Voodoo

Тереть руку об руку, чтобы смыть следы крови оказывается не простой задачей. Ведь несмотря на то, кожа на ладонях у неё чиста, таковой она её конкретно не считает, видя перед собой лишь очевидную кровавую субстанцию, означающую очередную жертву на её собственном, персональном кладбище, места на котором — как ей кажется — никогда не закончатся. — Вы же всё знали с самого начала, — голос, звучащий у неё из-за спины, наполнен всем тем, что в обычной жизни его обладатель старается от других скрыть под маской безразличия, но только в данный момент эмоции оказываются ему неподвластны, выходя наружу, отражаясь в звуковых волнах кошмарными явлениями человеческой натуры — искренним сожалением и глубокой скорбью по погибшему товарищу. — Так, зачем и почему? Зачем всё это нужно было, если итог жизни Итадори и так висел на тонком волоске. Он же… — Итадори Юджи был не более бомбой замедленного действия, готовой в любой момент сдетонировать, Мегуми. Ты и сам должен это понимать, — не оборачиваясь в сторону подростка, произносит девушка, наклонившись над мёртвым телом, чтобы забрать у него ранее выданный кинжал, попутно рассматривая безжизненное лицо подростка, лишённого последнего оплота защиты в виде меток от резонанса. — Я выбрала наилучший из возможных вариантов, ведь в противном случае всё закончилось бы намного хуже. Ты и сам должен понимать, что с того самого момента, как Итадори съел палец Двуликого, его жизнь изменилась раз и навсегда и её статус в том числе. Что же касается непосредственно тебя, то ты и твои способности слишком ценны, чтобы их так бездарно растрачивать в столь патовой ситуации как битва с этим неуравновешенным Королём, явно заинтересованном в твоей личности, в сражении с которым у тебя не было практически никаких шансов на успешный исход. — Вы ничуть не отличаетесь от большинства из тех, кому интересна только моя техника для достижения своих целей. — Думай что угодно, пацан, — произнеся эти слова, Азуми не стала вкладывать в них никакого глубинного смысла, ведь глупо обижаться на эмоционально нестабильного ребёнка. — Будь бы ты немного мудрее, то наступил бы на горло своим эмоциям и не стал бы отнекиваться от прошлого своего отца, и вот тогда перед тобой открылось бы ещё немало интересных и животрепещущих подробностей, касающихся непосредственно его, тебя и клана Зенин в целом. — Вам слишком много известно, Азуми-сан, — в голосе подростка слышится не столько любопытство, сколько непонимание того, откуда та, про кого большинство магов говорит, что Азуми Нанао неведомо ничего человеческого, может проявлять интерес к жизни других людей. — Как для человека, который не стремится лишний раз влезать в магические разборки, живя свою наилучшую жизнь в угоду собственным желаниям и амбициям, вы чересчур хорошо осведомлены обо всём том, что вас никоем образом не касается. — Я как погляжу, за словом ты в карман не лезешь, теневой мальчик, — произнеся это, Нанао не скрывает своего саркастичного настроя, в очередной раз задумываясь о том, что несмотря на своё нежелание быть похожим на Годжо Сатору, Мегуми перенял от своего учителя и опекуна очень многое. В том числе, и не самого хорошего. — Как я уже говорила ранее, если бы не твой юношеский максимализм, то из твоих уст не звучали бы столь глупые вопросы. Что касается твоей истории, то можешь быть спокоен: Годжо тебя не сдавал мне с потрохами, абсолютно нет. Просто личность твоего отца широко известна не только в магических кругах, поэтому если бы не унаследованная техника — гордость клана Зенин и не персональная защита в лице твоего наставника, то могу с уверенностью утверждать только одно: с большой долей вероятности тебе не суждено было бы дожить до настоящего момента. Ей больше ничего не хочется слышать, да и отвечать на чужие вопросы у неё нет никакого желания, история происхождения которых — между прочим — с ней никак не связана, явно должна не она, поэтому не утруждая себя дополнительными разговорами, она включает командный тон, против которого мало кто решиться пойти. — Пошли уже скорее, а то нам ещё Нобару необходимо найти и Идзити вызвать, чтобы он со всем этим разобрался, а также нужно уладить все дела с телом твоего друга. В воздухе так и висели непроизнесённые слова прощания, а также понимание того, что несмотря на всё ранее обговорённое, смерть Итадори Юджи явно произошла не случайно, в угоду лишь одного спасения. *** — Твой парнишка слишком умён. При чём в какой-то момент его способности «сложить два плюс два» могут явно сыграть против него самого и близких для него людей. — Ты сейчас говоришь о Мегуми, не так ли? За окном поздний вечер, плавно переходящий в ночные сумерки, а ей ничего не хочется кроме как в кратчайшие сроки съесть остатки острого рамёна и лечь поскорее спать, чтобы позабыть обо всём том, что произошло за последние несколько дней. Поэтому находясь в замкнутом пространстве кухни и в очередной раз перебрасывая мокрую копну длинных волос через плечо, Нанао засовывает в рот очередную порцию еды, ощущая, как на языке расцветает новая