Пуровер для бывшего

      — Рухи, — Кавех нырнул головой в приоткрытую дверь спальни. — Ты не видел мой кейп?       — А тебе случайно на глаза не попадался справочник по прагматическому языкознанию? — предварительно бросив взгляд на педантично прибранный рабочий стол, отвечает аль-Хайтам встречным вопросом.       — Я даже не знаю, что такое «прагматическое языкознание»…       — Вот и я не понял, что ты спросил, — уголки губ дёрнулись в едва промелькнувшей улыбке, заставив Кавеха недовольно насупиться.       Архитектор зашёл в комнату и огляделся в поисках верхней одежды. Ещё вчера он был при нём — точно помнит, как надевал вчера, потому что в одном пиджаке было бы прохладно. Зима всё-таки. Потом, конечно, Хайтам — этот наглый лис — стянул с него это несчастное пальто ещё в прихожей, бессовестно кинув куда-то вглубь коридора       — Так что ты ищешь? — спросил Хайтам, развернувшись к нему, так до конца и не застегнув рубашку. Впрочем, Кавех, к собственному счастью, это заметил не сразу.       — Пальто, красное такое, с прорезями вместо рукавов. Куда ты его повесил? Хочешь, чтобы я до костей продрог, пока мы будем ехать к Нилу? Смотри, потом сам будешь мне поясницу растирать… — потому что он, отодвинув одну из дверей большого шкафа-купе, принялся пересматривать вешалки.       — Это моя рубашка? — ещё пару минут назад аль-Хайтам точно стоял на противоположной стороне спальни, однако сейчас его голос опалил ухо жарким шёпотом.       — Что? — Кавех резко развернулся всем корпусом.       И моментально об этом пожалел, уткнувшись взглядом в глубокий вырез.       — Снова таскаешь чужую одежду без спроса? — звучная усмешка скатилась жаркой вспышкой в низ живота.       Аль-Хайтам оглядел его. Внимательно. С привычной бесстрастностью на лице, но при этом с тенью едва уловимой жадности во взгляде.       — Просто она пахнет тобой, — поджав губы, Кавех воззрился на него с наивностью младенца и, положив руки на грудь, принялся застёгивать оставшиеся пуговицы, едва ощутимо и словно бы невзначай касаясь пальцами оголённой кожи. — А что? Не нравится? Могу снять, если хо…       Остаток фразы исчезает в сдавленном мычании сквозь неожиданно обрушившийся поцелуй. Хайтам искренне надеялся, что Кавех не вспомнит про свой этот дурацкий плащ. Он ведь то и дело отвлекал его вчера вечером: всю дорогу до дома заставлял наблюдать за тем, как выскальзывают тонкие запястья из вырезов на месте рукавов, пока архитектор что-то рассказывал, активно жестикулируя в лучших своих привычках; как облегал худые плечи, стекая по ним, словно дождь по покатой крыше; и как в совершенстве ему подходил, делая его фигуру ещё более привлекательной (хотя куда уж больше). Путь из ресторанчика господина Ламбада казался аль-Хайтаму просто невыносимым, поэтому он так надеялся, что сегодня они обойдутся без него. Мало того, что его и снимать совсем неудобно — руки то и дело путаются в этих широких, но хитрых вырезах. Так ещё и потому, что это треклятое пальто то и дело напоминало о том, как Кавех бесчеловечно его продинамил, юрко скрывшись в ванной в тот самый момент, когда Хайтам был готов уже из штанов выпрыгнуть. И не только он сам, надо заметить…       Поэтому просто так он его не отпустит. Не в этот раз.       — Рухи… — Кавех пытался оттолкнуть его, сказать что-то, но получалось паршиво. Хотя бы потому что он уже сомкнул руки у него на шее, чтобы было удобнее ответить на поцелуй. Да и подобное обращение лишь сильнее подстёгивало Хайтама. — Нилу ждёт нас к десяти… мы и так опаздываем…       — Ничего страшного не случится, если мы задержимся ещё минут на пятнадцать, — не обращая внимания на попытки протеста, он вновь потянулся за очередным поцелуем: сначала скользнул по острой линии челюсти, чтобы потом незаметно подняться к чужим губам.       Но Кавех в последнее время чересчур быстро разгадывал его замыслы.       — Ты? И пятнадцать минут? — оттого и рассыпается звонким смехом, чуть запрокинув голову. Точно стеклянные колокольчики разбились и разлетелись мириадами осколков по комнате. — Насмешил, так насмешил.       