Конфабуляция

      Приятная прогулка по скверу тоже имеет свойство заканчиваться. Иногда очень резко и внезапно, но оба парня понимали, что им нужно разойтись по личным делам. И лишь Отис не знал, что ему делать после того, как Джон уйдёт. В школе опасно, дома будет много вопросов.       Остановившись около пары стоящих в ряд скамеек, Хелен направляется к ним, не оставляя шанса не пойти следом. Юноша стряхивает опавшие листья и садится, поджимая колени к груди. Сумка, так и не снятая с плеча, ложится рядом. Блейк пару секунд смотрит на него недоуменно, а потом пожимает плечами, словно озяб. Он садится рядом, держа дистанцию, ведь, как он заметил, Хелен не очень любит близость.       Тишина между ними затягивает. Окружение с каждым днём всё серее и серее, ведь стремится изменить свой облик к скорым снегопадам.       Хелен долго пялится на покрасневшие костяшки пальцев. Это первая личная встреча, первая прогулка, первый прямой диалог без возможности проигнорировать сообщение. Но они как будто всегда были знакомы. В художественных книгах при описании дружбы используют именно такую форму. "Словно вечность знакомы". Отис мельком косится на нового друга, который, подняв голову вверх, разглядывал серые облака, почти сливающиеся с небом. Вроде утро, а ощущение прошедшего дня. - Так ты приехал учиться. А почему именно сюда? - прерывает молчание Отис, уже заметно расслабившись в чужой компании. Словно не было всего этого недоверия. Джон явно обладает необъяснимой силой, способной притягивать внимание. - Ну... Если побег из отчего дома можно считать переездом. Это место достаточно далеко от моего родного города, да и здесь есть очень хорошие университеты. - с некой долей веселья отвечает парень, неловко потирая шею. В голове всплывают моменты, как он чуть ли не вприпрыжку покидал семью. Он жаждал свободы, отсутствия постоянных обязанностей. Мать тогда так печально смотрела ему в след, что вся радость в момент схлынула. - Побег? О чём ты? От чего бежать? - Хелен хмурится и пытается вглядеться в чужое лицо, на котором грусть странно мешается с облегчением. Может он скучает? Хотя совсем немного прошло, как он тут появился. - Там... Долгая история. Если кратко, то мне просто нужна была свобода. Я учился, работал, а в остальное время лишь следил за младшими сёстрами и братом. - Джон смеётся, как будто в этих словах есть хоть капля шутки. - Да уж... Это наверное такая нервотрёпка. - пытается поддержать юноша, поправляя сумку на плече и обхватывая колени руками, - А сколько у тебя младших? - Сёстры тройняшки по семь лет и брат пяти лет. - на лице появляется заинтересованность, а глаза карим огоньком сияют, словно парень подшофе. Чужая заинтересованность обнадёживает, - А ты? У тебя есть братья или сёстры? - Эм.. - Отис мнётся, думая, что сказать и как ответить, чтобы не поставить собеседника в неловкое положение, - Нет, я единственный ребёнок. - Ого, повезло! Всё родительское внимание тебе. - с энтузиазмом начинает Джон. Сам он никогда не чувствовал особой близкой любви, как чувствовали младшие. Будучи самым старшим, всегда приходилось отвечать за чужие действия и контролировать ситуацию. Поэтому чувствовать ответственность только за свою жизнь - в новинку. - Не совсем. Родители изначально надеялись на то, что родится девочка. А узнав, что появится мальчик, они сильно негодовали. В общем, на меня забили. - подбирать слова получается с трудом. Для Хелена это давно не что-то удивительное и болезненное. Он умеет жить и справляться со всем сам. Но Джонатан реагирует странно. Он хмурится и выглядит обеспокоенно, поджимает губы, но даёт договорить. - Поэтому они назвали тебя Хеленом? - в ответ сдержанный кивок. Поднимать глаза Отису боязно, поэтому он опускает взгляд вниз и сжимает челюсти, - Хел, ты же понимаешь, что это не норма. Родители должны заботиться о своих детях, какими бы они ни б... - Заткнись! Я знаю! Знаю. Мне всё равно. Это просто не та тема, которую я бы хотел обсуждать. - художник эмоционально реагирует в надежде, что они перейдут на что-нибудь другое, если продолжат, то это может вскрыть некоторые неприятные и ещё свежие раны. - Ладно...