Пожирающая ярость

Я целую тело Синяки и вены Плечи в веснушках и Контур обкусанных губ

      Этой ночью Мёрфи не смог смокнуть глаз, а отягощающая усталость не позволяла отогнать мысли, кружившие вокруг единственной темы — Андреа. Всматриваясь в мирно покачивающиеся стебли высокой травы, заводящей свою неизвестную песню, кроющуюся в этом священном шелесте, временами он проваливался в забытье и тут же выныривал и снова вглядывался в неизвестность.       Неприятно пульсировали свежие раны, безмолвно напоминая о себе каждую минуту. Временами его одолевало желание сорвать с себя одежду и расчесывать каждый порез до крови, превращая участки еще человеческого тела в кровавое месиво.       Тяжело вздыхая, прикусывая щеку до металлического вкуса крови, Мёрфи цеплялся за односложные сюжеты, которые с трудом бы потянули на пьесу для школьного спектакля энтузиастов. Такое глупое первое свидание, но еще хуже первая встреча среди бескрайних долин и каждая последующая с горьким осознанием неясности дальнейших действий. Снова и снова в голове звучал её голос — чужой и вместе с тем родной до боли где-то в сердце; и повисшее, словно висельник, оброненное в общем гомоне: «А как же ты?».       Редкие солнечные лучи серебрили верхушки деревьев. Очертания звёзд меркли, и Аполлон во всем его величии занял законное и почетное место, откуда вид вне сомнений лучше.       Мёрфи воскрешал раз за разом обрывки воспоминаний, ища в этом какой-то особенный смысл, понятный, пожалуй, только ему одному. Слишком уж сентиментальным он стал в последние несколько жизней. Стоило прикрыть глаза и в памяти вспыхивали нежные девичьи руки, порывистые движения, недовольно опущенные уголки губ и разгорающееся пламя жизни во взгляде, в котором он видел эту призрачную надежду.       Не на собственное спасение, не на глупое и иллюзорное счастье.       Пусть она все-таки выживет. Хоть раз оставит его в дураках.       Синеватое небо окрасилось в теплый оранжевый цвет, а весь мир вокруг кренился от усталости, когда Мёрфи разбудил Эдриана одним лишь бессмысленным и громким: «Проснись!». Время на размышления и страдания в одиночку подошло к концу, птицы беспощадно громко и радостно щебетали, заполняя пустые пробелы воспоминаний.       Вся география Древней Греции оказалась проще современной карты метрополитена. Почти весь путь лежал вдоль обрыва, пока где-то внизу неторопливо разбивались о высокие скалы морские волны. Мёрфи тщетно пытался воскресить в памяти прошлые названия, хватался за каждую мысль, которая могла бы соответствовать скудному мышлению просто горожанина и не находил нужного ответа. Пусть кто-то еще прикидывается заблудившимся путником, глуповатым мореплавателем или богатым торговцем.       — Ты знаешь, куда нам идти? — бесконечно зевая, ребячески обрывая и комкая листья в ладони, озадачился Эдриан, когда перед глазами показался Коринфский канал. Если следовать современному туристскому маршруту, то рядом должна быть церковь и небольшая парковка или автозаправка. — Мне кажется, что до храма Артемиды еще далеко. Сутки не меньше.       Мёрфи равнодушно отмахнулся, присел на корточки у большого гладкого камня, покрытого мхом, и нерешительно опустил кончики пальцев в воду. Ледяная вода приятно обжигала разгоряченную кожу, пока погруженные конечности обретали собственную жизнь на фоне зеленого дна. Сбросив надоевшие за сутки кожаные сапоги, Мёрфи вошел по щиколотку в воду и блаженно прикрыл глаза. Еще один сюжет его затянувшегося лабиринта кошмаров, в который он с легкостью попадался каждый раз. Казалось, что из-за платана должна показаться фигура одной из нимф, Дафны, и раскатистый смех Гермеса.       Он снова чувствовал себя там — оскверненным и непонятым, выставленным на посмешище перед всем Олимпом и царём Микен.       — Нечего там искать, — набирая в ладони воду, прокричал он, умываясь в третий раз. — Лучше разделиться и встретиться уже в городе. Например, в Мегары. Так будет надежнее. Если никого не встретим, то хоть сможем заночевать не в лесу.       — Ну, если надежнее, — проворчал Ньюман, сплевывая маленькие гранатовые косточки в сторону. — И потом снова в путь?       