Дракон и его принцесса

Когда он, распрощавшись с Мерлин, покинул бордель, солнце уже клонилось к западу. В воздухе ощущалась предвечерняя прохлада, на нагретых за день булыжниках мостовой отдыхали толстые разнеженные коты, вскормленные рыбным рынком. В Дрифтмарке их было превеликое множество всех цветов и мастей, такое количество кошек можно встретить разве что в Вольных городах. Рейнире бы понравилось, она хоть и дракон, но обожает всякую живность. Когда он однажды показал ей сраженного им кабана, Рейнира сморщила свой маленький носик и сказала: — Ненавижу охоту! Не могу смотреть, как убивают зверей. Кабаны, видите ли, плачут как дети, когда умирают, и ей их ужасно жаль. — Увы, дорогая, если бы я не убил этого красавца, то заплакать пришлось бы мне, — усмехнулся в ответ Деймон, покосившись на внушительные клыки животного. Аргумент сработал. Нет, никто не смеет делать любимому kepa больно, хорошо, что негодный зверь мертв. Тем же вечером она с удовольствием уничтожила целую тарелку тушенного в красном вине кабаньего мяса с черносливом и овощным рагу. Отогнав чумазого ребятенка, просившего милостыню (беспризорники на Дрифтмарке жили в меньшем довольстве, чем коты) Деймон пустился на поиски местного отделения Железного банка. Он обещал доставить деньги за ожерелье к вечеру и хотел во что бы то ни стало сдержать слово. В Вестеросе не только Ланнистеры всегда платят свои долги. Служащие Железного банка обычно навевали на него тоску. Все как на подбор длинные, тощие, с землистыми каменными лицами — Деймон подозревал, что где то в Браавосе есть цех, где их клепают по единому лекалу. Когда Деймон назвал сумму, скупой на эмоции мэтр Неймлесс два раза моргнул, потом после некоторой паузы кивнул. — Однако процент будет немалый с учетом того, сколько ваше семейство задолжало банку. Деймон поморщился будто от кислого вина: вот как Отто оплачивал все эти балы, карнавалы, турниры, которые так любили брат и его покойная жена. Деймон отнюдь не винил Визериса за расточительство — королю пристало жить в роскоши, однако его мягкость в обращении с подданными приводила к тому, что те неохотно выполняли свои обязательства перед короной. Будучи некогда мастером над монетой, он знал, с каким трудом собираются налоги, отговорки одни и те же: зима, неурожаи, пожары, разливы и иные бедствия (разбойники, пираты, «проклятые дорнийцы») — и все они ведут к просьбам об отсрочке или об уменьшении выплат. Визерис всегда шел на уступки, и чем больше он уступал, тем меньше денег поступало в казну. — Ваши условия никуда не годятся, — нахмурился Деймон, когда Неймлесс назвал сумму процентов. — Тогда прошу меня извинить, — ответил банкир, растянув губы в вежливой улыбке, впрочем, лицо так и осталось неподвижным, как и глаза, отчего он напоминал дохлую рыбину. Деймон сделал над собой усилие, чтобы сохранить хладнокровие. Пустое сотрясание воздуха не к лицу принцу, а угрозы ни к чему не приведут, в чем уже успели убедиться многие драконьи владыки до него. Железный банк всегда получает свое. Мысленно понося браавосцев и прикидывая, где еще можно раздобыть деньги, Деймон собрался уходить, когда мэтр Неймлесс снова открыл рот. — Хотя я мог бы пойти навстречу. Исключительно из уважения к вам, мой принц. «Потому что ты, уебок, знаешь, что в один прекрасный день я могу стать королем» Банкир быстро составил расписку, озвучивая каждое слово, и подал ее Деймону вместе с пером и чернилами. Когда с формальностями покончили, Деймон объяснил, куда отнести и кому передать деньги. Если мэтр Неймлесс и удивился, за что это шлюхе платят пятьсот драконов, то вида не показал, лишь пообещал, что все указания будут выполнены в точности. — За это ручаюсь вам репутацией Железного банка. Перед тем, как спрятать расписку в ящик бюро, банкир как бы невзначай покрутил ею перед лицом принца: — А