Останься до утра

You said I'm young and I'm yours I'm free and I'm flawed... I'm here in your heart, I was here from the start. Benjamin Francis Leftwich - Box Of Stones Вокалист проворочался всю ночь, вороша простыни, переняв привычку Фолио, который отрубился практически моментально и, на удивление, почти не шевелился во сне. Вымотался. Это походило на лихорадку. Жар терзал лоб, а перед глазами постоянно мелькали картинки последних часов: сбивчивый будоражащий шепот, слетавший с припухлых губ, соприкосновение тел, гладкая, влажная кожа, под которой гипнотизирующе перекатывались мышцы. А в ушах грохочущим отзвуком не переставая отдавались те самые слова. Они терзали изнутри, царапая измученные стенки сознания, пропитывая неуверенностью. Ноа сомневался в себе, вывезет ли очередную романтическую историю, которая уже протекала не совсем счастливо. Не дав пробраться в голову мучительным мыслям ещё и об этой стороне их парадоксальных отношений, он повернулся к Нику, желая заткнуть фонтан нервозности. Его близость успокаивала, разбивая переживания на мелкие осколки, которые медленно склеивались обратно в отсутствии парня. Себастиан хотел невесомо коснуться голого плеча или щеки, просто чтобы ощутить знакомое тепло, влияющее на него, как мягкое седативное. Но барабанщик внезапно дернулся, слегка приподняв руку, будто что-то ища. Провел пальцами по постели рядом, наткнулся на запястье друга и обвил его, тут же угомонившись. Оба нуждались в друг друге, одновременно. Один сознательно, а другой даже не отдавая отчета в этом, продолжая спать. Солист застыл, пораженный данным фактом, понимая, что уснуть в ближайшее время точно не светит. Фронтмен пролежал на спине довольно долго, стараясь особо не двигаться, опасаясь потревожить юношу, беззастенчиво наслаждаясь слабой, безотчетной хваткой на своей руке. Данный жест, как и признание Фолио ясно давали понять, что тому хотелось и даже было необходимо показывать чувства по отношению к товарищу. Он не умел сдерживать порывы, бурля искренностью к любимым людям, а Ноа вообще желал утопить в ней, надеясь возместить ту малую часть тепла и внимания, которых его лишила жизнь в прошлом. По итогу, музыкант не жалел о сказанном, даже если их истории суждено кончиться печально. Ответ не был вытянут силой или хитростью, дабы потешить собственное самолюбие. Ник и столь низменные ухищрения существовали буквально в разных измерениях. Молодой человек вряд ли вообще представлял, как подобное проворачивать, а просто помог в очередной раз выбраться Себастиану из своей безопасной ракушки. Барабанщик, возможно, иногда демонстрировал очаровательную наивность, но точно не являлся дураком, прекрасно понимая, что между ними происходит. Озвучить, пусть и очевидные факты, иногда полезно. Произнося некоторые вещи вслух, будто освобождаешься, скидывая груз неуверенности, которым те наполнены. И определенную легкость вокалист испытывал. Теперь, будучи полностью открытыми, уязвимыми - это ощущалось честнее и, как бы парадоксально не воспринималось, более защищеннее, безопаснее. Все карты на столе рубашкой вниз. Не надо ни гадать, ни продумывать следующий ход. А проигравших и выигравших определит время. Когда тусклое предрассветное сияние пробралось в комнату, Ноа понял, что больше не может находиться в одном положении. Он аккуратно вытянул руку из мягкого захвата и повернулся на бок, лицом к Нику. Наконец, сонливость овладела сознанием, плавно погружая его в мир грез. Фолио проснулся просто потому что организм дал знак. Парень короткое время еще полежал с закрытыми глазами, чуть щурясь от дневного света, пробивавшегося сквозь веки, прислушиваясь к себе. Мышцы приятной тяжестью отзывались в теле после ночной нагрузки, а крепкий хороший сон подарил внутреннюю невесомость и прекрасное настроение с первых секунд пробуждения. Довольная улыбка расплылась на пухлых губах при воспоминании о пережитом опыте несколько часов назад, юноша медленно зашевелился, желая потянуться, но понял, что немного ограничен в свободе. Переведя внимание, обнаружил Себастиана, уткнувшегося лбом ему в плечо, обнимавшего товарища поперек