Любовь с вишнёвой косточкой

Make believing we're together,

That I'm sheltered by your arms.

But in and outside I turn to water,

Like a tear drop in your palm.

And it's a hard winter's day.

I dream away.

It must've been love

But it's over now.

It was all that I wanted

Now I'm livin' without

***

      Предновогодние будни проходили в доме Лучезарных в спокойной и размеренной обстановке, которую в одни из выходных дней разбавили Киношники и их друзья. О новоселье, о котором совсем позабыла Агата, помнили Густав и Виктор. Они заранее договорились с мамой девушки, что сделают сюрприз и развеселят однообразные над учебниками дни.       Агата, засев в тёплый плед с книгой в руках, не сразу поняла, что в дверь звонят. Когда она открыла её, то увидела за порогом довольные улыбки, белые макушки от снегопада и любимые карие глаза.       — П-привет? — Агата удивлённо попятилась назад. — А вы тут каким образом?       — А мы решили тебя развлечь, если ты не против, — встрял Юрик и первым прошёл в квартиру вместе с Джо. — Ты ведь не против?       — Конечно, не против! Заходите, — в квартиру тут же ринулся поток друзей.       Каждый, кто проходил дальше вглубь квартиры, чмокал Лучезарную в щёку и вручал в руки бутылку алкоголя или небольшого презента. Густав, отличившись, подарил сотворённую собственными руками картину.       — Тебе, Агат. Чтоб делал уютнее дом, — Гурьянов обнял девушку за талию и чмокнул в лоб.       Следом зашла Мила, от которой веело вкусным шлейфом парфюма. Она помахала ручкой девушке и вручила недешёвую бутылку шампанского.       — Как я вновь рада оказаться здесь, — Мила подмигнула Агате и пошла вглубь своей квартиры.       Виктор одарил Агату поцелуем в губы и взял за ладонь, и они вместе пошли к гостям, которые даже и не обратили внимания на их переплетённые пальцы и робкие поцелуи в губы.       Мила поинтересовалась у Елены и Агаты об их проживании в её квартире, заверив, что никаких денег за пребывание здесь она не возьмёт.       — Мила, спасибо тебе большое… Я даже не знаю, как и отблагодарить тебя! — пролепетала Агата.       — Ничего не нужно, я же уже говорила. Я бы хотела, чтобы ты и твоя мама были в полной безопасности и комфорте, — Мила взяла ладонь Лучезарной и по-свойски её сжала, обнимая Агату. — Родственничек мой хорошо себя ведет?       — Я сдружилась с Юрой. Он очень много помогает нам с мамой. Спасибо, — Агата огляделась и увидела русую макушку, которая примкнула к дверному косяку: телохранитель с полуулыбкой наблюдал за шумной, но приятной компанией. Мила проследила за взглядом девушки.       — Давай-ка позовём его к нам, — Мила потянула Агату за руку, направляясь к мужчине. — Юр, пойдем веселиться! Чё скучаешь?! — Айзеншпис подмигнула ему и взяла его под руку.       Втроем они прошли в центр гостиной. Мила затанцевала под иностранную песню, Агата присоединилась к ней, а Юра неловко оглядывался и не решался затанцевать.       — Юр, давай! — толкнула его Мила и засмеялась. — Твоя любимая играет!       Мужчина, на удивление Агаты, смущённо улыбнулся и даже немного покраснел, хоть и в полутьме это было едва заметно. Юра, понимая, что ничего страшного не случится, если он немного потанцует под «Touch By Touch», стал сначала немного пританцовывать, а потом полностью погрузился в музыку. Агата захохотала и закружила возле телохранителя, ощущая на себе взгляды остальных гостей. Боковым зрением она уловила глаза Цоя, которые с забавным прищуром наблюдали.       Спустя ещё пару песен Юру было не остановить, да никто и не пытался этого сделать — пусть отдыхает и расслабляется. Он всегда сохранял самообладание и хватку, никогда не давал себе повод расслабиться и всегда был на стороже, но, видимо, не сегодня.       Агата ещё немного потанцевала, а потом пошла к Виктору, который сидел на диване. Она прильнула к нему и положила свой подбородок на его плечо.       — Спасибо, что пришли. Я прям почувствовала, как отвлеклась от учёбы.       — Это всё идеи Густава, — он прижал Агату за талию к себе и чмокнул в щёку. — Он уверял, что это тебе поможет развеяться. Не зря уверял, видимо, — хмыкнул Цой. — Завтра у тебя какие планы?       — Через три дня последний экзамен, поэтому буду повторять материал. А что?       — Завтра к часам шести нужно будет в «Меридиан». Есть новости насчёт нового гастрольного директора.       — Хорошо, я подъеду.       — Не стоит, я тебя заберу. Потом вместе проведем время, окей?       — Окей, — Агата согласно кивнула и стала наблюдать за танцующими ребятами.       В пляс пустился и Густав, который не был любителем зарубежной диско музыки: под действием алкоголя ему было плевать под что танцевать. Он едва заметно наблюдал за Милой, которая плавными движениями кружила подле. Она была для него необычайно красива: светлая, практическая белая кожа, блондинистые волосы чуть ниже ягодиц, ярко-голубые глаза, которые напоминали глаза её двоюродного брата Юры. Сейчас, в танце, Мила была такой же, как и в их первую встречу — без масок, без наигранности и инфантильности. Густав считал, что именно Айзеншпис сделал её такой, какой она показывала себя на людях. В данный момент ему казалось, что она позабыла о муже. Она вновь была той самой Милой, в которую он и влюбился. Из динамика магнитофона послышалась новая песня, к которой Мила, не проявив интереса, ушла в сторону застеклённой лоджии.       