнем случае — дети купцов. Буквально через несколько минут они добрались до пристани, на которой было уже меньше людей, а также готовились какие-то товары к отправке, но, на удивление, людей было очень мало. И это было очередным странным совпадением, которое напрягло Алису, заставив девушку поежиться и сильнее пальцами вцепиться в лямку сумки. — Простите, вы не знаете человека, который мог бы отвезти нас к богине Хатор? — Влад подходил, кажется, уже к десятому человеку, но все лишь пожимали плечами на его вопрос, и даже за деньги отказывались говорить. Алиса в это время была в своих мыслях, думая, что что-то явно не сходиться, что-то не так, но резкий и сильный запах рыбы заставил ее резко вынырнуть из мыслей и ошарашенно уставиться на пожилого мужчину, что стоял рядом с странным кораблем и просто командовал какими-то ребятами, что выгружали товар на пристань. — Простите, — обратился Влад, уже без особого энтузиазма в голосе, но все равно с надеждой, к пожилому мужчине, привлекая внимание к себе. — Вы не знаете человека, что мог бы отвезти нас к богине Хатор? Мы можем заплатить, если нужно. Тот мужчина на его вопрос только призадумался, поглаживая свою седую бороду, рассматривая их с ног до головы и заставляя занервничать, после чего хмыкнул и сказал. — Да, есть один такой человек, но он вряд ли согласиться. — призадумавшись, начал мужчина, хмурясь, словно не был уверен в своих словах. — Но если вы все же хотите, то вам следует поторопиться — он сегодня уплывает и никто не знает, когда он вернется. — Ах, спасибо, но кто это? Как к нему пройти? — Влад почувствовал, как Алиса за его спиной блаженно выдохнула, радуясь, что поиски удались, и дело осталось за малым, но все же факт того, что они в любой момент могут упустить этого человека дико напрягал. Алиса невольно начала рассматривать всех людей, что прогуливались по пристани, но никого, кто был бы похож на заядлого и старого капитана корабля, что повстречал богиню, она не видела. — А, так вон он, — сказал мужчина, указывая куда-то рукой. Пара обернулась, пытаясь разглядеть, на кого указывал мужчина, но никого не видели, подходящего под описание — они представляли себе мужчину в возрасте, который много чего повидал за свою жизнь, но такого на пристани не наблюдалось. Были, конечно, пожилые люди, но они больше напоминали простых торговцев, да и они просто слонялись по пристани, не имея никакого отношения к кораблям. — Эй, Саша, подь сюда! Никто из людей на пристани даже не повернулся, словно этого крика только что и не было, и Владу уже начало казаться, что старик просто спятил, решив так пошутить, основываясь на их отчаянии, но тут к ним кто-то подбежал. — Дядя, это что-то срочное? Знаешь же, что уплываю. Голос был молодой и звонкий, и пара удивилась этому, пусть больше впала в шок, увидев перед собой молодого юношу, едва ли старше их, а может ещё и младше на пару лет. У него была очень загорелая кожа, словно все, чем занимается этот мальчик — бегает по солнцу. Лицо его светилось, как и глаза, что пылали озорством, словно юноша заменял собой солнце, а некоторые каштановые пряди спадали на его лицо, прикрывая загорелый лоб. Каштановые волосы были короткими и растрёпанными, скрытыми за потрёпанной треуголкой. Одежда на нем была странной — старая, но довольно опрятная свободная белая рубашка с длинными рукавами, заправленная в черные брюки, что, наоборот, были как раз по фигуре, и вместе это смотрелось очень странно. На его плечи была накинута старая черная куртка, с какими-то узорами, явно не из дорогих, больше была похожа на куртку какого-то охотника. Создалось даже ощущение на секунду, что отец мальчика был каким-нибудь охотником, и просто дал сыну свою куртку, потому что вещь ему нравилась. А на ногах у него были черные большие сапоги, доходящие чуть ли не до колен. Но вот украшения, что были на его теле, были совсем не в тему — на руке у него был явно дорогой браслет с четырьмя разноцветными драгоценными камнями, и этот браслет никак не вписывался в образ юноши, и, тем более, он не вязался с самодельным, явно самодельным, ожерельем из маленьких ракушек, что были соединены какой-то странной тонкой веревкой и висели на его шее. Но когда этот мальчик переводит взгляд на них, его лицо вдруг меняется, словно бы он увидел самый худший свой кошмар. Влад замечает, как его руки начинают мелко дрожать, глаза распахиваются в неверии, а сам он даже делает шаг назад от них, когда этот добродушный мужчина говорит ему. — Саш, тут молодые люди к Хатор хотят попасть, обещают щедро заплатить. — указывая рукой на Влада и Алису, говорит мужчина и те быстро кивают, и Влад даже начинает рыться в одеждах, куда спрятал небольшой мешочек с золотыми монетами, когда Саша подаёт голос. — Туристов не беру. — отрезал, словно ножом по деревянному столу, юноша, хмурясь и поведя плечами, словно бы ему было неуютно, а потом повернул голову в сторону того мужчины, говоря явно ему. — Бывай дядь, свидимся, если выживу! — и помахав рукой на прощание, он стремительно убежал в сторону соседней пристани, что виднелась недалеко. Мужчина лишь выдохнул что-то вроде «не повезло», и, помахав рукой на прощание мальчику, просто вернулся к своей работе.

***

Когда Саша видит их впервые, то замирает на какое-то время, думая, что все это — лишь один из его ночных кошмаров, что преследуют его словно назло. Этот юный мальчишка, которому едва исполнилось шестнадцать так похож на него, что Сашу колотит от злости, пусть он и находит в себе силы улыбнуться ему и отказать в просьбе. Его сердце бешенно колотится, а перед глазами до сих пор стоит тот год, в который его мучали ради того, чтобы принести в жертву. Он чувствует, как его тело то холодеет, то бросает в жар и чувствует, как ему плохо и как он едва может дышать, пусть ему это и не нужно. Воспоминания слишком яркие, слишком живые, а боль от них все ещё резкая и ему хочется кричать так, будто бы это могло ему помочь спрятаться от этих воспоминаний и похоронить это где-нибудь в море, из которого он только вернулся. Он сбегает так быстро, как только может, пусть и так, чтобы его не заподозрили в этом самом побеге, но уже через пару шагов понимает, что за ним погоня. Чёртовы упрямые сволочи, все в своих мерзких предков, из-за которых Саша так страдал двадцать лет назад и продолжает страдать даже сейчас. Он не хотел видеть потомков этих людей, не хотел слышать их голосов и уж тем более не хотел им помогать, но они были настырны. — Постой! — слышит он такой знакомый и такой ненавистный голос, что хочется обернуться морской волной и скрыться, но если он это сделает сейчас, это может поставить под удар его истинную личность, а он не может так рисковать, тут только все стало спокойно. Он пробегает мимо своего корабля, оглядываясь на него, на то, как его безликие тени, облаченные в одежды людей, чтобы не привлекать лишнего внимания, собирают его вещи. И правильно делают, они должны были отплыть сегодня и они отплывут, как только Саша отделается от этих двух невероятно надоедливых людей. — Умоляю, постой. Юноша хватает его за руку, заставляя Сашу дернуться и попытаться вырваться, когда он замирает под взглядом таких знакомых голубых глаз. Этот ублюдок, имени которого он не знает, так похож на своего невыносимого отца, что Саша хочет кричать и рыдать от этого осознания. Слишком много боли и воспоминаний приносит один взгляд в эти голубые глаза. Но Саша лишь оборачивается с нечитаемым выражением лица, строго смотря в эти голубые глаза, полные отчаяния, и сухо произносит. — Я же сказал — туристов не беру. — холодно чеканит он, вырывая свою руку из чужой хватки и показательно вытирая ее от чужих прикосновений, строго смотря в чужие глаза, пусть ему и приходится немного поднять голову из-за небольшой разницы в росте. Сашу коробит от того осознания, зачем они просили отвезти их к богине Хатор, и помогать им в этом совершенно не хочет. Эти маленькие, избалованные аристократические задницы даже понятия не имели через какой Ад нужно пройти, чтобы попасть в то место, где живут их любимые боги. У него то с этим проблем не было, все же, как бы Морок это не отрицал, Саша — один из них, а значит имеет право на вход в их «священные земли», а вот у людей могут возникнуть проблемы, если они попытаются без разрешения пересечь границу моря. Саша оглядывает их и не верит в то, что видит перед собой, потому что это зрелище вызывает у него лишь истерический смех. Оба наследника прекрасны собой, но сейчас они выглядят достаточно жалко — у мальчишки растрепаны его черные волосы и прикрыты каким-то коричневым балахоном, который явно ему не принадлежал, он одет в одежду не по статусу — в какую-то грязную рубаху и штаны, которые ему большие, а ноги его босы, что явно для него непривычно. Бледное лицо скрыто под тенью балахона и выделяются на нем лишь эти яркие, такие ненавистные Саше голубые глаза. Девушка рядом с ним точно из магического рода соседней страны и точно имеет прямое отношение к Сирину, слишком уж похожая на этого яркого ублюдка. Ее волосы неестественно розовые и блестящие, словно бы на них вылили ведро блёсток, яркие розовые с переливами в зелёный глаза, которые Саша никогда не забудет, смотрят на него смущённо и явно просят о помощи. Одета она в какое-то замухрышное платье слуги и Саше, возможно, даже было бы их жаль, если бы не ярость и боль, что клубилась в его груди. Они выглядят откровенно жалко, не то, что их знаменитые отцы, на что Саша лишь зло фыркает и складывает руки на груди. Он внимательно слушает, что они ему скажут и как собираются его уговаривать, ведь ни деньги, ни власть, ни слава, ни черта Саше от них не нужно — он слишком свободный человек, который живёт лишь так, как хочет он и ни от кого не зависит, ему не нужны подачки или что-то очень роскошное, он слишком далек от материального мира, чтобы делать хоть что-то с теми золотыми побрякушками, которые эти аристократы могли ему предложить. Все золотые украшения для Саши — лишь ошейник, лишь способ давления и упрёков, то, что лишает его свободы и то, что он ненавидит. Но мальчишка не успевает придумать достойный ответ, потому что за их спинами слышит крики и топот копыт, а когда они поворачиваются на шум и гам, то видят лишь вооруженную охрану королевского дворца, которые во всеоружие скачут прямо на них. Саша лишь дёргается от слишком въевшегося в кожу инстинкта бежать от агрессивных людей, но потом тьма в нем подсказывает ему, что он больше не тот маленький запуганный мальчика, которого, измучав пытками настолько, что его тело стало непригодным, выбросили в море, он — тот, у кого есть сила, да и не сделают их несчастные оружия ему ничего. Да, это может ранить его оболочку, но сам Саша от этого никогда не умрет лишь потому, что миру живых он не принадлежит. — Черт возьми, умоляю, пожалуйста, помоги нам, мы что угодно сделаем, только. — начал почти умолять этот мальчик с бешенными глазами, пока его девушка жалась к нему в поисках защиты, а Саша смотрел на это все с ледяным спокойствием. На самом деле ему не было до них никакого дела — ему плевать, что этих двоих разлучат, ему плевать на их сопливую, раз уж они отчаялись умолять какого-то простолюдина о помощи в поисках дороги к богине любви, историю любви, он хочет чтобы их разлучили и насильно выдали за каких-нибудь более подходящих кандидатов по мнению их отцов, чтобы они создавали семьи с теми, кого так не любят и тосковали друг по другу дождливыми ночами, но это было бы слишком просто. — Что угодно, говорите… — ухмыляется Саша и взгляд его тяжелеет, когда он внимательно оглядывает этих трясущихся детей, прежде чем уже представить, каким пыткам можно подвергнуть их души, а после и души их отцов. Тьма внутри него хохочет, заливая