Висельники

      Коридор.       Длинный коридор, который кажется бесконечным.       Белые, почти стерильно-белые стены. Множество закрытых железных дверей, толстых и тяжёлых, которые надёжно изолируют мир от особо опасных преступников. В камерах круглыми сутками горит электрический свет. Из-за отсутствия окон сюда не проникает ни единый луч света — и ничто не напоминало заключённым здесь о существовании иного, внешнего мира.       По кафельному полу раздаются шаги.       — Тоджо-сама, я так рад, что вы согласились стать свидетельницей сегодняшнего мероприятия! — восторгается министр юстиции, потирая потные ладони. — По крайней мере, для вас это будет весьма-а интересным опытом!       — Уж точно, — вздыхает Кируми, сжимая дрожащие кисти рук и смотря в конец коридора полупустым взглядом. — Господин премьер-министр хотел, чтобы я посмотрела, «какой ценой сейчас совершается правосудие и спасение страны»…       — И он действительно прав! — чиновник пытается нагнать девушку и слегка перегнать, чтобы смотреть ей в лицо. — В последнее время на руинах нашей прекрасной страны завелось слишком много…       — Мародёров?       — Крыс и предателей, Тоджо-сама. Таких людей нужно… устранять. Они никогда не изменятся, никогда не перевоспитаются и уж тем более не смогут вновь стать полноценными членами общества…       — Но разве это повод для того, чтобы их всех убивать? — Кируми глотает слюну, но в горле что-то словно режет. Её глаза смотрят вперёд, но она с трудом сдерживается, чтобы не смотреть в окна камер. — В конце концов, есть пожизненное заключение…       — Япония сейчас не может содержать такое количество пожизненно заключённых, — нервно хихикает министр, вытирая залысину носовым платком. — Весь бюджет уходит на реставрацию зданий и инфраструктуры после Второй Трагедии. — Да и, к тому же, все эти люди вряд ли принесут пользу.       — И даже… — Кируми набирает воздух в грудь. — Даже нельзя сократить число смертных казней? Вы проводите их почти каждый месяц в течение пяти лет, вы сами говорили об этом. Разве… это действительно так необходимо?..       — Увы, увы…       Кируми поправляет полы своего чёрного пиджака, слегка оттягивая их к середине груди. Она делает глубокий вдох, задерживает дыхание и выдыхает с закрытыми глазами. Ей кажется, что сердце скоро вырвется сквозь её грудную клетку, проломив рёбра. Пульс неприятно отдаёт в голову, стучит в виски. Голова тоже слегка кружится, и, продолжая глубоко дышать, Тоджо пытается усмирить головную боль.       Охрана растворяет двери, и министр юстиции вместе с де-факто премьер-министром входят в помещение. Когда оба подходят к перилам своеобразного балкона, перед ними открывается вид на необычной формы комнату: от смотровой площадки вниз ведут ступени, над ними, своеобразным «дном», и перед посетителями — ещё одна комната. Происходящее видно пришедшим через окно: в центре — красный квадрат, в задней части комнаты — серые шторы, почти что в тон стен.       Несколько охранников заходят в изолированное помещение напротив министров. Один заходит в соседнее с открытым взору, но скрытое от посетителей, помещение, чтобы проверить некоторые механизмы. Другой — вешает верёвку, связывая её в петлю.       Это помещение для проведения смертной казни.       Что-то колет в груди Кируми. К горлу тоже подступает боль, и девушка при виде верёвки аккуратно проводит ладонью около своей гортани.       — На себе не показывайте, Тоджо-сама, — с едкой интонацией замечает чиновник. — А то сбыться может — примета, хе-хе.       — Х-хорошо, — виновато кивает она и делает лёгкий поклон, — прощу прощения…       Вскоре охранник покидает скрытую от взора комнату, и на его место по одному заходят ещё трое, одетых более солидно, но по ним тоже заметно, что они — местные сотрудники.       — А это?.. — интересуется Кируми, кивнув на вошедших людей.       — Палачи, — расслабленно отвечает мужчина, стараясь как-то зацепить её. — Видите ли, к люку под преступником мы каждый раз подводим разные кнопки. Как вы считаете, Тоджо-сама, для чего?       — Я хотела спросить об этом у вас, — парирует девушка.       — Гм! Каждый из них нажимает на свою кнопку одновременно, надеясь, что люк открыл кто-то другой. Так было придумано для того, чтобы никто из них не испытывал чувство вины за убийство, даже если этот человек совершил воистину тяжкое преступление, которому нет никаких оправданий. Я считаю, это вполне гуманное реше       — Гуманное решение — для палачей?..       Кируми поворачивает голову в сторону министра юстиции, и он вновь протирает лысину ещё не высохшим от пота платком. Её грудь резко вздымается, но чем дольше длится тишина, возникшая после вопроса, тем глубже она пытается дышать, переведя взгляд на петлю. Если бы ей сказали, что этот человек совершил, заслужил ли он такой участи — быть может, она восприняла бы жестокую реальность куда проще. Но никто ни ознакомил де-факто премьер-министра с материалами дела, ни даже пересказал, что совершил этот ужасный человек.       Складывается ощущение, будто Тоджо пригласили сюда лишь в качестве свидетеля, по сути, в качестве единственного зрителя кровавого шоу.       — Могу ли я хотя бы ознакомиться с материалами дела? — обращается она к своему собеседнику, прижав кулак к своей груди. — Я хочу убедиться хотя бы в том, что человек, которого сейчас повесят, будет казнён заслуженно.       Чиновник переводит взгляд куда-то в пол, на свои лакированные туфли, долго думая и как будто игнорируя вопрос.       — Нет, ну, это можно, конечно, обеспечить… — спустя пару минут отвечает он, подзывает к себе секретаря быстрым движением руки и пальцев. — Принесите, пожал-ста, Тоджо-сама дело, она хочет ознакомиться с преступлениями осуждённого.       Охранники открывают секретарю дверь, и тот пропадает, оставляя де-факто премьер-министра и министра юстиции наедине. Осуждённого долго не ведут к эшафоту, и последний хочет разбавить нависшую тишину разговором:       — А почему вы, собс-но, захотели почитать его дело?       — Если вы и считаете, что эти смерти неизбежны и всё это «за дело» — вина человека должна быть доказана. По уголовному кодексу, казнь назначается за преступления вроде предательства родины или серийных убийств. Обвинение в подобных вещах является очень опасным делом, должна быть достаточная доказательная база, чтобы не допустить смерти невиновного человека!       — Это вы правы, Тоджо-сама… Можете не переживать, каждое преступление, каждый эпизод тщательно проверяется нашей доблестной полицией, и казни невиновного человека мы попросту не допустим!       В этих словах Кируми не слышит ни крупицы чего-то честного.       Спустя четверть часа секретарь всё же возвращается на место проведения казни. В руках он несёт очень толстую папку, её бумажная обложка, уже слегка желтоватая, связана на узелок ещё свежим, лишь слегка потрёпанным шнурком, но даже так содержимое папки, кажется, вот-вот высыпется на пол, прямо к ногам Кируми. Секретарь вручает эту папку ей, кратко и сухо объяснив, как её открыть.       — Спасибо большое, — Тоджо делает небольшой поклон и аккуратно развязывает узелок.       Здесь очень много страниц — по несколько на каждый эпизод. Кируми листает, читает словно по диагонали, быстро пробегаясь по тексту. Глазами она пытается выцепить ключевые слова, чтобы понять, кого сегодня собираются казнить и за что.       Первое, что она понимает — казнить собираются серийного убийцу. Министр юстиции что-то бормочет под нос про почти сотню несчастных, загубленных жизней, хоть и на его лице проскальзывает едва заметный хищнический оскал. Второе, что она замечает, пролистывая материалы дела — все жертвы являются девушками-школьницами. По году рождения они были бы её ровесницы и одногодки, если бы были живы. Третье — все они были конвенционально красивыми, прилежными, а семьи и знакомые описывали их как очень добрых, честных и отзывчивых. Странно, что при таких описаниях Кируми не замечает среди преступлений изнасилования: из новостей и от знакомых она слышала, что серийные убийцы, устраняющих девушек, не брезгуют и этим безобразием. Выходит, жертвы обошлись без издевательств над их телами — что, увы, не отменяет того, что они мертвы.       Однако Кируми замечает что-то неладное.       