Coffee and Mayhem

~~~~~~~~~~~ Этот день все никак не кончается. Стоун все еще не осознает, что что-то не так, все еще улыбается про себя их предполагаемой хорошей работе. Его очевидное хорошее настроение, в свою очередь, еще больше омрачает настроение самого Роботника, вызывает у него желание протянуть руку и придушить маленького вредителя, который осмелился попытаться проникнуть в его расположение. Но он с трудом держит себя в узде. Внутренне доктор кипит, дерганый и беспокойный от гнева, который хочет вырваться наружу, наружу, наружу; внешне он спокоен, даже тише обычного, он знает, как скрыть то, что бушует внутри. Он просто погружается в свой следующий проект, и Стоун остается в неведении, что доктор замышляет что-то специально для него. Конечно, Роботник знает, что он мог бы просто попытаться уволить его. У него есть возможность увольнять помощников самостоятельно, если они действительно окажутся непригодными для его работы. Но это процесс долгий и утомительный, агентство и отдел кадров требуют подробного объяснения того, почему ассистент не подходит, просят его пересмотреть решение — в общем, делают все возможное, чтобы быть занозой в заднице на каждом шагу. Он никогда раньше не позволял ситуации дойти до этого. Не говоря уже о том, усмехается Роботник, что они не позволят ему уволить Стоуна, их собственного маленького шпиона. Слишком ценен. Ему придется самому позаботиться об этом конкретном моллюске, и у него уже есть кое-что в запасе для него. Ближе к полудню ему нужно, чтобы Стоун ушел. Он больше не может выносить его рядом с собой и не может продолжать свои приготовления к разоблачению предателя в его присутствии. Поэтому он объявляет о досрочном завершении работы. Несмотря на соблазн свободного вечера, Стоун выглядит скорее обеспокоенным, чем обрадованным. — Сэр? Вы уверены? Ему действительно нужно оспаривать все на свете, не так ли? Черта характера, которая за последние недели стала даже забавной, теперь почти заставляет Роботника огрызнуться, но он всё-таки сдерживается с трудом и заставляет себя небрежно пожать плечами. — Сегодня мы добились хорошего прогресса, презентация прошла без сучка и задоринки, и больше ничего настолько срочного, что не может подождать до завтра. На этом я тоже закончу. Что, агент, отсутствие личной жизни делает тебя таким зависимым от работы? — Вы меня раскусили. — Этому замечанию, наконец, удается вызвать насмешливый изгиб губ Стоуна. Роботнику сразу же хочется сжечь агента лазером. — Хорошо, если вы действительно уверены, что на сегодня все в порядке… — Разумеется, я уверен. Проваливай отсюда, агент, или я найду, чем тебя занять на следующие 48 часов кряду. Взрыв смеха, и агент двигается, потягиваясь с размахом, прежде чем направиться к двери лаборатории. — Тогда, хорошего вечера, сэр. Надеюсь, вам удастся еще немного поспать. Плечо Роботника дёргается вверх, гнев достигает пика из-за непринужденности, с которой агент говорит. Он с трудом берет себя в руки и ворчит что-то, что можно было бы считать ответом. Как только дверь за Стоуном закрывается, Роботник приступает к действию. С помощью быстрой команды и щелчка пальцев, дверь запирается на двойной замок, гарантируя, что никто не сможет войти без его разрешения. Затем он достает проекты улучшенной системы безопасности на входе в лабораторию — проекты, которые все еще находятся на ранней стадии разработки, но это не должно быть проблемой. Злоба — отличная движущая сила для завершения работы в рекордно короткие сроки. Хрустя костяшками пальцев, Роботник принимается за работу, злая ухмылка кривит его губы, когда его план начинает обретать форму. Это будет прекрасно. ~~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~~~ Следующее утро начинается с идеальных погодных условий; дождь