Танец продолжается

«Никто не хотел новой войны. Никто, кроме Республики Браавос. И на то были веские причины. Главной из которых, несомненно, было то, что у Браавоса в то время было все, чтобы стать безоговорочным гегемоном Узкого моря. Все, кроме драконов. К 139 году флот Республики был настолько силен, чтобы иметь все шансы в одиночку разбить объединенные военно-морские силы Тироша, Мира и Лисса. Даже если бы эти части уже распавшейся к тому времени Триархии каким-то чудом объединились бы против общего врага — чего никогда не случилось бы. С учетом того, что некогда грозный флот Веларионов с Дрифтмарка превратился в тень самого себя, единственным достойным соперником Браавоса, способным дать ему бой на море, остался Волантис. Только он. Никто другой не мог и подумать, чтобы бросить вызов Бастарду Валирии. Все это понимали тогда — и понимают сейчас. Все, кроме отдельных глупцов из Цитадели, продолжающих утверждать, что Пентос и Черная Корона предательски ударили бурно развивающуюся Республику в спину, опасаясь ее растущего могущества. И до сих пор остаются те, кто верит в эту смехотворную глупость. Все согласны с тем, что в области металлургии и кораблестроения Браавос оставил всех своих соседей далеко позади. А их Арсенал был подлинным чудом света, который не мог скопировать ни один другой Вольный город — потому что им не хватило бы на это ни денег, ни знаний. И не будет большим преувеличением сказать, что браавосийские корабелы и арсеналотти были в те годы лучшими мастерами известного мира. И что их система флотского резерва позволяла в считанные дни призвать на службу свыше пятидесяти тысяч военных моряков. Каждый из этих фактов не мог не стать серьезной угрозой любому возможному противнику. Но у Республики имелось все и сразу — все это можно было обрушить на голову тех, кто рискнул бы бросить им вызов. И не только это. Главным оружием Бастарда Валирии, как и следовало ожидать, было золото, а не сталь. Со времен Разоблачения браавосийцы очень редко участвовали в торговых войнах, где денежные споры решались силой оружия. Главное их оружие находилось не на полях битв — оно хранилось в закромах Железного банка. Опять же, никто не отрицает очевиднейшего факта: в области банковского дела иных смежных с ним дел Республика на десятилетия опережала своих конкурентов. Вексели с их визой охотно принимались и в Квохоре, и в Кварте. А их практика лизинга и страхового возмещения были спланированы так четко, что это признавали даже враги в лице Пентоса, Мира и Вестероса. И никто другой не мог воспроизвести их финансовых стратегий. И они уже основывали торговые аванпосты по всем морским берегам, расширяя зону своего влияния и переманивая к себе чужих торговцев, даже тех, кто наотрез отказывался заходить в гавань под ногами Титана. Сам Титан хоть и был поводом для насмешек некоторых не самых далеких магистров, считающих, что так Бастард Валирии старается компенсировать нехватку чего-то другого, на деле он был самым точным олицетворением Республики из всех, что можно представить. Браавос сам по себе был Титаном — из золота, серебра, дерева и железа. Пока другие Вольные города наживали богатство на торговле одним-двумя предметами роскоши, Браавос продавал и покупал все, что только можно представить и пожелать — либо напрямую, либо через посредников. Браавосийские корабли, загруженные солью и копченой рыбой, были одинаково привычны что в Восточном Дозоре, что в Сигарде. А их железные монеты принимались даже в далеком Асшае. Никто не говорит, что Браавос был лишен слабостей. Прежде всего, в Республике, как было сказано выше, не было драконов. Но куда хуже было то, что у города, в котором морская торговля играла такую важную роль, катастрофически не хватало древесины. Побережье, контролируемое Браавосом, было каменистым и неплодородным — деревья, которые можно было использовать для строительства кораблей, там в принципе не могли расти. И у них никогда не было достаточно досок и бревен, чтобы утолить ненасытный голод Арсенала. Вплоть до Войны за Бороду легендарные купеческие дома, подлинные правители Браавоса во всем, кроме титулов, закупали древесину везде, где только могли, будь то Лорат, Пентос, Квохор или бывшее королевство Севера. И эти поставки должны были оставаться регулярными и обильными — иначе жизнь Арсенала и всего города могла заглохнуть… И для построения великого военно-морского флота Браавосу пришлось кое-чем пожертвовать. А именно, армией. У Республики имелся гигантский флот, который мог одновременно защищать собственную торговлю и уничтожать неприятельскую, но как только боевые действия перемещались на просторы Эссоса… вся несокрушимая мощь Бастарда Валирии тут же куда-то испарялась. Несмотря на то, что военные моряки Браавоса считались тогда лучшими в мире, с которыми могли сравниться разве что опытные воины дома Веларионов, в столкновении с отрядами наемников, которых нанимали другие Вольные города и даже отдельные великие дома, они неминуемо терпели поражение. И все же… Пентос никак не мог использовать ни одну из этих слабостей в свою пользу. Город, построивший свое благосостояние на торговле специями, с самого Кровавого века не сделал ровным счетом ничего для усиления флота и армии. И теперь, несмотря на перевес в численности населения, он моментально оказался на грани полного поражения. Пентошийские магистры поколение за поколением думали лишь о прибыли, не думая о том, что будет, если кто-то вдруг захочет забрать их богатство железом, а не золотом. Таким образом, если бы все пошло так, как планировалось изначально, Браавос — особенно тот Браавос, каким он стал при Сальваторе Залине — неминуемо разбил бы Пентос в считанные луны. И к тому времени, когда королева Бейла Строительница, именуемая Первой, решилась бы, наконец, вмешаться, над развалинами Пентоса уже развевались бы флаги с головой Титана — и над Узким морем царил бы новый гегемон. Но на стороне Пентоса оказались два величайших полководца, которых ни один флотоводец Браавоса никогда не смог бы одолеть. Адмирал Буря и генерал Зима». (из книги «Драконы и бороды» историка-библиария первого ранга Бенджена Мандерли, написанной в Доброй Ярмарке в 324 году) *** «Не подлежит сомнению очевиднейший факт: исход Войны за Бороду есть величайшее бедствие в истории рода человеческого. Возможность раз и навсегда покончить с позорнейшей практикой рабовладения была безвозвратно упущена. К 139 году от Завоевания Эйгона благородные и чистые души, возглавившие в тот нелегкий час Республику Браавос, разогнали сонный морок, что насылали предатели из так называемой «партии карпов» и окончательно поняли, что лицемерные Вольные города никогда не согласятся освободить своих рабов, какие бы запредельные блага им ни обещали взамен. Не золото должно было разорвать цепи тиранов, нет. Только пламя и сталь. И первой твердыней угнетателей, что должна была пасть, стал так называемый «Вольный город Пентос», которым правили упадочные и выродившиеся работорговцы, которых куда больше волновала прибыль, чем тысячи людских душ, в которых они видели лишь имущество. План флотоводцев Браавоса был совершенен во всех отношениях. Их победоносный марш должен был стать неостановимым и двигаться от победы к победе… И все чистые души по обе стороны Узкого моря были обречены присоединиться к Великому освободительному походу, что должен был освободить нашу прародину Андалос от мерзкой тирании. Если бы не Черная королева, злобная колдунья, не желавшая подобного исхода. До сих пор ей удавалось скрывать свою бесчеловечную натуру от соседей и знаменосцев. Но с началом войны чудовище в женском обличье раскрыло себя, стоило мечу праведных занестись над головой ее друзей-рабовладельцев. И были выпущены в мир отвратительные чары, от которых до сих пор содрогается каждая благоверная душа, присягнувшая законному королю Семи Королевств. Королева-чародейка обрушила на светлые головы воинов Браавоса и всех, кто бросил вызов ее ереси, самые страшные пагубы. Но даже тогда Семеро пришли на помощь королю Дейрону Доброму и его верному союзнику, Морскому владыке Залину. И не допустили разгрома праведных сил, когда те оказались на краю пропасти. И все же эта радость омрачается горечью от того, что не смогли верные люди покончить тогда с рабством. И не восстали против Королевы-чародейки ее слуги, несмотря на все творимое ею зло…» (из книги «Меч свободы: Правдивая история Войны за Бороду», написанной архимейстером Морганом Хайтауэром в Староместе в 325 году) *** «То, что южане до сих пор продолжают обвинять во всех своих поражениях темное колдовство вместо того, чтобы признать, что начинать войну накануне зимы — полнейшая дурость… Этого вполне достаточно, чтобы понять, как они подходят к истории. Да и к остальным наукам тоже». (из резолюции историка-библиария первого ранга Бенджена Мандерли на полученном им экземпляре «Меча свободы» в 326 году) *** «Я не буду тратить время впустую, отвечая еретику». (приписывается архимейстеру Моргану Хайтауэру сразу после того, как он узнал об отзыве Бенджена Мандерли в 326 году) *** «Слишком много крови за одну бороду» (мирийская поговорка, возникшая в начале 140-х годов) *** Морской владыка Сальваторе Залин, Двенадцатая луна 139 года от З.Э, Дворец Морского владыки, Браавос Сальваторе покинул Дворец Истины с приятной улыбкой на лице и под гром оваций. А почему бы и нет, спрашивается? Разве не он только что восстановил древнее Аренго, известное также как Круг Пятисот или просто Народное Собрание? В последний раз Аренго собиралось еще тогда, когда Эссосом правили владыки драконов из Валирии… А теперь, после победы, будет править оно. Неудивительно, что главы торговых домов были вне себя от радости. Избранный капитаном-регентом Аренго Порто Болереон распинался в благодарностях где-то в четыре раза больше времени, чем требуется песку на то, чтобы полностью пересыпаться из одной части часов в другую. И он был не один такой. И в его рабочей комнате настроение не могло быть другим. Однако… Дамио Лудиакс не был таким, как Болереон и его товарищи. Он не входил в Аренго и не красил волос. Худощавый брюнет, облаченный в пурпур не походил ни на уличного брави, ни на опытного капитана, бороздившего моря. Но внешность часто оказывалась обманчивой. И он был самым явным тому подтверждением. Дамио был старшим эмиссаром Железного банка при дворе Морского владыки. И это само по себе делало его по-настоящему опасным и сильным игроком. — Я смотрю… — бесстрастная маска на лице банкира еще раз убеждала в том, что банк, где он работал, не просто так выбрал свое название, — …что вам пока что удается контролировать те силы, что вы выпустили на волю, Морской владыка. — Я всегда выполняю свои обещания, — просто ответил Сальваторе. Да, особенно те, которые даю самому себе «Я буду служить Республике, я буду служить Залинам, и я буду служить себе», — трем именам, которые должны были вознестись над миром. — Я знаю, — равнодушие, с которым говорил Лудиакс, заставляла Энрико кипеть от гнева: он воспринимал это как крайнее неуважение. — И вы получите свои кредиты, Морской владыка. Сальваторе понимал, что ему не стоит злорадствовать или хотя бы улыбаться, когда произносились эти слова. Потому что если бы Железный банк хотел просто доставить ему ответ, он бы не поручил это дело такому человеку, как Дамио Лудиакс. — Тем не менее, — подтвердил его догадки Дамио, — я прошу не принимать нашу поддержку как нечто безоговорочное и бесспорное, Морской владыка. Потому что вы уже нанесли огромный ущерб морской торговле. При вашем содействии было убито множество представителей торговых домов — среди которых были и Хранители ключей Железного банка. И я не стану оскорблять ваш ум, напоминая очевидные вещи о том, как много врагов в нашем славном банке вы нажили. — Ни одно великое дело не обходится без потерь. И в этом случае выгода оправдывает все риски, — в его ответе не было ни малейшего намека на извинения. Позволить себе проявить слабость в такой момент он никак не мог. — Два года, — прямо заявил Дамио Лудиакс. — Через двадцать четыре луны вы должны контролировать Пентос и гасить взятые вами кредиты согласно графику. — А если и нет, что тогда? Что ты нам сделаешь? — вскинулся Энрико, а Сальваторе мысленно содрогнулся. Младший брат в их семье всегда был самым вспыльчивым и непредсказуемым. И вдобавок, будто этого было мало, он до сих пор считал, что одного сказанного ими слова должно быть достаточно, чтобы сделать невозможное возможным. И он был очень рад, что эмиссар Железного банка не оскорбился и не ответил на его выпад. Вероятнее всего, он заранее знал, с кем ему придется говорить — и чего от них можно ждать. — Тогда, — так же спокойно ответил Лудиакс, — нам придется самим покончить с войной. Настроение народных масс, знаете ли, меняется быстрее, чем погода зимой. И, оставляя за собой шлейф пурпурного плаща, эмиссар развернулся и вышел из комнаты, не говоря больше ни слова. И они, несмотря на всю свою силу и власть, еще долго сидели молча. Но… Нет в мире такой вещи, которая смогла бы заставить Энрико Залина слишком долго держать рот на замке. — Да кем вообще себя возомнил этот двуличный, жалкий… — Голосом Железного банка, вот кем, — зло посмотрел на него Наполеоне. — Если бы он решил, что мы должны умереть, никто из нас не дожил бы до конца луны. — Это верно… «Служу Браавосу, служу Залинам, служу себе». Он не забывал о своих приоритетах. Но если он упустит хотя бы из них… Он рухнет с вершины быстрее, чем триарх Горонно из Волантиса. Кстати, о Волантисе… — Это верно, — повторил Сальваторе. — Мы только что оседлали тигра, Энрико. Теперь главное — не упасть с его спины. Ярость народа, направленная в сторону Пентоса, которую мы разожгли, так же опасна, как и настоящее пламя. Я всегда был откровенен с вами, братья. И вы знаете, что если наши знамена не будут развеваться над Пентосом… Я в любом случае не доживу до того момента, когда на соглашение о нашей капитуляции попадут первые капли чернил. Он знал, что это будет стоить жизни не только ему. Много знатных родов Браавоса не переживут поражения — и Залины наверняка будут первыми в этом списке. Они долго к этому шли — к тому, о чем когда-то и мечтать не смели, когда их рапиры были подкреплены только их именем и их гордостью. — Тогда чего же мы ждем? Ударим по Пентосу сейчас, не теряя времени! Наполеоне посмотрел на Энрико с тем самым выражением лица, которое он обычно берег для самых глупых и неприятных людей. И Сальваторе прекрасно его понимал. Он знал, что новоиспеченный Первый Меч Браавоса умом, мягко говоря, не блещет, но чтобы сморозить такую откровенную чушь… — Ничего хуже и предложить нельзя, — ответил другой его брат. — Даже если нас не будет донимать зимняя непогода, в чем я совсем не уверен, мы уйдем слишком далеко от всех наших баз, где наши эскадры смогут пополнять припасы. И к тому моменту, как наши галеасы, наконец, доберутся до Пентошийского залива, у них на борту будут одни трупы, поскольку запасы пищи и пресной воды почти наверняка иссякнут на полпути. И если мы, не дай Боги, начнем действовать по твоей, с позволения сказать, стратегии, мы потом десятилетиями будем разгребать последствия созданной тобой катастрофы. Бесцеремонно сбросив со стола все, что на нем стояло, Наполеоне развернул принесенную с собой карту. В отличие от большинства других, имеющихся в распоряжении Морского владыки, эта карта не включала земель к западу от Узкого моря. Зато восточное побережье было прорисовано со всей возможной тщательностью. Каждый мыс, каждый ручей, каждый залив от Браавоса до южных границ владений Пентоса был воспроизведен и подписан. — Атака Пентошийского залива напрямую, — Наполеоне мельком взглянул на отметку города, с которым они теперь вступили в войну, — закончится неминуемым поражением. Мы и так уже рискнули очень многим, начав эту войну зимой. — И вы оба знаете, почему… — если бы они не настояли на этом, никто не гарантировал, что хозяином этого дворца в итоге не стал бы старая развалина Винченцо Фрегар. А их семейные капиталы продолжали бы истощаться, а их влияние, которое в последние годы опасно снизилось, и вовсе бы… — Знаю, — тихо ответил Наполеоне, напоминая Сальваторе о том, что в их городе жило тысячи молодых людей, заслуживающих называть себя брави, но его брат был последним, кто мог так называться. Холодный, амбициозный, тщеславный, умный, прекрасно разбирающийся в торговле, мореходстве и вооружении, и при этом на удивление харизматичный — и все это о Наполеоне Залине. Но был ли он брави с горячей кровью… Нет. Только не он. — Тогда расскажи мне план. Настоящий план, а не то, что я смогу продать Аренго и Городу. — Как скажешь, брат, — он провел указательным пальцем вдоль нескольких удобных гаваней вдоль береговой линии, раскрашенной в цвета Пентоса. — План не так уж и сложен. Первое, что нам нужно — это как-то облегчить трудности со снабжением и логистикой. Значит, нам нужны морские опорные пункты по пути на юг. Места, где наши капитаны могли бы укрыться… например, от зимней бури. И где они могли бы легко и быстро пополнить запасы провианта и дать экипажу отдохнуть. Взять их будет не так уж и трудно. Дальше оставим там роту-другую морпехов и портовые команды — и можно будет двигаться дальше. — Что-то не очень славно это звучит… — напомнил о себе Энрико. — И я очень этому рад, — одернул его Наполеоне. — Нет ничего более славного, чем убить всю эскадру в шторм. Кстати, пока не забыл… — Нет, брат, — сколько раз они уже заводили разговор на эту тему? Тридцать? Или еще больше? — Девио Бартариса я сместить не дам. Этого флотоводца даже я не могу тронуть. И он не трус… Брат усмехнулся. — Да если бы даже он был трусом… Но он куда хуже. Ему стоило бы выжечь на лбу раскаленным железом надпись: «Не мы придумали — не нам и менять». Он всю жизнь живет по этой заповеди. Если бы Городом правили такие, как он, мы бы до сих пор ходили на кораблях, украденных из других Вольных городов, и сидели в своем заливе тише мыши, даже не думая о постройке Арсенала… Все здесь прекрасно знали, что Наполеоне Затин и Девио Бартарис просто физически не могли оказаться в одном помещении и ни разу друг друга не оскорбить. — Я не стану его трогать, — еще более настойчиво произнес Морской владыка. — Потому что не могу. Он слишком силен и влиятелен. А теперь я хочу услышать детали твоего плана. Наполеоне несколько мгновений смотрел в глаза брата — и отвел взгляд, признавая поражение. — План «Касатка» заключается в следующем… Я решил, раз уж уличные брави дали нам такое прозвище, почему бы и нет? — его губы дернулись в призрачном намеке на улыбку. — Так вот, план достаточно прост. На первом этапе мы захватываем приморские поселения Танекс, Разис, Рагизарес и Диакрос. Быстро и одновременно. По одной военной эскадре на каждую цель. Таким образом мы получим крепкую и надежную цепь снабжения для марша на юг, а Пентос такую цепь потеряет. Вглубь территории уходить не будем, оставим их деревни горных козопасов нетронутыми — с ними они все равно не смогут угрожать нам что с моря, что с суши. А после нашей победы эти земли все равно сдадутся. — К чему эта нелепая демонстрация силы? — поинтересовался Энрико. — На эти четыре рыбацкие деревушки найдется едва ли по одной нормальной галере… А ты предлагаешь бросить туда четыре эскадры? — Касатка разит врага быстро и беспощадно, — одернул его Наполеоне. — Сейчас погода нам благоволит, но большая часть моряков и офицеров, с которыми я имел возможность беседовать, склоняются к тому, что это ненадолго. К тому времени, когда небо потемнеет и морские вояжи в Узком море станут сущим кошмаром, эти аванпосты уже должны быть нашими. — Понятно. Дальше. — Дальше… — брат обвел пальцем на карте еще три важных опорных пункта, — …мы возьмем Паладос, Аргилон и Сидорис. Энрико громко расхохотался. — Ты еще меня безумцем называешь? Нет, брат! Твой план — вот что такое безумие! Ты помнишь, что такое Сидорис? Легендарная крепость, управляющая всей сетью фортов к северу от Пентошийского залива! Даже волантийские армады в свое время не смогли их окружить, блокировать и взять! — Вот только время сейчас иное. Сегодня это богатый торговый город, открытый всему миру. Город, которому стало тесно в его стенах, поэтому он сам снес их часть… — парировал Второй Меч Браавоса. — Но нас интересуют сейчас не стены. Самое важное для нас в этой кампании — прекрасно сохранившаяся дорога, которая как раз начинается в этом городе. Если Сидорис будет взять, все укрепления пентошийцев к северу окажутся полностью отрезанными. И мы сможем спокойно войти в залив, не боясь, что нас смоет очередным штормом. — Но на это уйдет время, — заметил Сальваторе. — Верно. По моим оценкам, потребуется луны три-четыре. Но после того, как это будет сделано, единственное, о чем мы будем беспокоиться, это о том, как скоро враг сдастся — и чего мы сможем у него потребовать. Если наш флот встанет на якорь у Сидориса, Пентосу не останется ничего, кроме как дать битву на наших условиях. И это я еще не говорю о том, что наши отважные капитаны все это это время будут топить и абордировать все, что идет либо к ним, либо от них. Пока они все их торговцы специями и сыром не забьются в гавани, дрожа от страха. — А если нет? — возразил Энрико. Что если рабистам их цепи окажутся дороже их шкур, не говоря уже об их прибылях? — Если так… Тогда мы поступим так, как предлагал ты. Войдем в Пентошийский залив, сожжем, потопим и захватим все, что плавает. А наша сухопутная армия тем временем подойдет к Пентосу с другой стороны по дороге, о которой я упомянул чуть ранее, — Наполеоне сделал паузу. — Я так понимаю, мы уже отправили в Пентос агентов, которые должны были предупредить наших «спящих» сторонников о нашем грядущем наступлении. — Да, это было сделано, — ответил Морской владыка. — Итого, какой срок? Четыре луны? Пять? — Пусть будет шесть — на всякий случай, — уточнил Второй Меч. — Но через полгода ты будешь принимать парад победы на ступенях дворца, некогда принадлежавшего их принцу, брат. — А потом мы сможем диктовать свою волю рабистам из Тироша, Лисса и… — Ни в коем случае, — как же все-таки хорошо, что он не доверил Энрико никаких важных должностей в управлении Республикой, ее армией или флотом. — Касатка никому ничего не диктует. Наша цель — закончить войну быстрее, чем другие Вольные города… или кто-то еще осознает масштаб наших намерений и бросится на помощь Пентосу. Если мирийский или чей-то другой флот ударит нам в тыл, пока мы будем осаждать залив — это будет катастрофа. И, что хуже всего, наши же люди отвернутся от нас. Последнее утверждение было самым горьким — потому что оно было правдой. Все их союзники и сторонники поддержали их лишь потому, что им обещали легкую и победоносную войну с богатой добычей. Но никто из них не согласился бы влезть в самоубийственную бойню со всем миром по эту сторону Узкого моря. Если они ввяжутся в противостояние с еще хотя бы одним Вольным городом, не покончив с текущим противником, соотношение сил на море и на суше резко изменится не в их пользу. И Железный банк отнюдь не шутил, обещая покончить с войной, если она затянется надолго. «Служу Браавосу, служу Залинам, служу себе» — таковы были его приоритеты. И они оставались таковыми. — Я одобряю твой план, брат. А теперь обсудим действия и диспозиции отдельных эскадр. *** Адмирал Девио Бартарис, Двенадцатая луна 139 года от З.