Он задавал слишком много вопросов и в этом превосходил в дотошности вечно недовольную Персефону. Не решаясь озвучить сравнение вслух, Мёрфи в четвертый раз умыл пылающее лицо водой, зачесал грязные волосы назад и произнес:       — Думаю, что в компании богов с этим проблем не будет. Гефест что-нибудь придумает.       Лесные покровы редели и на глаза чаще попадались плохо вспаханные поля, лепешки подсохшего на солнце навоза, и вытоптанные широкие дорожки готовые побороться за звание тротуара. Первый и последний дальний дом деревни встретил скрипучими ставнями и нестерпимой вонью человеческих отходов. На примитивно криво растянутых веревках развевался мужской хитон, смутно напоминая парус.       Повторив прежний план, Ньюман с глупой улыбкой предложил пожать друг другу руки и отправился вперед, не оглядываясь. Каждый шаг выдавал его с потрохами, но времени переучиваться, возвращая прежние повадки, не было. Мёрфи раздраженно сплюнул в сторону, по привычке закатил рукава собственной амуниции и с тоской глянул на татуировку змеи, проглядывающую сквозь адские шрамы.       Углубившись на милю от деревни, он скрылся под деревьями не в силах стерпеть жгущую боль во всем теле. Продолжать путь в одиночестве оказалось самой дурной идеей, которая только посещала воспаленный разум. В тысячный раз, стерев пот со лба, шипя и проклиная весь белый свет, Мёрфи прислонился к шершавому стволу кедра и медленно сполз на землю, стягивая кожаные сапоги. Даже купленные на распродаже пародийные «Мартенсы» оказались удобнее в носке.       Еще человеческие ступни без намека на адское происхождение горели огнем. На щиколотке красовался волдырь размером с пятицентовик. Сдуру облизнув палец, он надавил на больное место и тут же поморщился — обмотать ногу листьями лавра и то было бы действенней.       Бесцельно разглядывая раскидистые ветви, щурясь от ослепительного солнца, подставляя тыльную сторону ладони как козырек ко лбу, Мёрфи пытался представить истинный путь к тому месту, которое представлялось в его воображении. Благоразумнее искать храм Аполлона, отдать дань у нелепой статуи и продолжить путь в неизвестность.       По-стариковски кряхтя, он выпрямился, зажал подмышкой потертые сапоги из тонкой телячьей кожи и отправился вперед, позволяя нагретой траве приятно пощипывать кожу.       Через полмили Мёрфи замер — кто-то и не один громко смеялся, переговариваясь на странном и определенно выдуманном языке. Осторожно обувшись, он потянулся к рукоятке ножа, припрятанного за поясом и медленно, теряясь за широкими древесными стволами, вышел на протоптанную тропинку. Ковыль-трава еще не могла посоревноваться с цветом закатного солнца, но спрятаться в ней уже было сложнее, если, конечно, твой рост выше четырех футов.       Опасливо озираясь по сторонам, Мёрфи старался не упускать из виду каждую деталь. Хорошо было бы встретить кого-то из местных, понаблюдать за их порывистыми движениями, не скованными одеждой, подслушать и повторить манеру общения, учась не выделяться в толпе.       Раньше же удавалось.       За шумящим сентябрьской листвой ясенем показалось несколько невысоких смоковниц. Голоса стали громче, а принятый за выдуманный язык — древнегреческий с непривычки режущий слух. Маленькая девочка, уперев руки в бока, безуспешно пыталась подражать манере старших, отдавая указания. Сальные длинные волосы разметались по плечам, пока хитон на несколько размеров больше самого ребенка от любого движения норовил сползти вниз.       Послышался полный безрассудного веселья вопль, и крепкая женская фигура грузно спрыгнула вниз.       Мёрфи инстинктивно попятился назад, надеясь не наступить на случайную сухую ветку. Курить хотелось нещадно. Вслепую сорвав высокую травинку, он бездумно поднес ее ко рту и прикусил стебель зубами, думая, что подобные движения смогут ненадолго обмануть разум, погибавший без никотина.       Подобная картина навевала прошлое, где был и цветущий вишневый сад, и Артемида, широко улыбающаяся собственным мыслям. Не хватало только слов, которыми он мысленно снабжал ее каждый раз.       «Мальчик, который ворует еду».       Мёрфи учащенно заморгал, отгоняя наваждение. Крепкая фигура незнакомки мельтешила перед глазами. Подняв над головой грубо сплетенную плоскую корзину, вообразив себя одной канефор, она сделала несколько неуверенных шагов и рассмеялась собственной неуклюжести. От столь звонкого и заразительного смеха Мёрфи невольно усмехнулся. Было в происходящем что-то завораживающее и очаровательно невинное.       