Свет во тьме

      Ночь опустилась на Врата Балдура, и вместе с ней пришёл туман. Он струился между домов по узким улочкам, окутывал собой гавань, скрывал в себе представителей низов общества и просто бродяг, просачивался на открытую веранду в «Улыбающимся Борове, создавая уединённую атмосферу. В таверне было немного шумно, несмотря на небольшое количество посетителей.       Астарион сидел за небольшим круглым столом в компании милого эльфа-аристократа с волосами цвета зрелой пшеницы и зелёными глазами. Позади них был приглушённый свет в общем зале. На столе горел небольшой расписной фонарь, развеивающий мрак ночи и отгоняющий бледные пальцы тумана. Внизу на улице вышагивал патруль Пламенного Кулака с яркими факелами в руках, похожими на светлячков в белой мгле.       Обычно Астарион охотился недалеко от Дворца, но ему ужасно надоела приевшаяся обстановка в «Эльфийской песне» или «Смущённой русалке». Маленькая радость, иллюзия, что он может хотя бы что-то выбирать в своей жизни.       Странно было увидеть аристократа в этом месте, а не в «Шлеме и Плаще», но это было совершенно не его дело. Главное, что он нашёл себе подходящую и вкусную добычу. Общество юного эльфа было приятно, но не более, они шутили и говорили друг другу приятные банальности, от которых тошнило, которые Астарион слышал постоянно, и которые также говорил всем раньше. Заученные и приевшиеся шаблоны. Они невзначай касались друг друга. Астарион подливал дорогое вино в его бокал. И тихо бесился внутри с того, что эльф не пьянеет, а только делает маленькие глотки, рассказывая про их личные небольшие вечеринки с приглашённой волшебницей-иллюзионисткой. Он даже пригласил Астариона, и тот конечно же согласился, прекрасно понимая, что это последний день глупого аристократа. Который, как и остальные, повёлся на его внешность и сладкие речи.       — Почему бы нам не организовать свою личную вечеринку сегодня? — улыбнулся Астарион, коснувшись изящной руки эльфа.       Пускать в ход вампирское обольщение пока что не хотелось, ведь оно понадобится чуть позже. Главное заманить дурака в полностью уединённое место.       Камергер недавно ворчал по поводу того, что как бы аристократы вкусно не пахли, не стоит увлекаться ими. Но их общество хотя бы было приятнее, чем компания отбросов из ночлежки или «Смущённой русалки». Внутри появлялось ностальгическое чувство, которое хотелось сохранить в себе до самого последнего момента. И пусть Астарион потом будет себя ненавидеть, когда будет тереть своё тело, смывая ощущения чьих-то губ на нём, и пусть он потом вновь погрузится в отчаяние из-за отнятой прошлой безмятежной жизни, он заслужил хотя бы эти короткие минуты нахождения в обществе. В обществе, которого он был достоин.       Нэлар улыбнулся ему. Этот эльф был красив. Изящные черты лица, миндалевидные глаза цвета свежей травы и безграничная жизненная энергия, которую он тратил на получение удовольствия от своей долгой жизни.       До сегодняшней ночи. Так казалось Астариону.       Нэлар собирался ему ответить, но в этот момент прозвучал громкий хлопок о деревянную столешницу, и все немногочисленные посетители посмотрели в сторону источника шума.       Именно этот резкий и неожиданный хлопок вырвал из тумана влечения и лёгкой влюблённости молодого эльфа. Он оторвался от пронзительных красных глаз и посмотрел на далёкую барную стойку.              В эту ночь Адрия сидела и требовала добавки от бармена, который прекрасно знал её в лицо. Она была постоянной клиенткой и по совместительству его соседкой, чем очень часто пользовалась Эрельнис, когда заказывала себе что-нибудь и просила записать счёт на имя Лиадон.       — Адрия, может хватит уже? — спросил молодой человек, стоявший за стойкой.       — Знаешь такую фразу: «Клиент всегда прав»? Нет? Ну так выучи и давай ещё! — ответила ему девушка.       — Мне просто жаль тебя.       — Ты такой милый, — улыбнулась Адрия, обманчиво ласково. Так, что любой бы повёлся на эту улыбку. — Так бы и расцеловала. Но поцелую, если будешь хорошим мальчиком и достанешь из своих закромов ещё, — её улыбка тут же пропала, и голос сменился на угрожающий, — или мне пожаловаться на тебя твоей хозяйке? Где она? Джента!       — Это последняя, — сказал бармен. — Ну правда, ты ведёшь себя ничуть не лучше тех пьяных моряков из «Русалки». Обычно ты сидишь на веранде, попивая кофе и листая книгу. Что с тобой?       — Оу, тогда постой и повспоминай что-нибудь ещё из моего прекрасного прошлого, можешь и себе налить. Я угощаю. Сегодня мы хороним Адриану Лиадон, которая когда-то наслаждалась жизнью. Скажешь какой-нибудь тост? Нет? Тогда добавь ещё одну, последнюю.       — Прекрати убивать себя.       — Прости, но я не просила твоей заботы. Считаю до трёх и начинаю искать твою хозяйку, чтобы высказать ей за плохую обслугу. Раз.       Молодой человек сложил руки на груди, сжимая грязную тряпку.       — Что мешает мне сказать ей, что ты устроила тут дебош?       — И кто это подтвердит? Я сижу здесь, пьяных драк не устраиваю, я просто спокойно напиваюсь, а ты не хочешь продавать мне ещё, несмотря на то, что у меня предостаточно монет. Два.       Бармен покачал головой.       Разозлившись, она так громко хлопнула рукой по столешнице, что ладонь загорелась и острая боль волной прошла по ней до самого плеча. Посетители вздрогнули и обернулись на девушку за барной стойкой.       — Да хорошо-хорошо! Держи и продолжай убивать себя дальше, — ответил ей бармен, ставя перед ней очередную бутылку виски.       — Хороший мальчик, — улыбнулась Адрия. — Можешь взять конфетку, я угощаю, — она кинула ему серебряную монету.       Адрия взяла бутылку и стала открывать её. Пальцы почти не слушались и тело стало слабым. Совсем, как и она сама. Последний день лета навевал тоску, невыносимая горечь утраты и одиночества давили на неё, подобно могильной плите, сжимая сердце мёртвой хваткой, и казалось, что эта пытка никогда не прекратится. Хотя всего лишь год назад она стояла в этот день недалеко от обрыва на горе, где весь город был как на ладони, а напротив неё, сияя в лучах закатного солнца, стоял паладин, протягивая серебряное кольцо с мелкими янтарями.       Спустя год, именно в этот чёртов день судьба подарила ей Розмари Брингоф. Адрия увидела её сегодня ранним утром, когда забирала почту из ящика — в одну из редких её вылазок из дома после того, как она решила отстраниться от всех, погрузившись во тьму отчаяния. Розмари была бледная, исхудавшая, но, чтоб её дьяволы разодрали, живая и невредимая. Не считая кровоподтёка на лице, который оставил ей её отец за то, что та сбежала с каким-то проходимцем. С этой дряни всё и началось. И вот сейчас она в своём дорогом платье решила прогуляться ранним утром или же просто ненадолго выйти из дома, а Брана, который искал её, больше нет.       Астарион, как и все после громкого звука, посмотрел на барную стойку. За ней сидела девушка с длинными, грязными, нечёсаными волосами пепельного цвета, в тёмно-фиолетовой рубашке с короткими рукавами, чёрных штанах и тёмно-синем корсете. Обычно таких пьянчуг он видел в «Смущённой русалке», или «У Джопалина», пока этот захудалый портовый трактир не превратили в модное кафе, или во Внешнем Городе, недалеко от ночлежки.       — Солнышко? — тихо произнёс Нэлар, глядя на девушку. — Я должен отойти, — добавил он после долгого изучения одинокой фигуры, вставая из-за стола и не отрывая взгляда от девушки.       — Зачем тебе эта пьянь, милый? — возмутился Астарион.       — Мне кажется я её знаю.       — Ох, моя радость, не думаю, что вас может что-то связывать. Тебе просто показалось.       — Я просто хочу убедиться.       Астарион встал вслед за ним, мягко улыбнулся ему, проведя тыльной стороной ладони по гладкой щеке. Коснулся большим пальцем нижней тонкой губы эльфа, очерчивая её линию. И, приблизившись, поцеловал его, опуская большой палец на подбородок, слегка надавливая на него, чтобы эльф приоткрыл губы.       И… как обычно ничего не почувствовал. Просто самый обычный поцелуй. Просто прикосновение к чужим губам, как пустое обещание чего-то большего. Он уже давно ничего не чувствовал к своим жертвам. Они просто безмозглое мясо. И противны ему до глубины души, когда покрывают его с ног до головы липкими похотливыми взорами, желая развлечься с ним и больше ничего. А разве может быть иначе, если ему приходится вызывать подобное отношение к себе? Быть никем, просто игрушкой на одну ночь.       Нэлар ответил на этот поцелуй, касаясь тёплыми ладонями его лица, попытался перехватить инициативу, но Астарион не позволил. Хоть где-то он будет ведущим и главным.       — М-м-м, вино на твоих губах вкуснее, чем в бокале, — тихо прошептал в его губы Астарион, отстранившись. — Ты правда хочешь лишить меня удовольствия от пребывания в твоей компании ради сомнительной девушки, моя сладость?       — Это меньшее, чего я хочу, — ответил эльф.       — Тогда пойдём со мной, — томно произнёс Астарион, готовый пускать в ход вампирское обаяние.       — Конечно. Просто подожди немного, — быстро сказал эльф, отходя от него. — Я должен проверить.       Нэлар пошёл к девушке, Астарион недовольно фыркнул и плюхнулся на стул. Сложив руки на груди, он откинулся на спинку стула, недовольно наблюдая за тем, как эльф подошёл к девушке и коснулся её плеча. Она вздрогнула и повернула к нему голову, за спутанными и грязными волосами не было видно лица. В таверну вернулась прежняя атмосфера непринуждённости и разговоров ни о чём. Один тифлинг встал из-за своего стола и загородил ему обзор, а когда он ушёл, Нэлар стоял за спиной девушки, полностью загораживая её.       — Нэлар? — удивилась Адрия.       — Ох, Кореллон всемогущий, — сказал эльф. — Что с тобой? Когда ты последний раз мыла голову? — спросил он, пропуская между пальцев грязную пепельную прядь. — А с расчёской когда последний раз общалась?       — Мне она не нужна. Я волшебница, забыл? — фыркнула девушка. — Эй, — она щёлкнула пальцами, обращаясь к молодому человеку за барной стойкой. — Дай второй стакан. Или ему тоже будешь читать нравоучения?       — Пойдём, я отведу тебя домой, — с жалостью в голосе произнёс Нэлар, пытаясь потянуть полуэльфийку за собой.       — Я не хочу домой, — сказала Адрия, выхватив руку, и едва не упала с высокого стула, но вовремя схватилась за столешницу. — Я месяц дома просидела. А может два. А может мне там и место… сидеть в четырёх стенах и не подпускать к себе никого. Ведь так проще, да, Нэлар?       — Ада, что случилось? — спросил эльф, присаживаясь рядом и рукой останавливая бармена, когда тот ставил второй стакан.       — Сли-и-ишком долгая история. Если вкратце, то жизнь отстой. Не влюбляйся ни в кого, Нэлар. Либо предадут, либо пропадут. Иногда я тоскую по тем дням, когда ничего кроме кратко… ик… кратковремеме… кратко-вре-мен-ной связи не было, — произнесла Адрия, подперев подбородок ладонью. — Вся эта чепуха про «умерли в один день» всегда была и останется в бардовских песнях для дураков. Хотя с другой стороны…       — Что с другой стороны?       — Ну если порассуждать на тему кратко-вре-мен-ных связей для удовлв… ик… удолв… короче, чтобы просто заняться сексом и разойтись без обязательств. То можно и заразу какую-нибудь подцепить. Хотя нет… есть различные средства защиты от этого. Как и от нежданчика в виде отпрыска. Но… ик…       — Что «но»?       Адрия приложила руку к груди и задержала воздух, стараясь справиться с икотой. Её друг терпеливо ждал, изучающе разглядывая её лицо и печально качая головой.       — Но соблазнив этой связью, могут и в переулок увести, а там, — продолжила Адрия, пощёлкала языком и провела пальцем по горлу. — Остаются только пальцы и руки.       — Ты из-за этого пьёшь сегодня? Тебе не хватает мужского внимания?       Она рассмеялась и вновь чуть не упала со стула. Нэлар схватил её за руку.       — Нет, конечно. Я пью, потому что дура. Вот почему. Потому что решила себе позволить полюбить кого-то. Всё было проще, когда никого не было. Гораздо проще. А когда я подпустила кого-то к себе, доверилась полностью, создала идеальную атмосферу для двоих, он предпочёл клятву! Предпочёл свою ссаную клятву! Я ведь всё делала, чтобы было идеально. Мы даже не ругались никогда. Только спорили на те или иные темы. Но это была дискс… просто беседа. Я, мать его, была идеальной и понимающей, как… как те женщины, которые живут только для того, чтобы детей воспитывать и мужа ублажать. Знаешь, что я купила один раз вместо редкого тома Морденкайнена? Книгу рецептов, чтобы порадовать его вкусным ужином. А что он сделал? Поклялся найти дуру, которая попала в беду. Только она не попала в беду. Я ему говорила, что Розмари просто сбежала. И вот Розмари появилась недавно, она действительно сбежала. А где теперь Бран? Где? Где мне его искать? Где мне искать леди Инкогнито? Ни ты её не нашёл, ни Эрель со своими кое-какими знакомыми из Гильдии, ни Араннис. Как будто её и вовсе не существовало никогда.       — Ада, давай мы пойдём ко мне, и ты всё расскажешь.       — Я не хочу попадаться на глаза твоим родителям. Мне… стыдно.       — А сидеть тут в таком состоянии не стыдно?       — Немного, — улыбнувшись, сказала она и соединила указательный и большой палец.       — Пойдём со мной, — мягко позвал её Нэлар.       Адрия посмотрела на своего друга и тяжело вздохнула.       — Ну хорошо. Только, если у тебя будет нормальный виски.       — Специально для тебя открою коллекционный. Только подожди немного, я должен отказать одному красавчику.       — Не стоит из-за меня отказывать красавчику, — воспротивилась Адрия. — Я лучше… может мне правда лучше пойти домой.       Она неуклюже спрыгнула с высокого стула, и её голова закружилась. Адрия не удержала равновесие и тут же полетела вниз, видя перед собой только деревянный пол, но эльф подхватил её и прижал к себе.       — Видимо, мне придётся уйти не попрощавшись, — сказал Нэлар. — Пойдём. Мы прокрадёмся ко мне как мышки, и нас никто не заметит.       — Но мы ведь не друиды.       — Тогда притворимся ими.       Та ночь для Астариона была как пощёчина. Его променяли на какую-то пьяную оборванку. И что хуже всего, он потратил на этого эльфа весь вечер. Когда его наказывали, он вспоминал эту пьяную дрянь с пепельными грязными волосами, которая, пошатываясь, выходила из «Улыбающегося Борова» в обнимку с его добычей. Каждый удар розгой высвечивал в памяти пепельные волосы, каждая сломанная кость яркой вспышкой боли показывала шатающуюся фигуру в фиолетовой рубашке, каждая рана, нанесённая острым лезвием, вырисовывала грязную и длинную пепельную челку, закрывающую лицо.       Он испытывал к ней первозданную ненависть. Он больше не видел её. Но прекрасно помнил грязные пепельные волосы.       После этого вечера Адрия покрасила волосы в чёрный, надев на себя траур. Из гардероба пропали все яркие вещи. И она продолжала медленно погружаться в бездну отчаяния.       Нэлар никогда не узнает какой участи ему удалось избежать в последнюю ночь лета, когда он протягивал руку помощи своей подруге. Он никогда не узнает, что, когда он выходил с ней из таверны, он вырвался из тянущихся к нему холодных, но таких нежных объятий смерти. И что Адрия спасла его снова, хоть и неосознанно в этот раз.       

