Золотой дракон

      С каждой минутой, проведённой вместе с Чжун Ли в полном молчании, Тарталья чувствует себя всё более и более неловко. Он прекрасно понимает, что завтрак — не лучшее время, чтобы вывалить на Моракса историю о том, как вприпрыжку уматывает к Осиалу, которой является его врагом и должен быть чем-то вроде соперника за сердце красавицы, но всё равно не может унять бешено прыгающие в черепной коробке мысли. Гораздо проще было бы, если бы Чжун Ли согласился сначала поговорить, а потом пойти есть. Что ж, видно, придётся привыкать, что в Ли Юэ по-простому не бывает.       Чайльд даже почти не осознаёт вкус того, что запихивает себе в рот, не в силах оторваться от гораздо более увлекательных вещей, чем пища. Что скажет Чжун Ли, если услышит его рассказ? Вряд ли он будет на седьмом небе от счастья, но насколько он будет зол? Или, может быть, вообще не рассердиться? По сосредоточенному выражению лица возлюбленного Тарталья не способен понять, насколько милостиво он настроен.       Наконец Чжун Ли встаёт и направляется к выходу из небольшой кухни, жестом предлагая Чайльду проследовать за ним. Юноша не особенно понимает, к чему все эти церемонии, но не решается спорить или задать вопрос, а потому безмолвно идёт за Мораксом, едва не спотыкаясь о ковёр в гостиной. — Итак… — начинает Тарталья, но тут же умолкает, ощущая ещё бóльшую неловкость, чем в кухне, когда Чжун Ли непринуждённо опускается на диван перед ним. — Итак, — продолжает за него мужчина. — Насколько я понял, ты имеешь определённые проблемы со Снежной. Я не ошибся?       Чайльд удивлённо хлопает глазами, но кивает, так и продолжая стоять на месте, будто, стоит сделать ему хоть шаг в сторону Моракса, тот тут же сожрёт его. Нет уж, в середине гостиной Тарталья чувствует себя всё же увереннее, чем рядом с Чжун Ли. Слишком велик и оттого страшен соблазн поделиться с ним всем, что гложет.       Юноша может сколько угодно считать Царицу своим врагом, но он всё равно будет прислушиваться к тому, что она ему когда-либо говорила и тому, чем он научился с её подачи. Конечно, очаровательно бросится Чжун Ли в объятия, как спасённая из беды принцесса, которая, впрочем, сама эту беду и создаёт, но вот решать проблемы таким способом Чайльд определённо не собирается. Он никогда не может быть уверен до конца, что Моракс его не покинет, когда он перестанет быть полезным. — Нет, — медленно отвечает Тарталья, смотря в золотые глаза напротив. — Ты не ошибся. Но как ты понял? Неужели всё настолько предсказуемо?       Чжун Ли пожимает плечами и несколько смущённо признаётся: — Признаться честно, я ожидал проблем со стороны Царицы позже.       Чайльд несколько кивает, как болванчик, и усилием воли останавливается голову, напоминая себе, что этот жест со стороны может выглядеть немного странно. — Что ж, по крайней мере, я рад, что не один в шоке, — бормочет он, слабо улыбаясь и опуская глаза. — Насколько велико твоё… расхождение в интересах со Снежной? — спрашивает Чжун Ли мягко, но его взгляд буквально прожигает юношу до костей.       Тарталья кисло поджимает губы. Он не знает, насколько для Ли Юэ выгодна его связь с Царицей, но надеется, что потеря этой связи не скажется отрицательно. — Я вроде как уволен, — отвечает он, подумав. — И помилован. — Помилован? — переспрашивает Чжун Ли напряжённо. — Что это означает?       