Э, Арсенал, Браавос Девио всегда верил в приметы, хорошие или плохие. Проведя большую часть жизни в плавании по всем Четырем великим морям, поневоле поверишь во все это — и заодно во все, во что верит каждый из твоих матросов. Кто-то назвал бы это дурацким суеверием. Девио называл это предосторожностью. Судя по тому, что он до сих пор был жив, а многие из тех, кто смеялся над ним, давно упокоились в Узком море и за его пределами… В общем, понятно, кто тут прав оказался. И именно поэтому, стоило ему встретить у ворот Арсенала Висарио Бомбардо собственной персоной, Девио не смог удержаться от обреченного стона в свою густую бороду, выкрашенную в кроваво-красный цвет. Вот уж воистину, нет приметы хуже… — Поздравляю с назначением, Девио! Семьдесят кораблей под началом и славный город Паладос в качестве цели — что может быть лучше! Я смотрю, новый Морской владыка признал-таки твой талант лучшего флотоводца! Самый старший из рода Бартарисов смотрел на него горящими глазами. Конечно, по улицам и каналам Браавоса ходило много слухов, но решения, принятые Морским владыкой, явно не входили в этот перечень… По крайней мере, Девио так считал. — Ты… Я не ожидал, что у тебя есть информаторы на самом верху, Висарио. — Да какие там информаторы? Подумаешь, пропустил пару раз кувшинчик вина с Энрико Залином… — он широко улыбался всеми оставшимися у него зубами. — Я, знаешь ли, со всеми общий язык найду, да! Ведь я кто? Правильно, старший капитан Висарио Бомбардо, величайший изобретатель и новатор, командир отряда «Белые…» — Бывший старший капитан, — перебил его Девио. — Тебя выгнали из флота взашей, если ты запамятовал! И никто в здравом уме не станет возвращать такого, как ты, на службу… Он знал, что такое масштабное строительство новых галеасов и галер неминуемо потребует такого же притока людей, чтобы ими было кому управлять. В том числе тех, кого ранее «попросили» из флота. Война и мобилизация диктовали свои законы, отменявшие все прочие. Но ему и в голову не могло прийти, что кто-то додумается вернуть в строй этого ненормального, не говоря уже о том, чтобы делать его командиром! — Да помню я, помню, поэтому… — адмирал сразу понял, что ему очень не понравится это «поэтому», — …поэтому Аренго уже выписал на мое имя каперский патент! Здорово, правда? Мы снова будем сражаться вместе, дружище! — Я тебе не друг! — заорал он. — Я знать тебя не желаю после того, как ты пытался протащить на мои корабли те ящики с зеленой дрянью из Закатных земель! — Да ладно тебе! Девять лет уже прошло! И ты даже не представляешь, чего мне стоило уговорить того хапугу из Гильдии алхимиков продать мне свою заветную смесь! — Эта твоя смесь три корабля сожгла, прежде чем мы глазом моргнуть успели! — тогда Девио на собственном горьком опыте убедился, что хуже опасных смесей, которые варят безумные алхимики, могут быть только смеси, сделанные такими же алхимиками, только неумелыми. А потом он внезапно вспомнил одну вещь, о которой его заставила забыть вспышка гнева. — Секунду… Ты что там сказал? Теперь Аренго еще и каперские патенты выдавать может? — Еще как может! — при виде этой самодовольной щербатой улыбки Девио очень хотелось расшибить ее кулаком. — Мы возвращаемся в старые добрые времена тайной морской войны под чужими флагами, как было до Разоблачения! Ну разве ж это не прекрасно? И да, я тебя сейчас обрадую — я был не первым и далеко не последним, кому была оказана такая честь! Во имя блага Браавоса Девио Бартарис очень надеялся на то, что Морской владыка знает, что делает. Потому что если они просто так начнут отправлять таких людей, как Висарио Бомбардо в море с напутствием делать все, что им вздумается… — Ладно, — ему не слишком хотелось начинать сегодняшний день с визита во Дворец Истины и высказывать опьяневшим от крови «пятисотникам», что он думает по поводу того, кого они допускают до управления флотом. — То есть ты фактически сторонний наемник, нанятый Республикой. Очень за тебя рад. Каждое слово в последней фразе содержало просто запредельное количество лжи. Но следующее, что он сказал, было чистейшей правдой: — И если я вдруг поймаю тебя за использованием Дикого огня или еще чего-то, что горит зеленым пламенем… Или вообще чего бы то ни было, что может нанести больше урона нам, чем пентошийцам… Клянусь Богами, я сам заставлю тебя это сожрать. А потом выкину в море то, что от тебя останется. — О, уверяю тебя, я утратил всякий интерес к Дикому огню еще два года назад! — с безумным взглядом, растрепанными волосами и с мирийской линзой на правом глазу Висарио выглядел так, что его хотелось либо связать от греха подальше, либо просто пристукнуть на месте. — Потому что у меня есть кое-что намного лучше! Вот! Его подельники, все это время сохранявшие молчание, явно все заранее отрепетировали. Потому что теперь они на удивление четко сдернули занавес, закрывавший собой… — Это что за ххх… — адмиралу очень хотелось сказать, что именно он видит, но он все-таки смягчил это слово: — …хрень? Зачем ты отлил в бронзе собственный член? Да еще таких размеров? Свой не устраивает? — Ха-ха-ха! Вы точно сговорились! Ты не первый, кто сравнивает мою крошку с этой частью тела! — рассмеялся Висарио. — Но это не член, друг мой! Это — бомбарда! Угадай сам, в чью честь она названа! Идеальное, неостановимое оружие, которое изменит законы войны раз и навсегда! — А по-моему, он самый и есть… — буркнул Девио, еще раз оглядывая грозно торчащую бронзовую трубу, которая и в самом деле напоминала ему интимную часть мужского тела. Две округлые подпорки у основания только усиливали сходство. — И я не знаю, нахрен ты это вообще соорудил? У нас есть скорпионы, требушеты и катапульты и они прекрасно со всем справляются! Нам большего и не нужно! — Но никто из них не сравнится с бомбардой! Ты даже не представляешь, насколько она превосходит все эти скучные метательные штуковины! Стоит ей грохнуть как следует — и от врага мокрого места не останется! Если он думал, что встретить Висарио Бомбардо на улице было плохой приметой… Он ошибался. Это было намного хуже. — Грохнуть, говоришь… Ты, я надеюсь, не хочешь сказать, что в ней используется тот черный итийский порошок? Ну, тот, который пахнет серой и углем и взрывается с громом, если на нем применить магию крови? — О! Сам догадался или подсказал кто? Да, он самый! Только не магия крови тут нужна, а… — Ты сумасшедший, — не выдержал Девио. — Ты просто сумасшедший, иначе и не скажешь… Он слышал, что даже квартийцы отказывались торговать этой демонической субстанцией. Квартийцы, которые охотно продали бы собственных матерей, предложи покупатель за них хорошую плату. — Ты помнишь, что было в прошлый раз, когда эта дрянь попала в наши края и кто-то решил использовать ее в военных целях. Он уничтожил в мгновение ока несколько своих же кораблей у Апельсинового берега! Именно тогда, как все прекрасно знали, военной экспансии партии Тигров из Волантиса настал конец. И если уж наследники Старой Крови решили, что эта вещь не стоит жизней тысяч рабов… Тогда неизвестно, что может стать лучшим предупреждением даже не браться за такое. — Наука не может двигаться вперед… и обойтись без жертв. Но их жертвы не были напрасны, благодаря им я избежал многих ошибок и теперь могу… — НЕТ! — Девио никогда не считал себя трусом. Но теперь он пребывал в диком ужасе при одной мысли о том, что еще может натворить такой человек, как Висарио Бомбардо. — Война, которую мы начинаем, святая и благородная! Я не стану продавать свою душу демонам! А ты… Ты держись подальше от моего флота. И если я поймаю тебя за использованием итийского порошка… — Насчет этого можешь не волноваться — я сам научился его делать и обойдусь как-нибудь без твоей помощи! О, нет… от этого он определенно будет волноваться еще больше. — Однако помощь мастеров-металлургов Арсенала очень бы мне пригодилось! У меня есть некоторое количество кованных бронзовых труб с толстыми и крепкими стенками, но хотелось бы еще получить хотя бы… — Нет, — ни раздумывая ни мгновения, ответил адмирал. — Я даже не сказал, сколько мне нужно! — То, что у тебя есть — уже слишком много! — зло выплюнул Девио. — А теперь бери своих людей и свое… изделие — и вон из Арсенала! Ты наемник — и ты не смеешь даже приближаться к нему! И учти: если мои люди хотя бы раз поймают тебя с какими-нибудь еще алхимическими составами, я лично привяжу этот бронзовый член к твоему — и выкину за борт, чтобы даже такое дерьмо, как ты, больше не всплыло! — Знаешь, ты был намного приветливее, когда был всего лишь капитаном… — А ты был не таким невыносимым, пока не начал пытаться спалить или утопить все наши корабли еще до появления противника на горизонте! *** Лорд Алин Веларион, Двенадцатая луна 139 года от З.Э, Волантис Выборы в Волантисе Морской Змей описывал как «безумие радости», не уточняя, что именно заставило его прийти к такому выводу. Но сейчас, когда Алин увидел все это собственными глазами, он не мог не признать, что лорд Корлис был совершенно прав. От множества танцовщиц, одетых в одни лишь яркие птичьи перья, до заклинателей змей, играющих для своих ручных гадов на различных музыкальных инструментах… Кому-то могло показаться, что разум покинул весь Эссос и все его жители теперь думали лишь о праздновании и наслаждениях, которым не суждено было прекратиться. Но продолжалось это всего десять дней. Десять дней, которые уходящие на покой триархи, как того требовала традиция, превратили в грандиозное празднование. И потратили на это… По самым скромным оценкам, где-то миллиона два золотых драконов в пересчете на местные деньги. Покойный король Визерис тоже любил громкие торжества. Но ни разу не опустошал ради этого казну в Красном замке. С другой стороны, Волантис свою казну тоже не опустошал, правильно? Для них такая сумма не казалась чем-то чрезмерным — они привыкли тратить эту уйму денег каждый год. И то, что он сейчас наблюдал, было лишь бледным подобием того, что творилось на этих улицах в иные годы, когда отдельные наследники Старой Крови желали быть избранными любой ценой. То есть — действительно любой. Тогда суммы, которые они спускали ради того, чтобы свободнорожденные жители Волантиса поддержали своим голосом и делом именно их, становились по-настоящему умопомрачительными. Радость и безумие — эти два слова в полной мере описывали величайший город из всех, что когда-либо видел Алин Веларион. И он не мог отрицать, что город этот был для него в одинаковой степени привлекательным, совершенно чуждым и в некоторой степени угрожающим. От слонов, которые одновременно вызывали здесь на городских улицах меньше внимания, чем кони по ту сторону моря — и становились объектами поклонения, до великого множества незнакомых музыкальных инструментов, от запахов специй до длинных копий солдат-рабов, охраняющих порядок, от золотых колец, которые любили вдевать в носы знатные дамы, до их нарядов, которые заставили бы покраснеть даже заправскую шлюху… Волантис мог произвести какое угодно впечатление. Не мог он только оставить гостя бесстрастным и равнодушным. Лорд Дрифтмарка не знал, как долго его проводник ждал его на улице, но на его лице в какой-то момент, должно быть, появилась скука или что-то еще, поскольку ему предложили проследовать на постоялый двор. Там, за прочными стенами, шум песен и танцев стал намного более терпимым, а нестерпимые запахи больше не отдавались эхом в его гудящей голове. — Занятное зрелище, не так ли? — поинтересовался с ухмылкой старый моряк, когда-то ходивший под парусом с самим Морским Змеем. — Это Волантис. — Да, это нечто… — Алин осторожно пригубил вино — и не зря, потому что красная жидкость оказалась настолько крепкой, что даже дорнийское красное по сравнению с ней казалась разбавленной розовой водичкой. — И все это ради того, чтобы выбрать трех человек? — Не просто трех человек, — ответил ему изгнанник из Вестероса, которого тоже звали Алином, поэтому Веларион предпочитал звать его Кормщиком. — Любой представитель Старой Крови может участвовать в выборах, если у него достаточно сторонников и если он раньше заседал в Раджэрисе. — Где? — Не слышали? Вы знаете вообще, как управляется Волантис? В принципе, почти так же, как и Валирией в былые годы. Наверху — три триарха, — Кормщик залпом допил вино и щелкнул пальцами, давая знак почти голой служанке налить ему еще. — И еще Раджэрис — на высоком валирийском это означает «ассамблея». В ней сорок человек и каждый год выбирается четыре новых делегата и четверо тех, кто отсидел там десять лет, уходят на покой. Если они, конечно, не умирают на своем посту. В этом случае в конце года разыгрывается на одно место больше, чем обычно… — Я… не знал об этом, — признался Алин. Его собеседник пробормотал что-то под нос на высоком валирийском, но его неразборчивый голос и плохое знание языка не позволили Велариону понять, о чем он говорит. — Мы жили до вас — и будем жить под сенью Четырнадцати богов после того, как вы вернетесь в прах, из которого вышли… — добавил он на общем. «Надеюсь, он шутит так…» — но нет, он, похоже, не шутил. — Очень высокомерно звучит, — заметил лорд Дрифтмарка. — Мы — Старшая Дочь Валирии, — снисходительно напомнил Кормщик. — Мы пережили Ройнарские войны, Рок Валирии, Кровавый Век… — Таргариены тоже, — добавил бывший мастер над кораблями, на что его спутник лишь покачал головой. — Да, владыки драконов с Драконьего Камня тоже пережили все это. Но здесь… их не было. И они не видели, что здесь творилось. Проведете достаточно времени на здешних улицах — и услышите много ужасных вещей о временах Рока… И о том, что было дальше, — бледно-лиловые глаза мрачно смотрели на него. — Их предки видели собственными глазами, как власть Валирии, считавшаяся вечной и нерушимой, пала. Они видели, как города, выстроенные на развалинах Ройнарской державы, исчезли под водами. Они видели, как валирийские дороги исчезали под потоками воды и грязи. Они видели, как солнце ушло за черные тучи на целый год… И после всего этого они не просто выжили. Они попытались восстановить Фригольд в его былом величии. У них больше не было драконов, но весь Эссос знал о непобедимости копий и мечей Волантиса. Все это знали, от Тироша до Квохора. И только объединенные силы почти всего известного мира, к которым присоединился Эйгон и Черный Ужас, смогли их остановить. Тогда власть выпала из рук «Тигров» и началась долгая власть «Слонов». Власть, которая стоит крепко по сей день, уже больше полутора веков… — Очень высокомерно, — повторил Веларион. — Вы не испытываете трепета перед величием Старшей Дочери, милорд? — Нет, слоны, конечно, впечатляют, — ответил Алин чуть тише. — Но я видел и другие вещи, которые никак не могут понравиться. Хотя, скажу откровенно, наши мейстеры оценивают вас не всегда точно и беспристрастно. Та же история с татуировками, которые, якобы, всегда определяют место раба… Его речь прервал истерический смех. И только спустя несколько чаш крепкого волантийского вина Кормщик немного успокоился. — Прошу меня извинить… Я не устаю поражаться тому, какой смысл вы вкладываете в сами слова «раб» и «рабство», — сказал, наконец, старый моряк. — Вы знали, что самые знатные семьи Старой Крови гордо величают себя «рабами Четырнадцати»? — Слышал о таком, — усмехнулся Алин. — Но я почему-то не верю, что они готовы от рассвета до заката раскапывать слоновий навоз голыми руками. — Нет, не готовы, — согласился бывший матрос, который явно знал о местных обычаях куда больше. — Система кастиксиаксов не идеальна, но она работает. Вы, лорд Алин, как и ваши соотечественники, так легко называете этих людей рабами… Но разве вы согласились бы собрать, скажем, тысяч двадцать ваших крепостных, раздать им оружие, а потом кормить, одевать и тренировать за свои деньги? Не думаю, что да. Хотя они и считаются, вроде как, свободными людьми. Но триархи поступили именно так. — Да, да, Тигровые плащи, — Алин скривил губы. — Наслышан. — Родители низших кастиксиаксов очень радуются, если хотя бы один ребенок из их семьи попадает на службу, — Кормщик говорил на общем языке с подчеркнутым волантийским акцентом, показывающим, как долго он здесь прожил. — Тигровые плащи тренируются с детства и получают прекрасное образование, а после десяти лет службы могут устроиться в личную стражу к семьям Старой Крови… или даже самим занять важную должность внутри Черных Стен. Но, похоже, вы все равно не согласны со мной, милорд. — Рабство остается рабством, как его ни маскируй, — он старался говорить так вежливо, как только мог. — Мой славный предшественник как-то сказал, что тот, кто видит в другом человеке лишь вещь, сам становится рабом — рабом собственной лени. Кормщик снова рассмеялся. — Да, узнаю слова Старика! — смех резко оборвался. — Система кастиксиаксов жестка и сурова во многих отношениях… но она может быть и очень гибкой там, где нужно. Если в твоих жилах течет валирийская кровь, если у тебя есть богатство и боги одарили тебя талантом, ты за несколько лет можешь оказаться в Черных Стенах. А что касается лени… Уверяю вас, «Слоны» отнюдь не почивают в расслабленности и неге между пирами и оргиями. Они очень активны в последние дни. — И что же заставило благороднейших «Слонов» так оживиться, друг мой Кормщик? — Вы. Ответ был настолько неожиданным, что Алин чуть не поперхнулся. — Я? — Ну, не вы лично, а ваша кузина на троне, — уточнил человек, родившийся в Дрифтмарке, но проживший большую часть жизни в Волантисе. — Ее милость королева Бейла, именуемая Первой и так далее в том же духе. Когда она начала строить свое подобие валирийских дорог, сыны и дочери Старой Крови много смеялись над этим. Когда их люди вернулись из Закатных земель и рассказали, что подделка не так уж отличается от оригинала… Их гордость была сильно уязвлена. Алину Велариону очень не понравилось то, что он слышал. Кто-то, возможно, видел в гордости недостатков, но на что может быть способен разъяренный слон, которого дернули за хвост и хорошенько пнули по тому, что находится под ним? — И что они собираются сделать? — Не собираются, а уже делают, — поправил Кормщик. — Уже два года как делают. Первым делом они срочно разослали многих своих капитанов-первооткрывателей во все известные моря. И многие из них уже вернулись и привезли с собой новые растения, которые могут прижиться на нашей почве и принести немало очень ценного продукта. А те, которые прижиться не могли… Их отдали приближенным колдунам, которые обещали изменить растения так, чтобы они могли расти в наших широтах. И они, как я успел узнать, справились с задачей — в долинах Волана и Селоры уже сейчас раскинулись огромные плантации госсипиакса? — Госси… чего? — Такое заморское растение, у которого вместо цветков растут мягкие, пушистые белые волокна, — ответил странный моряк. — Из них можно делать очень мягкую и при этом прочную ткань, если спрясть нити из этих волокон. Квартийцы уже прознали об этом и согласились покупать новую ткань на вес золота, при условии, что минимум половина продукта будет поставляться им. Да, похоже, фраза «уязвленная гордость» сильно приуменьшала то, что Черные дороги сделали с волантийской знатью. — Но это еще не все. Они приложили массу усилий, чтобы начать выращивать особый тростник, из которого можно делать сахар. Они и раньше пытались делать его из некоторых сортов свеклы, но тростник дает намного больше урожая и заодно прекрасно себя чувствует на влажной почве в джунглях на северо-востоке. А еще слоны очень любят есть использованную ботву… — Серьезное дело, — с легкой иронией в голосе произнес наследник Морского Змея. — Это все, я надеюсь? — Пока что да, — ответил пожилой моряк. — Но я уверен: то, что мне известно — лишь малая часть… Они отправили очень много морских экспедиций. И «Слоны», в отличие от своих заклятых друзей «Тигров», умеют хранить тайны. И раскрывают их не раньше, чем достигают успеха, который уже никто не может повторить. — Я был уверен, что «Слоны» — это богатые купцы, которым нужен мир и покой, а не воинская гордость… — Очень распространенная ошибка, — ответил человек, за десятилетие наживший в Волантисе целое состояние. — Знаете, как звучит девиз «Слонов»: «Покоряем мир золотом, а не сталью». Тот, кто об этом забывает, может сильно пожалеть. За многие годы, когда Алин заседал в Малом совете, он не мог припомнить, чтобы кто-то упоминал Волантис как угрозу или важную цель. «Но скоро будут…» — с замиранием сердца понял он. Пожалуй, пока он не отплыл дальше, ему стоит отправить гонца в Солеварни, чтобы предупредить. И как можно скорее. Потому что если старый моряк был прав — а Алин не видел причин ему не верить — их королевство привлекло внимание из-за моря, которого очень желательно было бы избежать. Нет, если бы у власти были «Тигры», они спохватились бы скорее. Одолеть тигра было сложно, но можно. Но тигр живет на своей земле и не станет плыть за море за добычей. Что до «Слонов»… А кто они вообще такие, эти слоны? Большая часть их людей вообще никогда их не видела — вплоть до Босвортского моста. А потом серые великаны, пережившие битву, вернулись к себе в Спорные земли — вернулись даже раньше, чем на них стал сыпаться снег. Никто из них не думал о том, каким большим — а также злопамятным, терпеливым и очень умным созданием был слон. — Я так понимаю, вы прибыли сюда не затем, чтобы выслушивать мою болтовню о волантийских обычаях и политике, милорд? — Вы правы, — взял быка за рога лорд Дрифтмарка. — Мы слышали, что вы смогли заполучить несколько итийских звездоглядов… Я говорю о загадочных инструментах с иглами внутри, которые всегда направлены на созвездие Нефритовых глаз… — Не стоит верить всем слухам, — самодовольно ответил его собеседник. — Про вас вот тоже много чего говорят… Вы, якобы, тоже вышли из Чаячьего города, взяв с собой кучу интересных игрушек, начиная от астролябий и заканчивая неизвестными доселе мирийскими побрякушками… — Да, не стоит верить всему подряд. Мы поняли друг друга? — Да, — кивнул Кормщик, некогда служивший дому Веларионов. — Я готов добавить еще кое-какую информацию о стране И-Ти, которая может вам пригодиться. — И что это за информация? — Прямо сейчас, пока мы с вами говорим, далеко на востоке разгорается конфликт. Дело в том, что совсем недавно Бог-Император освободил свою смертную оболочку и присоединился на небесах к остальным божествам… *** Принц Фоско Дориатис, Двенадцатая луна 139 года от З.