Почему именно ты?

***

Всю свою юность, сколько Саша себя помнил, он периодически получал одну странную просьбу — он слышал ее от случайных людей, видел надписи, которые, как только он моргал или протирал глаза, чтобы убедиться, что все это — реальность, исчезала. Он списывал это на галлюцинации и корил себя за лень показаться врачу, потому что с рассудком не следовало шутить.        Все бы ничего, в любом случае раньше эти «галлюцинации» были редкостью и особо его не беспокоили, но в последнее время фраза стала звучать гораздо чаще. Ему мог обронить ее прохожий, как бы невзначай, ему случайно приходили сообщения с этой фразой от друзей, или от матери, которые практически сразу удалялись, словно ничего не было, ему слышалось, что кто-то словно звал его, слезно молил очнуться, прийти в себя, пусть юноша и старался не обращать на это внимания. Ну, показалось и показалось, с кем не бывает? Главное — не задумываться об этом слишком сильно, а то можно в такие дебри своего сознания и паранойи влезть, что страх настолько закует тебя в свои кандалы и сомнения, которые раздирают душу, что и до панической атаки недалеко.        В особенности Сашу напрягал голос, который раньше появлялся редко, оставаясь где-то на подкорке мозга, в основном после сна. Голос шептал одно: «Пожалуйста, умоляю тебя, очнись, я не представляю своей жизни без тебя». Саша всегда от такого вскакивал с кровати и убирал со лба прилипшие каштановые волосы, да утирал рукой пот, что всегда после такого выступал на лбу. Он не знал, кто его зовет, но его это пугало, он не знал, что имел в виду тот голос, который звал его, но был уверен, что ничем хорошим для него это не закончится. В такие моменты становилось по настоящему страшно, как бы юноша не пытался отогнать эти жуткие мысли, списывая их лишь на бред и воображение, в крайнем случае — на жуткий повторяющийся сон. Он не понимал, чем заслужил такое: он ничем не отличался от других — учился и работал рядом с университетом, а также встречался с друзьями и ничего раньше, кроме этих небольших странностей, не мешало его размеренной жизни. Да и если их вычеркнуть, словно это было чем-то нереальным, словно это было всего лишь сном, то Саша был совершенно счастливым, взрослым, стабильным человеком с друзьями, своей личной жизнью, хорошей работой и приятным временем в университете. Пусть иногда Сашу и накрывало волной паники, словно все происходящее и вся его жизнь — нереальна и выдумана, но такие своеобразные истерики и даже редкие панические атаки всегда удавалось пресекать со временем. Но странный голос из снов не исчезал, а лишь с большей частотой стал просить его очнуться, и стал преследовать юношу даже днем. Саша слышал его и на работе от клиентов, чьи глаза в такие моменты были пусты, но спустя секунду все было в норме; на прогулках от случайных прохожих; в университете в собственной голове, когда задумывался о чем-то, а после мысль резко прерывалась очередным «Молю тебя, очнись!», после чего Саша со вздохом прикладывал руку ко лбу, пытаясь так унять боль, возникшую слишком резко в его голове. Голос становился все громче и все отчаяннее с каждым днем, а Саше постепенно начинало казаться, что он сходит с ума.        Кому расскажешь, не поверят, что тебя преследует голос какого-то человека, который все время просит тебя очнуться. Это было странно и нереально, настолько же, как и то, что спустя время, к этому голосу прибавился образ юноши. Он был нечетким и размытым, совершенно непохожим ни на кого, кого бы Саша хоть раз за жизнь встретил и одновременно с этим очень похожий на каждого второго человека. Все, что мог запомнить Саша из этого образа — черные волосы, длиной доходящие до щек и бледная кожа, почти аристократическая и болезненная, но это не давало никаких ориентиров. Да половина населения его города так выглядит — бледные как смерть от усталости и переработок для выживания и с черными волосами. Саша не видел глаз незнакомца, поэтому