Пожирающая ярость

***

      Когда-то давно, наверное, в промежутке между средней и старшей школе они ходили в парк развлечений. В тот день она и Том перепробовали больше половины аттракционов — от самых «детских», где предстояло крутиться на цепочных качелях, смеясь, пытаясь ухватить друг друга, до подобий ее ночных кошмаров — горок, летящих на огромной скорости вниз, отчего желудок прилипал к позвоночнику, а на лбу выступала испарина.       Несколько особо опасных, внушающих животный ужас, осталось позади — ее спасала огромная очередь или нежелание Тома посещать какое-нибудь чертово колесо*, а под конец уже отсутствие денег.       — Выбирай, — с лукаво-широкой улыбкой повернулся брат, косо поглядывая на толпу, переминающуюся с ноги на ногу у русских горок.**- «Мистер Фриз» или «Русские горки».       — Ничего, — протестующе замахала Андреа головой из стороны в сторону. — Я боюсь такого, ты же знаешь.       — Ну, Андреа, — протянул Том, — мы специально приехали в Арлингтон, специально чистили водосточные сливы, бассейны, а ты сидела с детьми, чтобы что? Чтобы оказаться над Техасом*** и прокатиться на качелях для детей?       — Я боюсь скорости.       — Ты никогда и не каталась. Ну, по-настоящему. Выбирай, пожалуйста, я не хочу потратить последние доллары на то, чтобы простоять в палатку с хот-догами. Мое терпение лопнет раньше, чем мы будем ужинать соей.       — Давай сходим в Готэм-парк, ну или прокатимся на чем-то еще раз.       — Ну, Андр-е-е-а-а, никому так не страшно, только тебе, — она чувствовала, как Том закатил глаза, пусть его взгляд был и скрыт темными солнцезащитными очками. — Пойдем, я очень хочу на «Мистер Фриз». На горки мы можем и у себя сходить.       — Там очень страшно?       Том отрицательно покачал головой.       Она с трудом уже помнила эту очередь, галдящую о чем-то «вау», заразно смеющуюся, вопящую, но скорее радостно, чем скрывая в крике неприкрытый страх. Последние накопленные деньги были потрачены, Том медленно подталкивал ее вперед, придерживая загорелыми руками за плечи.       В какой-то момент Андреа просто перестала волноваться, прежний ужас отступил и теперь это казалось чем-то веселым, смешным и каким-то этапом взросления, в котором предстоит посмотреть в глаза всему, что пугает, когда ты подросток. Не краснея, Том соврал, что им обоим по восемнадцать, и сделал еще несколько шагов, приближая их к заветной позиции.       Девушки визжали, парни разбрасывали ругательства и гоготали.       Пристав на носочки, Андреа постаралась рассмотреть причину, разгадать сам аттракцион и успокоить себя, но увиденное, почему-то сыграло обратный эффект. Цепь вагончиков с силой уезжала назад, противясь привычному укладу, движению вперед, и уносилась куда-то дальше, где голоса стихали, превращаясь в эхо.       — Куда ты меня притащил?! — почти в ухо закричала Андреа, потягивая руку брата вниз. — Это же какая-то хрень собачья.       — Да ладно, сестренка, — Том прижал ее крепче, сжимая пальцы на плечах, — я никому не дам тебя в обиду. Здесь не так страшно, тебе будет весело. Обещаю.       Она недоверчиво посмотрела ему в глаза, подмечая, как солнцезащитные очки теперь играли роль ободка, зачесавшего влажные от пота волосы назад.       Раскрасневшаяся от смеха очередная группа прибыла, собственноручно отцепляя ремни безопасности, продолжая обмениваться впечатлениями, поправлять взъерошенные ветром прически, стряхивая невидимые пылинки.       Цепь вагончиков подъехала к краю, мексиканец в кислотной футболке с логотипами парка кивнул, предлагая занимать места в порядке очереди, ну или уже по желанию, как договоритесь. Рука Тома соскользнула, какая-то парочка вырвалась вперед, прыгая на первое же сидение, а затем и вторые заняли еще вакантные места. Совместных уже и не оставалось, с «хвоста» все было занято.       — Я хочу ехать с братом, — запротестовала Андреа, когда рядом с ней усадили какую-то девушку покрытую татуировками. — Вот, мой брат.       — Все в порядке, Андреа, — обернулся Том, вскидывая руку работнику парка, уже собиравшемуся проявлять понимание. — Мы так долго отстояли.       