Пожирающая ярость

      — Проснись! Проснись же!       Первая мысль — родительский дом. Так будила мачеха, когда он просыпал десятый по счету будильник, перебудивший всех и всю округу. Она никогда не была лояльной в этом деле, цепляясь мертвой хваткой в плечо, трясла до тех пор, пока нерадивый пасынок не открывал глаза, бурча под нос череду ругательств.       «Мне плевать, что ты напиваешься после выигранных матчей», — хмуро бросала она за завтраком, накладывая в тарелку остывший бекон.       «Веди себя прилично, а если уж и решил не появляться на занятиях, то будь изобретательней. Не мне тебя учить этим фокусам».       Мёрфи никогда не доедал этот резиновый на вкус бекон, предпочитая открыто опускать тарелку вниз, в ожидании, что всеядная псина мачехи прибежит на запах. Вот же ирония. А после с лицом великомученика захлопывал входную дверь и отсыпался в Ньюмановском гараже, устроившись на заднем сидении одной из тачек.       В этот раз голос принадлежал другому человеку — Андреа. Она сидела на кровати, поджав ноги по себя, и трясла его за руку с наименьшей хваткой. При желании можно было отыскать и нежность в этом действии.       — Эдриан звонит уже целый час, — оправдалась Кэмпбелл, покачав телефоном прямо перед его лицом. — Я не хотела брать трубку, но это уже невыносимо.       Комната, озаренная солнечным светом, дурацкий телефон с дюжиной пропущенных звонков на экране, да и сама Андреа показались чересчур яркими и в некотором смысле громкими. Сонливо щурясь, он перехватил смартфон и раздраженно откинул в сторону. К черту этого Ньюмана, к черту этих Богов, ха-ха.       — Мёрфи! — Андреа гаркнула прямо у уха, злостно ударяя его по спине. — Сколько можно спать!       — Сколько потребуется, принцесса, — равнодушно бросил он, нехотя переворачиваясь на спину. — Ты слишком громкая. Это не то, что я хочу услышать, проснувшись, хм, — циферблат наручных часов так некстати расплывался перед глазами. Прямо как после попойки. — В одиннадцать, блять, утра.       Кэмпбелл обиженно хмыкнула, скрещивая руки на груди. Незнакомому человеку со стороны эта сцена могла бы показаться забавной руганью некогда влюбленной парочки, где девушка распланировала день поминутно, а парень не удосужился придерживаться плана. К счастью или, напротив, к сожалению, таковыми они не являлись, но прилежная девочка Андреа, в самом деле, продумала и мысленно пережила весь день. В конце концов, она уже решила запустить своеобразный таймер «четырнадцати дней» и не желала мириться с тем, что не соответствовало ее желаниям. Надо же.       — У нас очень много дел, — отрезала она, поднимаясь с постели. — Думаю, что вначале мы должны поговорить с Аидой и Корой.       — С той самой Корой, которая ударила тебя? — грубо подметил Мёрфи, поднимаясь на локтях. Мышцы спины нещадно заныли. — Я думал, что тебе не очень интересно общение с Богами.       — Надо же с чего-то начинать. Я хочу услышать всю правду от первоисточника. Может, ты что-то не понял или перефразировал или…       — Куда уж мне до Вас. Я же совсем тупой.       — Не утрируй! — Андреа снова сцепила руки на груди, чем еще сильнее напоминала мачеху. Зачем он только вчера позвонил ей и взбудоражил то, что уже было мертво? Дурак, что с него взять. — Я вчера доверилась тебе, но надо же что-то делать! Я не хочу просто сидеть, сложа руки и ждать смерти.       — Пока что ты стоишь и делаешь то же самое, — усмехнулся он, поднимая телефон, экран которого покрылся новыми трещинами. — Принцесса, успокойся. Остынь. Выпей чего-нибудь, насладись утренним Нью-Йорком, в конце концов. Не знаю. Только не распространяй на меня свои агрессивные, хм, бациллы. Без этого тошно.       Кэмпбелл промолчала, поджав губы. Черт подери, именно этим она и занималась — смотрела на город, который совсем скоро исчезнет из ее памяти, а будет ли он таким в следующий раз? Не мудрено, если произойдет взрыв или добрую часть любимых поглотит финансовый кризис или еще что-то. Мир не будет стоять на месте, ожидая, когда Андреа Кэмпбелл родится в ком-нибудь другом.       Приподняв руки в примирительном жесте, Мёрфи прошел в ванную. Снова он паясничает, пытается снять повисшее напряжение, будто бы речь идет о какой-то мелочи. Послышался шум воды в раковине, дверь в ванную комнату так и осталась распахнутой. Согнувшись, Мёрфи неряшливо поливал лицо ледяной водой, сдерживаясь, чтобы не примкнуть к крану, заглушая мерзкий привкус во рту.       — Я не люблю тебя, Мёрфи, — тихо произнесла Андреа, заламывая пальцы рук.       Она пришла к этому еще вчера, беспокойно расхаживая по комнате в ожидании, что хозяин вернется с минуты на минуту. Вероятно, что похищая ее из больницы, он надеялся на ответное признание после стольких пылких речей о доверии, боязни потерять и в своеобразном объяснении своей влюбленности, которое выглядело вполне искренним. Слова, которыми Андреа переговаривалась сама с собой, чувства, застававшие врасплох на танцполе и в душном вагоне метро, так и не могли принять положительной формы. Ей не хотелось делать еще больнее своим уходом, а такое холодное признание вполне соответствует не совсем целомудренной богине охоты.       — Что? — его удивленное лицо мелькнуло в зеркале. Влажные черные пряди прилипли ко лбу.       Кэмпбелл тяжело выдохнула. Почему он заставляет ее произносить это снова, точно упивается страданиями и ролью отверженного? Эти слова и в первый раз дались с трудом, сдавливая горло, а тут сказать повторно. Лучше было бы промолчать и не начинать этот разговор.       Андреа отрицательно покачала головой.       — Я, правда, не расслышал, — он выключил кран и продолжил выжидающе смотреть на нее из зеркала. Проклятье.       — Я сказала, что не люблю тебя, — в носу защипало, вот-вот и слезы предательски брызнут в обе стороны из глаз, точно в мультфильме, — Мёрфи.       На имени голос дрогнул и перешел на шёпот. Ни грамма былой уверенности, той самой, с которой она грубо будила его десять минут назад, с которой репетировала их дальнейший диалог все утро.       — Я знаю, — произнес Мёрфи и, помедлив, добавил, — давно с этим смирился.       Андреа, не моргая смотрела на него, дивясь тому, каким серьезным и сосредоточенным он был в этот момент. Неужели Мёрфи — душа компании, «дурак дураком» со слов Хизер, смирился с тем, что ему никогда не добиться ее расположения? В идеальном раскладе все было бы иначе. Мёрфи бы перевел ее слова в шутку, приправил сарказмом, взял бы за руку и поклялся бы добиться несмотря ни на что, но этого не произошло.       Вытерев влажные ладони полотенцем, он зачесал волосы назад и двинулся к входной двери.       — Идешь?       — Куда? — робко спросила Андреа, наблюдая, как Мёрфи грубо мнет кожу туфель, неряшливо обуваясь.       — К Аиде и остальным. Разве ты не за этим меня разбудила? Поехали.