скажите, лорд Корлис действительно собирается выступить против Триархии? Деймон тонко улыбнулся, различив за равнодушным тоном жадное любопытство опытного дельца. «Ну еще бы! Получив эту информацию, ты вернешь втрое больше, чем дал мне» — Я разузнаю. Но рассчитываю на ответную услугу, — он кивком указал на ящик, в котором скрылась его расписка. — Идет, — вздохнул Неймлесс и с поклоном вызвался проводить высокого клиента до дверей конторы. Когда он спикировал на площадку перед замком, округа огласилась приветственным ревом. Кровавый Змей ответил собратьям низким переливчатым криком. Деймон улыбнулся голосу своего дракона. Он полюбил Караксеса, когда его всадником еще был дядя Эймон. Будучи ребенком, он в тайне мечтал оседлать его, не понимая, какой ценой это станет возможным. «…расплата будет столь же ужасна, сколь велико блаженство.» Оставив Караксеса нежиться на солнышке в компании Сиракс, Морского дыма и Мелеис, Деймон направился во внутренний двор, где в кругу домочадцев его ожидало семейство Веларион. Рейнира маленькой растрёпанной кометой бросилась к нему, наплевав на правила этикета, которые учителя, няньки и мейстеры безуспешно вбивали в ее золотистую головку с тех пор, как она начала ходить. Он подхватил ее на руки и зарылся лицом в волосы, влажные, как будто после дождя. — Купалась? — Нет, меня окатили морской водой из бочки. Так посвящают в моряки, ты не знал? Теперь я морячка, вот! — Она коснулась носом кончика его носа и потерлась, а потом прижалась лбом к его лбу — их маленький ритуал, интимный жест, с помощью которого два близких человека обмениваются своей привязанностью. Ее влажные спутанные волосы касались его лица, и он ловил их аромат, как голодающий ловит носом аромат домашней пищи — жадно, иссупленно, до дрожи в конечностях и судорог в животе. — Пойдем, кера, нас уже ждут, — она стала выпутываться из его объятий, но он сильнее сомкнул кольцо рук вокруг ее спины. — Подожди, дракон, — прохрипел он, — дай надышаться тобой, ты так сладко пахнешь. — Правда? Чем? — Она недоуменно понюхала прядь своих волос, — пахнет соленой водой. Чем? Он бы мог ответить: петрикором, землистым ароматом, который остается после легкого дождя в Богороще, дуновением любимых губ на влажном от пота затылке, легким, как след амбры на воде, поцелуем матери, кусочком замшевой тряпицы, которым отец полировал Темную Сестру, сидя у камина, драконьей слизью и драконьей чешуей. Но на самом деле волосы пахли волосами, кожа — кожей. Обыкновенный запах соли, детского пота и остатков розового масла. И вместе с тем только она одна обладала им, и только его он желал вдыхать в последнем приюте земных скитальцев. Рейнира оттянула ворот его дублета и уткнулась носом в ямку между ключицами. — А ты пахнешь как торговец специями, — объявила она и, лизнув для верности языком, добавила: — и на вкус горький. Вспомнив свои приключения с Мерлин, Деймон слегка отрезвился. Сейчас, обнимая Рейниру, он думал о другой женщине с толикой отвращения. Ему захотелось смыть с себя память об этой случайной встрече. — Я так пахну, потому что был на рынке, искал для тебя подарок, дракон. Он достал из нагрудного кармана подвеску в виде красной камелии. — На языке цветов камелия означает «ты пламя моего сердца», — сказал он по-валирийски, прикалывая цветок к корсажу ее платья, — а еще красная камелия на груди означает, что у тебя уже есть муж. Лицо девочки осветилось радостью, для нее значение подарка было куда важнее его ценности, и Деймону снова мучительно захотелось прикоснуться к ней кожа к коже. Остановила его не толпа зрителей и даже не то, что их объятия неприлично затянулись, нет, его остановило ощущение переизбытка чувств, совсем не свойственное ему и от того странное и даже пугающее. Это слегка напоминало эйфорию от одурманивающих веществ, но чище, яснее. Великолепное, сладостное