А завтра будет рассвет. Часть 2

      Кибертрон.       Около четырёх квартексов до начала войны       Александрина       Орном ранее я навестила Фиама. Он не особенно стремился говорить со мной, как и я с ним до той поры, но, впрочем, мне не сильно много нужно было от него услышать. Возможно, его заинтересовало выражение моего фейсплета, пустота и молчаливое принятие на нём, потому что, стоя ко мне вполоборота, он всё же задержал взгляд на моих окулярах, и я коротко спросила:       — Ты считаешь, что мою поддержку десептиконов нужно прекращать?       Фиам поднял в удивлении надбровные дуги, оглядел меня всю с откровенным подозрением, и лишь тогда очень медленно кивнул.       И я тоже кивнула, небрежно бросив:       — Тогда жди.       И покинула вне пространства.       Теперь же я стояла здесь, где моё сообщение транслировали, говорила, хотя основные слова уже отзвучали. Я произнесла их сразу, чтобы не передумать в процессе, чтобы, как делала порой Беатриса, не уходить в миллионы общих фраз, как щитом закрывающих от необходимости произнести ключевое. Я сказала – и разом отрезала себе всякий путь назад.       Дальше я говорила что-то ещё, много говорила, но всё было уже неважно. Запоздало и не сразу, но я наконец прониклась советом Мегатрона в полной мере, даже хуже, гораздо хуже.       Если становится страшно, легче не думать, а просто шагать.       Я и шагнула. Нырнула в омут и, как и с болью, страха стало настолько много, что я вовсе перестала его чувствовать. Оглохла и отупела одновременно, и всё вокруг стало звенящим и пустым… почти спокойным.       Мысли, паникующие, страшные, глухо застучали где-то в затылке и тоже затихли, заполнили собой до краёв, и тем лишили меня возможности их чувствовать. А я осталась стоять и говорить равнодушным, но не дрожащим, слишком сильным голосом о том, что ситуация изменилась. Что стремясь к свободе, десептиконы совершают ошибки и больше того – уже прибегают к жестокости. Это не то, к чему я, Александрина, защитница – как обожгло, резануло обрезанное значение губы – призывала всех трансформеров. Это не тот путь, который нам следует выбирать.       Я покинула место трансляции очень быстро; знала, понимала, что сейчас уже начинаются где-то бурные обсуждения, разносятся новости, делаются выводы. Может, наоборот, кто-то сидит парализованный шоком, но вряд ли, очень вряд ли. Мне хотелось спрятаться как можно скорее, скрыться, и не только от вопросов, но и от возможного гнева низших.       Я могла как угодно относиться к высшим, к несправедливости системы, но что убить меня пытались именно низшие, мне уже не забыть никогда. И не в первый раз ведь. На меня хотели напасть и раньше, ещё до того как я стала Хранительницей, но от тех низших меня защитил Мегатрон.       Манипулятор, вскинутый для создания бреши в пространстве, дрогнул, и я замерла ненадолго, понимая, что домой не хочу. Мне больше не спрятаться там никогда, стены больше не защитят меня, не укроют, а взгляд на собственное отражение вовсе добьёт. Куда мне идти, где быть уверенной, что связь искр не выдаст меня, или где хотя бы добраться до меня будет невозможно?       Ответ всплыл в процессоре, и я всё-таки резко опустила манипулятор вниз для создания перехода.       Прошмыгнуть мимо пока ещё переполненного зала Совета оказалось столь же страшно, сколь просто. Я мгновенно почувствовала, что Мегатрон ещё здесь, не ушёл совсем далеко, и поспешно активировала двери другого зала, где пока бывала лишь дважды — зала Хранителей.       С закрывшимися за мной дверьми я ощутила то самое чувство, за которым так бежала. Мегатрон тоже уже наверняка понял, что я рядом, но это было неважно, в этот зал ему не пробраться… сколько бы секретных ходов он ни знал.       Зал Хранителей я излазила и проверила вдоль и поперёк на следующий же орн после того, как Мегатрон открыл мне существование катакомб. В зале Хранителей не было подобного, он вообще напоминал неприступный бункер. Небольшой, зачем-то круглый, с той лишь поправкой, что выполненный всё же в общем стиле здания: безупречно-белая вертикально-угловатая отделка, стремящиеся ввысь ярко-голубые трубы энергона и действительно находящийся выше нужного потолок, хотя и не такой высокий, как в прочих частях здания.       И ни одного окна.       В пару резких шагов добравшись до центра, я рухнула там на колени, ударилась ладонями о пол прямо посреди всего этого замкнутого великолепия, в царстве света и истории. Я не останавливала жгущий окуляры омыватель, он тёк непривычно горячий, опалял тонкий металл фейсплета и размывал сияние белого и голубого до такой степени, что я в какой-то момент зажмурила оптику. В голове мешалось ощущение неправильности – какая же ты жалкая, как стала Хранительницей, разве ты достойна этого священного места? – с ощущением единения. Почему-то искра была совершенно убеждена, что я не первая, кто беззвучно рыдает здесь, что чуть ли не каждый мой предшественник так или иначе приходил сюда и, сбросив маски величия, божественности и снобизма, окроплял омывателем сверкающие пластины пола, позволял рёву и крикам гулять по стенам, взмывая ввысь. Бункер был нужен вовсе не для защиты от внешних угроз – для бессмертных их не существовало, – а для физического воплощения убежища, места, куда Хранитель может прийти и, оставив притворство, снова стать обычным трансформером, на которого почему-то взвалена ответственность Праймуса. Место, где он сможет проявить слабость в полной мере и где никто его не найдёт…       Фиам нашёл меня всего-то через пару бриймов. Процессора коснулось тепло, возвещая о чужом присутствии, и я стиснула дентопластины, словно могла так остановить омыватель. Он замедлился на фейсплете, я замерла, глядя куда-то в пол.       Ментальный щит уже не мог помочь, Фиам успел почувствовать достаточно, успел понять, что я всего несколько бриймов назад сделала. Моя вентиляция прекратилась.       Что сейчас он скажет? Поглумится, напомнит, что предупреждал?       Я успела обратить внимание, насколько тихо в зале Хранителей – я была права, двухсторонняя шумоизоляция, – когда в голове раздалось всего два слова, произнесённые ровно и почти без глумления:       “Я рад”.       И когда в процессоре снова похолодало, возвещая, что я вновь осталась одна, омыватель потёк с двойной силой. Я опустила голову параллельно полу и наконец позволила голосу присоединиться к горячей жидкости, льющейся из моих окуляров.       В этом зале, как в крепости, я могла прятаться хоть вечно. Окружить себя для верности щитами, огнём, чем угодно и так продолжать сидеть, но ведь в страх нужно шагать, верно? Даже если источник страха и есть сам огонь.       Перемещаясь на его территорию, на одно из указанных им мне лично мест, я не сомневалась, что он мгновенно найдёт меня.       Как и не сомневалась в том, что шагнула я не то что в огонь – в лаву. Сама пришла в её манипуляторы.       