талии. Такое произошло впервые. Ноа терпеть не мог любые контакты во время сна, страдая и терпя тактильность партнера, который в любом состоянии, в том числе и неосознанном, искал прикосновений с ним. Наблюдая диковинную картину, Ник заулыбался ещё шире, чувствуя, как сердце набухает от переполняемых эмоций, грозясь в любой момент лопнуть и вылить весь этот сильнейший поток на объект обожания. Он еле сдержался, чтобы не сгрести сонное теплое чудо в охапку и не начать покрывать поцелуями каждую черточку, каждую линию, каждую часть восхитительного лица и тела фронтмена. Дабы, правда, не сорваться, молодой человек ловко выскользнул из нежного плена и направился прямиком в ванную принять прохладный душ, переключиться, поймать иной вид бодрости. Фолио решил не будить солиста и дать возможность доспать ещё чуть-чуть, уверенный, что тот терзался многочисленными размышлениями несколько часов подряд, вырубившись, скорее всего, под утро. Слишком хорошо изучил эту тревожную натуру. Тёплые порывы летнего воздуха залетали в настежь открытое окно, принося с собой сладковатый аромат цветущих растений из парка неподалеку, перемешиваясь с терпким, ярким запахом свежесваренного кофе. Ник восседал на высоком стуле в маленькой кухоньке с чашкой в руках, наслаждаясь безмятежностью позднего утра. Он смотрел за игрой солнечных бликов, мелькающих на разогретых боках рядом припаркованных автомобилей, за лениво бредущими вдалеке по бордюру людьми, изнуренными лосанджелеской жарой, но перед взором все время вставало испуганное лицо Ноа после признания. Даже тени не помогли скрыть ступор вырисовавшийся в его выражении. Считывать метаморфозы в мимике друга казалось каким-то благословением, барабанщик был впечатлен этим преодолением и бесконечно благодарен за доверие. В голове то и дело возникал смиренный выдох: "Я люблю тебя". Чтобы еще раз услышать данную фразу, слетающую с нужных губ, парень готов отдать самое ценное и важное, даже обожаемые барабаны. "Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя" - молоточками стучало в висках и Фолио снова еле удержался от порыва ворваться в спальню, накидываясь с поцелуями на вокалиста. Мускулы налились приятной тяжестью и слегка тянули, от сидения на деревянной поверхности чувствовался незначительный дискомфорт. Ник плотоядно ухмыльнулся этим мелочам, не жалея ни секунды о сделанном. Он блокировал мысли о скором будущем, несущем разлуку, об их странном положении и полном незнании, что делать дальше. И сейчас это не имело значения. Впереди ждал целый день и ночь, от которых ребята возьмут максимум, дабы насытиться друг другом наперёд. Молодой человек неспешно приготовил крайне питательный завтрак из яиц, тостов и бекона. Требовалось пополнить силы после недавней активности и перед следующим раундом. Разложив еду по тарелкам, юноша бесшумно пробрался в комнату и аккуратно опустился на постель. Ноа лежал на животе, зарывшись правой стороной лица в подушку, подложив под неё руки. Очень не хотелось разрушать атмосферу сонной благости, но Ник помнил о режиме Себастиана, который необходимо было восстанавливать. Немного полюбовавшись длинными, чёрными, еле заметно трепещущими ресницами, надеясь, что товарища не беспокоят кошмары, тёмными узорами татуировок, украшающими плечи, медленно наклонился к солисту. Чувственно, мягко, осторожно поцеловав каждую родинку на бархатной щеке, барабанщик прошелестел около чужого уха: "доброе утро". Солист часто заморгал и открыл один глаз, фокусируясь на фигуре рядом. Подарив в ответ милую, слабую улыбку одними губами, певец потянулся всем телом, издав протяжный звук. Растрепанные волосы рассыпались по подушке, скрывая своего обладателя от внешнего мира легкой завесой. Фолио ласково отвёл несколько прядей в сторону, и снова склонившись, хриплым полушепотом проговорил: - Твои родинки такие красивые, словно россыпь звёзд на отрезке неба, - он провел кончиком носа от одной до другой невидимые линии, вырисовывая собственное созвездие. Фронтмен забыл как дышать в этот момент, испытывая волнообразную дрожь, накатывающую снизу вверх, острой щекоткой достающей до сердца. Нику