Girls-Gift

— Сколько раз я уже говорила, что если ты что-то готовишь, то сразу, — повышает голос, чтобы показать своё недовольство. — должна убирать все следы готовки! В завершение потирая тряпкой столешницу у плиты, как и велела мать, Джинн всё равно старается сдержать улыбку на лице, не показывая своего страха перед строгим тоном родителя. Чуть подальше, на основном столе, за которым обычно едят, стоит горячая еда, над которой так страдала Джинн последний час, мучая и духовку своей выпечкой. Фредерика, почти мгновенно остывая, уже более сдержанно наблюдает за процессом, а затем и вовсе уходит с кухни, немного задержавшись в дверном проёме: наблюдает за входной дверью. — Не нужно показывать гостям своё невежество, — поясняет женщина, складывая руки за спину, пока Гуннхильдр-младшая приводит себя в порядок, вытирая руки полотенцем, по структуре напоминающем вафли. — Смысл, если этому гостю ты не особо рада? — с ноткой радости отвечает Джинн. — Джинн! Диалог прерывает звонок в дверь, который и завершил их ожидание. Женщина отступает с пути, проходя в свой кабинет, пока Джинн, заканчивая возню у кухонного гарнитура, бросает полотенце и идёт открывать дверь, впуская свою любимую. — Привет. Ну, как твои дела? — вполголоса интересуется Лиза, изящным движением переступая порог квартиры и сразу стягивая шарф. — Привет! — загорается Гуннхильдр, но весь свой горячий шёпот сдерживает, становится более тихой и вот-вот спешит оглянуться, чтобы проверить, всё ли нормально, но не успевает, так как пришедшая уже тянется к её лицу и оставляет поцелуй на щеке. На коже остаётся тёмно-красный, очень заметный след губ. А потом размашистые объятия. Ведь Лиза не только пришла на самый любимый праздник Гуннхильдр-младшей, – Рождество, – а и наконец смогла впервые за неделю явиться лично на часик-другой, и не на пару мгновений чисто для кратких "формальных" объятий. — Никого нет. — Пока что. "Пока что" было особо частым явлением для очень загруженной Джинн, живущей почти каждый день по расписанию: Лиза всячески старалась втиснуться в небольшие промежуточки времени, искренне желая оставаться рядом даже с настолько занятым человеком. Перегруженным подростком. Что, конечно, сделала любящий родитель, Фредерика, – ожидать чего-то иного в воспитании от бизнесвумен не стоило, ведь всем понятно, что если хочешь нормальной жизни в будущем, – нужно делать для этого многое ещё с ранних лет. С того момента, как начинаешь понимать человеческую речь или сам ходить. Тут к ним тихо выходит взрослый, и вслед за Джинн, поворачивающей голову к родителю именно той стороной, где осталась помада, Минчи успевает поднять рукав кофты и рывком вытереть об него след. Фредерика осуждающе смотрит на парочку, на раскрасневшуюся Джинн, которая сама будто уже пришла с мороза, да и на её подругу, выдерживающую широкую улыбку. — Здравствуйте, — веет дружелюбностью от девушки. — Как ваши дела? — Всё нормально, —  приходит несколько саркастичный ответ. Джинн, проследя за репликами обеих, опускает взгляд и чувствует эту знакомую атмосферу открытой неприязни разных темпераментов; если Лиза, студентка, на год постарше своей девушки, качается в кресле от рассказов Гуннхильдр-младшей и, улыбчиво, делает какие-то выводы про строгого родителя и то, как его политику можно обойти, то отношение Фредерики к Лизе кажется несколько комичным, потому что когда взрослый человек отпускает нелестные комментарии к личности даже не своего круга общения – это опускает возрастные рамки к одной общей черте, и вот Фредерика Гуннхильдр уже делает каменное лицо на любые выходки дорогой подружки дочери. Но разрешение Фредерики на совместное празднование Рождества с такой личностью, как Лиза, стало очень неожиданным и радостным