Тепло в искре подсказало его приближение менее чем через полджоора. До того я позволила себе медленно, как в офлайне побродить по замкнутому, тоже напоминающему бункер помещению и оценить бросающуюся в окуляры разницу.       В отличие от зала Хранителей, здесь было довольно темно. Располагаясь в недрах планеты – не слишком глубоко, но всё же, – помещение добровольно подвергло себя неизбежной коррозии, и шершавый, тёплый оттенок коричневого заполнил собой все стены, начал просачиваться на пол, за малым не перекидываясь на оборудование. Потолок здесь располагался невысоко, иногда хотелось даже инстинктивно, привычно с моим ростом пригнуться, хотя на деле сюда поместилась бы ещё одна вставшая мне на плечи я. Это иррационально чувство усугубляли и скошенные ближе к верху стены, сужающие пространство. Ничего общего с чистым, кристальным светом зала Хранителей.       Моя ладонь легла на выключенные панели, прошлась по ним медленным движением. Вот только поверхности здесь были тёплыми, наполненными жаром горящих своими идеями личностей, в отличие от холодного равнодушия зала Хранителей. Его немногочисленные посетители в нём рыдали, кричали, прятались, предавались размышлениям или искали совета, а зал лишь беззвучно наблюдал за этим, равнодушно и холодно.       Вот и разница. За ярким, ослепительным фасадом крылся циничный лёд, а внутри тёмного, скрытого от всех подвала – так и кричащего всем своим видом: «Да! Я не вне закона, и всё происходящее здесь – преступно!» – горело пламя.       Преступно – это ведь и по отношению ко мне. Я сама выбрала позицию, и теперь это место не просто против закона. Оно против меня.       Когда раздался звук открывшихся дверей, и без того очень медленно двигающаяся я просто замерла на месте. Температура в помещении мазнула по мне теплом, но в голове ни на клик не возникло мысли обернуться. Я осталась стоять спиной даже тогда, когда раздался звук, возвещающий, что теперь двери заблокированы.       Предсказать действия Мегатрона с точностью за всё время нашего знакомства у меня ни разу так и не вышло. Я ждала криков или чего-то похуже буквально с порога, и почти не удивилась, когда Мегатрон поступил совершенно наоборот – принялся давить на меня пугающей тишиной.       Дрожь всё-таки на миг коснулась лишённого из-за страха чувствительности корпуса. Мегатрон всегда знал точно, как острее всего на меня воздействовать.       Намеренно – точно намеренно, как иначе? – ступая тихо, он начал приближаться ко мне неспешной походкой. С его широким шагом и относительно небольшим размером помещения это было не самой лёгкой задачей, с которой он, тем не менее, успешно справился. Не знаю, чего он ждал, может, того, что я повернусь сама, закричу, умоляя не давить на меня – я не сделала ни того, ни другого, продолжила стоять к нему спиной, игнорируя звук его шагов.       Возле меня Мегатрон ещё больше замедлился, хотя как это было возможно? Звук его вентиляции, несмотря на отсутствие тишины – работали не самые лучшие генераторы, создавая фоновый шум – заставлял внимать себе каждый клик, отслеживать малейшую перемену.       По его вентиляции я всегда судила о степени того, насколько Мегатрон контролировал себя и насколько собирался ослабить этот контроль со мной…       Корпус ощутил холод позади, я застыла окончательно, но касания так и не последовало. Мегатрон остановился.       — Зачем? — раздался его голос в той интонации, которую я представляла себе много раз и каждый – надеялась, что никогда не услышу, ведь за ней, за этим низким, хриплым от угрозы и злости голосом, обладатель которого наверняка всё ещё был неадекватен после случившегося, крылась вся опасность этого мира.       А я… слишком боялась, чтобы сейчас испугаться ещё больше.       Не вздрогнув, я аккуратно повернула назад голову. Мегатрон стоял ровно там, где я интуитивно и ощущала его корпусом и искрой, буквально в двух шагах. Моих, а не его.       Под шум слишком громких генераторов я столь же аккуратно развернулась, стараясь не делать лишних движений, как и лишних шагов – очень осторожно, придерживаясь ладонью за панель позади, чтобы точно не сдвинуться с места. И тихо подняла взгляд на его фейсплет.       На меня взирала сама тьма из ярко-алого.       — Вот уж не думала, что когда-нибудь ты задашь этот вопрос, а не я, — мой голос звучал тонко и звонко, как хвост быстрой кометы, пронёсшейся мимо и уже растворившейся во мраке космоса, раздражавшей его. Мои губы дёрнулись в подобии улыбки, не тронувшей окуляров.       Тьма, казалось, вышла из берегов его алой оптики, заполонила собой фейсплет. Отстранённо я задалась вопросом, как умудрялась всё это время видеть лишь её отголоски, когда тьму Мегатрон воплощал собой весь. В каждом жесте, в каждой черте.       На клик мне показалось, что я вижу перед собой самого Юникрона.       Корпус всё-таки подался интуитивно назад, и я, продолжая упираться ладонью за спиной о панель, немного откинулась.       — Отвечай, — приказ, как удар хлыста, и я всё же резко вскинула голову, отзываясь на него. Пальцы сжались, а уголки губ снова дёрнулись. А ударить меня он может? Успею уклониться?       Губы разомкнулись:       — Мне… нечего сказать.       Слова пришли на ум не сразу, и я отказалась от идеи придумать что-то более изощрённое. Плевать уже.       Мегатрон всё-таки схватил меня за плечо, возле самого сочленения – довольно болезненно вообще-то, – потянул вниз. Я невольно наклонилась вбок, в то направление, куда он тянул, чтобы ослабить давление.       — Процессор включи! — он наклонился совсем ненамного, и с такого ракурса, что мне, и без того кривящейся на одно плечо, пришлось неудобно вывернуть голову, чтобы смотреть ему в фейсплет. — Я повторять не стану.       — То есть, расспросы на этом и закончатся? — поинтересовалась я негромко и лишь чуть-чуть сипяще – говорить с такого положения оказалось не совсем комфортно. — Раз… повторять не будешь.       Я уловила его дёрнувшиеся грудную пластину, линию челюсти – в его искру не заглядывала с упорством беты, которой под фейсплет суют энергон, а та капризничает и отворачивается. Не хотелось утонуть там… в чём, в презрении? Или в ненависти?..       Свободная ладонь Мегатрона схватила меня за затылок, и я всё-таки ойкнула, когда он резко потянул мою голову назад, заставил, оставаясь в полуприсевшем положении, выгнуться. Я уже упала бы на спину от перевеса, не продолжай он тянуть меня за манипулятор.       — Ты происходящее воспринимаешь? — поинтересовался он и в самом деле почти презрительным, небрежным тоном. Алые, полные тьмы окуляры заскользили по моему фейсплету, словно Мегатрон рассчитывал отыскать там чёткие признаки безумия. Я тихо хмыкнула.       — Думаешь, неадекватная?       