Лестница

      На город опускался низкий туман, вдалеке раздавались крики ночных гуляк. Трансгрессия сильно ударила в голову; Алекс пришлось прислониться затылком к стене неуютного лондонского переулка и прижать ко рту кулак. Она быстро продрогла: слишком явным был контраст между домом дяди Альфарда, нагретым пламенем в каминах и магией домашних эльфов, и вечерней улицей.       Ей хватило нескольких часов, чтобы понять, что без Сириуса она ночевать не сможет. Она измерила шагами дом вдоль и поперёк, сожгла не одну свечу, заставляя их гореть интенсивнее, дёргалась и взметалась с места от любого шороха… И поняла, что знает лишь одно место, где уснёт спокойно этой ночью.       Алекс поднялась в подъезд, осторожно постучалась. Потом ещё раз, но за дверью было глухо и тихо. Должно быть, хозяева ушли в ночную смену или на какую-нибудь миссию…       Плечи стала обволакивать тревога.       А вдруг — не ушли? Вдруг их похитили или убили?!       Марлин так давно не писала ей… А вдруг… А вдруг?!       Алекс мысленно стукнула себя по лбу. Она ещë в Ордене. Все знают, как они с Марлин близки. Если бы с Марлин и Гидеоном что-то случилось, ей бы сказали.       Чуть успокоившись, Алекс дрожащими пальцами достала ключ и повернула им в замочной скважине. Потом прислушалась — за дверью не раздалось ни звука. Тогда она повернула ключ ещё несколько раз, пока не удалось отворить дверь.       В прихожей стояли две пары грубых мракоборческих ботинок, воздух был немного спёртым, пропахшим сигаретами и кофе. С порога Алекс услышала громкое сопение Гидеона и успокоилась окончательно. Вместо страха в ней поселилось недоумение.       Она не зажигала свет и не пользовалась «люмосом», но видела очертания беспорядка и даже некой захламлённости в гостиной. С кухни доносился запах испорченной еды. Алекс, нахмурясь, палочкой приоткрыла окно и тут же наложила на него заглушающие чары, чтобы не впустить в квартиру уличный шум.       Её комната — Алекс знала — стояла нетронутой. Но Алекс всё равно не могла пройти мимо комнаты Марлин.       Гора сваленной одежды кучей лежала у изножья кровати, а на самой кровати крепко спали Гидеон и Марлин. Последняя, словно почувствовав, что на неё смотрят, открыла глаза.       — Это ты? — сипло прошептала Марлин.       — Давно ты перестала убираться? — вопросом на вопрос ответила Алекс.       — Не превращайся в мою мать… — Марлин потёрла глаза кулаком и приподнялась на локте. — Что случилось? Ты в порядке?       — Да. Сириус уехал…       — Не продолжай, — Марлин подвинулась почти вплотную к Гидеону, освобождая место на краю кровати. Затем похлопала по простыни и шепнула: — Иди сюда.       Алекс смутилась.       — Да ладно… Я пойду, лягу у себя…       — Не будь дурой! — она хлопнула по простыне уже убедительнее. Гидеон всхрапнул. — Видишь, он спит крепче дракона. Дава-ай, ложись, я по тебе соскучилась…       — Это очень странно.       — Ну и что?       Алекс, ещё немного помявшись (это ведь чистое безумие!), легла рядом с Марлин. Её кровать была достаточно широкая, но втроём всё равно было тесновато. Они похихикали, устраиваясь поудобнее, Марлин выпутала из своих ног одеяло и накинула на Алекс.       — Ты такая уютная… — с улыбкой зевнула Марлин, глядя на неё сонно.       — Я рада, — тихо ответила Алекс. — Но я очень волнуюсь за тебя. Ты должна рассказать о том, что происходит, что ты чувствуешь…       — Ты увидела срач и решила начать меня воспитывать? — кисло усмехнулась Марлин. — Умоляю, давай не сейчас. Я спать хочу.       — А утром расскажешь? — довольно настойчиво попросила Алекс.       — Ну ма-а-ам, — протянула Марлин шёпотом, надеясь отпугнуть Алекс. Но та была непреклонна. Марлин вздохнула: — Ладно, ладно. Может, и расскажу. Просто не наседай на меня. Я не от большого счастья всё так запустила. У меня нет сил убираться, а когда мне напоминают про уборку, становится только хуже. Вообще вся жизнь как будто рушится, и всё, что держит — это Гидеон… И ты, — вдруг добавила она расстроенно. — Только сейчас это поняла, когда ты легла рядом.       — Тч-ч-ч, — Алекс остановила её, поцеловав в лоб. Ею обуревала тревога от слов Марлин, она хотела расспросить подробнее, но понимала, что та сейчас слишком разбита для непростого разговора. — Не надо. Просто спи. Я буду здесь. Не думай ни о чём плохом.       Марлин снова вздохнула и перевернулась на живот, обняв руками подушку. Сквозь дремоту она пробормотала:       — Ты будешь очень классной мамой, Алекс. Я не шучу.

***

      Алекс всю ночь было некомфортно от того, что приходилось лежать без движения и пытаться не свалиться с кровати, поэтому спала она неважно. Они с Гидеоном проснулись одновременно. Какое-то время оба лежали без движения с двух сторон от Марлин, и Алекс решила притвориться спящей, пока Гидеон не уйдёт… Куда-нибудь. Не была она сейчас готова к неловким объяснениям о своём нахождении здесь.       Гидеон поднялся с кровати и Марлин сквозь сон тут же облегчённо перетекла на освободившееся свободное место. Сквозь сомкнутые веки Алекс чувствовала, как Гидеон молча усмехается, глядя на них двоих. Алекс понимала, что он имеет на это право: если бы Джеймс Поттер завалился в их с Сириусом постель, она бы тут же съехала из дома. С концами. Да и потом, уже прошли времена, когда она предвзято относилась к братьям Пруэттам. И Фабиан, и Гидеон не были идиотами. За дуростью скрывались доблесть и готовность бескорыстно помогать любому, даже малознакомому человеку. Они не раз отлично проявили себя в бою, прикрывали еë спину… И Марлин ночью сказала, как Гидеон ей дорог, а это уже многое значит.       Лишь когда из ванной, куда ушëл Гидеон, донëсся плеск воды, Алекс решила подняться. Марлин спала крепко и беспокойно, сжимая в кулаках одеяло и до скрипа стискивая зубы. Уже совсем рассвело, и Алекс могла рассмотреть еë лучше, чем ночью: кожа потускнела, на лице линии морщин от постоянного напряжения. Сердце Алекс заболело от волнения. Пусть Марлин шутит, называя её мамочкой, если обострившиеся чувства именно из-за беременности, но нет ничего хуже, чем видеть, как угасает всегда такая жизнерадостная, бодрая и лëгкая на подъëм подруга.       Хотелось прикрыть, защитить её. Но Алекс ничем не могла помочь ей прямо сейчас.       Однако она могла прибраться в квартире, отбросив намёк Марлин на то, что делать этого не следует. Начать Алекс решила с кухни, и не зря: столько грязной посуды и контейнеров с остатками еды навынос она давно не видела. Пришлось извести несколько кусачих мусорных пакетов, которые сжевали всë, что Алекс в них складывала, несколько раз всë промыть и хорошенько проветрить, чтобы на кухне можно было спокойно вздохнуть.       Марлин научила еë всем этим чарам и хозяйственным хитростям. Почему же она сама…?       — Отлично. Ты обеспечила нам ещë одну истерику, — прокомментировал Гидеон, входя на кухню.       — Не стоит благодарности, — отозвалась Алекс. Она жарила на сковородке сосиски и яйца (предварительно убедившись в их свежести) и сейчас с опасным для Гидеона видом стояла с раскалëнной лопаточкой в руке.       — Я не буду спрашивать, что ты тут делаешь, — произнёс он, пальцами зачёсывая мокрые рыжие волосы назад. — У вас с Марлин кармическая связь, куда уж мне, её лучшему в жизни любовнику…       Алекс перебила его:       — Что с ней творится?       Гидеон не сразу ответил. Некоторое время он смотрел в глаза Алекс прямо и напряжённо, а затем негромко произнëс:       — Марлин депрессует.       — Расскажи об этом, — тут же попросила Алекс.       — Я был на задании Ордена недели три и вернулся позавчера утром. За это время пытались убить её отца и старшего брата.       Сердце совершило кувырок. Алекс едва не смахнула с плиты сковородку.       — О нет! — вырвалось у неё. Гидеон мрачно кивнул.       — Она вытаскивала Арчи из пекла. Тот бестолковый, это мистер Маккинон выкарабкаться сам сумел. А вот Арчи — дуб дубом, кроме прыти ничего в нём нет… Марлин вытащила его, кинулась к отцу — а тот слёг, возраст и старые травмы всё-таки дают о себе знать. Не надо ему больше служить Ордену, но кто ж его остановит. А мама Марлин закрылась в своих теплицах от всего белого света. Так что на Марлин были и младшие, и дом, и отец с братом. Она блестяще сработала, всë как надо сделала. Не зря Боунс гоняла нас по оказанию первой магической помощи, — Гидеон сделал паузу и его взгляд застыл на горе чистой посуды, которую Алекс поставила сушиться. — Просто вот где, оказывается, был предел еë вечной выдержки.       Слова Гидеона ввели Алекс в ступор. Марлин — всполох пламени, танец и ругань, улыбка с щербинкой между зубов, птица и радость. Неужели она потухнет? Неужели угаснет?       — И она была с этим одна… — прошептала Алекс глухо и тяжело.       — Да. А я знать не знал, да и вырваться бы не смог, у меня была своя заварушка. И вот я приезжаю сюда, вижу это… — он вяло обвëл рукой кухню, но хотел, определëнно, захватить ещë и всё неубранное пространство. — Я знал, что она не железная, она плачет иногда, иногда ругается и ломает вещи. Но сейчас она все силы вкладывает в работу, о себе и о доме не может заботиться. И ей очень плохо, когда она наедине с мыслями. Очень.       — Ей нужно взять отпуск.       Гидеон усмехнулся без нотки веселья.       — Сама ей скажешь? Она рыдала полчаса, когда я попробовал прибрать вещи после стирки. Мне сложно сказать, почему, но она воспринимает это как подтверждение якобы собственной беспомощности… — он прикрыл глаза и потëр подушечками пальцем веки. — Что вот, она так плоха, что уже другие заметили. А ты знаешь, как ей важно оставаться непобедимой — хотя бы для вида. Если она это признает, что это не так, ей будет совсем худо, — он открыл глаза, и на миг его взгляд показался Алекс озлобленным. — Я не идиот, Алекс, я люблю еë, я хочу оберегать еë, как могу, но она сама — взрослый человек, и довольно сложно оказать ей помощь, если она не готова еë принять. Может, у тебя и получится.       — Мне отчасти знакомо это состояние… — Алекс потëрла переносицу. — Ты прав: пока она сама не захочет бороться, мы ничем не поможем. Просто больно видеть еë такой.       — Да. Очень больно.       Потом они замолчали, и в повисшей тишине Гидеон заварил кофе и нарезал тосты, а Алекс переложила всë со сковородки по тарелкам. Наконец она твëрдо сказала:       — Мы сделаем то, что в наших силах. Мы вместе. Я не уйду… — поймав во взгляде Гидеона огонëк надежды, она сама приободрилась. — Мне только нужно встретить Сириуса вечером, а там, может, и он подключится…       Гидеон резко похолодел.       — Встретить Сириуса — откуда? С Хогвартс-экспресса?       — Ну да, — слегка удивлённо ответила она.       — Блядь, — он стукнул по столу и стиснул ладони на краю столешницы.       А потом решительно оттолкнулся (стол едва не полетел, Алекс успела остановить его палочкой) и пошëл звать сову, попутно тараторя:       — Я черкну Джаггсону. Он сегодня в Хогсмиде, успеет их остановить…       — От чего? — встревоженно спрашивала Алекс, идя за ним. — Что не так с поездом?       Гидеон коротко облизнул губы и замер. Потом медленно выдохнул через нос.       — Ничего. Только не беспокойся. Всë в порядке.       Алекс мигом вскипела, узнав этот тон:       — Я прикончу тебя одним заклинанием, если ты не расскажешь, потому что мне якобы нельзя волноваться!       — За что ты его прикончишь? Сперва нужно у меня спросить, — подала голос Марлин, входя на кухню. Она увидела накрытый стол, чистый кухонный гарнитур, мытую посуду и оторопела. — Я ведь никого из вас не просила здесь прибираться… Что вы ещё устроили?       — Это называется «завтрак», — нервно заметила Алекс, не переводя взгляда с Гидеона.       — Завтрак?! Да вы здесь всё прибрали! Зачем вы трогаете мои вещи?! — с крайней досадой воскликнула Марлин, сама не ведая, какой помехой она сейчас является. — Я не просила оказывать мне услуги!       — Мерлиновы гномы, Марлин, не сейчас… — пробормотал Гидеон. Но Марлин было не остановить: она подошла к влажной ещё посуде и стала агрессивно, со звоном запихивать её в шкаф.       — Я знаю, что здесь беспорядок, я знаю, что я живу, как в свинарнике, но незачем напоминать мне об этом! Я сама могу навести чистоту, я способна сделать это сама, мне просто нужно время… А вы вторгаетесь и… И…       — Марлз! Успокойся! Я просто не могла готовить, поэтому убрала всë в сторону, — резко и отрезвляюще отчеканила Алекс. — Ничего личного в этом нет. Гидеон, что с поездом?!       — С поездом?!.. — вдруг отвлеклась от своего занятия Марлин. Она замерла, а потом ойкнула и округлила глаза, вспомнив: — Сириус. Он же в Хогвартсе.       — Да, — хором мрачно произнесли Алекс с Гидеоном.       — Блядь, — тем же тоном, что и Гидеон до этого, проговорила Марлин. Она быстро повернулась к Пруэтту: — Надо срочно написать Джаггсону!       — Да, я это и собирался сделать, — нервно поддакнул он. — Где твоя сова?!       Они оба засуетились у окна, где на подоконнике стояла клетка совы Марлин, хотя было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что суетиться не о чем.       — Её нет?.. Вот дьявол, наверное, не вернулась с охоты… Чёрт, а звать министерскую выйдет в кнат…       — А если связаться с Аберфортом? У Дамблдора есть канал…       — А мы Аберфорта добудимся сейчас?!       — Я считаю до трëх, — выходя из себя и постепенно повышая голос, начала Алекс. — И если вы не скажете…       Марлин с Гидеоном резко замолчали и повернулись к ней. Выдержав паузу и переглянувшись, они безмолвно пришли к единому мнению.       — Крауч считает, что Пожиратели готовят провокацию, — наконец неохотно начал Гидеон. — Дамблдор рекомендовал родителям забрать детей из школы самостоятельно. Но… Есть проблема. Поезд всë равно прибудет на станцию, и в нëм будут дети.       — Как?       — Магический контракт. Его заключили тогдашние попечители Хогвартса в день открытия вокзала Кингс-Кросс, — объяснила Марлин. — Поезд должен прибывать и отбывать в начале и конце учебного года соответственно. Конечно, это делалось из лучших побуждений, но, блядь, сейчас не время!       — То есть, при всём желании обезопасить детей… — болезненно заключила Алекс.       — Ничего не выйдет. Контракт работает. Хоть один да сядет в поезд, — мрачно закончил за неё Гидеон.       — Крауч дëрнул половину состава сегодня на платформу во время прибытия поезда, ещë несколько человек поедут на самом поезде, а кто-то будет отвечать за безопасность в Хогсмиде во время посадки детей. Ещё будут те, кто проследуют за поездом на мётлах. Всем руководит Джаггсон.       — Мимо него и муха не проскочит, — слабо попробовала приободрить мрачнеющих Марлин и Гидеона Алекс. — Вы его знаете, он умный, пусть и безумец.       Гидеон лишь саркастично приподнял уголок губ.       — Не когда на тебя в любой момент могут свалиться десятки ебучих Пожирателей. А Сириус, сдаëтся мне, всё же в поезд сядет. Зная то, какой он сентиментальный… Сам того не ведая, попадëт под магический контракт.       Алекс не выдержала. Всё нутро её словно охватило пламя.       Сириус, её муж, отец её ребёнка! Он погибнет!       Может, он прямо сейчас борется за жизнь, окружённый Пожирателями!       Она должна что-то сделать, сделать прямо сейчас!       — Я напишу ему! Дайте мне перо!       — В Хогвартс больше нельзя писать. Магглорожденных зимой едва не передушили через проклятые конверты…       — И совы нет.       В голове сильно застучал пульс, Алекс вцепилась пальцами в волосы. Воздуха не хватало.       — Тогда… Я сама туда поеду! — воскликнула она и побежала в сторону прихожей, не раздумывая.       Но Гидеон в несколько шагов догнал её и остановил, обхватив руками плечи. Алекс брыкалась и вырывалась, ненавидя его и Марлин, которая пыталась разговаривать с ней мягко, пока наконец не выкрикнула:       — Да твою мать, Алекс! Сиди! Успокойся! Никуда ты не поедешь! Только тебя там и не хватало…       Слова Марлин сливались для неё в нескончаемый поток льющейся воды — шум, да и только. Алекс крепко зажмурилась.       — Я справлюсь, я разберусь! Я мракоборец…       — Ты ведь живая мишень! Хочешь, чтобы младенец пострадал?! Да Сириус нас сживëт со света, если мы тебя отпустим!       На Алекс, как ни странно, лишь эти слова — о ребёнке — подействовали. Уже вскоре она перестала вырываться и с досадой смахнула пару слезинок.       — Но… Но что мы будем делать?!       — Мы, не включая тебя, — поправил Гидеон. Он отпустил её, убедившись, что её порыв стих, и теперь глядел с тяжёлым, решительным выражением. — Мы с Марлин поедем на платформу к шести вечера. Сделаем нашу часть работы, обеспечим безопасность семьям и детям — вне зависимости от того, будет эта провокация или нет. А ты не будешь мешать миссии. Ты мракоборец, и поэтому ты знаешь, что любое лишнее движение, а уж тем более — перепуганная беременная женщина, способно всë сорвать. На кону слишком большая цена, поэтому даже не думай вмешиваться в план.       Алекс хотела возразить: она прежде всего воин, который ещё способен сражаться, а не перепуганная беременная женщина… Но, поборовшись с собой, была вынуждена признать, что недели, посвящённые ожиданию ребёнка, позволили ей обмякнуть и сделать мозг не таким гибким.       Да и жетон мракоборца она оставила в Министерстве. А значит — она пока совсем никто.       — Провокации может и не быть, — ободряюще произнесла Марлин, глядя ей в глаза. По всей видимости, она чувствовала, как Алекс гложет эта беспомощность. — Крауч перестраховывается. У нас дважды были усиленные рейды в Гринготтсе, но ничего не случилось. Гидеон же рассказал, какой масштаб мракоборцев будет задействован на этот раз. Нас очень много, мы всë сделаем как надо. Прости, что напугали тебя…

***

      Никогда ещё день не тянулся так долго. Ожидание было пыткой: на Алекс давили стены и стрелки часов, которые двигались непозволительно медленно. В её присутствии Марлин с Гидеоном не решались заговорить про миссию, но Алекс ловила их долгие взгляды друг на друга и явственнее обычного ощущала себя бесполезной.       Магия кипела в ней вперемешку со злостью и подстёгивающей готовностью действовать.       К трём часам она не выдержала и заявила, что поедет на вокзал — пусть даже ради этого ей придётся вызвать и Марлин, и её парня, и самого Крауча на дуэль. К шести она не отказалась от своего убеждения, и на неё махнули рукой.       — Если я скажу тебе уходить и прятаться — ты это сделаешь, поняла? — приказала Марлин. — Иначе можешь сюда больше даже не заявляться.       Алекс деятельно кивнула, жалея, что не может набросить на плечи мракоборческую мантию. Та всегда придавала ей сил и ощущения защищённости — и не столько из-за наложенных на неё чар.       Первое, что Алекс почувствовала, трансгрессировав в паре с Марлин на вокзал — жару. Несмотря на близившийся вечер, воздух был нагретым, как в печи, на коже мигом проступил пот. Алекс терпеть не могла жару. От волнения горло сушило.       Мракоборцев на платформе было едва ли не вдвое больше, чем немногочисленных родителей, чьи дети по разным причинам добирались в Лондон на поезде. Многие мракоборцы приветственно кивали и улыбались ей. Как бы Крауч ни убеждал её в том, что она стала разочарованием, он не мог забрать её доброе имя по-настоящему. Она успела зарекомендовать себя во время учёбы и недолгой службы. И о том, что она спасла жизнь Грюму, её бывшие коллеги тоже знали.       Но причина всеобщего сбора на платформе была весомой и грузной. Разговоры быстро обрывались, как будто всех вмиг сковывал невидимый спазм: больно так, что дышать тяжело, не то что разговаривать. На раскалённый воздух давило ожидание скорой бури.       «Пусть всё обойдётся», — молилась про себя Алекс. — «Пусть поезд скорее приедет…».       Но, честно говоря, надеяться особо ей было не на что.       Вокзальные часы пробили шесть. В это время поезд должен был прибыть. Но пути были пусты, не было и звука гудка, стука колёс, клубов дыма… Алекс стиснула челюсти так крепко, что заболели зубы. Все стояли неподвижно и спокойно, лишь чаще щурились в сторону часов и недоумённо переглядывались.       Прошла минута.       Потом прошла ещё одна.       Алекс прикрыла глаза. Наверное, часы спешат…       В толпе поднялся ропот, и мракоборцы напряглись, готовые к внезапной атаке. Чья-то мать в пёстрой мантии с вышитыми игуанами, сдвинув брови, с довольно сердитым видом интересовалась у Фрэнка Лонгботтома, что они скрывают. Тот отвечал ей сухо и спокойно.       Краем уха Алекс уловила полный беспокойства шёпот одного из мракоборцев: «Разве Джаггсон не дал указаний на случай, если…?» и её прошило холодными мурашками.       Ещё одна минута прошла. Марлин обернулась на пару секунд: наверное, хотела что-то сказать Алекс, но передумала. Однако та увидела тень своего собственного страха на лице подруги. А тишина была всё пронзительнее, и лишь переходящий на визг голос обеспокоенной матери полосовал её:       — В этом поезде едут мои девочки, а вы говорите: «Ничего из ряда вон выходящего!». Да на кой вас привели сюда, целый полк, а?! Словно есть в вас какой-то толк! Я требую, чтобы вы мне ответили, молодой человек!.. Нет, не вам говорить, что вы понимаете меня, у вас нет детей!       Алекс выдохнула через рот. Пот собирался даже над верхней губой…       Напряжение превратилось в острейший нож, в точнейший луч проклятия. Оно перевалило за грань выносимого и Алекс почувствовала, что её уже мутит от тревоги…       А потом совсем близко, на путях раздался взрыв и всё замельтешило калейдоскопом.       Алекс потеряла слух моментально: кто-то заглушил всё пронзительным свистом, переходящим на писк. Взрывная волна дошла до них уже несколько ослабленной, но это не помешало нескольким волшебникам потерять равновесие. Алекс удержалась, а вот Бенджи Фенвик хотел накрыть её своим телом, но она вырвалась вперёд, потому что почувствовала запах сильный гари и дыма, доносящийся со стороны рельс.       Горят. Они, те, кто в поезде, горят.       Алекс глухо разевала рот, крича, наверное, но не слыша себя. Она лишалась рассудка за секунды — нельзя поверить в то, что это правда. В ушах был лишь высокочастотный писк. Алекс видела, как люди тоже раскрывают в криках рты, как взметаются вверх руки с палочками, как летят заклинания, но летят бесцельно — над головами не неслись ответные заклинания, не вихрились даже клубы чёрного дыма, извещающие о появлении Пожирателей смерти…       Но гарью несло очень сильно, всё сильнее, и жар шёл со стороны путей. Алекс шла всё ближе и ближе к краю платформы, недоумённо озираясь: слух ушёл так невовремя, ничего нельзя понять…       Фабиан Пруэтт что-то кричал ей в лицо и отталкивал от платформы, но Алекс не двигалась с места. Во взорванном, горящем поезде едет Сириус. Она никуда не уйдёт, даже если ей придётся воочию увидеть что-то невыносимо ужасное…       То, что неслось с правой стороны, со стороны, откуда должен был прибыть поезд, было быстрым, слишком быстрым…       Это не могло быть поездом.       Лицо обожгло огненным дыханием, Фабиан повернулся к ней спиной и выставил палочку вперёд, и его жест повторили десятки мракоборцев. Они беззвучно прокричали что-то, и Алекс смогла прочитать по губам: заклинание Замедления.       Но как они могли остановить многотонный горящий поезд каким-то жалким заклинанием?       Он нёсся на всех парах в облаке чёрно-серого дыма, пылая и искрясь. Он шёл во весь ход, и Алекс закричала, срывая голосовые связки и не слыша собственного крика. Чёрные дыры вместо окон, разлетающиеся пылающие обломки, детские лица, полные ужаса и отчаяния — всё это летело перед ней тлеющей кометой, обжигающей нестерпимым жаром, это было ужасно, слишком ужасно, не хотелось смотреть на это, хотелось закрыть глаза и отвернуться…       «Нет! НЕТ!».       Поезд не останавливался. Поезд ехал прямо в кирпичную стену — край платформы.       Столкновение было неминуемо. Сердце Алекс запоздало совершило кувырок.       В шесть часов четырнадцать минут Хогвартс-экспресс врезался в стену на полном ходу.