глаза Саши золотым, заставляя их опасливо блеснуть, прежде чем он ведёт рукой, указывая на свой корабль рукой, предлагая им с самой добродушной улыбкой. — Хорошо, я помогу вам. Это все, что потребовалось этим двоим, чтобы со всех ног забежать на борт под громкий крик Саши, адресованный его команде о том, что отплывают они раньше запланированного. Он громко хлопает в ладоши и четко отдает приказы, становясь серьезным и словно бы взрослым не по годам, ведь выглядел он как подросток. По кораблю начали раздаваться спешные шаги туда-сюда, словно кто-то бегал по палубе и что-то спешно делал, пока оба сбежавших от тираничных отцов наследника поднимаются на борт и бегут ближе к рублю, за которым и должен стоять их капитан, что буквально сейчас спасал им жизнь, ведь, неизвестно, что сделают их отцы, когда узнают о том, что они вместе сбежали, чтобы получить благословение богини, только бы быть вместе. Команда Саши — того, кто спас их и тот, кого им позже следует отблагодарить, в суматохе поднимает якорь, паруса и спешно готовится к отплытию. — Указом короля, я приказываю вам немедленно остановиться и отпустить заложников! — громко крикнул капитан королевской армии, спрыгивая со своего коня и быстро подбегая к доске и собираясь вбежать на борт корабля. Сердца обоих наследников ушли в пятки, стало так страшно, что оба, сами не ожидая от себя подобного, зажмурились, сильнее прижимаясь друг к другу и упираясь спинами куда-то в деревянную постройку. Они могли лишь молится богам о том, чтобы их отсюда не забрали, ведь это означало бы конец всего — их бы наказали и немедленно выдали бы замуж или женили на тех, кого ни Влад, ни Алиса знать не знают и заставили бы продолжать род. Они не видели, лишь могли смутно слышать, что происходит на борту: кто-то шумно передвигается, что-то делает, несмотря на угрожающие слова стражи, но совершенно без слов, словно вся команда, кроме Саши — немая. Саша ничего не ответил на это возмутительное заявление, лишь лениво оборачиваясь к той доске, по которой можно было попасть на борт их корабля. Он делает шаг ближе к доске, кладя руку на перила, лениво и совершенно без интереса наблюдая за тем, как нога этого командира стражи ступает на его доску и как он тянется рукой, чтобы ухватится за край борта корабля или за перилла. Саша ухмыляется гадко, прищуривая глаза, ногой без особых усилий поднимая доску, по которой поднимался этот капитан, и махает ему пальчиками руки на прощание, прежде чем с силой толкнуть доску, заставляя ее и человека, что по ней забирался, упасть в море. — Я не подчиняюсь этим ублюдкам. — достаточно громко говорит он, наблюдая, что как только доска отошла от корабля, командир армии потерял равновесие, упав сначала на саму доску, а потом с криком упал в воду, начиная барахтаться в ней, словно котенок, которого собирались утопить, а той доской его чуть не накрыло, а случись это, то мужчина уже ушел бы в мир иной. Он смеётся, наблюдая за тем, как капитан, что всплыл на поверхность, старается удерживаться на плаву, пусть его тяжёлые доспехи и тянут его вниз. Его мальчики, сторожевые пёсики, которые сейчас должны были бросить все силы на то, чтобы остановить корабль Саши, просто встали как вкопанные на пристани, не понимая, что им нужно делать. — Vides iterum! И только потом Саша слышит как командир, отплевываясь от воды, приказывает своим верным собачкам все же остановить его, но они могут лишь кричать ему что-то вдогонку, но реальной опасности они не представляют, потому Саша спокойно проходит по палубе и встаёт к штурвалу. Подождав, пока паруса наполнятся воздухом, он резко крутанул штурвал в сторону, выплывая на скорости и разворачиваясь в нужную сторону, уплывая из порта.

***

Влад не может поверить своему счастью, когда все же успокаивается и приходит в себя, понимая, что они с Алисой на какое-то время спасены. Они отплыли уже достаточно далеко и теперь были просто посреди моря, а погони за ними было не видать. Нервная улыбка расцветает на его лице, когда он обнимает Алису и целует ее в щеку, шепча о том, что все будет хорошо, ведь они сбежали и теперь плывут прямиком к богине Хатор. На самом деле это немного странно, а в крови у Влада все ещё бурлит адреналин, но ему все равно, главное, что его заветная мечта скоро исполнится и они с Алисой будут вместе и больше никто не сможет им помешать. Алиса все ещё сидит в ступоре, и начинать диалог как-то не горит желанием, больше погруженная в свои мысли, из-за чего на корабле становится очень тихо. Команда Саши занимается своими делами как-то на удивление тихо, даже не переговариваясь между собой, работая как слаженный механизм, который не нуждался в словах, а сам Саша уже просто стоит около руля, даже не положив на него руки, смотря куда-то на горизонт. Влад встаёт, вздыхает и натягивает на лицо дружелюбную улыбку, когда подходит к Саше, желая завязать хотя бы с ним диалог. — Спасибо, что помог нам… — неловко заводя руку за голову и уже потянувшись за мешочком с золотыми монетами, чтобы дать их Саше, но тот не отреагировал на это, поэтому Влад остановил свою руку на пол пути, вместо этого протягивая ее Саше, представляясь. — Эм, я — Влад, это Алиса. — указывая на свою девушку, пояснил Влад, но Саша все ещё не реагировал, как будто бы его это вообще не интересовало. — Саша. — спокойно кивает мальчик, даже не смотря на него и уж тем более не пожимая его руку, из-за чего Владу приходится спустя время ее неловко опустить, а потом нервно вздохнуть, потому что диалог не клеился совершенно, но и в тишине с незнакомцами сидеть не хотелось, поэтому Влад продолжил. — Ты, прости, что это произошло, я не знал, что отец так быстро заметит мое отсутствие. — он вновь заводит неловко руку за голову, делая ещё один шаг ближе к Саше, хватаясь за перилла, когда корабль резко качнулся и его повело в сторону. — Все в порядке. — спокойно говорит Саша так, словно бы его это вообще не волновало, хотя, вспоминая крик Саши о том, что он никому не подчиняется, возможно, ему действительно наплевать. По крайней мере так думает Влад до того, как Саша спрашивает его все тем же ровным голосом. — Вы из правящей семьи? — Влад машинально кивает, а Саша усмехается и глаза его загораются каким-то недобрым огнем, когда он с какой-то агрессией спрашивает. — Мне стоит переживать? — Ох, нет нет, прошу, не беспокойся, если что-то пойдет не так, я возьму всю вину на себя. — тут же уверяет его Влад, махая руками и едва не падая, когда корабль вновь качнулся в сторону, на что Саша лишь пожимает плечами. — Ладно. — кивает он, не требуя никаких доказательств или клятвы или ещё чего угодно, как будто бы просто веря в любую чепуху, которую нёс Влад. Он молчит какое-то время, пока Влад лихорадочно придумывает, что ещё спросить, чтобы не оставаться в этой гнетущей тишине, в которой слышно лишь как море колышется и его волны разбиваются о корабль, когда Саша сам скучающе спрашивает. — Зачем вам к богине Хатор? — он поворачивает голову на Влада и тот вздрагивает от тьмы в его глазах — такая тьма, по его мнению, даже не могла быть сконцентрироваться в глазах у человека, и его на секунду это пугает, но как только он моргает, это навождение проходит и он видит лишь то, как Саша кивает в сторону Алисы. — Разве твоя девушка не из Рогнера? — Влад понятия не имеет, как этот мальчишка догадался, учитывая, что Алиса не сдвигала капюшона со своей головы и видеть ее лица Саша не должен был, тем не менее, он каким-то образом узнает, откуда она, а после спокойно говорит, пожав плечами. — Ваш брак пошел бы на пользу с политической стороны. — Наши отцы не ладят, поэтому не хотят нас женить, несмотря на выгоду. — отвечает ему Влад, а потом горько вздыхает, говоря с большим отчаянием, чем до этого, как будто бы это было их последней надеждой. — Поэтому нам нужно благословение богини, тогда это покажет отцу, насколько чиста наша любовь… — Влад даже сжимает руку в кулак, говоря это более уверенно, чем до этого, а после, не замечая со стороны Саши никакой реакции — ни положительной, ни отрицательной, он замолкает и спрашивает только через пару минут. — Ты, правда знаешь, где ее найти? — Да. — без раздумий отвечает Саша моментально, как будто бы ждал этого вопроса, а потом вновь просто пожимает плечами, сверяясь с компасом. — Это странно? — Ну, не то, чтобы странно, но я слышал, что ее могут найти люди лишь в полном отчаянии и нужно пройти несколько испытаний, прежде чем ты увидишь любого из богов. — поясняет свои опасения Влад, не говоря о том, что Саша просто выглядит слишком молодым для того, кто был знаком с богиней или просто знал дорогу до того, как к ней приплыть. — Это слухи. — также быстро отвечает Саша, усмехаясь, несмотря на негодование Влада, который просто не понимает, как может этот мальчик, который выглядит младше их года так на два, так уверенно говорить о том, что многие люди даже не могут предполагать. — Хотя, одно испытание все же будет. — вдруг странным тоном говорит Саша, сильнее сжимая штурвал, но Влад почему-то не обращает на это внимания, спрашивая и говоря со странной пылающей уверенностью. — Какое? — моментально спрашивает он, слыша усмешку на свою быструю реакцию, а потом добавляет, подходя на шаг ближе к Саше, когда лодку перестает так резко качать из стороны в сторону, пусть Влад никогда не узнает, что Саша специально так делал, только бы тот заткнулся. — Ты только скажи, я все сделаю, чтобы помочь, я… — он осекается, а потом говорит более восторженно и благодарно, протягивая руку к Саше. — Я не могу даже передать тебе, насколько мы благодарны и. — Влад прикасается к плечу Саши, желая чтобы тот хотя бы повернулся на него, когда с ним разговаривают, но не ожидал от него такой реакции. Его прикосновение было совсем лёгким, почти ощутимым, но Саша отреагировал на это так, словно бы даже это лёгкое касание так обожгло его, что доставило боль. Он с силой отпихнул от себя чужую руку, отталкивая самого Влада от себя и стирая его прикосновение со своей одежды, смотря на ошарашенного Влада с такой ненавистью в своих глазах, что это было даже пугающе. Таким холодным взглядом, полным ненависти и отвращения на Влада ещё не смотрели, и это заставило его даже дрогнуть от непонимания, что он сделал не так. — Не прикасайся ко мне. — холодно чеканит Саша, смотря на него с животной ненавистью, а зрачки его занимают от страха почти всю радужку, когда он говорит более хрипло и напряжённо, отпуская штурвал и делая шаг к Владу, который делает от него шаг назад и упирается спиной в перилла. — Слышишь, никогда не смей и пальцем ко мне прикоснуться, иначе станешь закуской для акул. — он говорит об этом холодно, указывая на доску, что лежала рядом, прислоненная к боку корабля и Влад может лишь кивнуть под этим темным взглядом, когда Саша ещё с минуту смотрит на него и, убедившись, что Влад и правда все понял, только потом отходит вновь к штурвалу. — Ах, прости, я не хотел… — извиняется с небольшим запозданием Влад, понимая, что лучше не ссориться с капитаном судна, на котором они плывут к богине Хатор за благословением. Каким бы ребенком Саша не выглядел, он согласился их подвезти и все ещё не взял с них платы, а ещё он единственный тут прояснил хоть немного, что их вообще ждёт и вообще разговаривал. Хотя, может и его команда не немая, как им показалось изначально, они же ещё не пробовали их разговорить. — Мне очень жаль. — добавляет он, когда не слышит и не видит никакой реакции на предыдущее извинение от Саши, и на этот раз тот просто отмахивается от него рукой, как бы говоря, что не сильно обижается, и Влад вновь пытается его разговорить, пусть это и снова ужасно неловко. — Эм, ты говорил про какое-то испытание, ты…знаешь каким оно будет? — Да, испытание