Золотой дракон

      Тарталья едва не подскакивает на месте от неожиданности, ограничиваясь тем, что просто издаёт булькающий звук, который, как он яростно надеется, будет воспринят смешком. Он предпочитает не оглядываться, поскольку голос собеседницы ему совершенно ничего не дал, а значит, и лицо мало исправит ситуацию. — Добрый день, — бормочет он, яростно пиля взглядом свои руки. — Мило, что Вы откликнулись, хоть и немного не… э… вовремя. То есть, конечно, вовремя, просто я не ожидал, что в этой комнате есть кто-то, кроме нас с госпожой Ху Тао.       Женщина проходит в поле его зрения, предпочитая не садится, а стоять у спиной к окну, изящно облокотившись бедром о стену рядом с подоконником. — Добрый, — отзывается она. — Мы, кажется, не представлены друг другу. — Да, — признаёт Чайльд после некоторого раздумья. — Но я Вас где-то уже видел. Постойте… Вы… — Нин Гуан, — представляется женщина, протягивая руку и легко пожимая ладонь поднявшегося для этого с места юноши. — Секретарша господина Чжун Ли. — Точно, — скорее себе, чем ей, бормочет Тарталья, сужая глаза. — Я наверняка видел Вас в здании Ли Юэ. Но я бы запомнил Ваше имя, если бы знал… — Вряд ли кто-то указал Вам на меня, — объясняет Нин Гуан, улыбаясь одними кончиками губ.       Она могла бы сообщить, что ей указали, причём несколько раз, но понимает, что это будет явно лишним. Чайльд и без того уже ведёт себя не так, как она ожидала, чтобы женщина смогла избавиться от подозрений. — Итак, Вы знаете нечто, чего не знает общественность? — интересуется юноша. — Поверьте, я могу казаться Вам чрезмерно холодным, но нам, русским, не принято открыто демонстрировать горе, поэтому сами понимаете… — Я знаю всё, господин Чайльд, — прерывает его Нин Гуан, исподтишка изучая каждую малейшую эмоцию, мелькающую на лице собеседника.       Ху Тао умно молчит, отдавая разговор двум знакомым, пока она сама устраивается поудобнее. Она тоже знает достаточно, чтобы этот диалог не представлял для неё никакого интереса, но всё равно не хочет уходить. Наверняка они оба смутятся, если она неожиданно покинет их, решает Ху Тао, и с чистой совестью подпирает подбородок кулачком. — Что Вы имеет в виду под «всё»? — спрашивает Тарталья немного неуверенно. — Я могу задать любой вопрос, и Вы ответите на него? — Да, если Вы ответите на мои, — отвечает Нин Гуан, специально медля.       Чайльд напрягается, и нечто лисье мелькает в его взгляде, пока он думает. Он ведь всегда может солгать или уйти от ответа, правда? Ему нечего переживать. Тем более, он здесь больше с целью вытянуть информацию об убийце и наладить связи, чем разузнать подробности смерти Чжун Ли. — Хорошо, — говорит он как можно более просто и наивно. — Давайте, госпожа Нин Гуан. Я могу задать совершенно любой вопрос, так?       Женщина ограничивается кивком, достойным если и не царицы на приёме, то, во всяком случае, очень высоко стоящей личности, и юноша бы почувствовал себя неловко, если бы не был занят иным делом. — Мы с госпожой Ху Тао говорили о теле, и… Ну, может быть, у полиции уже есть подозрения? — спрашивает Тарталья, почти искренне желая знать ответ.       Если он уже нечем не поможет этим знанием мёртвому, то, во всяком случае, получит некоторый, хоть и жалкий, гарант, что в будущем для него не будет закрыта возможность шантажировать Осиала, если тот перейдёт черту.       Секретарша размышляет, и Чайльду кажется, что она не притворяется, пытаясь припомнить, чем полезным она может поделиться с ним. — Скорее всего, у полиции есть подозрения, — наконец говорит она. — Но со мной ими никто не делился. Простите, здесь я не в силах Вам помочь.       Тарталья закусывает губу, не боясь, что его поведение покажется кому-то странным. Любой бы человек на его месте испытывал досаду, будь ему усопший хоть немного близок. — Ладно, — бормочет он. — Ладно. Но… К телу хотя бы относятся с достаточным почтением? — Могу Вас уверить, да. Я лично его видела. — Хоть что-нибудь, — бормочет юноша, опуская голову. — Да, хоть что-нибудь. Но почему полиция не объявляет хотя бы одного подозреваемого? — Для начала им нужно найти голову, — ворчит Ху Тао, но тут же замолкает, похоже, смущённая и удивлённая собственными словами. — Вы намекаете на их… э… некоторую недальновидность? — интересуется Чайльд. — Ну, все полицейские во всех странах мира одинаковы… — Вы не знаете? — спрашивает Нин Гуан, приподнимая брови. — Не знаю чего? — спрашивает Тарталья. — Судя по Вашему выражению, я ничего не знаю. — Говоря о теле мистера Чжун Ли, Вы имели в виду просто неодушевлённость, которой наделяют слово «тело», я права? — Ну да, — отвечает Тарталья, хмурясь.       