льет как из ведра. Роботник, совсем не суеверный человек, все же считает это признаком того, что даже погода на его стороне. Все приготовления уже завершены. Все, чего сейчас не хватает, — это Стоуна. В восемь часов, точно по расписанию, срабатывает сигнализация у внешней двери лаборатории. Звук оглушительный — для того, кто стоит снаружи. Внутри Роботник позаботился о том, чтобы уровень шума был на приемлемом уровне. Легким, веселым нажатием кнопки он открывает видеоряд камеры у входа. Зрелище, которое его встречает, почти заставляет его захихикать. На улице все еще льет как из ведра, и, поскольку укрыться негде, агент Стоун уже промок до нитки, костюм прилип к его дрожащему телу, а капли с волос попадают в глаза, пока он безуспешно пытается сморгнуть их. Прямо на глазах у Роботника мужчина встряхивается, как собака, разбрызгивая капли воды во все стороны. Как будто это поможет. Настроение доктора значительно улучшается, и он тянется к переговорному устройству — Агент! Что там за шум? — Сэр? — Стоун начинает искать камеру глазами, и, к его чести, довольно быстро ее находит. Между его бровями начинает формироваться складка, радостно отмечает Роботник. Это еще не хмурый взгляд, но он уже далек от всегда приятного фасада, который агент носил в лаборатории в течение последних нескольких недель. — Сэр, мой бейдж, похоже, больше не работает. Сигнализация сработала, когда я попробовал открыть с его помощью дверь. Существуют ли какие-либо новые протоколы безопасности, о которых я должен знать? — Простое сканирование системы безопасности на каждом входе, агент, — вкратце Роботник задается вопросом, насколько сильно его злобная радость передается через динамики. Он надеется, что довольно сильно. — Распознавание лиц, чтобы убедиться, что только авторизованный персонал имеет доступ в лабораторию. Небольшая мера предосторожности, чтобы никакие незваные гости не смогли прийти на мою вечеринку, понимаешь ли. В конце концов, бейджи можно легко украсть. Только не говори мне, что ты пропустил служебку? — Не было никакой… — Лицо Стоуна меняется, замешательство сменяется чем-то вроде понимания. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, явно борясь с собой, чтобы сохранить самообладание. — Как мне получить разрешение? — О, это совсем не сложно. Просто улыбнись в камеру, чтобы мы могли сделать твою красивую фотографию для базы данных. — Радостно ухмыляясь, Роботник тянется к другой кнопке. — Скажи «Чиииииз». Быстрое нажатие, и прямо над камерой вспыхивает ослепительная вспышка. Конечно, никакой фотографии сделано не будет. Все действо имеет только одну цель — добавить к оскорблению небольшую травму. — Роботник слышит приглушенное ругательство агента себе под нос, в то время как он зажмуривает глаза и отворачивается слишком поздно. Теперь ему какое-то время будут мерещиться разноцветные пятна. Созерцая потрепанного мужчину на видео, Роботник обдумывает, как поступить дальше. Первоначальный план состоял в том, чтобы оставить Стоуна там подольше, посмотреть, как долго он продержится, прежде чем просто уйти. Но это не утолило бы гнев, бушующий в его груди, жажду мести, требующую удовлетворения. Нет, Роботник хочет сделать это лицом к лицу, хочет увидеть выражение лица Стоуна, когда он столкнет его с правдой. Лениво покружив пальцем над соответствующей кнопкой еще несколько раз, Роботник приводит в действие механизм, отключающий сигнализацию и открывающий дверь. Он даже доходит до того, что поворачивает свой стул боком, чтобы не спускать глаз с двери; интересно, удалось ли холоду и сырости наконец смыть все это фальшивое хорошее настроение, немного сломить дух этого человека. Ничего подобного. Стоун не приходит в лабораторию запуганный, как перепачканная мокрая собака, но он также и не совсем