на соблазн. — вновь спокойно кивает Саша, как будто бы ничего и не было ровно пять минут назад. Он снова спокоен и собран, смотрит прямо на горизонт и крепко сжимает штурвал в руках. — На соблазн? — вдруг усмехается Влад, не совсем понимая, что подразумевается под этим испытанием. Неужели где-то в море есть бордель или что-то в этом роде? — Что это должно значить? — Слышал о русалках? — отвечая ему вопросом на вопрос, спрашивает Саша, все же поворачивая на него голову и спокойно смотря в его глаза, словно бы ища в них ответ на вопрос. — Разве это не выдумка? — удивляется Влад, потому что он, конечно же, слышал о русалках, но никогда не верил в них, как и в фей и эльфов, которых никогда не видел и считал разве что глупой детской выдумкой. — Ты серьезно считаешь выдумкой русалок, хотя в нашем мире можно спокойно встретить богов или обладать магией? — вдруг почти смеётся над ним Саша, прикрывая рот рукой, чтобы удержаться от смеха, а потом саркастически и явно насмехаясь над ним, спрашивает. — Ты точно наследник Висмуара? — Эй, Висмуар не концентрирует внимание на магии, ты же житель Висмуара, разве не знаешь? — защищает свою позицию Влад, складывая руки на груди и с вызовом смотря на мальчика, что ниже его на несколько сантиметров. — Я не живу в Висмуаре, я вообще нигде не живу, мой дом — море. — закатывая глаза на его вопрос, отвечает Саша, указывая рукой на бескрайнюю гладь моря, которая, по мнению Влада, выглядит довольно скучно и уныло. — Звучит очень одиноко. — сочувствующие глядя на этот одинокий, лишенный всякого разнообразия, пейзаж, говорит Влад, когда Саша вновь лишь закатывает глаза на это, будто бы ему тут не скучно и не одиноко, а потом Влад вспоминает и щелкает пальцами, улыбаясь. — Хотя, у тебя же есть своя команда. — говорит Влад, указывая пальцем за спину, где должна сейчас работать его команда, действия которых он слышал, а вот разговоры — нет, но Саша лишь пожимает плечами, как будто не понимая, каким образом это должно разбавить его одиночество и скуку, про которую он говорил. — Ты знаешь, как получить благословение Хатор? — Это зависит только от нее, но она даёт благословение всем, кого я привожу. — спокойно отвечает ему Саша, потому что отчасти это правда. Он уже не в первый раз возит Варе каких-то отчаянных людей, но лишь для того, чтобы потом забрать их души, ведь никто не выживал от встречи с сиренами, и дальше, после этого «испытания» Саша путешествовал лишь с их душами, когда тела тонули в морской пучине. — Ох, значит, нам очень повезло. — улыбается Влад, вовремя останавливая себя от того, чтобы вновь прикоснуться к Саше, вместо этого просто говоря. — Спасибо тебе, я боялся, что ты откажешь нам, все же ты сказал, что не берешь туристов. Влад усмехается, считая это забавной шуткой, когда Саша просто смиряет его странным взглядом и ничего на это не говорит.

***

Ночь проходит на удивление спокойно, ну или так кажется на первый взгляд — Влад и Алиса мирно спали в каюте Саши, когда тот сам отправил их спать, перед этим накормив достаточно вкусным гарниром, который приготовила его команда. Сам Саша предпочел не ужинать — наблюдал за Владом и Алисой, лишь укусив несколько раз яблоко, сидя на краю корабля, оставляя только ноги на палубе, а сам отклоняясь за борт, словно бы наблюдая за чем-то интересным. Алиса попыталась стянуть его оттуда, когда увидела, что он делает, ведь это было опасно и Саша мог совершенно спокойно упасть за борт, но тот лишь посмеялся над ней и сказал не беспокоится на этот счёт. Теперь же Алиса и Влад спали на немного неудобной и тесной постели в объятиях друг друга, пока не проснулись одновременно и непонятно от чего. Они медленно приходили в себя, пытаясь понять, что произошло и почему все их следующие попытки уснуть неудачные, пока не услышали тихое пение, доносящиеся откуда-то сверху. Алиса накидывает на себя платье, которое сняла на время сна, а Влад натягивает рубашку, чтобы выйти и посмотреть, что вообще творится. Было странно на корабле, где кроме Саши с ними никто больше не захотел контактировать, услышать чужое пение. Они выходят на темную палубу, которая ничем не освещена и на первый взгляд не замечают ничего странного. Все вроде бы оставалось так, как было при свете дня, но что-то как будто поменялось, только они никак не могли понять, что именно. А потом тихое гудение, которое казалось уже привычным вдруг начало превращаться в слова, которые они с небольшим трудом, но могли различить. Влад слишком резко вспоминает о словах Саши, когда тот говорил про какое-то там испытание и что-то связанное с русалками или сиренами, как он там их назвал и бросается к краю корабля, заглядывая за борт. Их окружают неописуемой красоты существа, которые похожи на самых милых девушек, коих Влад никогда в своей жизни не видывал. Их глаза игривы, а сами они слегка возвышаются над водой, давая обзор лишь на свою верхнюю часть, прикрытую лишь небольшим бюстгальтером или купальником. Они поют в унисон, заставляя забыться и лишь слепо прислушиваться к их пению, не придавая значение тексту. Алиса стоит возле него, держа его за руку и с тем же заворожённым выражением лица наблюдает за происходящим. Темная вода в ночи каким-то необъяснимым образом светилась, переливаясь различными мягкими цветами, пока одна из этих нимф, сирен, русалок, кем бы она не была, пела своим прекрасным голосом, заманивая своих жертв, кружа Сашу в танце. — Над водою стелется туман непроходимый, — поет русалка, ведя рукой так, чтобы на море сейчас и правда опустился густой туман, скрывая ещё хуже ночи хоть что-то, что указало бы на то, где они вообще, хотя, они бы и так не поняли. Влад с Алисой как зачарованные смотрят на то, как Саша ступает по воде, ведомый танцем с одной из этих русалок, пока та продолжает петь, как будто бы объясняя им, что произошло и почему они здесь застряли. Корабль не шолохнулся, команды не было видно или слышно, в принципе как и всегда, а их капитан был закружен в танце с одной из сирен и явно нуждался в спасении. — Сбился капитан с пути, безумием водимый. — Саша наклоняется и почти падает на водной глади, как будто бы подскользнувшись, но русалка удерживает его, потянув за руку, пока продолжает петь, когда Саша смотрит на нее влюбленным взглядом и наклоняется ближе к ней. — Слышит голос нежный и знакомый уж до боли, — другие русалки, которые окружили их корабль начали танцевать в такт песне, делая пластичные движения руками, то ли пуская из них волну руками, то ли что, Влад так и не понял, настолько он был заворожен танцем двух главных героев. Он даже не подозревал о том, что Саша может выглядеть так красиво в лунном свете, танцуя в подсвеченной разными красками воде. — Красоте ее лица противиться неволен. — смеётся русалка, а потом Саша резко исчезает в ночной тьме, и Влад успевает лишь ахнуть, позвать его по имени и потянуться за ним, когда русалки переключают его внимание на себя, начиная петь теперь в унисон. — За бортом девица! — они указывают на ту русалку, которая танцевала с Сашей, а потом улыбаются синхронно и продолжают петь. — Попробуй не влюбиться! — эта русалка заигрывающе зовёт его движением руки и демонстрирует ему свой разноцветный, переливающийся хвост, который все это время был в тьме воды. — Слух ласкает песни звон, ему лучше смириться, — из воды, словно с помощью магии, выныривает Саша и вновь встаёт на водную гладь, которого тут же, не успел он отплеваться от этой морской, невероятно солёной, заливающейся ему в глаза и уши, и в рот и нос воды, как его вновь закружили в танце, пусть тот и не пытался сопротивляться, что странно. — За бортом девица! — поет русалка, смеясь и вертя Сашу, словно тряпичную куклу, а потом вдруг резко отпускает его руку, и Саша вновь погружается в холодную ночную воду, сопровождаемый смехом всех русалок. — Он хочет утопиться! Влад резко зовёт Сашу по имени, перелезая через перилла, сопровождаемый криком Алисы, смотря в холодную черную водную гладь, в которой, словно пираньи, ожидающие добычи, плавали русалки, что продолжали своими милыми голосами петь. — Все готов отдать пират, чтоб с ней губами слиться! — Влад, ведомый тем, что это все же испытание и, вероятно, именно спасти Сашу нужно для того, чтобы попасть к богине Хатор, он все же прыгает в воду под заливистых хохот русалок. И спустя небольшой промежуток времени он слышит рядом ещё один всплеск, который означал, что Алиса прыгнула в эту воду за ним. Русалки окружили их, двигаясь по кругу и не давая увидеть Сашу, они смеялись и перешептывались между собой, что вызывало недоумение, но Влад нырнул в эту холодную воду, проплывая на небольшую глубину, пытаясь найти Сашу, но когда он открывает глаза, соленая вода заливается в его глаза, вынуждая его немедленно всплыть и закашляться в попытке протереть глаза. Русалки захохотали громче, а главная из них начала петь им, подплывая ближе и протягивая им обоим руки. — Поздно милый, но не пугайся — Дьяволу морскому отдайся, — Влад понятия не имел, о каком Дьяволе она говорила, но мог молиться, чтобы это было все частью испытания. Алиса с ним отплевывала воду и пыталась плыть обратно к кораблю, понимая, насколько же глупой была идея прыгать за возлюбленном без возможности вернуться на корабль, на котором никого не осталось. — Тонет тело, дай ему время, — русалка указывает им рукой вниз и словно по ее указке озеро вновь подсвечивается и они с Алисой смотрят на тело Саши, что медленно тонет в темных водах, устремляясь вниз и Влад ныряет за ним, пытаясь нащупать любую его конечность или хотя бы одежду, потому что открыть глаза было чревато тем, что соленая вода зальется в них и будет невыносимо больно. — Я — твой кошмар и волн морских демон! — Алиса визжит, когда прямо на ее глазах эта русалка трансформирует во что-то более устрашающее и грозное — чёрное и склизкое, с темными водорослями вместо волос, с чернотой, вместо глаз, с острыми как кинжалы зубами и очень недобро распахивающая пасть в ее сторону. Алиса закричала громко и пронзительно, прежде чем потерять сознание от ужаса и начать тонуть, сбивая с толку Влада, который ничего не видел в этой непроглядной тьме и выдохнул с испуга весь воздух, который заглотнул, начиная задыхаться и не в силах подняться, потому что ничего не видел и не смел открыть глаз, а тело Алисы придавливает его сверху. — Мести сладкий вкус — ее проклятье, — Саша улыбается, разводя руки, принимая в свои объятия две новые души, которых, пусть и не было в списке смерти, заслуживали ее. — Хвост — ее разорванное платье, — он открывает свои золотые глаза в полной тьме, улыбаясь клыкастой улыбкой и проводя когтями по двум бледным шеям. — Капитана жизни не жалко, помнит горечь смерти русалка. Саша всплывает на поверхность легко, даже очень, поправляет свою мокрую рубашку и волосы, откидывая их назад и смотря на полную луну, что была прямо над их головами. Он вновь встаёт на водную гладь, благодаря «сестрицу» Алену, которая сделала ему такой браслет и разрешила заимствовать как ее силы богини, так и милых девочек-русалочек, с которыми Саша и так проводил большую часть времени. Влад ошибался, ему далеко не одиноко в бескрайнем море, где постоянно кто-то умирал, а от его руки или нет — не так уж и важно. — Спасибо, дамы, это было прекрасно, ваши выступления великолепны, вы просто искусницы! — хлопая прекрасным дамам, некоторые из которых начинают смущаться и шептаться между собой, громко говорит Саша, ступая по водной глади обратно к своему кораблю, когда вода под ним начинает светиться уже не по ему велению и не по велению девочек. — Быстро же ты, Морок. — смеётся Саша, когда его и две невинные души все же затягивает в светлый водоворот, а его корабль и милые русалки остаются одни посреди моря.

