Фальшивый поцелуй

      Чуя ждал весь день. Он пылал от бешенства восемь часов, пока волонтерил вместе с Осаму, рассказывая поступающим о прелестях университета. Дазай был прекрасен, даже несмотря на идиотскую желтую кофту, которая была их униформой. Рассказывал так интересно, что заслушаться было бы можно, шутил — ребята смеялись, не теряя концентрации. Он был очарователен. Как всегда.       Чую, однако, разрывало другое. Он как-то не подумал, когда обменивался с Гин местами, что не будет с Дазаем наедине. Даже не так: он привык (смирился), что Осаму может уделять время другим, в этом не было ничего наказуемого. Но сейчас он полностью завладел вниманием сотни восхищенных, напрочь влюбленных в него глаз, и Накахара разрывался от гордости и…       Ревности.       Юан, желтоволосая — примеряла образ цыпленка, вероятно, — заметила, когда они разбирали анкеты:       — Смотри на него поменьше, а то даже мне неловко.       Но Чуя не мог! Это было так глупо, иррационально, оскорбительно, что он ревновал. Дазай не заслуживает недоверия — Чуя знал, что тот не предаст его. Но видеть, как остальные понимают, настолько Осаму… потрясающий, вместо радости о том, что Чуя счастливчик, он чувствовал собственническое желание схватить и запереть в замке свою драгоценность.       — Чуя, все хорошо? — обеспокоенно спросил Осаму, мягко схватив его за запястье, когда выдалась свободная минутка. — Ты выглядишь…       Врать откровенно, говоря, что он в норме, Накахара не захотел. Но и коварную «обсудим дома» произносить не было желания. Зачем волновать Осаму и портить ему день своими идиотскими неуверенными мыслями? И почему они вспылыли именно сейчас? Чуя не знал, что с этим делать! Он совершенно запутался в себе. Он никогда не посягал на свободу другого человека, у него даже мысли не было кого-то ревновать.       — Не волнуйся, — в итоге выбрал Накахара нейтральный вариант и на миг прислонился губами к его щеке.       И сразу стало чуточку легче.       Когда они, наконец, оказались дома — ну, фактически, это был дворец Дазая, но Чуя в последний раз был в своей квартире месяц назад — то, поев и отдохнув, Осаму решил вернуться к разговору.       Вернее, усыпил бдительность и напал на беззащитного, разомлевшего от перебирания волос Накахару.       — Что сегодня случилось?       Чуя сделал тактическую ошибку: посмотрел на Дазая. Лёжа на его коленях, пока он бессмысленно трогал волосы Чуи… и своя вспышка ревности показалась глупой и детской. Глаза Осаму ласкали его, ничего не говоря, и он спокойно ждал ответ, пока как Накахара пытался собрать мозги в кучу.       Стыдно до безумия. Он не любил быть… непоследовательным. Но требовать честности от партнёра и скрывать что-то самому? Чуя не лицемер.       Он думал, что говорить правду с возрастом станет легче — но нет, все ещё как прыжок в ледяную воду.       — Я тебя приревновал, — признался он. — Но это было глупо.       — Оу, — глаза Дазая мерцали. — Что же, я делал то же самое.       — Ч-чево? — заикнулся Чуя. — В этом нет логики! Все смотрели на тебя!       Дазай обхватил его лицо руками и оставил короткий поцелуй:       — Я видел по-другому.       И стало не так глупо. В плане, Чуя не верил, что он мог затмить Осаму — такого прекрасного, восхитительного, обаятельного, красивого. Но сам факт, что Дазай тоже испытывал подобное… делал происходящее не таким странным, необычным. И все же он смущенно пробормотал:       — Ты говоришь неправду.       Осаму фыркнул.       — Чуя, я постоянно смиряюсь с тем, что каждый, с кем ты разговариваешь, очаровывается тобой. Радуюсь, что ты мой, но все равно ничего не могу с собой поделать. Иногда мне хочется повесить на тебе табличку: собственность Дазая Осаму. Бывают моменты, когда это желание нестерпимо.       — Для этого мы и встречаемся, — облегчение, которое Накахара иррационально испытывал, было слишком огромным. Он поднялся, садясь на ноги, и поднял подбородок Осаму. Секунда — и он все же не удержался. Смял его губы, медленно посасывая, и сердце привычно сбилось с ритма, когда Осаму тут же ответил. Чуя едва справился с голосом: — Это благодарный поцелуй.       — Давно же мы их не вспоминали, — ухмыльнулся Осаму и поднялся с дивана. — У меня есть идея. Пошли.       Так они оказались в спальне. Осаму притянул его на кровать, нависая, и боднул носом. Чуя улыбнулся: он так привык к Дазаю, что его уже не нужно было успокаивать — он был расслаблен в его компании так, будто был наедине с собой.       — Хочешь побыть сверху? — внезапно спросил Дазай, и Чуя чуть не вскинулся.       — Что?!       — Что не так? — Осаму выразительно выгнул бровь.       Это было неожиданно. Накахара знал, что Дазай, несмотря на свой внушительный опыт, никогда не позволял себе быть принимающим. Как он сам сказал: не может настолько довериться, опустить контроль, и Чуя не настаивал на смене позиции — его вполне все устраивало. И сейчас…       Чуя подавил глупые вопросы вроде «Ты уверен?», «Ты в здравом уме?». Знал, что Осаму не стал бы предлагать, если бы сомневался — они договорились об этом сразу, как начали встречаться, и у него не было сомнений в том, что Дазай помнит их правила. Поэтому он лишь предвкушающе улыбнулся, чувствуя жаркое волнение:       — Хочу.       Осаму не носил бинтов, когда был дома. Чуя уже не замечал этого, лишь радуясь текстуре кожи, а не ткани, и решил воспользоваться этим. Он прошептал:       — Дай мне…       Осаму запрокинул голову, открывая доступ к шее, и Чуя мгновенно воспользовался этим. Он знал, что Дазаю нравится, что он любит, и изучил его тело досконально. Осаму просяще выдохнул, когда Накахара оставил дорожку поцелуев вверх, до уха, и слегка прикусил мочку. У Осаму закономерно побежали мурашки.       У него были очень чувствительные уши. Он не мог не извиваться, когда Чуя лизнул раковину, легко проходясь по изгибам, и схватил его за предплечья, не в силах терпеть удовольствие. Может, дело было в том, что шрамы не особо чувствовали ласку — однако Чуя и их не обходил стороной, просто действуя интенсивнее, чем обычно. Осаму вздрогнул, когда Чуя прикусил нежную кожу на ключице.       — Поцелуй меня, — выдохнул Дазай, и Чуя сразу же послушался.       Сладко и интимно. Двигаясь в мягком, неторопливом темпе, Чуя ощущал, как тело Осаму расслабляется под ним, как он выгибается, и каждый контакт с ним обжигал, словно нервные окончания были оголены. Дазай застонал ему в рот, когда Чуя прикусил губу и углубил поцелуй. Воспользовавшись, он запустил руку под кофту Дазая, ощущая неровность кожи и твёрдые мышцы под ней. Провел пальцами по кубикам пресса, добираясь до груди, и услышал заполошно бьющееся сердце. Он оторвался, хрипло приказывая:       — Сними одежду.       Они быстро расправились с ней, и Чуя как обычно запутался в штанах. Чертыхнулся, ругаясь. Дазай тихо рассмеялся:       — Как ты можешь быть таким грациозным и неуклюжим одновременно?       — Заткнись, — смущенно пробормотал Чуя и вернулся на постель.       Он хотел насладиться им, запечатлить картинку в памяти, как и всегда, когда дело касалось близости.       Грудь Осаму вздымалась, розовые бусинки сосков призывно требовали внимания, шея покраснела, и на ней уже расцветали засосы… Темный взгляд, полуприкрытый густыми ресницами, тонкие губы без намёка на улыбку. Кудри, спадающие ему на лоб, блестящие, лежащие, как идеальная укладка. Так и хотелось запустить в них руки, растормошить. Он слишком красив, чтобы быть человеком. И все это — для Чуи. Запястья с извилистыми венами, острые выразительные ключицы, дорожка волос, ведущих к паху. Чуя благоговейно прикоснулся к телу губами, оставляя лёгкие, как перышко, поцелуи. Невозможно смотреть на него и ничего не делать. Хотелось смять, трогать, обгладить все, чтобы не осталось ни кусочка кожи, где бы Чуя его не пометил. Дазай сладко выдохнул, когда Накахара прикоснулся к головке члена, слизывая каплю предэкулята.       