тот приятный парень, каким он кажется каждый день. Он врывается внутрь, разбрызгивая воду во все стороны, и впервые за все время, что Роботник его знает, он выглядит абсолютно разъяренным. С другой стороны, знал ли он его вообще когда-нибудь по-настоящему? Роботник думает с горечью и злостью. — Сэр, — начинает Стоун, как только подходит ближе, хлюпая своими промокшими ботинками. Его голос напряжен от гнева, кулаки сжаты. — Сэр, если бы вы смогли в будущем уведомлять меня о таких обновлениях системы безопасности заранее, я был бы очень признателен. — Тшш, тшш, — отталкиваясь на своем кресле так, что оно делает медленный оборот вокруг себя, Роботник машет пальцем. — Ты серьезно сейчас, агент. Если я отправляю тебе служебную записку, а ты слишком занят, чтобы ее прочитать, тогда не надо винить меня… — Не было никакой записки. — Это не первый раз, когда Стоун осмеливается прервать его, но впервые при этом его голос звучит резко и раздраженно. Если бы Роботник не посчитал это явной победой, он бы обязательно натравил на него бэдника или двух за неподчинение. Вместо этого он прикладывает руку к уху и наклоняется ближе, изображая любопытство: — Что-что это было? — Никакой служебки не было, — настаивает Стоун. — Мы оба знаем, что ничего не было. И если вы откажете мне в доступе в лабораторию — откажете мне в доступе туда, где вы находитесь, — тогда я не смогу нормально выполнять свою работу, сэр. Это не может быть тем, чего вы хотите? — Твою работу, — это слово ощущается как кислота у него во рту. — Скажи-ка мне, агент, в чем же именно заключается твоя работа здесь, еще раз? — Помогать вам и защищать вас. — Ответ приходит быстро и уверенно, без колебаний. Это последняя капля, которая разрушает тщательно культивируемый спокойный фасад Роботника — то, как Стоун с такой уверенностью смотрит ему в лицо, даже сейчас. В мгновение ока доктор вскакивает на ноги и летит через всю комнату. Плевать на правило «насилие запрещено», плевать на попытки казаться лучше, чем он есть. Все, чего он хочет сейчас, это причинить боль этому лживому маленькому ублюдку, который имеет наглость пытаться обмануть его даже сейчас. Его рука сжимается на горле Стоуна, как тиски, отбрасывая агента назад к стене с такой силой, что сотрясается полка рядом. Возможно, Стоун не ожидал, что ученый проявит физическую силу, поскольку он не оказывает абсолютно никакого сопротивления. Он ударяется о стену с тихим охом, и его рука взлетает вверх, чтобы сомкнуться вокруг запястья Роботника, но он не пытается ослабить хватку, просто позволяет своей руке слегка задержаться там. О, Роботник не сомневается, что агент мог бы вырваться на свободу, если бы захотел. Вероятно, мог бы сломать доктору руку быстрее, чем кто-либо, кого мог бы отследить человеческий глаз. Но если он даже попытается это сделать, то одного нажатия кнопки будет достаточно, чтобы его изрешетили лазерным огнем прежде, чем он сможет сделать хоть один шаг. А пока Стоун замирает, с нескрываемым удивлением глядя на нависшего над ним Роботника. И все же — никакого страха, отмечает доктор, раскаленная добела ярость горит в его груди. Даже сейчас эта мелкая липучка отказывается его бояться. Невыносимый, приводящий в бешенство маленький…! Он подходит ближе, наклоняясь так близко, что кончики их носов почти соприкасаются. — Может, попробуем еще раз, агент? Даже через перчатки с управлением заметно, как двигается горло Стоуна, когда он нервно сглатывает. И все же его голос звучит ровно. — Моя работа — помогать и защищать вас, сэ… — О, дай ты мне уже ПЕРЕДОХНУТЬ. — Хлопнув свободной рукой по ближайшей полке с достаточной силой, чтобы она задребезжала, Роботник отшатывается, закатив глаза к потолку. — Можешь уже прекращать эту постановку в школьном театре. Я спрашиваю, что