***

Саша обычно вспоминает, как был счастлив больше всего на свете, когда вот так вот тонет в море во время выступления девочек. Со временем он перестал бояться этого холода и ощущения того, что он тонет и скоро задохнется, перестал пугаться этой тьмы, которая окутывала его всего, застилая глаза и не давая двинуться из собственного плена. Он больше не боялся набирать полные легкие воды, не боялся тьмы вод или встретить в этой тьме кого-нибудь, он наслаждался этим чувством — он всегда тонул достаточно медленно после того как получил подарок от Алены, ведь вода принимала его за одного из своих существ и никогда не дала бы утонуть. Не то, чтобы во время этих выступлений с девочками было много времени подумать, но эта вода, ее холод и тьма всегда навевали ему воспоминания. Сначала это были воспоминания о том, как он был счастлив — он был еще совсем ребенком, ничего не понимающим и искренне счастливым. У него была большая семья, которая жила рядом с портом, у него были замечательные родители, которые всегда в его жизни были и оставались самыми лучшими людьми до самого конца, а еще у него было несколько братьев и сестер, которых сам Саша безумно любил. Пусть его родители и не были богатыми и многое не могли себе позволить, но для своих детей они старались сделать все и дать им самое лучшее. Они никогда не голодали и не побирались, оба его родителя работали, а дети в основном были на Саше, так как он был самым старшим из них. Сашу никогда это не напрягало — ему было лишь в радость играть с братьями и сестрами, знакомить их со своими друзьями и миром, да и просто проводить с ними время. Пусть, когда родители приходили домой, он и сбегал, чтобы самому повеселиться — он бегал на пристань помогать морякам и играть с чужими детьми, со своими знакомыми или просто общаться с кем-то. Он был очень милым и общительным ребенком, которому не было дела до того, что о нем подумают и он просто жил в свое удовольствие — он мог спокойно заговорить с незнакомцем или начать танцевать на пристани просто потому, что ему было весело. Ему это просто нравилось, как и некоторой его небольшой публике, что собиралась вокруг него, стоило ему начать танцевать, а если рядом еще и были какие-нибудь проходящие музыканты, которые решили ему подыграть, то тогда вообще в их небольшом порту был свой небольшой праздник. Возможно, именно эта доброта и доверчивость погубила Сашу, ведь он никогда даже подумать не мог о том, что кто-то может пожелать причинить ему боль, он никогда не думал, что в своей жизни может встретить настолько больных ублюдков. Их ведь охраняли шесть великих богов и никто бы не посмел оскорбить двух самых главных богинь — Жизнь и Смерть, что отвечали за принесение новой жизни и сопровождение умерших в загробный мир. По крайней мере, Саша так думал. Он познакомился с этими ребятами, что были на несколько лет старше его, совершенно случайно — они прибыли в порт из других стран, чтобы встретиться с кем-то важным из их страны, и он им сразу приглянулся, и это не его слова. Саша тогда танцевал на пристани под сопровождение мелодии каких-то музыкантов и совершенно случайно закружил в танце одного из них, тем не менее, не смутившись этого и продолжая свой танец до конца, пока этот парень как-то странно наблюдал за ним. Саша даже не сразу заметил его странный взгляд, кланяясь аплодирующей публике и отправляя им воздушные поцелуи. — Ха, вы извините за это, просто импровизация. — смеясь, обратился он к незнакомцу, поворачиваясь на этого юношу и улыбаясь ему, только тогда замечая его странный взгляд на себе. Это был холодный и расчетливый взгляд, как будто бы этот парень уже что-то прикидывал в своей голове, и Саше даже показалось, что его яркие голубые глаза, которых он никогда не видел у других жителей, светились каким-то замогильным холодом, и он даже сглотнул от напряжения, впервые почувствовав какой-то животный инстинкт убежать от этого человека. — Все в порядке, — вдруг отозвался второй человек, слишком пестрый и яркий, выглядящий очень необычно для их страны. Саша даже замер на несколько мгновений, оглядывая этого человека с слишком яркими, фиолетовыми волосами, которые к кончикам переходили ближе к голубому цвету, создавая на волосах странный градиент. У него была слегка загорелая кожа и яркие зеленые глаза, которые светились интересом и весельем. Он протягивает Саше руку, которая полностью обвешана странными цветными браслетами и Саша пожимает ее не сразу, но потом улыбается, рассматривая нового знакомого с большим интересом. — Ты извини моего друга, он немного замкнутый. — опуская руку, говорит Сирин, кивая на Владимира и замечая его слишком уж темное выражение лица и то, насколько пристально он разглядывает мальчика с нечитаемым выражением лица. Это даже немного неловко, но Сирин, привыкший к такому за последний год, быстро переводит тему, чтобы не смущать мальчика. — Прекрасное выступление, ты профессионально этим занимаешься? — Что вы, куда мне до профессионалов, я так — для души. — явно смущенный таким предположением, быстро протараторил мальчик, заводя руку за голову и улыбаясь так ярко, что Сирин понял, за чем так следил его друг и это было плохо, для этого мальчика, конечно же. Если Владимир найдет в этом мальчике еще больше сходств со своей умершей возлюбленной, Сирин даже думать не хочет, на что способен этот юноша, потихоньку сходящий с ума. — А вы путешественники или у вас тут дело какое? Если нужно, вы обращайтесь, я подскажу тут что и как, ну в пределах этого порта так точно, а там посмотрим. — очень быстро говорит мальчик с такой улыбкой и так обнадеживающе и искренне, что Сирин искренне начинает за него беспокоится. Если будет хоть еще одно чертово совпадение, то этот мальчик — мертвец. Мальчик, тем не менее, не видит всей опасности ситуации, поэтому с радостью еще раз протягивает ему руку, только на этот раз представляясь. — Саша. — Сирин, — улыбается ему юноша, после кивая на того, кто не сказал еще ни слова, но очень внимательно за ними следил. Сирин буквально чувствовал прожигающий взгляд чужих глаз на себе и на этом мальчике, поэтому старался не оборачиваться и никак не вовлекать друга в этот диалог, мало ли что. — Мой молчаливый друг — Владимир. — Очень приятно, первый раз слышу настолько красивые имена. — эта фраза вбивает последний гвоздь в его гроб и этот звук почти оглушает Сирина, пусть он и пытается сохранить улыбку на своем лице. Он понимает, что для Владимира эта фраза может стать лишь триггером, что она всколыхнет и так старые, рваные воспоминания о его возлюбленной, но ничего не может сделать. Это даже не вина Саши — он же не знает, кто перед ним и подходит к этому всему с такой детской искренностью, что Сирин сомневается в его возрасте, а вдруг этому ребенку еще даже четырнадцати нет, что тогда? Он видит лишь то, как Саша оборачивается, когда кто-то с того конца пристани его зовет по имени, а потом с немного смущенной улыбкой возвращает взгляд к ним. — Ох, простите, мне нужно бежать, может, еще увидимся. — Забавный мальчик, да? — когда Саша отходит от них на расстояние и точно не услышит их разговор, поворачиваясь с улыбкой к Владимиру, говорит Сирин, пусть на подсознательном уровне знает, что для друга это — как красная тряпка для быка. Он знает, что не стоит сильнее распалять Владимира и подталкивать его на что-то, но, в принципе, его это никак не касается — почему он вообще должен беспокоиться о каком-то мальчике, которого увидел в первый и последний раз в жизни. — И так похож на… — Мне он нужен. — резко прервал его Владимир, холодным и пустым взглядом все еще глядя в ту сторону, куда ушел Саша. В этом взгляде не было ничего хорошего, ни единого намека на то, что он собирается забыть свою возлюбленную и жить дальше. Сирин беспокоился о том, что однажды увидит безумство в этих холодных глазах, и боялся, чем это может обернуться. — Этот мальчишка поможет мне вернуть Лилиан, он станет жертвой для нее. — также холодно заключает мужчина, а потом строго и серьезно говорит, разворачиваясь, чтобы пойти в другую сторону, когда говорит, словно вдогонку. — Решим все вопросы за это время и ночью покинем страну. — Вов, это абсурд, одумайся. — хмурясь, попытался втолковать ему Сирин, пусть и понимал, что друг серьезен и навряд ли отступит. Лилиан была для него всем — она была очень доброй и отзывчивой, самой милой и понимающей девушкой, которая очень любила Владимира и готова была ради него на все, как и он для нее. Ее смерть очень пошатнула саму личность Владимира и, вероятно, его рассудок, раз он начал говорить о том, что знает, как вернуть Лилиан к жизни. Это слышать было достаточно своеобразно — Сирину искренне было жаль друга и он пытался его поддерживать, но у Владимира как пластинку заело, что он сможет принести жертву богине Смерти, и это поможет ему вернуть к жизни Лилиан. Звучало это откровенно бредово, о чем Сирин не раз ему говорил, только Владимир не слушал, а все искал похожего на Лилиан человека. И вот, нашел. — Я все сказал. — резко оборвал его Владимир, оборачиваясь и притягивая к себе ближе за ворот рубашки, смотря на него леденящим душу взглядом. — Мальчишка нужен мне к ночи живым, и мне наплевать, что ты для этого сделаешь. Он резко отбрасывает друга от себя словно с каким-то пренебрежением, заставляя Сирина сделать шаг назад, поправляя рубашку, когда сам разворачивается и вместе с охраной двигается в сторону выхода из порта. Сирин лишь оглядывается по сторонам и назад, сглатывая и понимая, что, вероятно, ни его друга, ни этого мальчишку уже ничего не спасет. И Сирин сделал то, что ему велели. А потом Саша не помнит ничего, кроме всепоглощающей боли, которая не заканчивалась, а лишь росла в геометрической прогрессии. На самом деле после того, как в тот злополучный день он ночью встретился с Сирином еще раз, он мало что помнил, и кажется, вообще не пришел в сознание ни разу, пока не умер, хотя, что-то он помнил какими-то болезненными отрывками. Он помнил сдавливающую боль на запястьях и лодыжках, как будто бы он был к чему-то привязан за ноги и руки, помнил невыносимый холод, который заставлял его тело трястись, помнил холодный пот на своем лбу, а еще помнил ужасающую боль и свои собственные крики, отдающие эхом в каком-то помещении и порой оглушающие его самого. Он мало, что помнил, возможно, его чем-то накачали, возможно, заколдовали — Саша понятия не имел, он был ребенком и, кажется, в бреду лишь в слезах умолял кого бы то ни было о пощаде. Никто не пришел ему на помощь, никто ничего ему не говорил и Саша был в неведении до самого конца — он понятия не имел, что или для чего с ним делают — все, что было в его жизни последние его месяцы — его собственные крики и нескончаемая боль в разных частях тела. У него безбожно болели руки, потому что их вечно что-то удерживало в одном положении, а когда он кричал, выгибаясь дугой на какой-то холодной поверхности, путы, сковывающие его руки, стирали его кожу до мяса, из-за чего Саше казалось, что кожа уже стерлась просто до красного месива и ничего больше, помимо