Э, Дворец Восходящего Солнца, Пентос Одной из обязанностей принца Пентоса было раз в год лишать невинности Деву Морей и Деву Полей. И это, вне всякого сомнения, было одной из самых приятных его обязанностей. Каждый год девиц выбирали из тысячи претенденток. А почему бы и нет, раз их так много? Две избранные счастливицы целый год жили как принцессы, хотя и не назывались этим словом, но в остальном они ими были. Целая армия слуг весь год выполняла все их прихоти — ради одной ритуальной ночи. И даже если эта самая ночь заканчивалась беременностью, это тоже считалось благословением, а рожденных через девять месяцев после церемонии детей охотно усыновляли магистры и богатые купцы. В общем, эта почетная традиция была одной из немногих вещей, которые мирили принцев, выбранных против их воли, со своей участью. А таковых было, надо сказать, очень много. Фоско поймал себя на том, что при мысли о церемонии, которая должна была состояться через одиннадцать дней, в его душе не шевельнулось ровным счетом ничего. Потому что он понимал, что этот праздник может стать последним не только для него, но и для Пентоса, который через год может просто пропасть с карты мира. Но даже если город и уцелеет, он-то точно не переживет этого года. Паланкин остановился и принц вынужден был пройти пешком остаток пути до огромного Зала собраний во Дворце Восходящего Солнца. Для магистров это был еще один способ напомнить принцу о том, что он, несмотря на все многочисленные привилегии, не вызывает и никогда не будет вызывать такого же благоговейного трепета, как, например, тирошийские архонты или волантийские триархи. Когда он вошел, сорок членов Совета — тридцать пять мужчин и пять женщин — уже собрались и ждали его на своих местах. Все были одеты в самые дорогие наряды, которые только могли себе позволить. И теперь, когда они расселись вдоль длинного полукруглого стола, ему могло показаться, что перед ним собрано все богатство Востока — от лиссенийского шелка и волантийского золотого шитья до изысканных изделий ювелиров из дальних стран. Воздух был полон диковинных ароматов и все, от мебели до пола, было живым воплощением чистоты и богатство. Здесь почти не было серебряных волос и бород — те немногие, в которых возобладала валирийская кровь, заранее перекрасили их в другие цвета. Пентос никогда не славился тем, что родовитые драконьи владыки переселялись сюда жить, а многих из тех, кто все-таки переселялся смыл в небытие Кровавый век. Так или иначе, сегодня в Совете подлинной Старой Крови больше не было. Ибо Пентосом правило Золото, а вовсе не Кровь. Даже его трон был наглядным тому подтверждением — почти греховно удобное сиденье, выполненное из ценнейших сортов дерево, изготовленное руками лучших мастеров, которых только можно было нанять, и обложенное несколькими слоями мягких подушек. Но когда его зад опустился на эту красоту, он не ощутил ни капли удовлетворения. Потому что перед его взором был череп в центре комнаты. — Высокоуважаемые магистры, с глубочайшим сожалением я сообщаю вам о том, что отныне мы находимся в состоянии войны с Республикой Браавос, — Фоско сразу начал с самого важного дела. — Презрев как десятилетия мира и взаимовыгодного сотрудничества, так и элементарные законы порядочности, они убили полномочного представителя нашего благородного Вольного города. — Чего еще можно ждать от ублюдков, — один из магистров весьма уместно ввернул старинное прозвище «бастарда Валирии», вызвав одобрительный гул среди соседей. — Они давно заслужили. — Это не обычная торговая война, к которым мы привыкли, — продолжал Фоско. — Браавосийцы убили многих из тех, с кем мы торговали и соперничали, а новый Морской владыка, по сути, сжег за собой все мосты. Теперь ему остается только победить — или умереть. И в кровавом безумии, которое толпа потомков беглых рабов называет «свободой», браавосийцы не желают ничего слушать. Они желают утопить весь мир в крови. И если их не остановить как можно скорее… Быть может, мы прямо здесь присутствуем при начале Второго Кровавого века. И то, что ни один из членов Совета Сорока даже не попытался ему возразить, лучше всего показывало то, что картина была, возможно, еще ужаснее, чем он представлял себе. — Я считаю, что наш благородный Вольный город находится под серьезнейшей угрозой самого своего существования, — произнес принц Пентоса так величественно, как только мог. — В связи с этим я от имени города и Совета призвал всех свободных наемников встать на защиту Пентоса. Он не стал говорить, во сколько им это должно было обойтись, но для пентошийской казны такая сумма была вполне посильной. Но даже если бы им пришлось вытряхнуть оттуда все до последней монетки, это было все равно намного дешевле, чем позволить браавосским безумцам сжечь и разорить их поместья, дворцы и имения. — Одних наемников мало, — магистр Рего Гримальдис всю свою жизнь был одним из самых непримиримых противников Дориатисов. Поэтому Фоско и не удивился особо, когда именно он первым подал голос. — Судьба войны решается не здесь, а на море, где Браавос легко победит, даже если будет терять по три-четыре корабля за одного нашего. Нам нужны союзники, обладающие морской силой. — Сейчас такие союзники… заняты, — в конце концов, это был официальный прием, где Принцу приходилось соблюдать какую-никакую вежливость. — Мирийцы уверены, что Тирош вот-вот готов обнажить клыки и рассчитывает нанести удар в незащищенное горло в самый подходящий момент. Лисс консолидирует свои завоевания, свалившиеся в их руки после падения Тиберия. Лорат… Они боятся Браавоса еще сильнее, чем мы. И у него, честно говоря, были на то причины. Они знали, что как только с Пентосом будет покончено, настанет черед их города. Что касается заморских королевств, Зеленый Дракон из Королевской Гавани даже слушать нас не стал. С северянами было полегче, по крайней мере, пока мы вели разговоры с купцами Чаячьего города и Солеварен. Но слова одних торговцев недостаточно. Черная королева дала понять, что мы ей не враги, но сама она не желает делать ничего, выходящего за рамки защиты ее собственных торговых кораблей. — И торговцы брави крепко пустили корни во всех их прибрежных городах… — констатировала одна из женщин-советниц. Жители их северных владений — тех, что за Перешейком — привыкли извлекать прибыль, продавая в Браавос свой лес. А дальше общий разговор очень быстро перерос в небольшие перебранки между собой — как всегда, при каждой встрече Совета. Девять магистров из сорока настаивали на союзном договоре с Миром. Семеро предпочитали строить контакты с Лиссом. За Тирош не выступал никто — и это было наглядной иллюстрацией того, как низко пал Город Пурпура в последние годы. Из Трех Сестер именно Тирош сейчас был слабейшей стороной — и с учетом того, какой слабый человек сейчас занимал место архонта, он не мог навести никакого подобия порядка. А значит, это положение могло сохраниться надолго. Остальные в основном молчали, но их мысли, очевидно, работали в том же направлении. Среди молчунов был и его кузен Коломбано — ему следовало сохранять иллюзию беспристрастности, как и самому Фоско. Но он знал, что на самом деле все совсем не так, как могло показаться. Большинство присутствовавших здесь магистров сколотили свое состояние не на торговле с Браавосом, а на пряностях и тканях, которыми они торговали в Летнем море. И на торговых договорах с Волантисом, само собой… Именно волантийские товары приносили им баснословную прибыль. Но какой бы прибыльной эта торговля ни была, ни один из участвовавших в ней магистров не был настолько наивен, чтобы поверить в доброту и бескорыстность их партнеров. Никто из них не хотел проверять на собственном опыте, могут ли слоны отрастить клыки и когти. Не так давно для того, чтобы остановить неудержимый натиск Старшей Дочери, потребовалось объединение сил сразу семи Вольных городов, одного вестеросского королевства, четырех больших дотракийских кхаласаров — и одного изгнанника с бесплодного каменистого острова верхом на огромном драконе. И даже они справились с большим трудом. А теперь все повторялось. И неизвестно еще, чем закончится — в зависимости от того, насколько плохо пойдет война, волантийцы могли либо повесить на них неоплатный долг, либо открыто подмять Пентос под себя и посадить в его дворец какого-нибудь «полномочного посла», который и будет принимать вместо него все важные решения. Но с другой стороны были браавосийцы, в намерениях которых они не сомневались. Эти в случае своей победы просто перебили бы всех. — Мой принц, вы, кажется, говорили о наемниках… — Да, говорил, — Фоско очень хотелось хоть немного всех обнадежить, но лучшие и сильнейшие отряды, как и следовало ожидать, сейчас активно ссорили своих работодателей между собой на просторах Спорных земель. Им оставалось выбирать лучших из худших. — Черные Быки уже в пути и до конца года должны прибыть в Пентос. Но не Пентос был их целью — оборона Сидориса за десятилетия мира была настолько ослаблена, что они не могли набрать даже трех тысяч человек. Хуже, чем количество и качество солдат, было только состояние приморских укреплений на этом участке. — Я бы не назвал Черных Быков достойным наемным отрядом, — полупрезрительно фыркнул Гримальдис. — Я, конечно, надеюсь, что в компании других они как-то подтянутся, я не знаю! Такие слова в устах человека, чей отец служил в Младших Сыновьях, откуда потом сбежал, прихватив чужую долю добычи, звучали форменным издевательством. — Сыны Отваги и Железные Щиты также приняли предложение наших эмиссаров! — О, клянусь всеми богами, приносящими прибыль! — синебородый магистр картинно закатил глаза. — Неужели мы в таком отчаянном положении, что берем даже этих? — Да, — лаконично ответил его кузен. И все сразу притихли, потому что это было правдой. А принц был только рад тому, что они начали разговор с наемников, а не с кораблей. Потому что там у них все было еще хуже. Намного хуже — особенно в условиях противостояния флоту Браавоса. — Ну, по крайней мере, это не Рваные Знамена… Те всегда первыми бегут с поля боя. — Нет, это не Рваные Знамена, — согласился он. Все-таки они нанимали тех, кто готов был драться, а те трусы даже когда удирали еще до встречи с противником, потом, не моргнув глазом, требовали с нанимателей плату в полном размере. — Но в нескольких лигах к востоку от Гоян Дроэ расположился лагерем отряд Козла… Как только Фоско произнес последнее слово, минимум четверо магистров почти вскочили с мест и что-то протестующе закричали… Ключевое слово — «почти». На самом деле все они удержались в самый-самый последний момент. Потому что это была не обычная торговая война, как он уже говорил. И никакие принципы вроде «с этими мы гадить на одной лиге не присядем» не спасут их от яростных брави, когда те ворвутся в их город. — Сколько их? — Тысячи две с небольшим. Все конные, — ответил Коломбано. Несколько человек по-прежнему демонстрировали свое несогласие. Но — молча. А решение должен был вынести он. — Только не забудьте указать в их контракте, что им запрещено на службе Пентосу приносить человеческие жертвы, — зло процедил Рего Гримальдис. — Если только это не брави… С этими ублюдками они могут делать все, что захотят. *** Сир Кристон Шторм, Двенадцатая луна 139 года от З.Э, Широкая Арка С края стены Широкой Арки людской поток больше напоминал огромную черную змею. Особенно сейчас, под серым осенним небом, давно забывшем о том, как выглядит яркое солнце, и противным мелким дождиком. В такую погоду эта змея выглядела еще страшнее. Совсем как один из легендарных морских змеев, которые, говорят, правили огромным Летним морем. И первые звери вышли на сушу, спасаясь от их владычества, а до тех пор единственными обитателями земли были грифоны, гнездящиеся в высоких горах… Но это не было мифическое создание. Всего лишь длинная колонна бредущих по грязи солдат, за которыми следовала конная процессия, что должна была сопровождать любое благородное лицо, вне зависимости от того, желает подобного сопровождения само лицо или нет. Надо — и точка. И еще над людской змеей были знамена с черными оленями. Множество знамен в молодых руках. Ветра сегодня хватало для того, чтобы заставить их реять над колонной. И там были не только олени. Он разглядел стог Эрролов, полумесяц Феллов и многих других. Морригены и Мертинсы тоже прислали своих воинов. Здесь собралась едва ли не вся мощь Штормовых земель. А ведь Штормовой Предел еще даже знамена созывать не начал… — Я насчитал две тысячи мечей и копий, — сказал сир Кристон стоящим рядом с ними людям. — Половина конные, половина пешие. Возможно, их еще больше, но вряд ли намного. Кое-кто уже может разглядеть ползущие за войском обозы. — Две тысячи, значит? На первый взгляд, не так уж и много. Но и Широкая Арка тоже не была неприступной твердыней. А еще он прекрасно знал, сколько человек можно было выставить против этих двух тысяч. Сто шесть. Ровно столько, не больше и не меньше. Они отправили гонцов за подмогой сразу же, как только до них дошли сведения о появлении знамен Штормового Предела на границах их владений. То есть вчера. Никто не мог собрать подкрепления так быстро… Если, конечно, они вообще захотят их собирать. Кристон молча покачал головой и зашагал в сторону башни. Он увидел достаточно. Когда он спустился вниз и зашагал по двору, настроение его было крайне паршивым — и не только из-за погоды. Он, как и все здесь, прекрасно понимал, зачем сюда явились люди под знаменем с оленем. И почему все так называемые «друзья» его единокровного брата моментально исчезли неизвестно куда, быстрее пожелтевших листьев в осеннюю бурю. Лорд Широкой Арки трапезничал, но все равно согласился его принять. Входя в трапезную, сир Кристон изо всех сил старался сдерживать чувства. Получалось с трудом. То, как лорд Лестер Стедмон вел себя за столом, вызывало у него приступы тошноты. Ну если ты настолько богат, чтобы иметь у себя на столе множество дорогих ножей и вилок, почему бы не пользоваться ими по назначению, в конце-то концов? Но вместо этого он вел себя… вот так. Мясо с тарелок исчезало в его глотке с таким же изяществом, как содержимое свиного корыта попадало в желудок кабана. — Парень, я плачу тебе жалование не за то, чтобы ты тут стоял молча и титьки мял! Кристону очень хотелось ответить чем-то похожим… Потому что человек, которого он вынужден был называть «милордом», а не «отцом», либо платил ему жалкие гроши, либо вообще не платил. — Они здесь. Две тысячи человек, половина конные. И сотни кузнецов, маркитантов и женщин, готовых обслуживать их, если они начнут осаду. — Если бы ты был так же храбр, как и твой легендарный тезка, ты заставил бы их умыться кровью, а баратеоновская шлюха пожалела бы о своей дерзости! В тот момент человек, который совсем недавно получил право называть себя «сиром Кристоном», не испытывал ничего, кроме чистой ненависти. Казалось бы, уже пора было привыкнуть к тому, что репутация лорда Широкой Арки в Штормовых землях уже давно валяется в грязи и не собирается оттуда вылезать. Но сравнение с этим… Среди людей, которые считались самым большим позором в истории Штормовых земель и предшествующих королевств, Кристон Коль, вне всякого сомнения, занимал одно из почетных мест. Человек, который презрел все клятвы, что он когда-либо давал, в принципе не заслуживал иного отношения. Конечно, истоки Танец Драконов закладывались давно и многие лорды и принцы приложили к этому руку… Но это не отменяло того, что руки лорда-командующего Королевской гвардии и бывшего десницы короля Эйгона были испачканы кровью десятков тысяч людей. Не только его руки, да. Но все равно. И все же… Даже безумец Коль, имея сто шесть человек против двух тысяч, не вышел бы на самоубийственную вылазку против войска Баратеонов. А больше людей у него не будет. Никто из союзников Стедмонов, остававшихся снаружи этих стен, в лесах и полях, не пойдет защищать замок. А еще от него не укрылось то, что ни один из вассальных им рыцарских домов не удосужился ответить на воронье письмо. И он почему-то не верил, что это из-за непогоды. — Мне некем их кровью умывать. У нас всего сто шесть… — Каждый из наших славных мужей стоит сотни приспешников грязной шлюхи! Такое утверждение не могло вызвать ничего, кроме смеха. Возможно, если бы враг полез на приступ сразу же, без отдыха и подготовки… тогда, возможно, каждый защитник смог бы сдержать человек пять. Если сильно повезет, то десять, если на его стороне будут лучшие воины, но в итоге их все равно задавят массой. И у врага было не десять воинов на каждого из них, а двадцать. И защитники Широкой Арки не были лучшими, мягко говоря. Лучшие из них уехали вместе с Адрианом в Королевскую Гавань. Лучшие из оставшихся сейчас были с Гулианом… непонятно где. И неизвестно, вернутся ли вообще. Внезапно ставший наследником младший братец Адриана, участвовавший в Хайгарденском турнире, отчего-то не торопился отпраздновать это событие вместе с любимым отцом. И не факт, что отпразднует теперь, даже если поспешит со всех ног домой. Сто шесть защитников Арки в большинстве своем составляли либо те, кто был слишком стар, для участия в турнирах, либо сопляки, которые еще не доросли до них. — Нам нужно минимум две сотни опытных воинов, чтобы мы могли надеться хоть на какой-то успех, — произнес он после неловкого молчания. — Если вы позволите мне послать вестника… — Я знал. Я всегда знал, что ты не ровня Адриану и Гулиану… Но сейчас я и сам не понимаю, с какой стати я вообще удосужился почтить твою никчемную мамашу своим семенем? — Лестер Стедмон смотрел на него как на жалкого паразита. — Ты трус. Но мечом владеешь ты неплохо, к твоему счастью. Поэтому запри ворота покрепче и держи оборону, пока король не придет к нам на помощь! «Он что, серьезно?» Не ровня Адриану? Подумать только… У этого кретина было все! Вообще все! Он взял в жены леди Штормового Предела! Его потомки становились наследниками крови Баратеонов и Дюррандонов! А он? Он все похерил, погнавшись за чьей-то задницей! Он чувствовал, что уже не может сдерживать переполнявшую его ярость. Ему было уже неважно, что этот человек был его отцом — сейчас ему больше всего хотелось зарубить его, вывезти в горы и бросить на корм стервятникам. Но… нет. Нет более презренного создания в этом мире, чем убийца родичей. Кроме, разве что, Кристона Коля. Или все же… Его клятва. Она была дана в септе Бронзовых Врат — здесь, в Широкой Арке, ему не было оказано такой чести. — Нет. — Что? Что ты несешь, мальчишка? — Я сказал — нет, — при виде растопыренных пальцев, с которых капал мясной сок, и лица, столь же породистое и благородное, как свиная морда, его желудок готов был вывернуться наизнанку. — Я присягнул Штормовому Пределу — и верен ему. Я не подниму меча против леди Баратеон и ее воинства. — Ты жалкий трус! Всегда им был и всегда будешь! — выпалил лорд Широкой Арки, отплевываясь недожеванным мясом на тарелку и скатерть. — Ты всегда был никчемным ублюдком… Ладно. Я сам приму командование, как только доем. Кристон быстро огляделся по сторонам… и понял, что они остались в трапезной вдвоем. Ни одного вооруженного человека рядом не было — лишь пара пожилых слуг ждала приказа у двери, ведущей на кухню. — И когда мы решим эту проблему, ворота Широкой Арки будут закрыты для тебя навсегда! — продолжал бубнить лорд Лестер Стедмон с набитым ртом. Кристон усилием воли пытался сдержать нарастающий гнев… Здесь не было ни Адриана, ни Гулиана. И верных им людей тоже. Хотя, если начистоту, кое-кто все-таки остался с ним… там, на Стене. А он — он был бастардом, это верно. Но всегда старался заслужить расположение отца. И только сейчас осознал, насколько мало тот заслуживал его преданности. — Я останусь верен леди Штормового Предела, — с этими словами Кристон Шторм обнажил меч. Лестер рассмеялся было… и замолчал, вспомнив о том, что у него из оружия нет ничего, кроме ножа для резки мяса. — Ты… не посмеешь… — лорд Широкой Арки бледнел прямо на глазах. — Ты… Ты не отдашь свою родню… этой твари… — Знаешь, что забавнее всего? Такие, как ты, постоянно обвиняют Четыре Шторма в распутстве и представляют их какими-то дикими зверями в течке, но в публичных домах постоянно ловят не их, а моих сводных… Вместо ответа в его сторону полетел нож. Но брошен он был настолько неточно, что Кристон даже уворачиваться не стал. Теперь у человека, который не сделал ничего, кроме изливания семени в чрево его матери, не осталось ничего, кроме вилки в руке… и меча у горла. — Считаешь себя вершителем чужих судеб, мальчишка? Не думай, что шлюха отдаст тебе Широкую Арку! Ты бастард! И король никогда тебя не узаконит! — Может и нет, — пожал плечами молодой рыцарь. — Но даже если я ничего не получу, я хотя бы смогу замолвить за тебя словечко перед леди Баратеон. Чтобы она не сразу голову тебе снесла, а дала шанс прожить остаток жизни, отмораживая свой член на Стене вместе с Адрианом… Лицо Лестера Стедмона стало еще бледнее. — Ты приписывал мне много пороков… — продолжал размышлять вслух Кристон, — но я не стану разлучать отца с любимым сыном. Особенно накануне зимы. *** Принцесса Рейна Старк, Первая луна 140 года от З.