для спрашиваемой: Джинн будет делать всё, чтобы вся семья осталась с хорошими, по крайней мере, не совсем ужасными воспоминаниями. Учитывая план девушек сделать во время стола то, что они так давно хотели показать своим родителям. Если миролюбивые родители Минчи ещё о чём-то могли догадываться, зная вкусы своей дочери, то Гуннхильдры жили железной логикой и формальностями. Когда дом был по большей части ещё пустой, комнату Джинн застилал тёплый оранжевый свет лампы, оставляющий на потолке гипертрофированные тени различных предметов, стоящих рядом с источником света. Пара валяется в постели, рассуждая вслух, пока Лиза, подавляя пассивную агрессию в шутку, только смешную для себя, цитирует какую-то книжку: — За ней бежали с огнём и вилами, гнали к обрыву, — переходит на смех Минчи. — Да ну, — мягко толкает её Джинн. — Я бы не допустила такого ни в коем случае. Рыцари должны защищать дам, а не гнать. Рука Лизы, обнимающая девушку за талию, чуть поднимается, закрывая собою выступающие на худом теле рёбра. — Твоя мать откровенно меня не любит, как ты собираешься сказать ей о том, что мы с тобой уже столько времени вместе? Думаю, она и то бы лучше ко мне относилась, будь я какой-нибудь злой ведьмой. — После учёбы, — имеет в виду свой скорый выпуск, — мы хотели жить вместе. Рано или поздно она должна будет знать о том, что её идеальная девочка чуточку неидеальна. На слова любимой Лиза даёт ей по макушке достаточно ленивым движением, но так, чтобы показать своё недовольство. — Чем любовь к женскому полу – неидеальна? Ты совсем уже потерялась тут в своих экзаменах, — обе смеются с ситуации, ведь это правда. Это влияние... Именно из-за него Фредерика не любит таких абстрактных людей, влияющих на её дочь не совсем нужным образом, – или ей так казалось. Ведь что нужно Джинн, то, к чему хочется тянуться и чего нужно достигать, определит сама Джинн. Глубокий вечер, тьма за окном. Разговор льётся про самые разные вещи, и со временем родитель начинает всё больше вставлять своих комментариев в этот диалог, напоминая о себе, третьей, обстоятельствами приглашённой. И вот, фокусируясь на том, чтобы понять, каким на вкус вышел собственно-приготовленный ужин, Фредерика сама не заметила, как Джинн мягким движением докасается до её руки, прося вернуться к ним, а потом отрывками одёргивает саму себя, не считая тактильный контакт хорошей идеей. — Мам, вообще я не просто так позвала к нам Лизу на ужин, — заявляет Гуннхильдр-младшая, начиная. — Я хотела бы немного тебе открыться насчёт будущих планов. — И я в них участвую, — кивает Лиза, потянувшись к своему чаю. Если и было между столом волнение, то оно обходило пофигистичную и смекалистую на слова Минчи, которая сидела и наблюдала за типичным началом противостояния между матерью и дочерью: была у них сложность в том, что Джинн и Фредерика были как две капли воды. Что на внешность, что на характер. Потому любые разговоры сходили на монолог у зеркала, где Джинн пытается пояснить за жизнь такой же закрытой и накрученной в себе женщине. Фредерика оставила столовые приборы и сложила руки, принимая строгую позу, в которой она обычно слушает подчинённых на работе. Но с каждым новым словесным оборотом и нежным взглядом её дочери в сторону Лизы, коктеливо разбрасывающей свою энергию по помещению, сила в женщине угасала, Фредерика слабела от шока, пока не получила твёрдый и прямой ответ. Вернее, несколько. Итак, Рождество. Новый год. Дочь-лесбиянка. Дочь-лесбиянка, желающая съехать сразу после выпускного. Дочь-лесбиянка, желающая съехать к своей девушке сразу после выпускного. Она не из тех людей, кто будет симулировать плохое состояние, делать вид, что её довели, манипулировать другой стороной для достижения своих целей. Фредерика