Она натянуто улыбнулась, позволяя чужим людям туго застегнуть ремень безопасности, позволив впиваться в живот. Это всего лишь поездка, одна поездка на чертовом аттракционе, и потом они поедут к кузенам, завтра посещение фермы, ей говорили о какой-то большой бутылке кетчупа, с которой все фотографируются. Младшая Кэмпбелл старалась думать обо всем, кроме предстоящего испытания с незнакомкой, чьей выдержке (спрятанной в монотонном жевании резинки) можно было позавидовать.       Они отъехали от края посадочной платформы и перед глазами возник другой мексиканец, поднявший руку вверх, словно после инаугурационной речи, демонстрируя растопыренные пальцы, а если еще точнее, то цифру пять.       «Четыре», — произнес механический голос, а вполне живой работник парка загнул один палец. Том обернулся и подмигнул, вынуждая поднять большой палец, вымученно улыбнувшись.       «Один». Другие цифры почему-то остались позади, затерялись в рассуждениях и чем-то еще.       Андреа сглотнула нервный ком и устремила взгляд в невозмутимое лицо мексиканца, дернувшего свободной рукой рычаг.       Вагончики с немыслимой силой дернуло назад под ее собственный крик. Темнота туннеля, спасительная кислотная футболка, красные огни за пару секунд остались позади, ослепительное солнце и духота улицы вынудила зажмурить глаза. Вагончики с немыслимой силой неслись назад, набирая высоту, ветер шумел в ушах, смешивался с возгласами, переходившими на крик. Желудок уж точно приклеился к позвоночнику, дыхание перехватило, отчего казалось, что она напрочь разучилась это делать.       Движение замедлилось, они набрали высоту и сейчас, наверное, на скорости вернутся назад.       Превозмогая желание и страх взглянуть вниз, Андреа до побелевших костяшек вжалась в сидение, чувствуя, как ладони потеют. Все происходило так быстро, но отчетливо, что и спустя время, она бы не вспомнила во что была одета, или как выглядел Арлингтон, но прекрасно хранила в памяти пережитый ужас, когда вагончики рывком полетели вниз, беря совсем другое направление. Очки соскользнули со светлой макушки брата, поддавшись притяжению, стоило им наклониться ниже, отчего земля показалась катастрофически близко.       «Том!»       Следом за очками непременно должен был полететь брат, ломая шею об рельсы, или превращаясь в лепешку с такой-то высоты. Андреа кричала, видя, как маршрут не приближается к конечной точке, лишь сильнее закручивается, хрипы застревают в горле, а слезы застилают глаза.       Голубое небо, люди, что внизу завороженно наблюдали за теми, кто был наверху, в тех самых вагончиках, показывали пальцем — для них это тоже было своего рода развлечением. Страх — алый, он похож на кровь, стучащую в висках, выбивающую свою собственную азбуку Морзе, боль обычно тупая и черная, окутывающая сразу, пока аляповатые пятна ужаса скачут перед глазами, рисуют еще хуже картинки.       Андреа закрыла глаза, ощущая, как сейчас все закончится. Сердце просто не выдержит.       Металлический скрежет, ветер, чужие крики.

***

      «Андреа! Андреа! Ты меня слышишь?! Андреа!»       Твердый голос звучал откуда-то извне, взывал на поверхность, разбавлялся посторонними шумами, похожими на стук поездов, рев двигателей вдали и что-то еще. Воспоминания об Арлингтоне отступили, кислотные футболки растворились в личной тьме.       — Андреа, — этот голос принадлежал Мёрфи, испугавшемуся не на шутку, ощущавшему себя ебаным спасателем Малибу, выводящим человека из ступора. Единственное, на что хватило ему ума и фантазии — снять собственными руками шлем, точно бы он мешал поступлению кислорода, и звать пострадавшую, тряся за плечи.       Она с трудом распахнула свинцовые веки, учащенно заморгала, пусть это и стоило усилий, отгоняя расплывчатые тени и силуэты. В нос ударил непривычный запах сырости, мочи и мха.       — Господи, ты открыла глаза, — измученно выдохнул Мёрфи, снимая со вспотевших от напряжения ладоней перчатки. Он хотел это сделать уже последние минут пятнадцать, но так был обеспокоен этим состоянием Кэмпбелл, что напрочь позабыл о дискомфорте.       — Мы оторвались? — голос прозвучал хрипло и неуверенно. Андреа прокашлялась несколько раз, чувствуя, как дерет горло. Спрашивать, где они — бессмысленно, очевидно же, что под каким-то мостом, рядом с ночлегом местных бездомных.       — Разумеется, — отмахнулся он, словно это было второстепенной проблемой. — Что на тебя нашло? Ты просто перестала отвечать, вообще не приходила в себя! Я думал, что так проявляешь адреналин, но это не то, не так, неправильно.       