Ловко вывернувшись из несильной, но цепкой хватки своего парня, архитектор проскальзывает у него под рукой и вновь прячется за дверью, высунув голову.       — Поторопись, иначе я уеду один и даже не заикнусь о том, что это ты помогал выбирать всем подарки!       Ну нет, сейчас Кавех уж точно не похож на увядшие и упавшие со скалистых гор Ли Юэ цветы. Даже прекрасные, но скорбные бутоны из глубин моря Красных Песков отдалённо не напоминает.       Сейчас всё иначе. Вроде даже и наладилось. Так странно. Но, к собственному удивлению Хайтама, в этой странности его отнюдь ничего не пугает. На сей раз это не похоже не на затишье перед бурей, а на то, что корабль, ранее с трудом бороздивший по суровым волнам, теперь наконец вплыл в тихую гавань. Такое ощущение дарует надежду на то, что всё самое худшее наконец позади, а дальше будет только лучше.       Аль-Хайтам усмехается собственным мыслям. Получается немного грустно, как будто проглотил горечь болезненных для обоих воспоминаний, ещё не выветрившихся даже спустя время. Хотя время в принципе не лечит. Оно наклеивает пластырь, но не более. Так вроде и нужно, но порой совсем уж бесполезно. Ведь неприятное и дальше будет мучить, потому что осталось где-то на подкорке. Оно будет всплывать, напоминать о себе тем или иным образом. Хайтам знает, что никак не сможет залечить те раны, которые успел нанести, но изо всех сил постарается перекрыть их новыми и совершенно иными воспоминаниями, чтобы Кавех и думать забыл про то, что между ними было раньше.       Поэтому он подхватывает с пола сумку и спешно выходит в коридор, где архитектор с привычной настырностью продолжает шуметь вешалками в поисках злосчастного пальто.       — Держи, — быстро выудив из противоположной створки собственную куртку, аль-Хайтам протянул её Кавеху. — Надень это, иначе точно опоздаем.       Архитектор недоверчиво цокает, но верхнюю одежду всё-таки принимает.       Да, пятнадцатью минутами они бы точно не ограничились. Столько временно ушло только на то, чтобы сесть в такси, перед этим пытаясь аккуратно разместить в багажнике гору подарков, попутно поссорившись, но не успев помириться, потому что таксист уже докуривал вторую сигарету и поглядывал на них с явным неодобрением. Так что аль-Хайтам захлопнул дверь багажника и, подталкивая Кавеха в сторону машины, принялся быстрее усаживать его на заднее сидение сквозь всё те же знакомые протесты.       Повозмущаться в последнее время он любил. Хайтам думал как-то пару раз, а не спросить ли у него про кризис среднего возраста или предложить сходить к психологу, да только боялся, что после таких слов он свои вещи на пороге квартиры обнаружит. И плевать, что квартира принадлежит ему.       Оказалось, что ссориться с Кавехом по-настоящему — всё равно, что ришболанда раздраконить: ещё попробуй в живых остаться. С одной стороны, конечно, радует, что парень больше не копит недовольства внутри себя, но с другой… Как же иногда болит голова.       Аль-Хайтам не жалуется. Он даже не слушает порой красноречивые словесные излияния в свой адрес, незаметно включая наушники на полную громкость. Хотя Кавеху в этом никогда не признается, естественно. Инстинкты самосохранения всё ещё при нём. Хотя личные границы стёрлись напрочь. И ведь он умудрился найти в этом другой, уже объединяющий их обоих комфорт. Например, как сейчас, когда Кавех, едва сев в автомобиль, сразу же стекает ему на колени. Ластится на бёдрах, устраиваясь поудобнее, а аль-Хайтам ни в коем случае не отпихивает, не просит сесть нормально, только взгляды в окно устремляет, да рукой к голове его неосознанно тянется. Пятерню в волосы запускает. Поглаживает. Не только потому что знает, что это отлично сбивает с архитектора дурную спесь, — он и сам расслабляется в эти моменты. И совершенно теряется в такой — казалось бы — абсолютной мелочи. Хотя как тут не потеряться, когда у Кавеха волосы словно золотой шёлк — мягкие такие, скользящие сквозь пальцы? Вот и аль-Хайтам не знает. Он счёт времени теряет бесповоротно, ведь на самом деле может так часами сидеть. В себя приходит только после того, как водитель голос слегка повышает, оповещая, что они уже приехали.       — Кáви, вставай, пора выходить, — он мягко трогает Кавеха за плечо, вырывая из лёгкой полудрёмы, в которую тот провалился в наушниках, и протягивает водителю деньги. — Спасибо, сдачи не надо.       Пока Кавех роется в сообщениях в попытках найти код от домофона новой квартиры Нилу, аль-Хайтам покорно стоит рядом, разглядывая груду подарочных пакетов с самыми странными дизайнами: тут и Руккхадевата — известная героиня сумерских романов — в совершенно дурацком красном костюме, подбитом белым мехом на рукавах и воротнике; и младшая властительница Кусанали из самого популярного среди детей мультика в ободке с оленьими рогами; и всем известные плесенники, главные персонажи каждой зомбирующей теле-рекламы, в виде снеговиков; и даже аранары с карамельной тростью, обвязанной пышным бантом вместе с еловыми ветками, которых в Сумеру отродясь не было. Ни елей, ни аранар.       Аль-Хайтам мысленно делает пометку больше никогда не доверять архитектору выбор упаковки для подарков. Спасибо, что хоть их наполнением они занимались вместе. Хотя… второй такой раз он уже вряд ли выдержит. Ведь перспектива снова отправиться с Кавехом в торговый центр и зависнуть там часов этак на пять отнюдь не воодушевляет. Скорее наталкивает на мысли о том, что лучше бы у них не было друзей от слова «совсем»… Нет, тогда Кавех бы…       Милостивые Архонты, и почему всё каждый раз скатывается к мыслям о нём?.. — позорно уперев взгляд в пол, думает аль-Хайтам, пока они едут в лифте. Ему не кажется это чем-то постыдным и унизительным. Просто Хайтам никак не может понять. Или же наоборот пытается вникнуть слишком глубоко, из-за чего истинный смысл, наверняка лежащий на поверхности, давно ускользнул от него? Этого он тоже не понимает.       — Всё хорошо? — спрашивает меж тем Кавех, и до Хайтама вдруг доходит, что они уже некоторое время стоят в коридоре перед входной дверью. — Ты как-то странно покраснел.       — Всё хорошо, — потерянно роняет куда-то под ноги и, чтобы отвести ненужное внимание, подталкивает архитектора к входной двери. — Звонить собираешься? Или планируешь стоять тут до звона курантов?       Кавех вновь недовольно цокает, но на дверной звонок всё же нажимает. Сначала ничего не происходит: аль-Хайтам сосредотачивает внимание на звуках внутри квартиры, лишь бы не слышать стук собственного, бешено колотящегося в груди сердца. Однако уже спустя пару секунд отчётливо доносится звонкий девичий смех, а через пару мгновений и входная дверь распахивается в широком приглашающем жесте. Совсем как душа Нилу для каждого встречного-поперечного.       — Привет. Прости за опоздание, — Кавех бегло чмокает девушку в щеку и оборачивается на аль-Хайтама с хитрым прищуром. — Кое-кто очень так долго прихорашивался, что в итоге даже не успел рубашку застегнуть как следует.       — Мы бы приехали быстрее, если бы у кого-то проблем с памятью не было, а то весь дом перевернуть успел за пятнадцать минут, — мазнув ленивым взглядом по наручным часам, с напускным равнодушием бросает аль-Хайтам и перехватывает поудобнее подарочные пакеты.       Ему нет нужды смотреть на Кавеха, чтобы почувствовать, как он сейчас карикатурно кривится, пародируя своего парня, или того хуже — глаза недовольно закатывает. Хотя может и то, и другое сразу.       — Проходите уже, а не то Дэхья скоро окажется в ловушке анекдотов от Сайно, — с неловкой улыбкой произносит Нилу, отходя чуть в сторону.       Кавех, ещё раз помиловавшись с девушкой объятиями, проходит внутрь. Аль-Хайтам по привычке следует сразу за ним, но, переступив порог, вдруг останавливается и разворачивается, чтобы тоже обнять Нилу.       