Он посмотрел на меня с таким выражением из бешенства и разочарования, что я всё-таки вздрогнула и опустила взгляд вниз. Ну, насколько это с моего положения было возможно. Губы разомкнулись снова:       — Ну, хоть в такие моменты я чётко знаю, что ты не притворяешься, — сказала очень тихо то, что, если честно, должно было остаться просто мыслью, но голос прорезался сам. Я услышала короткий выброс вентиляции, прежде чем Мегатрон напряжённо, явно зачем-то сдерживаясь от желания свернуть мне шею, спросил:       — Что?       Я всё-таки пошевелила удерживаемым им манипулятором и совсем немного, но сумела наклониться вправо – плечам и шее стало полегче, но не спине. Я ведь продолжала выгибаться ещё и назад. Подняв оптику на Мегатрона и сама поражаясь собственному бесстрашию, я аккуратно оглядела его фейсплет.       — Хотела.., — вентиляция дала сбой; я коротко провентилировала ещё раз. — Хотела всё понять, каково это.       По его хватке я почувствовала, что Мегатрон теряет терпение, и договорила уже чистым шёпотом:       — Каково… не объясняя, просто делать, потому что так нужно.       Я закрыла окуляры, пытаясь подготовить себя ко всему и сразу, ко всем исходам этой фразы. Реализовался, как всегда, самый для меня неожиданный – Мегатрон не пошевелился. Через несколько кликов я приоткрыла окуляры с сомнением, и наткнулась на всё то же выражение его оптики. Мегатрон смотрел, не скрывая столь очевидной жестокости, и только я решила, что сейчас меня столь же жестоко разломают пополам, как он заговорил:       — Александрина, — никогда ещё он не произносил это имя с таким отчуждением, пренебрежением. — Скажи мне прямо – кто велел тебе это сделать?       И почему-то именно этот вопрос, именно эта фраза заставила резко разогнуться. Всё ещё короткое по своей амплитуде движение, но достаточно сильное, чтобы мой затылок выскользнул из хватки бывшего гладиатора. Затылок, но не манипулятор.       — Если кто-то велел, это что-то изменит? — спросила я утратившим все возможные эмоции голосом. Мой взгляд на него стал безразличным. Мегатрон за тот же манипулятор встряхнул меня.       — Хаос тебя побери, Лекса, что произошло?!       Уже Хаос, здорово.       Взглядом я, видимо, отобразила достаточный уровень иронии от того, что в Хаос он отправляет ходячее воплощение Порядка, и Мегатрон, казалось, на клик даже взглянул на меня осознаннее, с хмурым признанием оксюморона. Но клик закончился, и холодные пальцы скользнули от сочленения манипулятора выше, к плечу.       Не в нежном жесте, а в холодном, цепком.       — Говори, — не голос, шипение, смешанное с рыком. Равнодушие затапливало меня настолько стремительно, что это, похоже, отразилось на фейсплете и только больше взбесило Мегатрона. Резко дёрнув меня за плечо – я коротко вскрикнула, – он заставил меня развернуться.       Перед окулярами встала скошенная ржавая стена без окон, а мой корпус холодные манипуляторы вжали в не менее холодную грудную пластину.       — Не вынуждай меня, Александрина, — ладонь знакомой, ледяной хваткой легла мне на шею, и уже не кончиками пальцев, а целиком, заставила откинуть голову назад до такой степени, что вентиляция не трагично, но осложнилась. Мегатрон сам склонился ближе, сочленение того манипулятора, которым он сжимал мне глотку, легло поперёк моей грудной пластины, дополнительно надавив на неё. Я вновь стояла фактически не на своих ногах, слишком сильно отклонялась назад и сохраняла вертикальное положение исключительно из-за него в виде опоры позади. Опоры… и нарушителя равновесия одновременно.       Дрожь прошла по плечам. От холода, наверное…       Я молчала, и Мегатрон всё-таки надавил сильнее – ладонью на шее, локтём на грудной пластине, пальцами на плече, – отклонил меня назад так, что я, издав тихую сиплую вентиляцию, почти напомнившую всхлип, всё-таки вцепилась мгновенно в предплечье его манипулятора на моей шее. Может, я так пыталась просто удержать равновесие, сбавить нагрузку с поясницы – уж точно не разжалобить его и не убедить остановиться.       Он и не остановился. Немного перемещаясь, делая шаг в сторону – у него-то пространство для отступления было, не то что у меня, я возле самых панелей стояла, – он переместил меня относительно своего корпуса. Теперь я откидывалась не столько на самого Мегатрона, сколько на его плечо, в которое он меня вжимал, давя другим манипулятором на шею. Я скосила на него взгляд, понимая, что Мегатрон для того и переместился – чтобы видеть меня.       Он поймал мою оптику и тихо закончил:       — Я не хочу делать того, о чём потом буду жалеть.       Мои пальцы, держащиеся уже фактически за его запястье, дрогнули.       — А уже есть, о чём? — спросила негромко.       Когда он как-то странно дёрнулся в мою сторону, я зажмурилась – раньше, чем успела осознать, без чётких мыслей в голове, – и почему-то именно в этот клик настрой в его искре слегка поменялся, словно бури коснулся штиль. Сжимающие меня пальцы совсем чуть-чуть ослабли.       Мегатрон наклонил голову. И вдруг хватка обоих его манипуляторах стала ещё спокойнее, настолько, что могло показаться, будто это я стояла в неудобной позе, а Мегатрон лишь держал меня, чтобы не упала. Я чуть опустила в неверии голову, пытаясь разглядеть один из его манипуляторов, и вдруг его пальцы на моей шее пришли в движение. Голову обратно я подняла почти мгновенно, словно его переместившиеся пальцы могли меня поранить. И лишь чудом я не вздрогнула, когда эти самые пальцы – знакомые, холодные – легли выше, на фейсплет от нижней части до почти виска.       Следующий его вопрос прозвучал всё ещё рычаще, низко, но уже спокойнее:       — Ты боишься?       Распахнувшиеся ему навстречу веки; взгляд в фейсплет.       — Тебя?..       Он замер, и я тоже. Не моргая, мы смотрели в оптику друг друга, словно сейчас что-то прозвучало помимо нашей воли, отчего кто-то один завис над пропастью.       Может, оба?       Один из его пальцев всё-таки дрогнул, чиркая по краю моего фейсплета. То ли случайно, то ли в сорвавшейся попытке погладить или поцарапать.       Мегатрон ощутимо, намеренно показательно провентилировал. Даже отгораживаясь от его искры изо всех сил, я почувствовала, что он берёт эмоции – какими бы они ни были – под относительный контроль.       — Выпрямись, — сказал он показавшимся на контрасте равнодушным голосом, в котором, тем не менее, продолжали звучать низкие нотки, и слегка шевельнул манипулятором, на плече которого я почти распласталась. С лёгким толчком Мегатрон помог мне встать ровно, пока я молча прикрывала окуляры. Он сделал вид, будто не слышал моего вопроса. Будто его и не было.       Впрочем, даже перестав удерживать меня в выгнутом, зависимом положении… манипуляторов Мегатрон не убрал. Даже не переместил.       