Чайльд жмёт плечами и тихо фыркает. — Обычно не так-то просто отвертеться от наказания за предательство, — объясняет он, не понимая, как Моракс может быть настолько глуп. — Очевидно, моё нахождение здесь раскрыто и истолковано так, будто я в связи с Ли Юэ с самого начала, что, конечно же, не так. Думаю, ты и сам понимаешь, насколько это крупная удача — тихо и почти мирно расстаться со Снежной. Во всяком случае…       Юноша запинается, замечая странное выражение в глазах Чжун Ли. Они слегка прищурены, будто мужчина присматривается к чему-то, судя по всему, не существующему в бренном мире, и блестят в дневном свете, заливающем гостиную из открытого окна. — Ты веришь в это? — наконец спрашивает Моракс, вздыхая. — Ты думаешь, что можешь спокойно уйти?       Наверное, Тарталья, если бы и не услышал, то надумал себе насмешку в подобном вопросе, задай его кто-нибудь другой, но Чжун Ли умудряется звучать так, что нельзя разглядеть в его словах ничего, кроме настоящего вопроса. — Не знаю, — облизав губы, говорит юноша. — Если Царица захочет меня убить, мне всё равно не отвертеться. Просто… Не находишь ли ты бессмысленным лгать о намерениях в подобной ситуации? — Боюсь, что не нахожу, — отзывается Моракс задумчиво и добавляет уже более собранным тоном: — Это слишком просто, чтобы быть правдой. — Всё, что я сейчас делаю, слишком просто, чтобы быть правдой, — возражает юноша. — Так почему именно это должно оказаться ложью?       Он не знает, чем занят больше — спором или попыткой убедить самого себя, но надеется, что эти обе вещи примерно одинаковы. Столько лет верной службы просто не могли оставить Царицу равнодушной, правда ведь? Почему бы ей не пожалеть его, тем более уже ушедшего из её рук? Гораздо более фантастично выглядит неожиданное появление мертвеца и слишком уж большая готовность помочь ему, Чайльду, вроде как всё это время игравшему на чужой стороне и успевшему здорово попортить Ли Юэ кровь. — В любом случае, когда я закончу своё последнее чёртово дело, буду свободен, — чрезмерно звонко в кажущейся Тарталье напряженной тишине говорит он, скорее чтобы наконец прервать её, чем желая оправдаться. — Насколько я понимаю, достаточно просто выполнить его на совесть.       Чжун Ли недоверчиво качает головой. Он выглядит совершенно не убеждённым ни в одном слове. — Ты не думаешь, что это ловушка? — интересуется он, приподнимая бровь. — Даже если это ловушка, я попадусь в неё, — заявляет юноша. — Если эта ловушка означает свободу для меня и безопасность для моей семьи.       Мужчина приподнимает руку, призывая Чайльда остановиться, и отодвигается от спинки дивана, закидывая ногу на ногу и склоняясь туловищем вперёд. — Лучше расскажи мне от начала и до конца свой разговор, — предлагает Чжун Ли. — Начинаешь путаться? — с улыбкой спрашивает Тарталья, с радостью меняя тему.       Моракс только кивает, не поясняя свой жест никакими звуками, и готовится слушать. С таким выражением лица он обычно узнавал нечто новое о ложной работе Чайльда, любившего порой приврать и нажаловаться, когда они сидели на очередном свидании, и эта схожесть поражает что-то глубоко внутри юноши. Наверное, будь Чжун Ли совершенно разным в легальных делах и нелегальных Тарталья бы чувствовал себя более спокойно. Всё же гораздо проще иметь дело или с воспитанным человеком, или с бандитом, имея чёткое разделение. — Признаться честно, да, — отвечает мужчина, складывая руки на колене.       Чайльд очень хочет сесть куда-нибудь, чтобы снять напряжение хотя бы со своих несчастных ног, и решает выложить всю правду. В конце концов, Чжун Ли всё равно сможет докопаться до любого факта о Тарталье, если, конечно, уже этого не сделал. — Что ж, Царица, похоже, думает, что я в отношениях с Нин Гуан, — поднимая глаза к потолку, выпаливает он. — Понятия не имею, откуда она это взяла, но явно не собирается расставаться с мыслью.       