понятия не имел, какого они цвета. Но зато он очень хорошо всегда запоминал чужие прикосновения. Он помнил то тепло, исходящее от чужой руки, когда незнакомец сжимал его руку в своей, говоря, что все будет хорошо и вновь моля его проснуться. Помнил чужие прикосновения к своим щекам, когда этот кто-то проводил по ним пальцами и тот жар, которым отдавали его щеки от этого детского, нелепого прикосновения. Саше почему-то казалось, что он знает этого человека, причем очень давно, возможно, доверяя ему на подсознательном уровне, не отдавая себе полного отчета в этом, потому что это единственное объяснение, почему его сердце чаще бьется, руки и шея потеют, а щеки слегка горят. Саша никогда не мог вспомнить, что конкретно они делали, о чем болтали или что вообще происходило в этом сне, настолько он казался абстрактным, но та теплота и странная любовь, перемешанная с неясной тревогой в его груди всегда была, когда он просыпался. Словно бы он упускал из вида что-то очень важное, но не мог понять что именно.        Все вроде бы оставалось таким же, если исключать тот голос, который не сказать, что так уж сильно его беспокоил, ведь, правильно говорят, что человек ко всему привыкает, даже к таким нереальным вещам привыкнуть было можно за какое-то время. Но его спокойствие разрушилось, когда он заметил еще несколько вещей, из-за которых ему начинало казаться, что он в каком-то нереальном мире, как в видеоигре, а все, с кем он общается — обычные нпс. Со временем он заметил, что все разговоры его друзей стали казаться ему однотипными, словно бы он уже очень много раз все это слышал, все лекции в университете стали скучными и ненужными, как будто они просто повторялись по кругу, да и посетители в кафе казались роботами с заезженной пластинкой. Да и вообще, все казалось однотипным, словно все фразы, все истории и все лекции были записаны на пластинку, что просто по кругу повторялась. Но это было настолько нереально и глупо, что Саша отрицал очевидное еще несколько дней.        «Ты просто сходишь с ума, соберись уже и сходи к гребаному психиатру» — думал он между сменами, отдавая очередной однотипный заказ очередному однотипному, совершенно не выделяющемуся человеку, но времени осуществить свою мысль он все не находил, зато находил миллион отговорок на эту тему.        Он все чаще стал гулять по улицам, рассматривая людей, а те, казалось, не замечали его пристального взгляда, не замечали, как он рассматривает их от и до, как пытается заметить каждую мелочь, но она тут же вылетает из головы. Он как одержимый пытался найти подтверждение своей безумной теории о том, что весь мир — симуляция, в которой его заперли, но жутко злился на самого себя, когда не находил, потому что тогда он просто выглядел и вел себя, как сумасшедший. Чем он вообще занимается? Кажется, он все же стал параноиком из-за этого голоса, это больше напоминало поведение психов, ведь не мог же нормальный человек сомневаться в реальности, в которой он жил столько времени, не мог ведь, правда?        Да и как вообще может нормальный человек сомневаться в дорогих ему людях, в собственных воспоминаниях, которые, как казалось теперь, были однотипными и очень расплывчатыми, словно их и не было вовсе. Разве это не бред? Конечно, бред. Саша нервно посмеялся со своей глупости, проводя рукой по волосам, и спешно убрался из парка, не замечая, что локация, с которой он ушел, медленно начала расплываться и забываться в его собственной голове, словно этого и не было.        Саша бормотал себе под нос что-то до тех пор пока не дошел до дома, а после резко остановился, вспоминая одну важную вещь, которую словно сознательно игнорировал раньше — голос в его голове замолк какое-то время назад. Юноша не мог вспомнить, когда конкретно это произошло, но неясная тревога от отсутствия чего-то, что уже стало привычным в его жизни, появилась в его сердце моментально и никакие успокоительные не могли ее унять.       