***

      Они не обмолвились и словом, пока ожидали лифт, так долго поднимавшийся к ним с первого этажа, пока также медленно спускались вниз, приковав взгляд к алым цифрам, показывающим, сколько еще осталось до конечной цели, и одновременно грубо дернули ручки автомобильных дверей.       На пассажирском сидении в пугающей близости друг к другу Андреа боролась с искушением выйти на первом же красном свете светофора и пересесть назад, уткнувшись взглядом в спинку впередистоящего кресла. Идея отправиться так рано к Ньюманам теперь казалась омерзительной, но первой начинать и без того провальный разговор было страшно. Унимая тремор рук, она смотрела на оживленные улицы, считала фонари и сдерживала подкатывающие к горлу рыдания. Зачем вообще ей пришло в голову разбудить его так рано? Может, Мёрфи и не ждал от нее никаких признаний, надеялся, что день пройдет о-б-ы-ч-н-о, подобно всем предыдущим, оставшимся в истории.       Надо было смириться с текущим ходом дел и жить дальше, но о каком смирении могла идти речь, если жить осталось меньше четырнадцати дней?       Андреа расплакалась. Молча стирала слезы, то и дело капающие на экран телефона, устроившегося на коленях, и не отрывала взгляд от улицы. Как же все по-дурацки складывалось!       Мёрфи резко свернул в другой ряд, запарковался в ближайшем «кармане» под недовольные сигналы других машин и обернулся к ней.       — Чего ты плачешь? — в его голосе сквозило равнодушие. — Что я опять сделал не так?       Кэмпбелл покачала головой, чувствуя, как слезы новым потоком стекают по лицу.       — Андреа! Ради всего святого, я тебя не понимаю! Прости, но это так. То ты целуешь меня после вечеринки, да, разумеется, от отчаяния, можешь считать, что я воспользовался тобой в таком состоянии, то ты просишь остаться, то говоришь о моей трусости, то говоришь, что не любишь меня. Что я должен с этим всем делать? Спасать тебя? Я и так это делаю. Голова вскипает от осознания, что некоторым из Вас осталось меньше четырнадцати дней. Если кто-то умрет, то уже бороться с Другими бесполезно, как и с проклятьем. Вы все должны принять участие в этом, кхм, ритуале. Ты же еще ничего не вспомнила! Нечего думать, что ты перестанешь дышать вместе с остальными. Вы, блядь, не сиамские близнецы.       — Я разговаривала со своим отражением, — подавляя всхлипы, прохрипела Кэмпбелл, неряшливо размазывая слезы по лицу. — Почти все эти дни с пропажи Тома.       — Все, блядь, с ним в порядке, — Мёрфи яростно ударил по рулю. — Почему ты раньше об этом не сказала? Какой ты видишь себя в зеркале? Я же не могу влезть в твою голову и понять, что ты помнишь, а что нет. Если бы не эта погоня, думаю, ты бы и про Гефеста умолчала бы.       — Ты тоже не сказал, что ты Цербер.       — А как ты себе это представляешь? Я бы за завтраком признался тебе в том, что я монстр? Что я чудовище с тремя, мать вашу, головами? Так это легко сказать или принять? Ты бы решила, что я свихнулся, да я и сам бы так подумал, если бы услышал подобную чушь. С этим не так легко жить, а уж тем более смириться. Ты думаешь, что мне не хотелось бы влачить жалкую человеческую жизнь? Я бы с радостью жил именно так, радуясь ежегодным посиделкам на День Благодарения, набивая живот тыквенным пирогом или индейкой. Никто не в восторге от текущего положения дел.       — Поехали, — тихо сказала Андреа, вытерев об одежду влажный экран мобильного телефона.       — Ты еще не умерла и не умрешь. Я обещаю, — уже мягче произнес он и осторожно стер слезу с ее щеки. — Перестань только рыдать. Иначе малыш Эдриан надумает черт-знает-что.       Кэмпбелл шмыгнула носом и утвердительно промычала.       Как только у Мёрфи хватало духу так общаться с ней все это время? Вероятно, что в прошлом, далеком прошлом, воспоминания которого ей были недоступны, он пытался завоевать ее любовь, может, они и были вместе когда-то, пока смерть не разлучила их? Что могло быть в забытых ею страницах общей биографии, что Мёрфи так тщательно скрывал?       