Его ладонь на моём плече снова потянула ближе. Я подавила желание поморщиться, поняв, что вновь оказываюсь прижата к его плечу, просто поза на этот раз более естественная, обманчиво-добровольная. Пальцы Мегатрона с плеча опустились ниже, прошлись по длине всего манипулятора, прежде чем взялись за ладонь, обхватывая её… и всё равно утягивая немного вниз. Неспешность, с которой он делал это, не была сейчас сплетена с осторожностью. Скорее, она напоминала прицельность хищника.       Второй манипулятор Мегатрона лёг поперёк моих плеч, прижимая к себе вплотную, и я беззвучно провентилировала через рот, почувствовав холодное прикосновение его фейсплета к боковой части головы.       — Скажи… мне… честно, — Мегатрон произнёс это с вентиляцией, намеренно растягивая фразу, делая паузы между словами. Я крепко сомкнула губы и зачем-то (проклиная себя за это) вцепилась в его удерживающую мои пальцы ладонь, сдавила сильнее, чем он сам. Край моего фейсплета, висок обожгла его вентиляция, Мегатрон, не отрываясь, повернул голову ко мне и закончил на чистом шёпоте: — Кто заставил тебя? Или что… сподвигло тебя?       Я почти не услышала ярости в его голосе на последних словах. Но она обожгла меня по связи искр.       Медленно, лишь совсем чуть-чуть отстранившись от его фейсплета, я повернула голову к нему. Взглянула, чувствуя, что губы размыкаются сами, хотя ответа ещё не было, мазнула взглядом по его фейсплету вниз и обратно. Мегатрон смотрел прямым и хмурым взглядом, тьма притаилась в глубине, но ей уже было не обмануть меня – я чувствовала её присутствие в каждой черте Мегатрона, в каждой его вентиляции.       Мне казалось, что эта тьма отравляет даже меня, добираясь через связь искр до моего корпуса.       Видимо, испуг проступал на моём фейсплете всё заметнее, потому что Мегатрон в какой-то клик медленно, немного шумно провентилировал – ему это далось с титаническим усилием, я знала – и таки отвёл ненадолго взгляд от меня куда-то перед собой… пальцами немного поведя вверх-вниз по моему плечу.       Я снова стиснула дентопластины, в эти краткие клики, пока Мегатрон на меня не смотрел, умоляя омыватель не пролиться.       Хватку его ладони на шее мне заменило собственное желание зарыдать – вентиляцию, по крайней мере, аналогично перехватило.       Трещина в равновесии искры не могла остаться для Мегатрона незамеченной, и когда он вновь, прямо и очень близко заглянул в мой фейсплет, я со слабой вентиляцией спросила, сдаваясь:       — Кто… кто пытался меня убить, Мегатрон?       Он ждал явно не этого. Немного отстраняясь, заглядывая в мой фейсплет со всё более хмурым выражением, он, может, думал, что ослышался или что я не поняла его вопроса, ответила на что-то своё. На его фейсплете уже отражались все возможные его эмоции, от недоумения и сомнений, до раздражения и гнева, и не желая этих недомолвок, я заставила себя произнести ещё раз, чуть-чуть громче и чуть-чуть чётче, отчего слова прозвучали с едва уловимым нажимом:       — В тот орн кто пытался меня убить?       Выражение фейсплета Мегатрона словно застыло, не меняясь.       Я следила за ним очень внимательно, хотела уловить хоть каплю сомнений, растерянности… вины. Возможно, оно там было, просто не прорезалось сквозь уже проступившую там злость. Всего через несколько кликов пальцы Мегатрона вновь сдавили меня болезненной хваткой, и притянули к себе, вжимая в холодный корпус. Интересно, куда можно деть манипуляторыы…       — Сейчас намекаешь мне, что к Совету решила переметнуться? — он почти выплюнул презрение своей интонацией. Снова резкая смена настроения. — Что они сделали, Праймусом тебе поклялись, что ни при чём?       Я медленно закрыла окуляры, окончательно сдаваясь. Последние остатки надежды, веры ему погасли, плечи опустились. Я почувствовала, что обмякаю в манипуляторах Мегатрона, и эти самые манипуляторы вдруг вцепились мне в плечи, резко разворачивая.       — Зачем ты это сделала, говори! Или я!..       Почему он внезапно замолчал, я поняла не сразу. Не реагировала никак, и лишь по его медленно ослабшим пальцам сообразила, что в этом и было всё дело. Я не реагировала. Его напугала моя пустота.       Губы дрогнули в невесёлой усмешке, едва ли не последней. Конкретно за это я не винила Мегатрона, меня саму испугало собственное отражение, увиденное после того, как я приняла окончательное решение.       Желание разрыдаться ещё раз вспыхнуло внутри, а затем окончательно погасло, растворяясь в пустоте, в памяти моего образа, сидящего на полу с обессиленно опущенными плечами.       Кем я стала? Взмывание вверх вместе с разгорающейся надеждой, с первыми всполохами никогда прежде не знакомого счастья, затем больной удар о поверхность, столкновение с жестокой реальностью – никогда ещё, ни разу за всё функционирование собственное отражение не казалось мне таким убитым, таким… пустым.       А связь искр…       Я взглянула на всё ещё держащего меня, всё ещё застывшего Мегатрона почти в тоске.       Связь искр, то, что должно было сделать меня счастливее, теперь убивало, сковывало в невидимые цепи, лишало последнего выхода, выбора.       И не было мне спасения.       Одно из убежищ Мегатрона       Момент, когда Александрина вдруг разом опустела в манипуляторах Мегатрона, он запомнил очень хорошо. Казалось, вот ещё клик назад он сжимал в ладонях пусть покорный, испуганный, но живой корпус, чьё тепло пробегало по его конечностям и, говоря откровенно, в глубине искры нравилось Мегатрону, а потом что-то внезапно изменилось, надломилось в фем напротив, и всё привычное разом перестало в ней ощущаться.       Стала ли Лекса холодной? Нет. По крайней мере, в буквальном смысле не стала. Некая пассивность её движений так же присутствовала уже в ней все эти несколько бриймов, как и отстранённость во взгляде, но ту перемену, что он ощутил в ней, невозможно было просто увидеть.       Это было что-то на глубинном уровне. В связи ли искр дело, просто в наблюдательности и внимательности Мегатрона, он не знал. Просто очень живо, покликово ощутил, как внутри Александрины словно что-то прекращает функционировать, навсегда замирает.       Его ладони сжались на её плечах крепче, в интуитивном стремлении задержать это «что-то», заставить функционировать снова, но не почувствовали отклика. Будто того, что он сейчас пытался оживить, и не существовало в ней никогда.       Он определённо подобрал верное слово. Пустота. Не смерть, а именно пустота – вот, что за холод он ощущал из тонкого корпуса.       Злость на неё, ярость ещё жгла искру. Он даже не пытался скрыть это чувство от Александрины, намеренно проталкивал через их связь к ней, чтобы поняла, почувствовала, что именно натворила. Мегатрон давно отвык от поражений, но то, что случилось в этот орн, и в нём что-то навсегда изменило.       Нет, не убило. Но ожесточило до такой степени, до какой и сам Мегатрон не мог себе представить.       