Развернув младшую за плечи, предварительно вручив несколько перезрелых плодов в ладони, девушка снова засмеялась, укладывая остатки урожая в корзину. Делала она это непозволительно долго, воруя у самой себя и явно забавляясь глупостью данного поступка.       Так можно и целый день простоять.       Шумно вздохнув, Мёрфи присвистнул и сделал шаг из своего укрытия. Вздрогнув от неожиданности, незнакомка пугливо завертела головой по сторонам, становясь похожей на чертового грызуна, благодаря крупным передним зубам.       — Эй! — как можно мягче произнес Мёрфи и приветливо вскинул руку. — Привет.       Паршиво получилось, что уж говорить.       Заметив чужака, она еще раз дёрнулась, крепче прижимая к себе корзину и рассеянно улыбнулась. Вблизи её лицо выглядело менее привлекательным и юным — круглые щёки, густые брови едва не срастающиеся между собой и широко распахнутые глаза.       — Я не обижу, — глупо сболтнул Мёрфи и примирительно выставил ладони перед собой. — Я не враг.       Поправив одной рукой хитон, девушка продолжала натянуто улыбаться, скользя взглядом по его лицу, пока не заметила оголенные предплечья. В ужасе отпрянув назад, она бесшумно зашевелила губами, подавляя крик, и не мешкая бросила корзину в его сторону. Несколько крупных плодов скрылись в густой траве.       — Блядь, — устало выдохнул он и нервно отдернул рукава до кончиков пальцев. — Корзинку бы забрала. Бешеная.       Под натиском веса тонкая кожица плода лопнула, а вязкая кашица налипла на подошву. Мёрфи осторожно опустился на корточки и провел пальцем по шершавой лозе. В горле нещадно саднило от каждого следующего вздоха — пряный мёд, земля и трава, — всё было и буквально кричало в ухо о своей реальности.       Может, оставшиеся позади нарциссовые луга залитые светом иссохнут уже через пару лет, превратятся в воспоминания, красивую сказку, но эти деревья простоят еще вечность. От размышлений, что ему предстоит пройти здесь не один раз, закружилась голова. Теплый воздух скользил по лицу, иссушая следы не излитых слёз по той жизни, что осталась позади абстрактным и вечным шансом на лучший исход.       Мёрфи выпрямился, пальцами впился в пульсирующий шрам, деливший вытатуированную змею на две части. Навязчивое желание ободрать кожу до мяса о первую же шершавую кору плотно засело в разуме. Стиснув зубы, он надавил отросшим ногтем большого пальца на синюю реку вены и отсчитал до десяти, пока на коже не показался аккуратный след полумесяц.       Сквозь деревья, ориентируясь на брошенную позади корзинку, он шёл вперед, чувствуя каждое движение тела. Ни единой сложной мысли, связанной со спасением мира от пресловутого хаоса. Мёрфи просто шёл и старался жить этим моментом, походившим на один большой кошмар, бесконечный лабиринт, из которого никто не желал вызволить наружу. Первоначальная идея о разделении с Ньюманом показалась до одури абсурдной. Под его бесконечный галдеж, глупые вопросы и россказни прямиком из учебников по географии для средней школы еще можно было продолжать путь, отшучиваясь советами чтения стихов.       В звонкой тишине Мёрфи определенно сходил с ума. Могучие дубы, казалось, оцепили его с четырех сторон, желая оставить вечным пленником леса.       Выдохнувшись, он прислонился виском к теплой коре, отбросил щелчком пальцев проворно вскарабкивающегося вверх жука и громко закричал, пока не перешёл на хрип.       — Ты разговаривал с ней? — Аида оправила края нового и такого непривычного хитона, стараясь сильнее походить на местных девушек. — Объяснил, что потребуется для прекращения цикла?       — Нет, — Цербер бездумно ковырял острием носка новых сапог еще податливую по вине непрекращающихся дождей землю. — Не смог.       — Разве не для этого я тебе подарила все, о чем ты просил? — это прозвучало как упрёк, но лицо её казалось совсем беззлобным и скорее утомлённым притворством. Аида пыталась затеряться среди людей, уповая, что каждый день может стать последним, но время на поиски затерявшихся братьев и сестёр изрядно затянулось почти до нового года. — Что ты делал среди людей столько времени?       — Я… — запнувшись, на ходу выдумывая лживые оправдания, он выпрямил плечи, как наставлял Фабиан и деловито завел обе руки за спину. — Ничего. Просто смотрел на неё.       — Ясно, — заключила Аида и нервно одернула собственное одеяние вниз, прикрывая уродливо-синюшные колени. — Можешь не торопиться. В этот раз всё равно не получится.       — Почему?       — Гермес скончался в полдень, — она произнесла это с неприсущей отстраненностью, будто бы разговор шёл о праздновании месяца Мунихии. — Переехало повозкой. Ха! Какая нелепость! Знаешь, я думала, что это займет один или два цикла от силы, но, кажется, что наше пребывание среди людей затянется на долгие годы. Удача определённо не на нашей стороне.       — А что же Зевс? — при упоминании клятого отцовского врага голос предательски дрогнул. — Вы нашли его?       — Нет, не нашли. Я не знаю, где он может быть, — Аида устало потёрла пульсирующие виски и прикрыла глаза. Разговор закончен — он свободен. Цербер молча поклонился и оправил край диплакса, скрывая лицо. Ночи, несмотря на приближающийся месяц жатвы, оставались холодными.– Подожди. Не уходи. Расскажи мне про неё. Она в порядке?       — Это странный вопрос.       Он следил за Артемидой с самой Кадмеи, слушал разговоры о ворожбе, обвинения в неблагочестивой магии и оставил там в лесу, не найдя в себе смелости ответить на её бесконечный зов в пустоту. Она лупила веткой ковыль траву, смахивала с лица блестящие нити паутины и громко говорила сама с собой, сортируя воспоминания, выявляя те, которые были выдуманы или относились к этой глупой и чужой человеческой жизни.       Отчаявшись выйти к Афинам, Артемида присела у высокого кедра, подтянула острые колени к груди и заплакала. Время на продолжение пути ушло, как и она сама от города. Где-то внизу протекала река, редкие дождевые капли разбивались о зеркальную гладь воды, пока сквозь мрак не проглянула бесстыдная, голая луна.       Осторожно дернув застежку хламиса, Цербер подошёл ближе, по привычке приклонил голову и неловкими движениями попытался набросить шерстяную ткань на оголённые плечи. В палайсте от его руки нож рассёк воздух.       Артемида не спала.       — Кто ты? — затаив дыхание, она тщетно вглядывалась во мрак, выставив острие ножа перед собой.       — Я слышал, как ты звала в лесу, — заикаясь, пробормотал Цербер, отступив в сторону, — и пришёл.       — Это было вечность назад! — Артемида шумно выпрямилась, прижавшись спиной к стволу. Трава под ногами зашелестела. — Я тебя знаю?       — Да, то есть, нет. Не совсем. Мы виделись однажды, — он глупо опустился на колени, вглядываясь в её испуганное, но такое красивое лицо. Дрожащие руки мешались, пальцы сжимались в кулаки в глупой решительности, желании помочь и не навредить одновременно. — Я не враг.       — Тогда кто ты?       — Цербер.       — Тот великий и ужасный прислужник Аиды? Разве тебе полагается покидать Подземный мир?

***

      Не исполинских размеров статуя Аполлона глядела на него с неким укором, заключенным не то в смерти, не то в бесчисленном количестве перерождений. Борясь с желанием отвернуться, Мёрфи сделал несколько шагов в сторону, дальше от маленького пруда, приваливаясь зудящим плечом к шероховатому стволу вяза.       «Мёрфи!».       Громкий девичий голос дважды позвал его, пробираясь ближе сквозь шелест листвы, нежно облизывая ушную раковину. Нервно дернувшись, чуть не зацепив утихшее на миг запястье, он завертел головой не в силах справиться с наваждением. Нереализованные вечность назад мечты пьянили разгоряченный разум, подменяя одно воспоминание другим, и Мёрфи уже с трудом понимал, что из происходящего происходило наяву, а не во сне.       Между двух тонких древесных стволов промелькнуло что-то белое, и снова послышался смех. То странное, горьковатое чувство чего-то очень знакомого, но упущенного сдавило грудь.       Отбросив раскидистую ветвь липы, Артемида громко засмеялась и поправила тонкую и некогда белоснежную материю, оголявшую медовое плечо. Каштановые волосы распушились, не различимая в Нью-Йорке россыпь веснушек красовалась на раскрасневшемся от солнца носу, расползаясь к щекам. Широко улыбаясь, она робко шагнула вперед и, усмехнувшись, ребячески побежала к нему.       