Не то, чтобы они были такими уж друзьями. На самом деле, ещё пару месяцев назад он мог смело заявить, что Нилу ему не ближе цветочного горшка у них в квартире. Однако в последнее время между ними как-то потеплело. Трудно сказать, когда всё поменялось. Вполне вероятно, что ещё в тот далёкий день, когда он пришёл в кофейню, чтобы как обычно встретить Кавеха после работы, а Нилу взяла на себя смелость сообщить ему, что он уехал в Фонтейн. Или — тоже, как вариант — когда она пару месяцев назад позвонила ему с просьбой забрать Кавеха, потому что он выпил лишнего. К тому моменту, как аль-Хайтам добрался, архитектор, конечно, уже беззаботно спал на диване в обнимку с большим плюшевым аранарой, да так, что и пушечным залпом не разбудишь, а перспектива тащить его пьяную задницу до такси, а потом и до квартиры совсем уже не прельщала. Нилу предложила им остаться до утра. Хайтам решил не отказываться. Как и от горячего чая, за которым внезапно и завязался долгий, неожиданно откровенный диалог. Немногим позже всё и вовсе дошло до того, что аль-Хайтам стал время от времени писать ей, когда они с Кавехом ссорились и ему срочно требовалась консультация по переводу для «чёрствых идиотов», как любил выражаться в его адрес архитектор. И вот теперь они здесь: в моментах, когда аль-Хайтам покупает домой заварной крем из сумерских роз, если Кавех говорит, что Нилу заглянет к ним в гости; когда он помогает ему выбирать для неё подарок на День рождения; когда немного неловко и отстранённо обнимает, но хотя бы не чурается телесного контакта вовсе. Наверное, всё дело в том, что с Нилу легко общаться — ей будто природой было дано располагать к себе людей. Даже он не смог противиться её обаянию и естественному очарованию. Абсолютное поражение, о котором Кавеху лучше не знать. В противном случае это будет грозить очередным обилием подначек. И не факт, что аль-Хайтам их переживёт со спокойной душой, не зажав любившего поострить архитектора где-нибудь в ванной без права на спасение.       Нилу принимает объятия немного неуверенно, всё-таки до этого аль-Хайтам не проявлял особой тактильности. Даже если она подсознтельно чувствовала, как постепенно стали рушиться стены его нелюдимости, то к подобному подготовиться так и не сумела.       — В квартире может быть прохладно, так что лучше взять тапочки. Второй ящик. Я накупила разных, так что, надеюсь, что-то подойдёт, — указав на комод, она извиняется виноватой улыбкой и спешит на кухню, из-за двери которой послышался звон разбитого стекла.       Немного покопавшись в изобилии причуливых тапочек, аль-Хатам не без толики разочарования принимает тот факт, что на его размер приходится самый дурацкий из дизайнов. Но всё же делает очевидный выбор в пользу комфорта, нежели избежания позора, а потому заходит в просторную гостиную в паре ярко-салатовых, совершенно ужасных объёмных тапочек в виде голов двух огромных плесенников. И смеющийся взгляд Кавеха, на который он наталкивается, только переступив порог, подсказывает, что без его участия в приобретении столь своеобразного варианта точно не обошлось. Ну ничего, он своё тоже получит. И, возможно, очень даже скоро.       — Отличный прикид, — стрельнув глазами снизу-вверх, фыркает Дэхья совсем уж по-кошачьи. Только такую кошку не гладить хочется, а отвесить крепкий шлепок за то, что кусается больно. — Хотя только на таком поганце, как ты, подобное и будет хорошо смотреться.       — Язык прикуси, — дёрнув уголками губ, аль-Хайтам присаживается рядом с ней, попутно бросив на Кавеха всезнающий взгляд, но тот, уловив на себе его внимание, лишь невинно пожимает плечами.       — Говорю же, поганец. И где только твоё уважение к старшим? Последние остатки воспитания растерял, — она падает головой на плечо Коллеи, которая расположилась по правую руку от неё (и вряд ли по собственному желанию, конечно). — Коллеи, обещай мне, что не вырастешь такой же грубиянкой. Это станет лучшим подарком в новом году.       — Не слушай её, Коллеи, — тут же вклиниватся Тигнари, при этом не отвлекаясь от партии в «Призыв семерых» с Сайно. — А лучше поучись у Хайтама. Против таких, как Дэхья, пригодится.       — И против таких, как он, тоже, — Кавех тоже не упускает возможности влиться в этот диалог, принимающий с каждым разом всё более странные обороты.       — Зато против тебя уже ничего не поможет, — он и сам не может удержаться от ответной колкости.       — Попробуй загадать желание. Того смотри и сбудется, — архитектор наклоняется к нему через небольшой чайный столик. — Вдруг я действительно стану послушным мальчиком?       Аль-Хайтам беззвучно выгибает в удивлении бровь. Сайно прячет своё нецензурное удивление за скромным покашливанием. Тигнари с брезгливой миной возвращается к карточной партии. Дэхья, красноречиво скорчившись так, будто её сейчас стошнит, стремительно отворачивается. И над всем этим пролетает звучный свист Коллеи.       — Если у кого и учиться, так это у Кавеха…       — Даже не думай брать пример с него, — Хайтам откидывается на спинку дивана, чтобы взглянуть на девчушку. — Если, конечно, не хочешь, стать настоящей занозой в заднице.       Нилу, до этого расставляющая под ёлкой врученные подарки и после хлопочущая на примыкающей к гостиной кухне, возвращается как раз вовремя, чтобы остановить очередную перебранку. Бутылка вина и тарела закусок в руках делает ей только больше чести. И хотя аль-Хайтам инстинктивно тянется к наполнившемуся перед ним бокалу, но, когда девушка опрокидывает его в себя, возражений не имеет. Всё-таки такую компанию на трезвую голову вряд ли можно выдержать. Даже при её терпении.       Они едва не пропускают начало праздника. Успевают вовремя обратить внимание на время только благодаря шумным соседям, которые вывались во двор едва ли не всем скопом сразу. Дэхья и Нилу немедленно выбежали из комнаты, чтобы спустя пару минут вернуться с охапкой воздушных фонариков, тубусов с конфетти и самыми нелепыми на свете новогодними шапками. Точно такими же, как у мультяшых аранар на пакетах, которые выбирал Кавех. И стоило только аль-Хайтаму подумать о том, что он ни за что в жизни не наденет нечто подобное, как архитектор уже водрузил одну из таких — едва ли не самую отвратительную — ему на голову.       Впрочем, попыток к сопротивлению он никаких выказывать не стал, покорно приняв головной убор. Конечно, чувство собственного достоинства попутно упало ниже некуда. И хотя рядом с Кавехом подобное ощущение не раз преследовало его, оно уже не казалось чем-то неправильным. Теперь задетая гордость или уязвлённые границы личного комфорта не брали над ним верх, потому что слабели перед куда более сильным чувством — влюблённостью. Окончательной и бесповоротной. Почти что слепой.       Да, рядом с Кавехом аль-Хайтам определённо чувствовал себя едва ли не слепцом, потому что весь мир сужался, так резко и внезно сокращался до лишь него одного. Но разве мог он сказать, что это ему хоть сколько-нибудь не нравится? Нет, ни разу в жизни не осмелился бы.       Ведь если Кавех станет последним, что увидит аль-Хайтам, он и впрямь готов лишиться зрения. Поэтому старается сохранить в памяти каждый момент.       Смотрит, не отрываясь, на его солнечную, озаряющую мир на десятки километров вперёд улыбку. Наблюдает за тем, как он в по-детски искреннем смехе распыляется, запуская в воздух морской фонарик. Неосознанно забывается в безмятежности момента, пока архитектор следит за маленьким огоньком света, что скрывается в сливовой мгле ночного неба, и прокручивает в голове самые заветные слова.       — Что загадал? — шёпотом спрашивает аль-Хайтам, склонившись к самому уху.       — А тебе всё расскажи, — круто развернувшись, бойко отвечает Кавех, устраивая ладони на чужой груди. — Не сбудется же, если произнести вслух. Хочешь беду на нас накликать?       — Значит, всё-таки про наши отношения думал? — не без тени улыбки он продолжает подталкивать его к честности.       — Ещё чего, — архитектор вместо этого только откровенно дразнится и голову запрокидывает в попытке скрыть театральный, совсем не свойственный ему смешок. — Зачем мне это? — но на этих словах вдруг становится по-настоящему серьёзным, и в груди у аль-Хайтама как-то неприятно потянуло. — Я не собираюсь уповать на архонтову милость. Вместо этого давай лучше сами постараемся сделать всё возможное ради светлого будущего? Что скажешь, м?       Ответить ему мешает голос Дэхьи, такой громкий даже издалека:       — Либо оставайтесь тут, либо поторапливайтесь! Мы собираемся домой!       Кавех быстро чмокает его и, не дав увлечь себя в более глубокий поцелуй, тянет в сторону дома, а аль-Хайтам не может отвести от него глаз: от того струятся золотым каскадом по спине волосы, ловя тёплый свет уличных фонарей; как мелькает на доли секунд улыбка, когда он оборачивается на него из-за плеча; как сияют его глаза — и дело тут уже совсем не в фонарях; как слишком правильно и естественно ощущается его худая и тонкая, местами мозолистая ладонь в широкой руке Хайтама.       Он, сам того не замечая, переплетает их пальцы в крепкий замок. Не отпускает, пока они не заходят обратно в квартиру и неловко стоят пару секунд, так и не расцепив руки. В гостиной уже не садятся порознь — хотя аль-Хайтам и занимает привычное место в углу дивана, Кавех, стащив с ближайшего стула подушку, кладёт её на пол, чтобы поудобнее устроиться у него в ногах. Архитектор откидывается на спину и теперь дотянуться до его головы не составляет никакого труда. Впрочем, Хайтам быстро поддаётся этому желанию.       Он почти не участвует в понемногу затягивающемся разговоре. Пропускает мимо ушей бурные обсуждения последнего сингла Камисато Аяки, который так интересует Нилу и Кавеха. Наотрез отказывается вытягивать из красного подарочного мешка «слепую футболку» (хотя потом и сам не замечает, как уже сидит в ней на диване, такой ни разу не смешной, по его мнению, но до слёз забавной, по мнению Кавеха). Не спешит влиться в бурно разгоревшийся спор, отделавшись коротким «не собираюсь это комментировать», потому что знает, что его точка зрения приведёт только к ещё более ожесточённой борьбе мнений. В первую очередь, против его же точки зрения. Да и спорить о чём-то с Дэхьей или Сайно ему совсем не хочется. Они только словом способны высосать из него все силы. Ну уж нет, от подобной перспективы он точно откажется.       Так что особого участия в их всесторонней беседе он старательно избегает, периодически протягивая Нилу пустой бокал. Ему нет нужды особо проявлять себя, чтобы чувствовать себя частью их разношерстной компании. Да и вряд ли получится в полной мере: всё-таки они друзья Кавеха, а не его. Пускай Дэхья, конечно, может и кинуть его на прогиб, если он заикнётся рядом с ней о чём-то таком. И всё же некоторое умиротворение он ощущает. Может, всё дело в праздничной атмосфере: в заполонившем комнату аромате хвои, сезонной медово-коричной пахлавы с орехами и лёгкой примесью чего-то цитрусового; периодических искрах отдалённых фейерверков за окном и звонком смехе вокруг. Или это вино господина Ламбада уже успело возыметь свой эффект? Впрочем, какая разница? И шум не утихающего разговора, и общая суета момента сейчас кажутся ему такими по-домашнему приятными, тёплыми, хоть и едва ли знакомым. Сложно не раствориться в ощутимом, обволакивающем чувстве расслабленности и умиротворения.       Аль-Хайтам сохраняет молчаливую отчуждённость, пока в воздухе не повисает немного затянувшаяся пауза. Внезапно воцарившаяся тишина ощущается чужеродно, так что он невольно оглядывает всех присутствующих. Видимо, он даже и не заметил, как закончилась карточная партия Сайно и Тигнари, которые теперь мирно устроились на диванчике напротив, как будто это не они ещё несколько минут назад были готовы поубивать друг друга, потому что каждому казалось, что его противник жульничает. Точно так же и не обратил внимания на то, что Дэхья больше не донимала малышку Коллеи странными и наверняка преувеличенными россказнями про него. Но самое странное — он даже не понял, что Кавех за всё это время не проронил почти ни слова. Склонившись у него над головой, Хайтам заметил, что он просто с кем-то очень долго переписывается. Архитектор, заметив упавшую на руки тень, запрокинул голову, тут же встречаясь с ним глазами.       — Что такое? Почему смотришь так странно? — хлопая длинными светлым ресницами, спрашивает он.       «У тебя звёзды в глазах горят» — аль-Хайтаму хотелось сказать так каждый раз, когда Кавех смотрел на него, но вот язык упорно не поворачивался, даже единого слова не давая вымолвить.       — Мы же чуть не забыли про Желание Архонту! — поэтому сейчас он был крайне благодарен внезапно встрепенувшейся Нилу за то, что она так своевременно избавила его от этой неловкой заторможенности.       «Желание Архонту» — отличная игра, избавляющая от острой необходимости разоряться на подарки для всей компании, потому что у каждого участника может быть только один подопечный. Хотя Кавех, конечно же, не смог никого обделить и спустил на подарки для всех едва ли не половину аванса (вероятно, потратил бы все сбережения, если бы им не нужно было платить за квартиру). Решение было принято единогласно, хотя Хайтам отчего-то был уверен, что он здесь — единственный, кто решил соблюсти правила и не накупил подарков на всех. Что ж, как бы там ни было, ему всё равно.       Ладно, не совсем так уж всё равно, но смертельный ущерб гордости точно не грозит.       Приходится на время перекочевать к невысокой искусственной ёлке, но аль-Хайтам и там усаживается позади Кавеха, по-хозяйски положив подбородок ему на плечо. Он совсем не следит за тем, как мелькают передаваемые из рук в руки подарочные пакеты и коробки в праздничной обертке, перевязанные цветастыми бантами. Замечает что-то неладное довольно запоздало — когда все уже начинают потихоньку распаковывать свои подарки, а Кавех смотрит на него, чуть повернув лицо и протягивая несколько коробок.       — Что это? Тебе помочь развязать бант? — спрашивает он, скептично сведя брови.       — Себе лучше помоги, — архитектор давит пробивающуюся улыбку. — Это твои подарки.       Аль-Хайтам переводит взгляд с подарков в руках Кавеха на него самого. С недоверием оглядывает рассевшихся вокруг ёлки ребят. И хотя те упорно делают вид, что заняты распаковкой собственных желаний, ему всё же удаётся перехватить испытующий взгляд Дэхьи исподтишка. Снова щурится на небольшую стопку аккуратно завёрнутых в бумагу коробок. Что ж, похоже это правда…       Не то, чтобы он ждал какой-то подлянки. Просто представить какую-нибудь жутко несмешную шутку, упакованную в красивую обёртку, ему казалось куда легче, нежели думать о том, что они действительно решили ему что-то подарить. Однако порой наши ожидания совсем уж не совпадают с реальностью.       Коврик для компьютерной мыши с подушкой для запястья — сразу вспомнилось, как он без задней мысли обмолвился Кавеху, что у него рука отсохнет, если его ещё хоть раз поставят архивировать протокол заседания длиною больше часа.       Подарочное издание «Легенды о клинке» с эксклюзивными иллюстрациями и дополнительными черновыми наработками автора, не вошедшими в основный цикл — всё собирался купить сам, но цена кусалась, как взъерепенившийся ришболанд, а потом собрание и вовсе пропало и с полок книжных магазинов, и со страниц интернет-магазинов, а про цены у тех, кто отдаёт книги с рук даже думать не хотелось (и так было понятно, что там целое состояние отвалить придётся).       Лаконичный фотоальбом в простой обложке из тёмно-коричневой замши — Кавех зачастил с распечаткой фотографий, и свободные рамки (а также место под них) закончились, из-за чего им пришлось в своё время купить большую пробковую доску, но и на ней недавно не осталось даже клочка свободного места.       — А это от меня, — архитектор, выудив невесть откуда небольшой свёрток, протянул его аль-Хайтаму, но стоило ему потянуть за бант, как он тут же получил короткий шлепок по руке. — Дома откроешь!       — Что там?       — Вот приедем домой и узнаешь, — Кавех продолжает непреклонно гнуть свою линию.       — А если я хочу сейчас? — Хайтам вновь потянулся к длинной ленте, но уже не из искреннего любопытства, а больше с дразнящей принципиальностью.       — Перехочешь, — наклонившись до неприличного близко, с лукавой улыбкой шепчет в самые губы архитектор. И пускай он смотрит прямо в глаза, Хайтам слышит его неровное дыхание, кожей чувствует скользнувшее между ними напряжение и видит, как ненормально расширились чужие зрачки. Наверное, не будь здесь столь многолюдно, он бы не смог сдержаться, но именно сейчас он был от всей души благодарен Дэхье, которая внезапно повисла на нём, перекинув одну руку через плечо, а вторую запустив в волосы.       — Значит так, паршивцы! Вы либо здесь с нами заодно, либо возвращаетесь домой и там милуетесь, сколько душе будет угодно!       — Ты просто завидуешь, потому что Кандакия на все праздники уехала в Аару и миловаться ты можешь только со своими игрушками, — боднул её Кавех, пытаясь поднырнуть между ними, но в итоге они только все вместе валятся на пушистый ворсистый ковёр.       Всего за мгновение уютная гостиная перевернулась с ног на голову: рассыпались тут и там подарки, послетали на пол праздничные шапки с помпонами и повязанная на манер шарфов зелёная мишура, опасно закачалась задетая кем-то из них ёлка. Комната утонула в звонком смехе и искрах взлетевших от всеобщей взбалмошности кусочков конфетти. Мир вдруг стал таким тёплым и ярким. Насыщенным. Будто во рту взорвалась шипучка, обострившая до предела восприимчивость. Всё вокруг закружилось, завертелось, полыхнуло так ярко звуками и запахами. Цитрусовая свежесть и лёгкая горечь имбиря, густая сладость смолы и хрустальная нежность цветов. И эта громкая симфония праздничного веселья так внезапно накрыла всё его, Хайтама, существо, что привычная отстранённость от чужих эмоций с поражением упала навзничь, как и он сам.       Выбраться удалось только спустя несколько минут. Весь взъерошенный и помятый, аль-Хайтам всё-таки отползает, да ещё и с таким видом будто только что пережил вторую войну Архонтов или осиалов шторм. Тяжело дыша, он заваливается на диван и думает, что больше никогда в жизни не согласится участвовать в подобных мероприятиях. Ни за что. Пусть Кавех даже и не просит.       Но он просит. Немногим позже. И не совсем об этом, но интонация такая же умоляющая, как если бы архитектор молил его вновь отправиться на совместные посиделки.       — Поедем домой? — спрашивает едва слышно, но аль-Хайтам его голос вибрациями изнутри чувствует.       Они лежат на том же диване. Места там, конечно, и на одного Хайтама (с его-то длинными ногами) едва хватает, но Кавех, видимо, посчитав себя гением, нашёл самый удобный для себя вариант и просто лёг сверху.       — Угу, — носом в жидкое золото волос, губами коротким мазком по макушке. — Только встань тогда с меня.       В ответ — недолгое, но стремительно убаюкивающее молчание под треск включённого на телевизоре ролика со звуками домашнего камина.       — Другого варианта нет?       Тело коротко сотрясается в беззвучном смешке.       — Даже не думай, что я понесу тебя.       — А жаль, я думал, сработает.       Чувствуется, как дёргаются уголки губ в мягкой улыбке.       — Поднимайся уже.       Уходя первыми, им не удалось избежать естественной суматохи. Нилу внезапно решила сбагрить им половину праздничного стола. Дэхья — впихнуть бутылку вина с таким видом, будто оно им точно сегодня понадобится для того, чтобы праздничный вечер плавно превратился в томную ночь. Сайно напоследок решил расчехлить свои лучшие «забавные» истории с работы в полиции. Спасибо, что хотя бы Тигнари и Коллеи в этом внезапно вновь воцарившемся безумии так и остались островком спасительного спокойствия, только немногословно и скромно попрощавшись.       Пакетов по возвращении домой у них, конечно, не убавилось, но было в этой немного стесняющей и обременяющей ноше что-то по-своему приятное. Этакое эфемерное доказательство, что где-то их обязательно ждут. Не только Кавеха, но и аль-Хайтама тоже. Забавно. И тепло. Совсем по-семейному.