***

      Челюсть свело от боли — так сильно, оказывается, Алекс сжала зубы. Её всю колотило и жгло, от жара и дыма кружилась голова, и если бы не заклинания, разгоняющие воздух, которые выпустили первые волшебники, пришедшие в себя, она бы точно лишилась чувств. Обеими руками она защищала свой живот, но едва поняв, что можно, по крайней мере, открыть глаза, перестала. Ей точно не будет хуже, чем детям, которые ехали в поезде.       Все вокруг неё начинали соображать быстрее.       Прямо в обугленные оконные рамы, голыми руками избавляясь от остатков стекла, ныряли мракоборцы и вытаскивали тела детей. Немногие из чудом уцелевших прыгали сами — рыдающие или белые от шока, в ожогах, копоти и пепле. Их было совсем мало, они были еле живыми, куда больше было детей, лишённых чувств… Или жизни…       Их укладывали рядом, параллельно друг другу, подальше от поезда. Алекс провожала взглядом каждого ребёнка, которого удавалось вынести. Все они были старше двенадцати, были и совсем взрослые, почти её ровесники, но всё равно они были детьми… Их лица были лицами, ещё утром полными детских забот. Они, эти дети, ехали на каникулы, к своим семьям, они совсем ничего плохого не сделали…       Пожиратели смерти не явились на платформу 9 ¾. Они и Чёрной метки нигде не оставили. Превратив мракоборцев, готовых броситься на них в пылу заклинаний, готовых к настоящей бойне, в тех, кто вынужден в критические сроки переквалифицироваться в целителей и спасать жизни детей, Пожиратели в очередной раз показали своё могущество и всесилие.       Алекс, возможно, твёрдо стояла на ногах лишь потому что видела, как её коллеги реагируют и работают, не тратясь на горе, панику и отчаяние. Она заставила себя переключиться с мыслей о Сириусе на дело.       Первый вагон, больше всего пострадавший от столкновения, почти сжало в гармошку и засыпало кирпичами. Рядом с ним была группа мракоборцев, которые пытались разжать вагон и достать оттуда тела. Среди них был Бенджи Фенвик.       Марлин, бойкая и быстроногая, вместе с подоспевшими Боунс, Вайсом и другими работниками госпиталя, быстро разворачивала медицинский пункт. Марлин не упустит Сириуса. Она найдёт её, она скажет ей, если увидит первой… Но Алекс всё равно металась у закоптевших чёрных окон, подскакивала к каждому, кого вытаскивали, вглядывалась в лица, нередко изуродованные последствием взрыва и пожара…       Это не может случиться с Сириусом. Только не с ним.       Фабиан Пруэтт был залит чужой кровью, его глаза налились красным от дыма и без перебоя слезились, и по серому, в пепле, лицу струились чистые дорожки. Он носил и носил детей — одного за другим, не делая передышки, не обращая внимания на дрожь в коленях и усталость… Возможно, поэтому он оступился и упал под поезд после очередной попытки запрыгнуть в обугленную дыру дверного проёма.       Это было быстро и легко: Алекс просто моргнула, раз — и его уже нет, и в поезде тоже нет. Она сперва не поняла даже, что случилось. Подумала, что он трансгрессировал, не выдержав нагрузки и невыносимого объёма чужого горя. Но здравый смысл напомнил ей, что трансгрессировать отсюда запретили…       Алекс подскочила к краю платформы и тут же увидела рыжую макушку Фабиана. Тот упал и до сих пор не поднялся, но, задрав голову, уже ободряюще скалился ей и махал рукой: мол, всё в порядке. На губах зарождалось крепкое ругательство в адрес Мерлина и, конечно, гномов. Сверху Алекс было видно, что он если и пострадал, то от ушиба — как максимум, минута — и выберется. Выберется и, конечно, придумает какое-нибудь ласковое прозвище в её адрес — а её от этого покоробит.       Фабиан перевернулся на живот, привстал на колено, подтянулся и собрался встать.       Воздух разразила вибрация со стороны головы поезда; Алекс и без слуха понимала, какое сильное там, должно быть, прозвучало заклинание.       Поезд сдвинулся: мракоборцы вместе с горсткой обезумевших от горя, но способных помогать родителей смогли разжать первый вагон и отсоединить его от прочих. Весь состав толчком отъехал на несколько дюймов назад, и Алекс не нужен был слух, чтобы понимать, как чудовищно кричит Фабиан. Колесо размозжило его бедро.       Алекс помертвела от ужаса. Его нога угодила под поезд.       Он вновь обратил к ней своё лицо — теперь такое же искажённое, как лица тех, кого он спасал. Он задыхался, выл, кричал, молотил руками по земле и рельсам, разбивая ладони в кровь. Всё нутро Алекс сжалось и перевернулось. Проще умереть, чем испытать то, что было сейчас с Фабианом!       К горлу подкатила тошнота, ноги пригвоздило к земле. Она не могла слышать, не могла говорить, но она не могла оставить Фабиана! Она в испуге заметалась, не зная, что ей делать — сама помочь не могла. «Я не могу прыгать туда», — заставляла себя проговаривать это Алекс. — «У меня ребёнок. Я не прыгну…».       Фабиан… Сириус…       Сначала Алекс подбежала к первому вагону, жестами и отчаянным мычанием пытаясь объяснить, что им нужно остановиться, не толкать больше поезд, ничего вообще с грёбанным поездом не делать — но от неё лишь отмахнулись. Она бегала от одного мракоборца к другому, показывала рукой на то место, где лежит Фабиан, но кто в горестном вое трагедии мог услышать её немой крик?       Перепуганная беременная женщина. Вот кого в ней видят.       Алекс колотило изнутри и снаружи, глаза резало от гари и по щекам катились слёзы, а она всё равно дёргала за рукав то одного, то другого — и все смотрели сквозь неё, никто её не видел. Её разрывало на две части от отчаяния — лучше бы поезд переехал пополам.       Фенвик наконец грубо схватил её за плечо и что-то строго процедил, глядя в глаза. По губам Алекс прочитала, что она очень мешает. Она пыталась активно артикулировать, чтобы и он смог понять, что она хочет сказать, но тут его окликнули и он оставил её одну.       Писк в ушах лишь усиливался. Фабиан лежал с раздавленной поездом костью.       Она бежала сквозь толпу, пытаясь безголосо докричаться хоть до кого-нибудь, но это было тщетно — у всех в глазах была беда, такая же, как у неё, но по другому человеку. А ведь Марлин и Гидеон её бы поняли. Только их нигде нет — всюду чужие лица, сливающиеся в одно. Как в страшном сне. Голова закружилась…       Вот бы исчезнуть прямо здесь, вот бы всё это остановить, вот бы всё это закончилось…       Увидев Джека в колдомедицинской зоне, Алекс едва не разрыдалась от облегчения. Джек сидел в окружении десятков бездвижных детских тел, и выглядел он так, словно постарел лет на десять. Лоб залит потом, глаза натруженные и сощуренные, кисть с палочкой так и летает над почти безнадёжным обожжённым телом ребёнка, который дышит, как рыба, которую выбросили на сушу.       Она пробежала между онемевшей от ужаса женщины в мантии с игуанами, упала на колени рядом с Джеком и схватилась за его плечи, опустилась лбом в его мантию. Нельзя трогать целителя во время колдомедицинских манипуляций, но Джек — молодец, Джек — отличный специалист, Джек не дрогнет, даже если она поцелует его в губы. Пальцы крючились и тряслись, скользя по мантии и не будучи способными ухватиться. Но Джек должен был её понять. Он — её последняя надежда.       Джек не реагировал на неё, пока не закончил колдовать над ребёнком, и тот не начал дышать: Алекс, когда могла, наблюдала из-за плеча.       Звуки вернулись к ней щелчком, словно в голове взорвался воздушный шарик. Их было много, они были чудовищны. Голос Джека она различила не сразу — батюшки, как изменился, от дыма и впрямь кажется, что это голос старика.       —… Понимаешь, а элементарное заклятие против контузии наложить не можешь. Всё теперь? Цела? Давай-ка за работу, мы зашиваемся, я не намерен никого больше…       — Джек, поезд, — прохрипела Алекс. — Нужна помощь.       Джек поднялся на ноги.       — Ага. Всем нужна помощь. Подойди сюда, будь добра.       Он уже колдовал над другим ребёнком, а Алекс не могла пошевелиться. Вся её надежда… Она думала, Джек — вся её надежда… Сколько клятых минут она потеряла, дожидаясь его?!       — Фабиан упал под поезд, — она старалась говорить громко, как могла, но за криками и стонами Джек едва ли её слышал. — Его нога…       Он и головы не повернул. Алекс не могла встать, её колени словно приклеило к грубой платформе, она не встанет — развалится.       — Мне нет дела до Фабиана.       — Джек! — взмолилась Алекс.       И Джек впервые в жизни повысил на неё голос.       — У меня тут десятки чуть живых детей, а ты про здорового, сильного мракоборца! Как думаешь, что прямо сейчас в моём приоритете?!       — Он лежит под поездом! — осипла Алекс. — Под горящим поездом!       — Я знаю, — он прикрыл глаза, сиюсекундно договариваясь с собственной совестью. — Но это одна жизнь… А здесь — больше. Я останусь. Извини. Попроси кого-нибудь другого…       И тогда Алекс нашла в себе силы подняться. Джек не стал окликать её, напоминая, что ему нужна подмога — и что ей до едва живых детей?! Алекс пошла прямо, разрезая толпу, не мигая и больше ничегошеньки не боясь. Её наполняла теперь испепеляющая ярость, а она (Алекс знала) и есть самое мощное человеческое топливо.       Без лишней мысли в голове Алекс села на край платформы и, недолго думая, спрыгнула. Фабиан уже отключился от боли — и хорошо, что так. Теперь ему, по крайней мере, легче.       — АЛЕКС! АЛЕКС! СТОЙ! АЛЕКСАНДРА! НЕТ! ОСТАНОВИТЕ ЕЁ!       А вот и Марлин. Где же она была раньше?..       Неважно. Опоздала. Алекс теперь справится сама.       Колени отозвались болью — высота была не такой уж и значительной, но ощутимой. Всё-таки, она этого столько времени не делала… Алекс аккуратно присела у Фабиана, палочкой осторожно раскрыла в стороны края порванных и залитых тёмной кровью джинсов, и наложила стандартные диагностические.       Над ними с Фабианом что-то треснуло и взорвалось, но в поезде всё время что-то взрывалось. Это было в поезде. Их не заденет.       Марлин тем временем верещала не хуже ведьмы банши.       — ФЕНВИК! ФЕНВИ-И-ИК! НЕ ТРОГАЙТЕ ПОЕЗД! ТАМ МОЯ ПОДРУГА! ОНА БЕРЕМЕННА! ДА ОТОЙДИТЕ — ВЫ — НАХЕР — ОТ ПОЕЗДА! АЛЕКС — КОГДА ТЫ ВЫЛЕЗЕШЬ — Я ТЕБЯ УБЬЮ!       Алекс не отходила от Фабиана, даже когда её просили. Она тоже много о чём просила. Никто не пошёл ей навстречу, никто. Так что теперь она будет с Фабианом до самого конца.       На пути рядом с ней спрыгнули несколько волшебников, ещё часть сгрудилась сверху. Общими усилиями колесо срезали и отделили его от ноги Фабиана, Алекс тут же зажала открывшуюся рану ладонями, ощущая, как складки кожи обжигают её, пульсируют. Фабиана сдвинули на безопасное пространство, и Алекс понадобилось лишь три минуты, чтобы восстановить повреждённые мышцы и создать опору для костей, которые далее будут восстанавливаться под наблюдением Боунс в госпитале. Жизни Фабиана ничего не угрожало, но когда он пришёл в себя, то снова стал хныкать и дёргаться…       — Прекрати рыдать, Пруэтт! — озлобленно прошипела Алекс. — Не умрёшь сегодня, размечтался! Чëрт возьми, какой ты трус!       Перед её глазами проносились кадры с Грюмом, с Лонгботтомом во время их операций. Они конечностей лишались, висели на волоске — но не рыдали.       Но ведь и Фабиан… Сколько он прождал её, стараясь сохранять своё сознание? Думал ли он, что Алекс может не успеть?       — Я жизни… Спасал… — выдавил он сорванным голосом. — Я не… трус…       — Прости, Фаб, — чуть виновато добавила Алекс. — Ты просто не понимал по-другому. Ничего личного.       — Ты спасла… мою ногу… Лестер… — заплетающимся языком проговорил Фабиан. Он едва-едва концентрировал взгляд на ней. — Как я… могу… тебя винить? Т-тебе бы врачевать… а не сражаться…       — Если все будут сражаться, как ты, у нас нет шансов, — через силу усмехнулась Алекс, накладывая финальные чары на рану. Фабиан тем временем уже улыбался кому-то за её плечом.       — Она хороша… Слышишь? Она очень… хороша…       Алекс не нужно было поднимать голову. Она узнала Сириуса по носкам ботинок. От сердца отлегла железная завеса — Мерлин, Мерлин, она должна как можно скорее закончить… С трудом сдержав поток эмоций, Алекс буркнула:       — Мог бы сказать мне это напрямую. У меня есть уши.       — Оч-чень красивые… уши… — пролепетал Фабиан и откинул голову вбок после дозы Умиротворяющего бальзама.       — Отдыхай, Фабиан, — тихо сказала Алекс, положив ладонь ему на плечо. — Ты — истинный герой.       — Сандра, — позвал Сириус почти шёпотом.       И когда он сказал это, Алекс поняла, что всё закончилось. И пусть вокруг всё ещё шум, душераздирающие стоны, кто-то зовёт маму, кто-то плачет, но для неё — всё закончилось. Она не могла подняться на ноги (те словно онемели), и ей помогли выбраться обратно на платформу, и Марлин неистово ругалась, и плакала, и обнимала её, трясясь всем телом, и Гидеон благодарил её за спасение брата дрожащими губами, и много кто много чего говорил.       Одно было важно, одно было сейчас серединой её мира — Сириус, который стоял рядом. Алекс не сводила с него взгляда. Он был здесь, он был цел и здоров на вид, и всё равно Алекс, с трудом освободившись от окруживших её волшебников, набросилась на него со сбивчивыми возгласами:       — Бог мой, Сириус! Ты цел? Как Римус? Лили, Джеймс, Питер? Где они?! Вы уцелели?       Палочка плясала в её руке, Алекс не могла наколдовать диагностические чары, и едва не скулила от досады: вдруг это лишь видимое мнимое ощущение, что всё хорошо, а на самом деле внутри него тоже дыры, ожоги и уничтоженные проклятиями или чем другим органы…       Сириус опустил своей ладонью её палочку. Лицо у него было совершенно тёмное, но не только от копоти и пепла.       — Все целы, — ровно сказал он. — Мы поняли, что что-то не так, и выпрыгнули с поезда на подъезде к Лондону. Римус наколдовал воздушную подушку, чтобы заглушить падение — иначе разбились бы… — в его горле что-то булькнуло. — Ты была под горящим поездом.       Алекс легко, ободряюще приподняла уголки губ.       — Поезд уже не горит. И я спасла Фабиану жизнь, — она решила успокоить его. Поцеловать в щёку. Позволить взять себя под локоток. Позаигрывать с ним. Да, вокруг безумие, но он ведь сам говорил, что это и важно в безумии — продолжать жить и любить. — Ты это видел. Как вы поняли, что…       Он вывернулся, выдернул свои руки из её. Его взгляд был совершенно матовым, стеклянным, не-живым.       — Ты носишь моего ребёнка — и прыгаешь под горящий поезд.       Алекс лишь отчаяннее хотела в него вцепиться. Он так хотел все эти недели, чтобы она перестала быть холодной, чтобы она искренне проявляла ответную любовь, и вот она готова, а он!..       — Я — это я, — её голос почему-то задрожал. — Ты знал, кого берёшь в жёны. Амелии и Джеку нужна моя помощь, там слишком много раненых детей… — она снова потянула его за руку. — И у тебя кровь! Пойдём!       Он отпрянул от неё, как от василиска.       — Не трогай меня.       — Не спорь со мной! — выпалила Алекс на высоких нотах. — Тебе же нужно…       — Я разберусь, — процедил он, отворачиваясь. — Делай, что хочешь.       Убрав руки в карманы, он решительно зашагал к первым вагонам, где после заминки, возникшей из-за Фабиана, снова шли активные работы.       Алекс посмотрела ему вслед, и внутри всё сжималось ледяной хваткой. Она прикрыла глаза…       Нет, не надо. Сейчас было не место и не время. Поговорят дома.       Она попросила у незнакомого волонтёра госпиталя лимонную мантию, чтобы её опознавали, как целительницу, спрятала под ворот длинные спутанные волосы и принялась за работу. В работе было легко отключить чувства. Не сразу, конечно, но в целом — легко.       К ней быстро подоспела Лили: лицо такое белое, что волосы кажутся почти красными. Глаза воспалённые, губы припухшие и искусанные до крови. И она, вся дрожа, сказала, что хочет помочь, чем сумеет.       Алекс сначала подумала, что Лили просит о помощи, но потом она её поняла. Лили была настойчива. Лили, конечно, не владела особыми колдомедицинскими навыками, но Алекс узнала выражение её глаз (сколько раз сама так смотрела) и без лишних вопросов или отговорок научила накладывать кровоостанавливающие повязки. У неё тряслись руки, чары действовали раза с третьего, но Лили упорно закусывала губы и глотала слёзы.       — Ты ведь даже не можешь смотреть на них, Лили… — мягко произнесла Алекс.       — Потому что это магглорожденные, — всхлипнула Лили. — Все они — магглорожденные. Как и я. Если бы не мальчики… Я была бы среди них. Может… Может, было бы лучше, если бы я была… Была здесь…       — А ты не здесь, — быстро сказала Алекс. Она взяла её за плечи и заставила посмотреть себе в глаза. — Ты выжила, ты цела, и ты не должна чувствовать себя за это виноватой. Тебе гораздо лучше, чем им, и ты можешь им помочь сейчас. Хорошо? Давай будем думать о том, что полезного ты можешь сделать, чтобы им помочь. Об остальном подумаем потом.       — Хорошо… — кивнула Лили и тут же поспешно вытерла слёзы.

***

      Когда Алекс возвращалась в дом дяди Альфарда, она даже забыла об их с Сириусом короткой размолвке на платформе. Она валилась с ног от усталости и впечатлений, они были куда больше, чем её пусть даже увеличившееся в размерах тело. Ощущение было знакомо: как после самой тяжёлой из смен в Министерстве и дежурстве в Ордене или госпитале после.       Когда-то она избегала Сириуса, ждущего её дома. А теперь она остро в нём нуждалась.       — Семь жертв, — заявила Алекс прямо с порога, не совсем аккуратно бросая мантию в сторону. Судя по свету в глубине коридора, Сириус был в гостиной. — Ещё четырнадцать легли в госпиталь к Боунс. Мы сделали, что могли, дети очень крепкие, они справятся быстро… Где ты?       Сириуса в гостиной не было. Лишь пара его вещей беспорядочно оставлены на ручке кресла и полу.       — Джаггсон, представляешь?! — продолжала Алекс — громко и отчётливо, слыша эхо собственного голоса и зная, что Сириус рано или поздно отзовётся. — Кто бы мог подумать! Наш Джаггсон, мракоборец, участник Ордена… Он оказался предателем! Я говорю об этом, и меня всё ещё трясёт. Он столько лет служил Дамблдору, учил новобранцев, мы все доверяли ему, ходили с ним на миссии! Он лично руководил сегодняшней операцией, отвечал за безопасность в поезде и на платформе. Вот почему всё случилось. Он продался Лорду.       На первом этаже Сириуса не было, а на второй Алекс подниматься почему-то не решалась. Сириус был рядом, она ощущала его присутствие поблизости… Но где же он?       — Мне удалось недолго переговорить с Бенджи Фенвиком, он сказал, мне здорово повезло, что я сейчас в отпуске, потому что весь Орден перетрясут через сито. У всех большие проблемы, раз не заметили предателя. Кто знает, что он расскажет Лорду, он слишком много знал… А я не хочу быть в отпуске, понимаешь?       Тишина в ответ была слишком гулкой. В груди больно сжалось.       — Я не рада, что всё это происходит, — произнесла Алекс отчаяннее. — Мне ужасно страшно! Но ещё ужаснее от того, что я не могу быть причастной к общему делу. Им нужны любые свободные руки, кто угодно. Все в таком хаосе, а у меня, представляешь, на удивление холодная голова… — она прижалась плечом к двери, ведущей на задний двор, и отперла её. Сад дохнул на неё свежестью и ясностью. — Я больше не хочу сидеть здесь. Я хочу помогать по мере сил, так что я твёрдо решила, что… — Алекс встала, как вкопанная. Краска отлегла от лица. — Что ты делаешь?       — Ухожу, — спокойно ответил Сириус. Он стоял посреди заднего двора в кожаной куртке, наброшенной на плечи, рядом с чемоданом из Хогвартса и ещё парой сумок с вещами, и ковырялся в мотоцикле.       — То есть? — Алекс не поверила своим глазам. Не могла в это поверить. Словно гром в её душе разразился, и в ушах появился писк, как от контузии.       — То и есть, — ровно сказал Сириус. — Я ухожу. Был велик, знаешь, соблазн просто исчезнуть, но это не по мне.       Словно не её ноги, а чьи-то чужие вели её к Сириусу.       — Я-я не понимаю, — губы заплетались. — Что случилось?       На Алекс он так и не взглянул, лишь отвернулся, когда она подошла ближе, не решаясь тронуть его за плечо.       — Ты случилась, — сказал он, выворачивая руку в локте, чтобы закрутить какую-то несчастную деталь. — С самого начала. Я был кретином, раз во что-то верил…       Алекс не могла этого выносить. Она решительно обошла мотоцикл, чтобы у Сириуса не было выбора — придётся на неё посмотреть.       — Начинается. Ну, давай, — как бы хотелось ей звучать сухо и бесцветно, но она слишком боялась, чтобы сдержать свои эмоции. — Отчитай меня за то, что я пришла тебя встретить. Отчитай меня за то, что я увидела беду и хотела быть полезной. Отчитай меня за то, что я спасала жизни детей, которые едва не угорели и разбились при столкновении…       — Нет никакого смысла тебя отчитывать, Сандра, — он наконец поднял глаза. Почти равнодушный взгляд из-под тёмных ресниц. — Ты во всём права: ты — это ты, а я хоть в лепëшку расшибусь, но не изменю тебя. Я понял, что не могу быть с тобой и поэтому ухожу.       — Это просто смешно. Ты терпел столько времени, и я столько раз говорила…       — Да нет, это закономерно. Я — всё. Оставайся в этом доме, если хочешь, ты тут всë знаешь. Вот ещë, — он нырнул рукой в карман, а следом швырнул связку ключей, и Алекс машинально, не думая, их поймала. — Ключи от моего сейфа. Бери оттуда, сколько понадобится. Домовые будут тебе прислуживать, я с ними договорился. Пусть перейдут к тебе с деньгами и домом. Остальным я всë равно едва ли когда-то мог тебе помочь.       Она сжала кулак, не думая, и ключи вонзились в кожу. Эта боль была почти не ощутима, хотелось больше боли — лучше она, чем то, что делает сейчас Сириус.       — Так ты думал, я с тобой только из-за денег и дома?!       Он хохотнул — словно окунул её в полный льда котёл.       — А нет? С самого начала я только за этим и был тебе нужен. Когда ты поступила и съехала в общежитие, в какой момент ты мне написала, м? Ах, да, когда тебе понадобились деньги на съёмное жильё.       — Т… Ты такого обо мне мнения? Да?!       — Когда ты поняла, что ждёшь ребёнка, о чём ты мне в первую очередь сказала? О том, что у тебя, оказывается, нет денег — а я же, по счастливой случайности, ими обладаю!       Алекс не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть — не то, чтобы ответить. Как он мог?..       — Да и если вспомнить начало нашей истории… — его взгляд был полон хладнокровной жестокости. — Тебе ведь просто нужен был кто-то, кто поможет сбежать от родителей и Гойлов.       Алекс вышла из оцепенения. Ключи упали на землю, брякнув. Её кулаки налились жаром, она обошла мотоцикл и обрушилась на Сириуса всей силой своего отчаяния, попадая туда, куда могла дотянуться.       — Ты просто сволочь! Слышишь меня?! Сволочь! — истошно завопила она, отвешивая ему тумаки. — Да я в жизни не просила тебя помогать мне сбежать!       Сириус справился с ней, цепко перехватив запястья. Он был рядом, прямо здесь, она ощущала его, и когда колотила, и сейчас, когда он её останавливал — но знакомое чувство, словно между ними океан, захлестнуло её. Алекс горячо пыхтела, задыхаясь от гнева.       — Знала бы… — только и выговорила она. — Если бы я только знала…       — Зачем тогда ты связалась со мной через зеркало — тогда, в самом начале? — словно желая раздавить её окончательно, поинтересовался Сириус.       — Потому что я думала, что мы навсегда прощаемся! — в отчаянии выпалила Алекс. У неё кружилась голова. — Ты был единственным человеком, с кем мне хотелось попрощаться, у меня никого больше не было, никого! Даже… Даже тебя не было, ты просто был единственным, кто был со мной добр… Я не видела никакой своей жизни, я думала, я навсегда буду у Гойлов, как грёбанная проданная рабыня, как ничтожная подстилка, пригодная лишь для того, чтобы плодить им наследников. И ты меня от этого избавил — спасибо тебе! Спасибо! Но если бы я знала, что ты стыдить меня будешь… — предательские слёзы сдавили горло. — Надо было согласиться и на это.       Сириуса пробрало, пусть он и старался ещё держать лицо. Он ослабил хватку её рук, позволив Алекс выскользнуть и поспешно утереть лицо. Воздух в саду был острым и свежим. Звёзды в небе лучились, ослепляли…       — Я тебя не стыжу, — пробубнил он. — Не надо так всё переворачивать. Речь вообще не о тебе, а о ребёнке в этот раз…       Алекс иронично усмехнулась.       — Ого-о! — протянула она негромко, поднимая глаза. — Хорошо, что ты помнишь о ребëнке! Это просто замечательно! — её голос всё набирал силу. — Только жаль, что ты помнишь о нëм — и, тем не менее, уходишь от него! От нас!       Сириус отвёл глаза и отошёл, убрав руки в карманы.       — Мне иногда кажется, что я о нëм помню чаще тебя. И забочусь о нëм больше.       Алекс рассмеялась с новыми слезами, подступившими против всякой воли, лицом к тёмному небу. Она не могла объяснить свой порыв. Это ведь был, вероятно, худший вечер в её жизни, рушится мост над пропастью, через которую она перебирается, вот-вот и она разобьётся о камни. Сириус делал ей больно — и ей хотелось сделать так же в ответ. Пусть и ему будет плохо, как ей.       — Я бы с удовольствием отдала тебе свою матку, чтобы ты и выносил его сам, — чуть отдышавшись, едко проговорила она. — Я бы понаблюдала за тобой — да ты бы и часа не выдержал!       — Зачем ты это говоришь?       — Я согласилась на то, чтобы моё тело мне не принадлежало не только сейчас, но и месяцы, если не годы после родов. Я думала, ты знаешь меня — и знаешь, какое это для меня испытание… Но не говори, что я о нём не думаю и не забочусь. Ты и секунды не был на моём месте. Я готова всё это проглотить, я готова к тому, чтобы меня вывернули и выпотрошили — и пускай, если ребёнку от этого будет легче. И того, что я делаю и на что соглашаюсь, уже слишком для меня. Я недостаточно делаю? Наверное, да. Но я на большее не способна. Я ведь и из-за тебя на это согласилась. Из-за того, что он твой — будешь ты со мной или нет. В чём ещё ты меня обвиняешь? Что ещё ты хочешь сломать во мне?       — Это разговор не о тебе, — вздохнул Сириус. Его голос был нетвёрд. — Я знаю, что для тебя это невыносимо… Но я слишком люблю его. Я никогда не мечтал о семье, о детях, но когда я о нëм думаю, я словно впервые открываю глаза. Ты не знаешь, как у меня болит сердце за вас обоих. Я думал, вы оба погибнете сегодня. Ты не знаешь, что я пережил.       И он повернулся к ней, лёгкий ветер отвёл волосы от лица, синие глаза были полны темноты и боли. Губы Алекс, дрогнув, растянулись в нелепую ухмылку.       — Слушай, а ведь и я думала, что потеряю тебя сегодня, — просто сказала она, вытирая слёзы. — Надо смириться с тем, какая я, Сириус. Ты всегда знал, что я — вот такая. Я никогда другой не буду. И сейчас, и когда он родится, я буду продолжать участвовать в этой битве, — она понизила голос. Сириус медленно подошёл ближе к ней. — Иначе они однажды придут сюда первыми. Ты думаешь, мне не хочется его защитить? — он неожиданно, в приливе нежности, коснулся её мокрой щеки. Сердце Алекс горестно бухнуло в горле. Он глядел на неё, словно прощаясь. — Да я каждую секунду думаю о том, что хочу для него мир, в котором ему никогда не придётся бояться, как мне. Вся моя борьба больше не для меня. А для него.       Он отвёл руку и прикрыл глаза, словно один лишний взгляд на неё мог заразить драконьей оспой.       — А потом ты прыгаешь вниз на метр под горящий поезд, потому что участвовать в битве и… Как ты сказала? Тебе важно быть причастной? Там прямо над вами провалился потолок вагона. И на вас свалились бы огненные обломки, если бы мы с Марлин не остановили, — он взглянул на неё теперь со злостью, рыча: — Ты хоть проверила, в порядке ли он?!       — Разумеется! — вскинулась Алекс, алея до корней волос. — Думаешь, я бы стала прыгать, не будь я уверена?! Я знаю своё тело получше тебя и, поверь, он был в безопасности.       — Ты бесстрашная и безрассудная, — безнадёжно заключил он. — Ты готова бросаться в пламя, и это полбеды, но ты носишь нашего ребëнка. Всё время носишь его с собой. Он совсем маленький, он всегда с тобой. Он едва ли выбирал участвовать в битве и жизнью рисковать. То, что он есть у нас — это чудо, которым надо дорожить… Но ты думаешь иначе и я не могу это запретить. Это не изменится, я знаю. Я даже больше не буду пробовать. Я больше не буду смотреть, как ты пытаешься раз за разом его угробить.       Он ещё не сел на свой мотоцикл, ещё шаг в его сторону не сделал, но Алекс понимала, что его здесь словно уже нет. Она была зла, она горела от гнева, была им высушена — пока Сириус не заставил её озвучить всё, что она думает про ребёнка, она не осознавала, как на самом деле дорожит им, на какие жертвы ещё готова пойти. Ребёнок, её-их ребёнок не заслужил того, чтобы Сириус сейчас уходил.       — Поэтому тебе проще уйти от меня, верно? — тем не менее, едко проговорила она. Сириус мрачно кивнул.       — Проще уйти и постараться забыть о вас обоих. Я говорю: у вас будет дом, будут деньги… Тебе хватит, ты неглупая, ты разберёшься. Будем считать, что ты умнее меня.       Раньше, чем он развернулся, она кинулась к мотоциклу, нелепо надеясь, что сможет заслонить его своим телом. Сириус с раздражённым вздохом собрался назвать её имя, но она перебила:       — Я не понимаю! Я десятки, если не сотни раз говорила тебе о том, какая я! Ты кивал головой и говорил, что тебе всё равно… — Сириус пытался подступить к мотоциклу, но Алекс была непреклонна. — Когда я забеременела, ты тоже про меня вроде бы всё понял. Не сразу, но, как мне показалось, понял. И согласился. Так что сейчас тебе мешает снова понять меня?       Он не был настроен на борьбу. Он хотел тихо уйти. Его надо было отпустить. Алекс это понимала. Но только яростнее отталкивала его, когда он пытался подойти к мотоциклу.       — Если вы погибнете, а я буду знать, что был рядом и не сумел вас удержать, я этого не переживу, — спокойно, как мог, произнёс Сириус. — Я уйду первым, Сандра. Мне будет проще смириться, зная, что я всё равно ничего бы не сделал и ни за что не отвечал…       — Кто тебе сказал, что я… мы погибнем?       — Никому об этом и не надо говорить.       — Я могу погибнуть, даже сидя в этом доме. Это фамильный дом семьи Блэк. Давай вспомним, сколько твоих родственников воюют на той стороне?!       Сириус сделал ещё одну попытку. И тогда Алекс в отчаянии попыталась отлевитировать мотоцикл куда-нибудь в сторону… Но тот, к сожалению, слушался лишь своего хозяина — даром что Сириус напичкал его магией, как машинным маслом.       — Ты осознанно добавляешь себе шансов… — он, наконец, подобрался к приборной панели, парой лёгких движений завёл мотор.       Это был невыносимый звук.       Сердце было готово покрыть рёбра трещинами. Алекс, не помня себя, крепко обхватила Сириуса руками — если уж улетает, то пускай только с ней!       — Тогда я не буду! Не буду — хочешь?! — завыла она, не узнавая себя. — Хочешь, я просто запрусь здесь и до дня родов никуда не выйду?       — Я хочу забыть тебя, — тихо, как и прежде, ответил Сириус. — Забыть про то, что мог бы стать отцом. Мне не будет так больно вас терять…       — Ты веришь, что сможешь? — отчаянно спросила Алекс.       — С Регулусом смог, — спустя паузу прошептал он. — Он стал Пожирателем, но я ушёл раньше, чем это случилось. Считай — не прикладывал руку, чтобы попробовать остановить его и потерпеть поражение…       Этого Алекс уже вынести не могла. Она кинулась на землю и вцепилась в ноги Сириуса — у того не было выбора, кроме как обратить своё внимание на неё.       — Я не твой кретин-брат, Сириус! Это же я, Сандра! Посмотри на меня! Ну пожалуйста… Это я! — она теряла голос, а щёки снова заливали горячие слёзы. — Ты полюбил меня ещё когда в моей голове не было ничего, кроме страха из-за грядущего замужества и моих садистов-братцев, ты продолжал любить меня несмотря ни на что! Ты такое во мне открыл, что я бы сама в себе никогда не открыла… — она расцепила объятия и Сириус сел рядом с ней, и она была бы рада захлебнуться в рыданиях, но неведомая сила позволяла говорить и говорить: — Ты сказал, что я тебе почти как семья! Я была с тобой в Рождество! Я вышла за тебя замуж, не думая ни секунды, я рожу тебе ребёнка, пусть даже придётся пройти через адское пламя… Ты не уйдёшь от меня! Не уйдёшь!       — Не кричи… — негромко и встревоженно произнёс Сириус, пробуя поднять её. — Вставай… Это вредно тебе…       Алекс упрямо отбивалась и молотила ногами по земле.       — А я буду! — она смотрела прямо на Сириуса, выжимая из того остатки совести и понимая — точно сдастся. — Я буду плакать, пока у меня не разорвётся сердце! Буду, чтобы тебе было совестно, чтобы ты остался! Чтобы ты не смог забыть меня даже после самого сильного заклятия, даже после стирающего память зелья, даже после амнезии! Чтобы я была первым, о чём ты думал, когда будешь просыпаться, чтобы ты засыпал, вспоминая меня, чтобы я вот так же ходила за тобой по пятам, чтобы ни с одной женщиной ты ложиться не мог, не видя вместо её лица — моё… Сириус, я… Я же спать без тебя не могу… Когда ты ушёл вчера, я чуть не свихнулась от ужаса, в итоге поехала к Марлин, чтобы только не быть одной… Ты меня не оставишь! Я же с ума сойду, слягу в Мунго и тебя, как моего мужа, об этом уведомят, и это-то уж точно из головы не выкинешь, будешь знать и мучаться совестью…       — Ты как ребёнок, — с мукой проговорил он. — Ты абсолютно невыносима.       — Ты знал, что я невыносима, — без обиняков отметила Алекс. — И ты остался со мной. Слишком поздно уходить. Надо было, когда я предлагала. Мы с тобой теперь связаны накрепко, у нас слишком много того, что нельзя разделить пополам. Не оставляй меня, пожалуйста, не разбивай мне сердце…       Икота от рыданий прервала её сбивчивую, истеричную речь. Волосы спутаны, из носа течёт, горло дерёт от криков. Она села в грязь, не жалея себя, и, если вытрет лицо, наверняка всё размажет. Хороша — сказать нечего.       Она должна остановить Сириуса. Тот длинно выдохнул через нос и встал на ноги, и Алекс оторопело проследила за его движениями. Он погасил двигатель в мотоцикле, несколько минут посмотрел в небо, в ту сторону, куда собирался улетать. Их обоих обдувал ночной ветер. Небо затягивали серые облака.       — Знаешь, что хуже всего? — проговорил Сириус, так и стоя к ней спиной. — Даже сейчас ты говоришь только о себе. Ни слова о ребёнке, которого я мог оставить наедине с тобой. Я останусь, но не потому, что ты просишь. Я останусь ради него. Ему будет нужен заботливый родитель. Не иди за мной.       — Этого ребёнка не будет без меня, понимаешь? — прохрипела Алекс, когда он шёл в сторону дома.       — Да, к сожалению. Я это понимаю.