наконец почувствовала, что за другим концом красной праздничной скатерти сидит её уже взрослый ребёнок, которого не проконтролируешь. В их свободной стране никак не пойдёшь против такой любви и никак не запретишь взрослому человеку идти по пути, который строит собственное сердце. — Что ты хочешь от меня услышать? — хрипит женщина, обращаясь к дочери. Худшие праздники. — Извини, Джинн, — останавливает Лиза начинающую говорить, чтобы ответить Фредерике. — Я понимаю, что для вас сейчас данная информация стала шоком, но мгновенного ответа и принятия мы не ждём. Если вам угодно поговорить наедине, я вас оставлю ненадолго. Получив разрешение от любимой в виде простого рассеянного кивка, Лиза на мгновение коснулась головы Гуннхильдр, больше не скрывая свою нежность в каждом движении. Когда же "семья" смогла остаться одна, то Фредерика всё также молча сидела, даже не прикасаясь к тому, что планировала выпить. Переливающаяся огоньками гирлянды ель стояла в углу гостиной, где они сидели, немного переключая на себя внимание: в строгом доме через подобные праздничные или неформальные мелочи просачивался такой значимый уют. Джинн будто пыталась найти в этом уголке ответ на то, что делать дальше, но никак не могла сама взять себя в руки. Только сказать нежное "мам" ещё раз. — Давай не будем портить праздник, — отрезает родитель. — Я знаю, что она не нравится тебе, но я не могу жить твоим одобрением! — Фредерика отворачивается, отчего Гуннхильдр-младшую охватывает отчаяние почти до слёз. — Я не хотела тебя обманывать, я хочу, чтобы ты честно знала меня. — Не стоило делать сейчас такой подарок. В комнате остаётся одна Джинн, тонущая в тоске и непонятном чувстве вины перед матерью, будто сделала что-то не то. На щеке фантомно чувствуются поцелуи, которые так часто любит дарить ей Лиза. *** Двадцатые числа и оттепель постепенно сменяются на тридцать первое декабря и мягкий мороз. После рождественских дней приходит Новый год – такой же по атмосфере праздник, только полностью меняющий год. Джинн, зная, что родитель всегда что-то дарит ей на каждый праздник, немного мечтает о том, что в этот раз могло прийти в голову матери; они не говорили последние несколько дней, обмениваясь только бытовыми, необходимыми обеим фразами, а затем снова замолкали, отлично зная, из-за чего это. А Гуннхильдр-младшая ждёт "это" после недавно пришедшего сообщения: "пять мин, жди". Да, Лиза не останется у них, но непременно зайдёт ради Джинн. Девушки не хотят громкости – они всё равно стараются никого не тревожить своими взаимоотношениями, потому продолжают всё делать ненавязчиво, тихо. Даже приходить друг к другу. Но только входная дверь отворилась, весьма тихо давая проникнуть за порог, из кабинета Фредерики слышен голос, зовущий Джинн будто для какой-то новой гнусной задачи, которые так любила ставить женщина. Лиза жестами отправляет ту на зов, ожидая в прихожей; уж лучше не мешать взаимоотношениям семьи, ведь внегласно порядки и дела устанавливаются теми, кто здесь и проживает. — Да? Фредерика сидит за ноутбуком и даже не отвлекаясь от своих дел говорит, где и что сейчас нужно взять девушке. Когда Джинн берет в руки маленькую, явно предназначенную для дарения кому-либо коробочку, то задаётся вопросом, почему родитель позвал её именно сейчас, явно слыша активность в коридоре. Тут женщина разваливается в кресле, коротко прося: — Вручи это гостю. Скажи, что у меня много работы сейчас. Спасибо. — Гостю? — удивляется Джинн. — Ты знаешь, кто зашёл? — Родители обычно знакомы с девушкой своего ребёнка, — с сарказмом улыбается Фредерика, самой себя стесняясь. — Мам. Мам...? Но когда ответа не последовало, Джинн быстро обежала рабочий стол и обняла мать, также быстро возвращаясь к выходу.