чувство, но не совсем нормальное. Сбитый с толку этим внезапным душевным раздраем, он выпустил Рейниру и отступил на шаг, как будто любуясь ей. Он и в самом деле любовался, но сейчас это был лишь отвлекающий маневр, чтобы вернуть душевное равновесие. — Gevie, — удовлетворенно кивнул он, разглядывая свой подарок и отметив как бы между прочим два маленьких холмика, обозначившихся под корсажем. Прошло всего две седьмицы, а ему кажется, что она здорово подросла. Или он только сейчас заметил это так явственно? Рейнира потрогала пальчиками подвеску и поблагодарила его, также перейдя на валирийский. — Это пустяки по сравнению с тем, что я припас для твоих именин, — не выдержал он и тут же пожалел, заметив, как ее глазки разгораются любопытством. Теперь она не успокоится, пока не выведает у него, что за подарок. Рейнира как никто умела быть занозой в заднице, но вместе с тем она так отчаянно нуждалась в нем, что он потакал капризам и прощал все ее выходки. Опасаясь немедленно подвергнуться допросу с пристрастием, Деймон быстро произнес: — Идем, дракон, а то Веларионы уже заскучали. Рука об руку они прошли мимо выстроившейся в ряд замковой челяди. Его встречали как короля или наследного принца. Это было лестно, учитывая то, что лорды не приносили ему присяги и принцем Драконьего камня он был лишь условно. Лорд Корлис вышел вперед и почтительно поклонился: — Приветствую в Высоком Приливе, принц Деймон. Но Деймону не так-то легко было пустить дым в глаза. Морской Змей склоняет голову, лишь когда ищет выгоды для себя или своего Дома. Деймон улыбнулся и обнял его за плечи. — Благодарю, но не нужно всех этих церемоний, кузен. Кузина, — он подошел к Рейнис и поцеловал протянутую руку. — Вы прекрасны, как пламя Четырнадцати огней. Принцесса ответила на комплимент насмешливой улыбкой. — Это пламя в один день погубило Великий Фригольд, кузен. — Да, но кто сказал, что оно при этом не было прекрасно? Племянники! — он по очереди расцеловал Лейнора и Лейну. — Я купил вам подарки. Их должны были доставить вместе с другими покупками. — Ваши покупки прибыли, мой принц, их отнесли в покои, которые лорд Корлис велел приготовить для вас, — подал голос управляющий, дородный темнокожий мужчина, чьего имени Деймон не помнил. Примечательно, что почти все слуги лорда Корлиса были летнийцами — наследие покойной матушки-островитянки. — Мы с мужем надеялись, что вы с принцессой отужинаете у нас. Повара с утра сбиваются с ног, так что нас ожидает целый пир. — сказала Рейнис, жестом приглашая взять ее под руку, чтобы последовать, наконец, в дом. — Матушка, а музыканты будут? — вмешалась порозовевшая от возбуждения Лейна. Она больше походила на бабку-летнийку, чем ее брат. Лицо леди Лейны не столь идеально очерчено, будто каждая деталь на нем вырезана талантливым скульптором из мрамора или из слоновой кости, как у Лейнора, зато и нет в нем той приторности, некой зрительной перенасыщенности, которая появляется при долгом разглядывании совершенства. Деймон тепло улыбнулся ей. Лейна была старше Рейниры на два с небольшим года и уже почти завершила волнующее превращение из девочки в юную женщину. — Вы музицируете, миледи? — Я играю на высокой арфе, мой принц, — она могла бы показаться скучной примерной девочкой, если бы не лукавые искорки в глазах. «А девица-то не недотрога» — Я бы послушал. — Ты же всегда говорил, что звуки арфы нагоняют на тебя сон, дядя, — вмешалась Рейнира, разом положив конец обмену любезностями с оттенком невинного флирта. Ненавязчивым, но решительным жестом она оттеснила Лейну в сторону, показывая, кому принадлежит главное место в его жизни. Деймон едва сдержал улыбку. «Бдительная из нее выйдет супруга» Впрочем, судя по тому, как она быстро растет и хорошеет, ему тоже придется быть бдительным. Они оба — драконы, а драконы не делятся. Они почти