Ладно. - Джон замолкает на пару секунд, выпрямляясь, неловко хлопая себя по штанинам, - Давай сменим тему. Ты художник. Как ты вообще понял, что это то самое дело, которым есть смысл заниматься? - ловко переключается он, снова улыбаясь, как ни в чём не бывало. Это заставляет Хелена усмехнуться и отвести взгляд на доброжелательную улыбку. Хамелеон чёртов... - Ну, в детстве я довольно часто был наедине с самим собой. Нужно было чем-то себя занять. Так я взялся за карандаш, а потом мой интерес просто не угасал. Я пробовал краски, уголь, скетчи. - Отис задумывается и начинает невольно заговариваться, погружаясь в любимую тему. Отрывается он лишь тогда, когда замечает чужой смеющийся взгляд и добрую снисходительную улыбку, - Чего? Почему ты так смотришь? - Для тебя рисование это что-то большее, чем просто хобби. Когда ты говоришь об этом, у тебя глаза так загораются, выглядишь счастливым. - хихикает Джон, бегая взглядом то по чужому лицу, то снова опуская его к рукам. Не хватает только горящих ушей для полноты картины. - Ой, иди ты. А у тебя? Музыка это то, чем ты горишь? - слышится в ответ лёгкое фырканье и фраза с долей издëвки. Нет, музыкант из Блейка прекрасный. Он отлично чувствует музыку, знает как можно сделать мелодию более глубокой, он передаёт через музыку больше, чем можно сказать. Но он сам отрицательно машет головой, чем заставляет Отиса заинтересованно повернуться и уставиться на чужие руки, сплетëнные пальцами на затылке. — Музыка это следствие. Настоящая моя страсть — театр. Мюзиклы, пьесы, постановки... — мечтательно вздыхает Джонатан прикрывая глаза. Под веками пылают мысли о сцене, о актёрах, играющих роли. Всё это было давней мечтой, граничащей с абсурдом. Тяжело себе представить стеснительного и неловкого Блейка, как автора, режиссёра, — Ты просто представь. Огромный зал, занавес открываются... И бум! — старший подскакивает на месте, произвольно дëргая ногами, от чего Хелен вздрагивает и отодвигает ближе к краю скамьи, — Вступает музыка, сцену освещают прожекторы, а на ней актёры в невероятных нарядах и образах. Ну, чем не сказка? — яркий образ, словно из киноленты возникает в голове от этих слов. Юный художник задумывается, тоже обращая взгляд к небу. Хмурая серость не давала ответа.       Блейк странно замолкает, позволяя подумать о сказанном и представить, какую бы постановку мог сотворить Джонатан. Наверняка что-то романтическое. Это в его характере. — У тебя уже есть идеи? — парнишка складывает ладони на коленях, смягчая себе позу, а после укладывает голову на них, поворачиваясь в сторону и рассматривая собеседника, который от такого пристального внимания бегает глазами по округе и норовит отвернуться.       Джонатан никогда не писал что-то для большого круга лиц. Да что уж, его наброски и так принимали за чужие работы. Он кусает внутреннюю сторону щеки и замолкает, понимая, что идей то и нет. — Я никогда не думал о том, чтобы написать драму. — тихо выдаёт старший, нервно постукивая мыском кеда о асфальт. Хелен поздно понимает, что на губах застыла слабая улыбка. Реакция Джона его забавляла, хоть и настораживала эта быстрая перемена. — Попробуй. Я думаю, что получится неплохо. — успокаивающе выдаёт художник, пересиливая себя, протягивая руку к чужому плечу и легонько похлопывая. — Спасибо, что веришь в меня. — лучезарная улыбка освещает лицо парня. И на второй план отступает кожа с мелкими шрамами и постакне, неопрятная одежда и бардак в отросших волосах. Хелен улыбается в ответ, внутренне радуясь, что рубеж неловкости пройден. Кажется Джон даже приноровился к тому, чтобы задавать правильные вопросы и не лезть под горячую руку нового друга.       Юный творец тушуется и отводит взгляд. Как этот человек может настолько откровенно вести себя рядом с чужаком? Сам Хелен держится на вытянутой руке, стараясь не привыкать.       Джонатан поднимается на ноги и подаёт руку парнишке. Тот несколько секунд смотрит на протянутую ладонь, но всё же принимает помощь.       До университета они доходят быстро. Вокруг здания огорожена небольшая площадь, на которой Хелен замечает пару лавок, относительно симметрично посаженных деревьев и небольшую каменную изгородь вокруг самого универа. Джон кивает головой в благодарность за проведённое время и убегает прочь, не прощаясь.       Не это ли намёк на следующую встречу?       Следом за тем, как парень пропадает за дверьми, на телефон приходит уведомление о сообщении:

«Спасибо за прогулку. Увидимся ещё, Хел!»