***

Однажды Саша, как и обычно, как и множество раз до этого просто проснулся по будильнику, не услышав привычной фразы, что просто преследовала его последнее время. Это было странно — он давно уже не слышал по утрам просто тишины, без этого голоса, который сопровождал его обычно с самого утра. Но он не придал этому особого значения, будучи все еще сонным и плохо соображающим, поэтому он в полной тишине спустился вниз на кухню и почти моментально, только ступив на пол первого этажа, ощутил жуткий холод. Странно, может быть он заболел?        Все его тело вдруг затрясло, словно в каком-то приступе, не успей он сделать и трех шагов к заветному столу на кухне. Саша согнулся пополам, падая на колени и радуясь, что он сумел хотя бы на ковер ступить, и коленям было не так уж и больно от соприкосновения с ковром на кафеле. Саша не знал, что происходит — он корчился от боли, валяясь в позе эмбриона на полу собственного дома, ему было невыносимо холодно, тело ломило, словно он попал в аварию и его тело превратили в мясо. Его всего трясло и выворачивало то ли как при лихорадке, то ли как при какой-нибудь более страшной болезни. Пот стекал по его лбу и шее, но его не было смысла стирать рукой, он по факту даже не мог ею нормально двигать. Его ноги и руки холодели, сердце бешено стучало, а еще через пару секунд до него начало доходить, что он задыхается. Он буквально не мог сделать ни единого вдоха, даже через рот, словно бы спазм сдавил его горло, не давая этого сделать специально для того, чтобы он умер.        Голос, молящий его очнуться, вновь появился, но он был в разы громче, чем обычно — он буквально кричал, заставляя Сашу, который все еще не мог нормально двигать своим телом из-за какого-то то ли приступа, то ли чего, отчаянно желать зажать уши руками, но понимая, что он не в силах этого сделать. Саше хотелось кричать, но он не мог из-за спазма в горле, и все, что у него получалось из себя выдавить — жалкие слезы, которые еще сильнее мешали ему дышать, и это одновременно вгоняло его в панику и жутко злило. Вся эта какофония боли и криков в его голове слишком сильно влияла на психику, и Саша, не стесняясь, плакал — пусть и не навзрыд, потому что он не мог издать ни звука, кроме какого-то хрипа и стонов, поэтому он медленно задыхался в собственных рыданиях. Его лицо покраснело, кажется, он даже пытался сквозь неимоверную боль, страх и явно желая сделать невозможное, закричать, просить о чем-то, пытался молить оставить его в покое, избавить от этой боли.        А возможно, ему только казалось, что он мог из себя выдавить какой-нибудь крик, стон или шепот, потому что, сколько бы он не умолял, сколько бы не хрипел и сколько бы не кричал никто его не слышал, никто не приходил, а Саша все также корчился от боли, невольно дергая всеми конечностями, словно бы это способно было помочь ему избавиться от боли. Ему было уже наплевать, что произойдет, он молился, чтобы это побыстрее кончилось, потому что боль и страх в его теле были просто невыносимыми. Он не понимал, чем заслужил такое, и просто бессильно плакал от невыносимой боли, словно его кто-то пытал, протыкая его тело несколькими ножами в разных местах одновременно.        Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне. Спаси. Спаси. Пожалуйста.        Саша не знал, кого он молил о помощи, но он просто надеялся, что его услышит хоть кто-то. Возможно так и произошло, потому что спустя несколько минут борьбы с невыносимой болью, он просто потерял сознание от болевого шока.       

***

А потом он резко вдохнул в свои легкие воздух через рот с ощущением, будто его выдернули из-под воды или из Ада, тут же заходясь в кашле. Рядом над ухом что-то противно пищало, путая мысли и мешая им собраться в один комок, тело ломило так, словно по нему несколько раз проехался бульдозер, а горло словно кто-то разодрал изнутри. Рядом кто-то что-то говорил, возможно, кричал, но Саша не понимал ни слова, ему было не до этого — он просто не мог поверить в то, что снова дышит, боль в теле не настолько сильная, как пять минут до этого, а зрение начинает проясняться. Ему было настолько плохо, настолько мерзко просто от ощущения своего слабого тела, от понимания, что с ним произошло что-то ужасное, что он просто не в состоянии сделать ничего, что он просто бесцельно мотал головой по мягкой подушке, пока кто-то что-то делал у его кровати, пока и эти кто-то что-то громко обсуждали. Кажется, они его даже звали по имени и пытались растормошить, но Саша не мог сосредоточиться на их голосах, те словно смешались в один бесконечный крик, и только один знакомый голос он узнал безошибочно.        — Ты наконец очнулся. — прохрипел сипло такой знакомый и родной голос, и только сейчас Саша понял, кому, черт возьми, принадлежал этот спокойный и размеренный голос, который срывался в отчаянии в его подсознании, пока он был где-то не здесь. Это было настолько простое и теплое осознание, что затмевало все плохое, что с ним произошло.        Этот голос, который казался ему таким родным и правда принадлежал самому его родному человеку — его возлюбленному, который не бросил его в трудную минуту и долгое время, а по ощущениям Саши он провел в этом выдуманном мире несколько лет, пытался вытащить его оттуда. И у него получилось, черт возьми. Сколько бы Саша не сопротивлялся и порой не кричал оставить его в покое, Влад буквально заставлял его замечать что-то неладное и в конце концов он добился своего, заставив Сашу вновь очнуться.        Пусть сейчас Влад и выглядел ужасно уставшим — он явно был растрепанным, потным, слегка похудевшим, бледным, с синяками под глазами, да и весь его внешний вид оставлял желать лучшего. Но он все равно был рядом — он слушал весь этот бесконечный поток слов врачей, кивая на что-то из их слов, но все еще смотря на него так, как никто раньше на Сашу не смотрел. Настолько влюблено, счастливо и окрылено, словно один факт того, что Саша дышит, доставлял ему радость, но Саша все еще не мог вымолвить ни слова, хотя ему о многом хотелось расспросить и узнать.        Но из-за его состояния, запаха и скорее всего лекарств, его вновь спустя время потянуло в сон, и последнее, что он чувствовал, то теплое и знакомое прикосновение к его руке, как будто ее кто-то крепко сжимал в своей. И, несмотря на то, что Саша едва ли десять минут назад вышел из комы, вновь проваливаться в сон было почему-то не страшно, ведь рядом с ним есть человек, который вытащит его даже с того света.