миновали полукруглую галерею, ведущую в зал Девяти. Фрески на стенах изображали отдельные эпизоды из знаменитых путешествий лорда Корлиса. Деймон десяток, если не сотню раз слышал эти истории, в том числе из уст самого Морского Змея, но считал большинство из них если не выдумкой, то весьма красочным преувеличением. Среди множества оплывших свеч с каменных постаментов смотрели черепа в расколотых остроконечных шлемах, таким образом лорд Корлис отдавал дань своим боевым товарищам, не дожившим до возвращения. Когда они вошли в зал, слуги заканчивали устанавливать на козлы длинный стол для пиров. Чертог Девяти отличался торжественным убранством, как будто желал посоперничать с тронным залом Красного Замка, хотя и сильно уступал ему по размеру. В своем тщеславии Корлис попытался превзойти королевских зодчих и не только их. Даже после поражения на Великом Совете мысль о короне не оставляла его. У него был собственный трон — Плавниковый, по преданию подаренный Веларионам морским владыкой Мерлином. Девиз дома был отчеканен на своде арки над тронным возвышением на валирийском — Se Uēpa, se Drēje, se Nēdenka — и внизу на всеобщем. Любопытно, что во всех дворянских справочниках он значился «Старый, верный, отважный», но Корлис перевел фамильные слова по своему — Старейший, Истинный, Храбрейший, и эта деталь как нельзя лучше отражала его натуру. Морской Змей, сбросив маску официальности, положил руку ему на плечо. — Выпьешь с дороги? Борского или дорнийского? Если желаешь покрепче, у меня есть бочонок превосходного рома с Летних Островов. Слуги придвинули к камину два кресла и, подложив дров в топку, удалились. — Я пойду посмотрю, как там ужин, — спохватилась Рейнис и, положив руки на плечи девочек (Лейнор замер позади отца, не зная, следует ли ему идти с матерью или можно остаться с мужчинами), собиралась увести их, но Деймон жестом остановил ее. — Выпьем твоего превосходного рома после ужина, Корлис, а сейчас мне надо послать письмо королю, предупредить, что мы останемся на Дрифтмарке до завтра. Деймон счел, что сейчас не лучший момент, чтобы выведать у Корлиса всю подноготную насчет войны с Триархией. После ужина, когда он размякнет от застолья и выпитого между блюдами вина, разговор потечет как по маслу. Морской Змей понимающе кивнул. — Тебе, наверное, хочется освежиться, да и нам не помешает, день был долгим и утомительным, — заметила Рейнис. — Я велю слугам принести горячую воду для омовения, кузен. Она подошла к Корлису и мягко взяла его под локоть. — Идем, любезный супруг. Лейнор, Лейна, вам тоже следует переодеться и привести себя в порядок. И вам, принцесса. — Я останусь с дядей, — Рейнира в свою очередь обвила локоть Деймона своей маленькой ручкой. — Вернее, с мужем, — поправилась она, бросая на него влюбленные взгляды. Ее щеки, покрытые легким пушком, напоминали тонкую кожицу персика. Деймон не удержался и провел пальцем по бархатистой поверхности. Словно трогаешь нежную перепонку крыла новорожденного дракончика. Хочется еще и еще. Взгляд Рейнис, острый как булавочный укол, немного отрезвляет. По телу прокатывается волна раздражения — разве любовь не священна? Деймон смотрит на свое неприкосновенное дитя. Она и правда как детеныш дракона, свернувшийся в скорлупке, готовый вот-вот появиться на свет. И новая волна — на этот раз сладостная, когда они рука об руку идут наверх. — Дядя! — Деймон обернулся. Лейнор и Лейна нагнали их на лестнице. Они переглянулись, и сестра слегка подтолкнула брата вперед. — Можно мы посмотрим, что ты купил в Спайстауне? — осторожно произнес Лейнор. Они редко виделись, и мальчик чувствовал себя неловко. Его ресницы трепетали как крылья бабочки, отбрасывая на щеки длинные косые тени, а вдоль скул разлился нежный румянец. «Он и смущается как девушка» — Конечно, я обещал вам подарки, — ответил он с некоторой