Он уже подозревает, что секретарша скажет ему на это, и понимает, что совершенно не хочет этого слышать. Ни за что. Ему не становится печальнее, нет. Просто тупое ощущение чего-то мерзкого, когда осознаёшь то, о чём тебе говорят, но не можешь позволить себе этого представить, уже вонзается в него своими зубами, не собираясь отпускать. — Это буквально тело, — наконец прерывает напряжённую тишину, в которой Чайльд пытался спрятаться, Нин Гуан, и юноше даже слышатся нотки сожаления в её тоне. — Но как тогда можно судить, что это… — Тарталья задыхается, но упорно подталкивает себя продолжить, справляясь со вставшим в горле комом. — Что это не любой человек, просто похожий на господина Чжун Ли по… по… Просто похожий?       Секретарша кидает молниеносный взгляд на хозяйку бюро и медленно отходит от окна, опускаясь на диванчик сбоку от Чайльда. Тарталья даже специально разворачивается к ней, мало понимая, что делает, но ощущая важность не терять хоть какого-то контакта с этой невозможной женщиной, способной дать ему ответы на терзающие его вопросы. — Мне кажется, вряд ли какой-то человек смог бы пройти в квартиру господина Чжун Ли и умереть там просто так, — подаёт голос Ху Тао, на этот раз не сердясь на себя за вмешательство. — Верно, — говорит Нин Гуан и тяжело вздыхает, поднимая, как Чайльду кажется, горящие глаза и, не отрывая взгляда от точки чуть выше его головы, продолжает: — Господин Чжун Ли действительно сейчас мёртв, господин Чайльд.       Тарталья улавливает в её тоне нечто странное, будто скрытое противоречие, и наклоняется вперёд, желая вырвать истину из плотно сжатых губы женщины. — Но? — медленно спрашивает он, облизывая губы.       Чайльду искренне хочется ударить Нин Гуан в её идеально, почти что незаметно накрашенное лицо, не выражающее ничего, кроме бесстрастия, но он сдерживается. Чего она хочет от него? Чжун Ли мёртв, и с этим уже невозможно поспорить. Отчего-то юноша доверяет словам этой женщины. Может быть, дело в её холодности и известной ему из Интернета профессиональности. Или ещё в чём-то, о чём люди даже не задумываются. Он не сомневается, что Моракс выкинул бы с работы лгунью. — Но поговорим о Вас, — отвечает Нин Гуан. — Хорошо, ладно. — Тарталья резко откидывается на спинку стула, поднимая руки. — Я не буду нарушать нашей договорённости. — Чайльд — странное имя. — Это не имя, а ник, — словно оправдываясь перед строгой воспитательницей или учительницей, отвечает Чайльд давно заученную версию. — Вы есть в Инстаграме?       Нин Гуан предпочитает проигнорировать вопрос, очевидно, сочтя его несущественным. — Возможно, и так, если мы говорим о Вашей поддельной личности. — Простите? — Тарталья поднимает брови, складывая руки на груди. — Вы меня с кем-то путаете, если считаете, что… что… Я… — Чайльд Тарталья, Одиннадцатый Предвестник Фатуи. Вы хотите сказать, что я ошиблась, и эти имена принадлежат не Вам? — Конечно! Кто я Вам, клоун? — Осторожнее, господин Чайльд, Ваши возражения могут быть для Вас нежелательны. — Почему?       Женщина пожимает плечами, едва заметно улыбаясь. — Потому что я могу не захотеть говорить с Вами о Мораксе.       Юноша бледнеет. Нет, Нин Гуан наверняка знала обе части жизни Чжун Ли, да и его тоже, судя по всему, но какого чёрта она пришла обсуждать это? — Вы позволяете мне допустить, что Вы — Чайльд Тарталья? — Ладно, — сдаётся он. — Но это ещё не значит, что я хотя бы знаю, что значит весь этот бред, который, как Вы утверждаете, имеет ко мне отношение. Просто… ну, почему не попытаться узнать что-то новое, если всё равно делать нечего, верно? — Не все бы с Вами согласились.       Тарталья просто отмахивается, даже не задумываясь, насколько неприлично это могло быть. — Вы говорили что-то о Мораксе. — Я не говорила о нём, а сказала, что могу говорить. — Это не одно и то же? — Нет.       Чайльд тупо кивает, уже ничего не понимая. Ладно, эта женщина всё больше и больше объясняет ему, отчего именно она работала секретаршей Ли Юэ при Чжун Ли. — Хорошо, тогда я попрошу Вас о нём поговорить. Очевидно, что… что… я не виновен в его смерти, поэтому… — Смерти Моракса?       