тебе на самом деле здесь нужно, агент. Информация, которую ты собираешь, заглядывая мне через плечо? Надеешься держать меня под контролем? Или это что-то скучное, вроде зарплаты? Держу пари, они щедро платят тебе за то, что ты меня терпишь. Ну же, просвети меня. Что заставляет тебя возвращаться сюда снова и снова? На протяжении всей этой тирады глаза Стоуна расширяются все больше и больше, и когда Роботник заканчивает рычать, агент выглядит совершенно ошарашенным. Он пытается покачать головой, затем понимает, что не может из-за железной хватки на его горле. Вместо этого он слегка беспомощно пожимает плечами. — Сэр, я действительно считаю, что помогать вам — моя работа, именно это, я… Я действительно не знаю, что натолкнуло вас на мысль, что есть что-то еще? — Натолкнуло, — говорит он. — Как будто это не очевидно, — рычит Роботник, даже не в настроении насмехаться, чувствуя только гнев, когда он шипит, — С тех пор, как тебя зашвырнули ко мне, ты притворяешься, что тебя не беспокоит все, что я заставляю тебя терпеть. Независимо от рабочей нагрузки, независимо от того, как я к тебе отношусь, независимо от неуважения. Ты притворяешься, что тебе это нравится. Ты притворяешься, что улыбаешься. Как будто все это оставляет тебя совершееееенно равнодушным. — Щелчок его пальцев, быстрая команда на его перчатках, пока он ухмыляется. — Но это неправда, не так ли? По команде за его правым плечом оживает голоэкран. Ему не надо поворачиваться, чтобы убедиться, что отображаемое видео является тем, которое было нужно. Взгляд агента Стоуна говорит более чем достаточно, чтобы подтвердить это. Широко раскрытыми глазами он наблюдает, как на экране воспроизводится запись с кнопочной камеры Роботника, снова и снова показывая, как Стоун отреагировал на то, что его толкнул тот майор-никто. Камера приближает лицо агента и намеренно замедляется в нужный момент, чтобы действительно показать, как его лицо искажается от гнева. Запись повторяется четыре или пять раз, прежде чем Стоун снова обретает дар речи и опускает глаза в землю. — Ясно… Мне очень жаль, сэр. Я не должен был позволять этому задеть меня. Я понимаю, если вы злитесь из-за моего непрофессионального поведения… — Пфф!.. — Роботник машет рукой так близко от Стоуна, что чуть не задевает его нос. — Ты думаешь, я из тех, кого волнует профессиональное поведение? Мне абсолютно плевать. Замешательство на лице агента возвращается в полной мере. — Но… тогда что…? — Это, — неопределенный взмах в сторону экрана, — ничто по сравнению с тем, что я делаю с тобой ежедневно. И все же этого было достаточно, чтобы заставить тебя потерять самообладание. У тебя были миллиарды причин разозлиться еще больше в этой самой лаборатории, но ты никогда этого не делал. Ты действительно продолжишь настаивать и попытаешься сказать мне, что вовсе не притворялся, что тебе нравится твоя работа здесь? Если раньше Стоун выглядел смущенным, то теперь он прямо-таки раззевает рот от изумления. — Вы думаете, я лгу вам… Потому что не выхожу из себя? — Потому что, ты, пустая трата молекулярного пространства, ты притворяешься, что для тебя абсолютно нормально что-то, что таковым совсем не является. Как это видео ясно показывает. — Это была не одна и та же ситуация! Я никогда не притворялся…! — Почему я должен верить чему-то, что ты говоришь, когда все, что я видел до сих пор, — это всего лишь одно большое представление? На мгновение кажется, что Стоун продолжит протестовать; он открывает рот, широко раскрыв глаза… а затем медленно закрывает его снова. Делает глубокий вдох (или настолько глубокий, насколько он в данный момент может). Когда он все-таки заговаривает, его голос звучит гораздо спокойнее, чем раньше, слова четко подбираются одно за другим и преподносятся доктору с величайшей