Его ладони резко оказались на ее щеках. Приятно.       — Я же говорила, что боюсь… А тут еще и это, скорость и я увидела… увидела…       Андреа резко осеклась, улавливая беспокойство в таких человеческих, обеспокоенных глазах напротив. Что она, блядь, увидела? Монстра? Когти? Клыки? Это просто воображение. Но…       — Что ты увидела? — едва ли не шепотом спросил Мёрфи, вглядываясь в ее лицо, точно одного слова будет достаточно, чтобы уловить ложь.       — То, что они так близко, я думала, что это все, наш конец. Я думала, что он, хм, подрежет нас, улетим в кювет или еще что хуже. Этот парень был так близко…       Мёрфи заметно расслабился, обеспокоенность сменилась непривычной теплотой, почти родительской заботой, сквозившей в каждом движении.       «Никому не верь», — напомнило собственное отражение, присутствовавшее даже здесь, сейчас, рядом.       Разве человек смог бы так поступать? Смог бы вынести столько?       — Ты меня напугала просто до чертиков, принцесса, — с усмешкой привычным тоном отозвался он. Ухмылка вновь припечаталась к губам. Ладони опустились с лица чуть ниже, на талию, будто бы вот-вот притянет к себе. Крепче.       — И что дальше, — это прозвучало с неким обвинением и упреком. Ноги все еще подкашивались, стоило взглянуть на мотоцикл, небрежно прислоненный к стене.       — Ну, ехать я думаю, что бессмысленно, — произнес Мёрфи, поглядывая на оживленный участок улицы, проглядывающий из-под моста. — Доедем на метро куда-нибудь, прогуляемся, ничего необычного.       Руки все еще на талии.       — А это? — Андреа ткнула пальцем в средство передвижения, точно в нечто прокаженное. Мысль об еще одной подобной поездке нагоняла тошноту, но в воображении на мгновение промелькнула сомнительная идея, что после это могло бы понравиться. Раз, эдак, на пятый.       Выброс адреналина и все такое.       Мёрфи равнодушно отмахнулся. Подробности их маленького приключения остались опущены, взаимоотношения с Сибил — тоже. Вглядываясь в обеспокоенное девичье лицо, в плохо скрываемые эмоции, он старался не выдать себя, не спросить лишнего об увиденном. Наверняка, это не было связано просто с погоней. Люди так не вопят. В памяти так не кстати всплыл вечерний разговор, слова, что лучше им и вовсе не общаться. Кто старое помянет?       — О чем ты думаешь? — внезапно спросила Кэмпбелл, мягко отстраняясь назад. Участки кожи, где еще пару секунд назад были чужие ладони, предательски горели огнем. Вчерашняя ссора никак не сочеталась с происходящим. Это могло бы быть шагом к перемирию, попытке возобновить отношения, ну, или к чему-нибудь еще. С другой стороны, это просто выброс адреналина, чересчур много событий за короткий период времени, да и спасение это… Ничего особенного. Наверняка, любой бы поступил так.       Но Эдриан сослался на дела.       — М? — Мёрфи пожал плечами, бросив взгляд на мотоцикл. — О сексе на этом железном коне? — и не дожидаясь вопросов и удивленно-распахнутых взглядов добавил с усмешкой: Шучу. Связь здесь паршивая, пойдем, поймаем такси или будем добираться на метро, как и предлагал. Если мы пробудем здесь еще дольше, то к нам присоединится парочка бездомных.       Кэмпбелл послушно закивала.       То, что она приняла за мост, оказалось его слабой тенью, скорее заброшенным построением, некогда носящем громкое название очередного нереализованного проекта. Это был очередной незнакомый для нее район, ниже всех известных улиц, далеко не носящим звание пресловутого Бруклина.       Здесь было грязно, пахло нищетой и эмигрантами, ищущими нечто большее, погнавшимися за американской мечтой, о которой уже никто и не вспоминал. По крайней мере, на Гудзоне. Андреа на минуту задумалась о своих настоящих родителях, тех, кто подкинул новорожденную в бэйби-бокс, желая сохранить анонимность своего поступка. Может, среди этих угрюмых мужчин и женщин, прячущихся за мусорными баками, тушащими сигаретные окурки об кирпичные строения, и скрывалась ее биологическая семья?       В детстве ей нравилось думать о том, что родители были шпионами или представителями каких-то особых спецслужб, не могли подвергать опасности ребенка, не придумали ничего лучше, чем оставить на попечение кого-то еще… Но с годами сказочные фантазии о шпионах и спецагентах потеснились реальными историями о малоимущих, где лишний голодный рот был наказанием, а не благословением.       