***

      Следующие недели тянулись для Алекс неестественно медленно. Она изучила каждый угол дома, который, как ей ранее казалось, и без того уже хорошо знала.       Солнце, которое играет с занавеской и отражается на дорогом паркете, и Алекс наступала на это солнце, на собственную тень, день за днём. Иногда она слушала дождь, распознавала в нём ритм, темп, знакомые мелодии. Дождь — метроном. Под него можно играть.       Сириус впервые заговорил с ней спустя неделю после столкновения «Хогвартс-экспресса» с платформой. Он с помощью магии собирался куда-то сдвинуть громоздкий рояль, и Алекс его остановила.       — Он тебе нужен? — хмуро спросил Сириус. — Зачем?       — Я буду играть, — спокойно сказала Алекс.       — Зачем… Ладно, — пожал плечами Сириус.       Делать было нечего — Алекс начала играть.       Сириус не заставлял её оставаться в доме, не запрещал ей выходить, не запирал её. Он не говорил ей ни слова. И игра на рояле, которая ассоциировалась с тяжёлым детством, прикосновение к холодным клавишам, запах старых нот и поскрипывание внутренних механизмов — всё это было терпимее, чем тишина, которой Сириус награждал её каждую секунду.       В тишине Алекс ощущала себя очень маленькой, свои мысли и порывы — глупыми. Свои чувства — никчёмными, невысказанные слова — неуместными. Сириусу не потребовались слова, чтобы дать ей понять, что он не желает её общества, спал и ел отдельно, и, случайно встретив его в коридоре, Алекс опускала голову и быстро проходила мимо.       Ей хотелось кричать. Бить стёкла, окна, раздирать ногтями обои, гобелены и шторы. Ради этого она умоляла Сириуса остаться? Да убирался бы ко всем чертям!       Он и убирался — ежедневно куда-то пропадал. Алекс знала, что временами его вызывают по делам Ордена, а временами он сам где-то шатается. Затеял в части дома, куда Алекс не ходила, потому что туда ходил он, ремонт. Каждый раз, когда он улетал, Алекс боялась (или даже надеялась), что он не вернётся.       Она сама просила не оставлять её. Сама себя заковала в клетку.       Марлин бы вышла из себя от гнева, если бы узнала, что происходит с её любимой подругой, но Марлин была слишком занята. Она на письма отвечала с большой задержкой — каждый раз красноречиво извинялась и плакалась о том, как устала. Ну как на неё сбросишь ещё и свои семейные проблемы?       Алекс играла, прислушиваясь к себе и пытаясь от себя отстраниться. Музыка заливала их печальный, кажущийся пустым от тишины, слишком большой для них двоих дом.       Однажды ночью она, проворочавшись без сна, не выдержала и, постучавшись, пришла к Сириусу. Он что-то мастерил, сидя на полу у камина, отблески пламени заливали его обнажённые плечи. За окнами бушевала гроза.       — Сириус, так нельзя. Если ты решил остаться ради ребёнка, то нам нужно, по крайней мере, разговаривать. Куда мы приведём ребёнка — в эту тишину?       — Лучше, чем в бой, как ты хотела, — только и ответил Сириус.       — То, что я здесь сижу, не значит, что война закончилась. Сиди — не сиди, молчи — не молчи, а бои будут. И это любого может коснуться. Ты же видел, что было на вокзале…       — С какой вероятностью война закончится, если ты чаще будешь бывать на таких местах, как вокзал?       Алекс поджала губы и ушла.       Дожди прекратились в тот день, когда к ним в гости приехали Гидеон с Марлин. Алекс тогда уснула после обеда, кутаясь в безрадостные, меланхоличные мысли, и проснулась от ощущения присутствия кого-то в комнате.       — Вот и ты, милая, — проворковала Марлин, садясь на край кровати. — Ты стала ещё круглее!       — Это только начало, — сонно усмехнулась Алекс. Вероятно, подруга имела в виду её щёки: её живот пока можно было успешно скрыть под одеждой на размер-другой больше. Марлин заботливо поцеловала её в щёку, и горло Алекс тут же сдавил ком. Первый же порыв: выплакаться подруге… Но та, судя по виду, куда-то спешила.       — Как ты себя чувствуешь? Поедешь с нами?       — Куда?       — К Уизли, конечно!       Алекс пришлось сделать вид, что она знает об этой запланированной поездке. Она привстала в постели. Придётся додумывать и догадываться на ходу. Они приехали сюда за Сириусом — Сириус не планировал брать её, Алекс, с собой — Марлин об этом ничего не знает. Алекс поедет к Уизли назло Сириусу. Просто ради того, чтобы побыть с Марлин.       — Я не питаю нежности к младенцам, но смотрю на тебя и так хочу поскорее потрепать кого-нибудь за щëчки! — тараторила Марлин, пока Алекс торопливо собиралась. — Фредди и Джорджи уже подросли, а я их так и не видела…       — Фредди и Джорджи?.. — нахмурилась Алекс. — Ах, да. Фабиан и Гидеон.       — Молли говорила, они тихие, как ангелы. Не в пример их дядюшкам, но Молли же самой легче, верно? У неё трое других подрастают. Я тебя с ними всеми познакомлю. Билл такой очаровашка!..       — М-гм, — неопределённо отзывалась Алекс в те паузы, которые делала Марлин, чтобы вдохнуть побольше воздуха.       Марлин намеренно ни слова не говорила об Ордене, ОМП, войне. Ни слова о своей семье. Алекс не собиралась спрашивать.       — Мы готовы! — объявила Марлин, когда Алекс собралась. Они спускались по лестнице, Алекс, чуть нахмурившись, одной рукой держалась за перила. Сириус послал ей дикий взгляд.       — О, отлично! Молли будет рада с тобой познакомиться, — беззаботно улыбнулся Гидеон. — Будь готова к тому, что она завалит тебя всякими беременными советами… А может, и пара вещичек для маленького перепадёт!       — Не стоит, — с улыбкой пробормотала Алекс. — Мне и своих хватает.       Это была правда. От скуки, в перерывах между музицированием и созерцанием собственной жалкости она шила новые и новые костюмчики для ребёнка. Ей уже потребовался второй сундук, чтобы всё вмещалось.       — А Молли это не волнует! — уверенно заявил Гидеон. Он ткнул Сириуса локтем в бок. — Она ведь не знает про… — он выразительно кашлянул. Сириус медленно покачал головой из стороны в сторону. — Тем лучше! Всё, девчонки, поехали!       Первое, что озарило Алекс — жëлто-золотистые поля. Трава обгорела и пожухла, но поля с неведомыми злаками стояли сочные. Здесь было тепло и ветрено, солнце было скрыто за полупрозрачными облаками. Алекс прикрыла глаза и вдохнула поглубже.       Хорошо и тихо. В таком месте, как здесь, ей хотелось растить ребёнка — тут куда безопаснее, чем в окрестностях дома дяди Альфарда.       Дом, который выглядел, как недостроенный, какое-то месиво из пристроек и надстроек, стоял на границе между полем и предлесьем. Вместо дорожки, ведущей к парадному входу, был разбит огород — земля сырая, чавкающая. В огороде был беспорядок — не то чтобы Алекс в этом хорошо разбиралась, но редких посещений оранжереи миссис Маккинон хватило, чтобы понять, что Молли Уизли насадила всё и сразу, а оно растёт, путается друг в друге и каким-то чудом плодоносит. За низким забором возились свиньи, недалеко от сарая (Алекс понадобилось несколько секунд, чтобы различить, что это именно сарай, а не отвалившаяся часть дома) топтались куры.       По капустным грядкам прыгал гном. Первое, что сделал Гидеон, ещë не переступив порог — отшвырнул гнома подальше. Тот визжал и сыпал угрозами в адрес Гидеона.       Алекс вмиг поняла, откуда все ругательства про гномов у Пруэттов.       То, что она сперва приняла за тыкву, оказалось рыжей макушкой ребëнка лет шести-семи. Он ковырялся детскими грабельками в огороде, но, услышав шаги, выпрямился и его лицо озарилось такой же улыбкой, как у Гидеона и Фабиана. Он был в ярко-жëлтых резиновых сапогах, волосы доставали ему почти до плеч.       — Здра-авствуйте! — радостно протянул он и перескочил через забор, чтобы подбежать к прибывшим. Гидеон отбил ему «пять» и потрепал по отросшим волосам.       — Привет, великан. Позовëшь маму?       — Она укладывала Перси, Фредди и Джорджи спать. Не шумите, пожалуйста.       — Ага, вот почему Чарльз дерëтся с гномом, — заметил Гидеон. — Иди-ка сюда, приятель…       Он обращался к мальчишке помладше, который замахивался на гнома большим веником едва ли не в собственный рост, а тот дразнил его и крутил пальцем у виска.       — Гид, а нам резиновых сапог не полагается? — немного брезгливо поинтересовалась Марлин в спину Гидеону — она была в чистых белых кедах. — Привет, помнишь меня? Я Марлин.       Билл радостно закивал. По воздуху пролетело несколько пар сапог, напугав кур — те подняли гвалт, захлопали крыльями, забегали.       — Да, да, ловите, — торопливо проговорил Гидеон, убирая палочку за пояс. — Сириус — Артур, скорее всего, в сарае…       — Понял, — кивнул Сириус и, не говоря никому больше ни слова, ретировался в сарай. Чарли заревел, а Алекс не успела увидеть, почему, слишком занятая тревожными мыслями о Сириусе и его странном поведении.       Гидеон уже присел на одно колено и возился с громко плачущим Чарли, не прекращая говорить:       — Билл, это Алекс. Алекс наша хорошая подруга… Чарли, укус гнома — это не конец света… Если ты не прекратишь, я достану из своего носа самую зелëную козявку и засуну прямо в эту рану!       — Фу-у-у! — заверещал Чарли, не прекращая рыдать.       — Так что не разводи сырость и не мешай мне… Вот, видишь, стоило просто замереть и довериться профессионалу. Билл, пригласишь леди в дом?       — Вы хотите чаю? — тут же вежливо предложил Билл. — Пойдëмте на кухню, только очень тихо, пожалуйста: малыши недавно уснули.       — Спасибо, Билл, — с нежностью сказала Алекс. Билл казался ей очень славным мальчиком.       В этот момент входная дверь распахнулась и Алекс увидела на пороге невысокую и тучную молодую женщину с ярко-рыжими, как и у всех детей, волосами.       — А-ах, простите, я совсем потеряла счëт времени! — хлопотливо сказала она, бегло оглядывая всех взглядом и взволнованно вытирая ладони о фартук. — Дети едва уснули, и Чарли раскапризничался, отказался спать… — она бегло оглядела сад и заметила Чарли, с ещё красным от слёз лицом прижимающегося к боку дяди. Молли тут же повысила голос: — Вот он где, мой маленький неугомонный снитчик! — и перешла на шёпот. — А ему бы хорошо поспать, чтобы обойтись без истерик. Так, я — Молли, рада познакомиться! Проходите, проходите… — она пропустила в дом первым Билла, погладив его по голове, когда тот проходил мимо, следом лучисто улыбнулась Алекс. — Ты, конечно, Александра?       Она сдержанно улыбнулась в ответ.       — Да, я рада наконец познакомиться.       — Я тоже. Поздравляю тебя, дорогая. Как переносишь срок?       — Всë чудесно, — поспешила сказать Алекс.       — Иначе и быть не может, — удовлетворённо пропела Молли. Они все вошли в дом, и внутри всё выглядело так же чудно, как и снаружи, но едва ли внутреннее убранство дома можно было назвать беспорядком (хотя у Андромеды, конечно, обязательно бы образовалась аневризма). Молли была здесь полноправной хозяйкой, она лёгкими взмахами палочки укладывала всё на свои места. Пахло молоком и выпечкой. — Дорогая, не стесняйся, задавай любые вопросы, я тебе всë подскажу и помогу… Марлин, ты болела?       — Нет! — слегка оскорблённо отозвалась Марлин.       — А что у тебя за вид? — материнским тоном охнула Молли и обратилась за поддержкой к Алекс. — Нет, ты видела? Пойдëмте-ка все за стол, как раз самое время вынимать пирог…       — Молли, ты старше нас на сколько, лет на пять-шесть? — без обиняков проговорила Марлин.       — По ощущению, на все двадцать. Всегда была такой старушкой в душе, — ласково сказал Гидеон, целуя Молли в щёку и опережая её, чтобы достать пирог. Его сестра упёрла руки в боки и приняла сварливый вид.       — А к тебе, молодой человек, у меня отдельный разговор!       — Тебе надо обезгномить сад, — опередил её Гидеон. Молли всплеснула руками и покачала головой.       — Опять?! — тяжело вздохнула она. — Сил моих нет…       Марлин уже по-хозяйски возилась с посудой для чая.       — Я уже разобрался по пути, — успокоил её Гидеон. — Чарли мне помог, правда, приятель?       Чарли охотно закивал — он уже сидел за столом и взгрызался в домашнее печенье, рассыпая вокруг крошки. Билл демонстративно закатил глаза.       — Что за дело у Сириуса в сарае? — буднично поинтересовалась Алекс, когда все буднично пили чай в самой удивительной кухне на свете. Алекс привыкла видеть богато украшенные дорогие залы, и даже спустя год жизни в квартирах и общежитиях ей было дико обедать в том месте, где можно протянуть руку и дотронуться до котла с будущим ужином.       — Меньше знаешь, крепче спишь, малышка, — подмигнул Гидеон. И хохотнул, потому что присутствие за столом детей не позволило Алекс колко ответить ему.       — Полагаю, позже ты увидишь, — не скрывая иронии, недовольно хмыкнула Молли. — Ведь Сириус так занят, так занят, так экономит время, что не удосужился даже зайти поздороваться! От мужчин одни хлопоты…       — А мы с Биллом, Перси, Фредди и Джорджи — мужчины, мамочка? — уточнил Чарли, сделав большие глаза.       — Вы — другие мужчины, — успокоила ребёнка Марлин. Тот с облегчением потянулся за ещё одним печеньем. Молли с усталой улыбкой притянула Билла с Чарли, которые сидели с двух сторон от неё, к себе и по очереди поцеловала в макушки, приговаривая:       — Вы у меня совсем другие, самые сладкие, самые бесценные на свете, и я такая богатая, что у меня вас целых пять! Мои родные, неуловимые мальчики… А вот и ещё один!       Все обернулись к ещё одному рыжеволосому малышу — слишком маленькому, чтобы уметь говорить, но уже с раздосадованным видом топающему к маме.       — Он пойдёт ко мне? — предложил Гидеон, чуть отодвинувшись от стола и приглашая мальчика к себе, но тот смотрел лишь на Молли. Та, подавив вздох, встала.       — Может, позже. Сейчас будет капризничать, — она привычным жестом взяла его на руки, посадила к себе на бедро, похлапывая по спине, и тот закашлял и заплакал, вцепившись в неё. — Снова кашляет, — чуть покачивая малыша, объяснила Молли. — Это точно аллергия, вот бы только понять, на что… Билл с Чарли не кашляют… — приступ кашля сошёл на «нет» и Молли быстро и ловко передала ребёнка Гидеону. — Подержи его, вот так, а я налью микстурку и всё у моего мальчика пройдёт…       — Мама, а мне чаю!       — Билл, будь умницей, позаботься о Чарли.       — А где близнецы? — спросила сквозь суету Марлин. Алекс поймала себя на том, что смотрит на семейную сцену, приоткрыв рот и застыв с чашкой в руке.       — Я покажу, мамочка! — вызвался Билл и спрыгнул со стула.       — К Перси их не подносите, я боюсь, что это может быть и не аллергия, тогда хлопот не оберёшься… — не оборачиваясь, проговорила Молли. Алекс собиралась вместе с Марлин и Биллом ретироваться с кухни, но Молли продолжила, обращаясь, очевидно, к ней: — Колики, дорогая — готовься к ним заранее. Прохожу это в четвёртый раз, а словно в первый. И почитай всё-всё про кормление, и пусть твой целитель всё объяснит тебе подробнейшим образом, иначе обеспечишь себе стресс на недели вперёд, а тебе его и так будет хватать. Ну иди сюда, мой милый, я знаю, как ты устал…       Билл показал им с Марлин двух младенцев, которые мирно спали в парящих и едва покачивающихся люльках-корзинках. На люльках были вышиты первые буквы имён малышей. Дети выглядели безмятежно, спали тихо, и правда напоминали маленьких ангелов, но Алекс смотрела на них и только сейчас, впервые за многие недели, до неё стал доходить весь ужас того, во что она ввязалась.       Такие маленькие.       Гидеон позже забрал старших мальчишек в сад — искать новых гномов и уничтожать сорняки, Марлин ворковала с Перси, который едва успокоился и выглядел очень хмурым из-за своего печального полуторагодовалого бытия, а Молли возилась над проснувшимися младенцами. Алекс ей помогала, хотя стоило задуматься, что внутри неё растёт такой же, всё тело сводило от отчаяния и желания спрятаться.       Часы пролетали незаметно; вскоре наступил вечер. Была настоящая суматоха с тем, чтобы покормить, помыть и уложить спать всех детей, и лишь маленькие Фред и Джордж, не желая засыпать, всё возились в своих корзинках с погремушками. Молли, не замолкая, сыпала новыми и новыми советами, не замечая, что Алекс уже не способна их воспринимать.       Она была переполнена. Это было слишком. Настоящий шок.       И Сириуса нет рядом… Как Молли каждый день справляется со всем этим одна?       Алекс в какой-то момент опустилась на край дивана и обхватила себя руками с замеревшим взглядом. Молли заметила не сразу, а когда заметила, не сразу придала значения серьёзности ситуации.       — Я не смогу… — тихо проговорила Алекс, глядя на свои колени.       — Всё ты сможешь, — уверенно сказала Молли. — Ты молодая, сильная, здоровая девушка. У тебя будет один ребёнок, а не пять. Да ты бы и с пятью легко справилась!       — Нет…       Сердце больно сжалось. Молли не прекращала мягко улыбаться — так же, как она улыбалась своим детям.       — Ты ведь будешь не одна во всём белом свете. У тебя есть твой Сириус, у тебя есть все мы. Марлин отлично поможет, да и я точно тебе не откажу, — поймав озадаченный взгляд, Алекс приподняла брови. — Я не шучу, милая, ты можешь обратиться ко мне в любую секунду.       — Молли, вы же едва меня знаете… — неловко проговорила Алекс, и Молли тут же помотала головой.       — Ты спасла моему брату жизнь. Я это никогда не забуду… — она вдруг улыбнулась. — И вообще, разве я не убежала из дома в восемнадцать?       Алекс сморгнула слёзы.       — Отчего вы сбежали?       — От большой любви, конечно. Или к любви. И вот я здесь!.. Да, Билл, дорогой?       Билл стоял сонный, всклоченный, на пороге комнаты.       — Мамочка, Перси опять кашляет, и Чарли плачет…       — Я сейчас поднимусь, — хлопотливо пообещала Молли и тут же заглянула в люльки к близнецам. Те незаметно и крепко уснули. — Ты тоже не можешь спать, мой милый?       Билл зашмыгал носом. Большие глаза заблестели. Молли вздохнула, подошла и коротко приобняла его.       — Я разберусь с младшими и обязательно зайду к тебе, хорошо? — ласково сказала она. — Ступай и ложись, пожалуйста, будь умницей…       Билл переминался с ноги на ногу, теребил рукава пижамы. Он сильно моргал, пряча слёзы — не хотел, возможно, беспокоить маму сильнее. Но и один оставаться не хотел.       Алекс вдруг тоже подошла к Биллу.       — Я могу посидеть с ним.       Молли мягко отмахнулась.       — Не утруждайся.       Но Алекс была настойчива. Она смотрела Биллу прямо в глаза, видя, как сквозь слёзы проступает надежда.       — Разве это трудно? — тепло произнесла она. — Позволишь посидеть с тобой, Билл?       — А ты сможешь мне почитать? — осторожно спросил он. Алекс уверенно улыбнулась.       — Я с удовольствием для тебя почитаю.       — Тогда пойдём, — согласился Билл и взял её за руку, чтобы показать дорогу к его комнате. Молли в спину прошептала ей: «Спасибо».       Комната у Билла была очень маленькой, дверь к ней располагалась там, где её не должно было быть — посередине крутой лестницы. Билл старался поддерживать здесь какой-никакой порядок, но он всё же был ребёнком, мальчишкой — тут и там валялись какие-то вещи, носки без пары, рисунки, раскрытые книжки. Уютно горел ночник. Сверху доносился рёв Перси и Чарли, сквозь которые прорывалось воркование Молли.       — Раньше у меня была другая комната, и сундук с игрушками был больше, а теперь комнату сделали меньше, раз родились Фредди и Джорджи, — разоткровенничался Билл, забираясь в свою постель. Алекс села на край. — Папа всё обещает построить четвёртый этаж, чтобы там были большие новые комнаты для нас всех, но не успевает из-за работы. Мне нравится жить одному, я не скучаю по Чарли. Он раздражает!       — Почему? — мягко спросила Алекс, взбивая Биллу подушку — когда она была маленькой, эльфы каждый вечер делали ей так, обещая, что от этого она будет лучше спать.       — Он вечно всё портит, даже тут всё разбросал! — пожаловался Билл. Алекс сочувственно протянула «м-м-м», возвращая подушку на место. Билл тут же улёгся, положив руки сверху на одеяло. — Его просто не остановить. Ломает и ломает мои игрушки, я и так почти все им с Перси отдал. Ну и близнецам подарил, когда они родились.       — Обидно, наверное, — вздохнула Алекс. — Ты не хотел отдавать свои игрушки?       — Да-а, — протянул Билл негромко и грустно. — А мама говорит, что я должен их понять. Они ма-а-аленькие! Вот сейчас они не спят, а я должен это терпеть…       И он хмуро показал на потолок, откуда всё ещё доносился шум.       — А ты не слушай их, Билл, — предложила Алекс. Она погладила Билла по плечу. — Я буду тебе читать, слушай только мой голос.       Билл зевнул и повернулся на бок, подтянул одеяло ближе к подбородку. Вид у него был грустный и задумчивый. Нельзя засыпать вот так.       — Ты сможешь побыть тут, пока я не усну? — попросил он тихо и поспешно добавил: — Пожалуйста… Я не боюсь, я просто не люблю быть один. Мама всегда обещает, что зайдёт и поможет мне уснуть, но не может, а папа всё время работает и вообще к нам не заходит. Мне грустно, когда никого нет. Тебе тоже было грустно? — вдруг спросил он.       — Что?       — Ты плакала, когда я зашёл.       Алекс чуть помялась. Билл словно видел её насквозь.       — Да, мне тоже бывает грустно, страшно и одиноко.       — Из-за войны? — неожиданно сказал он, вызвав у Алекс россыпь мурашек по телу.       — Что?!       — Я слышал по папиному радио, что война идёт. Папа сказал, что в нашем доме войны нет и поэтому нам нечего бояться. А ещё у меня есть волшебное одеяло. Я им укрываюсь и становлюсь самым сильным на свете! Дядя Фабиан заколдовал его для меня.       — Прекрасно! — Алекс обрадовалась, что Билл сам перевёл тему разговора. — Это оно?       Она показала на самодельный плед из множества разноцветных расшитых квадратиков, который валялся комом на полу. Билл кивнул. Тогда Алекс поскорее укрыла им Билла поверх одеяло, и тот уютно зарылся, улыбаясь. Или отвлечь его от грустных мыслей и правда легче, чем может показаться на первый взгляд, или он, будучи старшим братом, научился мимикрировать и прятать свои настоящие эмоции, чтобы не быть неудобнее ревущих, кашляющих и что-то требующих младших.       Так или иначе, Билл подсказал ей, какую книгу хочет послушать перед сном и помог найти свою любимую сказку. Алекс быстро пробежалась глазами по тексту: кажется, ей это незнакомо.       