Его ладони, до боли сжавшие её плечи, начали немного дрожать. Весь корпус Мегатрона переполняла ярость и противоречащее ей чувство растерянности, когда он смотрел в отрешённый фейсплет Александрины. Казалось, что-то внутри его искры вдруг попросило: «Отпусти. Спроси, что с ней». Он выполнил эту просьбу ровно наполовину и в своей манере. Притянул медленно Лексу ближе к себе – её корпус податливо отклонился немного назад от движения, как безвольный предмет – и спросил низким голосом почти ей в фейсплет:       — Чего ты добивалась?       Её полуприкрытые веки дрогнули. Взгляд медленно сфокусировался на нём, и пальцы Мегатрона коротко и гневно сжались на её плечах, в наказание за промедление. Лекса не отреагировала, так же неспешно ответив:       — Столько раз.., — её голос шелестел. В отличие от голосов многих фем, голос Александрины никогда не резал Мегатрону слух, невзирая на свою высоту. Почти никогда, ибо высоту сочетал в себе вместе с имеющейся в нём глубиной, отчего звук получался не писклявый, а просто звонкий.       Единственные разы, когда Мегатрон от её голоса всё-таки морщился, были тогда, когда Лекса начинала визжать. Вот там действительно испытание для аудиосенсоров, даже крики её воспринимались проще.       Сейчас же, на вентилировании и едва звуча, звонкость её голоса прорезалась неровными вспышками, и Мегатрон едва (и зачем-то) подавил в себе желание тряхнуть её, потребовав говорить нормально. Только прошипел:       — Столько раз – что?       Она вяло взглянула на него. Провентилировала, прежде чем заговорить вновь:       — Столько раз просил… доверять, не спрашивать. — Её плечи чуть дёрнулись, будто в смешке, который так и не прозвучал. — Сам ты так не можешь сделать, да?       В следующий миг Мегатрон резко отшвырнул от себя её плечи, отталкивая Лексу, потому что очень чётко понял – ещё клик, и он её ударит. Отвернулся, сцепив за спиной напряжённые манипуляторы.       Александрина немного покачнулась, но устояла, даже не шагнула назад. Податливость её корпуса всё-таки оказалась обманчивой, на ногах Хранительница стояла твёрдо. Взгляд Мегатрона скользнул по ним, вновь невольно отмечая крепость опор этого хрупкого, долговязого и когда-то не слишком устойчивого корпуса.       Как же они оба изменились с орна их знакомства… Не спаси он её тогда, не услышь – сейчас всё бы было по-другому?       Лекса наблюдала за его фейсплетом неожиданно безотрывно. И вдруг её всё ещё шелестящий голос прозвучал гораздо чётче, когда она спросила:       — Жалеешь, что не можешь убить меня?       Мегатрон тут же повернул к ней голову. Нет, он, конечно, понимал, что связь искр не передаёт мысли, только чувства, так что их трактовка может быть неверной, но всё же желания ударить и убить казались ему слишком уж разными по ощущению.       Может, действительно процессором тронулась? Он уже думал так о ком-то…       — Зачем мне тебя убивать? — спросил он её тоже негромко, чтобы заглушить частично нотки ярости в голосе. …И чтобы попытаться понять.       Лекса повела плечом со всё ещё пустым выражением фейсплета.       — Так ведь ты… решаешь все проблемы. — Она помедлила ещё немного, и что-то внутри подсказало Мегатрону выждать эти несколько кликов, удержаться от желания вновь в гневе схватить её, и награда пришла в виде завершения фразы, которую Александрина будто не хотела произносить, но она всё равно вырвалась, неспешно упав с её губ: — Когда с тобой кто-то несогласен.       Всё ещё абстрактный ответ, не дающее абсолютно никакой информации её эмоциональное состояние, то, как она то и дело отводила пустой взгляд куда-то в сторону. Но почему-то Мегатрону понадобилось всего несколько кликов, чтобы соединить всё это, добавить прошлые её фразы, оборонённые пару бриймов назад, и очень ровно, негромко, но с отдающей металлом твёрдостью заключить:       — Стилджо.       Разрозненные куски встали на место. Он разом увидел всю картину.       Александрина перед ним, услышав должное ей быть незнакомым имя, медленно прикрыла окуляры, усмехаясь – но эта усмешка оказалась такой же пустой, такой же вялой, как все её движения. Она качнула головой и коротко провентилировала в неестественной, едва заметной улыбке:       — Всё-таки соврал…       Не Стилджо соврал. Лекса сейчас про него, про Мегатрона.       С каждым кликом понимая всё больше, выстраивая логические цепочки всё дальше, Мегатрон в два резких шага настиг Александрину, снова сжал её плечи – их тепло отчего-то казалось сейчас искусственным – и всё-таки слегка встряхнул.       — Что он сказал, тебе, Лекса? Во что ты поверила, что он…       Его прервали посреди фразы; Александрина вдруг разом очнулась, будто вышла ненадолго из офлайна.       — Он, Мегатрон? — мгновенно вскидывая голову, Лекса лёгким, небрежно-сильным движением вскинутой левой ладони отбросила его манипуляторы (чем очень ясно напомнила, что всё это время в её силах было без проблем вырваться), но назад не отступила. Заговорила тут же громче, возвращая в свой голос звонкость: — А причём тут он, если соврал мне снова ты?       Мегатрон шагнул на неё, намереваясь опять схватить, и Александрина единым движением, не согнув прямой спины, текуче отступила назад, уходя.       — Почему не говорил, что собираешься стать Праймом? — её голос стал немного ниже, глубже. Пустоту, хотя бы частично, но заполнила злость. — Почему я узнала об этом не от тебя? Сколько раз я тебя спрашивала?       Мегатрон подавил желание дёрнуть сжатым кулаком. Ещё один кусок встал на место – вот, к чему были её странные, будто слишком общие вопросы…       Она уже тогда знала.       Александрина коротко, едва заметно повела головой – неожиданно хищным движением, будто медленно разминала шею перед прыжком, и посмотрела на него острее.       — Снова молчать будешь?       Мегатрон сохранил невозмутимо-злое выражение фейсплета.       — А от меня требуется сейчас говорить? — поинтересовался он не без яда, и у Лексы всё-таки дёрнулась нижняя губа. Он шагнул вперёд, и на этот раз она осталась стоять, как вкопанная, задрала голову. — Почему я слышу по твоему тону, что ты для себя уже всё решила? Ты же сама не хочешь услышать, что я скажу.       Плечи Лексы медленно и едва заметно опустились. Злость сходила с её фейсплета, возвращалась пустота, смешанная с грустью. Мегатрон всё-таки осёкся, прикрыл окуляры, провентилировал и попробовал действовать иначе. Глядя на Александрину немного спокойнее, чем до этого, он неспешно протянул к ней ладонь. Чуть-чуть сжались её плечи и дрогнули веки, но она не отступила, безвольно позволяя его пальцам коснуться её фейсплета.       Мегатрон произнёс негромко:       — Просто скажи, что тебе сказал Стилджо. Объясни мне, что случилось.       Она посмотрела на него почти болезненно, почти так, что его искру потянуло. И на вентиляции откликнулась:       — Это уже неважно, Мегатрон. — Её окуляры закрылись, фейсплет не отстранился, но и не лёг ему в ладонь. — Ничего не изменится. Ты уже знаешь, что я сделала.       — Захотела остановить меня? — поинтересовался тут же он уже чуть жёстче. Его пальцы обхватили её фейсплет так, чтобы снова заставить задрать голову. Он склонился ближе к ней, не касаясь, впрочем, остального её корпуса никак. Лекса и без того не вырывалась. — Ты понимаешь, что наделала?       — Отчего-то все вокруг думают, что не понимаю, — как-то странно откликнулась она, явно снова впадая в свои мысли, но тут же посмотрела на него осознаннее. — Уже неважно, Мегатрон, — Александрина повторила это с нажимом. — Делай, что хочешь, дальше, но уже без меня. Тебе есть, с чем ещё разобраться.       От удара она не очнётся. Только больше закроется.       — Без тебя, — он повторил её слова спокойным эхом. Александрина вздрогнула. — Без тебя – просто потому что так решил кто-то другой?       Она опустила взгляд, снова обмякая.       — Так решила я, — произнесла Лекса негромко, не поднимая окуляров. — Дальше – дело за тобой. Десептиконам нужно знать, что ты планируешь делать теперь.       Мегатрон одним движением переместил пальцы с её фейсплета на шею. Схватил.       — Учить меня будешь? — прошипел он, чуть притягивая её за шею ближе. Лекса не поморщилась, хотя её вентиляция очевидно осложнилась. Мегатрон понял это по её сиплому ответу:       — Ты же… учил.       Этот севший от частично перекрытой вентиляции голос так чётко сейчас напомнил Мегатрону Стилджо за несколько кликов до его деактивации – лидер десептиконов тогда приставил клинок к его горлу, тоже перекрывая этим подчинённому вентиляцию, – что его ладонь сама резко выпустила шею Лексы. Она всё-таки чуть пошатнулась, издав хриплый звук восстановившейся вентиляции.       Нет. Он не желал быть со Стилджо таким же, каким с ней. С ней – другое.       Александрина взглянула на него немного исподлобья, и в этой её закрытой, оборонительной позе Мегатрон вместе с её дальнейшим намерением молчать, уходя от его вопросов, чётко увидел, что именно Лекса делала сейчас.       Поступала с ним точно так же, как он все квартексы с ней. Просто отмалчивалась, уводила разговор в сторону, но ни в коем случае не открывалась.       Она вдруг заговорила эхом его мыслей:       — Быть может, сделай я так раньше… что-то бы и поменялось между нами…       Мегатрон всё-таки взял её за плечи у сочленений, потянул к себе. Только что смотрящая исподлобья Александрина безвольно подалась вперёд, ему в манипуляторы, как неодушевлённый предмет. Лидер десептиконов тут же обхватил её. Показалось, он сделал это рефлекторно, будто промедли он ещё клик – она бы просто упала. Удерживая её, всё ещё безвольную, пустую, Мегатрон склонился над её фейсплетом:       — Тебе не выйти так просто из игры, Лекса, — он говорил это, безотрывно наблюдая за каждым оттенком эмоций в её бледно-голубых окулярах. — Ты уже не сможешь. Ты связана со мной.       Несколько кликов Александрина не двигалась.       — Спасибо, что напомнил, — прозвучало шелестяще, и Мегатрон вздрогнул сам. Пустота её корпуса резко ударила по его нутру.       Стилджо, Стилджо, что ещё ты успел сделать?!       Он открыл уже рот, чтобы, возможно, задать неверный вопрос, совершить этим ошибку, но Лекса вдруг бросила острый взгляд… и задала этот вопрос сама:       — Жалеешь?       Его пальцы сжались на её плечах.       Александрина пусто усмехнулась.       — При всём желании теперь не разорвёшь. Меня ведь и убить невозможно. Ты обычно делаешь именно так, а меня не получится…       Мегатрон стиснул в ладони её локоть, потянул его вниз. Этот манипулятор продолжал одновременно прижимать её к корпусу за талию. Обхватывая другим манипулятором её фейсплет, склоняясь над ним, Мегатрон прошипел:       — Знаешь ли, что это Стилджо пытался тебя убить?       Она вздрогнула, зрачки её окуляров скакнули в размере, и он безрадостно хмыкнул.       — Не знала. — Мегатрон легко, быстро провёл пальцем по нижнему краю её фейсплета, словно очерчивая его контур. Поинтересовался почти скучающе: — Что он тебе сказал, что это был я?       Лекса явно не хотела отвечать, медлила. Но всё же покачала головой. Пальцы Мегатрона отчего-то сами собой немного разжались.       Почему ему важно, чтобы она не думала, будто он может захотеть убить её?       Мегатрон ждал, вдруг Александрина всё-таки ответит, что тогда сказал ей Стилджо, как и когда вообще связался с ней, но она молчала. И он продолжил сам:       — Что бы он ни сказал тебе – это часть его игры. Не верь тому, что он пытался тебе внушить.       Лекса как не услышала. Или что точнее – не придала абсолютно никакого значения. Так же ровно, пусто глядя на него, спросила снова:       — Почему ты не сказал, Мегатрон?       Она спрашивала не про Стилджо, только лишь об объявленном в этот орн намерении стать Праймом. И он всё-таки ответил, коротко и просто:       — Ты бы не поддержала.       Как легко иногда говорить правду.       Александрина едва-едва заметно наклонила голову набок, не меняя выражения окуляров.       — А это что-то меняет?       — Да.       Ещё один простой ответ. Лексе его, к сожалению, оказалось мало, столь же ровно она поинтересовалась:       — Что же?       На это он уже ответить не смог.       Фем в его манипуляторах выждала немного, а потом прикрыла окуляры, принимая очередное молчание. Или отбрасывая его в сторону. Её голос, прозвучавший всего через клик, стал ещё безэмоциональнее:       — Что ж, я не поддержала. Что теперь?       — Что он сделал?       На звук его голоса, низкого, показательно спокойного – что было прямым знаком, какие ярость и жестокость скрываются под этим тоном, – Лекса немного приподняла фейсплет. Мегатрон замер, готовясь внимать ответу, но она снова ничего не сказала. Его манипуляторы сжались сильнее.       — Что он сделал, Лекса?!       — Он мёртв, Мегатрон, — как же контрастно звучал её безразличный голос на фоне его криков. — Что он может сделать?       — Что он уже сделал, Лекса?       — А что, — он дёрнула плечом, вырываясь, отступила; он опустил манипуляторы, — ещё собираешься сделать ты, Мегатрон? Что будешь делать со мной?       Его в клик затвердевший голос отдал металлом:       — На что ты намекаешь?       — Прекрати, я же чувствую всё, — она дёрганно повела плечами так, будто сбрасывала с себя что-то невидимое, что-то, что приклеилось к ней намертво. Скинуть это «что-то» не вышло, она вперилась в него почти отчаянным взглядом, на клик снова ставшим живым: — Сам про связь вспомнил, забыл уже? Я чувствую твои эмоции! Искру больше не обманешь. Не делай вид, будто не желаешь убить меня за то, что я сделала.       Мегатрон позволил ей постоять так в шаге от него, в мнительном ощущении безопасности, которой она, конечно, не чувствовала. Проследил за тем, как её было вскинутые ладони безвольно опускаются вниз, как обмякает корпус. А затем медленно, однозначно шагнул к ней снова, обхватил одним манипулятором за плечи со спины, поднял другим её фейсплет. И глядя ей в окуляры, произнёс на резкой вентиляции:       — Желал бы убить, не уничтожил бы Стилджо за попытку тронуть тебя.       