***

— Итак, Хелен, результаты тестов заметно лучше. Твоя внешняя пассивная агрессия значительно снизилась. Как твои взаимодействия с людьми? — спрашивает психиатр, присаживаясь на кресло напротив. В руках папка с именем, которое он закрывает ладонью.       В воздухе веет запах свежего кофе, распространяющийся от кофемашины в углу кабинета. — Одноклассники ко мне враждебны. — ровно отвечает Отис, наблюдая, как мистер Хамли грустнеет. Неужели надеялся, что от его сеансов отношения с этими деградантами улучшатся? Как глупо, — Но... Я начал общаться с одним человеком. — мысли о новых связях вызывают чуство надежды и страха. А вдруг Джону это быстро надоест? Не выглядит Хелен как тот, кто может поладить с ним. — Оу, это замечательно! Хочешь рассказать об этом за чашкой кофе? — мужчина улыбается и встаёт, чтобы переставить чашки на столешницу. — Не откажусь. — вдруг отвечает юный творец, который ещё пару недель назад отказался бы и от кофе, и от разговора, и от похода сюда.

***

      Джон забегает в тихий зал, погружëнный в темноту, надеясь, что его не заметили. В большом помещении гораздо тише, чем обычно. Зачастую здесь слышен гул спорящих людей, снующих между рядами стульев. Сейчас же видно лишь опустевшую сцену, отодвинутый занавес и включённые прожектор, направленный чётко в центр. Ни мастера, ни актёров.       Блейк огляделся и, не найдя никого, направился к первому ряду, заняв крайнее место.       Неизвестно сколько он так сидел, успев уже и написать Хелену, и послушать пару треков. Со сцены послышалось звучание скрипичной мелодии, наполнившее ряды и отскакивающее от стен зала. Парень удивлённо поднял взгляд и встретился со смеющимися серыми глазами, смотрящими в ответ из темноты кулис. Эмра вышла чуть позже остальных, улыбаясь зрителю. Она поманила его пальцем и, хоть Джон понимал, что это часть роли, но, казалось, жест был обращён именно к нему.       Постановка «Глубокое синее море». История о неудавшейся жизни и неудавшемся самоубийстве. Главная роль — женщина, отказывающаяся от благополучной жизни ради чувства и вынужденная признать, что еë решение было ошибкой.       Эмре эта трагичная роль идёт. Она вживается, показывает всю безысходность героини. Джон засматривается на это действо, но мастер прерывает сцену на моменте, когда девушка выдавливает слëзы. — Эмра, что это такое? Разве это слëзы? Ты должна быть на грани! Должна показать всю боль, всю умирающую душу женщины! — скрипучим голосом говорит строгая леди с пучком из седых волос. Юная актриса замирает и выдыхает только, когда нотации заканчиваются. Заметно как это её это обижает.       Джонатан молчит, наблюдая за всем этим. Конечно, мастеру виднее как должны играть. Но зритель сам решает как и когда для него актёры играют лучше. Если зритель сейчас он, то... — Это было хорошо сыграно. — вдруг вставляет Блейк тихим голосом, словно боясь прервать тишину. Мастер обращает к нему взгляд полный удивления. — Джонатан... Удивлена, что вы решили вставить своё слово. Но неужели вы считаете, что ваше мнение весомее мнения мастера? — усмехается женщина, медленно проходя по первому ряду, хищно приближаясь к нарушителю спокойствия. — Простите, я... Я просто тоже наблюдал за постановкой и для меня, как для зрителя, это было хорошо. — тараторит парень, заметно нервничая. Зачем он вообще открыл рот? Конечно, кто его может послушать?       Джон обращает свой взгляд на сцену, в надежде увидеть хоть каплю поддержки. Но встречается лишь с насмешливым взглядом Эмры, которая хихикает, щурит глаза и прикрывает рот рукой. Это бьёт по самооценке сильнее всего. Девушка не выглядит как та, кто нуждается в помощи. Наоборот она улыбается и складывает руки на груди. Джон сразу же испытывает прилив смущения и желание сбежать, чтобы на него не смотрели, как на идиота, чтобы не видеть всех этих удивлённых глаз, не слышать смешков. — Хорошо, я учту ваши слова. Чего встали? Продолжаем! — мастер перехватывает внимание, призывая вернуться к представлению.       Блейк прижимает сумку к груди, резко встаёт и убегает прочь из зала. Никто его уже не замечает, лишь Эмра смотрит в след, вскоре тоже переключаясь на сюжет.       Перед глазами мелькает дверь, пролёт и вход на запасную пожарную лестницу. Это место никто не посещал, поэтому оно являлось чем-то вроде укромного места. Джон присел на ступенях, подложив под себя сумку, включил телефон и зашёл в диалог с Хеленом. Может он всё-таки пошёл на уроки? Тогда сообщения ему только помешают. Но парень пересиливает себя и пишет о том, что только что произошло. — Мда... Это же надо так облажаться. — выдыхает студент, наклоняя голову к коленям и закрывая уши руками. Этот момент Джон ещё долго будет вспоминать, как самое тупое своё действие. — Эй? — звучит сверху девичий голос. Эмра? Что она здесь забыла? Джонатан оборачивается, сталкиваясь с грустным взглядом, — Ты чего убежал? — она подходит ближе и, совершенно не стесняясь, поправляет джинсы, садясь рядом.       Блейк молчит и отводит взгляд. Ему стыдно перед ней, стыдно, что он вообще решил заговорить. — Джонатан, я хотела сказать спасибо. За меня ещё никто не заступался. Это было... Мило. — ласково шепчет Эмра, улыбаясь краешками губ. Тонкие пальцы с аккуратным чёрным маникюром касаются руки парня, успокаивающе поглаживая, — Ты засмущался? — Я испугался. Слишком много людей смеялись и смотрели на меня, будто я лишний. — хрипло говорит Джон, ответно касаясь чужой руки и переплетая их пальцы. Эмра улыбается и кладёт голову на плечо, доверительно расслабляясь.