толикой досады. Ему не терпелось побыть с Рейнирой, полностью завладеть ее драгоценным вниманием, а теперь Веларионы перетянут его на себя. Деймон полулежал на кровати, опираясь на локти, и снисходительно посматривал на копошившихся среди свертков детей: на Рейниру, обернутую в кокон из шелков, — от нее по полу стелился длинный шлейф из красного и золотого, напоминающий хвост экзотической птицы, — на Лейнора изучающего рисунок на рукояти кнута, и на Лейну, поочередно прикладывающую к платью нитки бус. Он подметил, что Лейна с некоторой завистью смотрит на подарок брата. Перчатки лежали рядом, она поблагодарила дядю заученной фразой и больше не взглянула на них. Наверняка у нее целый ящик таких. Что ж, будут еще одни. Он не может подарить ей то, что она хочет — дракона. Некогда королева Алиссана уступила просьбам любимой внучки и лично передала для ее детей два яйца из кладки своей драконицы Среброкрылой. Яйцо Лейнора проклюнулось, яйцо Лейны — нет. Насмешка богов — он и сам испытал ее на своей шкуре, но у него оставалась надежда обзавестись драконом без всадника. Он — принц Таргариен, и его претензии законны. У Лейны Веларион был только один шанс, и он не сыграл. Кивком он подозвал девушку к себе. — Вижу, я не угодил с подарком. — О нет, дядя, перчатки прелестны. Они подойдут к моему костюму для верховой езды. — Но не для полетов на драконе, так? Лейна обиженно дернула носом, а глаза смотрели с осуждением — зачем он давит на больное место? — Я знаю, у тебя не вылупился дракон, но существует не один способ обзавестись драконом. Призрачная надежда, но все же она существовала. Деймон ненавидел ее пагубный нектар, оборачивающийся на губах ядом. Оставь надежду, всяк сюда входящий — Книга Неведомого, глава двадцать вторая. Лейна вздохнула. Нащупав на шее нитку жемчуга, она хотела взять ее в рот, но, опомнившись, отпустила. Взгляд ее заволокло грустью. — Матушка сказала, что я смогу претендовать на Мелеис после ее смерти. Променять родную кровь на исполнение заветной мечты. Никто не станет даже задумываться об этом, если он не жесток и не безумен, но иногда в час волка темные мысли начинают плестись в голове без ведома. Ему повезло, он был младше, когда грезил о Караксесе, бремя цены его не тяготило. Лейна тряхнула головой, как будто подтверждая его мысли. Нет, она не жестока и не безумна, ее не привлекает Мелеис, она не хочет делить душу надвое. — Дядя, а вы… — она запнулась, бросив на него неуверенный взгляд. — А вы не знаете, где сейчас Вхагар? Вхагар! На нее должен был претендовать Визерис. Эта мысль разбередила старые раны: мечту сражаться бок о бок с братом-королем во славу Дома Дракона. Визерис отверг ее с гримасой презрения на лице, как отвергают престарелую шлюху, навязывающую свои увядшие прелести. Пекло! Сколько еще он будет прокручивать эту картину перед глазами, терзаясь запоздалым стыдом. Взгляд, полный отвращения, до сих пор резал, до мяса, до костей, под ним он будто мысленно съеживался, слабый и беззащитный как ребенок. Он ненавидел это чувство душевной наготы, будь оно проклято! — Вхагар не вернулась в Логово после смерти моего отца, — сухо обронил он. — Драконоблюстители докладывают, что она обитает в скалах вдоль Залива Бушующих Вод, но подолгу нигде не гнездится. — Рабочие в Спайстауне как-то слышали ее песни. Они были печальны. Как вы думаете, о чем поют драконы? Вся мощь огня, бесчувственного к стонам, весь белый свет, одетый серой тенью, тоска по небу, миру и мгновенью и новый вал ударом многотонным. Рейнира подкралась к ним тихой кошкой. Молча она поднырнула под его руку и положила голову ему на колени. Лейна присела на край кровати, как будто желая присоединиться к их маленькой идиллии, но не решилась, ощутив, наверное, что там нет места третьему. — Красивые стихи. Ваши? — Они написаны братом на смерть Балериона. Я