Возможно, для кого-то и ее рождение, факт выживания в неблагоприятных условиях, оказался проклятием, и оставить под покровом ночи в одном из «ящиков» — наиболее благородный поступок людей, которые навсегда останутся одним большим прочерком, пустым местом в ее биографии.       Андреа тяжело выдохнула и посмотрела на своего спутника. Мёрфи непоколебимо делал шаг за шагом, точно вырос в этих местах, беспристрастно поглядывал на окружавший люд, чье имущество едва ли стоило больше его одежды. Значит хуевое имущество?       — Эм, Мёрфи, — неуверенно произнесла Кэмпбелл, прикусив нижнюю губу. — Ты точно знаешь, куда идти?       — Разумеется, — хмыкнул он. — Я бы не привез тебя туда, где никогда не бывал. Не беспокойся.       — А кто такая Сибил? — это не входило в список вопросов, которые стоило задавать, но почему-то так и крутилось на языке. — Вы трахались?       — Андреа! — Мёрфи театрально вскрикнул и прижал руку к груди, точно услышанное шокировало до глубины души. — От кого ты нахваталась таких выражений! Фу! Омерзительно.       Он снова манерно покачал головой, а затем весело усмехнулся:       — Такие вопросы… На тебя не похоже. Ревнуешь?       — После твоих откровений сложно предположить, что тебя может связывать с женщинами что-то еще. Тем более Сибил выглядела вполне самоуверенной, когда говорила с тобой. Увереннее, чем некоторые мужчины. Очевидно, что у вас что-то было, — Андреа деланно равнодушно пожала плечами, мол, мне-то что.       — Похвально, — подметил Мёрфи, вынимая помятую пачку сигарет из кармана. — Пытаешься задеть меня моим же прошлым. Похвально, принцесса, очень похвально. Еще парочка таких острых высказываний, и можно попрощаться с образом хорошей девочки.       — Ты не ответил, — нервно отрезала Кэмпбелл, чувствуя, как от услышанного становится не по себе. Такая прямолинейность не в ее природе. — Мне-то все равно, просто спросила, знаешь, разговор поддержать.       — Ну-ну, — хмыкнул он, сладко затягиваясь. — Нет, мы никогда не трахались и не планировали. Женщины старше моей мачехи не в моем вкусе, хоть по ней и не скажешь. Еще вопросы? Мне не сложно удовлетворить твое любопытство своим омерзительным прошлым.       Андреа раздраженно отмахнулась, чувствуя прилив раздражения, вызванного очередной бесполезной беседой не в ее пользу. В этом неловком молчании, разбавляемым шумом улицы, а после и гулом проезжающих поездов подземки, искоса поглядывая на своего спутника, улавливая отражение в запятнанных мутных стеклах, она пыталась разобраться в самой себе. Все начиналось так хорошо, но… Что ж, блять, хорошего. Они сблизились только из-за пропажи Тома, вероятно, что не разговаривали бы до очередного выпускного, так, перебрасывались бы парой слов. Была ли она влюблена в него? Тогда в «Underworld», в зловещем алом свете, в химическом дурмане Андреа была убеждена, что не встречала человека лучше, красивее, нежнее, чем Мёрфи.       Но магия того вечера, тот-самый-момент был упущен. Накладывая эти ядовитые разговоры, наслаивая недопонимание, казалось, что «как тогда» уже не будет. Они будут ругаться, язвить, препираться и доходить до невидимой грани, когда любовь окрасится в цвет ненависти.       Кэмпбелл прикрыла глаза, крепче зажав в руках поручень в вагоне метро.       А что насчет правды? Стоит ли ей рассказывать о Гефесте? О той «сфере», которую почти удалось прочувствовать в торговом центре? Об увиденном на автостраде? Какие слова подобрать, чтобы услышать не заранее приготовленную ложь?       «Засыпаешь?» — Шепот раздался над самым ухом, горячая ладонь легла аккурат на прошлое место.       Не раскрывая глаз, Андреа согласно промычала, хватаясь за этот момент, как за единственное спасение. Только прикидываясь слабой, становясь той-самой-принцессой, которую необходимо спасти, в ее рыцаре просыпалась нежность, усмиряющая дрянной язык.       Такая знакомая, почти родная ладонь прижала к себе крепче, пальцы свободной руки заправили непослушные пряди за ухо. Нежно. Получив невесомый поцелуй в висок, Андреа крепче зажмурилась, сдерживая такие неуместные слезы, вызванные переполняемыми эмоциями.       От раскаяния за испытываемое до влюбленности сродни первой — искренней и такой реальной.