Э, где-то в окрестностях Красного Зубца Едва Утро миновала Красный Зубец, как под ними вдруг возник огромный кусок выжженной земли у подножья невысокого холма. Выжгли ее явно не силы природы — погода в последнее время была весьма холодной и влажной, а действующих вулканов в Речных землях не наблюдалось. Поэтому Рейна отдала драконице короткую команду и Утро прилежно выполнила ее. И почти сразу драконий рев сотряс реки и поля — и ее красавица с розовой чешуей взревела в ответ. Рейна понятия не имела о том, что ее сестра могла делать в этой глуши вдали от Стоунхеджа — но рев Лунной Плясуньи она узнала безошибочно. И чем ниже она опускалась, тем больше убеждалась в том, что первоначально кое в чем ошиблась. Там был не один дракон, а два — большой и маленький. Большой, разумеется, принадлежал ее старшей (пусть и ненамного) сестре. Он возвышался над дымящимися камнями, которые когда-то, наверное, были деревней. Когда-то давно. А неподалеку рядом с остатками большого кузнечного горла развалился Трикстер, чья изумрудная чешуя выглядела так, словно была собрана из драгоценных камней. — Сестренка! — едва ее ноги коснулись земли, Бейла крепко обняла ее. — Ты бы хоть предупредила заранее, что летишь! — А ты, я смотрю, не очень удивилась! — дерзко ответила та. — Предупредила бы, конечно… если бы знала о том, что ты здесь. — В кои-то веки выкроила немного свободного времени! — лиловые глаза Бейлы весело сверкнули. — Сюда я обычно летаю, когда хочу потренироваться с Плясуньей. Надеюсь, ты не будешь спрашивать, почему именно сюда… — Вхагар порезвилась? — пламя Лунной Плясуньи с каждым годом становилось все жарче, но даже дракон ее сестры-королевы, второй по величине в их королевстве, не мог вот так опустошать все и вся. — Как и во многих таких же местах, — кивнула Бейла. — Здесь неподалеку был железный рудник и еще кое-какие постройки. Я до сих пор пытаюсь уговорить своих подданных вернуться сюда. Пока все тщетно, но я не опускаю рук. А пока здесь пусто, я использую эти холмы, чтобы поупражняться как следует — и при этом ничего важного не спалить. — А что здесь делает Трикстер? — поинтересовалась Рейна. В отличие от Лунной Плясуньи, которая спокойно лежала рядом, изумрудный дракон носил тяжелый стальной ошейник, к которому была прикована длинная цепь. Услышав свое имя, молодой дракон глухо замычал… или замычала? Пока Рейна склонялась к тому, что Трикстер был самцом, хотя полной уверенности у нее не было. Ну и ладно. Подрастет — разберемся. — А Трикстер сейчас наказан… Он знает, за что, — насмешливый взгляд в его сторону заставил дракона отвернуться с обиженным видом. — Ты даже не представляешь, на что идет этот ворюга, чтобы украсть у Плясуньи ее обед! Он узнал, какие грибы заставляют мою малышку чихать, и специально терся о них, чтобы пропитаться этим запахом! Рейна не удержалась от смеха. — И за это он наказан. — И за это он наказан, — повторила сестра. — За это он должен устроить так, чтобы горн горел действительно ярко, чтобы я была довольна… Или он останется без ужина! — Это… справедливо. По-своему, — ответила принцесса и добавила, понизив голос. — Ты же не хочешь сказать, что надеешься выковать здесь валирийскую сталь? Она не сразу заметила, что Бейла находится в бывшей деревне не одна. Вместе с ней сюда прибыли два десятка солдат — в основном, недавно призванных на службу уроженцев Расколотой Клешни — а также несколько мастеровых и кузнецов. — Хотелось бы, — призналась та, сжав губы. — Мы пытаемся, да. Но многие секреты были утрачены навечно. Как сугубо практических, так и магических. Их ведь никто не догадался записать, когда наш великий предок покидал Валирию. И ни одна из книг о драконах, которые я покупала последние годы, не содержит даже намека на то, как драконьи владыки ковали этот бесценный металл. — Понимаю… — Я не хочу сказать, что мы ничего не добились. Наши железных дел мастера теперь куют намного более качественную сталь, чем девять-десять лет назад, когда я только надела корону. А Лунная Плясунья уже готовится к своей четырнадцатой линьке. И ее пламя очищает металл гораздо быстрее и дает намного лучший результат. Рейна оглядела мечи на поясах тех, кто сопровождал ее сестру — и признала, что та была права: сталь была действительно качественной. — Четырнадцатой, значит? Бейла усмехнулась. — Я не стану погружать тебя в традиции веры наших валирийских предков, сестра. Но отец говорил, что когда-то четырнадцатая линька имеет особое значение. Именно после нее чешуя дракона становится достаточно крепкой, чтобы он мог называться «боевым драконом». — Но тебя же заботит не только это правильно? — Еще мне интересно то, как лучше всего готовить материал для черного драконьего камня, что прославил наших предков, — неохотно призналась Бейла. — Но и этот секрет пока от меня ускользает. Проследив за тем, куда смотрят лиловые глаза сестры, Рейна не ударжалась от смеха — очевидно, что некоторые искореженные груды опаленного камня не были порождены пламенем Вхагар. И она рассмеялась еще громче, когда Лунная Плясунья поползла, опираясь на крылья, к Трикстеру… или просто в его сторону. Нет, все-таки к нему. Не дойдя немного до кузнечного горна, драконица ее сестры повернулась к меньшему крылатому ящеру… и, высунув длинный язык, облизнула его, обильно смочив своей слюной. Трикстер, надо сказать, не очень был этим доволен — мягко говоря. Он пытался вырваться, но драконоблюстители не позволяли этого, крепко держа цепи и не давая ему уйти от «наказания» Плясуньи. — Я и не знала, что драконы такие злопамятные, — сказала Рейна, почесывая морду Утра. — А как ты думала, сестра? — оскалилась Бейла. — Ты помнишь, что стало с теми наивными душами, которые решили, что можно попробовать встать между Овцекрадом и его любимой едой? Действительно, этот дракон был весьма мстителен, если кто-то пытался лишить его положенной баранины. — К тому же Овцекрад самец. Если что и может его разозлить, так это еда и совокупление. Зато самки драконов, как показывает опыт, могут быть и злее, и опаснее. — Ну хватит уже, сестра! Ладно мейстеры южан, которые всегда винят женщин во всем, но ты-то… — Ксиксас все еще живет на Драконьем Камне. И с возрастом она спокойнее на становится. — Кси… кто? — Рейна посмотрела на нее с недоумением. — Это ты про Каннибала? — Я почти абсолютно уверена в том, что когда она вылупилась, ей дали именно это имя. — Ей… Я не понимаю, откуда такая уверенность. — Вхагар. Мераксес. Ксиксас. Три сестры-богини из Четырнадцати. И три имени драконьих голов на нашем гербе. У меня нет желания тратить время на поиски всех знаний веры наших предков, но четырнадцать имен я знаю. Да и отец еще в детстве давал мне читать записи, сделанные рукой первой королевы. Там, правда, имя не упоминается, но говорится о «черном малыше», который выжил в самом первом выводке, который вылупился на Драконьем Камнем. Рейна ощутила легкий озноб. — Так это получается, что… Каннибалу столько же лет, сколько было бы Мераксес и Вхагар, если бы они дожили до наших дней? — Да. И это ответ на вопрос о том, почему никому так и не удалось ее приручить. Хотя она росла медленее, к тому времени, когда к ней пришли драконьи наездники, она уже стала слишком своенравной и дикой. Получается, что когда королева Рейнира призвала Отпрысков драконов, предложив им попытать счастья с уже взрослыми драконами, Каннибалу… то есть Ксиксас было больше сотни лет. Даже для чистокровного валирийца попытка приблизиться к такому несла смертельный риск. — Но есть и хорошая сторона, — к этому времени бедный Трикстер окончательно смирился с «заботой» Лунной Плясуньи, пусть она ему и не нравилась, но сопротивляться он больше не пытался, к немалому веселью сопровождавших их солдат. — Зеленым она тоже не достанется. — Тоже верно, — согласилась Бейла. — Не то чтобы в мире осталось много зрелых драконов. — По слухам, Среброкрылая еще где-то гнездится… — Да, слухи такие есть, но наши люди на юге много лет не видели драконицы королевы Алисанны… — она не стала упоминать имя предателя, оседлавшего Среброкрылую уже после Доброй королевы. — Но я не волнуюсь. Даже если бы Зеленые придумали как вернуть Среброкрылую в загон… Кто ее оседлает? Все сыновья, рожденные Арианной Баратеон, уже получили свои яйца — и они проклюнулись. И мы все прекрасно знаем первое правило драконьей езды: один всадник — один дракон. И другого у него уже не будет. — Итак… Овцекрад, Ксиксас-Каннибал — и, возможно, Среброкрылая? — Да, это все старые драконы. Остальные сейчас радуют публику в виде черепов. — И все-таки, чем ты здесь занималась, если не выковывала что-то необыкновеное? — Очевидно же — тренировала Лунную Плясунью… Все-таки не умела ее сестра врать. Рейна сразу разглядела на ее пальце кольцо с блестящим золотым камешком, которого раньше не было. — Я думала, что Плясунья и так уже прекрасно обучена. — Умеешь ты польстить своей королеве, — усмехнулась Бейла. — Знаешь, когда Фригольд правил Эссосом, наездники из Валирии тренировали своих драконов не только в физическом, но и в магическом плане. Как любой скотовод разводит овец, коров и коз, способных выжить и прокормиться на здешних пастбищах, владыки драконов тоже разводили и совершенствовали своих питомцев… — Куда совершенствовали? Огонь что ли жарче делали? — Жарче или нет, не знаю, а вот огненную струю длиннее — это да, — поправила сестра. — Самый большой риск в бою с драконом против тех, у кого дракона нет — это необходимость опуститься к земле для атаки. И чем выше Лунная Плясунья может сжигать противника, тем меньше шансов на то, что в ответ в нее или в меня прилетит какая-ниюудь стрела. Рейна хотела было сказать, что сестре незачем дуть на воду, но потом вспомнила, что именно так погибли Джекейрис в битве при Глотке и Рейнира во время бунта в Королевской Гавани. И не стала ничего говорить. — И далеко ли ты продвинулась? — О да, очень… Рейна очень старалась не показать волнение. Наверняка ведь Бейла ради быстрого результата еще раз погрузилась в какие-то забытые древние таинства… — Будь осторожнее, сестра. Ты же знаешь… — Знаю, знаю. Магия — это меч без рукояти, Рея. Я помню. Но наши драконы — это и есть сосредоточение магии. И мне нужно вернуть многое из того, что было забыто. Слишком много мы забыли… Наше пламя могло окончательно угаснуть — если бы Танец Драконов завершился немного иначе. — Я согласна с тобой, но… Все равно будь осторожнее. Я не хочу тебя потерять. — Не потеряешь, — сестра сложила руки на груди. — Мы еще многие годы будем летать в небе вдвоем. Даю тебе слово. *** Хулио Лесник, Первая луна 140 года от З.Э, окраина Темного леса, окрестности деревни Танекс, владения Пентоса Хулио жил на самом краю Темного леса — и был этим доволен. Десять с лишним лет назад, покидая Пентос, он чувствовал, что до смерти устал и от этого проклятого города, и от этого проклятущего народа. Но больше всего он ненавидел вездесущий шум и крики со всех сторон. Нет, не так. Больше всего он ненавидел слово «прибыль». Прибыль, прибыль, прибыль — везде одна только прибыль. Порой ему казалось, что это вообще единственный смысл жизни жителей Пентоса. Зато здесь, в Темном лесу, он мог, наконец, вздохнуть с облегчением. Здесь он каждое утро просыпался под пение птиц и тихое журчание близлежащей реки. Зимы, конечно, были суровыми, но Темный лес начинался прямо у него за порогом. А значит, нехватка дров ему не грозила. Здесь он мог жить свою жизнь простым лесорубом, охотником и фермером — и никто не посмотрел бы на него косым взглядом. Он привык менять излишки древесины и оленины на металл, регулярно привозимый купцами в Танекс. — Пора бы наведаться сегодня в деревню, друг мой. Мне не помешает пополнить запас наконечников для стрел, а то больно уж много на тебя ушло… Только что убитый им кабан, разумеется, ответить не мог. Превосходный самец своего вида, легко достававший до пояса охотника, а его кривые клыки наверняка прошли через сотни стычек с хищниками и себе подобными. Сказать по правде, если бы зверь, покрытый черной щетиной, не подобрался слишком близко к его дому, Хулио не стал бы гоняться за ним. Хотя бы потому, что таких вот матерых кабанов не стоило выслеживать в одиночку. Да и если бы все прошло гладко, тащить такую тушу можно было разве что вчетвером. Да и разделка была делом весьма муторным. Но здесь, на пороге его дома, у него не было иного выхода. В прошлый раз, когда он плотно запер дверь и окна, кабан все вокруг перерыл и затоптал, разыскивая грибы и прочую снедь. — Да, я думаю, они будут очень тебе рады, дружище. Зима на пороге, а тебя хватит на то, чтобы накормить… Он осекся на полуслове. Ветер переменился и его ноздри защекотал запах дыма. Хулио тут же бросился к своему дому. Но источник запаха был явно не там. И он становился все сильнее. Вскоре утренний туман начал рассеиваться и он понял, что вещь, принятая им за темное облако, в действительности оказалась столбом густого дыма. — Танекс… — ошарашенно произнес он. — Похоже, там пожар… Чуть ли не на всю деревню! Решение было принято в мгновение ока: он должен был им помочь. Хулио бросил на пол тушу и вылетел за дверь, захлопнув ее на бегу. А потом побежал на закат. Конечно, он был уже не так молод и быстр, как раньше, поэтому подъем на холм, прикрывавший его дом от долетавших с моря ветров, отнял у него немало сил. Но бывший пентошийский торговец смог преодолеть этот путь. Оказавшись на вершине, он увидел то, чего никак не ожидал. Навстречу ему бежала огромная толпа мужчин, женщин и детей. Неужели… Как будто все население Танекса спасалось от огня. И не только оно. Вместе с людьми бежали свиньи, овцы и собаки. К спинам животных были привязаны мешки с зерном и маленькие дети, неспособные бежать самостоятельно. И весь этот живой поток двигался прямо на него. Когда они приблизились, Хулио ясно увидел отчаянный ужас на лицах людей — всех, будь то юнцы или старики. — Тано! — даже в этом хаосе он смог разглядеть пару знакомых лиц. — Что происходит? — Брави! Брави идут! — Но… — это казалось ему полнейшим бредом. С какой стати такая глушь, как Танекс, могла быть интересна могущественной Республике? Да даже налогов с них не удавалось собрать достаточно, чтобы окупить расходы на этот сбор — о чем как-то открыто сказали пентосские мытари. — Но как? — наконец, смог ответить он. — Мы всегда жили с ними в мире! — Они совсем спятили! — зло сплюнул старый рыбак. — Орут «Смерть рабистам!» и убивают всех на своем пути! Всех, кто не успевает бежать! Это был какой-то бред. — Какие еще «рабисты»? Ты где видел в Танексе рабов? — ну, возможно, у пары-тройки деревенских когда-то были невольники, но это была капля в море — к тому же даже этих давно уже освободили. Здесь, на самой границе владений Пентоса, ценилась каждая пара рук, способная тянуть рыболовную сеть или рубить лес — вместо того, чтобы охранять рабов, которым, вдобавок, здесь очень легко было сбежать в лес и пропасть бесследно. — Думаешь, я их спрашивал? Их там сотни! И кораблей не меньше дюжины! Действительно, спорить с солдатами врага было… той еще глупостью. И все равно ему очень не нравилось, что жители Танекса бежали как раз в ту сторону, где находилось его жилище. Если враги проследят, куда они ушли… — Мой дом — твой дом, Тано. Но я предупреждаю, даже с учетом пойманного сегодня кабана, у меня не так много… — Хулио… — внимательно посмотрел на него рыбак. — Ты слышал, о чем я тебе сказал? Мы спасаемся бегством. Мы не можем прятаться в твоей хижине. Нам нужно идти дальше, в темный лес. Новый порыв ветра принес новые клубы едкого дыма горящей деревни. Чтобы породить такую огромную тучу… Должно быть, они подожгли вообще все дома. — Тано! Одумайся! Зима на пороге! Если вы просто так уйдете в лес… — Я понимаю, друг мой, я все понимаю. Но за нами идет враг. И мне даже представить страшно, что они сделают с нашими близкими, если найдут нас. Да. Он тоже это представлял. — В лес, значит… — тихо повторил отшельник. — Что ж, пусть будет так. Если у тебя есть крепкий мул или осел… Я могу дать тебе немного мехов и сухого дерева на первое время. Так у тебя хотя бы шанс будет. *** Лорд Джоффри Кью, Первая луна 140 года от З.Э, Королевская Гавань Джоффри никогда не скрывал то, как сильно ему не нравится темница Красного замка. А уж этот жуткий этаж, построенный по личному приказу Мейгора Жестокого, тем более. Будь его воля, мастер над шептунами никогда сюда бы не спускался. А если бы воли было еще больше — первым же делом приказал бы закрыть Черные камеры. Но сегодня, едва посмотрев в суровые глаза короля, он понял, что спорить и настаивать на своем не стоит. Если, конечно, Джоффри не желал разбудить яростного дракона. — Зима возвращается и, как всегда, приносит новые трудности. — Да, Ваша милость, — увы, но это было правдой. — Нам будет не хватать лорда Шермера. Он произнес это совершенно искренне — несмотря на разницу в возрасте, он искренне уважал и ценил старого просторца. Увы, но этой ночью Неведомый все-таки пришел за командующим Городской стражей. Старик тихо отошел к предкам во сне. И Джоффри с утра слышал, как несколько придворных вполголоса говорили о том, что завидуют старику: умереть вот так, в собственной постели, без боли, в окружении близких… Далеко не самый плохой способ покинуть этот мир. — Я думал о том, чтобы поставить лорда Флорента на его место… Джоффри изо всех сил постарался не скривиться от этих слов. — Этого человека не очень любят в Просторе, Ваша милость… — когда мастер над шептунами впервые увидел ушастого лорда Ясноводного Чертога и поговорил с ним, он, мягко говоря, не был поражен его знаниями и умениями. — Я бы порекомендовал найти кого-то более опытного и компетентного. Кого-то, кто знает, как следует поддерживать мир и порядок в королевстве. — Я подумаю, — уклончиво ответил король и тут же сменил тему. — Что со Стедмонами? — Как оказалось, слухи о борьбе с работорговлей были запущены самим лордом Лестером, который надеялся таким образом отвести чужие взгляды от собственных преступлений… «Нет, правда, он же на полном серьезе поверил в то, что сможет выстоять против натиска Штормового Предела!» — …В итоге он согласился надеть черное и вскоре после этого объявился его пропавший младший сын, который заявил, что готов принять власть в свои руки. — Сир Гулиан Стедмон? — Да, Ваша милость, именно он… В последние годы у Джоффри было не так много глаз и ушей во владениях Широкой Арки, чтобы он мог знать обо всем и обо всех сразу. Но он не уставал поражаться тому, как лорду Лестеру и его сыновьям удалось виртуозно прогадить все свалившиеся на их голову шансы одержать победу в Игре престолов. Адриан Баратеон, урожденный Стедмон, отчего-то поверил в то, что он слишком высоко забрался, чтобы соблюдать законы Богов и людей. И его младший брат, увы, был ничуть не лучше… Но он хотя бы предпочитал женщин. Да и потом, чтобы стать хуже Адриана Стедмона нужно было извернуться невероятнейшим образом. В общем, у него было неслабое предчувствие того, что неприятности из этих земель еще не закончились. — А бастард из Широкой Арки? — Он решил поступить на службу к леди Баратеон, ваша милость, — ответил главный шпион королевства. — Как бы ей не пришлось об этом пожалеть… Бастарды коварны и лживы по природе своей, вне зависимости от того, кто их породил. «Это с какой стороны посмотреть…» — подумал Джоффри. И в очередной раз задался вопросом о том, на что вообще надеялся лорд Лестер, когда сначала приблизил к себе внебрачного сына, а потом принялся смешивать его с навозом на заднем дворе. Тут вопрос был даже не в том, решится он повернуть против отца-мучителя, а в том, когда он это сделает. Он не считал себя ровней Ларису Стронгу, которого в принципе очень трудно было превзойти, но у него хватало ума, чтобы понимать очевидные вещи. Если ты систематически кого-то оскорбляешь, бросаешь жалкие медяки за то, что стоит золота и отвечаешь на добрые поступки черной неблагодарностью… Исход в этом случае будет предсказуем. Но Стедмонам в очередной раз повезло. Или не повезло, кто знает. Посадить в кресло лорда юнца, который, с одной стороны, все-таки был законным сыном своего предшественника, но с другой, никогда толком не готовился в качестве наследника… Это, возможно, дало бы землям Широкой Арки восстановиться. Но Джоффри понимал, что новоиспеченному лорду Гулиану предстояли долгие и очень неприятные годы разгребания того дерьма, что оставили ему в наследство отец и брат. — Как скажете, Ваша милость, — Джоффри не был согласен с его словами, но поправлять короля в такой момент… — Кстати, чуть не забыл. Тамблтон, который так и не успели толком отстроить, снова разрушен. Разлив Мандера этой осенью был особенно бурным… — Лорд Виллем предоставит им освобождение от налогов. И лорду Марку, я полагаю, придется выделить запасы зерна для выживших… В последние дни король почти все время пребывал в дурном настроении. И