было мало Ноа. Тот лежал перед ним прямо сейчас, трогай, целуй, обнимай, разговаривай, сколько хочешь, но этого казалось недостаточно. Потому что не навсегда. Нехватка проявлялась на физическом уровне, легкими покалываниями на коже и ноющей тоской под ребрами. Пронизывающее ощущение, будто кто-то потихоньку эфемерными, длинными, невидимыми, цепкими клешнями утягивает вокалиста вдаль туманило рассудок. Снова всплыла тревожность относительно их мутного будущего, переживания за друга, которому совсем не просто даются хаотичные отношения. Барабанщику хотелось бы всё изменить, разобраться с ситуацией безболезненно для каждого участника, но просто не знал, как это сделать. Как перевернуть всю жизнь с ног на голову и потом устаканить её обратно? В сотый раз за утро отгоняя настырные, беспокойные думы, юноша утыкается в мягкую шевелюру, опаляя чужой затылок теплым дыханием и весело призывает подняться: - Вставай, завтрак стынет. Себастиан наслаждался каждой секундой проведенной с Фолио, любым, даже незначительным занятием: от совместного поглощения пищи, сопровождаемого глупыми шутками, до обсуждения новой, только возникшей идеи для очередной песни. Здесь и сейчас любить этого человека было прекрасно. О большем и не думалось, потому что опыт подсказывал - желание чего-то большего всегда ведет к страданиям. Он учился ценить мгновения настоящего, ибо горести всегда беспардонно врывались к нему на порог и сделают это еще не раз. Поэтому так необходимо проживать, вдохновляться хорошими событиями, проникаться мелочами, напитываясь волшебством этих эпизодов. И Ник создавал, дарил океан самых лучших, волнующих воспоминаний. Каждое, словно драгоценный, переливающийся всеми гранями камень, опадал в шкатулку памяти солиста. Сокровища доставались постоянно, бережно перебирались, заставляя сердце сжиматься от красоты и особенности любого экземпляра. Всякий случайный момент с товарищем, всплывающий в сознании, воспринимался на вес золота. Ничего ценнее, помимо группы, Ноа в жизни не имел - вот и всё богатство. Первый раз тоже не стал исключением. Музыкант расценивал данный процесс, как опыт, готовясь просто перетерпеть и время от времени тормозить пылкую натуру барабанщика. На удивление, тот оказался даже более трепетным и внимательным, чем Себастиан. Из бушующего, поражающего воображение красотой и силой водопада, парень превратился в тихую заводь, обволакивающую своей чистой, прохладной гладью. Возможно, уже испытав все нюансы сего действа, юноша понимал, какие манипуляции лучше и приятнее для человека в позиции снизу. Возможно, его вела интуиция и невероятные эмоции, захлестывающие по отношению к партнеру, желание доставить удовольствие. Но фронтмен буквально тонул, преодолев самый трудный отрезок, иногда теряясь во всплеске страсти, он плавно погружался на глубину неизведанного, всепоглощающего, проникающего в каждую клетку наслаждения. Воды Фолио смыкались всё плотнее, запасы воздуха кончались, но Ник хватая Ноа за шею, заставляя запрокинуть голову и прогнуться в пояснице, склонялся, впиваясь в губы партнера спасительным поцелуем, не забывая после развратно облизать челюсть и скулу. Ближе к концу Фолио чуть дал волю своему нутру, позволив сильнейшему течению из сплошного вожделения и ненасытности захватить вокалиста, закрутить в воронке, унести и потеряться в неконтролируемом, мурашечном предвкушение финала. Себастиан отдался полностью, не страшась, не паникуя, и даже по краю мысли не проскользнул о том, что жалеет или хочет всё прекратить. Принадлежать кому-то столь лучезарному, незапятнанному, бескорыстному, с красивой душой, всё равно что дотронуться до священного Грааля и впустить в себя его исцеляющий свет. Удивительно, но сквозь прикрытые веки было очень ярко, ослепляюще. Оргазм, как мощнейшая солнечная вспышка поглотил каждый миллиметр, казалось, после такого уже ничего не останется. Существование бессмысленно. Но через несколько секунд реальность вместе с острым послевкусием удовлетворения вернула ясность, отрезвляя. Ноа услышал хриплый, громкий выдох позади и понял, что только ради одного этого звука стоит жить.