Это была сказка про храброго рыцаря с волшебным плащом, который на глупом коне скакал за своим сынишкой, убежавшим в страну гоблинов. Написана она была просто и мило, Алекс, пока читала, сама заинтересовалась, чем же всё закончится. Ей в детстве ничего подобного не рассказывали даже добрые эльфы. Алекс подумала, что хочет узнать у Молли, где достать такую же книгу…       «Вообще стоит купить книжек. С утра же поеду за ними в детскую лавку на Косом переулке!»…       Билл долго возился и не засыпал, и Алекс плавно перешла к следующей сказке — про доброго великана, забравшегося на бал к феям. Всюду было тихо, малыши над головой перестали шуметь, и казалось, что нет ничего, кроме её сказки.       Когда Алекс убедилась, что Билл крепко спит, она поправила ему одеяло, осторожно, как могла, встала с кровати, аккуратно убрала книжку и ещё несколько секунд смотрела на него спящего. Он мирно сопел во сне, и теперь казался совсем маленьким и безмятежным мальчиком.       Странное ощущение расплывалось внутри; она уже знала, что сможет справиться с ребёнком от пяти до семи, ведь оставались же они с Сириусом с маленькой Дорой. Но младенцы? Что делать с этими комочками? Как им помочь вырасти в таких прекрасных, осознанных, добрых детей?       Выйдя из комнаты, Алекс на секунду испугалась. На ступеньке под дверью, прислонившись плечом к стене, дремал Сириус. Сердце сжалось. Хотелось привычно пройти мимо него, не потревожив, но тот поднял голову, когда под её ногой скрипнула ступенька.       Он сонно улыбнулся, глядя на неё, отвёл волосы от лица. Несколько секунд Алекс размышляла, что будет делать — и сдалась.       — Ты знаешь, я тебя ненавижу, — прошептала она, осторожно садясь рядом, на ту же ступеньку.       — И тебе привет, — нежно шепнул Сириус, обнимая её за спину. — Я шёл поговорить с тобой, но услышал, как ты читаешь… Решил послушать и заснул. Ты можешь читать мне каждый вечер? Это так…       — Я тебя просто ненавижу, — перебила его Алекс, внутренне вскипая, сдаваясь — и ненавидя себя за это. — Ты собирался меня бросить, устроил истерику, а когда остался, даже словом меня не удостоил! А теперь ты сидишь тут и… Просишь почитать тебе сказки. Андромеда права — ты сам тот ещё ребёнок…       Сириус лишь хлопал глазами. Он вёл себя как ни в чём ни бывало, для него то, что Алекс из-за него с ума сходит — в порядке вещей.       — Я надеялся, что ты поймёшь меня.       — Я прыгнула под горящий поезд, Сириус. Я спасла жизнь дяде мальчика, которому только что читала сказку. Я собираюсь родить тебе ребёнка. И ты говорил, что тебе проще уйти… Впрочем… — она вздохнула. — Я теперь понимаю. Я держала маленького Фредди — или Джорджи, кто их разберёт, — и представляла, как прыгнула бы под поезд вместе с ним.       — Я об этом и говорил, — медленно прошептал Сириус. — О том, что второй раз я не смог бы это пережить.       — Если бы ты тогда был рядом, я бы не прыгнула, — твёрдо проговорила Алекс, глядя ему в глаза. — Меня просто никто не слушал. Меня контузило, я не могла никому ничего сказать. Фабиан умирал, а я одна об этом знала, понимаешь? Одна! Он мог истечь кровью у меня на глазах! Да, я жду ребёнка, но я всё ещё мракоборец. Я проходила подготовку. Я знаю, понимаешь, в какой ситуации можно нырнуть под пламя и выйти целым… Но если бы ты был рядом, я бы не прыгнула.       Сириус отвёл взгляд.       — Ты не видела, как это выглядело со стороны. Я думал, что потеряю вас обоих.       — Значит, не оставляй меня. Мы вместе это затеяли. Вместе и будем разбираться. А без тебя и меня не будет.       — Хорошо, — тихо сказал Сириус, обнимая её крепче. — Я обещаю.       — Я всё равно тебя ненавижу, — прошептала Алекс, прикрыв глаза и пряча лицо на его плече. Его тепло, его руки, его голос, его запах, она скучала по нему, очень скучала, он был ей нужен вплоть до самой последней клеточки. И плевать, что он сделал с ней до этого.       — Я знаю, — тихо рассмеялся он.       — Со мной нельзя так поступать! Я твоя жена!       — Я знаю…       — Я полдня провозилась с младенцами, я была напугана! — она подняла голову. Её глаза были огромными. — Я никогда не боялась так, даже когда сражалась с великанами! Ты… Ты хоть знаешь, что это такое, ты знаешь, что нам придётся пройти через то же самое уже зимой? Ты представляешь, как это тяжело?       — Не могу себе представить, — Сириус покачал головой. — Ну-ка, пойдём. Мне есть что тебе показать. Давай ты сперва посмотришь, а потом дальше будешь возмущаться?       — Я тебя ненавижу, — прошептала Алекс, поднимаясь вслед за ним.       — Я понял, — победно улыбнулся Сириус, беря её ладонь в свою.       Они прошли через кухню, где высокий рыжеволосый мужчина, Артур, рядом с покачивающимися в воздухе люльками негромко беседовал с Марлин и Гидеоном. Сириус провёл её через тихий тёмный сад в сарай, палочкой зажёг несколько факелов и Алекс увидела аккуратную деревянную кроватку. У неё были бортики, которые могли трансформироваться, и кроватка превращалась в люльку, которую легко можно было перенести или заставить парить, как люльки близнецов. У неё был подвесной мобиль с маленькими игрушками. Алекс слишком поздно обнаружила, что стоит вплотную к кроватке, держится за бортики, представляет, как оформит её, как нашьёт разных игрушек и подушечек. Потом она повернула голову к Сириусу — тот улыбался, и его лицо было полно какого-то нового, незнакомого Алекс ранее выражения. Он словно видел её в первый раз.       Вот что он делал целый день.       Она обняла Сириуса, прикрыла глаза и прошептала:       — Мы справимся. Мы точно справимся. Я впервые об этом думаю. Мы справимся. Не знаю, как… Но у нас всё получится.       Он беззвучно рассмеялся, поглаживая её по спине.       — Ты такая милая. Я знал, что мы справимся, с самого начала.       Алекс подняла голову, собираясь что-то сказать, но не нашла нужных слов. И он поцеловал её, заводя пальцы в волосы, придерживая её за затылок, и она живо подалась вперёд — как тут отказаться? Словно стоять под горячим душем после долгого дня, словно лечь в чистую постель, словно первый весенний дождь или первый снег, словно наконец вернуться домой — этот поцелуй был словно первый, лучше и слаще первого, потому что тогда было просто интересно, просто что-то новое, а теперь это было то, в чём Алекс не сомневалась и о чём знала, что это будет потрясающе. Она целовала его вместо того, чтобы рассказать, как ей его не хватало, как она боялась его потерять, как важны ей, словно воздух, эти редкие мгновения, когда она по-настоящему ощущает его рядом несмотря на то, что он рядом почти всё время.       Они вернулись в дом Альфарда, Алекс мельком вдохнула аромат сада (розы, жасмин, глицинии) и снова прильнула к Сириусу, а тот вовсе не был против. Он был близок с ней впервые за месяцы, и от того она вспыхивала, как свечка, от любого пойманного вздоха или движения ресниц, не то чтобы от прикосновения. Сириус и раньше был нежен, но теперь он словно поклонялся ей — отличие было лишь в том, что и Алекс теперь была совершенно, без остатка, искренна с ним, никаких игр, ужимок или обмана.       В ту ночь Сириус остался с ней. Аромат сада лился в окна, он был просто оглушителен… Сириус поцеловал её в щёку, укрыл одеялом и палочкой закрыл окно, чтобы она не замёрзла ночью. Алекс была совершенно счастливая. Она могла бы разрыдаться от счастья. Она могла бы пройти через многое, лишь бы этот миг повторился.

***

      Ночью тёплый бок, к которому прижималась Алекс, куда-то исчез, стало холодно. Она сквозь уплывающий сон куталась в одеяло, но не могла согреться. Дышать стало тяжелее, приходилось прилагать усилия, чтобы заставлять лёгкие раскрываться и сжиматься — на грудь словно что-то навалилось. Алекс недовольно открыла глаза и застыла в слепом ужасе: она была не в спальне дяди Альфарда…       Это была каморка в доме Лестрейнджей, комнатушка без окон, дверей и стен, где её братья, глумясь, запирали её, когда она была не так сильна в магии, когда она даже в школу не ходила и каким-то образом им докучала, а они хотели её проучить. Почему сейчас она здесь?! Алекс ощутила босыми ступнями щербатый холодный пол, стала вслепую ощупывать голые каменные стены. В этот раз Родольфус и Рабастан забрали у неё даже воздух, здесь дышать невозможно, даже её ребёнку не хватает воздуха, живот начинает поднывать… Алекс с силой смежила веки, пытаясь отогнать наваждение.       Хватит. Это ужасный сон.       Голос снова пропал, и у Алекс хватило ума не кричать, чтобы сэкономить кислород, но она отчаянно мычала, долбила кулаками по стенам, всё ходя и ходя кругами, готовая хоть без палочки сразиться с братьями, лишь бы они её выпустили и вернули обратно к Сириусу, вернули обратно в постель. Это сон — Алекс это чётко понимала, но почему тогда ей так тяжело дышать? Почему и сердце так сводит, и в животе тянет всё сильнее, и так сдавливает череп?..       Она рывком открыла глаза, обнаружив себя в постели, но что-то было не так — ей всё ещё было тяжело дышать. Нет, она по-настоящему задыхалась!       Алекс села и едва не свалилась из-за сильного головокружения, комната ходила ходуном, сложно было понять, где верх, где низ, всё мельтешило, словно в калейдоскопе. Она смогла увидеть, что постель пуста, Сириуса нет. «Где же он?». Алекс вдохнула ртом и едва не подавилась — словно песка наглоталась. Глаза стало резать…       Похоже на дым. Только его не видно. На вокзале было задымление, но всё было по-другому… И почему так холодно?       Алекс потянулась к тумбочке, стала щупать ладонью, пытаясь схватить палочку, но та выскользнула и упала на пол. Порыв — упасть вслед за ней. Если задымление — нужно прижиматься к земле. Им об этом на курсах говорили. Но это не задымление. Воспалённый мозг не мог прикинуть ни одной идеи, что бы это могло быть…       Алекс, уже чувствуя, что вот-вот лишится чувств, подтянула к лицу ворот ночной рубашки, но едва ли от этого стало легче… Вдруг что-то заставило дверь распахнуться, Алекс сквозь пелену и мельтешение посмотрела в ту сторону… Наверное, Сириус. Или кто-то из домовых эльфов. Или кто-то, кто пришёл её спасти…       Она открыла рот — зря, конечно, и зашлась в сокрушающем приступе кашля. Её разрывало на части, дышать она больше не могла. Это конец. Всё. Финиш. Она задохнётся в собственной постели. Алекс молотила по кровати, борясь за воздух, хрипя и отплёвываясь, как вдруг почувствовала резкое облегчение. Воздух появился, его стало много, Алекс не могла им наглотаться, он был резкий и острый, воздух, появившийся благодаря кислородному пузырю. Стоило приложить усилий, чтобы не передышаться им, потому что тогда можно лишиться чувств. Алекс изо всех сил заставила себя как можно скорее восстановить дыхание, держась обеими ладонями за живот, чтобы хоть немного успокоить его, ведь всё уже хорошо, они оба спасены. Глаза слезились, и она подняла голову, чтобы посмотреть на своего спасителя… В ту же секунду её словно поразило молнией, а в горле застрял возмущённый крик.       В дверном проёме на неё смотрел Рабастан Лестрейндж. Он держал палочку, подкрепляя своё спасительное заклинание, и его лицо было искажено гримасой.       — Ёбушки, Касси, — выплюнул он. — Ты и правда беременна?