сегодня оно проявлялось особенно ярко. Все понимали, что четвертая беременность королевы подходит к завершению — и это было одной из главных тому причин. И да, Ее милость действительно была дочерью Баратеонов. И если в былые годы ее ярость была лишь тенью той, что порождала ее младшая сестра… то сейчас все изменилось. — Также мы получили подтверждение того, что Браавос и Пентос начали между собой открытую войну. К востоку от Крюка Масси наблюдались морские сражения. Лорд Бар-Эммон утверждает, что браавосийцы одерживают верх и он готов вооружить несколько своих кораблей и присоединиться к сынам Титана в их победоносной кампании. — Нет, — тут же отрезал Дейрон. — У нас и так проблем по горло, чтобы мы еще ввязывались в ссоры Вольных городов! Веларионы уже пытались не так давно — и закончилось все тем, что Три Сестры пришли с огромным флотом и разорили Дрифтмарк. Он не стал уточнять, что эти события стали катастрофой для обеих враждующих сторон. Черные тогда потеряли дракона и Джекейриса Стронга, Спайстаун был сожжен дотла, а легендарный флот дома Веларионов превратился в тень себя былого. В то же время они так и не смогли прорвать блокау Черноводного залива, а эссосские эскадры понесли такие потери, что это стало последним гвоздем в крышку гроба Триархии. — Я сам напишу лорду Бар-Эммону о вашем решении, Ваша милость. — Хорошо. Пусть внимательно наблюдает, но сам ни в коем случае не вмешивается, — немного успокоился Дейрон. — Итак, вы, кажется, говорили о том, что поймали шпиона Черных? Тюремщики как раз открывали перед ними очередную дверь и они вышли в коридор глубоко под стенами и башнями Красного замка. Единственным источником света здесь были факелы, а заключенным и вовсе оставалось довольствоваться редкими солнечными лучами, попадавшими через узкие окошки под самым потолком. Это были еще не Черные камеры — там были глухие дубовые двери, за которыми царила вечная тьма. Но здесь тоже было невыносимо — благодаря омерзительным запахам, которые навевали мысли о злобе и бесконечной жестокости. И крысы, которые не переставали шнырять под ногами, как бы замковые кошки ни старались их извести. Долго идти не пришлось. — Ваша милость, я полагаю, вы уже знаете алхимика Белиса. Когда посланные мной стражники схватили его, он как раз жег свои записи. К его несчастью, все сжечь он не успел и я узнал на уцелевших пергаментах почерк леди Сабиты Фрей… Многие их тех, чьи преступления были раскрыты, падали на колени и молили о сострадании. Но алхимик явно не входил в их число. — Если я в чем и виновен, так только в стремлении к знаниям! — дерзко заявил он. На что стражник крепко ударил его прямо сквозь прутья решетки. — Перед тобой сам король! Прояви уважение! — Уупф… простите, Ваша милость… не разглядел. Мастер над шептунами сдержал тяжелый вздох. Лучше бы он и дальше насмехался, чем вот так, завуалированно… — Почему? — спросил король. — Вы одним из первых узнали о том, что собирается совершить Черная королева… Вам было доверено изучать свойства драконьей чешуи, кости и навоза… Белис, не удержавшись, фыркнул. — Было бы чего изучать… Я знал обо всех этих вещах дольше, чем вы на свете живете, Ваша милость. — Правда? — Правда, — Джоффри показалось, что алхимик готов был закатить глаза. — Вы что, правда думали, что Черная королева первой открыла эти секреты, пока все остальные ушами хлопали? Нет, Ваша милость. Если бы вы как следует вчитались в отчеты об урожаях с Дрифтмарка, вы бы сами поняли все намного раньше. Тут дело вовсе не в секретах эссосских земледельцев… Вернее, не только в них. — Хотите сказать, они удобряли поля драконьим навозом? — недобро поинтересовался мастер над шептунами. — Ну… В общем, да. Но не везде, а как бы поочередно, — поправил алхимик. — На острове тогда жили Мелеис, Вхагар и Морской Дым. Но драконий навоз сам по себе не делает почву плодороднее. После сбора урожая земле надо отдохнуть — и они это учитывали. Тем не менее, это тоже способствовало богатству Морского Змея, как и многие другие вещи… «А теперь драконов на Дрифтмарке нет, а вместе с ними ушло и богатство Веларионов», — подумал Джоффри. Хотя дело, конечно, было не только в этом. Тем не менее, от исчезновения такого «удобрения» урожаи действительно упали. Большие драконы, такие как Вхагар (которые ели и гадили по определению больше всех), погибли во время Танца. А уцелевшие больше там не гнездились. Джоффри мысленно скривился, представив себе, что почувствовали Веларионы, когда брат короля забрал самого большого дракона себе. — Я хочу знать, ради чего вы предали своего законного короля. Ради того, чтобы получить еще больше знаний? Джоффри знал этот голос. Он редко прорывался наружу, но давал понять всем, кто знал короля достаточно близко, что он пребывает в настоящей ярости. Оставалось только молиться, чтобы арестованный алхимик не поднес огонь к этой горючей смеси… — Вы мне не король. Король Визерис ясно дал понять — его преемницей будет Рейнира. А раз она мертва, ей наследует ее падчерица, как ближайший выживший родственник… Трон по праву принадлежит королеве Бейле, именуемой Первой. А вы, «Ваша милость» — всего лишь отпрыск Хайтауэров, выдающий себя за драконьего владыку. Неужели вы всерьез думаете, что мы, люди знания, смиримся с тем, что вы узурпировали власть, убив своих кровных родственников? В этот раз стражники били его долго и очень сильно. Но алхимик выдержал избиение на удивление стойко, не выдав ничего, кроме нескольких тихих стонов. — Вы уже арестовали его учеников и помощников? — Некоторых из них, — признался Джоффри. — Остальные пропали. — Да нет… Эти-то… как раз… не пропали… Они сейчас, наверное, уже в Солеварнях… — «услужливо» поправил Белис. — Что ты успел рассказать леди Фрей? Изменник улыбнулся окровавленным ртом. — Вы знаете, что наша Гильдия некогда пользовалась покровительством самой королевы Висеньи? И когда она умерла, ее сын подарил нам некоторые из драгоценных рукописей, сделанных ею, в обмен на нашу верность… — И среди них, как я понимаю… — Дейрон посмотрел на алхимика так, словно пытался сжечь его взглядом, — …был секрет постройки валирийских дорог? К сожалению Джоффри, это не уменьшило королевского гнева. — Я так понимаю, надеть черное мне не предложат? — Ты верно полагаешь, — очень зло произнес сын Алисенты Хайтауэр. — Завтра тебя казнят, как и любого изменника, не раскаявшегося в своих преступлениях. Когда Джоффри сюда спускался, он был уверен, что алхимик станет торговаться или просто просить о пощаде. И до сих пор думал, что он в конце концов сломается — хотя бы сейчас, услышав смертный приговор. Но этого не случилось. — Можете потом сжечь мое тело, я не против, — равнодушно пожал плечами узник, словно говорил о чем-то малозначимом. А затем вдруг добавил. — Сны. Ты тоже их видишь, да? До этого момента Джоффри никогда не представлял своего короля, отдающего своего врага на растерзание дракону. Кем бы ни был этот враг. Но сейчас все изменилось. Он внезапно представил, как Тессарион по приказу Дейрона окатывает алхимика пламенем, а потом принимается пожирать его еще кричащее тело. — Значит, видишь. Так я и думал. Пакт был нарушен — и это не могло остаться без последствий… И он рассмеялся. И продолжал смеяться, как бы его ни били. Они слышали этот смех до тех пор, пока не покинули королевскую темницу. *** Лорд Роланд Аррен, Первая луна 140 года от З.Э, Солеварни Роланд никак не ожидал, что в Солеварнях в это время гостит сестра самой королевы. Ее милость нечасто отправляла ее в Речные земли, но… так получилось. И Тристан в своих письмах уже шутил о том, что он, наверное, самый везучий человек в мире. Но сюрприз, чего греха таить, был приятным. Жители Солеварен действительно обрадовались приходу Утра. Хотя бы потому что розовая драконица не требовала такого количества овец, как ее более крупный собрат. А еще она была намного красивее — Роланд не пытался этого отрицать. Тусклое солнце ранней зимы не давало много света, но даже так розовая чешуя блестела ярче эссосских рубинов. Это было самое яркое — во всех смыслах — событие дня. Как только драконы были накормлены, а солдаты расположились так, чтобы у драконов было достаточно места для отдыха в центре рыночной площади, все направились в Дом гильдии. На самом деле, конечно, гильдия была не одна, это был общий дом собраний всех гильдий залива Крабов. Вернее, он был им раньше, но потом, когда королева стала бывать в Солеварнях все чаще год от года, купцы поразмыслили немного и подарили эту постройку Ее милости, а сами построили себе новый дом собраний поближе к гавани. Оглядевшись вокруг, Роланд подумал о том, что ему здесь нравится. Здание было довольно строгим, но выделялось большими окнами на фронтальной стене, закрытыми грубым толстым стеклом, которое их мастеровые научились все-таки делать несколько лет назад. Естественно, до изделий мирийских стеклодувов оно не дотягивало, но Дом гильдии Солеварен благодаря этим окнам был куда светлее, чем его собратья в Чаячьем городе. Широкая лестница и простые стены без украшений были явным влиянием Севера. Но для нового наследника Орлиного Гнезда главной отрадой стали несколько изображений летящих соколов. Нет, хватит, пожалуй, вертеть головой, пока он всем ноги не оттоптал… Сегодня в Доме гильдии было полно людей. Большой зал при желании мог вместить человек пятьсот одновременно. И стражники, сопровождавшие лордов, торговцев и септонов, при необходимости могли встать у входов и заворачивать назад новых посетителей, если залы были слишком уж переполнены. Сейчас он был явно переполнен. Но несмотря на это разнородное скопище, внутри все еще поддерживался некий порядок. Где-то вдали взревел дракон — наверное, это была Лунная Плясунья. И в залах тут же установилась тишина. Первые вопросы были решены быстро и четко. Лукас Вуд и еще несколько человек изъявили желание надеть черные плащи и присоединиться к Ночному Дозору. Королева любезно приняла их просьбы и даже позволила лорду-командующему Королевской гвардии посвятить в рыцари тех добровольцев, кто до сих пор не получил рыцарского титула. Юный Роланд Аррен был действительно впечатлен их самоотверженностью. Ведь зима была не просто близко, как любили говорить северяне. Она уже наступала и Стена сейчас, наверное, успела превратиться в ледяную преисподнюю. Потом было еще несколько вопросов, а затем настала очередь хвалебных речей. Лорд Кермит Талли, верховный лорд Речных земель, прочитал заупокойную молитву по своей усопшей жене, слишком рано забранной Богами из этого мира. И эта была далеко не единственная жизнь, которую унесла наступающая зима. Но смерть леди Риверрана, безусловно, была самой значимой из всех. Самая — но не единственная значимая. Ушел из жизни и тот, кого их королевство могло называть верховным септоном. Роланд не помнил, как точно звучал его официальный титул, но знал, что этот человек действительно заслуживает называться верховным. Именно он, а не тот подхалим, что ест с руки Зеленых в забитой золотом септе в Королевской Гавани. Или в Староместе. Роланд слабо разбирался во внутренней политике Веры, но ему достаточно было взглянуть на недобрые лица собравшихся здесь священнослужителей, чтобы понять: выборы того, кто заменит усопшего лидера, будут трудными. Впервые за сегодня в присутствии королевы разгорелся жаркий спор. — Вопросы Веры не требуют криков, архиспетон Губерт! Священнослужитель в белой рясе тут же почтительно склонил голову. — Прошу меня извинить, Ваша милость, страсти мирские заставили меня на мгновение забыть об учении Отца Всевышнего. Впредь я буду более сдержан и благочестив в словах своих. Но я не могу не выдвинуть на первый план вопрос, имеющий первостепенную важность. — Какой? — Титул архисептона, что я ношу, используют и южные богохульники, — уверенность этого уроженца Речных земель буквально заражала всех окружающих. — Святой Совет в Каменной Септе проголосовал за то, что Вера должна следовать учению в том первозданном виде, что был написан на страницах «Семиконечной Звезды» и иных святых писаниях, не подвергшихся искажению и расколу. В связи с этим я молю вас, Ваша милость, упразднить титул архисептона. И как духовный пастырь из Каменной Септы, я должен передать решения Совета: пусть будет избран новый экзарх, что поведет верующих в Речных землях и… — За всю историю Веры по эту сторону моря никто не избирал экзархов! — возразил септон из Белой Гавани. До открытого противостояния здесь, конечно, не дошло, но стороны определились четко. Септоны Риверрана и Приюта Странника напирали на то, что у септонов Долины многие базовые таинства претерпели серьезные искажения, ну а северяне, верующие в Семерых, открыто признавали допущенные ими вольности в работе со священными текстами — и даже, кажется, гордились этим. Роланд очень надеялся, что этот спор не зайдет слишком далеко. К счастью, королева сама прервала дебаты, уложив свою резолюцию в четыре слова: «Разберитесь сами, потом приходите». В целом, сын Изембарда Аррена из Чаячьего города был с ней согласен, но сам понятия не имел, как можно найти общую точку зрения для таких разных людей. Особенно сейчас, когда самые авторитетные голоса Веры остались по ту сторону границы и видели в них исключительно врагов. И это отношение было взаимным — ни один септон, оставшийся верным Черным, не стал бы прислушиваться к слову Староместа. Во всяком случае, он надеялся, что не стал бы. Чем больше проходило времени, тем скучнее ему становилось. Опять явился тот сумасшедший мириец и притащил с собой, тяжело отдуваясь, новый образец своих «клацающих часов». И была куча мелких споров между рыцарями, служащими дому Мутонов и дому Дарри, где они не могли выяснить, кому принадлежит какая роща и какая мельница. И были купцы, которые надеялись снизить пошлины на ввоз шерсти с Севера — этим королева отказала сразу, даже не дослушав. — Но Ваша милость, шкуры этих овец… — Прекрасно отталкивают воду, легко стригутся и дают много шерсти, хоть она и очень груба. Я это уже слышала. Овцекрад съедает таких по десять голов каждую луну. Или вы думали, я в овцах не разбираюсь? Роланд был искренне рад видеть то, как вытянулись лица купцов. И не только он, судя по всему. — Так что нет. Подати останутся прежними. Если вам нужно больше шерсти, найдите способ растить овец тех же пород у себя. Я все сказала. — Следующий! — провозгласил герольд. Следующий проситель был намного скучнее — группа купцов из Пентоса отчего-то захотела закупить как можно больше железа у всех, кто жил на побережье залива Крабов. Роланд так и не понял, с чего вдруг у них пробудился такой интерес, но некоторые торговцы из Девичьего Пруда и Чаячьего города, кажется, поняли — и взволнованно переглянулись между собой. Потом были просьбы от рыцарей, служащих дому Стонтонов, от северянина, который хотел нанять железнорожденных с Большого Вика для строительства гавани в заливе, о существовании которого Роланд даже не подозревал… и так далее в том же духе. Каждое следующее дело было еще скучнее предыдущего. В конце концов он уже не мог сдержать зевоту. — …Уверяю вас, Ваша милость, пираты в Узком море совсем осмелели! Они угрожают нашим торговым судам! Мы просим защиты от Королевского флота! — Королевский флот и так принимает все доступные меры по защите морской торговли, — ответила Бейла Таргариен. Сейчас, когда она сидела рядом со своей сестрой, он почти не мог отличить их друг от друга. Единственным способом понять, кто есть кто, были, скажем так, округлая фигура принцессы Рейны. После беременности она немного пополнела и вдобавок привыкла ходить в тяжелой и просторной одежде северянского покроя, тогда как королева оставалась стройной и подтянутой и предпочитала любимый черный наряд для верховой езды, имитирующий драконью чешую. — Конечно, Ваша милость. Но торговцы были бы намного спокойнее, если бы вы назначили нового мастера над кораблями, потому что… — Я предложила место мастера над кораблями Клементу Селтигару, лорду Клешни… — это был уже не первый раз, когда тихий голос королевы заставил всех замолчать. — И он принял мое предложение. Естественно, его корабль еще в пути, поэтому я решила повременить с его представлением какое-то время. Но раз уж мои подданные проявили такой интерес… Люди о чем-то зашептались между собой — и их голоса были явно довольными. — Следующий! *** Капитан Ролло Лурио, Первая луна 140 года от З.Э, Рагизарес, владения Пентоса — СМЕРТЬ РАБИСТАМ! — ЗА ПЕРВЫЙ ЗАКОН! — ЗАСУНЬТЕ ВАШ ЗАКОН СЕБЕ В ЗАДНИЦУ! Щелк! Щелк! Щелк! Ролло зарычал от бессильного гнева, когда еще трое его солдат упали. — Проклятые мирийские арбалеты! Я знал… — Кто вообще додумался не брать павезы для штурма? — Молчать! — Несите больше щитов! И лучников соберите! Все вокруг пропахло дымом и смертью. Два раза Ролло чуть не упал на скользкой от крови земле. Один раз он задержал взгляд на мертвой местной женщине, которая смотрела на него. Смотрела с обвинением. И осуждением. — Наш освободительный поход несет народам благо и справедливость, — непонятно кому сказал капитан. — Скоро рабистам будет некуда бежать… ЩЕЛК! В этот раз в них попали всего два болта с черным оперением. И ни один из браавосийских воинов не упал. — Капитан, похоже, у них заканчиваются боеприпасы. — Долго же нам ждать пришлось! — отрезал он. — И я хочу знать, что делает рота опытных арбалетчиков в месте, которое флотская разведка описывала как «мелкую рыбацкую деревушку»? — ЗА ПЕРВЫЙ ЗАКОН! — СМЕРТЬ РАБИСТАМ! — МОРЕ И СВОБОДА! Частокол уже был пробит в трех местах и ворваться внутрь было не так уж и трудно — особенно когда враг перестал отстреливаться. И когда Ролло оказался внутри, тепло, нахлынувшее на него, не было порождено осенним солнцем. — ПОЖАР! Твари-рабисты, отступая, подожгли деревню! — СМЕРТЬ ИМ! СМЕРТЬ РАБИСТАМ! — НИКОГО НЕ ЩАДИТЬ! ПУСТИМ ИХ НА КОРМ РЫБАМ! Ролло еще пытался отдавать своим людям какие-то приказы, понимая, что это уже бесполезно. Они потеряли свыше семидесяти братьев по оружию — и жаждали мести. Они знали, что нельзя допустить, чтобы проигравший пролил меньше крови, чем победитель. Они хотели обескровить врага целиком и полностью. И они набросились на последних пентошийцев с яростью акул. И даже птицы-падальщики разлетелись в прочь от раздававшихся отовсюду предсмертных воплей. *** Сир Дейрон Веларион, Первая луна 140 года от З.Э, где-то к западу от Солеварен С вершины соседнего холма Солеварни блестели, подобно отполированному драгоценному камню. Воды Трезубца и залива окружали их почти со всех сторон, подобно оправе, и в ясную погоду они представали в таком виде, что в голове невольно рождались прекрасные песни и картины… Это был величайший из городов Речных земель, с которым могла сравниться разве что Добрая Ярмарка — но и то не во всем. И все же это была не Королевская Гавань, улицы Солеварен были очень широкими и ровными, по обочинам рядами росли деревья, для подачи воды в фонтаны использовались каналы и небольшой акведук. И, конечно же, запах. Солеварни пахли солью, морем и дальними странами, тогда как бывшая столица державы Эйгона Завоевателя, преклонившая колени перед Зелеными… Кто-то мог возразить, дескать, у Солеварен даже нормальных стен нет — деревянные заборы двухфутовой высоты скорее обозначали границы рынков и выгонов для скота. Но Дейрон был уверен, что со временем все изменится. По оценке его доверенных людей, уже двадцать тысяч людских душ называли этот город своим домом. И то, что их пока не было больше, обусловливалось лишь тем, что они старались избежать ошибок строителей Королевской Гавани. Все это, естественно, было полезно для торговли. И для Веларионов. Дейрон догадывался, зачем королева позвала его именно сюда. Почему не решила поговорить с ним в Доме гильдии, в окружении лордов, рыцарей и купцов. И Лунная Плясунья, неспешно жующая козлятину рядом с ней, также подтверждала его догадки. — Война с Браавосом не решит проблем дома Веларионов, — в какой-то момент Дейрон ожидал более резких слов. Но начало разговора все равно застало его врасплох. — Я думаю, что… Пурпурные глаза пристально посмотрели на него — и Дейрон внезапно вспомнил, чьей дочерью была королева Бейла. — Я считаю, что справлюсь с должностью мастера над кораблями намного лучше Селтигара, Ваша милость. — Лорд Селтигар имеет намного больше опыта в области денежных дел и ремесел, необходимых для строительства и поддержания флота, — отпарировала королева. — И я могу быть уверена в том, что он не втянет нас в войну без моего ведома. Разговор шел совсем не так, как хотелось Дейрону. Но он решил, что все-таки лучше говорить начистоту. В конце концов, она была дочерью не только Порочного Принца Деймона, но и леди Лейны Веларион. Раз уж не удалось изменить ее мнение через торговцев, нужен был какой-то иной подход. — Дрифтмарк находится под большой угрозой, — честно признался Дейрон. — Несмотря на то, что Морской Змей отрицал это, как и все его предшественники и наследники, Веларионы всегда полагались на ведущую роль в торговле в Черноводном заливе и выкачивание денег из Королевских земель. А теперь Железный Трон поднял таможенные пошлины так высоко, что вся наша торговля с Королевской Гаванью и Сумеречным Долом окончательно умерла. И вдобавок у нас появился серьезный конкурент в лице Бар-Эммонов с Клешни. Они позаботились о том, чтобы нас никто не принимал от устья Быстроводной до Крюка Масси. Ваша милость, я вынужден признать: Черноводный залив для нас полностью потерян. — Алин не говорил о том, что все настолько плохо. — Лорд Веларион не желал беспокоить Вашу милость… — «Вернее, надеялся, что все изменится, не прилагая к этому никаких усилий». — Я же вынужден признать, что после его ухода ситуация усугубилась еще сильнее. Раньше Зеленые еще побаивались его, но теперь их страх сменился пренебрежением… Королева ничего не сказала, она молча смотрела на город. И Дейрон воспринял это как разрешение продолжать. — Корабли, ходящие по морям под флагом Веларионов, вынуждены