Вопросы копились, наслаиваясь друг на друга, превращаясь в шаткую башню, которую вполне легко разрушить горькой правдой; или же в сугроб, в который однажды Андреа плюхнется с разбегу и не сможет подняться, оказываясь засыпанной снегом намертво.       Дорога заняла меньше времени, чем ожидалось. Автомобиль остановился возле проулка, где некогда таксист высадил ее по дороге в «Underworld», сославшись на ремонт или что-то в этом духе. События минувших дней казались далеким прошлым, рассказанной кем-то историей, происходившей не с ней.       — Мы пойдем в клуб? — поинтересовалась Андреа, поворачивая зеркало заднего вида на себя. Припухлость с глаз чуть спала, теперь она выглядела скорее болезненной, сраженной аллергией, нежели заплаканной.       Мёрфи заглушил двигатель автомобиля.       — Как видишь. Полагаю, что все уже собрались и ждут нас.       Без зловещего освещения клуб напоминал обычное здание, окруженное нелепыми горгульями.       Они свернули в переулок к служебной двери, где некогда устроили небольшую перепалку. Мёрфи прислонил магнитный ключ и с силой надавил на металлическую ручку вперед, а после галантно пропустил вперед. Как и в прошлый раз.       В слабоосвещенном коридоре пахло моющим средством и все еще витали ноты табачного дыма. Мёрфи уверенно прошел вперед и заглянул в проем ведущий в главный зал. Неподалеку от барной стойки суетилась та самая рыжая официантка — «Солнышко». При обычном свете, правда, она потеряла тот лоск и напускную сексуальность, шлейф которой еще можно было разглядеть в кожаном наряде и сетке, впивающейся в утянутую корсетом грудь. Рыжие волосы были затянуты в неряшливый хвост резинкой для денег. Мёрфи присвистнул в качестве приветствия. «Солнышко» вздрогнула и нервно обернулась на столь дешевое обращение.       — О, Мёрфи, — она дружелюбно помахала ему рукой. На одном из пальцев отсутствовал накладной ноготь. Ну и дешевка. — Рада тебя видеть. Как дела?       Не утруждаясь в ответе, Мёрфи отсалютовал и свернул к двери без опознавательных знаков, спешно спускаясь по лестнице. Андреа оставалось молча следовать за ним. Он уверенно двигался вперед и остановился у той двери, которую ей не дала открыть Кора, появившаяся из воздуха. Кэмпбелл резко обернулась назад, уверенная, что мачеха Эдриана следит за каждым ее шагом и воспрепятствует снова.       — Готова? — тихо спросил Мёрфи и протянул руку, будто бы это помогло унять внутреннюю дрожь во всем теле. Замешкавшись, Андреа неуверенно сжала его ладонь, точно доверяла жизнь незнакомцу и в страхе прикрыла глаза.       Стоило переступить через порог, как сильные руки тут же сгребли в охапку, прижимая к себе ближе.       «Я так рад, что с тобой все хорошо».       Том.       Андреа широко распахнула глаза и тяжело задышала, приоткрыв рот. Слова так и застряли где-то в горле. Вот он, ее брат — живой и невредимый, в темном зале с людьми, которых она до этой минуты считала своим близким окружением.       Мёрфи был прав. Как же болит ее сердце.       — Мы лезем из кожи вон, чтобы никто не догадался, о том, кто мы, — злостно кричала Кора, уперев руки в бока. — А ты, — она ткнула Гефеста в грудь худощавым пальцем, — рассказываешь направо и налево обо всем, что дорого для нас. Да еще и кому! Ей!       Женщина гневно обернулась и ткнула пальцем в сторону Андреа.       — Захлопнись, — грубо вмешался Мёрфи, делая шаг вперед к круглому столу. — Она имеет право знать правду, как и все, кто уже пробудился. Сколько Вы будете молчать? Как обычно? Пока не останемся мы с Эдрианом, а Афродита не будет захлебываться собственной рвотой у нас на руках? До какого момента мы будем прятаться?       — Тебе слово не давали, ты, псина!       Том засмеялся, отводя сестру в сторону.       — Как ты мог со мной так поступить? — прохрипела Андреа, игнорируя разразившуюся ссору. — Как ты мог, Том? Почему?       — Я все потом объясню, — прошептал он на ухо, прижимая ближе к себе. — Все-все. Ты меня поймешь, дорогая сестрица.       Вряд ли.       Андреа отстранилась, неуверенно сбрасывая с себя руку человека, которого считала братом. Это не тот Том, который разделял с ней карманные деньги, ходил по домам на Хэллоуин и помогал с испанским в средней школе.       