Лекса вздрогнула. Её взгляд медленно опустился вниз, Мегатрон почувствовал, как сжался её кулак. Она произнесла едва слышно, через силу:       — Зачем ты сейчас говоришь мне это?       Мегатрон не дрогнул. Его выражение фейсплета осталось прежним, едва-едва хмурым – отчего-то он не жалел о сказанном.       — Ты хотела услышать правду, — произнёс он совершенно ровно, не отстраняясь от Александрины. Ладонь с её фейсплета медленно опустилась ей на плечо возле шеи. — Вот она. Я убил его, потому что он пытался убить тебя.       «…и убил бы ещё раз, ещё много раз, теперь за то, что он каким-то образом сумел пошатнуть твоё доверие мне».       Лекса медленно моргнула, не отрывая взгляда.       — Он не смог, — прозвучало её тихое, пустое. — И не смог бы, даже попытайся ещё раз.       — Мне плевать. — Мегатрон склонился к ней ближе, произнеся с нажимом: — Он. Пытался, Лекса.       — Почему мне не сказал? — Александрина не посчитала нужным зацикливаться на этой его откровенности. — Зачем сказал, что это Совет? Зачем даже это попытался вывернуть в свою пользу?       Он не успел и рта открыть, Лекса почти сразу опустила фейсплет, закрывая окуляры и качая головой.       — Не отвечай. Мне уже всё равно.       Она попыталась отступить на шаг назад, но манипуляторы Мегатрона не позволили, он ухватил её крепче, развернул её фейсплет обратно к себе.       — Не отворачивайся.       Она снова попыталась, он схватил её ещё сильнее.       — Александрина!       Он почувствовал, как от её пустоты, от самого факта, что она смеет отворачиваться, его снова затапливает ярость. Нет, два предательства за один орн – от бывшего друга и партнёрши по искре – это слишком много, его самоконтроль имел вполне себе чёткие пределы. Раздражаясь сейчас страшно от того, что она отворачивается, отмалчивается, Мегатрон просто схватил её и толкнул назад, в несколько сильных шагов впечатав её в стену позади. Лекса ссутулила плечи, держась за его запястья и всё равно опуская взгляд вниз.       Он прошипел почти возле самых её губ:       — На что ты надеешься?       Лекса зажмурилась.       — Чего добиваешься? — Мегатрон продолжал. — Правда веришь, что тебе хватит сил пойти против меня?       Она едва-едва приоткрыла оптику, посмотрела на него. На вентиляции прозвучало едва слышное:       — Кому-то… же… хватило.       Напоминание об Орионе стоило ей ещё более ощутимого впечатывания в стену. Лекса снова закрыла окуляры, даже не пикнув. Возможно, как Хранительнице ей вовсе не было больно, и зря он сдерживается.       — Доложили уже? — почти выплюнул он ей, и Александрина коротко, едва заметно мотнула головой. Буркнула тихо:       — Видела.       На пару кликов это ввергло Мегатрона в недоумение. Лексы совершенно точно не было в здании Совета во время его выступления, она переместилась туда позже, уже после окончания. Кто-то из дорогих советников вёл ей прямую трансляцию?       Ярость усилилась, возвращаясь, и Мегатрон сдавил шею Лексе ощутимее, заставил поднять голову… и отчего-то, когда она даже окуляров не открыла, не дёрнулась, не попыталась вырваться, он вдруг явственно ощутил, как крепко она держится за его запястья. Не в попытке вырваться, отстранить, ослабить его хватку – просто держится. Как за единственную опору.       Её горячие ладони вдруг разом остудили огонь ярости в его искре.       Медленно-медленно он разжал пальцы. Осторожно выпустил её шею, положил ладонь ей на плечо – всё ещё прижимая её этим к стене, но не так сильно и больше не перекрывая вентиляцию. Он ощутил, как от этого расслабился её всё-таки немного напряжённый корпус. Окуляров Лекса так и не открыла, словно пыталась погрузиться в офлайн – фем не жмурилась.       Он смотрел на её фейсплет какое-то время, словно что-то запоминая, надеясь увидеть в нём нечто другое. А затем гораздо ровнее, почти спокойно и даже негромко сказал:       — Планете будет лучше, если во главе неё встану я. — Мегатрон чуть распрямился, чтобы его нависание над Александриной не было таким ощутимым. Он продолжил, не повышая громкости: — Ты видишь сама, что происходит, пока у власти Совет. Это нужно изменить. Я подхожу для этого больше кого бы то ни было. — Он всё-таки провёл по её фейсплету пальцами, заканчивая чуть-чуть мягче: — Тем более… с Хранительницей заодно.       На этих словах она вдруг распахнула окуляры. Подняла их на его оптику и, взглянув остро, произнесла очень-очень чётко слова, которые ещё долго лидер десептиконов будет вспоминать снова и снова:       — Ты не прав, Мегатронус.       Лекса обратилась к нему не нынешним, а прежним именем. Тем самым, которое он носил, когда они познакомились, словно так напоминая ему разом, откуда они оба начинали, кем являлись на самом деле по своей сути глубоко внутри, сколько бы имён ни сменили.       Режущее чувство предательства ударило по нему повторно, но он в ответ не ударил Лексу, не прижал её плотнее к стене, нет. Лишь зафиксировал ей фейсплет, чтобы не дать возможности вновь отвести взгляд. Она смотрела почти безнадёжно.       — Думаешь, ты права? — поинтересовался он остро, и Лекса в конце концов вздрогнула, но вновь промолчала. Он всё-таки сжал сильнее пальцы на её корпусе. — Молчание тебе не поможет. Веришь, что я так легко отпущу тебя?       Лекса невесело усмехнулась.       — Нет. Конечно, нет. — Она посмотрела на него прямее. — Я ведь для тебя всё ещё просто средство.       Он дёрнул уголком рта.       — Я не называл тебя так.       — Не называй, обойдусь, — бросила она, снова закрывая оптику. Пустота в её корпусе вновь отчётливо коснулась искры Мегатрона.       Он тут же приблизился к ней ещё больше, теперь вжимая в стену уже практически собой. А Лекса почему-то сказала совершенно равнодушно, будто находилась сейчас не здесь:       — Не надо, не хочу. — Она задрала голову медленным и небрежным движением, уходя из его ладони. Посмотрела вновь напрямую: — Ты же ни перед чем не остановишься. Стилджо, кто будет дальше?       Мегатрон вперил в неё не менее прямой, почти угрожающий взгляд, морально продавливая уже практически без стеснений:       — Всё будет гораздо хуже, если ты действительно откажешься.       Александрина отчего-то едва не закатила окуляры.       — Не пугай меня последствиями. Я уже наслушалась. Почему всё время хочешь, чтобы боялась?       Он замер ненадолго. Смотрел, не отводя взгляда, на её фейсплет, раздумывал, нужно ли сказать то, что вертелось на глоссе. И всё-таки сказал негромко, прекрасно зная, как это может ударить:       — Я знаю, что ты боишься боли. — Мегатрон чиркнул пальцем по нижнему краю её фейсплета, делая слова весомее, и Лекса действительно напряглась всем корпусом, окуляры распахнулись широко. И у него была возможность остановиться на этом, но он всё-таки добавил, наклоняясь над её оптикой, заканчивая фразу: — И смерти.       