же лучше управляюсь с мечом, чем с пером. Лейна открыла рот, чтобы что-то сказать, но стук в дверь остановил ее. В комнату вошел высокий мужчина в рясе из грубой коричневой шерсти. Простота его одеяния контрастировала с золотой семиконечной звездой на груди, висевшей на цепи в два пальца толщиной, украшенной редкими зелеными гранатами. — Септон Трелас к вашим услугам, мой принц. Деймон кивком ответил на приветствие. Надо сказать, он редко видел столь молодых и прекрасных служителей Семерых. Грубая ряса, складками спускающаяся до лодыжек, подчеркивала его изящный гибкий стан. Золотистый мягкий свет выделял впалые щеки, высокий лоб и капризный изгиб полных губ. «Бьюсь об заклад, люди тут набожные, на исповедь ходят исправно» — усмехнулся про себя Деймон. — Меня послала принцесса Рейнис за леди Лейной и сиром Л-л-л-ейнором. Он посмотрел на юного наследника Дрифтмарка каким-то странным многозначительным взглядом. От Деймона не ускользнуло, как Лейнор до побелевших костяшек сжал рукоять кнута. Рейнира подняла голову и гневно засопела. Лицо Лейны окаменело. — Благодарю за заботу, септон Трелас, — сказал она, поднимаясь с кровати. — Я сама отведу брата в его покои. Вам не стоило так утруждать себя и приходить лично, в следующий раз можете передать волю матушки через слугу. Септон наградил ее мягкой улыбкой вкупе с ледяным взглядом и поклонился. — Мне не трудно выполнять любые поручения, ибо п-п-путь смирения есть п-п-путь веры. Семеро направили меня служить дому Веларион, и я лишь в-в-ыполняю свой долг. Лейна промолчала, лишь сжала челюсть так, что на щеках вздулись желваки. Совладав с собой, она произнесла: — Принц Деймон, кузина, увидимся за ужином, — и, схватив за руку притихшего Лейнора, стремительно вышла вслед за септоном. Деймон взглянул на забытые на полу перчатки, которые он ей подарил. — Что это с ней? И со всеми вами? — Это все септон Трелас, воспитатель Лейнора. Лейна его терпеть не может, мне он тоже не нравится. Наверное этот унылый заика досаждает им нравоучениями. Дело только в этом. Но ощущение, что тут кроется какая-то тайна, не давало покоя. — Рассказывай, — велел он, взяв Рейниру пальцами за подбородок, чтобы видеть ее лицо, — и не ври мне. — Я толком ничего не знаю. Только однажды слышала, как Лейнор шептался с Лейной: она говорила, что это нужно прекратить, а он все время твердил: — нет, нет, мы должны молчать, не дай Боги кто-то узнает. Когда спросила, о чем они говорят, Лейна принялась врать, что имела в виду наши походы в дюны. — В дюны? — Да. Лейна часто убегает из Замка во время отлива. Она ищет Вхагар. Рыбаки будто бы слышали ее песни в дюнах недалеко от Старого замка. Но говорили с Лейнором они не об этом. Я уверена, что они говорили про Треласа. Он дурной человек, он … — она набрала в легкие побольше воздуха и выпалила, — он меня трогал. Деймона оглушило, будто кто-то хорошенько заехал ему по лицу. — Он тебя что? — еле слышно переспросил он, чувствуя, как ярость разливается по венам. Он отрубит Треласу его поганые руки и скормит их Караксесу! Несмотря на то, что с виду он был совершенно спокоен, Рейнире хватило наблюдательности, чтобы понять, какой эффект произвели сказанные ей слова. Она прижалась к нему и быстро затараторила. — Это было лишь однажды, в башне, откуда лорд Корлис наблюдает за звездами. Мы встали рано, чтобы увидеть лунное затмение. Я не выспалась, поэтому уснула на кушетке, и Лейнор с Лейной не стали меня тревожить. Я проснулась от того, что кто-то гладит меня по ноге, сначала здесь, — она провела ладонью по его голени, — потом выше, — ее рука скользнула по его бедру. И если бы его разум не был так сосредоточен на ее словах, его бы насторожили эти новые жесты, совсем не детские и не невинные. Тень уже стояла за его плечом, почти невидимая, едва трепещущая, скрываясь до поры до времени в