Останься до утра

Помимо легкости и безмятежной радости близость Ника теперь приносила еще и волнение. Особенное волнение, которое ни с чем не спутать, если испытал его однажды. Внизу живота появляется вибрирующая щекотка, отдаваясь импульсами выше, доходя до самого сердца, которое резко ускорялось, глухо ударяясь о ребра. Слишком полярные чувства испытывались одновременно, это походило на прилив и откат волн на пляже. Кажется, еще чуть-чуть и сгинешь в морской пучине, а потом тебя выносит на берег, спасительный воздух снова поступает в организм, но безграничные силы вод опять утаскивают за собой, не дав толком оклематься. Ноа не хотел принимать происходящее и всерьез анализировать собственные, хорошо знакомые реакции. Барабанщик тоже совсем не помогал. Детская непосредственность натуры и игнорирование границ с близкими людьми, которые в силу его очарования позволяли эти границы игнорировать, усложняли ситуацию намного. Ник не делал ничего такого, чего не совершал ранее, возможно, стал еще тактильнее и откровеннее в общении, за счет того, что ребята в принципе становились ближе с каждым днем. Он мог лечь и умоститься головой на коленях Себастиана, а не просто сесть рядом на диване или что-то обсуждать, играясь с отросшими, мягкими волосами друга, пропуская шелковистые пряди сквозь пальцы, иногда плетя ему мелкие косички. У Фолио получалось сие занятие свободно, потому что имел опыт, часто нянчась с маленькой племянницей. Подойти сзади и положить подбородок на плечо Ноа, специально вставая для этого на носочки, считалось в порядке вещей, обычным приколом. Парня почему-то забавляла их разница в росте. Вокалист же буквально умирал внутри и моментально возрождался из-за всех этих манипуляций: от мягких, ласковых прикосновений к шевелюре, от чужого, теплого, спокойного дыхания, гуляющего по коже, когда Ник оказывался слишком близко, от случайных, мимолетных или намеренных, уверенных касаний. В желудке завязывался тугой узел, будто пытаясь вывернуть беднягу наизнанку, в голове мысли устраивали панические скачки, а фронтмен надеялся лишь на одно, чтобы товарищ не услышал, не почувствовал, как учащается его сердцебиение. Потому что, казалось, этот оглушающий, ритмичный бит можно было распознать за несколько метров. Себастиан не знал, что с этим делать. Да и если честно, нормального выхода тут не проглядывалось. Разваливать группу из-за собственной слабости или выгонять барабанщика, которого так долго искали, представляя того именно таким, как Фолио, он просто не имел права. Но и держать себя в руках всё больше походило на пытку. Их слишком много связывало помимо работы. У парней был сильно схож вкус в музыке, они любили разные жанры, не отрицая даже разного рода эксперименты, оба легче воспринимали что-то новое, тянулись к неизведанному, непривычному. Себастиан с неподдельным интересом мог долго слушать рассказы молодого человека про его любимую рыбалку или футбол, несмотря на то, что в жизни эти знания никак не пригодятся, но считал полезным черпать информацию из любой сферы деятельности. Ник же точно так же внимал повествованию про очередную, заумную прочитанную книгу и не менее заумный просмотренный фильм. И, кажется, никто из них не осознавал, что это связано далеко не только с тягой к новым познаниям. Спустя несколько месяцев бесконечных, каждодневных репетиций в гараже семьи Фолио, в котором ребята практически поселились, они, наконец, выпустили их первый сингл. Песня переписывалась на студии раза три, постоянно что-то добавлялось, музыканты боялись облажаться в самом начале своего становления и поэтому казалось, что можно сделать ещё лучше. Но терпение продюсера лопнуло, пришла пора заявить о себе, как о творческом коллективе. У Ноа тряслись колени, по-настоящему. Никогда в жизни он не испытывал подобного нервоза, какой бы пиздец не происходил. Спасибо, прошлое закалило. Этот релиз по сути решал их дальнейшую судьбу. Покажется ли тяжелый труд группы, подобное самовыражение в музыке аудитории привлекательным, заинтересуют ли они хоть кого-то? Себастиан вложил в данный проект всего себя, все силы, то немногое, что имел за душой и весь опыт, который успел приобрести, пока пытался реализоваться последние несколько лет. Ему повезло лишь в двух аспектах: безграничный талант и такие же талантливые, хорошие люди, согласившиеся разделить с ним этот путь. Когда парень наблюдал за друзьями, записывающими партии по отдельности, прошивающие своим даром атмосферу, воплощающие их совместную идею во что-то реальное, переплетаясь с помощью инструментов вдохновением, его изнутри прошибло приятной дрожью. Но следить за работой Ника оказалось по истине чем-то особенным. Вокалист восхищался товарищем и не особо это скрывал, нахваливая того при любом удобном случае. Барабанщик уже в одиннадцать лет лихо отбивал по любимым тарелкам и совершенно точно знал, кем хочет стать. Ноа в одиннадцать впервые столкнулся с пугающей несправедливостью и неотвратимостью жизни, не зная, как по ночам не задыхаться от панических атак и точно не думал о будущем. Такие разные судьбы и, всё-таки, сейчас они здесь вместе. Каждое уверенное па руки Фолио, каждый изящный взмах головы, полуприкрытые в удовольствии глаза от собственной игры, призывно поблескивающее на свету металлическое кольцо в проколотом носу, всё перевернуло в груди у Себастиана, а потом с бешенной скоростью сорвалось вниз вместе с сердцем, как при падении с высоты. Свободный полет внутри собственного тела, это поражало, завораживало и вызывало страх одновременно. Кажется, испытывать двойственные чувства по отношению к другу становилось нормой.