Забавно для бессмертной её бояться.       Александрина вздрогнула как от болезненного удара. Как от удара от того, от кого она меньше всего его ожидала. Мстительное удовлетворение – в этот орн он тоже испытал это чувство, по её милости в том числе – смешалось с чем-то противным, неприятно заскрёбшим по искре.       И чего добился? Стало легче хоть кому-то из них?       Лекса тем временем словно потеряла окончательно опору внутри себя. Плечи поникли, корпус снова обмяк. Опуская голову, она свистяще, едва слышно бросила:       — Ну так давай, продолжай. — Она закрыла окуляры и на одной вентиляции закончила: — Делай мне больно.       Пустота окончательно заполнила собой весь её корпус.       Отчётливо понимая, что Александрина больше не стоит на своих ногах, Мегатрон перехватил её под мышками, удержал, прислонил к стене плотнее, чтобы не дать скатиться вниз. Рассчитывал, что её ноги обретут вновь опору, но ясно увидел, что нет – Лекса не встала на них, продолжила фактически висеть, прижатая. Он зарычал, перехватывая её плечи:       — Что с тобой?       Тишина. Даже головы не подняла. И всё же отблески голубого на её грудной пластине говорили об открытых окулярах – она оставалась в онлайне. Мегатрон резко приподнял её за плечи ещё выше:       — Не молчи, ответь мне!       Её голова задралась наверх, но как-то безвольно. Мегатрон видел, как медленно она моргнула.       — Лекса!       Ничего. Словно совсем не боялась, что он может в один клик разжать манипуляторы и корпус фем просто полетит вниз.       На клик он захотел встряхнуть её. Схватить и с силой стукнуть о ближайшую поверхность, стукнуть несколько раз, лишь бы разбить оболочку, достать оттуда настоящую Лексу, ту, которая вспыхивала от одного лишь слова, одного касания, ту, что ни разу не покорилась без сопротивления… но ту, что неизменно всё-таки покорялась ему.       Он уже сжал её плечи, готовясь поднимать, но остановился. Александрина чуть опустила голову, и бездонная пустота её окуляров словно разом опустошила что-то и в нём самом. Лидер десептиконов замер.       Мегатрон не жаловался никогда на слишком серое функционирование, но чем ближе он узнавал Александрину, тем более живым он себя рядом с ней чувствовал. Каждая её эмоция, её несогласие, её покорность, её резкость, её неуверенность, всё это резкими штрихами добавляло, казалось, и так имеющиеся в избытке краски. Бывший гладиатор столь медленно, тщательно привязывал её к себе, что даже не заметил, не понял, как и она сделала то же самое с ним.       А потом – просто отстранилась от него. Забрала свой огонь, оставив его в холоде.       Отказываясь мириться с такой реальностью, Мегатрон всё-таки перехватил её и отстранился вместе с ней от стены, держа её над полом. Несколько резких широких шагов, и он уложил её на платформу рядом, стоящую тут на случай, если он не станет возвращаться домой на ночь. Звон от удара её корпуса о поверхность почти сразу же повторился громче, когда Мегатрон опустился туда следом, возвышаясь над Лексой. Она просто смотрела перед собой.       Не на него. Куда-то сквозь.       И всё, что Мегатрон делал с ней дальше, очень плохо отпечаталось в памяти обоих, только лишь отдельными фрагментами. Александрина не сопротивлялась ни одному его движению, но ни на одно же не отреагировала. Порой могла чуть переместиться, повернуться, но это больше напоминало движения, которые выполняешь, когда устаёшь лежать в одной позе, автоматические и бездумные. Искру она раскрыла как по команде, но ничего не было внутри неё, кроме всё той же пустоты. Иногда её корпус реагировал – изучить многие чувствительные точки бывший гладиатор за несколько моментов близости всё же успел, – но это казалось лишь пустым рефлексом, тоже автоматическим, ничего не значащим откликом. Мегатрон в какой-то момент протянул ладонь, вынуждая её посмотреть ему в фейсплет.       — Услышь меня.       Тишина.       — Не молчи.       Ещё одно его движение. Такая же тишина в ответ.       — Александрина.       Никакой дрожи даже на веках. Его сдавленный рык:       — Лекса!       И она подняла оптику.       Только всё такую же пустую, невыразительную. Её корпус ритмично подавался назад от его движений, но ни разу это не отразилось в её окулярах. В один клик факт её близости к нему, то, что он сжимал её, такую горячую в манипуляторах, её тихая вентиляция рядом – всё перестало диктовать реальность. Он сжимал её корпус пальцами, но Александрины не было рядом с ним. Стук её искры эхом отзывался в его грудной пластине, но не было самой искры, части его собственной. Близкая ему Александрина, Лекса стала бесконечно далека от него.       Пальцы сжались ещё сильнее, как будто силясь ухватить ускользающий образ, тонкие лучи заката, растворяющиеся в ночной тьме, и в процессоре вновь произошёл диссонанс. Корпус его Лексы здесь. А сама Лекса – нет.       Он провентилировал едва слышно:       — Ответь. Прошу. — Как давно он не просил. — Слышишь?       Она точно слышала. Но больше не отвечала ни на один его зов…       Её пальцы вдруг поднялись, грустно прошлись по его плечу… и безвольно упали вниз. Прощаясь.       Он ещё несколько раз звал её. Громче и тише, стискивая до боли и невесомо гладя, отстраняясь как можно дальше и прижимаясь близко-близко, но всё это не имело для неё значения. Лекса не отвечала.

* * *

      Четыре квартекса до начала войны       Одновременно коснувшиеся истории трансформеров сразу два исторических события серьёзно поменяли общественные настроения. Глядя с высоты невозмутимого историка, всё наверняка казалось ожидаемым и закономерным, как очередной виток развития или деградации, но для современников, тех, кто жил в тот период… это напоминало внезапный взрыв на давно выведенном из строя заводе.       Чёткое ощущение – так быть не должно. Как минимум не так, ведь взрыв прозвучал там, где его меньше всего ждали.       И пока кто-то недоумевал, кто-то не обращал внимания, а кто-то лишь надеялся, что скоро всё обязательно придёт в норму, десептиконы отказ Александрины от поддержки их движения принять тихо и мирно не могли никаким образом, даже подключив всё у них имеющееся сочувствие и попытку задаться вопросом: «А вдруг была причина?»       Воспринять это как-то иначе, кроме как предательство, оказалось для них совершенно невозможно, и за считанные бриймы из живого воплощения надежды и защиты Александрина превратилась во врага. Слова Стилджо стремительно сбывались, и каждый из десептиконов тогда мысленно, в той или иной форме поклялся самому себе, что Александрина ещё ответит за то, что только что осмелилась сделать…

* * *

      Настоящее время       Эвелина       Я не считала в таких ситуациях чёрный юмор уместным. И мне не хотелось сейчас шутить, но в целом… как будто уже можно начинать пить за упокой.