Незнакомый, давно потерянный брат, но не Том.       Его улыбка дрогнула, он понимающе покачал головой, точно разделял ее отрешенность. В серых глазах сквозило сожаление. Сделав еще шаг в сторону, Том убрал руки в карманы своих парадных брюк, которые надевал разве что на выпускной вечер в старшей школе. Удивительно.       Андреа чувствовала себя лишней. Какая из нее может быть богиня? Кора внушала ужас и вызывала прилив агрессии, а ведь если верить детским книжкам, то они все связаны родственными узами. Кэмпбелл покачала головой и попятилась назад, упираясь затылком в ледяную стену. Воздуха катастрофически не хватало. В ожидании спасения она искала взглядом, хоть одно лицо доброжелательно настроенное к ней, но все были увлечены ссорой. Даже Эдриан активно жестикулировал, доказывая что-то Коре, разошедшейся не на шутку.       «Что за цирк вы опять устроили?»       Голос Аиды так и сочился гневом. Держа осанку, она чинно спускалась по лестнице, испепеляя взглядом собравшихся детей Олимпа. Или того, что от них осталось.       — Сядьте все, — прикрикнула она, вынуждая повиноваться, впрочем, как и всегда. Заняв свое место, Аида посмотрела в сторону, а после прикрикнула. — Тебе, Андреа, нужно особое приглашение?       — Вы ее пугаете, — вступился Эдриан, медленно поднимаясь со своего места, — она даже не вспомнила прошлое, но с такими выходками, то и не захочет вспоминать. А уж тем более помогать.       Мёрфи раздраженно закатил глаза и в пару широких шагов оказался рядом с Кэмпбелл, дергая за руку, под осуждающий взгляд малыша Ньюмана, замершего возле своего стула. Кора ехидно улыбалась, вполголоса нашептывая свое мало волнующее мнение.       — Отношения будете выяснять потом, — отрезала Аида. — У нас есть проблемы серьезнее детского сада, который вы устроили.       — Проклятье? — пропищала Андреа, морщась от собственного голоса. Гефест на противоположной стороне стола криво улыбнулся, точно разговор о смертельной, в прямом смысле, опасности был не более чем детской страшилкой. — Мы ведь здесь за этим?       Лицо Аиды чуть смягчилось, а на губах промелькнуло жалкое подобие улыбки:       — Нет, не только. Радоваться нам или расстраиваться, но проблем предостаточно и без вашего ограничения во времени.       «Вашего» прозвучало пренебрежительно, почти как диагноз, который касался только некоторых, прокаженных.       — Вопросы закончились? Славно, — подметила миссис Ньюман, сжимая пальцы в замок. — Гефест? Ты чего молчишь? Ты больше всех рвался собрать пробудившихся. Вот, пожалуйста, вас два, кхех, с половиной бога и где же твоя грандиозная и воодушевляющая речь?       Гефест скучающе хмыкнул, отмахиваясь, точно от надоедливой мошки.       — А что тут говорить? Нас слишком мало, чтобы я тратил свое время на разговор, который вполне бы уместился в «смс» в групповом чате.       — Надо же, — вмешался Том, ударив ладонью по столу. — Просто признай, что ты привык быть рабочей силой, отмалчиваться в сторонке и толку от тебя не больше чем от Мёрфи, а он даже не бог, а просто…       — Перестань! — Андреа злостно шлепнула его по руке. — Что ты такое говоришь?       Ее переполняла обида и какое-то острое чувство справедливости, что вмиг взяло верх. Голоса замолкли, давая волю гробовой тишине, за которой обычно стоит буря. Висок пронзила острая боль, заставившая вскрикнуть, зажмурить глаза и попытаться отстраниться, забыться, отвлечься. Что угодно, кроме этой всепоглощающей боли.       Все вокруг замерли, приковав к ней внимание, сдерживаясь, чтобы не навалиться телом на стол. Всем хотелось взглянуть в осмысленные глаза того, кто только вспоминает эту жизнь, и вопрос каково это было пару сотен лет назад не заставит задуматься. Некая бездна, где ты становишься проводником в чужое и столь омерзительное прошлое.       Мёрфи тихо выругался и прикрыл лицо руками, жалея, что сейчас не может хлопнуть дверью и исчезнуть нахуй из этого, как сказала х-о-з-я-й-к-а преисподней, цирка.       День, в самом деле, какой-то хуевый.