Мила прикрыла дверь, закурила и поставила бокал с вином на подоконник. Она заскучала по этой квартире, в которой проживала свои самые лучшие годы жизни. На свой первый крупный гонорар она приобрела квартиру, мечтать о которой никогда и не могла. Вид за окном был родным: Мила каждое утро здесь сидела и курила, наблюдая за Москвой. На город опускалась ночь, в окнах гасили свет, а машин и людей становилось всё меньше и меньше.       Дверь лоджии приоткрылась, зашёл Густав. Он встал рядом с девушкой, закурил и боковым зрением косился на неё. Та, оступившись, полетела в сторону, случайно прихватив за собой фужер. Гурьянов спохватился и подловил Милу, притянув ближе. Бокал полетел на пол.       Треск стекла, бокал со звоном упал на пол. Красное вино на полу напоминает кровь, особенно, если разум чуть затуманен алкоголем. Мила посмотрела на Гурьянова и ухмыльнулась. Его взгляд блуждал по её плечам молочного цвета, по тонкой и длинной шее, по открытому декольте.       — Ты очень… очень красивая! — он улыбнулся и подошёл ещё ближе, так, что Мила ощутила его дыхание на своём лице. — Жаль, что твой муж тебя не ценит. Такую, как ты, нужно ценить и любить, — он не понимал, зачем начинал этот разговор именно сейчас. Хотя знал, что откладывать уже невозможно.       — А ты, хочешь сказать, любишь меня? — Мила положила свою ладонь на его грудь и ощутила учащённое сердцебиение.       — Люблю, — твёрдо ответил он.       Мила знала, что он не врал. Глаза, улыбка, его слова и действия всё подтверждали. Она знала о его чувствах ещё с новогодней ночи пару лет назад, когда он первый её поцеловал, а потом их застукал Каспарян. Она чувствовала, как его душа и сердце принадлежали ей. Она знала, что он искренне говорил «Люблю». Потому что действительно любил.       — Я замужем, — она покрутила безымянным пальцем и смущенно опустила взгляд. — Я счастлива в браке. У меня есть муж, которого я люблю и уважаю. Скоро, возможно, появятся дети.       — Мил, ответь честно, — он взял её ладонь и чуть сжал. — Ты готова отдать свою жизнь человеку, который забрал у тебя свободу? Я помню, когда мы только познакомились с тобой: твои глаза были наполнены любовью к тому, чем ты занимаешься. Ты была свободной птицей в небе. А сейчас, словно заложница, сидишь сутками дома, ждешь мужа и читаешь новомодные журналы. Я видел, как ты смотрела на эти обложки. Ты жаждешь увидеть там себя. Но он тебе не дает быть манекенщицей, не дает ездить и летать без него куда-то за пределы Москвы. Мила, я вижу, что ты несчастлива. Я вижу, как тебе больно.       — Но это не значит, что я не люблю его, — уклончиво ответила Мила. — Я счастлива, хоть вам всем кажется обратное. Я знаю, что вы думаете о Юрочке, обо мне.       Гурьянов скривился от упоминания «Юрочки». Как же ему хотелось сейчас что-нибудь взять и ударить, чтобы выплеснуть злость на Айзеншписа. Если бы Мила знала, что её муж не так давно заглядывался на Агату, пытался залезть ей чуть ли не в трусы. Он вообще не пропускал ни одной юбки возле себя, считая нужным полапать каждую девушку рядом. Густав промолчал, видя, что Мила не врала. Она действительно его любила.       — Это не любовь, — он выкинул окурок и стал поднимать осколки с пола. — Это какое-то помешательство, — Густав выкинул их в пустое ведро, которое стояло рядом. Вино позже отмоет.       — Я не в том возрасте и положении, чтобы уходить и выбирать мужчину. Мне тридцать пять, Гош… Манекенщицей мне никогда больше не быть, а другое я никогда и не умела.       — Тебе всего тридцать пять. Ты молода, красива. Я готов тебе помочь! У меня есть знакомые из Милана, Парижа, Нью-Йорка! Я знаю, что они не откажут, если я скажу про тебя. Они, вероятнее всего, даже знают тебя, — Густав, загоревшись идеей, стал безумолку рассказывать о том, как и кто ему сможет помочь. Столько Мила в жизни не слышала от него. Густав вообще отличался особым энтузиазмом и желанием всем помочь.       — Гош, — она прикрыла его рот ладонью, на что Гурьянов поднял брови вверх и замолчал. — Мне не нужна помощь. Я останусь с мужем. Пусть и тебе кажется, что это не так.       Она вышла с балкона и грустно улыбнулась мужчине, который, застыв каменной статуей, пытался прийти в себя.       — Не любишь ты его, не любишь, — прошептал себе под нос Густав.       Когда Гурьянов присоединился к остальным ребятам, то заиграл медленный танец под песню «It Must Have Been Love». Все вышли в центр гостиной, приглашая свою вторую половинку: Виктор с Агатой, Юра с Джоанной, Игорь с Полиной. Мила подошла к барабанщику и спросила:       — Потанцуем? — она провела ладонью по его плечу. — Пусть хоть медленный танец нас будет связывать.       Густав кивнул. Он приобнял Айзеншпис за талию и всмотрелся в её голубые, чем-то напоминающие льдины глаза, в которых было сожаление. Сожаление, что им не суждено быть вместе. Мила думала о том, что если бы в её жизни не было мужа, то Густава она бы полюбила.       — Я надеюсь, всё то, что происходило сейчас на балконе, останется между нами? — спросила Мила и отвела взгляд. Она нервничала.       — Мужу не скажу, — усмехнулся Гурьянов. — Никому не скажу. Мил, пообещай, что, если будут проблемы с ним, ты мне скажешь об этом.       — Я тебе не обещаю, но я постараюсь, — Мила положила подбородок на его плечо. — Пожалуйста, давай останемся друзьями, как и было раньше.       — Я не против. Я же не могу заставить тебя полюбить меня.       