Чуя не торопился: он медленно облизал основание, с весельем отмечая, как Осаму нетерпеливо дернулся, и взял в рот яичко, посасывая. Дазай выгнулся:       — Чуя…       Ласкать Осаму было всегда, как в первый раз. Чуя был уверен, что никогда не насытится его резкими выдохами, намекающими движениями бедер, привычкой закусывать губу, когда особенно приятно… Обычно в постели вёл Осаму — он всегда замирал, когда Накахара его трогал, особенно шрамы, и потребовалось немало времени, чтобы Чуя доказал, что его ничего не смущает. Каждый разговор, каждое действие стоило того, что происходило сейчас. Накахара старался показать, насколько Дазай восхитителен. Как он благодарен его доверию.       — Ты точно уверен? — выдохнул Чуя, когда Дазай развел бедра, и не смог устоять перед тем, чтобы не выцеловывать каждый сантиметр.       — Да, — Осаму зашипел, когда Накахара лизнул его вход. — Что ты…       — Перевернись, — тихо скомандовал Чуя, и взял смазку, пока Дазай исполнял. Дыхание замерло перед увиденным, и Чуя сипло прокомментировал, не в силах сдержать восторг: — Ты такой…       Он не смог удержать себя — обнял, прижимаясь телом к Дазаю, мокро лизнул крылья лопаток и провел дорожку по позвоночнику. Чувствительная поясница — Дазай невольно выгнулся, когда Чуя прикусил кожу, и, ухмыльнувшись, он решил остановиться на этом месте подольше.       — Мой, — беспорядочно шептал он. — Такой красивый, раскрытый, отзывчивый… Да, Осаму, да. Сладкий…       Он добрался до копчика, замечая поджавшийся вход, и решил мягко предупредить, фиксируя руку под животом.       — Скажи, если нужно остановиться.       Осаму вздрогнул всем телом, когда Накахара провел языком по расщелине. Голос у него сломался.       — Чуя… что ты…       Накахара усмехнулся, повторяя движение. Он уже давно не был смущающимся от каждого действия девственником, и ему всегда хотелось узнать, как Дазай отреагирует на это. И если уж ему разрешили — то Чуя был намерен наслаждаться полученной властью в полную силу. Он обвел вход, мягко тыкаясь, и почувствовал, как Осаму со всхлипом уткнулся в предплечье.       — Все хорошо? — Да, — Осаму вздрогнул, и Накахара усмехнулся, не останавливаясь. Он хотел всласть поиграться, довести Дазая до края, сделать первый опыт незабываемый — как и его. — Да, да, да… Чуя, черт возьми!       — Мм? — Чуя на секунду отвлекся, касаясь пальцем поджавшееся колечко мышц. Слишком хорошо, чтобы отрываться. — Что ты чувствуешь, Осаму?       — Это слишком приятно, — голос сорвался на последнем слове, и Чуя загордился собой. Дазая не так просто было выбить из себя, но Накахара, кажется, пока что справлялся. — Это… не могу подобрать слов… я не хочу, чтобы ты останавливался, Чуя!..       Чуя хрипло рассмеялся, когда протолкнул язык чуть глубже, слегка раздвигая стенки, и начал гладить бедра. Осаму выгнулся ещё сильнее, как кошка:       — Да… я так близко, Чуя… позволь.       Просящий тон сводил Накахару с ума, делал с ним что-то необъяснимое. Он сжал член Дазая у основания, отрываясь, и укусил загривок, отчего он только проскулил.       Звук, заставивший Чую едва не кончить.       — Не сейчас, — ласково прошептал он и слегка подразнил. — Будь терпелив, Осаму.       Было мокро, но Чуя добавил ещё смазки, и палец вошел без проблем. Он задержал дыхание, ощущая содрогание стенок внутри, то, как было глубоко и тепло. Накахара очень хотел показать, что он испытывал, когда Дазай был в нем, как это приятно. Он шевельнул пальцем, ища то, что делало его самого сходящим с ума от желания.       — Блять, — в животе екало, как по рефлексу, когда Дазай ругался. — Чуя!—       Накахара задумчиво изучал внутри, и не сразу понял, что попал куда нужно. Он на пробу провел пальцем ещё раз, чувствуя уплотнение, и Дазай застонал в голос. Его спина взмокла, а сам он дрожал от возбуждения и нетерпения, и это был лучший вид, который Накахара мог вообразить.       Он не торопился. Ни капли. Медленно, но уверенно он ласкал Осаму изнутри, наслаждаясь его чистым удовольствием, неподдельной реакцией. Неужели Чуя так же выглядит со стороны? Накахара мгновенно подсел на то, как он доводит Дазая до исступления, просящих, жалобных, скулящих звуков. Чуя не был уверен, что продержится долго сам: он подозревал, что может кончить лишь от одной картины происходящего — то, как двигаются в Осаму его пальцы, как он содрогается снаружи и сладко сжимается внутри...       — Ты прекрасен, Осаму, — прошептал он. — Я так тебя люблю, ты даже не представляешь.       Дазай захлебнулся воздухом, когда захотел ответить, и Накахара мягко усмехнулся.       — Можно? — спросил он, подставляя гудящий от напряжения член к красному, раскрытому входу. Блять, будет так неловко, если он кончит, даже не войдя. Чуя сжал собственный член, стиснул зубы, чтобы хоть немного отвлечься от реальности. Но Дазай сказал на выдохе:       — Нужно. Ну же.       Чуя был меньше, чем Дазай, и это приносило лишь облегчение. Он не хотел делать больно, даже если неспециально. Он прикусил щеку изнутри, запрокинул голову, пытаясь не кончить сразу. Он в Дазае. В жаркой тесноте, и тот неосознанно сжимается, привыкая к ощущениям. Если бы Чуя не любил его, то не смог бы сдержаться, чтобы не двигаться.       Он прижался лбом к мокрой пояснице из последних сил, но знал: если бы Осаму сейчас сказал, он бы остановился. Чуя помнил свой первый раз: он ловил кайф от распирания внутри, и понимал, что не все на такое способны. Но Дазай только довольно выдохнул, подставляясь:       — Двигайся.       Чуя не смог найти в себе слов: он послушался, стараясь не брать сразу сильный, хаотичный темп, давая Осаму возможность привыкнуть к заполненности. Его чувства сейчас вторичны — Чуя очень хотел дать наслаждение именно Дазаю, и у него сжался узел внутри, когда Осаму сладко простонал, стоило Чуе найти нужный угол. Пара движений — и острый двойной выдох, когда стало невыносимо приятно. Дазай хлопнул рукой по простыне, нетерпеливо повторяя:       — Двигайся. Ну же, Чуя.       Накахара начал медленно, размеренно, схватившись за худые бедра. Звуки были пошлыми и горячими, и Чуя на секунду позволил себе раствориться в этом, и из марева его вывел голос Осаму:       — Да, да, да. Вот так.       Внезапно появилась мягкая улыбка: даже будучи снизу, Дазай умудрялся приказывать ему, но Накахара не находил в себе отторжения. Он был только рад угодить ему, сделать хорошо.       Дазай наслаждался — это было заметно по всему его телу, тяжело дышащему, мокрому, покрасневшему. Он сминал в руке простынь, когда Чуя толкался, и резко выдыхал, сжимался на особо приятных моментах. Чуя бы много отдал, чтобы видеть его лицо. Впрочем, и широкая спина с острыми позвонками, и вид круглых, белых ягодиц его полностью устраивал. Он провел руками по ребрам, наклоняясь, и Осаму ахнул, когда он так сделал. Он не просил ускориться, и Чую пронзали медленные волны наслаждения, и он знал, что Дазай продлевает свои ощущения. Возбуждение накапливалось, концентрировалось в животе, и умножалось, когда он чувствовал, как Дазай сильно сокращается внутри, беспомощно скребет ногтями по кровати, мелко выдыхая. Узел внутри затягивался, но Чуя смотрел лишь на Осаму. Тот повернул голову, пытаясь дышать, и его лицо было таким горячим, черт возьми.       — Не останавливайся, — кратко приказал он, и Чуя не сбился с ритма, дразняще усмехнулся.       — Как будто я могу.       — Хорошо, — брови Осаму надломились, на спине перекатывались мышцы. — Так хорошо, Чуя, ты…       Момент растянулся. Как завороженный, Чуя наблюдал, как рот Осаму немо открывается в крике, и как он выгибается, поджимая ноги. Его рука дернулась, желая за что-то зацепиться, и лицо приобрело уязвимое, просящее выражение. Губы — сухие, красные, искусанные, неровный румянец на щеках и плечах. Он согнулся, не в силах сдержать долгий, протяжный стон, и так сильно сжался внутри, что Чуе потребовалось лишь движение, чтобы переключиться на собственное удовольствие. Вспыхнуло ярко, затмевая реальность, и он вцепился в бедра Дазая, как в спасательную опору. Он сокращался, там, внутри, продлевая наслаждение, и этого было слишком много — Накахара не смог подавить вскрик, слыша лишь голос Дазая.       Осаму упал на кровать сразу же, как Чуя из него вышел, и его тело все ещё потряхивало от пережитого удовольствия. Он молча пытался отдышаться, пока как Чуя из последних сил не накрыл их обоих теплым одеялом. Дазай оставил на его губах сухой, благодарный поцелуй.       — Спи, — прошептал Чуя, глядя на него со всей нежностью мира, и сам не заметил, когда они оба вырубились.