Чжун Ли приподнимает брови, впрочем, не выглядя таким удивлённым, как ожидал от него юноша. Моракс прочищает горло, прежде чем повести плечами и быстрым движением головы сдвинуть обратно на середину спины длинные волосы. — Наверное, где-то завёлся человек, торгующий информацией, — предполагает Чайльд, не в силах просто слушать негромкий скрип диванной кожи и шорох одежды Чжун Ли. — Нин Гуан… — задумчиво бормочет мужчина, будто не слыша его голоса, и говорит уже бодро, словно очнувшись: — Это не худший вариант из всех возможных. — Не худший? — переспрашивает Тарталья, чувствуя себя идиотом. — Любая информация, которой обладает Царица, хороша, пока она является ложью, — отвечает Моракс, усмехаясь самым краешком губы и кидая быстрый взгляд на свои ботинки. — Вряд ли человек в своём уме может предположить, что я сбежал с тобой, — желая защититься, говорит юноша. — Хотя бы потому, что ты мёртв.       Чжун Ли легонько кивает, соглашаясь с логичностью и очевидностью довода, позволяя Чайльду в мельчайших деталях разглядеть блеснувшее в утреннем свете кольцо на большом пальце.       Юноша только сейчас, в момент затишья, когда нет нужды придумывать оправдания и демонстрировать выгодные стороны, осознаёт, насколько скучными оказываются руки Моракса. Он ожидал, что под чинными перчатками прячутся татуировки или даже шрамы, но ни того, ни другого на ладонях нет. Разве что украшения остаются на месте, смотрясь, пожалуй, немного странно на бледной коже вместо привычной коричневой. — Ты прав, — признаёт Чжун Ли без единого признака недовольства. — Но мы отвлеклись от темы. Итак, Царица полагает, что ты состоишь в отношениях с госпожой Нин Гуан… — Верно, — подхватывает Чайльд, отрывая блуждающий взгляд от чужих ладоней. — И я перебежал на сторону Ли Юэ, причём давно. Но вроде как прощён, если завершу сделку с Осиалом. А я её завершу, Чжун Ли, потому что, знаешь ли, имею семью, которую никто не может защитить. — Ты не… — начинает Моракс, и его глаза опасно сверкают, когда он осекается. — Ты не можешь пойти в настолько опасное место.       Тарталья покачивается с пятки на носок и обратно, по-детски взмахивая перед собой руками, и чувствует, как холодеет кожа на шее. Он слишком хорошо видит угрозу в золотых глазах возлюбленного, чтобы игнорировать её, но понимает, что отступать нельзя. — Я могу. Во всяком случае, пристыженной собакой из нас двоих будет он, потому что я догадываюсь, кто нашептал Царице всю эту белиберду. К тому же, Чжун Ли, ты не можешь не признать, что он слабак. Пока я считаюсь агентом Снежной, мне ничего не угрожает. Поверь, я умею пользоваться ситуацией, если это необходимо.       Чжун Ли тяжело вздыхает и прикрывает глаза ладонью, откидываясь обратно на спинку дивана. Он качает головой и смотрит куда-то вдаль над плечом юноши, словно пытаясь заглянуть в дано минувшее прошлое. — Он был опасным человеком, — немного хриплым голосом говорит мужчина несколько отстранённо. — Его время прошло, ты прав. Но это не означает, что кончились и силы. — Я могу постоять за себя, — слабо возражает Чайльд. — Я знаю, — мягко обрывает его Чжун Ли. — Я знаю. Но всё равно… — Никаких «но», Чжун Ли, — быстро вставляет юноша. — Это дело касается моей семьи. — Я могу обеспечить ей защиту.       Тарталья качает головой, буквально ощущая, как отвратительное ощущение горечи разъедает его горло, когда он говорит: — Я могу доверять тебе свою жизнь, Чжун Ли, потому что это ни на что не влияет, но моей семьи — никогда. Я не имею на это права, понимаешь? Нет никакой гарантии, что…       Чайльд хочет продолжить, добавить нечто вроде, «что Царица не уничтожит их всех раньше, чем ты найдёшь», но останавливается. Он не знает, что именно заставило его умолкнуть — что-то тёмное, не похожее ни на угрозу, ни на злость, в глубине глаза Моракса, или его быстрый, совершенно не в духе, кивок. — Верно. Нет никаких гарантий, — заканчивает за него Чжун Ли.       