***

      Прохладная вода приятно коснулась лица, принося чувство чистоты и смывая неприятные ощущения после битвы. Холодные струйки стекали по рукам, касаясь завёрнутых рукавов, проникая под них. Рядом с Адрией сидела её иллюзорная копия, повторяя движения. Волшебница встала и придирчиво осмотрела своё лицо, стараясь не упустить ни одной детали и найти грязное несовершенство на своей коже.       Бой с гоблинами вымотал её. Тело требовало отдыха, а не громкого веселья. Необходимо было только уличить момент и скрыться от всех глаз. Внутри она не могла принять этот поступок. Ведь это было так глупо — бросаться на ораву гоблинов. Так не свойственно ей. Не рационально. Хотелось заснуть, проснуться дома и охренеть от того, насколько реалистичным был этот сон. И в тоже время её грудь стало распирать от чувства победы. И впервые за долгое время не было этого гнусного чувства, что она не оправдала чьи-то ожидания. Бран бы ей гордился. Сегодня был последний день лета, и она даже не чувствовала никакой горечи и боли в сердце.       — Чтоб тебя, Бран, — тихо прошептала Адрия.       Хотелось поспорить с ним, но его не было. Но всё равно она не почувствовала привычной пустоты внутри себя, когда вспоминала о нём. Только тихий отголосок тоски. И цель: вернуться домой, возобновить поиски и найти, наконец, убийцу. Заставить страдать, отнять самое дорогое, как отняли у неё.       Адрия вытерла руки о штаны и вернулась к тифлингам. Вокруг Карлах собралось немного народа, девушка рассказывала о сражении.       — Надеюсь тебе весело? — улыбнулась Адрия.       — Ещё бы! — ответила Карлах. — Я отмечаю нашу победу. И свою свободу. Как и нашу дружбу. Я знала, что ты не пройдёшь мимо.       — У меня не было выбора, — пожала плечами волшебница. — Они искали артефакт.       — Ну конечно. Я знаю, что у тебя доброе сердце, просто ты его зачем-то прячешь.       — Его всегда необходимо прятать, Карлах.       Карлах восхищала тем, что за десять лет в аду сохранила в себе доброту и веру в хорошее. Но доброе сердце всегда необходимо прятать, ведь его можно использовать или просто уничтожить веселья ради. Будешь ли ты от этого счастлив, проживая жизнь, притворяясь другой личностью или отстраняя от себя других ради своей же защиты, тот ещё вопрос. Но по крайней мере страдать будешь из-за себя, а не будешь чувствовать очередное разочарование в других и в себе за то, что доверишься не тому.       — Кстати, что у вас там с Астарионом? — спросила Карлах.       — М? — Адрия сделала вид, что не поняла вопрос и вопросительно приподняла брови.       Что у них с Астарионом? Непонимание друг друга, недоверие, может быть немного влечения. Совсем малость. Не более. Просто он в её вкусе, а она всего лишь его очередная жертва. Что ещё может быть с ним? Что-то хорошее? Ха-ха.       — Вы пялитесь друг на друга, когда думаете, что вас никто не видит.       — Ах, ты про это, — усмехнулась Адрия и отмахнулась. — Уверена, что Астарион просто оценивает мою шею.       — Угу, — усмехнулась Карлах. — Давно пора перевести ваши споры в другую плоскость. Если ты понимаешь, о чём я.       — Нет, — отрезала Адрия.       — Я про «туда-сюда», — уточнила Карлах.       — Ох, — тяжело вздохнула Адрия, прекрасно поняв девушку с первого раза, и сложила руки на груди. — Хочешь я расскажу тебе одну историю, за которую мне невероятно стыдно?       — Валяй. Ты так мало о себе рассказываешь, что даже интересно услышать подобную историю.       — Я потеряла любимого человека. Он просто исчез, — её голос надломился. Говорить о нём всегда было тяжело. Умом она понимала, что пора отпустить, принять то, что его больше нет. И она принимала это. Но вот сердце всё ещё иногда тоскливо ныло. Хотелось услышать его совет, его нравоучения, его похвалу за сегодняшний поступок. Адрия хотела коснуться кольца, но его больше не было. И так пусто стало внутри. — Я не знаю, что стало с его телом. Но я не смогла смириться с его пропажей и решила его найти. Докопаться до истины. И знаешь, с чего я начала? Он служил у Пламенных Кулаков, и я соблазнила его друга, чтобы добраться до записей расследования. И стыдно мне не потому что я решила воспользоваться чувствами его друга, не потому что я сходила налево, а стыдно мне только перед собой. Потому что я целовала человека, который был мне противен, позволяла ему касаться меня, похотливо сжимать мою задницу. Стыдно, потому что я выжимала из себя фальшивые улыбки, томные взгляды и делала намёки. До секса не дошло, хвала богам. Но я час тёрла своё тело до болезненных красных царапин, пытаясь смыть это отвратительное и гадкое ощущение прикосновений человека, который был мне противен. И посмотри на Астариона. За просто так он и палец о палец не ударит. А тут такие заискивающие взгляды, фразочки, улыбочки. Когда он начал это всё, он фальшиво улыбнулся мне. Так правдоподобно, что я бы поверила, если бы до этого не было пустоты во взгляде. Как у шлюхи, которая просто выполняет свою работу. А когда тебе кто-то нравится, у тебя не бывает пустоты в глазах. Ему что-то нужно, и я не понимаю что.       — Я бы тоже не стала подставлять ему спину.       Карлах посмотрела в сторону Астариона и усмехнулась. Он резко отвернулся, сложив руки на груди, когда его заметили.       — Когда всё закончится, что ты будешь делать? — спросила у неё Карлах.       — Вернусь домой, обдумаю всё и начну сначала.       — Я тоже, — вздохнув, сказала Карлах. — Сначала найду способ, как починить этот двигатель, чтобы я смогла прикасаться ко всему. А потом буду трогать всё и всех. И постараюсь жить на полную катушку.       — Я немного другое имела ввиду, когда говорила, что начну сначала.       Улыбка сползла с лица Карлах.       — Это как-то связано с тем, что у тебя пропал любимый человек и тем, что сказал Рафаил?       — Именно.       — Он игрался с нами. Он мог просто соврать. Никогда нельзя доверять дьяволам.       — Даже если и игрался, у меня из головы не выходит его вопрос: какова цена мести за одну чистейшую душу?       — Очевидно: либо твоя душа, либо его.       — Нет, — не согласилась Адрия. — Он хочет посмеяться. Хочет увидеть развязку моей «драмы». Дело не только в моей душе.       — Если хочешь, я могла бы помочь тебе, когда мы разберёмся с нашими проблемами, — Карлах указала пальцем на свою голову.       — Я была бы не против, — вежливо улыбнулась Адрия. — Но боюсь, что ты не захочешь видеть мою кислую мину.       — Не такая уж она и кислая. Когда ты смеёшься — ты едва ли не светишься.       — Спасибо, — тихо рассмеялась волшебница. — Но поверь, когда я вернусь — мне будет не до смеха.       — Тогда я постараюсь тебя смешить, и мы посмотрим, будет тебе до смеха или нет.       — Ты просто душка, — улыбнулась Адрия.              Тифлинги веселились и радовались, что напряжение наконец-то спало, и они спокойно могут отправиться во Врата Балдура в поисках нового дома. В них наконец-то вновь поселилась надежда на лучшее будущее.       К Астариону подошёл один из тифлингов и хлопнул по плечу, благодаря за спасение. Эльф лишь прошипел проклятья в сторону благодарившего, пообещав того отправить в ад, если снова так сделает и продемонстрировал свои клыки. Из всех на этом празднике недоволен был только он.       Астарион пил отвратительное на вкус вино и кривился. Этот… праздник… был отвратителен. Ужасное вино вместо крови, благодарные идиоты, которые думают, что он по собственной воле решил их спасти и отвратительная музыка от барда, которая уже сильно приложилась к выпивке и отчаянно фальшивила. Как будто он оказался на празднике среди черни.       Он был недоволен тем, что у него не было выбора, что пришлось рискнуть своей жизнью и убить гоблинов, готовых выполнять каждый приказ, который им отдаст Верный. Такая хорошая и безмозглая прислуга… Можно было бы натравить всю эту ораву на Касадора. А слабаки тифлинги бесполезны, они даже до Врат Балдура не дойдут.       Где-то внутри проклёвывалось зерно, слабое, едва живое, говорящее о том, что он способен на что-то хорошее. И он тут же затоптал его ещё в зародыше. Потому что в мире нет хорошего и плохого, есть только сила и те, кто пресмыкается перед ней.       Было неуютно от повышенного внимания, впервые катастрофически не хватало теней, которые бы скрыли его от всех глаз. А ещё где-то в самой глубине чувствовалась неуверенность. Ему не надо никого соблазнять здесь, ему не надо натягивать неподвижную маску приветствия и дружелюбия и поддерживать разговоры, чтобы выведать сплетни.       Единственные хорошие вечеринки были, когда собирался весь ковен и проводились кровавые ритуалы. Когда отродья тоже могли почувствовать своё превосходство над глупыми смертными, упиваясь своим положением.       Но что же ему делать сейчас?       Вокруг Карлах собралось немного народа, она рассказывала о сражении. Шэдоухарт стояла в стороне обмениваясь с Лаэзель недовольными взглядами. Не сегодня, так завтра они устроят что-то весёлое в лагере из-за артефакта.       