были… пересмотреть наши торговые интересы, Ваша милость. — Я слышала о том, что вы заново запустили работу рудников на Вестмарке и Стоунмонте и продаете добытую руду в Сигард, где она выплавляется и перековывается в оружие — а потом вы продаете это оружие там, где за него больше платят. Я ничего не упустила? — Нет… — видимо, Эон Графтон выложил королеве все, что знал об их торговых планах. — И у нас есть хороший покупатель. Пентос в последние луны закупает всю нашу продукцию и платит больше кого бы то ни было. Именно здесь, в Солеварнях, и заключались их сделки. А поскольку это место получило от Короны городскую хартию, налоги здесь оставались весьма умеренными, к немалому неудовольствию королевских казначеев. — Если я правильно вас поняла, вы сетуете не на то, что торговый флот Веларионов стоит на якоре и ничего не может сделать, а в том, что Дрифтмарк теперь стоит не там, где следовало бы. На то, что его местоположение теперь является помехой, а не преимуществом. Если это так, я не представляю, как Корона может возместить этот недостаток. — Хороший гарнизон мог бы помочь… — рискнул Дейрон. — Большая часть нашего флота сейчас ушла за пределы Черноводного залива. И Зеленые наглеют с каждым днем все сильнее. Королева, к его большому разочарованию, отрицательно покачала головой. — Нет. Слишком рискованно. Драконий Камень в руках врага, а Королевская Гавань быстро строит все больше новых кораблей… В этих условиях люди, которых я отправлю на Дрифтмарк, окажутся в западне — если только я не буду посылать дракона каждый раз, когда возникнет очередная ссора. И потом, я не согласна с тем, что у вас мало людей. Этого сын сира Веймонда Велариона боялся больше всего. Овцекрад сторожил западные рубежи. Утро оставалось на севере. Единственным драконом на востоке была Лунная Плясунья. — Да, я знаю, что нехватка драконьего навоза уменьшила урожаи на Дрифтмарке! — драконица издала громкий стон. — Нет, больше коз сегодня не дам! Ты и так разъелась настолько, что еле крыльями шевелишь! Драконица фыркнула пару раз, потом поняла, что выпросить больше еды не удастся. Тогда она потянулась, став больше похожей на крылатую змею, и улеглась спать. А королева снова сосредоточилась на нем. — Я, как уже было сказано, не собираюсь посылать на Дрифтмарк солдат и рыцарей. И это не обсуждается. Дрифтмарк невозможно защитить без драконов — а драконов сегодня осталось очень мало. Тон, которым она говорила, дал понять, что переубедить ее не удастся. — Как вам будет угодно, Ваша милость, — сказал Дейрон. — Но это не значит, что я готова презреть семейные узы. Как поживает моя дорогая кузина Дейнейра? Я уже много лет ее не видела… — Вы желаете приблизить ее ко двору, Ваша милость? Королева усмехнулась. — Я думала о том, что воспитываемым при дворе детям нужна компания… Ей сколько, кстати? Четырнадцать? — Тринадцать. Две луны назад исполнилось, Ваша милость, — тут же ответил Дейрон. Он понимал, в каком незавидном положении оказался его дом после Танца. Он (если не считать Алина Велариона) потерял практически все и был полностью оттерт от власти. И он, как ни старался, так и не смог найти своей дочери хорошего жениха. — Я сегодня же отправлю ворона в Дрифтмарк и она прибудет сюда так быстро, как только сможет. — Хорошо, — королева улыбнулась и Дейрон признал, что дочь леди Лейны, даже в такой простой черной одежде была настоящей красавицей. Пусть она и не старалась ею выглядеть, в отличие от своей сестры. Он еще немного помолчал, прежде чем продолжить разговор. Ставки были слишком высоки. — Ваша милость, вам интересно мое скромное мнение по поводу войны между Браавосом и Пентосом. — Говорите, что думаете, сир. — Благодарю, Ваша милость. Я считаю, что позволить Браавосу уничтожить Пентос было бы очень серьезной ошибкой. — Они работорговцы, — напомнила она, но гнева в ее лиловых глазах не наблюдалась. — А лорд Корлис всю жизнь говорил о том, что рабство не несет ничего, кроме лени и жестокости. — Рабство омерзительно по сути своей, — тут же согласился Дейрон. — Но, как и невольничество, существовавшее на бывших Железных островах, оно несет еще и отсталость. Вы представляете, сколько человек приходится держать Пентосу в качестве надзирателей на плантациях, где растет перец? Сколько денег они теряют на том, что не могут доверять своим рабам, которые их ненавидят? И именно поэтому Пентос, в отличие от Браавоса, не представляет угрозы нашему королевству, Ваша милость. — Продолжайте. — Браавос — совсем иное дело, — продолжал откровенничать он. — Республика не знает рабства и никогда не знала. Ее населяют люди честолюбивые и целеустремленные. И теперь эти люди жгут сложившийся миропорядок ради того, чтобы выстроить на его месте что-то новое и неизведанное. — У Морского владыки флот намного сильнее нашего, но у него нет армии, достойной называться этим словом. — У него ПОКА нет армии, достойной так называться, — поправил ее Дейрон. — Но если они захватят владения Пентоса, у них будут огромные запасы зерна и земли, на которых оно может расти. Они смогут прокормить огромный флот и армию. Армию потомков тех, у кого есть причина не питать никакой любви к наследникам Валирии. Его аргументы не достигали цели — он ясно это видел. — К тому же Морской владыка так и не вернул драконьи яйца, украденные при Джейхейрисе Первом… И этот довод, к его тихой радости, все-таки нашел отклик. — Эти яйца, наверное, давно окаменели, пролежав так долго вдали от Драконьей горы, — тихо произнесла про себя Бейла Таргариен. И это звучало так, словно она пыталась убедить саму себя, а вовсе не его. Дейрон терпеливо ждал. — Скажите прямо — чего вы хотите? — Я хочу и дальше вести торговлю с Пентосом, Ваша милость. Продавать им оружие и металл во время войны приносит много выгоды и отвечает интересом королевства. — Браавосийцы захотят вам помешать. — Я уверен, что между Пентосом и Расколотой Клешней в ближайшие дни появится уйма так называемых «свободных капитанов», каждый из которых будет иметь каперский патент, выписанный в Браавосе, хотя Морской владыка будет до последнего делать вид, что ничего об этом не знает. Наши корабли хорошо вооружены и готовы к бою. Я прошу дозволения сопровождать наши торговые корабли в составе конвоев. — Сейчас? В начале зимы? — Мы, Веларионы, половину жизни проводим в морских бурях, — гордо заявил Дейрон, но потом развел руками. — Да, я признаю, что мы не сможем курсировать через Узкое море так же быстро и часто, как летом, но у нас есть опытные команды, крепкие корабли и безопасные гавани между Солеварнями и Дрифтмарком. Нам есть где спрятаться от непогоды — в отличие от браавосийцев. Ожидание ответа казалось ему вечностью. — Я даю вам разрешение защищать свои корабли — только свои, — наконец, приняла решение королева. — Вы будете ходить под своими флагами и стараться избегать любых конфликтов. Не смейте влезать в игры Вольных городов — я могу счесть это изменой своему трону, своему знамени и своему имени. — Будет сделано, Ваша милость. А что делать, если Браавос все же попробует… — Если они возомнят себя хозяевами морей, способными прекратить все торговые сообщения во всех странах по щелчку пальцев Морского владыки… Тогда, боюсь, мне придется напомнить им о том, что у нас есть драконы, а у них нет, — лиловые глаза недобро прищурились. — Но, сир, я повторяю в очередной раз: я не хочу войны. Мы не хотим проливать ничью кровь — если это не кровь Зеленых. Нам нужен мир — особенно сейчас, когда в Близнецах уже падает снег, а через половину луны он начнет падать и здесь. Зима — не время для войн. Если вы хотите наживаться, торгуя с воюющей страной — пусть Боги будут вам судьями. Но не смейте втягивать мое королевство в кровопролитие. За это вас буду судить уже я. Вам все понятно? — Да, Ваша милость. Я все понял. *** Король Дейрон Таргариен, Первая луна 140 года от З.Э, Красный замок, Королевская Гавань Это был уже четвертый раз — и Дейрон готов был поклясться, что каждый следующий раз становился все хуже и хуже. Хотя, возможно, он просто переволновался. Когда он задал вопрос мейстеру Сэмвеллу, тот, разумеется, отказался отвечать — и это само по себе было самым правдивым ответом из всех. Многие сравнивали родильное ложе с полем битвы, на которое вступают не мужчины, а женщины. Но Дейрон сильно в этом сомневался. Там мужчины кричали, чтобы набраться храбрости и разозлить врага. Или когда получали раны — и им нужны были все силы, чтобы протянуть еще один день. Разумеется, были еще и дезертиры, и больные, и еще много кто. Далеко не каждый, кто выходил на войну и не вернулся с нее, погибал от рук врага. «О чем только не приходится думать, чтобы отвлечься…». Отвлечься не получалась. Крики Арианны не давали ему думать ни о чем другом. Дейрон понимал, что им не стоит заводить еще детей в ближайшие несколько сезонов. Визерис, Эймон и Бейлор были здоровы и полны жизни — чего нельзя было сказать о его жене. Беременность и роды каждые пару лет сказались на ней не лучшим образом. Как бы ни было ему приятно с ней на супружеском ложе… Четверых детей было пока достаточно. Дейрон надеялся прожить достаточно долго, чтобы лично обучить их всему и наблюдать, как они растут и мужают. Наследие своего рода он уже обеспечил, оставалось его укрепить как следует. Да, так будет лучше. Четырех сыновей — или трех сыновей и дочери ему вполне хватит. К тому же зима уже пришла в их королевство и им предстояло ждать минимум два года до того, как солнце снова начнет согревать землю. А он уже и так был занят поисками воспитателей и наставников для Эймона и Бейлора. И подражать Миротворцу определенно не стоило. Старый Король наслаждался благословением Семерых, производя сыновей и дочерей снова и снова, чтобы они окружали его теплом и любовью… А потом оказывалось, что любимые дочери превращались в распутниц и нечестивиц. А потом пришла Рейнира с Драконьего Камня — первая из тех, что осмелилась усадить свой женский зад на Железный Трон, но, увы, не первая, кто злоупотреблял своим происхождением… Именно в этот момент крики оборвались. И послышались шаги. Это не были шаги королевских гвардейцев, трое из которых сейчас находились рядом с ним, неподвижные, словно статуи, выточенные из стали и белой материи. Шаги приближались. И он чувствовал, как замирает его сердце. Дверь открылась и в комнату вошел мейстер Сэмвелл. — Ваша милость… — выдохнул старик. — Роды были… тяжелыми… Королеве понадобится много дней для отдыха. Дейрон медленно выдохнул, испытывая чудовищное облегчение. Он ведь почти поверил в то, что… Нет, даже думать об этом не следует. — Рад это слышать мейстер, — он помолчал несколько ударов сердца, собираясь с духом. — Итак? — У вас сын… — Сэмвелл сделал паузу. — И дочь. У королевы родилась двойня, Ваша милость. Двойня? Вот уж действительно… такого он точно не ожидал. Хотя, по большому счету, чему тут удивляться? Родила ведь двойню Лейна Веларион уже при его жизни? И потом одна из ее дочерей отобрала у него половину королевства… Ладно, неважно. Ребенок родился живым и здоровым — иначе Сэмвелл вряд ли пришел бы сообщать об этом лично. Таким же здоровым, как и трое его старших сыновей. — Королева была слишком измучена, чтобы дать детям имена, Ваша милость, — деликатно продолжил старый мейстер. — Вот мы и подумали… — Валерион… — он заранее придумал это имя, — …и Алисанна, — а об этом они договаривались с Арианной еще много лет назад, на случай, если она все-таки родит ему дочь. До сих пор этого не случалось. До сих пор. — Прекрасные имена, Ваша милость. Соблаговолите подождать еще немного — и я принесу вам ваших детей, чтобы вы могли подержать их на руках. *** Королева Бейла Таргариен, Первая луна 140 года от З.Э, где-то в Речных землях Когда у вас обеих есть драконы, вам ничего не стоит устроить разговор с глазу на глаз. Чего стоит улететь из шумной компании и опуститься в каком-нибудь глухом лесу, вдали от деревень и замков? Что касается темы самого разговора… Тут Бейла еще раз порадовалась тому, что мать ее супруга оказалась просто рождена для работы мастером над шептунами. — Скажи, хотела ли ты рассказать мне о том, что ночные скачки с твоим мужем-северянином снова принесли свои плоды — или что лорд Винтерфелла, он же мой десница, тоже «наскакался»? — прямо спросила она. Сестра тяжело вздохнула. — Леди Сабита, да? — Да. Но на самом деле не только она. Достаточно было внимательно смотреть на то, какие блюда ты предпочитаешь… В прошлую свою беременность ты внезапно полюбила мед и сладости. То же самое ты выбираешь и сейчас. — Какая у меня наблюдательная сестра, — подколола Рейна. Королева в ответ усмехнулась еще раз. Если живешь с человеком в одном замке и регулярно делишь с ним или с ней трапезу… поневоле начнешь замечать странности в чужом поведении. — Но да, ты права. Ты скоро снова станешь тетушкой. Бейла закатила глаза. — Я обо одном прошу — постарайся сделать моего будущего племянника не таким несносным, как Дейна! — Почему сразу племянника? Это может быть и девочка. Или опять двойня, кто знает? — Хорошо еще, что я вовремя об этом узнала. Теперь мне придется соблюдать осторожность, чтобы не понести самой, потому что твоя Утро в скором времени надолго лишится наездницы… Молодая драконица, услышав свое имя, шевельнулась и выпустила из ноздрей струйки дыма, но почти сразу снова заснула. — Ради Богов, Бейла… Как будто тебе нужна причина не забеременеть! Правду говорят, иногда лучше промолчать, чем открывать рот лишний раз, особенно в таких вопросах. — У меня, если ты забыла, есть и другие дела. И никакая магия не избавит меня от них. На самом деле… — вдруг разоткровенничалась Бейла. — Мне самой очень нравится наслаждаться близостью моего мужа. И детский смех в Стоунхедже мне тоже нравится. Но вот то, что между ними… — Я прекрасно тебя понимаю. Но вне зависимости от того, насколько ты готова сделать Лейну своей наследницей… Нельзя рисковать, надеясь на нее одну. Нужно как минимум… — Один наследник и один запасной, да, знаю, — ее немного злило то, что сестра напоминала ей очевидные вещи — и особенно то, что она была совершенно права. — Ладно, наверное, попробую еще разок… после зимы. Сестра иронично прищурилась. — И не надо на меня так смотреть! Ты не хуже меня знаешь, что сейчас творится за Узким морем — и я не собираюсь в такое время оставлять Крапиву единственной во всем королевстве драконьей наездницей! Я не могу так рисковать! — Ладно, ладно, — пошла на попятную Рейна. — Ты, наверное, права. Давай лучше поговорим о предложении руки и сердца… — Я не очень понимаю, о чем тут нужно говорить, — отмахнулась королева. — Я сама видела, какими оленьими глазами лорд Криган смотрел на некую леди Блэквуд… В смысле, тем взглядом, которым волк смотрит на оленя. И мне рассказывали, что и она смотрела на него так же, когда думала, что рядом никого нет… В последнее время они на удивление часто отправляются вместе на охоту в Речных землях. Надолго. А возвращаются почему-то почти всегда без добычи — но очень довольные. — В этот раз они рассмеялись обе. — Думаешь, северяне плохо на нас влияют? — Мы дочери Валирии, Рея. Мы народ, который придумал «небесные дома подушек». — А итийские моряки уверяют, что все придумали они… — В пекло итийцев, — отмахнулась Бейла. — Ну так как? Когда свадьба? — В следующую луну, — ответила Рейна. — Если, конечно, ты дашь свое согласие. — Я так понимаю, с этим не следует затягивать. А то если невеста располнеет слишком сильно, это вызовет массу неудобных вопросов… — хотя она знала, что появление беременной невесты под сенью чардрев, где проходили свадебные обряды старобожников, никого не смущало. — Надеюсь, это не вызовет проблем с наследованием… — Все уже давно решено, — успокоила ее сестра. — Слышала о таком месте — Бараньи Врата? — Слышала, — нахмурила брови королева. — Старый заброшенный замок на берегу Студеного моря, так? Место, где располагались Бараньи Врата, считались очень удобными — вот только эти земли оспаривались между домами Мандерли и Хорнвудов, которые никак не могли определиться, кто ими владеет и кто обязан из обустраивать. — Лорд Хорнвуд готов уступить часть своих владений, если Винтерфелл выплатит его долги. А значит, появится возможность создать младшую ветвь Старков, которая будет управлять, возможно, еще одним северным городом… И ей не придется волноваться по поводу того, что будет, когда дети Черной Алли подрастут и начнут искать себе место под солнцем. — В таком случае я не вижу причин для того, чтобы не благословить этот союз. Хотя не удивляйся, если я прямо на церемонии напомню своему своенравному деснице о том, что стоит сначала получить благословение и уже потом… совместные охоты устраивать. — От тебя я и не ожидала ничего иного, сестра. Бейла в ответ только плечами пожала. Как будто у нее был выбор. Из прежних Семи Королевств у нее осталось только три, одним из которых был Север. И ей нужно было его поддерживать и развивать. И пока северяне отходили на юг с наступлением холодов, владения бывших Королей Зимы после прихода тепла привлекали к себе долинцев и жителей Речных земель. И когда они восстановили поголовье овец после предыдущей долгой зимы, именно Север поставлял в королевскую казну больше всего золота и серебра. По большому счету, удивительным было скорее то, что Криган так долго ждал перед тем, чтобы снова связать себя узами брака. Его знаменосцы много лет уже представляли ему юных девиц, а он все отмахивался. В отличие от лорда Кермита Талли, который едва успел отправить свою покойную леди-жену вниз по течению, как Риверран тут же заполонили девицы на выданье. — Есть ли еще вещи, о которых мне стоит знать? Она ожидала — и очень желала в глубине души — услышать слово «нет». Но разве можно было надеяться на такую удачу? — Да. Ночной Дозор. — Я думала, что освоение бывшего Нового Дара проходит согласно планам? — недовольно переспросила она. — Это так. И Орден Черных Мечей в полной мере себя оправдал. Вот только эти успехи были достигнуты за счет того же Дозора. За исключением Ройсов и некоторых других домов, сохранивших старую веру, жители Долины и Речных земель теперь стремятся исключительно в Черные Мечи. А южане… Эти уже лет десять не шлют никого, кроме самых никчемных отбросов… Увы, но это было правдой. Королевская Гавань отправляла в Восточный Дозор не более одного корабля в год. И это был единственный пример во всем Зеленом королевстве. Утес Кастерли, Старомест, Штормовой Предел — все они давно махнули рукой на защитников Стены. И, по большому счету, защитники были этому только рады. Браконьеры, насильники, воры, убийцы, клятвопреступники, работорговцы и прочие темные души, которых они старались сплавить на далекий Север, делали все только хуже. Единственной надеждой Дозора оставался Север, который в изобилии поставлял на Стену воинов-добровольцев и командиров. Но остальные в большинстве своем отправляли тех, кого сами не желали видеть рядом с собой. И это касалось не только Зеленых, но и ее собственных владений к югу от Перешейка. — И чего ты от меня хочешь, сестра? Братья Ночного Дозора служат пожизненно — не мы это правило ввели и не нам его отменять. Вот почему мои рыцари предпочитают Черных Мечей. Да, там не нужно было служить до самой смерти. А еще за службу полагалась пусть и скромная, но оплата. И не требовалось брать на себя обязательные для черных братьев на Стене обеты, лишающие самых простых человеческих радостей. Поэтому им было где потратить заработанные на Севере золотые драконы. — У лорда Старка есть кое-какие предложения. Я надеюсь, ты его выслушаешь, когда будешь на Севере в следующую луну. Если лорд Винтерфелла не собирался использовать ее сестру в качестве простого гонца… а надеялся на что-то большее… В общем, Бейла почувствовала, что ей сильно не понравятся его предложения. Но она сама признавала, что дела в Ночном Дозоре шли, мягко говоря, неважно. И южане старались поменьше вспоминать о черных братьях не просто так. — Если меня не заставят выслушивать непристойные байки про их «совместную охоту» в Речных землях… — Вот этого я обещать тебе никак не могу. Ты же знаешь, что в основном гостями на свадьбе будут лорды Севера… — Не могу дождаться снова их увидеть, — солгала Бейла. — Там хотя бы будут горячие источники, где можно будет согреться холодной северной зимой… *** Старший капитан Вирго Набадар, Вторая луна 140 года от З.