Осока обжигала голени, шелестела под босыми ступнями.       Схватив его за шею, Артемида прижалась ближе, сбивчиво дыша, продолжая тихо усмехаться собственной выходке. Волосы пропитались запахом бесконечного леса — липа, мята и что-то манящее, родное. Осторожно подхватив её за крепкие бедра, борясь с желанием прикоснуться, он посмотрел на нее снизу вверх, различая и веснушки, и искусанные губы. В широко распахнутых озорных глазах плескалась жизнь и неподдельное веселье, чего давно не наблюдалось у самой Андреа, привыкшей быть куда отстраненней.       — Мёрфи, — наконец произнесла она серьезнее, с трудом подавляя глупую улыбку. — Поставь меня на землю.       Он повиновался, браня себя, что еще раз коснувшись её липкой от сладкого пота кожи, растрогается, как некогда у смоквы. Куда лучше было бы умереть от переизбытка чувств, вызванного новым прикосновением.       — Ты жив, — со знакомым напором резюмировала Артемида, чуть склонив голову на бок. — Я так боялась, что с тобой что-то случилось. Не очень-то похоже на Центральный Парк, да?       — Твоей наблюдательности могу только позавидовать, — криво усмехнулся Мёрфи, покосившись на статью Аполлона. — Не имею ни малейших представлений о том, как сейчас выглядит Новый Свет. Наверное, там живут коренные народы, которых вы, бледнолицые, изгнали в резервации.       — Ой, тебя же не изгнали.       — Так я и не индеец, — заключил он, беззлобно щёлкнув её по носу. — Как ты себя чувствуешь? Давно очнулась?       — Не знаю, может, пару часов назад, — Андреа равнодушно пожала плечами и осторожно опустилась на землю, потянув за собой. — А что ты здесь делаешь? Ты ведь великий Цербер, — это прозвучало как настоящая насмешка, — разве тебе положено покидать Подземный мир?       Мёрфи натянуто улыбнулся, отчего улыбка больше походила на оскал, и послушно опустился на нагретую солнцем траву. В мутной глади пруда отражались солнечные лучи и верхушки еще зеленых деревьев. Удовлетворенная немым повиновением Артемида тихо усмехнулась, опустила руку к воде и кончиками пальцев обвела основание мирно покачивающейся нимфеи.       С характерным стрекотом на розоватые лепестки опустилась стрекоза. Мошкара и глупые комары беспокойно сновали вокруг, сплетаясь в глупый танец понятный только собственному хрупкому мирку. Всё вокруг казалось таким дивным и естественным, окутанным неуемной жаждой жизни, что Мёрфи невольно вздрогнул и поднял взгляд на пустые глазницы статуи Аполлона. Всё зашло слишком далеко.       Внутренний холод и притуплённое за годы чувство глубокого одиночества когтями разрывало душу, зарываясь под кожу, теплясь в ожидании нужного момента.       — Так что? — не глядя на него, Артемида ногтем поддела тонкие крылышки насекомого. — Что ты здесь делаешь? И как мне вообще называть это место.       Прочистив горло, он крепко зажмурился и невольно сжал пальцами пучок травы. Голос Артемиды сочился сквозь шквал беспокойных мыслей, а сама она казалась чудом сотканным из солнечных лучей. Уж больно хорошо смотрелась среди величественных кедров и тихо позвякивающего в воздухе хаоса.       — Ад может хоть синим пламенем сгореть, — вымученно хмыкнул Мёрфи, покосившись на нещадно просвечивающий хитон. — Нам важно было найти тебя и удостовериться, что всё в порядке, — чуть поколебавшись, он тише добавил, — мне важно было.       Обернувшись на миг, Артемида чуть приподняла уголок рта в подобие улыбки, веселясь от собственных мыслей. Такой он её уже и не помнил. Каждая усмешка, цоканье или порывистое движение развеивало пустые иллюзии в прах.       Впрочем, спор он выиграл. Но какой ценой?       — Тебе или Аиде? — Артемида не больно щёлкнула стрекозу по хрупкому крылышку и беззлобно засмеялась. — Всё, извини. Нельзя потешаться над чужими благородными позывами.       Мёрфи устало покачал головой. На что он блядь рассчитывал? Лелеянная в мечтах Андреа, сотканная из лучших черт во время продолжительных ночных бдений воспаленным разумом Артемида умерла во время ритуала. Возможно по той причине, что никогда и не существовала, а была только идеализирована, пока реальная Артемида из плоти и крови не желала дотягивать до иллюзорных образов.       