темном углу. — Я не поняла, что происходит, поэтому решила дальше притворяться, что сплю. Когда он отнял руку, я сделала вид, что проснулась. Он отступил, извинился и сказал, что подошел, чтобы накрыть меня пледом. Я сделала вид, что все так и было, — чтобы скрыть неловкость, Рейнира посмотрела на свои руки. Растопырив пальцы, она стала прокручивать кольца на каждом, как всегда делала, когда нервничала. Деймон молчал, ожидая, пока она заговорит снова. Любое его слово сейчас может нарушить доверие между ними. Если он потеряет ключ к ее сердцу сейчас, потом станет только хуже. Молчание длилось и длилось, и Деймон начал терять терпение. Гнев требовал выхода: ему хотелось принести ей голову септона, набить лицо Рикарду Торне за то, что тот, вместо того чтобы охранять принцессу, считает на посту ворон, вытрясти из Лейнора и Лейны всю правду и выложить ее Веларионам — неужели они не замечают, что с их детьми творится что-то неладное? Ему, не слишком прозорливому постороннему человеку, хватило одной сцены, чтобы насторожиться. Наконец Рейнира подняла голову и с видом нашалившего, но раскаявшегося дитяти сказала: — Ты злишься? «Злюсь, еще как злюсь!» — На тебя я не злюсь, мой дракон. Ты правильно сделала вид, что ничего не произошло. Безумец мог бы запаниковать и навредить тебе. — Но я совсем растерялась и как будто струсила! Разве дракону пристало бояться? Он погладил ее по голове, вдыхая знакомый переворачивающий душу аромат. Что-то неземное было в нем, древняя песнь крови. — Даже драконий детеныш уязвим, zaldrīzes, но у тебя есть муж и защитник. Я заставлю твоих обидчиков умыться кровью. Она подняла лицо. Обожание в ее взгляде (невидимые пальцы прошлись по ребрам как по струнам арфы) смешалось с тревогой. — Ты собираешься убить его? — Сперва я собираюсь выяснить, что еще он натворил. Деймон ушел от прямого ответа, чтобы не расстраивать ее. Рейнира бывала порой высокомерной: положение единственной дочери короля наградило ее некоторой бессердечностью по отношению к простонародью, но не сделало ее жестокой. Станет еще терзаться из-за какого-то пошлого ублюдка. «Моя жена. Решительная, но милосердная, она не будет прятать голову в песок, как Визерис, но сможет удержать мою руку, когда я в гневе» Он поставил ее на пол и взял за плечи, окинул взглядом от макушки до ног, подмечая все, что не успел разглядеть во дворе, когда они встретились. Вот, например, что за ссадина у нее на шее? Засос — шепнул противный голос внутри. В груди возникло странное пекучее чувство, требующее немедленного допроса с пристрастием. Нет, это безумие, ей одиннадцать лет, она еще даже не осведомлена о таких вещах. А точно ли не осведомлена? Внутри него два Деймона — один прикидывает варианты, откуда могла появиться ссадина, второй сердится на первого и требует немедленно выкинуть эту ересь из головы. Рейнира, ничего не ведающая о «двух Деймонах», улыбнулась ему. — Мы с Лейной и Лейнором так хорошо проводили время. Жаль, что у меня нет братьев и сестер. «А мне совсем не жаль, что у тебя нет братьев, малышка» Он кивнул, давая понять, что понимает ее. — Мы играли в Завоевателя и сестер. «Может, Лейнор практиковался на ее шейке? Сколько ему? Двенадцать?» скрипнул зубами Деймон. — Я была Эйгоном, Лейна — Висеньей, а Лейнор — Рейнис. В платье он — вылитая девочка, — Рейнира прыснула в руку, — представляешь? Да, Деймон представлял, даже слишком хорошо представлял. Теперь он догадывался, какого рода тайны связывают Лейнора с Треласом. — А еще мы играли в Алиссану и Джейхериса, — Рейнира понизила голос почти до шепота и прищурилась, глядя на него искоса из-под упавшей на лицо пряди. Он сглотнул, чувствуя, как язык прилипает к небу. Глоток вина промочить горло, вот что ему нужно. «Семь Преисподних! При этом свете она кажется старше, и эти ее распущенные волосы, как у блудницы…» Он