Юноше отчаянно не нравится, как это звучит. Почему-то он чувствует, что мужчина имеет в виду его недоверие, связанное с профессией и важностью семьи. Тарталья хотел сказать совершенно не это. Он думал в этом роде, но ни за что бы не озвучил. В конце концов, он не такой идиот, чтобы сразу и всецело отдавать Чжун Ли все карты в руки, нет.       И всё же Чайльд не спорит. А к чему это делать? Разве Моракс поверит ему, если Тарталья скажет, что случайно подумал, будто предложение звучит как-то неправильно? — Как и нет никаких гарантий, что ты вернёшься живым, — говорит Чжун Ли достаточно сурово, чтобы юноша не осмелился вспылить сразу. — Я вернусь, — отзывается он более миролюбиво, чем желает. — Хотя бы чтобы доказать тебе, что ты ошибаешься.       Моракс вздёргивает брови и качает головой. Чайльда раздражает его скептицизм, и он, тряхнув головой, то ли выплёвывает, то ли бормочет: — Боже, Чжун Ли, не будь таким дураком. Я ставлю тебя перед фактом, а не прошу разрешения.       Тарталья не знает, как у него хватает смелости сказать всё это, но не останавливается, пока не произносит последний слог. Он чувствует, как слова повисают в воздухе, и раздумывает несколько секунд, прежде чем осторожно добавить: — Ты просил меня рассказать разговор с Царицей. По-моему, я сказал уже больше, чем требовалось.       Чжун Ли продолжает молчать. В нём происходит какая-то борьба, Чайльд это видит, и гадает, уж не специально ли Моракс позволяет ему узнать об этом. Вряд ли он настолько озадачен, что не смог бы скрыть мысли за милостивой улыбкой или простым серьёзным выражением лица. — Один раз я уже отпустил тебя, когда мог задержать силой, — наконец говорит он задумчиво. — Я до сих пор уверен, что ты оказался бы в более хорошем положении, не пойди я у тебя на поводу, чем то, в котором ты сейчас.       Сцена на лестнице вспыхивает перед мысленным взором юноши, будто он возвращается туда. Он может слышать негромкие отголоски разговоров людей снизу, но видит только два золотых глаза, прожигающих его насквозь, и ощущает одно биение собственного сердца. Уж не об этом ли ему говорит Чжун Ли? — Ты сам дал мне выбор, — замечает Чайльд, ведя плечом. — В конце концов, мог бы не спрашивать, если бы… — Я не могу не спрашивать, — отзывается Моракс. — Это противоречит правилу принятия в Ли Юэ новых членов. — Отлично. Получается, сейчас ты собираешься его нарушить, если…       Чжун Ли качает головой и подходит к Тарталье настолько близко, что достаточно протянуть согнутую в локте руку, чтобы коснуться его шеи. — Я хочу его нарушить, но не стану. Ты волен делать что угодно, Аякс. Следуй тому, что считаешь нужным, и думай лишь о своих интересах. Пока ты имеешь какие-либо дела с Осиалом, Ли Юэ не примет тебя. — Что я теряю? — осторожно интересуется Чайльд, яростно желая сделать шаг назад. — Защиту? — Ты был бы в гораздо большей безопасности, отвечай за тебя Ли Юэ, — говорит Моракс, опуская глаза. — Ладно. Не то чтобы мне она требовалась. — Тарталья встряхивает головой и смело встречает взгляд Чжун Ли. — Поверь, я достаточно часто бывал в ситуациях, когда сам за себя. — Сейчас не одна из них, — возражает мужчина. — Если большинство Адептов возразят против помощи тебе, Ли Юэ не встанет на твою сторону, ты прав. Но… — Логично, что они не станут бороться за того, кто не часть их, — вставляет юноша. — Но я уже борюсь, — завершает Чжун Ли, будто не слыша его. -- К сожалению, в одиночестве я не всесилен.       Отчего-то Чайльда вообще не волнует всесильность Моракса. Сейчас он думает только о том, как бы не въехать Осиалу в морду, посмей он только посмотреть в его сторону. Что ж, если он и не дал Чжун Ли обещания никогда не изменять, он даёт его самому себе.