осторожностью. — Вы правы, сэр. Не все оставляет меня равнодушным. Есть вещи — очень много вещей, — которые меня беспокоят. Такие как, скучные речи. Когда приходится повторяться без необходимости. И особенно… я особенно ненавижу, — в этот момент Стоун ненадолго запинается, хмурясь и пытаясь подобрать правильные слова. — Я терпеть не могу, когда кто-то думает, что он умнее меня, лучше или более ценен, когда он ничего не сделал, чтобы доказать это. Когда люди думают, что могут смотреть на меня свысока или помыкать мной, хотя с моей стороны не потребовалось бы абсолютно никаких усилий, чтобы поставить их на законное место. И да, я немного вспыльчив, когда дело доходит до этого. Это непрофессионально, я знаю, но я признаю это. Вероятно, это самая долгая речь, какую Роботник слышал от Стоуна с момента встречи с ним, и доктор задумчиво наклоняет голову, прокручивая в уме слова и выражения в поисках подвоха. — Ты же понимаешь, агент, что только подтверждаешь мои подозрения? Стоун поднимает подбородок; жест вызова, даже в его нынешнем положении. — Извините, сэр, но это не так. Что-то в том, как уверенно звучит другой, заставляет Роботника задуматься, и он требует пояснений: — Нет? Объяснись, агент. — Я не возражаю, если смотреть свысока и помыкать будете вы, — немедленно отвечает Стоун, выпрямляя спину, и продолжает твердым голосом. — Потому что, если кто-то и имеет право смотреть на меня свысока, или на кого угодно, на самом деле, разве это не вы? Вы самый умный человек современности, а может быть, и за всю историю. Никто не сравнится с вами, особенно я. Должно быть, мы все кажемся вам невыносимо медлительными, поэтому неудивительно, что вы теряете терпение или… или ищете способы отыграться на мне, поскольку все это повседневное общение, должно быть, иногда ужасно скучно для такого ума, как ваш. Меня это устраивает. Я даже счастлив это терпеть, если это означает, что это даст вам возможность хоть немного отдохнуть от всей вашей работы. В этот момент Стоун делает паузу и, кажется, ждет реакции на все, что он сказал. Но Роботник, несмотря на всю свою гениальность, похоже, не может найти никаких слов. О, он пытается, работая челюстями и лихорадочно соображая, но у него ничего не выходит. Просто… все это звучит так искренне, но… Очевидно, приняв его молчание за знак того, что он еще не убежден, Стоун снова начинает говорить, на этот раз тише, почти мягко. — Мне нравится работать на вас, сэр. В этом нет ничего удивительного. Ваша работа… потрясающая. Восхитительная. Кто-то вроде меня, вероятно, даже не смог бы сказать вам, насколько, потому что у меня просто не хватит слов. Быть рядом с вами и помогать вам любым способом — это уже величайшая честь для меня. И нет, это не всегда легко. — В этот момент он криво усмехается, его глаза блестят. — Но, возможно, это часть того, почему мне это нравится. Не даёт расслабляться. Сделав еще одну паузу, Стоун хмурится, затем твердо заканчивает: — Я бы не стал рисковать этой должностью, чтобы шпионить за вами или что бы вы там ни думали, чем я тут занимаюсь, сэр. Я слишком ценю это место для этого. На них опускается тишина. Стоун, похоже, наконец выдыхается, и Роботник в кои-то веки действительно теряет дар речи. Его пристальный взгляд скользит по лицу Стоуна, ища любой намек на колебание, малейшую деталь. Все, что могло бы выдать возможную ложь. Ничего такого. Даже его острый взгляд не в состоянии ничего найти. Но тоже самое было и в течение последних недель, не так ли? Шепчет предательская, слишком знакомая часть его разума. Тогда он тоже не видел обмана. Как он может быть уверен, что и сейчас ничего не упускает? Он не может так рисковать. И он не станет. Выдох с шипением вырывается сквозь зубы Роботника. Внезапно он отпускает Стоуна и отступает