пульсирующих мышц и крови на них ничего нет — просто ободранные куски кровавой кожи. Левая рука адски болела еще от чего-то, насколько понял Саша — ему просто разрезали руку по внешней стороне от запястья до локтя, потому что это происходило, когда он был в сознании. Он чувствовал этот резкий и грубый разрез, чувствовал капли крови, которые стекали по его руке, он умолял своего насильника о пощаде, он был готов на что угодно, только бы эта боль прекратилась. Но она не прекратилась. Его ноги были стерты в кровь, Саша давно перестал их чувствовать, как и нижнюю половину своего тела, как будто бы его насильнику была больше интересна его верхняя часть. Точнее, он чувствовал невероятную боль на лодыжках, которые, скорее всего, были также стерты в кровь из-за пут, которыми были скованы, но на его бедрах или коленях его насильник не проводил ему никаких операций — там он не разрезал ему кожу, ковыряясь в ране пальцами, бог знает для чего. Его ребра и живот, насколько знал Саша, были в синяках, он помнил еще глухие и молчаливые удары в эти места, которые ему наносили достаточно холодно и явно желая причинить ему лишь страдания, и даже эти воспоминания заставляли содрогнуться. Такая глухая боль от ударов, с каждым из которых он думал, что умрет или не перенесет их, от которой он кашлял и сгибался едва ли не пополам, если бы не путы, но его всегда откидывали назад и продолжали бить. Саша понятия не имел почему, но его лицо насильник никогда не трогал — иногда Саша даже чувствовал мягкие чужие прикосновения или то, как он проводил пальцем по его щеке или губам, но никогда не заходил дальше. Саша же рыдал и тихо умолял его о пощаде, потому что ему больше ничего не оставалось. Он медленно сходил с ума от этого непонимания и боли, того ужаса, который испытывал и ему уже начинало что-то мерещится. Саша знал, что он постоянно под чем-то — магия или какие-то вещества, о которых он понятия не имел — совершенно не важно, но он явно был под чем-то. А объяснялось это банально тем, что он ничего не видел — абсолютно размытое зрение, которое едва ли позволяло ему что-то увидеть, помимо белого света, бесконечно направленного на него и темноты остального помещения. Саша рыдал абсолютно все то время, которые был там — он сорвал голос на этих криках и рыданиях, и уже где-то через несколько вечностей, по его ощущениям, которые могли быть просто несколькими часами, он сорвал голос и дальше мог лишь невнятно хрипеть и в очень редких перерывах просто шептать и умолять. Он больше не мог думать, не мог мечтать о спасении и не мог ни о чем другом молить, кроме как о пощаде. Он понятия не имел, за что его здесь мучают — он был совершенно спокойным и милым ребенком, он никогда не сказал никому плохого слова, никого не обидел и никому не навредил, так за что? Для чего это все было пыткой — его левую руку мучили странными операциями, постоянно расковыривая рану, которая еще даже зажить не успевала, его глаза ничего не видели, его руки и ноги были стерты в кровь, но для чего все это было Саша не мог даже предположить. Да ему и не нужно было — он думал, что его просто мучают какие-то больные ублюдки и если у них и есть определенная цель, то она максимально бредовая и даже слушать ее не нужно, чтобы только больше с ума не сойти. Нельзя не сойти с ума в том безумстве, которое пережил Саша — он ведь был полностью отрезан от мира, от общения с людьми, потому что его насильник не сказал ему ни слова за все то время, которое мучил его. Он не понимал кто, зачем и почему делают это с ним, он начинал сходить с ума от собственных хриплых криков, от боли и галлюцинаций, которые начали мучить его со временем. Это не было чем-то конкретным, но это были темные образы, которые просто стояли рядом с ним и смотрели. Смотрели на то, как он кричал, на то, как его выворачивало от боли, на то, что творил с ним этот монстр и…ничего не делали. Они просто были молчаливой, темной публикой, которая не говорила и никак не реагировала, да Саша и не собирался с ними контактировать, пусть и понимал, что это — еще один шаг к полному безумию. А в один из дней боль резко стихла. Саша был без понятия, что этому поспособствовало, возможно, то, что до этого насильник ему что-то вколол, но он плохо помнил. Боль начала утихать постепенно и какое-то мизерное количество времени Саша провел в благодатной тишине, видя перед собой лишь белый свет и начиная медленней моргать. Он чувствовал, как его сердцебиение замедляется, как замедляется дыхание, а тело становится более тяжелым, да и моргать становилось трудно, и в какой-то момент он просто потерял сознание, не видя, не слыша и абсолютно ничего не чувствуя. А когда он очнулся, боль пронзила его в тройном размере, но было уже слишком поздно. Саша очень плохо помнил свои последние минуты, в основном это было адски больно, а еще чертовски темно и страшно. Боль пронизывала все его тело, начиная от адской боли в голове и мозге, как будто бы его мозг превратили в какую-то кашу, не способную даже мыслить, и заканчивая ногами, которые почему-то ощущались гораздо тяжелее, а кожа болела настолько, что казалось, что на эти раны, оставленные путами, прибавили еще какой-то груз или перевязали его более толстой и мерзкой веревкой. Голова неимоверно раскалывалась, словно бы в нее налили раскаленной лавы, мысли не хотели формироваться от слова совсем и Саша не мог понять, что произошло и что его ждет. Его явно вывели на улицу — он с трудом мог понять, что качается из стороны в сторону и то, насколько ему ужасно холодно, а еще он впервые за столько времени услышал бьющиеся о корабль волны и этот звук для него был полностью оглушающим. Его руки были заломаны назад и туго связаны какой-то веревкой, ребра и живот все еще болели от ударов и создавалось ощущение, будто бы они сломаны, потому что дышать было сложно и больно. Но, что странно, прибавилась нестерпимая боль где-то в нижней части, Саше даже показалось, что эта боль находится где-то внутри его задницы, только не мог понять, правда это или ему уже просто кажется, но это все равно было нескончаемо больно. Стоял он неустойчиво, раскачиваясь прямо в такт корабля, не в силах понять, что происходит — ему было холодно и страшно, страх буквально облепил все его тело, мешая нормально думать и шевелиться, а вдобавок к этому голова болела неимоверно, так, словно бы все его внутренности вместе с раздробленными костями черепа просто передробили и смешали в единую кашу — настолько было больно. Он не видел ничего — одна тьма стояла перед его глазами, кто знает, может быть было просто темно, а может быть он ослеп и физически не мог ничего увидеть, Саша не знал. Ему было безумно холодно — промозглый ветер и те капли холодного моря, которые долетали до него во время битья волн о корабль, были неимоверно холодными, словно бы сейчас была зима. А потом он полностью погрузился в эту тьму и холод, стремительно падая вниз. Саша очень быстро понимает, что вот так умрет, но единственная связная мысль в его голове — это к лучшему. Если он умрет, больше не будет этой боли, больше не будет этого холода и ему не нужно будет каждый день умолять свой организм быстрее умереть, только бы ничего из этого не чувствовать. Холод и тьма полностью окутали его, словно заключая в объятия, когда он все еще падал, как будто бы погружаясь прямо в пучины Ада. Соленая вода заливалась в глаза, доставляя еще больше дискомфорта, он не успел сделать вздоха, когда упал, поэтому ловил ртом воду, лишь сильнее захлебываясь, чувствуя, как глаза уже начинают закатываться, а сам он — задыхаться. Он мучился еще долгих несколько минут в страшных судорогах, стараясь хрипеть и не то, чтобы звать на помощь, но не в силах контролировать свой организм, он все равно издавал какие-то хрипы, не в силах совладать с организмом — хрипел от страшной боли во всем теле, от холода и страха, пока, наконец, его тело не пощадило его, разрешая захлебнуться в страшной и темной воде, окутанному ее объятьями, не замечая других, более страшных обитателей этого мира и пары золотых глаз, что внимательно наблюдала за ним, пока он не умер. Боль всегда была его спутницей — в последние дни, недели или месяцы — он не знал точно, его жизни, после его смерти эти два десятка лет он провел неотлучимо от боли — как своей, так и чужой. И эта всепоглощающая боль не отпускала его даже сейчас, когда Морок влепил ему сильную затрещину. Его голова слегка дергается от этого резкого чужого движения, и Саша лишь сильнее сжимает губы, только бы не сболтнуть лишнего. — Что ты вообще творишь, совсем уже страх потерял? — Саша не двигается, когда Морок кричит на него, не поднимает головы и старается не слушать очередные упрёки. Конечно, для этого идеального бога, который только и умел, что ненавидеть его и отчитывать, он никогда не будет хорошим, даже просто приемлемым, а все его ошибки будут восприниматься в штыки. — Какого хрена ты вообще творишь, ответь мне! Морок никогда его не поймет — он не был рад, когда Саша появился здесь и хотел вовсе избавиться от него, отправив куда-то там в какое-то место, название которого Саша не помнил, да он почти ничего и не слушал от чистого ужаса и непонимания. Он никогда не был рад его обучать и делать новым богом, хотя и понятно, для Морока Саша всегда был лишь крикливым, навязчивым и раздражающим ребенком, чертовой ошибкой, из-за которого ушла богиня смерти. Но это совершенно не оправдывало его откровенную ненависть к Саше — да, он занял чужое место, но это было не по его желанию, его вообще никто не спросил, просто представили и сказали, что он будет богом смерти. Морок никогда его ни во что не ставил, он его откровенно ненавидел, изводил тренировками, магией и бесконечной болью, как будто бы Саше было этого недостаточно. И Саша искренне ненавидел его так сильно, что, будь он не таким слабым, обязательно бы попытался его убить. Но сейчас Саша не желает вспоминать прошлую боль, ненависть и обиду, пусть и получается достаточно паршиво, когда поднимает на этого бога свой убитый взгляд и оглядывает его сверху вниз и обратно, когда просто усмехается и утирает рукой рот, чувствуя в нем металлический привкус. Этот мудак никогда не скупился бить его со всей силы, словно бы сам Саша был лишь каким-то непослушным животным, а не, черт возьми, равным им. Он уже доказал свою полезность, свою силу и устойчивость, но этот урод все равно видел в нем лишь ошибку, что забрала у него дорогую подругу. — А что я такого сделал? — пожимает плечами Саша, качая головой и сплевывая кровь, продолжая более агрессивно и на повышенных тонах, заставляя Влада и Алису, которые прятались где-то там, за его спиной, успокаиваемые Машей и Снежкой, дернуться. Конечно, их-то мы пожалеем, они ведь такие бедные и несчастные, так натерпелись лишь поплавав с русалками, пока Саша гнил в море два дня, пока Хель не соизволила забрать его и отвести его душу в более приемлемое место. Да и пошли они, это не у них сейчас рот полон крови, а грудь ненависти и злобы, которая требует быть высвобожденной. — Это мое дело, почему тебе можно разбираться