Будто уловив эту перемену в настроении, считав все мысли в безжизненном взгляде на восковом лице давнего друга, Артемида тут же одернула себя и с нехарактерной обеспокоенностью уточнила:       — Я не это хотела сказать. Ты мне дорог. Правда.       Ему нещадно хотелось курить. Совершить что-то простое, механическое, не задумываясь. Поднеся пыльные пальцы к плотно сомкнутым губам, Мёрфи шумно выдохнул и перевёл взгляд на умиротворённую бурую гладь.       — Я так и понял, — сквозь зубы проговорил он. — Забудь. Расскажи, что ты помнишь. Детально, если хочешь.       — Ну, — Артемида запнулась и неряшливо подтянула колени ближе к груди. От щиколоток до колен змейками тянулись еле заметные шрамы. — Я побежала, как ты и просил. Не знаю, что было потом. Просто что-то вспыхнуло перед глазами и всё закончилось. Я еще подумала, что это Гера меня ударила или твоя Сибил. Очнулась я здесь, неподалёку, долго звала всех, а потом пошла вперёд, думала, что дорога выведет куда-нибудь. Чтобы это ни было, — она обвела взглядом полог леса, — здесь неплохо. Спокойно. Какое-то сказочное счастье в неведении.       Артемида смерила его выжидающим взглядом, безмолвно требуя объяснений. Глаза её, как всегда, были яркими, только в благородную зелень закралось что-то ещё. Ярость. Покусанные губы скривились в легкой гримасе.       — Она не моя.       — Что?       — Сибил. Она не моя, — чуть громче пояснил Мёрфи, игнорируя манерное возведение глаз к небу. — Как только врата разрушились, титаны вырвались на свободу, прихватив с собой и сдерживаемый тысячелетиями первородный хаос. Кронос повернул время вспять, а мы вернулись домой. С возвращением.       Не в силах следить за её реакцией, Мёрфи выпрямился и поправил полы плаща. Иссиня-черный подол изрядно запылился. Как никогда ему хотелось вернуться к берегам Стикс, оставить позади казематы, переполненные чудовищами и испить из реки Лета. Аида бы не стала останавливать в этот раз.       Только не сейчас.       — Что это значит? — вспыхнула Артемида, крепко вцепившись в ноющее предплечье, выпрямляясь следом за ним. — Ты же пошутил? Это не смешно, Цербер.       — Ты же не обделена интеллектом и сообразительностью, принцесса, — он нехотя обвел свободной ладонью лес, смыкающийся за их спинами, чуть задержавшись на статуе Аполлона. — Это не Нью-Йорк. Прежнего мира больше не существует. Ещё не существует.       — Все умерли? Все те, кого мы знали? И мои родители… — Артемида запнулась и нервно закусила губу. Подбородок предательски задрожал. Не утихшее человеческое начало и не забытые, свежие воспоминания болезненно сдавливали грудь. Она задумчиво подняла на него глаза. — Ничего уже не будет как прежде, да?       — Да. Это не тот мир, который мы знали, Артемида.       — Андреа, — мгновенно исправила она и слабо улыбнулась, приподняв уголки губ. — Это привычнее.       — Хорошо, — согласился Мёрфи и осторожно высвободился от цепких девичьих пальцев. — Андреа.       Она снова улыбнулась, и в этот раз улыбка получилась искренней. Лукаво щурясь от ослепительного солнечного света, Андреа покачала головой и снова потянулась к нему, утыкаясь носом в липкую шею.       — Тебе не жарко? — не разрывая объятий, пробубнила она, устроив подбородок на его плече. — Или хочешь пошутить про жар преисподней?       — Ты уже это сделала за меня, — беззлобно хмыкнул Мёрфи и неуверенно провел ещё человеческой ладонью по спутанным волосам. На солнце цвет казался совсем тёплым, похожим на вязкий гречишный мёд. — Всё в порядке.       Следовало бы ей рассказать про хаос больше, показать то, что неподвластно божественному контролю, но не находил в себе сил. Это наверняка напугает её, заставит сожалеть о бездействии или, напротив, о чрезмерном вмешательстве во время ритуала. Лучше промолчать. Рано или поздно неотвратимые последствия мрака покажутся на поверхности, засвербят гноем со всей мелкой ложью, унижениями и дрязгами.       И прежде чем звериное нутро окончательно затмит душу, следует расстаться. На неопределенный срок или, вероятно, навсегда. Но пока они здесь, в безымянной точке современной карты, в месте, где еще дышала магия, а прежний груз ответственности отступил, можно и забыть об этом. Хотя бы на пару часов.       