палитра вкуса, попутно думая о том, что именно такой еды ей не хватало для достойного завершения столь тяжёлого дня как этот. И даже наличие крупной суммы на её банковском счёте никак не могло изменить её эмоциональное состояние в лучшую сторону. — Ну о ком же ещё, — сказав это, девушка потянулась за следующей порцией еды, помешивая железными палочками содержимое на дне упаковки. — При всём моём расположении к Оккоцу, но в данный момент речь идёт явно не о нём. — И что же такого он понял, что смог тебя удивить? — Помимо того, что в ближайшее время тебя явно будет ждать «привлекательнейшая» беседа из возможных с человеком его возраста, сравниться с которой может только первый разговор между отцом и сыном про отношения женщин и мужчин, и их последствия если не воспользоваться правильным подходом, он явно понял, что убийство Итадори Юджи было ничем иным как заказом на его устранении, да и только. Из чего вытекает следующее, что тебе стоит быть готовым к тому, что Фушигуро Мегуми явно не упустит возможность затронуть и эту животрепещущую тему в диалоге с тобой, Годжо. Велика вероятность, что он может связать происходящее воедино и вот тогда уже тебе мало не покажется. Азуми Нанао не хочет смотреть на своего жениха, но ей ничего не остаётся кроме как перевести взгляд на него, узрев то, как тот, про кого говорят: «Сильнейший», поглощает очередную порцию шоколада, безбожно убивая эмаль своих зубов. В этих действиях столько всего знакомого и привычного, что на первый взгляд всё кажется таким стабильным, но вот только этим внешним фасадом Годжо может попытаться обмануть кого угодно, но только не её. Ведь даже так под маской безрассудного человека и жизнерадостного шута скрывается тот, кто явно был расстроен произошедшим, о чём явно свидетельствует дрожащие пальцы, нервно сжимающие очередную обёртку из-под шоколадной плитки, чрезмерное количество потребляемых сладостей, в безуспешных попытках вызвать серотонин, а также тёмные круги под глазами и впалая кожа на лице, явно демонстрирующая, что ему «нездоровиться». — Умеешь обрадовать, ничего не скажешь, — произнеся это, Сильнейший перевёл взгляд со своей собеседницы на то, что происходит за её спиной. — Ты ляпнула то, что ему знать не стоит? — Ничего подобного, Годжо. Всё идёт согласно плану, по которому ты и сам хотел, чтобы твои последователи изменили давно устаревшую идеологию, став тем самым долгожданным глотком «свежего воздуха», а для этого — для начала — нужно, чтобы они стали на нужный путь, отказавшись от чего-то столь глупого как юношеский максимализм. Ведь что-что, а сохранения детства в их состоянии является пускай и важной вещью, но в текущей ситуации довольно дорогой. С нынешним курсом происходящего в верхушке, того и гляди их пустят в расход, если они будут к этому не готовы. И не пожалеют, даже несмотря на перспективные способности и тебя в качестве фигуры наставника. Сам же знаешь, что старейшины не упустят возможности подпортить тебе жизнь даже таким отвратным и подлым образом. Стоило тебе отлучиться, как они не преминули воспользоваться возможностью, чтобы безжалостно ударить. — В твоих словах есть, безусловно, разумное зерно, но ты же не хочешь, чтобы они стали похожи на роботов? Стали кем-то вроде нас с тобой? — Так вот значит какой риторики ты придерживаешься, Годжо, — произнеся это, девушка смотрит уничижительно на сидящего перед ней мужчину, в очередной раз убеждаясь в том, что несмотря на свой статус и всевозможные регалии, полученные этим обласканным вниманием и чужим интересом человеком, Годжо Сатору — самый что ни на есть мечтатель, желающий достичь недостижимой утопии. — Глупо. Слишком глупо и наивно полагать, что их жизнь уже не пережевала, а ты говоришь о каком-то идеалистическом будущем. Только вот когда в очередной раз захочешь кому-нибудь втереть свои утопические фантазии, перед этим не забудь только в следующий раз внимательно посмотреть на девчонку из класса Зенин или вспомни о том же Оккоцу до того момента, пока ты его не выслал на углублённое обучение из страны. — За то вот ты слишком жестока к ним, Нанао. Твои методы ведения дел слишком грубы для той, что предпочитает не лезть лишний раз, просчитывая лишь выгоду наперёд для удержания своих границ безопасности. — Я не, как ты выразился, жестока по отношению к ним, а справедлива, о великий Сильнейший. В отличии от того, у кого с самого рождения золотая ложка застряла в горле, я прекрасно понимаю, что будет ждать тех неподготовленных, кто решит что в силах что-то изменить, — произнеся это, Нанао несмотря на несправедливость своих слов проглатывает их, попутно запихивает в себя остатки уже успевшего остыть рамёна, после чего встаёт из-за стола, чтобы выбросить упаковку из-под него. — Можешь считать меня кем угодно, но в отличии от многих я не хочу, чтобы этих детей постигла та же судьба что и меня в своё время. Уже покидая пределы кухни, девушка чувствует направленный на неё взгляд пронзительных ярко-голубых глаз, но даже так она не думает о том, чтобы обернуться и посмотреть на Годжо Сатору в ответ.