Э, корсарский корабль «Пурпурный охотник», где-то в устье Пентошийского залива — Мы настигли их, капитан. — А что, кто-то сомневался? — усмехнулся Вирго. — Готовьте экипажи к бою. — Капитан… — из голоса его первого помощника вдруг пропала решительность. — Пентошийские корабли пытаются спрятаться за конвоем. — Это я и сам прекрасно вижу, — «Они что, думают, что я ослеп от яркого солнца?» — Что ж, тем хуже для них. Тот, кто пытается защитить противника, сам становится законной военной целью… — Капитан, у нас всего четыре корабля, а этих в разы больше. И закатники идут под знаменем с морским коньком… Когда мы выходили в море, между нами не было войны. — И что? — рявкнул Вирго. — Разведка уже донесла, что именно везет этот конвой! И вы все прекрасно об этом знаете, когда к нам прибыл гонец из Адмиралтейства! Полные трюмы железа и оружия, которые закатницкие выродки продали рабистам за их кровавое золото! — Э… Ну… Да, капитан, я помню… Но это нейтральная сторона… Они сами решают, с кем торговать и… — Вот-вот. А потом они выходят в море, где уже мы решаем, кому жить, а кому нет. Флотская разведка не докладывала им о том, сколько стоит груз, перевозимый этими кораблями, но сумма была явно очень и очень большой. И то, что Пентос выделил на охрану конвоя из своего подобия военного флота аж восемь военных галер, еще раз это подтверждало. — Удача сопутствует смелым, — улыбнулся Вирго. — Я не стану спорить с тем, что мы допускаем некоторые вольности с нашими каперскими патентами… Но Аренго, я уверен, не станет жаловаться, когда мы вернемся домой с роскошной добычей и наши покровители получат свою долю. — И весь город будет завидовать полным кошелькам наших матросов… И все они будут слушать, затаив дыхание, о нашем великом успехе, — подхватил его квартирмейстер с горящими в предвкушении глазами — такие больше подходили акуле, поймавшей сочную добычу. — Оружие, которым они хотели убить много славных воинов Браавоса, станет нашим — и будет вместо этого умножать славу Республики и нашу! Что — кто-то против? — Передайте приказ: всем готовиться к бою. Нам предстоит взять на абордаж немало судов и отправить на корм рыбам немало рабистов и их друзей-закатников… Хотя кого-то, возможно, стоит и на рее вздернуть, в назидание. Ветер сегодня благоволил им и корсары быстро настигли свою добычу. Вирго не слишком этому удивился — он знал, что военные моряки Республики были лучшими в известном мире, а эти загруженные по самую ватерлинию торговцы были неуклюжими, словно киты, и не могли разогнаться как следует… — Роберто передает, что его «Синий Меч» готов связать закатников боем. — Надо бы прибавить ходу, а то нашим совсем ничего не достанется, — пошутил Вирго. — Начнем вот с этого торгового корыта. Похоже, он… — О, во имя Лунных певиц! Вирго резко развернулся туда, куда ему указывал помощник — и увидел, как в «Синий Меч» летят сотни стрел и несколько запущенных скорпионами снарядов. Нет. Это было невозможно. Откуда у этих кораблей, сопровождавших конвой… Затем старший капитан посмотрел в сторону каракки, которую он сам готовился взять в качестве приза. «Торговое корыто», которое он только что сравнил с толстым жирным китом, чья туша, казалось, сама просила всадить в нее гарпун, буквально кишело людьми в одинаковых синих одеждах. Они выстраивались вдоль бортов с луками в руках. И откуда-то на палубе появились тяжелые скорпионы. Оказывается, они здесь были не хищниками. Охотились не они — охота шла на них самих. Их расстреливали в упор, одновременно сбрасывая деревянные фальшборта, с помощью которых противник маскировал военные суда под торговые. — Сигнальщик! Поднять черно-желтый флаг! Приказ «Синему Мечу» — немедленно отходить! — Они его почти отрезали! Он не сможет… Новый залп стрел накрыл их — и Вирго стиснул зубы от бессилия, слыша крики боли тех славных республиканских моряков, кого они нашли. А «Синий Меч» тем временем умирал прямо у него на глазах. Корабль начал крениться на борт и было видно, как с палубы падают в темную воду человеческие фигурки. — Капитан… Закатники… Они меняют курс, — вывел его из оцепенения первый помощник. — Они с самого начала были в сговоре с рабистами! Это… Это как пастушеские собаки, которые умеют прятаться среди овец, чтобы волков выманивать! — Это неважно. Мы все равно их перебьем, всех потопим и захватим, будь то военные суда или торговые! Он понимал, что это будет стоить им большой крови. Но они должны были победить! Иначе и быть не могло — их даже рабисты из развалившейся Триархии били, даже несмотря на то, что на их стороне были драконы! И они обязательно победят… Но не сейчас. Их было мало и они угодили в западню, из которой еще могли вырваться. Но завтра наступит новый день, когда они научат рабистов и их лицемерных приспешников тому, что море принадлежит Республике. И всегда будет принадлежать. — Мы вернемся… — поклялся он. — Мы вернемся — и тогда закатники сто раз пожалеют о том, что сделали сегодня… *** Принц Фоско Дориатис, Вторая луна 140 года от З.Э, Голубая резиденция Дориатисов, Пентос — …И тогда последний корабль, увидев, что случилось с тремя его товарищами, решил, что жизнь ему все-таки дороже славы. И сбежал. — Подумать только… Это первое военное поражение на море, понесенное Браавосом, за целое десятилетие. — Нет. Это первое сражение, окончившееся неудачей для небольшой эскадры свободных капитанов на службе Браавоса, — поправил его Коломбано и вздохнул. — Я не знаю, о чем вообще думал капитан-корсар, командовавший отрядом, когда ринулся в бой с четырьмя кораблями против двенадцати, зная о том, что против него сражаются ветераны, служащие дому Веларионов… Фоско только головой покачал, прицокивая языком. Он знал, что браавосские моряки считают себя подлинными богами моря, но такой риск даже по их меркам был чрезмерным. Особенно для корсаров, которые, как известно, сражаются не ради славы (в том числе посмертной), а только лишь ради наживы. Но чтобы вот так гробить выделенные тебе корабли… — О чем он думал и думал ли вообще… Это уже неважно. Два захваченных корабля и один потопленный — это, безусловно, хороший итог. Фоско предпочел бы, чтобы эту победу одержал военный флот Пентоса, а не заморцы… Но сказать такое вслух казалось ему черной неблагодарностью. — Так и есть, — согласился кузен. — И оружие, которое они привезли, позволит нам вооружить много новых отрядов и призвать больше наемников. Если у нас будут еще луны две-три… И если нам удастся провести еще один такой же конвой… В этом случае у нас будет шанс дать Браавосу сражение на суше. Говорить о том, насколько велики их шансы все это получить, он не стал. Что ж, и на этом спасибо. — Я полагаю, того факта, что браавосские корсары, не раздумывая, ударили по кораблям, несущим знамена с морским коньком, все равно будет недостаточно, чтобы убедить Черную королеву вступить в войну? — спросил принц. — Когда я разговаривал с адмиралом Веларионом, он считал иначе… — поморщился Коломбано. — Но я скорее соглашусь с тобой, чем нет. Если бы, конечно, речь шла о торговых судах закатников, охраняемым их же кораблями… Тогда, возможно, все закончилось бы иначе. Но наши торговые капитаны, узнав о том, что мимо идет караван, сами к нему присоединились — и, по сути, потащили за собой охотников. Которые, согласно морскому праву, могли преследовать и атаковать пентошийские суда. И то, что моряки Веларионов восприняли их появление как угрозу для себя… — Они могут рискнуть снова? — Фоско мысленно выругался за абсурдность такого вопроса. Естественно, браавосские капитаны попытаются еще и еще. Потому что знают: каждый купленный в Закатных королевствах меч, который они не перехватят, будет рубить и колоть солдат Морского владыки. — Я понял. Глупый вопрос, да? — Да. — Ох… Есть новости от Марино? С твоих слов, он находился в Солеварнях, когда корабли Веларионов вышли в море. — Торговое сословие выступает за войну, — с разочарованием в голосе ответил магистр. — Купцы Солеварен и Чаячьего города прекрасно понимают, что их ждет, когда Браавос станет единоличным гегемоном на всех морских путях и будет диктовать цены на зерно. Вот только для закатников слово купца не является законом. У них правит военная андальская знать… Для которых мы остаемся презренными работорговцами. И этот довод перечеркивает все остальные. — А что говорит королева? Лорды из андалов и Первых людей — это одно, но если драконы поднимутся в воздух и Черное королевство… — Она не заинтересована в том, чтобы участвовать в войне — во всяком случае, на нашей стороне. Марино надеется убедить ее в том, что мы оказались жертвой кровавого и неспровоцированного вторжения со стороны северного соседа. Собственно, Дейрон Веларион тоже так считает — именно он убедил ее включать в торговые караваны такое количество военных кораблей. Поэтому они и позволили нам присоединиться… Но если Браавос не совершит какую-нибудь глупость, вроде прямого вторжения или хотя бы нападения на одну из гаваней в Закатных землях… Тогда их помощь нам этим и ограничится. — Поверить не могу. В Королевской Гавани ее представляют как какую-то демоницу, жаждущую крови, а на деле… — Нет, если бы на них напали не корсары из Браавоса, а налетчики из флота Зеленых — в этом случае ответ был бы куда более быстрым и жестким, — пожал плечами Коломбано. — Не забывай о том, что несмотря на все разрушительные войны по ту сторону моря, владения драконьих владык в Вестеросе могли наслаждаться целыми поколениями, не видящими ничего, кроме мира. И драконы большую часть времени спокойно спят — если только их не разбудить и не разозлить как следует. Он хотел было поинтересоваться, а что они могут сделать, чтобы разбудить их поскорее… Но сразу же передумал. Потому что если закатники поймут, что за этим стоит Пентос… В этом случае брави, когда доберутся до них, увидят лишь пепелище, вроде того, во что превратился Харренхолл. Нет, нет и нет. Им ничего не оставалось, кроме как надеяться на то, что Браавос совершит какую-нибудь немыслимую глупость. И принц сильно сомневался в то, что в руководстве Республики кто-то на такое способен. То, что нынешний Морской владыка пришел к власти, залив свой город кровью, не означало, что он от этой крови вусмерть опьянел. Если же такое все-таки свершится… В этом случае никакой Железный банк и никакие Безликие не спасут Браавос, когда над ним появится огромный огнедышащий дракон. — Как обстановка? — он наконец-то задал вопрос, которого так долго избегал. — Плохо все, — честно ответил Коломбано. — Завтра нам, скорее всего, сообщат о том, что Паладос взят, разграблен и сожжен. Все было не плохо — все было ужасно. — Там был гарнизон из пятисот человек. — А против них — несколько тысяч, — его кузен был подлинным эталоном черного вестника. — Они еще успели прислать почтового ястреба. Пишут, что туда явился чуть ли не весь Первый флот адмирала Бартариса. Свыше дюжины больших галеасов, штук тридцать быстрых галер, очень много каракк и транспортов для перевозки войск и припасов. Гарнизон держался столько, сколько мог, но я склоняюсь к тому, что они не обескровили противника, а только разозлили еще больше. Эти слова следовало выбить на их надгробном камне — с учетом того, в какой яме они оказались. Он знал, с какой безжалостностью поступали военные моряки Браавоса с захваченными кораблями, если находили на борту хоть какие-то признаки присутствия невольников. Но это было раньше. С приходом к власти Залина Республика просто спятила. Тысячи молодых брави, которых раньше не интересовало ничего, кроме драк на улицах, теперь мчались по Эссосу и убивали всех, кто оказывался у них на пути. — В Разисе, Рагизаресе, Диакросе и Паладосе почти не было рабов… Это же все знают! Ну… или почти не было. Слишком накладно их там содержать. Но если они все равно устроили такую бойню в северных землях… Что они будут творить, когда доберутся до нас? — Я не знаю, — ответил Коломбано. — Но мне почему-то кажется, что они захотят повторить опыт Старой Валирии в их последнюю войну с гискарцами… Да. В войну, которая окончательно похоронила гискарский народ, несмотря на то, что жители Гаэна и Нового Гиса изо всех сил старались показать, что это не так. Солдаты Браавоса не брали пленных ради того, чтобы брать за них выкуп или делать их рабами. А значит, лучшим исходом для магистров и их близких в случае победы врага будет самоубийство… Фоско чувствовал, как дрожат его руки. «Безумие. Просто безумие…» — Ты сказал, что нам нужно продержаться две или три луны? — в таком положении он готов был хвататься за любую соломинку. Кузен кивнул. — Через две луны у нас будет достаточно наемников и ополченцев, чтобы удержать Пентошийский залив от вторжения. К этому же времени мы достроим, доукомплектуем, наймем или купим не менее семидесяти военных кораблей. Конечно, они будут хуже браавосских, а от их галеасов нам в любом случае придется держаться подальше, но… Береговую оборону мы худо-бедно наладим. Наши мастеровые наладили выпуск арбалетов мирийского образца — разумеется, они куда хуже и проще, зато их можно делать много. На третью луну мы ожидаем прибытия десяти наемных отрядов и еще нескольких кораблей, которые помогут их переместить в Сидорис и прилегающие к нему крепости. Остальным городам придется справляться самостоятельно, нанимая солдат и укрепляя стены. К тому времени мирийцы смогут начать отправлять к нам морские караваны, а мы получим годовую прибыль от продажи специй и пустим ее на приобретения большего количества оружия… Это звучало весьма многообещающе — особенно на фоне того, что было сказано ранее. И в то же время удручало — тем, что они вынуждены были искать защиты у наемников вместо того, чтобы брать в руки оружие самим. Так повелось еще в Кровавый век и все были довольны — до сегодняшнего дня. — …Но я все равно не думаю, что этого будет достаточно для победы, — признался магистр. — Арсеналы Браавоса очень обширны и многочисленны и они могут восполнять свои потери куда быстрее и проще, чем мы. Но есть еще одна важная вещь — погода. Она быстро ухудшается. И мы, в отличие от Морского владыки, можем позволить себе формально отказаться от всех обязательств перед Железным банком. И мы не тратили такие состояния на строительство огромных военных флотов. И теперь, когда все магистры осознали, что нам грозит, мы можем мобилизовать все деньги и ресурсы для защиты Пентоса… — То есть если мы не проиграем в ближайшие три луны, это будет означать втягивание Браавоса в затяжную и кровопролитную войну — и только? — Да. Но с чего ты… — С того, что я тоже умею читать карту, — скривился Фоско. — И они, когда поймут, что молниеносное наступление провалилось, первым же делом окончательно придушат нашу морскую торговлю. И у них уже есть для этого морские базы на земле, которая раньше принадлежала нам — даже если они не продвинутся дальше. А они наверняка продвинутся. Если Сидорис падет… — Значит, мы окажемся одной ногой в могиле. И только чудо не даст нам встать туда второй ногой. И знаешь что еще… Я не думаю, что они станут ждать три луны для нового наступления. *** Никто, Вторая луна 140 года от З.Э, где-то между Гоян Дроэ и Пентосом — Проснись. И он проснулся. Он не помнил, где и когда заснул и… Ох… Вспомнил-таки. — Ты должен быть мертв. — Да. Его цель улыбалась. На первый взгляд она представляла собой доброго и почти безобидного старика. Но он знал, что это ложь. — Я потерпел неудачу, — признался убийца. — Но за мной придут другие. Валар Моргулис. — Да, — «добрый старик» даже бровью не повел. И Никто почти поверил в его искренность. Почти. — Я прекрасно знаю, кто ты, какой Орден тебя ко мне отправил… и что он собой представляет. Но раз уж тебе не удалось забрать мою жизнь, а мне удалось не забрать твою, почему бы нам… не знаю, может, поговорим немного по душам? — Мне не о чем говорить с таким, как ты, — ответил Никто с уверенностью тверже любого железа. — Значит, говорить буду я один, — его цель продолжала приветливо улыбаться. — И первым делом я хочу поговорить о жертве. Никто почувствовал глубоко внутри противный холодок — просто от того, как его враг произнес последнее слово. — Видишь ли, высокий валирийский язык совершенствовался и развивался на протяжении тысячелетий, но… В нем все равно остались огрехи. И этот мне кажется особенно прискорбным. Когда-то, очень давно, это слово несло в себе другой смысл. Оно обозначала некое отречение, добровольное лишение себя чего-то важного. А потом вдруг поменялось. И так стали называть символические подношения Богам и Богиням без какой-либо отдачи. Проще говоря, выбрасывание этого дара в никуда. — Я знаю, что такое жертва, Хастуро Невыразимый. — Ты? — развеселился враг. — Я пожертвовал своей фамилией, когда мне было всего двенадцать. А ты? Скажи, ты помнишь хоть что-то о мальчике, которым ты когда-то был? — Я Никто. Я клинок Многоликого. Я… — Ты пустышка, — наконец-то эта улыбка ушла с его лица. Но ее место заняло то, чего Никто никогда не думал увидеть на лице обреченного на смерть. Жалость. — Ты позволил им опустошить тебя изнутри и снаружи. И хуже всего то, что все это ты сделал зазря. Подлинная жертва приносится смертным лишь в надежде получить что-то взамен. А ты выбросил свою жизнь просто затем, чтобы выбросить. И уже потом натянул маску своего Ордена… — Мы Безликие. У нас нет ни лиц, не имен… — Никто до сих пор не понимал, почему враг тратит впустую его время — и свое тоже. — Ты не Безликий, — добродушно поправил командир наемного отряда. — Ты Безымянный. Так правильнее будет. Пустая тряпичная кукла, которой управляет Безымянный Круг. Никто вздрогнул. Он почувствовал что-то такое, как будто… — О, ты тоже это заметил? Демоны ждут. — Странно слышать такое от человека, совершившего бесчисленные злодеяния во имя демона. — Ошибаешься… — ему показалось, или враг начал злиться? — Я служу Всематери, Черной Козе Из Леса и Тысячам Тысяч Ее Детей. Мое служение идет не демону, но демонице… Никто был прав. Доброе лицо было лишь завесой, скрывавшей безумие. — Ты так легко говоришь о жертвах… Но где была твоя покровительница из преисподней, когда пришли дотракийцы? Улыбка вернулась на прежнее место. — Ох, Безымянный… Не стоит так выпячивать свое невежество, — чудовище в людском обличье снова посерьезнело. — Вы даже не представляете, чего избежали благодаря нам… Но время у нас есть и я готов просвятить тебя о том, что глупцы-чужестранцы любят называть Битвой Трех Тысяч. Жрец-наемник тихо откашлялся и заговорил. — Два с лишним сотни лет назад в земле, которую все сейчас зовут Дотракийским Морем, появился великий человек по имени Менго Теммуко. Никто не знает, каким было его прошлое, но оно точно было не из приятных… И он загорелся мечтой сотворить новый мир, единый и справедливый, без угнетателей и угнетенных. Мир, в котором нагая дева с мешком золота могла бы проехать верхом через всю степь, не боясь ни за свою ношу, ни за своего коня, ни за свою невинность. Он сумел собрать все кхаласары под своей властью и был провозглашен Великим Кхалом Поднебесного мира. А потом его Кхаланат стал стремительно расти вширь. Мудрым словом, щедрым даром и неодолимой силой он расширял свою власть во все стороны света, не зная поражений. Когда его послы явились ко двору враждующих между собой сарнорских князей, те изрубили их на куски. И Менго после своей победы замотал всю пленную знать в дорогие итийские ковры и устроил победный пир прямо на их телах. А их княжны и княгини стали его женами. К концу жизни перед ним склонился не только дотракийский народ, но и многие сопредельные земли. Города под его властью стали меньше, но наслаждались невиданным доселе процветанием, не боясь, что придет враг и предаст всех огню и мечу. А дотракийцы стали богатейшим народом Эссоса, ибо они контролировали все сухопутные торговые пути известного мира, пока дочери погибшей Валирии убивали друг друга. Потом Менго умер и новым Кхалом Кхалов стал его сын Моро, который собрал новое конное войско, крупнейшее из всех, и повел его в новый освободительный поход… То, что он сейчас рассказывал… Это даже бредом назвать нельзя было. Даже сумасшедший не мог представить дотракийцев такими. — Кхаласар Теммо стал спускаться вниз по течению Койны и пересек Великий лес, отделявший владения Квохора от Эссарии. На нас шла величайшая и в то же время быстрейшая армия известного мира. Или нет, даже не армия… На нас шла новая цивилизация, выросшая в седле. Шла, чтобы стереть своими копытами в пыль старый мир, полный лжи и крови — и вырастить на его месте новый. Мужчины, женщины, дети, кони и овцы шли с одним знаменем и одним Законом. И когда слуги Всематери узнали об этом, они поняли, что обречены. Никто удивился. С чего бы вдруг? Высокие и крепкие стены Квохора против толпы кричащих дикарей с аракхами… — Вместе с кхалом Теммо шли осадные инженеры из Эссарии, которые служили ему верой и правдой, — Хастуро словно угадал его мысли. — Они даже кое-кого из наших переманили… Кого-то за деньги, а кого-то просто так. Среди них были и мастера-металлурги, открывшие кхалу и его воинам секрет валирийской стали. Мы понимали, что за стенами мы не отсидимся. И никто не придет к нам на помощь. Никто, кроме Всематери. Но Ей нужна была жертва… И Невыразимый вдруг замолчал. Словно вспомнил что-то очень стыдное. Никто не смог сдержать усмешки. — Я уже понял все. Безупречные. Рабы-кастраты стали той самой жертвой… — Ничего ты не понимаешь, Пустышка, — ответил ему Хастуро. — Не Безупречные были жертвой. Ею стала вся квохорская армия. — Что? — Жертва, что не имеет для тебя подлинной ценности — не жертва, — произнес жрец-наемник с пугающей очевидностью. — И если ты хочешь выпросить у божества свершение такого масштаба… которое нельзя назвать иначе как чудом света… Очевидно, что и жертва должна быть соразмерной. И десятки тысяч отцов, сынов и братьев пошли на смерть, зная, что у них нет ни единого шанса выжить или хотя бы уйти со славой. Они ушли как часть величайшей кровавой жертвы из всех, что когда-либо приносили наши жрецы. И этого… едва хватило. Но все же хватило. Хастуро Невыразимый медленно выдохнул. — У нас получилось. Мы смогли проклясть дотракийцев. В одну ночь неодолимая военная махина превратилась в стадо диких зверей, поклоняющихся богу в облике коня. Но знаешь, что мы отдали взамен? Ушло не только все наше войско. Ушла сама возможность для жителей Квохора взять в руки меч и встать в строй для защиты родного города. Стоило нам хотя бы попытаться снова создать регулярное военное ополчение… ты даже не представляешь, чем это оборачивалось. Она не прощает обмана. Вот почему мы постоянно закупаем Безупречных в таком количестве. На них этот кровавый договор не действует — и это единственные воины, которые у нас есть и будут… — Вы безумцы, — не выдержал убийца. — Ага, — легко согласился квохорец. — Только безумцы могли решиться на такое. Нормальный человек не поверил бы, что это вообще возможно. Но мы смогли. На следующее утро дотракийцы превратились в злобных дикарей, разом утративших все умения вести победоносные войны. Они желали только жечь, грабить и убивать — неважно, кого именно. Вместо безнадежной осады мы получили тупое стадо, раз за разом бросающееся на стройные ряды Безупречных… Даже когда перед ними вырос целый вал из трупов их соратников. Но они все равно атаковали и гибли — и вместе с ними гибла мечта о Великом Кхаланате. Чудовище в людском обличье снова вздохнуло. — К моему большому сожалению, наши предки не все учли. Боги всегда приносят жертвующим именно то, чего они просят, не больше и не меньше. Мы умоляли Всематерь