с твоими обидчиками, а мне нет? — его голос звучит так, будто бы Саша был просто обиженным ребенком, а не тем, кто вытерпел столько боли и ужаса, в который другие даже не хотят верить и просто продолжают его шпынять по поводу и без. Самодовольный, лицемерный ублюдок, а не бог Жизни, он — совершенно не тот, кого люди так уважают и любят, посмотрели бы они на то, что Морок делает с ним, бесконечно изводя, тогда бы так не боготворили его. — Ты же знаешь сколько боли принесли мне отцы этих ублюдков, так почему не даёшь мне поквитаться с ними?! — Саша усмехается, наблюдая за тем, как дрожит рука Морока, которую тот сжимает в кулак, только бы не дать ему снова в лицо. Это забавно, правда забавно, потому что Саше уже плевать и если Морок хочет бить его за то, что и сам с легкостью делает — ради бога, для него это будет лишь еще одним подтверждением его лицемерия. — А ведь это представление с русалками — самая малость из того, что мог я с ними сделать! Морок вновь заносит руку для пощёчины и Саша уже заранее жмурится и поднимает руки, на чистом инстинкте вздергивая их выше, чтобы защитить лицо, когда на его защиту приходит подруга. Варя, да и остальные его «друзья»-боги, до этого просто наблюдали, слишком привыкшие к стычкам между Жизнью и Смертью, но такое открытое избиение стерпеть не могли. Да, Саша был не прав, это очевидно, нельзя стаскивать чужие души под воду просто потому, что тебе они не нравятся, но его можно понять, как и Морока. Все из них знали, какой Ад пережил Саша, когда умирал, каждый из них наблюдал за тем, как он сходил с ума от переданной ему силы, никто из них даже представить не мог, какую боль он терпит ежедневно просто потому, что это его работа, но это было не таким уж сильным оправданием, чтобы затаскивать чужие, ни в чем не повинные, души сюда, так перед этим еще вводя их в заблуждение и самолично убивая. Все знали, насколько дорога для Морока была Хель — она была всем для него, потому что сопровождала его в этом мире гораздо дольше остальных. Она помогала Мороку не сходить с ума от боли и страданий, когда он наблюдал за тем, как развиваются души и жизни тех, кого он привел в этот мир. Она давала ему советы, любила и поддерживала, она заботилась о нем и другие подозревали даже, что Морок был в нее влюблен, но никогда не поднимали эту тему. А когда Хель заявила, что полюбила обычного смертного человека — все закончилось, сказка рухнула и пошатнула их привычный устойчивый мир. — Морок, я прошу тебя, не нужно. — прерывает его Варя, хватая его за руку не то, чтобы сильно, но явно останавливая, когда Алена встаёт между ними, закрывая собой Сашу и даже раскидывая руки в стороны, чтобы Морок даже не думал причинить ему вред. — Саша ещё ребенок, ты не можешь взваливать на него ту же ответственность, что и Хель. Варя чеканит четко и жестко, и только после этого Морок останавливается, буквально заставляя себя отойти от того гнева, который бурлил в его груди от выходки этого мальчишки, который словно назло ему это делал, не осознавая последствий. Он смотрел на проникшего мальчишку, который все ещё закрывал голову в защитном жесте и часто дышал, стараясь подавить свои слезы и всхлипы, только бы никто не услышал и не увидел, и вздыхает, все же опуская руку. Варя права, Саша — ребенок, младше их на тысячелетия, попавший сюда совершенно случайно и ещё плохо умеющий контролировать свои силы или злость, да и в принципе любые сильные эмоции. Варя права, он в любом случае был слишком юн для той ответственности, которую на него просто по своей прихоти возложили. Даже не просто ребенок, а тот, кто для своих не полных шестнадцати пережил слишком многое, чтобы вообще оставаться в своем уме и быть способным передвигаться. Морок не то, чтобы впервые смотрит на него по-другому, но он осознает, что может понять ненависть Саши к тем двоим, что до сих пор едва не рыдают в руках Снежки и Маши. Саша реагировал вполне нормально для своего возраста — когда он умер ему едва исполнилось шестнадцать, и с тех пор прошло, если он не ошибался, немного меньше двадцати лет, за которые психологического насилия в сторону Саши было гораздо больше, чем за всю его жизнь. Морок даже не поверил, когда в первый раз просматривал жизнь этого мальчика на пленке жизни, что показала ему Хель. Ему даже пришлось несколько раз просить ее остановится и дать ему небольшой перерыв, настолько он не мог справиться с желанием разорвать этих монстров в человеческом обличие, настолько не мог справиться с тем, чтобы просто наблюдать за чужой болью и агонией, не в силах помочь или что-то сделать. Это было самым ужасным фильмом, Морок не помнил, когда в последний раз смотрел на такую людскую жестокость, ведь смертью занималась Хель и такие ужасы приносила очень редко, пусть и было заметно, насколько сильно это отражается на ней самой. И, пусть это не по правилам и он должен отчитать непослушного, неугомонного пацана, который сбежал из-под их опеки и теперь просто делал то, что хотел, Морок вздыхает и протягивает ему руку под недоверчивый взгляд девочек. — Подойди. — говорит он достаточно спокойно, протягивая руку, но Саша не двигается и загнанно смотрит на его руку, будто бы его снова ударят, если он подойдет. Влад вздыхает и незаметно закатывает глаза, когда Алена отступает, больше не чувствуя острой необходимости защитить Сашу, но оставаясь в достаточной близости, чтобы навалять Мороку, если тот вновь поднимает руку на мальчишку, и поясняет. — Я исцелю тебя, я был не прав. — Ты ведь даже не считаешь себя не правым. — тем не менее, огрызается Саша, не сделав и шага ближе к нему, все же опасливо разглядывая чужую руку, не веря, что сам бог Жизни говорит ему об этом. Он никогда не проявлял по отношению к нему какой-то ласки или заботы, никогда не предлагал помощи или исцеления, так, что изменилось или чего он хочет за это? Морок всегда был достаточно жесток и строг с ним, требуя гораздо больше от того, кто только заступил на пост и мучился каждую ночь от кошмаров и галлюцинаций, от неимоверной боли после тренировок и той магии, что отвергала его как своего хозяина. Именно поэтому доброта с его стороны воспринималась, мягко говоря, в штыки. — Не тебе это решать, — холодно обрубил Морок, все еще самостоятельно не делая и шага в чужую сторону, лишь держа свою руку протянутой, и тяжело вздыхая, будто само упрямство Саши ему уже осточертело. — Подойди. Саша еще раз неуверенно оглядывает его сверху вниз, заторможено смотрит на протянутую руку, анализируя, может ли это все еще быть лишь злой шуткой в его сторону. Он сглатывает и все же делает шаг вперед, протягивая свою руку, вкладывая ее в чужую, подходя как раз на расстояние для прикосновения. Влад аккуратно проводит пальцами по его щеке, которую сам и ударил около пяти минут назад, заставляя раздражение на коже слегка стихнуть. На фоне всех остальных травм, которые Саша получил как раз от Морока, это больше напоминало издевательство, ведь когда тот гонял его до полуобморочного состояния, заставляя Сашу душу выворачивать в попытке подчинить себе чужую магию, Саша не получил даже мизерного облегчения этой боли. — Ты не должен был так делать, пойми, жизнь — не то, с чем ты можешь просто играть. — через какое-то время молчания, серьезно сказал Морок, но более мягким тоном, будто бы впервые решив испробовать на нем новую тактику, что было странно. Раньше Морок пытался донести до него все криками, абсолютно наплевав на мнение Саши, а тут он словно бы хотел и правда донести на него информацию, а не просто сорваться на него ни за что. — Я понимаю, что тебе больно и обидно, Саша, но и нас пойми — мы божественные существа, мы должны быть благородными и вести людей за собой, а не мучить их за ошибки их родителей. — Морок пытается донести это до Саши, который, по видимому не понимал этой простой истины. Они — боги, у них просто нет права на ошибку, они не могут действовать по своей прихоти, ну или хотя бы не так очевидно, они ведь должны поддерживать свой статус в странах, иначе во всем этом не будет никакого смысла. Людская вера важна для них — это буквально источник их жизни и то, благодаря чему они живы, а если Саша своими выходками будет подрывать их авторитет, это может сказаться вообще на их существовании. — Ничего ты не понимаешь. — разочарованно говорит Саша, отстраняясь от чужого прикосновения, чувствуя, словно бы оно в один момент стало неприятным. Он хмурится и голос его становится более жестким, когда он говорит. — Меня пытали и проводили на мне эксперименты, меня принесли вам в жертву, а ты предлагаешь мне просто простить? — Я предлагаю тебе не простить, а отпустить. — со вздохом отвечает Морок, пусть и понимает, что его слова для Саши, скорее всего, звучат просто дико. Они слишком различны во мнениях и Мороку слишком сложно понять чувства мальчика, который пережил настоящий Ад, ему сложно понять, насколько велико его желание отомстить и вскрыть глотки не только Владу и Алисе просто за то, что они потомки тех, кто мучил Сашу, но и самих Владимира и Сирина. Он хочет достать так, чтобы они мучились еще хуже, чем он от их лап. — Я не могу. — на выдохе, который кажется полным боли и разочарования, как будто бы и сам Саша уже давно хотел отпустить это и жить дальше, но не получалось, говорит мальчик, поднимая на него взгляд, и Морок лишь вздыхает. Эта уверенность в его глазах была слишком видной — обычно она появлялась достаточно редко, но Саша каким-то чудом каждый раз доказывал, что в каких-то моментах непоколебим. На тех же тренировках — сколько бы ударов и боли он не получил, какая-то животная уверенность в том, что все станет лучше, всегда была в его взгляде. Она всегда была в его важных решениях, которые он принимал — в той ссоре, когда Саша ушел от них и избавился от всех их подарков, которые помогали ему облегчить его боль, у него тоже была эта уверенность. Упертый ребенок. — Останься на ужин. — хлопнув его по плечу, предлагает Морок, что для него несвойственно — для него вообще мало вещей свойственно, когда это касается Саши. Он понятия не имел как нужно относится к Саше, который был сильно младше, сильно взбалмошней и навряд ли понимал, что происходит даже спустя двадцать лет. Это не было оправданием, Морок это понимал, но и взаимодействовать с Сашей так, чтобы не обижать его он не мог. Он думал, что уберегает его таким способом, что только криком и упреками может донести до него что-то, но девочки говорили, что это не так и он должен вести себя с ним мягче. — Нет, спасибо, Морок, я не часть твоей семьи, не собираюсь портить вам атмосферу. — с усмешкой говорит Саша, махая рукой так, будто бы это не имеет значения, хотя Морок прекрасно видел, насколько удивленным было его лицо две минуты назад, когда Морок это только предложил. — Идиот. — выдыхает Морок, но и уговаривать его не собирается — не привык он кого-то уговаривать, и предлагает обычно лишь единожды. Он отходит на шаг назад, задумчиво рассматривая больно уж молчаливых детей, что трясутся так, будто их не из моря с русалками вытащили, а не иначе как из лап гризли