Она случайно открывает страницу с делом о смерти её одноклассницы. Отличница, очень прилежная, мечтавшая прославиться в сёги, тратившая всё своё свободное время на тренировки, жертвуя личной жизнью!       Проблема в том, что её никто не убивал.       Когда Кируми мельком бросает взгляд на фото одноклассницы, она вспоминает последние дни девушки. Та была жутко подавлена проигрышем в чемпионате среди местных школ, а на руках она скрывала синяки. И за пару дней до получения письма из Академии Пика Надежды Кируми видела, как та девушка сбросилась со школьной крыши. Высота была не слишком большой, однако из-за неудачного падения одноклассница скончалась на месте.       Затем Тоджо снова и снова пролистывает другие дела, присматриваясь к каждому из них.       Были и другие девушки, которые в деле были указаны как жертвы маньяка, но, по слухам, их либо убивали родители-алкоголики, либо они сами уходили из жизни. Были и её знакомые из школы, которые были объявлены пропавшими без вести, но на деле — сбежавшими из дома и начавшими новую жизнь. Точных случаев, где в уголовном деле вина свалена на маньяка, а на деле жертвы погибли иначе, Кируми не могла оценить, но она слышала о судьбе минимум пятерых девушек — и все они погибли явно не от руки одного человека.       — Господин министр юстиции, — слегка заикаясь, обращается девушка. — В-вы уверены, что все они умерли от руки одного человека?       — Нет сомнений, Тоджо-сама! О, сейчас заведут нашего осуждённого!       В помещение напротив них двое охранников заводят человека. Преступник с опущенной к груди головой закован в наручники, руки заведены за спину, и мужчины крепко держат его за локти. Серая тюремная роба сидит на нём весьма свободно: похоже, и без того худой юноша, успел похудеть в изоляторе ещё сильнее; относительно большой размер был выбран для заключённого только из-за его высокого роста. Охранники приводят его в комнату, и один из них ещё раз проверяет надёжность петли. При её виде преступник поднимает голову и наконец замечает свидетелей, находящихся по ту сторону стекла.       Кируми этот человек кажется подозрительно знакомым. Высокий, тощий, чуть ли не костлявый, с острыми чертами. Цвет глаз она не может разглядеть, но видит и острые уголки глаз. Чёрные, отливающие под искусственным светом тёмно-синим волосы уже не могут похвастаться своей густотой. К тому же, видимо, их довольно небрежно стриг тюремный парикмахер: волосы отрезаны чуть ниже выемки у затылка, одна боковая прядь убрана за ухо, другая, похоже, оказалась недостаточно длинной и теперь свисает где-то сбоку.       Министр юстиции при виде преступника прикасается к наушнику в ухе и потом говорит Кируми:       — Этот маньяк захотел поговорить с обоими священниками, но мы ему отказали.       — Отказали? — не сводя глаз с заключённого, переспрашивает де-факто премьер-министр.       — Разговор со священниками дают только один, да и то, только в случае, если человек истинно верующий. А этот просто поболтать хотел. Слишком много хочет!       Не глядя в папку, Кируми быстро листает её в начало: по идее, именно там должны быть данные о самом преступнике. Первая страница по какой-то причине прилипла к другой, но Тоджо ловко подцепляет ногтем уголок и аккуратно отклеивает её.       Один из охранников, приведших заключённого, ногой тычет в красный квадрат, и преступник послушно становится на него. Другой надевает петлю, и юноша не сопротивляется. С того момента он вновь опускает голову, ожидая свой последний момент.       Смотритель, стоящий слева от министра юстиций, достаёт бумажку и начинает читать по ней, говоря в микрофон. Речь идёт очень долго, и в это время Кируми слушает лишь краем уха — в это время она всё ещё пытается отклеить страницу уголовного дела.       — За убийство девяноста четырёх человек данный преступник приговаривается к смертной казни через повешение. Прошу отметить всех присутствующих, что осуждённый отказался говорить ни с синтоистским, ни с буддистским священником.       Кируми открывает нужную страницу и достаёт фотографию преступника из пластмассовой рамки. Сопоставив фото с лицом осуждённого, она прикрывает рот рукой, широко раскрыв глаза.       — Последнее слово предоставляется приговорённому к смертной казни… Шингуджи Корекиё.       Юноша долго молчит. Кажется, он пытается открыть рот и что-то сказать. Кажется, он выдыхает и с трудом выдавливает из себя:       — Прошу, позаботьтесь о могиле моей сестры в Киото. Мне больше ничего не нужно.       Девушка убирает фото обратно и не может свести глаз с её бывшего одноклассника.       Что он здесь забыл? Как он здесь оказался? Неужели он действительно совершил всё то, за что его хотят казнить?       И что она может сделать?       Она де-факто премьер-министр, но у неё нет полномочий для помилования — этим занимается министр юстиций.       Попросить его помиловать? Но он сам, похоже, упивается и смертью «крысы», и её реакцией.       Но что будет, если она допустит его казнь? Даже во время проекта «Гофер» Шингуджи был похож на человека, способного к убийству, он вполне мог бы оказаться маньяком, особенно с таким большим числом жертв. Если это действительно он виноват в стольких смертях, то это заслуженно. Проблема в том, что как минимум пять жертв явно не могли погибнуть от его руки. Тем не менее, если вычесть их, число смертей всё ещё тянет на смертную казнь…       Она не может рисковать своей карьерой, когда её народу нужен надёжный лидер в её лице.       Она не может рисковать своей карьерой, чтобы она смогла вывести её народ из кризиса после Второй Трагедии.       Или ей стоит вмешаться, чтобы спасти одного человека, который и так, скорее всего, виновен?       — Господин министр юстиции, — Кируми всё же вмешивается, не спуская глаз с происходящего в камере, — прошу, остановите казнь.       Он игнорирует, раздумывая, когда дать команду о нажатии на кнопку для того, чтобы открыть люк под ногами Корекиё.       — Господин министр юстиции, — она говорит громче, — прошу, пожалуйста, остановите казнь. Этот человек нужен мне живым.       — Зачем он вам, Тоджо-сама? — ехидно интересуется мужчина. — Неужели есть какое-то настолько важное дело, что присутствие на нём серийного убийцы так уж важно?       Странно, что она об этом не подумала. Ей нужно срочно найти какое-либо оправдание, по которому она может освободить одноклассника. Что-то достаточно веское, что-то достаточно достоверное и проверяемое… И вроде бы у неё есть что-то на примете.       — Господин Наэги-сан, директор Академии Пика Надежды, попросил меня помочь с расследованием дела о провале проекта «Гофер». Он и Киригири-сан разыскивают всех причастных к проекту, в том числе участников, и мы долгое время не могли выйти на связь с Шингуджи… Он может оказаться той нитью, которая может привести нас к тем, кто виновен в провале…       — Вы хотите сказать, — начинает говорить снисходительно-презрительным тоном чиновник, — что вы хотите выпустить на волю серийного убийцу, погубившего жизни девяноста четырёх девушек? Девушек, у которых была бы вся жизнь впереди, если бы этот живодёр не прервал их жизни? А знаете ли вы, чего ради он загубил их несчастные души?       — Это я и сама могу спросить, если вы даруете ему помилование, — Кируми продолжает гнуть свою линию.       — Ради своей сестры! Ради своей покойной сестры, — причитает министр, — которую даже не как сестру любил! Он не только убийца — он извращенец, и место ему—       — Пожалуйста, я разберусь с ним самостоятельно. В случае, если он покусится на мою жизнь — поверьте, он пожалеет об этом, — Тоджо сжимает свои руки и хрустит костяшками, разминая кулаки. — Опыт у меня есть.       — Все вы так, — язвит мужчина. — «Я могу за себя постоять, я могу за себя постоять!», а на деле—       — Можете поинтересоваться у владельца одного конгломерата в Иокогаме, как я спасла его дочь от вооружённой группировки, если вы сомневаетесь в моих навыках.       — Так это были вы? — министр юстиции опешил. Тот случай действительно был очень громким: совершенная горничная Тоджо Кируми в одиночку ликвидировала преступную организацию, чтобы спасти дочь известного человека — в обмен на начало ведения бизнеса по тренировке дворецких! — И даже так…       — Я прошу вас, это всё, что мне от вас нужно.       