***

      Отис хмурится, читая присланное сообщение. Он не отправился на уроки, предпочитая провести этот день на улице, среди бродячих котов и собак.       До Джона звонила мать, спросила почему он не пошёл на уроки. На ответ «Не захотел», она лишь осуждающе помолчала и повесила трубку. На занятия идти не было никакого желания, а тут ещё у Джона что-то случилось. Неужели он настолько стеснительный, что даже подобная ситуация его сильно задела?       Отис обходил центр города. В ассоциации с Джоном ничего не шло. Разве что... Том. А если бы Джон был тогда на месте Тома? Если бы его тело потом лежало на асфальте? Его руки были бы сломаны, пальцы больше никогда не смогли бы перебирать струны. Из глаз пропала бы жизнь и искра надежды. И тихий скромный голос перестал бы звучать, ведь рот был бы наполнен кровью. Он бы тоже предал его?       Хелен мотает головой, отгоняя пугающие мысли. Джон не Том. Они совершенно разные. И их поступки тоже отличаются.       В кармане зашуршал сложенный лист исписанной бумаги. Юноша уже и забыл об этом. Он ведь захватил с собой сувенир из квартиры Джона. Быстро развернув его, Отис столкнулся с проблемой. Почерк настолько мелкий и корявый, что разобрать можно лишь с огромными усилиями, а заломы на бумаге лишь усложняли ситуацию. Художник нахмурился, пытаясь разгладить бумагу пальцами.       Спустя несколько минут рассматривания чернил, Хелен всё же сумел разобрать:

«Пытаясь приблизиться к звëздам, Разбился об мокрый асфальт; Меня не хотели видеть, Меня не хотели понять. Я был обречëнным телом, Безруким творцом взаперти, Идя через тернии жизни, Без шанса до цели дойти. Забившись в пустой квартире, Не видя в себе лица, Творил и творил картины, Пока не добрался до дна. В попытках борьбы с безумием, Ещë не успев начать, Я потерпел поражение Не в силах уже устоять. Пытаясь приблизиться к звëздам, Разбился об мокрый асфальт; Вы меня не узнали, Вы не сумели понять...»

      Насколько много талантов Джон скрывает, если подобные вещи он просто бросает на пол. Юноша вздохнул, явно задетый строчками. Выдранные из сердца, выставленные напоказ, они говорили о человеке гораздо больше, чем любая прогулка или сыгранная на площади чужая песня. Хелен пообещал себе, что сохранит это стихотворение, а позже покажет Джону, что его личные творения гораздо более весомы, чем он думает.