Адрия, казалось, была везде. Она смеялась и веселилась с остальными. Он наблюдал за ней без привычного наигранно-кокетливого взгляда. Его взгляд скорее был жадным, пристальным и голодным, как у вампира, который не может получить столь желанную добычу, всегда находящуюся у всех на виду. Она прошла мимо Астариона, и их взгляды пересеклись сами. Задержались друг на друге дольше, чем необходимо, вызывая томительное напряжение. А когда они отвернулись друг от друга, ничего не пропало. И он вдруг почувствовал, что на его шее словно смыкается кожаный крепкий ошейник, а невидимый поводок — в её руке. То притяжение, которое он ощутил было необъяснимо и спонтанно. Хотелось пойти за ней, одёрнуть, заострить всё её внимание исключительно на себе.       А должно быть всё наоборот. И он почувствовал себя полным идиотом.       Астарион встряхнул головой, откинул лезшую в глаза белую прядь и сложил руки на груди, продолжая смотреть на то, как Адриана разговаривала с Хальсином.       Они стояли боком от него. Девушка улыбалась, и эта заигрывающая сладкая улыбка на её лице Астариону совсем не понравилась. Его губы скривились, когда друид улыбнулся ей в ответ. В его ореховых глазах была заинтересованность. Хотелось плюнуть на них, отвернуться, но что-то внутри заставляло продолжать смотреть.       И злиться, злиться, злиться.       Адриана предстала сегодня во всей своей красе, была просто прелестью, когда дала возможность Карлах проявить себя, и тифлинг заставила гоблина у ворот жрать дерьмо. А Адри стояла и улыбалась, смотрела на гоблина, как на шваль, пока все кривились от этого зрелища. Была прелестью, когда заставила другого гоблина целовать её ногу. Когда отняла игрушку у гоблинов в виде мелкого медвесыча. И когда вложила в руку Астариона склянку с ядом, кивнула в сторону котелка с выпивкой.       Им не нужны были слова, они поняли друг друга сразу. Волшебница отвлекла гоблинов своими иллюзиями, пока Астарион вливал яд в котелок. Позвала всех для того, чтобы участие в выпивке приняло как можно больше народа, и с наслаждением в глазах наблюдала за тем, как отравленные гоблины попадали вниз.       Им вновь не нужны были слова, достаточно было обменяться взглядами и хищными кровожадными улыбками, чтобы понять друг друга, когда Адриана заманила жрицу Кишку в уединённое место, а Астарион перерезал жрице глотку.       Целый мир пал бы перед их ногами, если бы она подчинилась его воле.       Но, что ему действительно было непонятно, так это почему она поменяла своё решение и согласилась помочь роще. Неужели этот Хальсин ей так приглянулся? Он же выдал им всё про Лунные Башни, несмотря на то, что она отказала ему в помощи. А потом вдруг передумала.       Появилось желание подчинить её. Поставить на колени. И чтобы она смотрела на него своими золотистыми глазами будто он — это весь её мир, её вселенная, а любое его желание — закон.       Ошейник должен быть на её шее, а поводок в его руке, чтобы он дёргал, когда ему этого захочется.       Это было бы забавно — управлять такой целеустремлённой всезнайкой, которая использует любое преимущество.       Стоило только представить её на коленях, подчинённую, послушную, со взглядом преданного щенка, как в руках появилась колкая дрожь. И воображение само дорисовало, как он, возвышаясь над ней, проводит большим пальцем по её нижней губе.       Астарион сдержался, чтобы не сплюнуть, прогоняя от себя навязчивые образы. Назойливые похотливые мысли и фантазии начинали раздражать, возрождая внутри желание к смертной, создавая неудовлетворение.       «Уйди из моей головы. Просто уйди,» — пронеслась мысль, и Астарион отвернулся.       Эти мысли, эмоции и желание были такими неправильными. Почти до ненависти к самому себе.       Чувства, отношения, секс и насилие — всё это разновидности манипуляции. А ему до бешенной ярости надоело, когда им манипулируют.              Адрия стояла рядом с Хальсином и улыбалась, пытаясь наладить отношения, раз уж им придётся идти вместе в Лунные Башни. В загоне варгов после того, как она освободила его, она была немного груба, когда сказала, что его роща — это не её проблема. Но в тоже время Хальсин пробудил в ней воспоминания, когда, использовав магию, попытался выяснить её состояние. Такой до боли знакомый свет касался её. Такой приятный, тёплый и нежный. Такой… ностальгический.       Голос Брана звучал в голове снова и снова. Заставляя её вспомнить. Догмы его клятвы. Клятвы древних.       Разожги свет. Делами милосердия, доброты и прощения разжигай свет надежды в мире, повергая ниц отчаяние.       Сохраняй свет. Там, где есть добро, красота, любовь и смех в мире, стой против бесчестья, чтобы побороть его. Там, где процветает жизнь, стой против сил, что хотят погубить её.       Храни свет в себе. Восторгайся песней и смехом, красотой и искусством. Если позволишь свету умереть в своём сердце, то не сможешь сохранить его в мире.       Будь светом. Будь маяком великолепия для тех, кто живёт в отчаянии. Пусть свет твоей отваги и мужества сияет в твоих делах.       А потом: «А ты злая стерва», — говорил ей Бран. — «Ты сделала недостаточно».       И затем: «Клянусь, что помогу, но только если будет вопрос жизни и смерти». Фраза, озвученная её голосом ярко и громко пульсировала в голове, почти до огненной боли. Вновь и вновь. Серые глаза осуждающе смотрели на неё, когда она собиралась повернуться и уйти. Не повернулась и не ушла. Произнесла сквозь зубы: «Так и быть. Помогу тебе». Будто разговаривала с Браном. Как бы говоря: «Ладно. Я не хочу быть твоим разочарованием в очередной раз. Ведь я обещала».       — Прости за грубость в начале, — сказала Адрия, обращаясь к друиду.       — Всё в порядке, — ответил Хальсин. Голос у него был спокойным, как у истинного Верховного Друида. — Тебя можно понять. Ты прошла через многое, чтобы добраться до меня, а я смог помочь только информацией.       Рядом с ним ей казалось, что она маленькая невоспитанная девочка.       — Тем не менее, мне стыдно за мою грубость и провокации, — продолжила Адрия и смущённо опустила взгляд. На папу всегда это действовало.       Эльф был большим. Высоким, мускулистым с понимающим взглядом. Как стена, как крепость в которой можно спрятаться.       — Я не злюсь. И я помогу тебе в твоей проблеме. А сейчас иди веселись, здесь много желающих твоего внимания. Не трать время на меня.       О да, желающих много. А вот у неё желания проводить с кем-либо время совсем нет. Ей хотелось поспать.       Астарион краем глаз продолжал наблюдать за её перемещениями. За разговором с Лаэзель, Воло, Зевлором, Гейлом. Она была везде, но не рядом с ним. А затем она просто исчезла из виду.       И он убедил себя в том, что дело должно быть завершено. Хозяин не любил, когда остаются незаконченные дела. Ведь он всегда стремился к совершенству.       К тому же, всегда можно перетерпеть, если впереди хорошая награда. Надо просто сжать зубы и довести всё до конца. А потом он просто будет гнать все эти мысли о ненависти к себе и сожаление из головы. Не в первый раз. И Астарион понадеялся, что в последний.       Просто сделай последний рывок.              

***

      Он нашёл её стоящей в полном одиночестве на побережье реки, с бутылкой отвратительного вина в руке. Большая луна, окружённая звёздной дугой, висела над гладью воды, покрытой лёгкой рябью. Бледный свет растворялся в слабой туманной дымке, застывшей над рекой. В кустах мелькали светлячки. Вспомнилось утро с пурпурным рассветом, отблеском на светлой коже, вырисовывающим линию фигуры, и тонкая лямка робко соскользнувшая по руке, когда Адрия стояла почти на этом же месте. Астарион смахнул наваждение, привычным жестом встряхнул свои волосы и поправил рубашку. Всегда стоит выглядеть идеально, хозяин не любил несовершенства. Астарион тихо кашлянул и мягкой поступью хищника пошёл к одинокой фигуре. Хотя на самом деле был мотыльком, который тянется на тёплый свет от огня, чтобы потом сгореть в нём.       Несмотря на тишину, незаметно подойти к Адрии было просто, ведь он всегда ходил тихо.       — Вот ты где, — произнёс Астарион почти у самого уха.       Адрия вздрогнула и негромко ахнула от неожиданности.       — Ты сейчас специально это сделал! — возмутилась она, обернувшись к нему и шутливо толкнула его плечо.       Астарион рассмеялся и встал рядом с ней. Тихое течение волн наполняло округу мягкими и мелодичными звуками. В ближайших кустах пели сверчки, и от лёгкого ветра тихо шумели кроны деревьев. Из лагеря доносились пьяные и радостные голоса тифлингов, но здесь было спокойно. Безмятежно.       — Почему не со всеми? — спросила Адрия, кивнув в сторону лагеря. — Ты же любишь внимание.       — Знаешь, — сказал Астарион. — Я никогда не представлял себя в роли героя. Никогда не думал, что кто-то будет поднимать за меня бокал с тостом за то, что я спас так много жизней. И теперь, когда я здесь… Я ненавижу это. Это ужасно.       — Тебе снова что-то не нравится, как неожиданно, — с сарказмом произнесла Адрия и повернула к нему голову.       