Мёрфи блаженно прикрыл глаза, отгоняя навеянное воображением видение: взволнованная и разгневанная, задыхающаяся от хитросплетенной лжи Артемида терялась в мягкой, утомленной палящим солнцем Андреа.       — Ты только не обижайся, — отстранившись, произнесла она с глупой улыбкой. То и дело прилипавшие к шее волосы были закручены на затылке и сцеплены обломком маленькой ветки за неимением полноценной заколки. — Но ты, в самом деле, попахиваешь собакой.       — Какой тактичный синоним к запаху пота. Буду иметь в виду.       — Нет-нет, — Андреа нервно покачала головой и несколько прядей выскользнули из тугого жгута. — Это точно собачья вонь. Ой, прости. Наверное, мне не стоило об этом говорить вслух.       — Я не обижаюсь, — хмыкнул Мёрфи и как можно незаметнее принюхался к рукаву плаща. Попахивало, конечно, хлеще чем в раздевалке после финального матча. — Говори, что вздумается. Меня сложно как-то задеть.       — Разве? Мне казалось, что упоминания собак и отпускаемые шутки тебя измучили.       — Не больше чем пустая болтовня. Ты даже не спросишь, куда я тебя веду? Андреа вздрогнула и с удивлением смерила его взглядом, будто бы такой простой вопрос поставил в тупик. Позади кедров и редких смоковниц расстилались поля, поросшие густой, местами выжженной шелковой травой. До протоптанных повозками дорог оставалось добрых пять миль.       — Я тебе доверяю, помнишь? — она участливо перехватила шершавую ладонь, переплетая пальцы, охваченная нежностью и желанием сохранить крупицы человечности, что у них остались. Разве уже имело значение социальное неравенство и происхождение? За спиной тлели тысячелетия поисков и бессмысленной гордыни. — Ну и это было моим следующим вопросом. Зачем нам куда-то спешить? Мы могли бы провести немного времени вместе. Особенно теперь, когда пропала нужда думать о проклятии.       — Нужды нет, — согласился Мёрфи и тут же добавил, — но я обещал Эдриану, что отведу тебя в город.       — Эдриану? Он здесь? Почему с тобой не пошёл?       — Поэтому и не пошёл, — усмехнулся он и осторожно провел пальцами по предплечью. — От тебя одной слишком много шума.       — А Химера и остальные? Они тоже в городе?       Мёрфи кивнул; она только и ожидала, что такого ответа и пустых фамильярных разговоров. Как раньше.       Пробираясь, словно наощупь, морщась от волдырей, преющих под кожей сапог, он чувствовал себя беспомощнее обычного. Андреа продолжала пылкий пересказ о магическом возвращении и причудливых воспоминаниях на стыке абстрактного прошлого и будущего. Временами она замирала на месте, прикладывала палец к губам и вслушивалась в щебетание птиц, восхищаясь бабочками, бьющими крыльями в такт, зависая в сладкой истоме над очередным цветком.       В эти секунды Мёрфи как никогда завидовал ей. Артемида всегда была свободной, не опороченной клятвами и предубеждениями о другой стороне жизни.       — Что? — она резко обернулась и недоуменно посмотрела на него. — Ты что-то от меня скрываешь.       — С чего ты взяла?       — Лицо мне твоё не нравится.       Сердце у нее замерло, так сильно она ждала ответа и привычной беспечности на утомлённом и до боли родном лице. Андреа показалось, что она знала его лучше самой себя и с закрытыми глазами смогла бы воскресить до малейшей детали вместе с клоунскими замашками и дешевыми комплиментами. Сдавленно сглотнув, она ощутила, как сердце вновь болезненно забилось где-то в горле. Позабытая картина из прошлого пронзительно отчетливо вспыхнула в памяти, застыла в неестественной яркости.       И побег из Фив, где кругом холодная ночь и негреющий месяц — серп, срезающий у корня надежды на воссоединение с семьей, и она сама, бегущая от этой ворожбы и как никогда ей покорная. Чужая накидка на плечах и первое нелепое столкновение, позабытое той же ночью.       Картина исчезла, утонула в кипящей массе, как те обрывки прошлого в скрытом зале Ньюмановского клуба. Они клокотали, поглощали друг друга, поспешно выталкивая наверх только те, что были угодны разуму и восприятию мира. Воспоминания ночи, потерянной на стыке времён и признание: он поставил под удар свою свободу, чтобы не бросать ее.       Чтобы спасти от самого себя.       — Мёрфи…       Он раздражённо обернулся и кивнул. Безучастно, как и в прошлый раз. В утомлённом вечностью взгляде на мгновение промелькнул адский, леденящий душу блеск, черты лица напряглись, но тут же преобразились. В безмерном волнении Андреа различила только одно: он скован по рукам и ногам, что-то сломило его, вцепившись мертвой хваткой.       — Идём уже, — невесело усмехнулся Мёрфи и осторожно закинул руку на её плечо, стараясь не прислоняться близко. — Я бы предложил побежать, но не хочу проигрывать. Еще зазнаешься.       Зной жидким свинцом висел над Мегарой. Сквозь столпы пыли проглядывали примитивные дома из самана с полуразрушенной черепицей. Чем ближе они подбирались к городу, тем различимее был скрипучий для слуха гомон людей, ржание лошадей и тихий шелест прибоя. Жар неухоженных троп безжалостно вытеснила желанная прохлада, манившая чистым и солоноватым дыханием — запах бескрайних просторов и свободы.       — Дальше пойдешь сама, — нехотя отстранившись, глухо отозвался Мёрфи, вытерев потные ладони о собственное одеяние. Промокнув рукавом покрытый испариной лоб, он тяжело выдохнул и натянуто улыбнулся. В очередной раз. — Поужинай в какой-нибудь таверне, старайся быть вежливой и не выделяться. Проследи за тем, как ведут себя местные, не сойди за чумную.       — Как я сама не догадалась, — съязвила Андреа и облизнула пересохшие губы. — Тебе обязательно уходить? Даже сейчас ты не хочешь посвящать меня в свои дела.       — Секреты не сделают нас друзьями, принцесса.       — Ты ужасный человек, если честно, — тихо пробормотала она и тут же тревожно обернулась к нему. — Мы же еще увидимся? Или ты уходишь навсегда?       — Конечно, — солгал Мёрфи, подавляя нарастающую внутри ярость к собственной беспомощности. — Мы никогда не попрощаемся.       Андреа не ответила; хотела было сказать что-то еще, только беззвучно зашевелила губами, точно подыскивала нужные слова. Возможно, хотела пристыдить и напомнить, что у массивных дверей университетской библиотеки он сказал ей то же самое, но так и не решилась.       Что-то неотвратимое витало над городом, дышало в потылицу, стремясь поглотить. Хаос жил во всём, что окружало и осталось позади. Подавляя напряжение, борясь со слабостью утомлённого дорогой тела и разума, Андреа все же шагнула ему навстречу. Обхватив его лицо ладонями, она в последний раз всмотрелась в каждую линию, россыпь мелких шрамов, невольно подмечая дрожащие губы.       — Перестань, — аккуратно убрав ее нежные руки, Мёрфи сделал шаг назад и дернул застежку плаща. — Надеюсь, что ты сможешь вытерпеть запах.       Бережно перекинув её волосы на плечо, он набросил плащ и манерно принюхался, брезгливо морщась.       — Ты смеешься надо мной? — пробубнила Андреа, чуть запрокинув голову. Чужие горячие пальцы несколько неумело сомкнулись на шее, оправляя застежку, что впилась в горло. — В отличие от тебя я не мерзну.       — Там нож во внутреннем кармане. Позаботишься о себе. Сомневаюсь, что он пригодится, но мне будет спокойней.       — Ой, — она криво ухмыльнулась и глупо повела плечами, — такой заботливый!       — Тебе не идёт быть обольстительницей, — закатив глаза, проворчал Мёрфи и, развернув её, подтолкнул к дороге, ведущей вдоль берега. — Поспеши, а то войдешь в город в сумерках.       Одёрнув длинные полы, скользящие по гладким и еще влажным камням, Андреа засмеялась и бросила через плечо:       — Даже не поцелуешь на прощание?       — В мечтах, Артемида.       Она еще раз засмеялась и больше не обернулась, спешно двигаясь к протоптанной сотней пар ног тропе, где еще виднелись тонкие следы редких повозок. Порыв ветра усилил безмятежное и довольное Эгейское море и несколько шумных волн облизнули берег. Мягкие сумерки шелковой шалью окутывали неизвестный ему город, посылая новый прилив отчаяния о бездарно прожитом дне. Совсем как раньше. Привычные облики блекли, и крепкая фигура Артемиды совсем скрылась из виду.       Тяжело выдохнув, Мёрфи запустил руку в карман и вытянул обломок диадемы, некогда сдерживающей титанов. Следовало бы замахнуться и выбросить его к чертям, оставив на дне залива на долгие годы, но что-то удерживало. Мёрфи бережно провел пальцем по её основанию и уже завел руку для броска, как за спиной послышался знакомый скрипучий смех.       — Ну, здравствуй, великий Цербер.