забрали. Не то, чтобы Морок сильно осуждал методы Саши, все же тот, как бы сильно не сопротивлялся, старался не делать глупостей и не мстить всяким насильникам и извращенцам, зная, что все души равны и все заслуживают попасть в Астрал, а остальное — не их забота, но все же иногда осечки были. — Тогда отправь эти души в Астрал, может быть, рассмотрим вариант перерождения. — Я против. — совершенно спокойно возражает Саша, складывая руки на груди, когда Морок лишь ухмыляется ему и качает головой. Ну, конечно же, Саша против, как будто бы могло быть иначе, но это решение скрыло бы его косяк. Если человек еще не умер, Саша не имеет права приводить сюда его душу, да, этот ребенок может взять душу на время сна тела человека и, допустим, помучить его кошмарами, не переходя границу дозволенного, но живым людям сюда нельзя. Им нельзя видеть богов, нельзя знать о том, что с ними можно встретиться, и Морок сомневался, что это сам Саша распространил слух о том, что он может кого-то отвести к богине Хатор — к богине любви, и по совместительству их очень хорошей подруге Варе. Когда Саша сбежал от них, единственное, чего этот мальчик хотел –уединения и спокойствия, поэтому он начал путешествовать в море, мало того, что после смерти его туда тянуло, так он еще говорит, что это помогает ему меньше видеть галлюцинации и души умерших, и Морок не знал, правда это или нет, но если ему помогает, то хорошо. — Я и не сомневался. — с улыбкой говорит тот, закатывая глаза, а потом спокойно дополняет, как будто бы случайно и не надавливая на него. — Отведи эти души, и возвращайся к ужину, Снежка обещала приготовить что-то вкусное. Саша ничего на это не говорит, поворачиваясь к тем двоим душам и лишь цокая языком от раздражения. Он окидывает этих, трясущихся как от лихорадки, детей равнодушным взглядом и раздражение в его груди растет, да то, что он устроил для них — детский сад, подумаешь русалка им угрожала съесть их, она же в итоге этого не сделала, чего сидеть и трястись от этого так, как будто бы их на части разодрали этими же зубами? — И, Мара, — через время, будто вспомнив очень важную вещь, окликает его по имени, которое сам выбрал для него Морок, заставляя Сашу обернуться на него, чтобы с улыбкой предупредить. — Только не делай глупостей, нам их уже достаточно. И вдруг на губах Саши расцветает игривая ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. — Не беспокойся, Морок, — говорит Саша таким тоном, что Морок уже начинает беспокоиться, прокручивая в голове варианты того, что он вообще мог придумать, когда чужие глаза впервые за столько лет загораются янтарным светом, а склера его чернеет. — Дети не виновны в ошибках родителей. Влад лишь надеется на то, что на сегодня, хотя бы на сегодня, эти дети — все живые жертвы, ушедшие по ту сторону мира раньше времени.

***

На носочках тёмной ночью тень её крадётся Выманить Владимира из его спальни в его новом образе Саше даже ничего не стоило — этот ублюдок и правда был помешан на своей возлюбленной. Саша хочет запечатлеть это выражение лица в своей памяти, прежде чем он разобьет его вдребезги, такое разбитое и одновременное полное надежды, любви и такого страдания, что Саше почти смешно. На него этот человек никогда так не смотрел, на него вообще никто ни разу не посмотрел с жалостью или сожалением, его лишь использовали для своих целей — что до похищения, что после, да даже после смерти он был чертовым рабом, не способный хоть что-то сделать без чужого ведома. Он так тянет руки к его невинному образу, стараясь ухватиться хотя бы за длинные локоны каштановых волос, когда Саша легко уворачивается от этого, проходя дальше по воде, освещаемой лунным светом и буквально заставляя своего мучителя следовать за ним. Свадьбы избегая, в отчий дом та не вернётся Будто под стать этой песне, которую ему напевали русалки, причесывая его волосы и постоянно проводя с ним время, Саша одет лишь в легкое белоснежное платье, подол которого доходит только до коленей и развевается от легкого ночного морского ветра. Ну и от того, что он легко танцует, босиком стоя на воде и никак не давая Владимиру себя коснуться. А тот так отчаянно этого хочет, что вся боль отражается на его лице, едва не превращаясь в слезы. Если бы Саша мог — он бы смеялся, но пока что ему нужно играть свою роль, только тогда он сможет нанести этому ублюдку больше боли. По вине судьбы жестокой, в судно с чёрным флагом Саша никогда и не садился в судно к пиратам, по крайней мере, добровольно, но судьбу свою считал совершенно жестокой и незаслуженной. Он ведь был абсолютно нормальным и спокойный ребенком, да, возможно, слишком веселым и тем, кто старался всех развеселить, но разве это делает его плохим человеком? Он не был плохим человеком и совершенно не понимал, почему Владимир и уж тем более Сирин решили так надругаться над ним. Один использовал в своих безумных опытах, которые даже не имели никакой логической цепи, черт возьми, ему просто нравилось разрезать ткань живого человека и смотреть, что произойдет. Он просто был больным на голову человеком, который помучил его, а потом принес в жертву, думая, что это сможет вернуть его возлюбленную к жизни. Идиот. Ну а Сирин….Саша понятия не имел, что заставило этого молодого человека изнасиловать его, пока сам Саша был невменозе, но, учитывая то, как во время эякуляции тот стонал имя Лилиан, шепча ему еще какие-то грязные слова, которые тогда Саша не слышал, а когда смотрел свою пленку жизни — слышать не хотел, все было слишком очевидно. Наверное, именно поэтому после смерти у Саши лучше отношения сложились именно с девочками — к ним было гораздо больше доверия на подсознательном уровне, они более милыми и точно бы не стали его насиловать, по крайней мере Саша молился об этом. Девочкам было легче доверять и возможно, только возможно, он был больше привязан к матери в своей жизни, нежели к отцу, пусть и любил своих родителей одинаково. Наверное, поэтому к Мороку и его прикосновениям и протянутой руке было столько вопросов и непонимания, хоть Саша и старался сильно в это не вникать. Получалось, конечно, паршиво, ведь половину своей жизни как бог смерти он провел в одиночестве в море, где и заняться то, кроме дум было нечем, но все же. Взгляд бросая одинокий, пробралась к пиратам Саша улыбается, игриво протягивая мужчине руку, за которую тот так отчаянно хочет ухватиться, но просто не может, ведь Саша слегка отодвигается, продолжая тихо напевать неизвестную ему мелодию без слов, чувствуя, как длинные волосы ложатся на молочные плечи, а карие глаза светятся счастьем, пока он оборачивается, аккуратно тонкой рукой заводя волосы за ухо, позволяя платью развеваться. Он оборачивается буквально на секунду, чтобы после вернуться к своему легкому танцу, делая шаг то ближе, то дальше к Владимиру, который заходил все дальше в море, только бы ухватиться хотя бы за обрывок ее платья. Саша очень рад, что заманил его в ту часть моря, где до глубины еще шагать и шагать, танцевать и танцевать — так лишь слаще, это оттягивает момент и Владимир сам идет в свою ловушку. На борту девица! Беде дано случиться! Саша много раз слышал истории русалок, как-никак, ему очень много пришлось с ними коммуницировать — они проявляли неподдельный интерес к человеческому ребенку, что случайно затесался среди них, а Саша был просто молчаливым, запуганным ребенком, который лишь вполуха слушал их истории. Многие из этих девушек тоже раньше были обычными девушками с ногами, личностями, семьями и так далее, но после своей смерти стали русалками, и все по одной причине — они были девушками на кораблях, которых позже за это и убили. Женщин на кораблях не очень жалуют, почему-то считается, что это к беде, как знал Саша — считается так по достаточно надуманным причинам, но, тем не менее, на его собственном корабле в команде тоже не было женщин. Но для него это было даже объяснимо — вся его команда была умершими душами, что не могли с ним разговаривать или прикоснуться, что держало Сашу в безопасности от того, что кто-то из них может восстать или причинить ему боль, а еще это было по одной простой причине — мужчины и их души выносливее. Работа на корабле не самая простая и девочкам, на которых Саша бы в основном отвлекался, желая лишь чаще и больше с ними поболтать, было бы гораздо сложнее выполнять физическую работу, да и не были они такими выносливыми или сильными, как ему требовалось. Саша считал их нежными цветами, коими они и были, самыми прекрасными созданиями, заслуживающими лучшего и никогда бы не смог самолично поручить им тяжелую работу. Но он также не посмел бы выгнать или причинить боль той женщине, что заберется на его судно, был бы он лучше тех насильников, сделай он это? Нет. Многие из этих русалок были обычными девушками из портов или трактиров, которых просто похищали и удерживали на кораблях какое-то время силой, насилуя и издеваясь над ними, удовлетворяя свои плотские желания, а потом, когда удовольствие их было получено, они просто избавлялись от женщин, сбрасывая их в море. Наигрались и выбросили на верную смерть, связав им руки и ноги, чтобы уж точно, и тряпку в рот засунули, чтобы не кричала. Платье по кругу идёт, и ей лучше смириться И эти милые девушки, которые были так молоды, что Саше хотелось рыдать у каждой на плече, оплакивая их судьбу, которая так была похожа на его собственную, нашли способ как выплескивать свой гнев на подобных людей — заманивать их своими голосами и песнями в море, топя их и питаясь их телами и душами, наращивая свою силу. Насколько он знал, русалки питались мясом или тем, что приготовят для них — тоже в основном мясные блюда, что помогает им поддерживать и свое тело в порядке и наращивать силу. Конечно, их сила никогда не сравнится с божьей, но усиливать свой милый образ, чтобы заманить глупых пиратов или моряков, их магии хватало. Ему было безумно жаль этих девушек, он рыдал почти каждый раз, когда слушал их истории и обещал найти всех этих ублюдков и выколоть им глаза за их деяния, пусть все они знали, что это нереально. Саша поверить не мог, что люди и правда способны на такую жестокость, злость кипела в нем так сильно, желая вырваться на свободу, что он даже не знал, куда ее деть. Ему хотелось навредить многим, пусть он и понимал, что это будет иметь очень плохие последствия, и лишь спустя время он нашел, куда эту ненависть и злость, бурлящие в его груди, можно выплеснуть — тренировки. Он выплескивал всю свою ненависть, злость, обиду и то, что хотел сделать с этими насильниками на Морока, который одновременно хвалил его за такое рвение к учебе и оскорблял за то, что удары его бесполезны и никогда он ими не смог бы навредить стоящему противнику. Это лишь сильнее злило Сашу, заставляя использовать весь свой потенциал для развития. На борту девица, так дайте утопиться! Еще больнее было слышать, что порой эти девушки сами выбирали смерть, только бы их больше не трогали — никому не нравилось насилие, пока мужчинам на кораблях в основном было наплевать на чужие желания, главное — удовлетворить свои