Золотой дракон

— Ты веришь в Бога? — Синьора невозмутимо приподнимает брови, изящно присаживаясь на край гостиничной постели.       Тарталья кидает на неё недоумевающий взгляд и закатывает глаза. — Какого чёрта после нашей последней встречи должно было что-то меняться?       Женщина кивает, постукивая длинным пальцем с красным ногтем по покрывалу. — Тогда к нему я не могу прибегнуть. Хорошо, Чайльд. Ну, в деньги-то ты, положим, до сих пор веришь? — Дурацкий вопрос. — Юноша фыркает. — А что? Царица решила оставить меня с носом? На неё не похоже. — Царица, дорогой мой, ничего не решает, пока не видит человека, — мурлычет Синьора, изучая свою руку. — А вот Моракс — вполне.       Тарталья чувствует, как капля пота стекает по его спине. Она, конечно же, вызвана неимоверной жарой, стоящей в помещении даже когда открыто окно, но Чайльду кажется иначе. — Да, и он, естественно, решил попытаться меня выкупить, вместо того, чтобы просто убрать. Гениальная идея. Даже я понимаю, насколько это тупо, Синьора.       Женщина прожигает его тело взглядом. Тарталья молча смотрит на неё в ответ, поджав губы. — Понравился же ты ему чем-то. — Она презрительно пожимает плечами. — Я не знаю.       Чайльд готов поклясться, что если она не замолчит, его вывернет от этого тона. — И что? — зло бросает он. — Как это связано с деньгами? — Помнится, ваш с Царицей уговор стоил пятьсот тысяч.       Юноша медленно кивает. — Она заплатит девятьсот, если ты последуешь изменённому плану. — Это какому? — спрашивает Тарталья, уже уверенный, что согласится на что угодно. — Ты остаёшься здесь и помогаешь Осиалу. — Я что..? Ну нет, Синьора, меня тошнит от этого жалкого подонка. Мы же договаривались, что это сделаешь ты! — План меняется. Моракс, должно быть, начал тебя подозревать. Возможно, если бы ты не был таким идиотом, этого бы и не произошло.       Синьора спокойно встречает недовольный взгляд и легко качает ногой, усмехаясь. — Что подразумевается под тем, что я был дураком? — осторожно интересуется юноша. — Понятия не имею. Госпожа сказала так. Очевидно, ты плохо скрыл какую-то информацию, которая могла натолкнуть его на размышления.       Чайльд пытается выдохнуть как можно тише. Слава Богу, его главный секрет, похоже, пока что не раскрыт. — Ладно, прекрасно. Я всё равно убью его сегодня. Так что немного поздно давать заднюю нам обоим с господином Мораксом, знаешь ли. — Как ты его назвал? — Что? — Тарталья упирается в Синьору уставшим взглядом. — Что на этот раз не так? Или, может, мне всегда называть его Чжун Ли? Даже с тобой? — Господин Моракс? — Женщина поднимает брови и садится ровно. — Господин? — А кто? Госпожа? — Не вздумай называть его господин Моракс, дурень! Просто Моракс. — Может быть, я хочу быть самым вежливым человеком, который… — Который опозорится сам и опозорит всех, кто давал ему информацию. — Синьора красноречивым жестом прижимает ладонь ко лбу и качает головой. — Ты вообще читал его биографию? — А… — Чайльд вздыхает и сглатывает. — Да? — Если бы я не была воспитанной женщиной, я бы ответила тебе в рифму, дурак. За что тебя ценит Царица? — Женщина прищуривает ярко накрашенные глаза, и Тарталья поспешно отворачивается, чтобы не видеть её взгляда. — Иди и читай сейчас. Вечером я спрошу тебя. И если ты не ответишь хоть на один мой вопрос… Ну, пеняй на себя, ясно? Госпожа вряд ли будет рада узнать, насколько честно ты выполняешь работу, за которую тебе платят полмиллиона.       Тарталья провожает её полным гнева взглядом, но всё же дожидается, чтобы дверь захлопнулась, прежде чем ударяет кулаком по подоконнику. — Сучка, — бормочет он, резким движением нажимая кнопку на пульте кондиционера. — То ей дует, то она просто недовольна, то, блять, припахивает к своей части работы! Мне что, разорваться, что ли? И вообще…       Чайльд прожигает взглядом подрагивающие ладони. — Нет, соберись, идиот, тебя заплатят полмиллиона. Просто сделай это и забудь.       Юноша шагает к кровати и падает на неё всем телом, закрывая лицо руками. — Не называй его господином, — передразнивает Тарталья, кривляясь. — Кто меня вообще, блять, спросит, как я обращусь к тому, кого должен знать только как Чжун Ли, а, дура?       Тарталья издаёт нервный смешок, тупо смотря в потолок. Он хочет ненавидеть Синьору с её отвратительным притворством, так легко сменяющимся на гнев, с её сладкими духами и красными ногтями. Он просто должен кого-то ненавидеть. Иначе он начнёт делать это по отношению к себе.       Это всё адреналин перед тем, как завершить сложную задачу, уверяет себя Чайльд, подрагивая. Он, как и многие разы до этого, соберётся уже на месте, просто пристрелит Чжун Ли и уйдёт.       Нет. Он ведь никогда не задумывался об этом по-настоящему. Может быть, если он использовал свой мозг и помощь всегда умудряющейся появляться будто из ниоткуда Люмин, Тарталья бы придумал способ остаться с Мораксом, при этом не погибнув.       Чайльд просто не мог представить тот момент, когда направит на Чжун Ли любое оружие. Когда этот странный человек, полный изящества и строгости, его грёбаный возлюбленный, как это называют в сопливых мелодрамах, сделает последний вздох. Когда его глаза последний раз взглянут на Тарталью, наверняка с немым упрёком, и закроются навсегда.       