протянул руку, чтобы пригладить непослушный локон, и как будто случайно коснулся ее губ. Она прикусила ему палец, притронувшись кончиком языка подушечки. Он отпрянул будто укушенный змеей. Сердце неистово билось, гоняя по венам кровь. — Рейнира… — остерегающе пробормотал он. «Что ты делаешь?! Что ты, мать твою, делаешь?!» Ее ладонь нырнула в его ладонь, пуская по коже импульс, от которого волоски на руке стали дыбом. Он хотел встать, разрывая странное двусмысленное рукопожатие, но его пальцы беспомощно скрючились вокруг ее крохотного запястья. Разум заволокло дымкой, а кровь закипала, точно по венам блуждало чистое пламя. Это чувство… Древняя, неистовая, порочная жажда обладания. «Так нельзя! Она еще ребенок» «Но она сама этого хочет. Ты же видишь.» «Она не понимает, чего хочет. Это испорченные дети развратили ее» «Но она твоя жена перед богами и людьми. Тебе не обязательно причинять ей боль. Есть много способов…» Кровь набатом стучала в ушах. Он не должен позволять змеям соблазна вползти в его голову, он должен прогнать их немедленно. Собрав волю в кулак, он оттолкнул Рейниру и прижал ладони к векам, с силой давя на глазные яблоки, пока перед глазами не осталось ничего, кроме белых пятен. — Что с тобой, kepa? — ее тонкий обиженный голосок резал барабанные перепонки. Она назвала его kepa — отец, а отцы не должны трахать своих дочерей, не должны даже помышлять об этом, а он помышлял, растил ее для себя, как гуся к Празднику Урожая, чтобы, когда придет время, полакомиться ею. Чем он лучше этого ублюдка Треласа? Трелас. Деймон отнял руки от лица и поднялся. Это Трелас посеял семена зла, которое коснулось его принцессы. «Он будет наказан, или я не Деймон Таргариен» — Иди к себе, Рейнира, переоденься к ужину и собери волосы. Мне тоже надо освежиться. Она заморгала глазками — наивная святая невинность! — А, может, ты пойдешь со мной? Или разреши остаться здесь? Я велю служанке принести мою одежду, — сказала она медовым голосом, ластясь как кошка. О, это она умела как никто другой — переходить от упрямства и дерзости к трогательной покорности, и этот переход действовал на него гипнотически. Он лгал себе, что безумие, накрывшее его сейчас, больше не вернется, и все встанет на свои места. Лгал, осознавая, что это ложь. Но это было необходимо, чтобы жить как прежде, пытаться, а иначе лучше ему сгореть на этом месте. «И я сгорю однажды» — мрачно предрек он себе, глядя на бескрылого ангела перед собой, на маленькое смертоносное существо, обернувшее его вокруг своего тонкого изящного пальчика. — Нет! Ты переоденешься у себя. Его голос прозвучал строго и гораздо резче, чем он хотел. Ее светлые бровки сошлись к переносице, но он не собирался отступать. — И нам надо серьезно поговорить. — Сегодня? — она в одно мгновение перестала дуться и встрепенулась, точно зверь, почуявший опасность. Значит, он не ошибся в своих предчувствиях. Что-то случилось за эти две недели, и об этом он обязательно разузнает. — Завтра. Когда вернемся домой. — Что-то …плохое? — Завтра узнаешь. А теперь иди к себе. Она молча подчинилась. Глядя на ее поникшую голову, он на мгновение почувствовал укол жалости и с трудом удержался от порыва вернуть ее, усадить на колени, поцеловать выпуклый лоб и прошептать что-то успокаивающее. Не сейчас. Оставшись один, он тяжело повалился на кровать, опустошенный, изглоданный отчаянием, раздираемый противоречиями. Тот проклятый голос, толкающий его в пропасть, теперь не оставит его. Деймон Таргариен — Порочный принц, Лорд Блошиного Конца, Принц-Изгой. Он принял себя таким, как есть — со всеми грехами. Драконы вышли из тени, а что есть тень как не танец света и тьмы. Он — дракон, Бог и монстр в одном лице. Ему не спастись от себя и не спасти от себя Рейниру, но он может спасти Лейнора и Лейну, уничтожить паука и его тенета. Так он и поступит.