Мужчина, явно впечатлённый способностями де-факто премьер-министра, видимо, продолжает упорствовать до последнего. Кируми кажется, что по какой-то причине, скрытой от неё, он не хочет помочь ей. Она не обманывает его: каждое слово про расследование провала проекта «Гофер» правдиво от начала до конца. Увы, у Тоджо нет полномочий в помиловании преступников — иначе она бы освободила Шингуджи уже сейчас.       — Вы же понимаете, что, даже если я дам приказ освободить его, — тон чиновника слегка меняется: он становится более хитрым, оставляя язвительность и презрительную снисходительность, — я не могу дать официальное помилование. Тем более, когда перед носом — вещественные доказательства? К тому же, помилование прямо перед казнью делали в последний раз почти семьдесят лет назад…       Кируми, поняв намёк, кивает и скрещивает руки у себя на груди:       — При каких условиях вы пощадите его, господин министр юстиции?       — Я могу лишь дать временное помилование… — он вытирает свои мокрые от пота ладони. — Скажем, на год. Если вы двое докажете в суде, что этот висельник невиновен и на его руках не было ни капли крови — я дам официальное помилование. Если же нет… то его повесят.       Девушка с тяжёлым выдохом смотрит на оскал министра юстиции.       — Скажу больше: вас арестуют и осудят за превышение должностных полномочий и, возможно, за ещё какие-нибудь дела, которые нароет наша доблестная полиция. Ваша карьера как премьер-министра Японии споткнётся о ваше желание спасти какого-то сопляка из петли ради ничего, и вы больше не сможете помогать нашей стране…       И этот чиновник тоже прекрасно знает, чем она сейчас рискует. Прекрасно знает, прекрасно понимает — и прекрасно этим пользуется.       — Я…       Кируми смотрит на Корекиё через стекло. Охранники в замешательстве: никто до сих пор так и не дал команду об открытии люка. Сам преступник не поднимает голову, но уже начинает переменять ноги: они успели отечь, пока Тоджо вела переговоры. В остальном же по нему видно — Корекиё уже смирился и готов принять свою смерть в любую секунду, а бесконечное стояние в петле в полнейшей тишине больше напоминает пытку.       — Я согласна.       С хитрым оскалом министр юстиции говорит в свой микрофон:       — От имени де-факто премьер-министра Японии осуждённому Шингуджи Корекиё даруется временное помилование. Прошу охранников отпустить его с места проведения смертной казни и отвести в его камеру.       Корекиё поднимает голову вверх, на балкон. Увидев там знакомого человека, юноша хлопает глазами и не может отвести взгляд.       Охранники, которые привели его сюда, ослабляют узел на шее и достают из петли голову. Шингуджи с лёгкостью поддаётся: его тело почти онемело от ожидания. Когда мужчины вновь берут его под руки, Корекиё с трудом перебирает ногами, чтобы поспевать за ними. Он не может свести глаз с Кируми. Юношу выводят из комнаты — и только после этого он опускает голову — и тащат к одиночной камере.       На всё вокруг Шингуджи смотрит, как испуганный зверь.       Как только его заводят в камеру, с него расстёгивают наручники, толкают на грязный футон и закрывают тяжёлую железную дверь. Корекиё сидит на матрасе не шевелясь. Худыми руками он потирает запястья: наручники, которые висели почти свободно, больно и неприятно давили на кости.       Спустя некоторое время его размышления внезапно прерывают громким лязгом железной двери. Охрана открывает камеру, держа своё оружие наготове.       Из-за спины работников выходит Тоджо Кируми — по всей видимости, именно она ответственна за произошедшее.       Тяжело дыша, Корекиё всматривается в её усталое, бледное лицо. Кируми пытается отдышаться, но она улыбается и чуть ли не смеётся. У неё на руках — свежая одежда. Она не похожа на серую тюремную робу, к которой он привык. Снизу, кажется, лежит папка с уголовным делом.       Заметив, что Корекиё смотрит на неё, Кируми заправляет чёлку за ухо, прочищает горло и подаёт одежду:       — Шингуджи Корекиё, — с улыбкой к нему обращается она, — вы временно свободны и находитесь под моим контролем. Переодевайтесь и следуйте за мной.