И в её глазах он заметил блеск от опьянения. Зрачки были расширены, а взгляд немного рассеянный. Совсем как у его жертв, которых он услужливо спаивал, чтобы затащить в ловушку или в постель, что тоже означало их конец. Всегда были одни и те же. Те, кто ищет себе пару на одну ночь. Либо закомплексованные, скромные и не опытные. Либо вдовы и вдовцы. От его наглости и уверенности, приправленной сладкими речами, чарующим голосом и внешностью, с добавлением алкоголя, они теряли бдительность. Он был типичным красавчиком из романчиков за три медяка, о которых мечтали девушки. Красивый, статный, уверенный. С теми самыми банальными фразами. И хуже всего было то, что он осознавал это. Осознавал и продолжал играть одну и ту же роль. Из раза в раз. Каждый месяц, каждый год, каждое столетие и казалось, что это будет вечно.       И у Адрии сейчас было почти идеальное состояние для соблазнения. Вот только с ней всегда было одно «но»: отвратительный характер, который иногда выводил его из себя.       — У меня в голове мозгоедская личинка, — сказал он, указав на свою белокурую голову. — Я окружен идиотами, — махнул рукой в сторону лагеря. — А вино на вкус как вчерашний прокисший уксус, — скривился Астарион, совсем не скрывая свои эмоции. — И помимо превращения в монстра с щупальцами, мне надо как-то пережить сегодняшнюю вечеринку. Что тут может нравиться?       — Зато сколько гоблинов ты сегодня перебил, — усмехнулась девушка и слегка толкнула его плечом. — Сначала отравил их на пиршестве, потом всадил кинжал в их жрицу, не говоря уже об основном сражении. Сколько крови было.       — И вправду, — улыбнулся Астарион. — Это было весело.       — Так получается можно получить веселье, кровь и удовольствие, убивая плохишей и спасая невинных? — перебила его Адрия и сделала глоток вина из своей бутылки. Говорить с ним на трезвую голову не хотелось. А ей когда-то говорили, что когда она выпьет, то добреет. Если поводом для этого был не траур, конечно же.       — Ох, боги всемогущие, — проворчал Астарион, закатив глаза. — Ты опять за своё. Мы убили кучку гоблинов и спасли кучку тифлингов. Обменяли одних на других и это ничего не изменило.       — Да или нет? — перебив его, настаивала она.       — Да! Да! Можно! Чтоб тебя… Только какой в этом был смысл, кроме риска для наших жизней? Тифлинги слабы и никчёмны. Всегда нужно вставать на сторону сильных, моя радость. Или окружать себя прислугой. А мы убили нашу потенциальную прислугу.       — Бла-бла-бла подчинить себе всех и вся, — передразнивала его Адрия. — Бла-бла-бла окружить себя безмозглой прислугой, бла-бла-бла хочу быть владыкой.       — Бла-бла-бла мне всё равно на тифлингов, — кривляясь повторил за ней Астарион. — Бла-бла-бла так и быть мы защитим рощу.       — Не хочу спорить с тобой на эту тему. Мне надоело.       — Ну надо же, как быстро ты сдалась. А я думал, что Адриана никогда не сдаётся.       Она пожала плечами и улыбнулась.       — Боюсь, что я просто зря использую свои навыки в скучной болтовне.       Астарион склонил голову к её уху и прошептал:       — Может тогда следует сменить методы, моя радость?       Она заметно напряглась, слегка отстранилась от него и передёрнула плечами, словно скидывая с себя наваждение.       — Я подумаю над этим.       — Милая, много думать вредно. Иногда лучше просто действовать.       — Угу, — со скучающей интонацией промычала Адрия, разглядывая бутылку вина.       Она сделала глоток вина. Красная жидкость обожгла пищевод, стекла в желудок и растворилась внутри теплом. Тело становилось легким, расслабленным и переставало подчиняться. Она перенесла вес тела на левую ногу и приподняла ступню правой ноги, опираясь на пятку. Голова начинала кружиться, но тяжёлые мысли никак не могли раствориться в этом опьянении. Она пыталась убедить себя смириться со своим положением. С тем, что тот сюрреализм, в который она попала, является её новой реальностью, у которой нет конца. И всё, что от неё требуется — идти дальше.       Хальсин не в состоянии вытащить личинку из её головы и нужен кто-то другой. Нужно больше информации и интуиция подсказывала, что большой заварушки ей не избежать. А если учесть во внимание и тот факт, что в их лагере находится скелет из забытого храма по своим и непонятным ей причинам, то назревает что-то очень серьёзное. Настолько серьёзное, что у неё от этих мыслей по спине пробегал холодок.       От Астариона требовалось только одно — убивать нужные цели и не усложнять ей жизнь. Момент, когда можно было его убить без зазрения совести, она упустила. Выгнать уже невозможно, потому что прислужники Абсолют охотятся за артефактом, который защищает их. А радиус его действия неизвестен. Поймай они Астариона или кого-либо другого из её компании, и они всё узнают. Так что приходилось мириться и с этим.       А она всего лишь хочет домой. К папе.       — Или тебе просто больше нечего сказать мне, потому что я прав? — добавил Астарион.       — Просто мне надоели твои клоунские речи о власти и могуществе, — ответила девушка. — Делай, что хочешь, я не в праве указывать свободному эльфу как жить, только с последствиями сам разбирайся. И меня не впутывай потом, я тебе не нянька всё-таки.       Он удивлённо посмотрел на неё. Адрия лишь пожала плечами. Что-то в ней было не то. Непривычное спокойствие и мягкость во взгляде. Не было сосредоточенности и злости. Только небольшая задумчивость и грусть.       — И камень отдашь? — спросил Астарион.       — И не мечтай, — со скукой в голосе ответила Адрия.       — А личинку?       — Если ты отдашь мне свою девственность. Но у тебя её, кажется, уже нет, — хмыкнула она и сделала очередной глоток вина из бутылки.       — Если учесть, то, что у меня началась новая жизнь, при которой я могу ходить под солнцем, то в этой новой жизни у меня ещё никого не было, — сказал эльф и соблазнительно улыбнулся.       — Хорошая попытка, — не глядя на него, улыбнулась девушка. — Продаться за сомнительные обещания сомнительного создания из сомнительного сна. Когда в голове находится сомнительная личинка.       Она почувствовала, как он наклоняется к ней. Как запах розмарина и бергамота становится отчётливее, а прохладный вечерний воздух начинает медленно плавиться. И внутри появляется стойкое и вибрирующее ощущение неловкости и смущения от этой близости.       И это было неправильно.       Астарион аккуратно скинул с плеча её длинный хвост. Всего лишь одно случайное и лёгкое, едва уловимое прикосновение подушечек пальцев к шее, и Адрия вздрогнула, не совсем понимая появившееся чувство разочарования. Было ли оно от того, что захотелось чего-то более ощутимого или от того, что она вообще стоит и позволяет к себе хоть как-то прикасаться?       — Или просто хороший повод заполучить желаемое, — прошептал Астарион ей в ухо таким тоном, который буквально обволакивал разум.       Сирены тихо отдыхают в сторонке.       Хотя нет, сирены скорее добрые существа. Астарион — гарпия, не иначе. И Адрия, взяв себя в руки, молча вернула волосы на предыдущее место. Ничего не ответила и даже не посмотрела, лишь слегка сжала губы. А потом сделала два больших глотка из бутылки, желая смочить пересохшее горло.       И она так разозлилась на себя. На то, что не может взять под контроль своё же собственное тело, которое реагировало на каждое его прикосновение. Слова она ещё могла хоть как-то игнорировать и не придавать им никакого значения, но вот телесный контакт разрушал любую защиту.       — Угостить тебя прокисшим уксусом? — спросила Адрия, желая перевести тему, и протянула ему бутылку вина.       — Я предпочитаю бренди.       — Простите, ваше вампирское высочество, — театрально раскланялась Адрия, делая почтительный тон. — Обязательно учтём. И в следующий раз в нашей таверне под названием «Жопа мира» появится какой-нибудь коллекционный бренди.       — Уж позаботьтесь об этом, — подыграл ей Астарион, положив руку на пояс и склонив голову в её сторону.       — Непременно. А ещё мы выгоним барда. Слишком сильно прикладывается к вину.       — И разгоните этих вонючих беженцев в следующий раз, — продолжил Астарион, разглядывая свои ногти.       — Обязательно. Не пристало такому благородному господину, — сказала она, приложив руку к груди. — Находиться в компании с невоспитанными тифлингами. А желание благородных лиц — закон, — закончила Адрия, почтительно склонив голову.       — Любое желание? — игриво спросил Астарион, хитро улыбнувшись и взял бутылку, коснувшись руки девушки холодными пальцами.       — Наши услуги скромны, но, если господин чего-то пожелает, мы постараемся выполнить его просьбу, в соответствии с нормами и правилами нашей скромной таверны. Которые мы предоставим, если господин захочет узнать.       — И что же под запретом?       — Не так много. Драки и приставания к персоналу.       — Какая скучная у вас таверна.       — Ближайший бордель находится в милях отсюда. Однако, вы можете попытать счастье с тифлингами. Сегодня их достаточно. На вкус и цвет.       — Предпочитаю кого-то… — он лениво рассматривал бутылку вина, делая паузу, а затем томно посмотрел в её глаза, — С заострёнными ушами.       — Хм-м… Боюсь цена неподъёмная.       — И какая?       — Ваше сердце.       — Оно твоё.       — А вот это неправда.       — Ну… это может быть правдой. Если только этой ночью.       — Кова-а-арный. И хитрый. А потом ты заберёшь его назад? И моё прихватишь?       — Скорее твоё прихвачу.       — Боюсь… что подобное предложение повлечёт сплошные убытки. И никто из нас не извлечёт из этого выгоду.       — Это как посмотреть, дорогая.       Астарион сделал глоток вина, а после скривился от вкуса и передал бутылку обратно. Отвратительная ночь, отвратительное вино, отвратительные тифлинги и музыка. Он совсем не привык к подобным вечерам.       — Домой хочу, — сказала Адрия, рассматривая бутылку, в которую въелась пыль, и про себя добавила «К папе хочу», но продолжила совсем другой фразой, — В «Борове» был хороший виски.       — «Боров»? Миленькая кафешка с видом на гавань?       — И идиотскими кружками в виде свиных голов.       — Я думал, что только я нахожу их отвратительными, — усмехнулся Астарион.       — Они ужасны и жутковаты. Но кофе там хороший. «У Джопалина» тоже неплохой, но отдаёт какой-то жжёной горечью. Раз на раз не приходится.       — Ха! Когда-то это был захудалый трактир для моряков. Всегда воняло рыбой, прокисшим элем, мочой и плесенью.       — Правда? Хотя не удивительно, раз это заведение находится в порту. И какая твоя любимая таверна?       — Хм-м… «Шлем и Плащ», пожалуй.       — Неплохое место. Там готовится потрясающая рыба в лимонном соусе. И всё? Только «Шлем и Плащ»?       — «Эльфийская песня» тоже хороша и от дома недалеко. Но за двести лет надоела, как-то. И призрачная леди тоже, если честно. Всегда либо появлялась не вовремя, либо не пела, когда была особо нужна.       — Ха. Говорят, она только два раза меняла свой репертуар. Но да, иногда она очень невовремя начинала петь и приходилось затыкаться.       — Иначе куча клинков обратится в твою сторону, — вздохнув, добавил Астарион.       — И… ты во всех побывал, да?       — Конечно во всех. Одно и тоже надоедает.       — А «Клинок и Звёзды»?       — Милая, это не таверна, а гостиница. Но там тоже приходилось бывать.       — И как там? Я там ни разу не была.       — Там… хм-м. Ничего особенного. Обычная гостиница. Хуже, чем «Шлем и Плащ».       — Самая худшая, пожалуй, «Поющая лютня». Из-за орка. Терпеть не могу орков. О! И Малый Калимшан. Отстойник, какой-то.       — Малый Калимшан сам по себе не очень, — пожал плечами Астарион. — Какой смысл закрываться на ночь, если всё равно воры проникают туда?       Оттуда всегда было неудобно вытаскивать жертв, а потому отродья даже не совались в Малый Калимшан, находящийся за пределами Врат Балдура. Куда лучше было зайти в ночлежку «Фрейго», чтобы заманить в лапы хозяина тех, кого даже не хватятся.       — Но ярмарки там неплохие, — сказала Адрия. — Можно столько всего накупить. Особенно специй.       — Не знаю. Они ведь днём.       — А, ну да, я забыла. Ладно, какое твоё любимое место в городе?       — Верхний Город. Там обитают самые вкусные души.       Адрия тяжело вздохнула, как бы говоря: «Кто бы сомневался, что именно по этой причине тебе нравится Верхний Город».       — А твоё?       — Купальни «Шипящего Камня». За два золотых тебе сделают такой массаж, что будет казаться, будто ты плывёшь по небесам.       — Я там не был. Сама понимаешь. Освещение, зеркала. Рабство.       Уродливые шрамы на спине.       — Если мы переживём всё это, напомни, чтобы я тебя туда сводила. И забудь про зеркала. Их можно обойти. Можно снять отдельную секцию.       Он хмыкнул, чувствуя странную лёгкость внутри. Этот разговор такой обычный, простой и бессмысленный. Но почему так легко на душе?       Раньше судьба всегда зависела исключительно от настроения хозяина. Не было правильных ответов, когда Касадор задавал вопрос. Как бы Астарион ни крутился, он всегда проигрывал в маленькой игре хозяина. Существование было похоже на сидение на пороховой бочке. Скажешь «нет» — не устроит, скажешь «да» — тоже ответ не верный. Возвращение во Дворец всегда было самым страшным. Если не вернёшься будет ещё страшнее. Задержишься — накажет. Придёшь раньше — будешь страдать, просто потому что Касадору стало скучно, а ты тут слоняешься без дела. Его тело не принадлежало ему. Хозяин мог делать с ним всё, что угодно: ломать кости, сдирать кожу, резать, бить, всё, что чёрной душе захочется. Сопротивляться нельзя, просить и умолять — бесполезно. Если потекут слёзы — хозяин будет наслаждаться этим видом и делать ещё больнее.       Но хуже были не пытки. Хуже было психологическое давление. Когда было необходимо следить за каждым словом, мимикой, ни в коем случае не выдавая свои эмоции, нельзя было позволять себе долго молчать, подбирая слова, нельзя говорить сразу же, иначе ляпнешь что-то не то. И всё равно у этой игры победитель всегда был один — Касадор.       А здесь… на этом побережье он мог быть собой и чувствовал себя свободнее. Его слушали. Не было правильных и неправильных ответов, не было страха. Было… легко. Свободно.       Но он действует инстинктивно. Роль соблазнителя давно въелась в него до самых костей.       — И будем только ты и я? — улыбнулся Астарион, осмотрев её с ног до головы и от этого липкого взгляда ей стало не по себе, как будто одежда стала совсем лишней, — Как заманчиво. Обязательно напомню.       Она преподнесла горлышко бутылки к губам и заметила, что он внимательно следит за тем сколько глотков вина она делает и оценивает степень опьянения.       «Так вот значит, как происходила охота,» — сделала вывод девушка и пить перехотелось.       — Аста-а-арион, — протянула Адрия, улыбнувшись. — Я имела ввиду две разные секции. Но… если тебе будет так важна моя компания, я могу оставить свою проекцию.       — Предпочитаю, чтобы глаза радовал оригинал.       «И сейчас он, скорее всего, тоже на охоте» — подумала Адрия. Оставался лишь вопрос: Зачем? Почему трофей в виде неё так важен?       — М-м-м, — наигранно сладко улыбнулась девушка. — Нужно заслужить возможность остаться наедине с оригиналом.       Адрия перевела взгляд на небо, задумчиво рассматривая звёзды. Впервые она увидела кристально чистое небо после годовщины Дня Возвращения Балдурана в Серую Гавань, когда отец решил уехать из Врат Балдура. Бездонная чернота и яркие звёзды привлекли её взор, и она часами сидела на улице, рассматривая его, когда они останавливались на привал в захудалом трактире. Позже, в Серебряной Луне в Академии волшебников, она с удовольствием посещала лекции по астрономии, разглядывая их через большой телескоп при Академии. В жемчужине севера небо всегда было чистым, в отличии от прибрежного туманного города.       И она мысленно улыбнулась, решив использовать своё «занудство», чтобы ему всё быстро надоело.       — Во Вратах Балдура увидеть звёзды большая редкость. Видишь вон ту яркую звезду? — спросила Адрия, указав пальцем на небо.       — Ох, боги всемогущие, ты правда хочешь провести эту ночь за разглядыванием звёзд? — проворчал Астарион, — Как скучно.       — До твоего прихода я этим и занималась. Поэтому можешь идти к тифлингам, если тебе что-то не нравится.       — Так и сделаю.       — Скучный, приземлённый, ворчливый, старый пень, — ответила девушка, — С бедным воображением.       — С бедным воображением?! Вот уж нет.       Адрия повернулась к нему всем телом, положив руку на бок.       — Ну-ка поделись со мной своими фантазиями, за исключением горячих девственниц, готовых пасть к твоим ногам, подставляя шею; гостей, восхваляющих тебя; и прислуги, которая будет делает всё по твоему щелчку, желая ублажить прихоти своего хозяина.       — Да ты видишь меня насквозь, — усмехнулся Астарион, — Именно это и скрасило бы сегодняшний вечер.       — Угу. И что было бы гвоздём вечера?       — Кто-то очень вкусный на десерт, в яркой одежде, и чтоб шейку было видно. Может… иллюзионистка, какая-нибудь.       — Ха! — усмехнулась Адрия, — Есть у меня одно платье с глубоким вырезом и длинными рукавами с прорезями. Но оно дома. И разве девственницы не были бы вкуснее?       — Даже не знаю. Я пока что попробовал только одну развратницу, и я доволен. Хотя девственницы всего лишь глупый стереотип. Непорочность всегда была привлекательной, но удивить может и какая-нибудь старушка.       — И откуда же тебе знать про вкус девственниц и старушек, если ты попробовал только одну развратницу и немного гоблинов? — усмехнулась Адрия.       — Ещё паладинов.       — Клятвопреступников! — недовольно поправила девушка, — Наверняка отличаются от тех, кто предан свету.       Астарион пожал плечами.       — Возможно, — сказал он.       