Лучше уж этим мыслям оставаться в его кошмарах, там же, где он запрятал всякие воспоминания о начале своего пути в роли члена Фатуи.       Чайльд научен убивать бездумно и быстро. Он должен справиться. Просто должен. — Если ты сейчас же не выйдешь из своих мыслей, можешь не надеяться ни на какую награду, — с самой очаровательной улыбкой щебечет Синьора, позволяя Тарталье склониться к её руке для поцелуя. — Соберись уже наконец.       Чайльд вздыхает и несколько нервно кивает, пытаясь изобразить на лице улыбку. Он чувствует себя слишком отвратительно, чтобы быть способным на нечто большее. — Что с тобой? Сделай нормальное выражение, Чайльд. — Я… похоже, съел что-то не то. — Тарталья склабится, зачем-то глупо кивая. — Хорошо. Я поверю этой дурацкой отмазке, если ты выполнишь свою работу.       Женщина фыркает и кидает взгляд за свою спину. — Сделай последний умственный рывок, Чайльд, — говорит она, сжимая бледную влажную ладонь юноши в своей. — Человек в красном сзади меня. Узнаешь его потом? — Этот старик?       Синьора слегка нетерпеливо кивает. — Конечно узнаю! — Говори тише, — шикает Синьора. — Он проведёт тебя из жилого блока, когда ты покончишь со своей работой. — А что я там забуду? — Где ты собираешься его убить? Прямо здесь, на глазах этой огромной толпы? — Ну я не знаю… — Просто сделай это в любом месте, где вас не смогут быстро обнаружить.       Женщина закатывает глаза, но тут же возвращает прежнее выражение лица. — А теперь ты должен придумать убедительную причину своего жалкого вида. И… О, Чайльд, отруби ему голову. Другие способы здесь не сработают. Можешь сначала выстрелить, если хочешь, но его голова должна быть отделена от тела.       Тарталья смотрит на спину Синьоры, демонстрируемую вычурным вырезом, и молча хлопает глазами. Он даже открывает рот, чтобы ответить, но так и не находит подходящих слов. — Чего, блять? — Чайльд нервно сжимает ладони и хмурится, ничего не понимая. — И как я теперь должен сохранять лицо?       Чжун Ли обнаруживает своё присутствие через несколько минут, когда Тарталья начинает озираться. Он покашливает и подходит ближе, устраивая ладонь на поникшем плече юноши и заглядывая ему в глаза. — Чайльд, ты в порядке? — интересуется он, очерчивая большим пальцем успокаивающие круги на чужом теле. — Выглядишь неважно.       Чайльд смеётся слишком высоко и вскоре замолкает, вздыхая. — Я надеялся, что достаточно хорошо замаскируюсь, — признаётся он. — Не хотел портить тебе вечер. — Поверь, ты скорее испортишь его, если попытаешься скрыть своё настроение.       Тарталья слабо улыбается и отворачивается, кивая. — Да, я… я понимаю. Просто… Вот та женщина, она говорила со мной несколько минут назад, может, ты это видел… она мой босс, и… ну, я немного вышел за пределы выделенной суммы, так что… — Юноша корчит рожицу и пожимает плечами. — Она задала мне неплохую взбучку. — О. — Моракс задумывается и кивает. — Мне жаль. Я могу как-нибудь помочь? — Тут даже Бог не поможет, как говорим мы, русские, знаешь ли. Так что просто забудь об этом. — Ты верующий?       Чайльд смотрит на по-настоящему заинтересованное лицо Чжун Ли и разражается смехом, на этот раз почти искренне ощущая веселье. Может быть, не будь проклятой нервозности, он бы действительно рассмеялся, но сейчас на это не способен. — Мне уже двое задали сегодня этот вопрос! — Тарталья ударяет кулаком по раскрытой ладони. — Я что, стал похож на монаха? Нет уж, спасибо. Пока происходит столько несправедливости, я не могу верить в Бога.       Моракс издаёт странный звук, который Чайльд относит скорее к согласию, чем отрицанию. — Да, верно, я слышал, что в России дурное отношение к Церкви. — Было тридцать лет назад. Я начинаю сомневаться насчёт Вашего возраста, господин Чжун Ли.       Тарталья заставляет себя улыбнуться, сжимая руку возлюбленного. — Тридцать лет назад ты не был даже рождён, любовь моя, так что я могу сказать тебе то же.       Чайльд глупо хихикает, запрокинув голову, поддаваясь странному состоянию. Он хочет веселиться, потому что иначе будет трястись. — Ладно, я сдаюсь. — Тарталья поднимает руки. — И хочу сбежать от босса, пока мне не прилетело ещё и за нахождение с тобой. — А почему тебе должно, как ты выразился, прилететь? — О, ну знаешь, в России не особенно оценивают мои… интересные пристрастия в плане отношений. К тому же, эта женщина только и ищет повода придраться.       Лицо Чжун Ли омрачается, пока он что-то обдумывает. — Ты чувствуешь себя неуверенно из-за того, что влюблён в кого-то того же пола, что и ты? — спрашивает он невероятно мягко, но настойчиво.       Чайльд понимает, что ещё немного, и его сердце треснет пополам. — Боже, нет, Чжун Ли, я говорю, что она придерётся. Я в полном порядке. — Ты уверен? — Полностью.       Тарталья выпячивает нижнюю губу и смеётся. — Хорошо. Тогда позволь мне проводить тебя наверх. — Куда угодно, только не уходи от меня.       Моракс усмехается и сжимает руку юноши, увлекая его за собой по лестнице. — Я никуда от тебя не уйду, если ты любишь меня, Тарталья.