***

      Морозов вернулся домой в четыре утра, залезая на стремянку, которая стояла под его окном. Уже неделю он шатается по кабакам, забивая на учёбу и сессию. Отец бы не одобрил. Никите на отца, честно говоря, плевать. Да, будет кричать, может, побьёт, но это стало настолько обыденной вещью, что ему становилось с каждым разом лишь всё равно. Заживёт, пройдёт, переболит.       Плюхнувшись в мокрой от снега одежде прям в кровать, Никита кое-как снял ботинки и попытался заснуть. Алкоголь давал о себе знать: стоило ему закрыть глаза как всё плыло, а тело, словно превращаясь в облако из пуха, падало вниз, но ниже некуда — ниже кровать. Он перевернулся на спину и соизволил снять пальто, отбрасывая его в другой конец комнаты. Оно попало на кота. Тот жалобно мяукнул и зашипел.       — Бля, Барсик, прости, — Никита поднял голову и во тьме нашёл злобный взгляд кота. — Кис-кис-кис, — он постучал по одеялу, а кот послушно прыгнул рядом и свернулся клубочком. — Хоть кто-то в этом доме меня любит.       Снизу послышался звук разбившейся посуды и крики.       — Опять батяня со своей курицей ссорятся, — хихикнул Никита, агрессивно гладя кота. Тот прошипел и укусил парня за руку. — Чё ты меня кусаешь, рыжее чучело? Я тебя кормлю, пою, кровать свою даю, а ты...       Крик продолжался, а Никита, словно маленький ребёнок, прикрыл уши двумя ладонями и зажмурился. Так продолжалось недолго. Спустя минут десять Никита заснул, а ему приснилась Агата и мама. Морозов подметил удивительное сходство в их внешности.