Возвращаться к тифлингам ему не хотелось. Он ощущал себя там не в своей тарелке. Вся тёмная суть, что расползлась в нём двести лет, не могла смириться с хорошим поступком. Это внимание раздражало, потому что он бы никогда не посмел рискнуть своей жизнью ради кого-то. Ведь это глупо. Так делают только те, кто свято верит в добро. И принимать то, что он способен на что-то хорошее, он не хотел. А стоять рядом с Адрией на берегу небольшой реки было комфортно. Почему-то.       — Ну и какую звезду мне надо увидеть? — спросил Астарион, поднимая голову.       Адрия окинула его удивлённым взглядом, встала чуть ближе и её плечо слегка коснулось его руки.       — Вон ту, самую яркую, — ответила девушка и магический луч вылетел из её указательного пальца, яркой белой линией обвил нужную точку на небе.       — И?       — Это Айрайн, звезда моряка. Её можно найти в любое время ночи, и она всегда указывает на север. Моряки, путешественники и разведчики ориентируются по ней.       — А если небо будет в облаках?       — Есть природные ориентиры: мох, кора деревьев, — перечисляла Адрия, загибая пальцы, — И самое главное, то, что необходимо знать всем, чтобы не заблудиться — это не надо шляться хрен пойми где!       — Просто признай, что ты чего-то не знаешь.       — Вон та звезда, — перевела тему девушка, указав пальцем ниже, ближе к горизонту, где виднелись верхушки деревьев.       — Ну нет, милая моя, — сказал Астарион, посмотрев на неё. — В твою игру можно играть и вдвоем. Ты чего-то не знаешь. Да или нет?       — Я многое знаю.       — Да или нет, Адриана.       — Да! Да! Я много чего не знаю! Счастлив?       — Более чем.       — Рада, что хоть как-то могу осчастливить такого ворчуна, как ты.       Небольшая иллюзия круга на звёздном небе растянулась, и он разрушился, превращаясь в линию, соединяя белые точки, очерчивая созвездие в виде лошадиной головы и рога.       — Созвездие единорога, — сказала Адрия. — Оно имеет несколько имён. Для лунных эльфов имеет большое религиозное значение и означает конец лета. Эльфы называют его «Кореллиан» и расценивают как символ коня Кореллона — Ларетиана. Люди и золотые эльфы называют его «Шут» или «Танцующий». Поговаривают, что те, кто были рождены под этими звездами, обладают силой и хороши в восприятии эмоций людей, а также чувствительны к изменению погоды.       — Полагаю, ты родилась не под этим созвездием, — съязвил Астарион.       — Ха-ха, — язвительно ответила ему Адрия. — Я рождена зимой. Когда родители были вынуждены надолго остаться недалеко от Невервинтера.       Нарисованная линия растворялась и заполнялась малой иллюзией натуральной головы белого единорога. С длинной золотистой гривой, острым закрученным спиралью рогом с мерцающим концом и ярким сияющим серебряным глазом, пульсирующим подобно мерцанию звезды. Вскоре к голове прорисовалось белое жилистое тело с золотым хвостом, и единорог, стукнув своим копытом, убежал в сторону. Адрия довольно улыбнулась своему творению. Сегодняшний день её вымотал полностью, и сил оставалось только на малые короткие иллюзии. Чёрное небо и звёзды стали её холстом.       — Надеюсь, ты не подумал о том, какой была бы на вкус кровь единорога, — ворчливо произнесла Адрия.       — И в мыслях не было.       Она повернула свою голову в его сторону, внимательно изучая его лицо. Бледная кожа, казалось, светилась в темноте при лунном свете, и была похожа на жемчуг. Астарион любит нежиться на солнце, но вся его красота и совершенство раскрывались именно в такие ночи. Когда белокурые волосы были похожи на платину, красные глаза имели цвет густого терпкого вина, и тонкая бледная кожа сияла в объятиях лунных лучей. Опасная красота вампирского отродья.       — Ну да, — сказала девушка, — говорят, что тот, кто примет хотя бы малейшее участие в убийстве единорога, будет подвержен божественной каре.       Астарион грустно вздохнул, не обращая на неё внимания.       — Я так и знала! Знала! — воскликнула Адрия, пихнув его локтем, — Боги всемогущие, неужели после сегодняшнего в тебе до сих пор царит голод?       — Неужели ты и этого не знаешь? Он вечен.       — И совсем неутолим?       — Эта резь в животе всегда. Двести лет она была яркой и сильной. Сегодня… лишь слегка притуплена.       — Должно быть это выматывает.       — Я научился с ним жить. Касадор давал немного, поддерживая в нас жизнь. Со временем привыкаешь ко всему.       — Ты хорошо держишься, получив свободу. Я впечатлена твоей выдержкой.       — Было бы глупо кидаться на всех подряд, как дикий зверь.       — Да-а-а? — протянула Адрия.       — Ой, не начинай. Я был очень голоден. И я благодарен тебе за тот дар и проявленное доверие. Я никогда этого не забуду.       — Астарион и благодарность, — усмехнулась Адрия, — Сегодня действительно странный день. Вспоминается один нелепый случай, который произошёл со мной однажды.       — Какой?       — Однажды на приёме один тип разлил вино на моё платье. Я заблудилась в поместье, пока искала уборную. И когда шла по коридору, увидела приоткрытую дверь в спальню. Там был манекен с платьем невероятной красоты. Шёлковое кремового цвета с изящной золотистой вышивкой. Моё любопытство взяло верх, и я вошла туда, чтобы разглядеть это творение, — Адрия сделала маленький глоток вина, чтобы промочить горло и воткнула бутылку в песок. — Пока я рассматривала каждую деталь платья со вшитыми янтарями, мысленно примеряя его на себе, в коридоре послышались шаги и довольный женский смех. Они приближались к комнате, и я запаниковала. Выйти я не могла, потому что не знала, что сказать. В общем ничего умнее, чем спрятаться за длинную синюю портьеру, я не придумала. И вскоре голоса заполнили комнату. Это был хозяин приёма и две дамы. И они как-то быстро приступили к делу.       Астарион рассмеялся.       — Значит, тебе не впервой прерывать чей-то секс?       — В том то и дело, что я не могла его прервать. Но это ещё не всё. Оказалось, что прячусь среди штор не я одна. Во время этой маскарадной вечеринки в поместье проник дроу, который хотел украсть одно магическое кольцо. Он был помешан на зачарованных предметах, потому что их всегда можно было выгодно продать. И спрятался за портьеру, когда я подходила к этой комнате. Он закрыл мне рот и показал, чтобы я вела себя тихо.       — И вы вдвоём стояли и ждали, когда они закончат развлекаться?       — Что-то вроде этого. Только представь. Я, с безупречной репутацией у хозяев поместья, и воришка спрятались за одной и той же шторой, и на протяжении долгого времени стояли и слушали: О да. Глубже. Быстрее. Я сейчас… ааахх… Мы не знали, как сбежать. Невидимость нам бы не помогла, потому что дверь была закрыта, иллюзию камергера я создала бы прямо в комнате, потому что мне надо видеть её, балконная дверь тоже была закрыта. Мы просто стояли, переглядывались и ждали, когда они закончат. Было о-о-очень неловко.       Астарион громко рассмеялся, представляя описанную картину. Это был их первый продолжительный разговор, когда они не ругались и не спорили. Неожиданно для себя он осознал, что сейчас, впервые за долгое время, ему было спокойно. Не было этого хронического беспокойства и страха на затворках сознания, заставляющего действовать и вести себя, полагаясь только на травмированный опыт.       Боги всемогущие, он не был так спокоен… двести лет. Он давно забыл каково это — не бояться.       Астарион посмотрел на полуэльфийку, стоящую рядом с ним и будто увидел в первый раз. Не в качестве жертвы и цели, которую надо соблазнить для своей выгоды, а как девушку, которую приятно слушать. Было в ней что-то новое и пока что непонятное ему. Возможно, раньше он чего-то не замечал в ней. Вроде бы всё тоже самое, что и до этой ночи, и она ни капли не изменилась. Те же чёрные волосы, та же молочная кожа, тот же слегка вздёрнутый нос. Возможно, улыбка была другой. Лёгкой, искренней и приятной.       Ей не шёл ночной свет. Только солнце, когда жёлтые глаза горели. Такие живые и яркие, будто бы они были вечным пламенем. Пульсирующим, танцующим, способным поглотить, но не убить. Только согреть.       Она вызывала симпатию, даже начинала казаться невероятно красивой. Весь день он замечал за собой, что очень долго не может оторвать от неё взгляд. У неё был приятный голос и очаровательный профиль. И даже её острый язык начинал ему нравиться. Их общение — танец на самой грани между приторной любезностью и откровенной грубостью. Они балансировали на ней, порой делали неосторожные шаги, едва не падая в пропасть. Сладкий и опасный танец.       Любоваться ей, чувствуя тугой ком в области сердца, было неправильно.       — Та ночь была настолько же абсурдной, как этот вечер, — произнесла Адрия.       Как и ему, ей было странно проводить время за обычным разговором. Ей с вампиром, который порой казался простым эльфом, ему с жертвой и целью, которую сейчас хотелось слушать. Как и ему, ей было странно чувствовать себя спасительницей целой оравы тифлингов.       — Знаешь, что ещё нелепо? — спросил Астарион.       — Самовлюблённый вампир, спасший кучу невинных тифлингов? — спросила она, повернувшись к нему. — Который теперь прячется от их внимания в моей компании, хотя ещё вчера сказал, что я его бешу?       — Меня бесит, когда в тебе появляется наивное благородство, — ответил Астарион. — Такой стерве, как ты, — он коснулся её лица, погладил щёку большим пальцем, — оно не идёт.       Адрия приблизилась к нему, смотря в его глаза. И её окутало его запахом. Древесно-смолистым ароматом с горьковатыми и пряными нюансами, с примесью цитрусовых запахов и лёгким оттенком бренди. Аромат, который хотелось вдохнуть всей грудью, ощутить привкусом на губах, на языке и почувствовать кожей.       — А такому подлецу, как ты, очень даже, — сказала она, аккуратно поправляя воротник его рубашки, — Занятно наблюдать за тем, как ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Готов стоять и слушать мои речи про звёзды, лишь бы быть подальше от благодарных тифлингов, — смотря ему в глаза, Адрия улыбнулась и склонила голову набок.       Он хитро улыбнулся, медленно склонился к её уху, прижимая ладонь к её лицу. И она почувствовала, что задыхается от запаха розмарина и бергамота, от этой близости, от желания. От Астариона.       И нужно было за что-то цепляться, чтобы не задохнуться, не утонуть, не сделать шаг в пропасть. Её ладонь упёрлась ему в грудь.       — Сладость моя, я готов целую вечность слушать твой голос, — прошептал Астарион. Его дыхание коснулось кожи, по спине забегали неровные мурашки и кажется она забыла, как дышать. — И тебе, чтобы вынудить меня уединиться с тобой, необязательно спасать тифлингов, — его ладонь прошлась по волосам, он скинул длинный хвост назад и оголил шею, лишь для того, чтобы обхватить её сзади. Не слишком грубо, но и без какой-либо нежности. Чтобы насладиться этим упоительным ощущением прекрасной шейки в его доступе, — Достаточно просто намекнуть, — большим пальцем он погладил место, где хорошо чувствовался пульс, с удовлетворением отметив, что из-за него её сердце бьётся в ускоренном ритме, — Ведь я не против отблагодарить тебя за всё.       — Вынудить? — хрипло спросила Адрия, прикрывая глаза, растворяясь в нём, вдыхая его.       Она не оттолкнула, не сказала: «Хватит!», лишь ладонь, прижатая к его груди, слегка вздрогнула и едва сжала пальцы. И на миг, на один краткий миг, похожий на импульс, он пожалел, что на нём была рубашка.       — Не цепляйся к словам, Адриана.       Он отстранился, рассматривая её лицо, изучая каждую черту, ловя взглядом любую мимику. Вновь любуясь ей. И мысленно одёрнул себя. Потому что это было неправильно, не по шаблону.       — Что ты от меня хочешь? — в голосе была предательская дрожь и слышалась усталость. Адрия посмотрела ему в глаза, пытаясь найти хоть каплю искренности.       — Дай подумать, — сказал Астарион и его ладонь, плавно спустилась от её шеи к воротнику, а затем к шнурку на вырезе рубашки. — Камень, личинку… Тебя, — продолжил он, наматывая висящий шнурок на указательный палец, намереваясь потянуть, чтобы распустить хилый бантик, — Даже больше, чем два предыдущих пункта. С того чудесного момента, как я вкусил тебя.       Луч от полной луны осветил его наполовину. Иногда, когда тени неровно ложились на его лицо, он выглядел, как старый вампир и тени вырисовывали впалые глаза и щёки, выделяли неестественную бледность и кроваво-красные вечно голодные глаза. Но зачастую в лунном свете он был похож на безумно красивого, юного эльфа. Его гладкая кожа, похожая на жемчуг, едва ли не сияла холодной белизной. Красные глаза блестели, как два больших рубина. И он был сверхъестественно красивым.       Она чувствовала, как между ними нарастает напряжение, плотное и горячее, окутывающее своим туманом со всех сторон. Не слышались звуки, доносящиеся из лагеря, природа вокруг словно замерла, ожидая, чем всё закончится. Мир вокруг сузился до красивого бледного лица, с соблазнительной ухмылкой, и красными глазами, в которых плясали дьявольские огоньки. И на мгновение ей показалось, что во всём Ториле они остались совсем одни.       Это притяжение никак не объяснимо. Иррационально. Общение с Астарионом — это постоянные эмоциональные перепады. И её кидает из стороны в сторону, как маятник. Иногда хочется прибить, заткнуть, послать, дрожа от раздражения и через мгновение смотреть, слушать, быть ближе.       Она приблизилась к нему вплотную. Уткнувшись носом в его шею, она провела им до уха, вдыхая, наслаждаясь и запоминая этот пьянящий запах и близость.       И он напрягся, нервно дёрнув за шнурок на её рубашке. От одной этой близости по его позвоночнику пробежал разряд, яркий и мощный, и кожу защипало от предвкушения.       Что происходит? Почему всё идёт не так, как обычно? Почему всё это так волнительно?       Каждое её прикосновение или прикосновение к ней было желанным и нужным. И это пугало. Напрягало. Вызывало противоречия внутри. Хотелось бежать сломя голову и чувствовать её руки, горячее и неровное дыхание на своей шее, запах. И он совсем не рад этим чувствам.       Тогда почему продолжает? Почему хочет продолжить?       — Ещё расскажи мне сказку, — прошептала Адрия, — Что в тот момент, когда ты прильнул к моей шее, почувствовал мою взаимность.       — Ах, так значит она всё-таки есть и была уже тогда? — спросил Астарион, прижимая её к себе второй рукой, уткнувшись носом в чёрные волосы, посылая новый импульс себе и ей. — Но я говорил про другой момент.       В голове всё перемешалось. Мысли хаотично закручивались, прыгали от одной к другой, не желая формироваться во что-то осмысленное. Когда он пришёл к ней была цель, не самая лучшая. А сейчас… сейчас всё стало странным, непонятным и приятным. Он действует, как и со всеми, но впервые получает удовольствие от этой игры. Наслаждаясь тем, как она реагирует на него. Как замирает её дыхание, подрагивает голос и как она сама тянется к нему.       Хотелось больше не думать, забыть обо всём. Быть здесь и сейчас. И что будет после — было не важно. Совсем.       Просто пусть будет это побережье, её хрупкое тело в его руках, её нежный и обволакивающий запах, мягкий и приятный голос, блики луны на её лице.       — Мы могли бы оставить наши разногласия до рассвета, — прошептал Астарион, — Или наоборот решить всё сейчас.       Адрия желала вновь ощутить ту дрожь и трепет, которые появились в ней, когда он поцеловал её впервые. Но здравый смысл и инстинкт самосохранения заворочались где-то в глубине её сознания. «Что ты делаешь?! Это его охота и ты здесь добыча! Он вампир!» — закричали они. И в груди кольнуло.       — Не знаю какие у тебя разногласия со мной, Астарион, но у меня с тобой уже нет никаких разногласий, — она нехотя отстранилась, сильнее упираясь в него ладонью, и похлопала по его груди, всё ещё чувствуя его руку на своей спине, — Делай, что хочешь, только помни, что с последствиями сам будешь разбираться, если не хочешь прислушиваться.       Адрия отвела ногу, стараясь сделать шаг назад. Мило улыбнулась, собираясь уйти, прекратить и разорвать эту плотную атмосферу. Взгляд скользнул к его губам. Совершенно внезапно и неосознанно. И мелкой дрожью внутри прокатилось предвкушение, надежда на поцелуй, которую она пыталась растоптать, перенося вес тела на отведённую ногу, чтобы наконец уйти. Астарион склонился, и Адрия уже более уверенно и резко отошла от него.       — Не знаю какую ты там развратницу пробовал, — продолжила она, отстраняясь ещё на шаг, и поправляя свою рубашку, — Но я девушка приличная и по пьяни не отдаюсь. Это, знаешь ли, задевает мою гордость и чувство самоуважения.       — Искренне приношу свои извинения твоей гордости и в особенности чувству самоуважения. А что касается приличий… Приличные девушки не пьют из горла, Адриана.       — Если найдёшь мне подходящий бокал, то с удовольствием выпью из него. И как истинная леди, при каждом твоём прикосновении буду хлопать ресницами, краснеть и восклицать: «Да как вы смеете!».       Она повернулась и отправилась к тропинке, уводящей от побережья.       — Спасибо за этот вечер, Астарион, — обернулась Адрия, подойдя к кустам, которые скрывали проход, — Ты был очарователен, когда смеялся.       Адрия услышала ворчание с его стороны, должно быть он послал её ко всем чертям собачьим, и, усмехнувшись, ушла, ощущая, как в груди колются острые холодные иголки. Кусая губы, она старалась стереть из памяти всё то, что произошло сейчас и вообще не придавать этому никакого значения. Ведь это всего лишь игра для двоих, где проигравший получает разбитое сердце. В которой она увязла и оказалась в тупике. Закончить она не в силах, а если продолжит, то непременно проиграет.       В лагере уже стихли музыка и голоса. Ночь наполнилась своими привычными тихими звуками. И вот он стоит, сложив руки на груди, и смотрит на гладь воды, чувствуя, как внутри сжимается и накладывается новый густой слой неудовлетворения. А грудь заполняет гнев. И злился он исключительно на себя. За то, что пожелал продолжения. И кажется, что такое возбуждающее, будоражащее предвкушение и возбуждение он испытал впервые за долгие-долгие столетия.