назад, встряхивая рукой, как будто это поможет избавиться от ощущения пульса Стоуна под кончиками его пальцев. — Свободен, агент. Стоун замирает, прижимая руку к собственному горлу. Впервые на его лице появляется страх, когда он снова резко поднимает глаза; страх и недоверие. — Сэр…! — Свободен! — Роботник повторяет, гораздо громче, чем раньше. — Это слишком сложно для тебя, чтобы понять, агент? Это означает, что твои так называемые услуги больше не требуются. Ты мне здесь не нужен. Можешь идти. Он молча и вызывающе смотрит на Стоуна, ожидая, что он осмелится снова попытаться возразить; воззвать к его милосердию. Он просто ждет, когда агент это сделает, чтобы он мог нажать одну-единственную кнопку и без колебаний послать за ним целый батальон бэдников. Должно быть, Стоун видит это по его лицу, поскольку он не пытается. Он молча отталкивается от стены, опустив голову и втянув ее в плечи, и поворачивается, чтобы уйти. Роботник ждет, пока дверь закроется за агентом, затем ждет еще дольше — но дверь не открывается снова. Стоун не возвращается. Только после отрезка времени, который кажется вечностью, доктор позволяет себе перевести дыхание… и обнаруживает, что оно застревает у него в горле, оставляя после себя неприятное ощущение тесноты. Какая ирония. В течение нескольких дней, даже недель, он пытался избавиться от Стоуна и потерпел неудачу. Оказывается, все, что было необходимо, — это одна-единственная фраза. ~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~~ Роботник победил. Он добился своего, и шпион-прилипала исчез из его личного святилища. О, конечно — достаточно скоро появится новый ассистент. Они всегда есть и всегда будут. Но, по крайней мере, все вернется к старому распорядку. Никто из них не задержится надолго, он в этом убедится. Стоун был особым случаем; один из миллиона кандидатов, который просто продержался дольше, чем средний имбецил. Этого больше не повторится. И в данный момент он знает, что победил. Так почему же. Почему это совсем не ощущается, как победа?! Он более беспокоен, чем когда-либо прежде; гнев и напряжение гудят под его кожей, как рассерженный пчелиный улей. Ожидаемое чувство триумфа так и не приходит, и вместо душевного покоя он обнаруживает, что не в состоянии сосредоточиться, не в состоянии вернуться к своей работе — работе, которой он наконец-то снова может заниматься в одиночестве. Если бы он ещё мог сконцентрироваться и действительно ею заниматься… Но вместо того чтобы работать, Роботник обнаруживает, что расхаживает по лаборатории, бесцельно постукивая по экранам, на самом деле не видя, что на них отображается. Вместо этого он замечает, что его взгляд так часто перемещается в пустой угол у двери, что в конце концов он срывается и швыряет свой стул в том направлении, совсем не удовлетворенный звуком металла ударяющегося о металл. Следующим он пробует кофе. Латте, чтобы успокоить его расшалившиеся нервы. Но даже несмотря на то, что он делает все правильно — он знает, что делает, следуя инструкциям с научной точностью, — вкус напитка настолько ужасен, что он выплевывает первый же глоток на землю и швыряет остатки в дальнюю стену. Он не предпринимает еще одной попытки приготовить напиток, вместо этого решает, что это пустая трата его времени, и он прекрасно может функционировать и без кофеина. Он решительно игнорирует головную боль, возникающую над его правым глазом. Даже бэдники, кружащие по лаборатории, кажется, немного не в себе. Они тихо пищат, совершая свой обход, издавая высокие и вопрошающие сигналы. Как будто что-то ищут. Только когда один из них начинает сканировать угол у двери, до Роботника внезапно доходит. Осознание вдруг ощущается свинцовой тяжестью в его животе, и он дрожит от неподдельной ярости, когда встает, вероятно, впервые в