потребности, что, по мнению Саши, было настолько мерзко, что он бы сам вскрыл себе вены или утопился, случись это с ним. С ним и случилось — изнасиловали, правда, на земле, еще в той меркой лаборатории чего он даже не запомнил, а после — выкинули в море как надоевшую игрушку. Когда он обдумывал это после смерти, в какой-то степени даже радовался, что его утопили — по крайней мере не приходилось жить с таким унижением среди людей. По крайней мере, его родители хотя бы не знали, какой ужас пришлось пережить их сыну, да и его смерть они не так долго оплакивали. На прогулке по доске, встречай её, водица! Прогулки по доске, чтобы спрыгнуть в омут черной воды только для того, чтобы поддразнить какого-нибудь моряка больше не было чем-то необычным, скорее это стало просто привычной частью работы, благодаря которой Саша просто развлекался. Человек ко всему привыкает — и к боли, и к насилию, и к счастью, и к рутинной работе, и к крикам, абсолютно ко всему, вот и Саша привык. Привык жить с ненависть в грудной клетке, с обидой и непониманием, привык по ночам видеть кошмары о тех днях в лаборатории, о той боли, когда чужая магия бога смерти отвергаясь его телом. Привык ко всему и старался легче относиться к этому, пусть и не всегда получалось, а потом выработал новую методику — не думай. Просто не думай и станет легче, даже если это не так, Саша хотел в это верить. Поздно милый, но не пугайся, Дьяволу морскому отдайся Владимиру все-таки удается ухватиться за его руку и сильно сжать ее так, что Саша даже подумал, что у него останутся синяки. Синяки и еще одна психологическая травма к тем, что уже у него были. Он тянет его таким сильным и резким рывком, что Саше едва удается стоять на ногах, когда он наклоняется к нему ближе и смотрит в это лицо, полное боли. Чужие голубые глаза давно стали на несколько тонов темнее, а сейчас они были еще красными и опухшими от того, что мужчина сдерживал слезы, его тонкие губы изгибаются в каком-то подобии то ли жалости, то ли чего, Саша так и не понял, брови его сведены к переносице почти домиком и это достаточно забавно наблюдать. Владимир называет ее по имени, шепчет так влюблено и так боится отпустить, что это почти смешно. Тонет тело, дай ему время. Я — твой кошмар и волн морских демон Саша улыбается ему с теплотой, мягко проводя тонкой рукой по чужой щеке, к которой Владимир тут же ластится, принимаясь ее руку целовать, что вызывает у Саши отвращение и желание задушить наглого ублюдка, но он держится. Держится и мягко ему улыбается, продолжая что-то напевать, когда оборачивается на полную луну, наблюдая за ее медленным движением по небу, прежде чем аккуратно убрать руки из чужой хватки и быстро сделать шаг назад, только бы не быть так близко к нему и поскорее заманить его глубже в море, ведь пока что, только пока что, черная холодная вода была ублюдку лишь по пояс. Над водою стелется туман непроходимый По мановению его руки, по его желанию на море опускается густой туман, который мешает Владимиру увидеть что-то помимо его образа. Тот больше не видит его глаза, носа или губ, не видит ничего, кроме белого тумана и не слышит ничего, кроме его пения, что заставляет его беспокойно звать его «Лилиан», увеличивая громкость голоса с каждым словом, и с всплесками продвигаться глубже в море. Глубже, глубже, и глубже с каждым шагом, пока Саша наблюдал за ним немного в стороне. Сбился капитан с пути, безумием водимый Владимир ищет ее с таким отчаянием, что это смешно и Саша не удерживается от хохота, который слышит и Владимир, идя на него и с удвоенной силой зовя его по имени. Безумный смех Саши прекращается, когда он проводит руками по лицу, зачерпнув немного темной воды, которая могла быть водой, а могла быть кровью, в зависимости от его желаний. И сейчас это море черное вовсе не из-за отражения в нем ночи. Слышит голос нежный и знакомый уж до боли Владимир находит его достаточно быстро и облегченно смотрит на нее, вновь тянясь за ней рукой, но Саша стоит к нему спиной, не оборачиваясь и обливая водой свои руки и платье. Теперь его платье покрыто алыми разводами, волосы спутаны от крови, ведь до этого Саша, опустив руки в воду, несколько раз провел ими по волосам, растрепывая их, а лицо изменилось до неузнаваемости. Все же очень легко нацепить на себя чужую внешность и притворяться другим человеком — можешь изменить все в любую секунду и в один момент быть прекрасной девицей, а другой — кровавым монстром. Красоте её лица противиться неволен Такая благоговейная улыбка с лица Владимира исчезает медленно по мере того, как он вглядывается в чужое лицо, а потом приходит чистый ужас. Он отступает назад в непонимании, что произошло, но из-за воды, что доходила ему до груди, сделать это сложнее. Он просто смотрит в бездонно черные глаза, из которых, словно слезы, стекает такая же черная жидкость и понимает, что не может даже кричать. Тьма этих глаз слишком затягивает, пусть на родном бледном и утонченном лице она смотрится чуждо. Губа у его возлюбленной Лилиан разбита, из нее стекает алая кровь и с характерным звуком падает в море, волосы стали такими спутанными и грязными, как будто бы тоже были в крови. А еще Владимир заметил, что одна часть волос с левой стороны у Лилиан так характерно выбрита, а на голой коже виднеется окровавленное месиво, от созерцания которого его сердце учащает свой бег. За бортом девица! Попробуй не влюбиться! — Зачем ты убил меня? — хриплым голосом спрашивает Саша, протягивая свои видоизмененные руки к Владимиру, хотя тот шепчет и умоляет оставить его в покое. Забавно, а ведь совсем недавно из последних сил хватался за возможность коснуться ее. — Я так страдала. — делая еще один шаг ближе, заставляя свое окровавленное ободранное платье колыхаться на ветру, говорит Саша, давя в себе тихий смешок. Он видит как дергается Владимир, как окунает руки в эту воду, до сих пор не видя в ней ничего подозрительного, а потом с силой протирает ими свое лицо, надеясь проснуться от этого кошмара. Только вот этого не произойдет, пока Саша не наиграется. Он лишь улыбается и жалостливым девичьим голоском тянет, присаживаясь на корточки перед ним, тянясь рукой к его лицу, оглаживая его щеку и размазывая по нему кровь. — Посмотри на меня, — он буквально силой заставляет этого человека посмотреть в свои пустые черные глаза, наслаждаясь видом чистого ужаса в его глазах, прежде чем спросить, едва ли не хныча, что пугает Владимира еще больше. — Неужели ты меня больше не любишь? Слух ласкает песни звон, ему лучше смириться Владимир кричит, когда окровавленное лицо возлюбленной оказывается прямо перед ним и он просто вынужден созерцать уже даже не тьму в ее глазах, а копошащихся в ней монстров и насекомых. Он вынужден вдыхать запах гнили, исходящий от ее тела, вынужден смотреть на ободранное окровавленное платье, на синяки и следы от удушья на ее шее, на те следы, что остались на ее руках и ногах. На шее был большой фиолетовый синяк, скорее всего, от удушения, руки были рассечены и выпотрошены, Владимир видел даже кости, что свидетельствовало о нескольких открытых переломах. На ее платье было много крови в области живота, что могло говорить о том, что у нее был еще и живот вспорот, а дышать она стала более хрипло и так, будто бы ей давалось это с трудом, что могло говорить о сломанных ребрах. Ее тонкие бледные ноги тоже были полны ран — из ее промежности стекала кровь, капая в море, а на лодыжках и запястьях виднелись странные кровавые подтеки, как будто бы девушка стерла их кровь в попытке вырваться из пут. И это все до боли напоминало то, что они с Сирином сделали с тем мальчишкой. И от осознания этого Владимир закричал, а Саша рассмеялся. За бортом девица! Он хочет утопиться! Владимир старается убежать от него так, как будто бы это в его силах, но почти не двигается с места. Волны поднимаются все выше и выше, и он почти захлебывается в них, пока Саша продолжает стоять на воде и хохотать с его жалких попыток, ожидая лишь того, когда до него дойдет, что он плавает далеко не в обычной воде. Всё готов отдать пират, чтоб с ней губами слиться! Саша легко подходит к нему, наклоняясь и крепко держа его руками за лицо, пока мужчина пытается вырваться и отдалиться от страшного существа. Саша наблюдает за выражением ужаса и отвращения на его лице, когда целует его, проходясь языком по его губам и оставляя кровавые подтеки на его лице от своих рук и языка. Он отстраняется с заливистым смехом, наблюдая за тем, как мужчина отплевывается от этого и вытирает рот рукой, смывая с себя это ощущение водой, которую зачерпывает рукой. Поздно милый, но не пугайся, Дьяволу морскому отдайся — Зачем так измучил меня только для того, чтобы выкинуть? — наблюдая за отвращением на чужом лице, за тем, как Владимир и слова из себя не может выдавать, все еще отплевываясь от этого запаха и вкуса гнили в своем рту, промывая рот, как он думал, соленой водой, пока не ощущает странный металлический привкус на языке и замирает под клыкастую ухмылку, смешок и черные глаза, которые так и гипнотизировали его. Тонет тело, дай ему время. Я — твой кошмар и волн морских демон — Ответь мне. — требует Саша, когда Владимир просто вопит от страха, понимая, что стоит в море крови. Это осознание буквально добивает его, заставляя пытаться убежать от этого всего — от этого страшного существа, что выдавало себя за его возлюбленную, уродуя ее тело так же, как они с Сирином изуродовали тело мальчишки в попытке вернуть Лилиан к жизни. От осознания того, что он все это время шел за монстром и буквально был загнан в ловушку. Море крови, освещаемое лишь светом бледной луны, все бушевало, волны стали больше, накрывая Владимира с головой, заставляя его стараться уплыть от этого и вернуться на берег, но ничего не выходило — море лишь утягивало его на глубину и его ноги уже давно перестали касаться песка. Мести сладкий вкус — её проклятье, хвост — её разорванное платье. Саша с упоением наблюдает за жалкими попытками Владимира уйти от него и от бушующего моря — он как котенок, которого бросили на утопление, только очень жестоко поиграв с ним до этого. Это забавляло — жалкие попытки выбраться, которые отнимали очень много сил, то, как Владимир уже захлебывался и начинал терять сознание в этой пучине темной крови. Капитана жизни не жалко, помнит горечь смерти русалка. В конце концов мужчина выбивается из сил и его накрывает очередной волной, после которой он скрывается в этой темной пучине, а Саша все еще молча наблюдает за этим, раздумывая над тем, чтобы просто дать этому ублюдку сдохнуть так, как он заслуживал и не мучить больше никого своим существованием. А потом Саша вздыхает, понимая, что это повлечет очень много проблем за собой, и просто щелкает пальцами, возвращая все в норму и заставляя Владимира проснуться от больно уж реалистичного кошмара. Как жаль, что для него это был лишь сон, но Саша мог лишь надеяться, что этот ублюдок хотя бы сойдет с ума от этого или повесится с горя, пока сам Саша просто вздыхает и позволяет себе упасть в холодную морскую воду, чтобы смыть весь этот цирк.