вдохнуть в сердца дотракийцев все то, чего они были лишены. Злобу к тем, кто сильнее, и презрение к слабым. Отвращение к доспехам и военной тактике. Жажду крови и разрушений, которую они никогда не смогут утолить. И Она исполнила нашу просьбу. Но мы не учли, что ни один зверь не плодится так быстро, как паразит и падальщик… И когда мы поняли, что натворили, многие из жителей славного Квохора запаниковали… «Нет, нет, это не может быть правдой! Не может!» — Так это все вы… Вы сотворили орды кровожадных дикарей, которые сотни лет грабят и разоряют все Вольные города! — выкрикнул Никто. — И все это из страха за то, что новый Кхал Кхалов вновь соберет их орду воедино? — Даже мудрейших из мудрых страх порой толкает на очень глупые вещи, — легко улыбнулся Хастуро. — А в остальном… Да, все именно так, как ты и сказал. — Но почему никто не попытался обратить заклинание вспять, когда вы поняли, что натворили? — А с какой стати нам обращать все вспять, Безымянный? — покачал головой жрец-наемник. — Мои братья по вере любят приносить жертвы, но часто забывают о том, что кровь никчемных рабов и свободных, не представляющих для тебя никакой ценности, не может быть надлежащей жертвой… Да, нам удалось разобщить дотракийцев, лишить их разума и стравить между собой. Но мы не знали, чем это может обернуться в дальнейшем. Что будет, когда кхаласары станут слишком большими — и когда они в своем кровавом безумии перебьют весь скот и вытопчут все поля. Им ничего не останется, кроме как начать новое вторжение во земли за пределами Дотракийского Моря. Но это будут уже не завоеватели, сливающие страны и народы в единую общность. Это будет людская саранча… Впрочем, к чести моих пращуров скажу, что кое-что они все-таки предусмотрели. Глубже всех они вбили в головы степных крикунов непреодолимый страх перед соленой водой. Даже если вдруг среди них родится новый Кхал Кхалов и все остальные изменения будут стерты… В этом случае служители Всематери смогут спастись за морем, что станет для них неприступным щитом… Безликий очень хотел убедить себя в том, что этот человек лжет. Он не мог не лгать! Потому что правда, рассказанная им, была слишком страшной. — Впрочем, вскоре выяснилось, что заклятие сработало не полностью. Кое-какие воспоминания о прежней жизни у них сохранились. И кое-где… они проявляются сильнее. В Ваэс Дотраке вот до сих пор нельзя проливать кровь — когда-то Менго мечтал разнести этот порядок по всему миру. А ту часть его народа, что возделывала землю Лхазара, проклятье не затронуло вообще. И теперь они страдают сильнее других от набегов своих же бывших сородичей. Есть и другие, кто пытается вырваться из колдовских пут… и делает все, чтобы вспомнить — и помочь вспомнить другим свою истинную сущность. Многим из них для этого приходится покинуть свой народ. Кое-кто сейчас сражается вместе с отрядом Козла, как бы иронично это ни звучало… — И зачем ты сюда пришел? Чтобы пролить кровь миллиона людей на тысяче полей битвы и попросить взамен что-то еще более ужасное? — Если бы все было так просто, неужели я не сделал бы так раньше? — этих слов было достаточно, чтобы напомнить о том, каким чудовищем был Хастуро Невыразимый. — Нет. Пока люди Квохора сами готовы приносить себя в жертву, вне зависимости от того, какие ничтожные и эгоистичные смыслы в них вкладываются… крови как таковой будет мало. Нужно добавить кое-что еще. Но на наше счастье, Черная Коза не просто благодетельствует Ее слуг великим плодородием. Она иногда посылает кое-кого сама… Никто понял, что ему не понравится то, что он услышит дальше. — Легко, конечно, сказать… но сделать намного труднее. Всематерь правит Десятым кругом. Значит, мне открыты круги выше. Выбор, сам понимаешь, не особо велик… Никто вдруг ощутил, как все его тело буквально выворачивается наизнанку, словно изнутри кто-то… Затем он открыл рот — и кто-то другой заговорил его устами. — Ты… — раздался рык жуткой твари, — все равно не откроешь для себя Четырнадцатого круга! Жрец Всематери рассмеялся в ответ. — Не тебе мне приказывать, порождение Безымянного Круга. Кстати, ты-то какое место в нем занимаешь? Точно не Верховный Владыка, его уже сжег Черный Ужас… — Мы уничтожили валирийцев. Мы разрушили их каменные якоря. Мы закрыли Врата Круга Пламени и Крови. Встаньте против нас — и вы погибнете. В его руке появился кинжал со стеклянной рукоятью, в которую был вплавлен большой блестящий камень. Красный, словно свежая кровь. — Камень Аннатарикса, — зло прошипело чудовище, управлявшее его голосовыми связками. — Какая ирония… Валирийские рабы называли этот минерал титанитом… — усмехнулся жрец. — Что ж, честно скажу, наш разговор был приятным… Но, увы, нам пора прощаться. Мне нужно много жизненных сил и раз уж так удачно подвернулась твоя марионетка… — Что ты сделаешь? — Если все и дальше будет идти так, как идет, эта война слишком скоро закончится и Браавос одержит полную победу. А мне это совсем ни к чему. И ждать нового шанса в мои годы… Это в высшей мере неразумно. Поэтому я немного испорчу для них погоду. — Ты все равно не жилец. Мы придем за тобой. Мы убьем каждого поклонника Четырнадцати богов, кто осмелится встать на твою защиту! — Я знал, что ты это скажешь — и что вы так сделаете… — он занес кинжал. — Но ты думал о том, что будет с тобой, Безымянный? Если ты надеялся влиться в бесчисленное множество безликих демонов… Это напрасно. Ты им не станешь. Забудь Безымянный Круг, тебя ждет одна лишь бездонная пустота. Кинжал резко опустился. И сразу два голоса взревели в предсмертной агонии — Никто и живущий внутри него демон. *** Адмирал Девио Бартарис, Вторая луна 140 года от З.Э, тяжелый галеас «Меч Титана», западное побережье Эссоса — Не нравится мне это, Марко… — Я знаю, адмирал. — Не нравится мне это, — повторил Девио Бартарис, делая вид, что он не слышал слов своего верного помощника. — Я знаю, что мы на верном пути и четко следуем стратегии Морского владыки… Но мне не нравится то, как мы это делаем. — Мы заранее знали, что нехватка простой пехоты сильно осложнит наши задачи. — Да. Но это не повод, чтобы набивать наши трюмы вспыльчивыми брави! — сказать по правде, сам Девио не особо против этого протестовал. Он был больше занят тем, чтобы другие претенденты на должность адмирала Первого флота заткнули рты и открыли уши его аргументам. — Я надеялся, что офицеры смогут хоть немного вбить в их горячие головы дисциплину и дадут понять, что война — это не драка на мосту с такими же юнцами за сердце очередной куртизанки! Но, как показал опыт Паладоса, надеялся я зря. — На самом деле они показали себя не так уж и плохо, адмирал… — Девио пристально уставился в глаза своего помощника. — По крайней мере, пока не вылезли те проклятые мирийские арбалетчики… — Не мирийские, а пентошийские, вооруженные мирийскими арбалетами, сделанными в Пентосе, — мрачно поправил его старый флотоводец. — Наши шпионы хорошо сработали, но кое-какие важные вещи они все же упустили. Раз уж этих игрушек так много во всех деревушках в окрестностях Паладоса, это значит, что Пентос давно начал выпускать свои аналоги мирийских самострелов. В очень больших количествах. На море, конечно, это ничего не меняло — противник по-прежнему мог бросать против их эскадр лишь одинокие военные корабли. А вот на суше это умножало потери, когда распалившиеся брави лезли на штурм без оглядки. — Да, — адмирал заставил себя успокоиться, понимая, что громкий и частый стук его сердца все равно ничего не изменит. — Все шло как надо, пока наши встретились с этими… И сообразили, наконец, что шлемы, щиты и кольчуги существуют не для того, что их покупают всякие трусы. Но многие погибли быстрее, чем поняли это, Марко! А теперь представь, что было бы, не будь у нас десятикратного перевеса над противником! — Ничего хорошего, адмирал, — с твердостью и уважением в голосе ответил его помощник. — Но какой у вас был выбор? Республиканскую морскую пехоту нужно беречь для штурма Сидориса. Танекс, Разис, Диакрос, Паладос… Список побед звучал впечатляюще, но все они были лишь прелюдией к настоящей битве. Северные владения Пентоса были слабозаселенными и малозначимыми. Даже Аргилон, ближайший «настоящий» город, который они тоже должны были захватить, был населен менее чем десятью тысячами душ. Брави не задумывались о том, что заселение валирийцами Эссоса шло с юга на север, а не наоборот. И что между Равнинами и долиной Ройны тянулась горная цепь — и до того момента, как владыки драконов протянули валирийскую дорогу через Гоян Дроэ, караванщики из Норвоса и других восточных земель никак не могли пройти сюда. Самые богатые и населенные земли, принадлежащие врагу, раскидывались вокруг Пентошийского залива или южнее. Там же проживала большая часть рабов, которых им предстояло освободить. Вот почему все предшествующие войны между Республикой и Пентосом были торговыми — им не за что было воевать. Были, конечно, деревни и хутора, а также многочисленные стада коз и овец, но для того, чтобы их отыскать, нужно было неделями топать вглубь суши, а пентошийские фригольдеры, как правило, были достаточно хорошо вооружены, чтобы бороться с разбойничьими шайками или кем-то похуже. Настоящая война должна была начаться у Сидориса. Хотя предшествующие события зародили в его голове немало сомнений по этому поводу. «Если бы у нас было больше времени», — думал он. — «Я бы все отдал за семь-восемь тысяч копейщиков, подкрепленных легкой конницей, для охраны флангов…» Несколько ударов сердца спустя Девио Бартарису почти стало стыдно. Он находился на острие атаки, он командовал самым мощным из флотов Республики, который должен был вонзиться в тело самого рабовладельческого строя и напиться его крови, возвещая о новой эре свободы и равенства. Первый флот, которым он командовал, был сильнее того, что Три Сестры бросили в битву при Глотке, а Арсенал уже строил новые корабли, более мощные и тяжелые, которые тоже скоро должны были направиться на юг… — Прости мою слабость, Марко. Видимо, незапланированные потери немного меня обескуражили. — Для этого и нужны помощники, адмирал. Девио улыбнулся одним уголком рта, но эти слова не смогли согреть его старого сердца. — В конце концов… Он не договорил. Кто-то постучал в дверь. — Да? — Простите, адмирал, но капитан срочно просит вас на мостик. Погода очень быстро портится… Да он и сам уже знал, что погода портилась! Но Девио не стал ругаться на юного мичмана, принесшего эту новость. Мальчишка был всего лишь гонцом. «Боги, неужели я тоже когда-то был так молод?» Ему не потребовалось много времени на то, чтобы выйти из каюты, набросив на плечи любимый красивый плащ, купленный четыре луны назад. Разумеется, он был пурпурного цвета, который считался живым символом Браавоса и Тироша. А там… Все его мысли отошли на задний план при виде совершенно черного неба и волн, поднятых ураганным ветром, который чуть не сбил его с ног, едва он оказался на палубе. «Клянусь всеми Богами Семи Морей, это не просто «погода портится»! Это… у меня слов нет, что это такое!» — Прямо на нас идет буря, адмирал. И ветер… он усиливается, — доложил капитан «Меча Титана» сразу же, как только они обменялись приветствиями. — Одна галера уже лишилась мачты и дальше, я боюсь, будет только хуже. — Не далее как сегодня утром мы миновали Чаячий остров. Есть ли там ручей или залив, где наши галеры могли бы переждать шторм? — Никак нет, адмирал. Но прямо сейчас по левому борту от нас Серые рифы… И ветер, как назло, дул прямо с севера. А значит, они не могли вернуться в Паладос и переждать непогоду там. — Придется встретить бурю здесь, — мрачно заявил адмирал. — Понимаю, это не лучший выбор, но… Попробуем уйти в Черный Крюк. — Адмирал, до него почти целый день пути и… В этот момент ветер, и без того совсем не спокойный, ударил их снова, словно оружие неведомого злого бога. Краем глаза Бартарис увидел, как еще одна мачта рухнула, переломившись пополам. Стихия наконец-то дала волю своей ярости в полной мере. И первая же волна дождя промочила их всех до костей. И небо становилось все темнее. И его бедным старым глазам казалось, что на землю спустилась ночь. — Да помогут нам Боги, — еле слышно произнес адмирал. — Забудьте о Серых рифах! Надо… Накрывшая «Меч Титана» приливная волна поглотила его последние слова в бездне из воды и соли. *** «Хоть это, вне всякого сомнения, и не было «нечестивым колдовством» в котором Зеленые и Браавос обвиняли пентошийцев в первые послевоенные годы (а кое-кто верит в это до сих пор), нельзя отрицать того, что шторм, обрушившийся на побережье Пентоса во вторую луну 140 года, был очень неожиданным и исключительно жестоким. Все рыбацкие поселения между Паладосом и Сидорисом были стерты с лица земли. Десятки торговых судов навсегда исчезли в черной бездне и никто по сей день не знает, где именно они покоятся. Множество рыбаков и моряков, вышедших в тот роковой день в море так и не вернулись тогда к своим семьям. На одной стороне Узкого моря был почти полностью разрушен замок Камнепляс, а на другой город Аргилон, несмотря на защиту небольшой и тихой одноименной бухты, понес множество потерь и разрушений — и это еще больше усугубило то, что случилось одной луной позже… Но если сравнить потери двух воюющих сторон, то есть Браавоса и Пентоса, очевидно, что первой пришлось куда хуже, чем второй. Пентошийские эскадры в большинстве своем находились в родных бухтах, где спешно достраивались и доукомплектовывались экипажами. Поэтому им было где укрыться от непогоды. Но Первому флоту Браавоса укрыться было негде. Шторм застал его примерно в двух днях пути от Аргилона, а до Черного Крюка республиканские моряки добраться так и не смогли. Результатом стала величайшая морская катастрофа из всех, что Республика переживала ранее. От двух галеасов и шестнадцати галер остались одни щепки. Один когг и три торговых каракки опрокинулись и переломились, похоронив все свои экипажи. И это были еще не все потери. Ни один из кораблей, переживших шторм, не мог продолжать боевые действия. Три судна, сумевшие на четвертый день добраться до Паладоса, пришлось банально бросить — исправить такой ущерб мог только легендарный Браавосский арсенал. Еще две галеры браавосцы вынуждены были распилить, чтобы использовать эти материалы для ремонта других, менее пострадавших кораблей. А непострадавших во флоте не было вообще. К третьей луне 140 года Первый флот Браавоса фактически прекратил свое существование. Адмирала Девио Бартариса и ряда других опытных флотоводцев не было среди выживших. Браавосу пришлось бы еще хуже, если бы все каракки и когги, перевозившие солдат для штурма Аргилона и Сидориса тоже погибли. Но большинство их уцелело — они добрались до берега, пусть и с повреждениями. И вдобавок, буря совсем не затронула эскадры, находившиеся на севере, в бухте Браавоса или ее окрестностях. Это означало, что Республика могла без особого труда восполнить все понесенные потери. Единственное, чего им требовалось — это время. Но время отныне играло против Браавоса. Поскольку Первый флот больше не мог наступать, пентошийские флотоводцы получили такую желанную отсрочку, на которую они уже и надеяться не смели. Несмотря на то, что они начали готовиться слишком поздно — и сами это признавали — теперь у них был шанс успеть. Каждый день на защиту Пентоса прибывали новые солдаты и корабли. Залин обещал своим брави быструю войну и легкую победу. Ни того, ни другого он больше не мог им дать». (из книги «Драконы и бороды» историка-библиария первого ранга Бенджена Мандерли, написанной в Доброй Ярмарке в 324 году) *** Неизвестно кто, неизвестно когда, неизвестно где — Проснись, сновидица… Ей не хочется просыпаться. Во сне намного лучше и приятнее. Во сне никто не может причинить ей вреда. Там мягко. Там сладко. Там тихо. Там прекрасная музыка. Там она может быть собой. Там нет ни боли, ни тьмы. — Открой глаза, сновидица. И она открывает их. Первое, что она видит — яркий свет повсюду. Почему кругом так светло? Это не Красный замок. Это… А что это вообще? Сверху солнце. Снизу земля. Спереди море и большие камни. Много камней. А еще… Какие-то высокие башни. Много башен. Все разрушенные. — Я уж думала, ты там меня и не услышишь… На одном из камней сидит девушка. Вернее, совсем еще девочка. Очень похожая на нее. Такие же серебристые волосы, такие же лиловые глаза и… — Ты не человек. Девочка-не-человек тяжело вздыхает. — Была когда-то. Но это уже неважно. Ты… — Ты врешь! Я не знаю, кто ты, и никогда тебя не встречала, но… — В Стране снов нельзя лгать… — девочка улыбается и даже высовывает язык, словно пытается дразнить ее. — Я тоже раньше не верила. Теперь убедилась. Можешь звать меня Эйреей — так меня звали в мире живых. Имя кажется смутно знакомым, но она не могла понять, откуда. А потом вспоминает. Когда перед ее глазами возникает черный дракон размером с гору. — Принцесса Эйрея, последняя наездница Черного Ужаса… Собеседница молча кивает ей. — Я объединилась с Балерионом и мы вдвоем услышали Зов Четырнадцати. И полетели к Последним Вратам. Там мы убили Бога-Демона Безымянного Круга и заплатили за его смерть своими жизнями… Она не верит, но… Сон в следующее мгновение превращается в жуткий кошмар. Она снова летит. Летит в алом горящем небе. Сновидица видит, как распахиваются огненные Врата. И как оттуда выбирается демон, больше Красного замка, и ревет в предвкушении победы. Он совсем не похож ни на что из того, что она знает. Это существо с множеством щупалец, клыков и глаз. Живое воплощение смерти и проклятья. Затем раздается рев. С небес спускается черный дракон и выдыхает первую струю пламени. Дальше весь мир тонет в огне. Нет ни колебаний, ни попыток вынудить врага отойти. Есть только два самых опасных создания, что когда-либо видел этот мир. И вряд ли когда-нибудь еще увидит. Они бросаются друг на друга… …И она, не удержавшись, зажмуривает глаза. — Все, все, хватит. Я сама удивлена, что ты так легко смогла обратиться в мое прошлое. Надо было заранее предупредить, что ты там можешь увидеть. Прости, если напугала. Она не хочет открывать глаза… Но открывает. Она снова в развалинах. Но теперь видит, как они похожи на тот ужас, над которым она только что летала. Это значит… — Ты не ошиблась. Мы на месте, где когда-то стояла Валирия. — Это просто сон! — Да — и в то же время нет. — Ты умерла! Образ Эйреи кивает и грустно улыбается. — Я победила — но победа дорого мне далась. Спасение целого мира не может иметь иной цены. И силы Бога-Демона… Даже драконья наездница не в силах пережить его проклятий. Но когда все закончилось, Четырнадцать спасли мою душу. Я вырвалась из тела смертной и переродилась в Четырнадцатом круге. Я могу там жить. Я могу там летать! Она смотрит на девочку-не-человека — и каждый раз, когда моргает, ее облик меняется. Кожа постепенно меняется черной чешуей. А руки… — Прости еще раз. Четырнадцать хотели, чтобы я сказала тебе нужные слова. Чтобы ты меня выслушала, я вернула людской облик. Мы ведь так похожи… — Неправда! Я потеряла брата, с которым делила утробу матери! — А я — сестру, — грустно отвечает девочка-не-человек. — Хотя тут ты права, тебе пришлось куда хуже. Моя сестра умерла для мира не по-настоящему, переродившись в роли септы — но я все равно никогда больше не могла увидеться с ней. Больно… Она думала, что во сне боли нет. И она… — Моргул! — Да. Она тоже ждет тебя. — Я не хочу просыпаться! — Если бы ты была простой девочкой, Четырнадцать не стали бы тебя беспокоить. Но тебе еще многое предстоит. В руках Эйреи Таргариен разгорается пламя. И в нем живут чужие воспоминания. — Пакт… — Да. Пакт Пламени и Крови, — лиловые глаза смотрят на нее как из другого мира. — Четырнадцать Богов были недовольны, когда Эйгон, потеряв любимую сестру-жену, в гневе и горе разорвал его. А уж после того, что совершил Джейхейрис, их ярость была ни с чем не сравнимой… И если бы я со своим драконом не ответила на Зов, они наверняка повернули бы драконов против Таргариенов и Железного трона. Но я успела вовремя. И купила своей жертвой лишнее столетие мира, которое вы в глупости и алчности обернули братоубийственной войной… — Но драконы… они все еще летают! Пальцы превращаются в черные когти. — Боги-Драконы находились в шаге от того, чтобы покончить со всем этим, — отвечает Эйрея. — И неважно даже, как радовались бы этому враги самой Жизни. Я сама не могу сказать, как нашему роду удалось во второй раз удержаться на краю пропасти. Может, вмешалась неведомая сила. Может… Может, нам просто повезло. Она не знает, что ответить. Она не знает, есть ли на это хоть какой-то ответ. От девочки-не-человека нет уже почти ничего. Из разросшегося драконьего тела, покрытого черной чешуей, торчат шипы цвета драконьей кости. Из позвоночника вырастает хвост. — Пакт был нарушен, а Четырнадцать не имеют привычки давать смертным второй шанс. Две линии судьбы были разорваны изменой и глупостью, поэтому скоро будут заключены два новых Пакта… Драконьи глаза смотрят на нее, а дыхание согревает ее кожу. — И они должны будут их принять, если хотят и дальше бороздить небеса верхом на драконах. И тебе предстоит их в этом убедить. — Мне? Но меня никто и слушать не станет! Я уже пыталась! Эйрея, клянусь тебе, я предупреждала их и… — Я знаю. И Четырнадцать тоже знают… — от девочки уже не остается ничего человеческого, перед ней сидит жуткая смесь человека и дракона. То, что было Эйреей Таргариен, стоит на двух ногах, но ступни представляют собой драконьи лапы с острыми когтями. — Они не могут вернуть твою Моргул, но две раненые души смогут найти исцеление вместе… Она не понимает. — Они не станут слушать сновидицу, но всегда прислушаются к драконьему реву. Лучше им все-таки прислушаться… иначе нет смысла возобновлять Пакт. Девочка-уже-совсем-не-человек разбегается и взлетает, проносясь мимо обрушившихся башен и других обломков. Она летит прямо к солнцу. — А теперь… Проснись, сновидица. Тебе еще много предстоит совершить, Джейхейра Таргариен.