жизни повышая голос на свои собственные творения: — Нет, нет и нет! Вы не должны его искать! Его здесь нет! Его здесь больше не будет! И ему не удастся настроить мои собственные машины против меня! Ответные гудки звучат как несогласие для его недоверчивых ушей. Нет. Он не потеряет контроль над своей собственной лабораторией, своими собственными детьми; не из-за одного прилипалы-предателя. Он нажимает быструю последовательность кнопок на своих перчатках, которую он редко использует. Эффект мгновенный; бэдники застывают в воздухе, тихо пищат, прежде чем все, как один, поворачиваются и послушно плывут обратно на свои полки. Роботник пристально наблюдает, как они возвращаются на отведенные им места, отключаясь один за другим. Пока пусть побудут в режиме ожидания. Позже он повозится с их программированием и убедится, что нечто подобное больше никогда не повторится. В этом и заключается вся правда машин, думает он, жестокая и горькая. Он может просто запрограммировать их по своему вкусу, когда захочет. Если бы только с его собственным разумом можно было бы справиться так же легко. ~~~~~~~~~~~~~S~~~~~~~~~~~~~ Наконец, в какой-то момент Роботник понимает, что он потратил впустую почти весь рабочий день, и ему нечего сказать в свое оправдание. Он слепо пялится на один и тот же экран в течение бог знает какого количества времени, ничего не делая с данными, которые на нем воспроизводятся. Это закончится сейчас, решает он, ударяя кулаком по экрану с такой силой, что трескается самый его край. Он даже не чувствует возникающей в результате боли, слишком сосредоточенный на своем разочаровании. Какие бы человеческие эмоции ни терзали его в настоящее время, нет ничего такого, чего не смог бы преодолеть такой блестящий ум, как у него. Он просто должен ему немного помочь. Слегка пригнувшись, он достает наушники и надевает их. Пальцы летают по экранам, он ищет определенный плейлист. Вот — Мировое Господство. Это должно вернуть его разум в нужное русло. Нажимая кнопку воспроизведения, доктор откидывается на спинку стула, хрустя костяшками пальцев. Пришло время приниматься за работу, даже если это означает, что ему придется заставить свой непослушный разум подчиниться. Через девять, может быть, десять песен ему наконец удается добиться некоторого прогресса; прогресса, который ощущается как вырывание собственных зубов, одного за другим собственными руками, но всё-таки прогресса. Слегка удовлетворенный, Роботник позволяет себе перерыв и откидывается назад, заставляя свой стул медленно вращаться. Его головная боль достигает небывало высокого уровня, язык прилипает к небу из-за обезвоживания и потребности в кофе, но он делает успехи. Прогресс — это все, что имеет значение. Все в порядке. Все хорошо. Еще один медленный круг вокруг собственной оси, пока он медленно моргает, пытаясь избавиться от пятен, танцующих перед его усталыми глазами. Кстати, насколько уже поздно? Он уже проработал всю прошлую ночь, чтобы подготовить систему безопасности к прибытию Стоу- прилипалы, и его тело чувствует, что это, видимо, будет вторая ночь без сна. Он чувствует себя медлительным и вялым. Еще один поворот вокруг себя, и он уже почти поворачивается лицом к экрану, когда краем глаза замечает движение и резко останавливает себя, ударив пяткой по земле. Движение? Нет, невозможно. Он один в лаборатории. Руки Роботника взлетают к наушникам, и он срывает их и одновременно встает на ноги и разворачивается к теперь уже открытой двери, вопрос уже на его губах: — Аге-…?! Слово замирает у него на языке, когда он внезапно обнаруживает, что смотрит прямо в дуло пистолета. На мгновение все, кажется, замирает, мир сужается до того факта, что на него нацелено настоящее оружие. Затем его разум переходит в овердрайв, оценивая и наблюдая