Тарталья смотрит на неё как на умалишённую и глубоко вздыхает. — А умер ещё кто-то? — Прошу прощения, Моракс — это бренд. Он по своей сути не может умереть, только если не будет принято решения устранить его с рынка.       Чайльд медленно вздыхает, пытаясь осознать весь бред, который госпожа Нин Гуан рассказывает ему с невозмутимым видом, и качает головой. — Но это же человек… — слабо возражает он.       Женщина пожимает плечами. — Конечно, человек, господин Чайльд. Глава Ли Юэ не может быть бесплотным духом. — Тогда что… — Скажу Вам больше, это не случайный человек из толпы, а конкретный. Его должны одобрить, чтобы он имел право носить это имя. — Ну? — тупо спрашивает юноша. — А я Вам о чём говорю?       Нин Гуан тяжело вздыхает. — Господин Чжун Ли — это всегда Моракс, но Моракс — не всегда господин Чжун Ли. Надеюсь, теперь я объяснила ясно. — Надейтесь, — бурчит Чайльд. — Вы имеете в виду, что выберете себе нового, поэтому нельзя считать его мёртвым? — Нет. Я не говорила, что Ли Юэ займётся поиском замены Моракса. Но Вы правы, он не умрёт после смерти господина Чжун Ли. — «Умрёт»? — Что? — Вы употребили будущее время. — Да, я и собиралась это сделать. Разве оно недопустимо со словом «умереть»? — Он уже умер. Чжун Ли, я имею в виду. Или Вы теперь скажете мне, что он тоже бренд и умереть не может? — Нет. Во всяком случае, я не располагаю такой информацией. — Значит, он мёртв. — Если Вы доверяете полиции, да. — Госпожа Нин Гуан, — бормочет Тарталья, чувствуя, что путается ещё больше. — Я уже успел понять, что загадки и недомолвки — Ваша сильная сторона. Можете перестать говорить ими, пожалуйста? — Как Вам угодно, господин Чайльд. Я скажу прямо. Вы работаете на Осиала, верно? Не отрицайте, это был… риторический вопрос. Кажется, так он называется. Ваша помощь не помешает Ли Юэ. — Чудесно! — отзывается юноша. — Прямо сейчас порву со Снежной и кинусь помогать Ли Юэ! Где гарантия, что новый Моракс не вышвырнет меня вон или не убьёт? — По крайней мере, Вы уже не отрицаете связь со Снежной.       Тарталья прикусывает язык, хоть и понимает, что уже поздно. — Нет, постойте. Связи со Снежной я и не отрицал. Я работаю на неё, чёрт возьми. Я маркетолог, если Вам это неизвестно, — говорит он быстро, скорее желая не согласиться, чем защититься от Нин Гуан. — Хорошо, господин маркетолог. Вы, надо полагать, отказываетесь? — Я недостаточно ясно это обозначил? — А если я скажу Вам, что, если Вы будете достаточно любезны предоставить мне некоторую информацию о господине Оисале, я поделюсь с Вами информацией о Мораксе? — И что Вы мне расскажете? Куда подевалась его голова?       Нин Гуан опускает глаза и улыбается. — Поверьте, я даже смогу показать Вам её, если захотите. — Всегда мечтал иметь голову погибшего возлюбленного, знаете ли, — фыркает Чайльд. — Так поступила Маргарита Валуа, во всяком случае, по словам Дюма. Благородное стремление, как видите. — Я, положим, не эта Ваша Маргарита, и видеть ничего подобного не пожелаю, уж спасибо. — Вместе с головой я могу показать Вам и тело. — У Вас в Ли Юэ анатомический театр? — спрашивает Тарталья, усмехаясь. — Воздержусь, уж спасибо. Мне своего хватает.       Нин Гуан вздыхает. — Ли Юэ действительно нужна Ваша помощь, — предпринимает она ещё одну попытку. — Как и Снежной. — Я сказала бы Вам больше, если бы имела на это право, господин Чайльд. Мне запрещено делать менее тонкие намёки, что я сделала. Или Вы не желаете меня понимать, или… Быть может, Вам нужны деньги? — Мне-то? — спрашивает Чайльд и улыбается. — Нет, пока у меня с этим всё в порядке. Одна из причин в том, что я всё ещё служу Снежной, кстати. — Господин Чайльд, Моракс жив. — Я уже понял. Он никогда не умрёт и ещё тысяча подробностей. У меня уже пухнет голова. — Я оставлю свой номер телефона у девушки за стойкой. Позвоните мне, если всё же надумаете помочь, — чуть не со стоном отзывается Нин Гуан, вставая. — Я применила все методы, какие были в моём распоряжении, так что откланяюсь.       Тарталья пожимает её руку и проводит взглядом до двери, вздрагивая, когда слышит голос Ху Тао. — Мне кажется, есть разница между понятием «жив» и «не умер», — бормочет она, нижнюю часть лица в кулаке, на который опёрлась. — Что? — спрашивает Чайльд, чувствуя, что после ещё одной загадки попросту умрёт сам, забросив и Моракса, и Осиала, и, тем более, Нин Гуан к чёрту. — Что Вы сказали? — Придумываю новый слоган для рекламы, не обращайте внимания.