миллион вещей с нечеловеческой скоростью: это не Стоун только что вошел в лабораторию без его разрешения. Вместо этого он оказывается лицом к лицу с двумя незнакомцами, одетыми в полное снаряжение спецназа, оба они целятся в него из оружия. Не правительственные люди, предупреждает часть его разума, и именно тогда он, наконец, снова начинает двигаться. Поздно, слишком поздно, Роботник поворачивает запястье и — — Не двигайся, — раздается голос мужчины справа, приглушенный тканью, закрывающей нижнюю часть его лица, прежде чем Роботник успевает нажать хотя бы одну кнопку. — Шевельни хоть пальцем, и ты покойник, док. Роботник застывает на месте, кончики пальцев так близко к цели, разум все еще скачет по кругу. Бэдники отключены. Нет возможности отдавать им голосовые команды. Если бы только он мог нажать хотя бы одну кнопку на своих перчатках, тогда… — Не-а, я бы не стал этого делать, док. — Тот, что справа, кажется, читает его мысли; либо это, либо его намерение просто очень ясно отражается на его лице. Незнакомец слегка размахивает своим оружием, но оно все еще направлено прямо в лицо доктору. — Не двигаться, я сказал. Ни единого движения пальцев. Мы знаем, на что способны эти перчатки. Ощетинившись от одного намека на то, что этим головорезам хватило бы мозгов понять все секреты и опасности, таящиеся в этих перчатках, Роботник открывает рот, чтобы сказать им именно это, в недвусмысленных выражениях, но ему снова мешают, когда мужчина огрызается, внезапно разозлившись: — И никаких разговоров. Будь послушным маленьким гением и двигай назад, пока не сядешь в свое кресло, и веди себя тихо. Давай-давай. Не имея других вариантов, Роботник медленно пятится назад, пока его колени не упираются в край кресла, и тогда он может позволить себе упасть в него. Ему не разрешается двигаться или говорить, но его разум ничем не ограничен и работает в сверхскоростном режиме. Кто они такие? Не от правительства, на которое он работает, это точно; он не давал своим работодателям больше причин быть недовольными им, чем обычно, так что причина не в этом. Тогда кто? Возможно наемники, посланные, чтобы устранить или похитить его. Как они проникли внутрь? Этот ответ найти достаточно легко: система безопасности. Он не активировал ее повторно после того, как впустил Стоуна, отвлеченный их противостоянием и уходом агента. Величайший гений всех времен, и он совершает подобную ошибку новичка. Только потому, что он позволил себе отвлечься. Как отвратительно по-человечески с его стороны. Он дрожит от сдерживаемой ярости из-за собственной глупости, острой, как стекло, в его груди. Конечно, даже эту реакцию эти безмозглые обезьяны не могут интерпретировать правильно, сразу показывая, насколько низок их IQ на самом деле. — Уже не такой высокомерный и могущественный, верно, доктор? — Говорит один из двоих наемников и усмехается. — Без своих игрушек ты ничем не лучше нас. Второй громила рядом с ним слегка жестикулирует своим пистолетом, тихо бормоча: — Давай просто возьмем его и уйдем. — Расслабься. Без перчаток он ничего не может сделать. Я сам это видел — они нужны ему для управления машинами. Более разговорчивый из двоих начинает приближаться. Его пистолет остается нацеленным в точку между глаз Роботника. — Мы снимем с тебя эти перчатки, а потом ты пойдешь с нами, док. Тихо. Если тебе это удастся, с тобой ничего не случится. Тебе повезло; наши работодатели хотят заполучить твои мозги, так что ты даже не сильно пострадаешь. Следи за его другой рукой, — говорит он своему коллеге. — Если один из пальцев хоть немного дернется, отстрели его. Подойдя к доктору, мужчина приближается так близко, что становится душно. Не слишком церемонясь, он хватает правое запястье Роботника и проворачивает его так резко, что боль распространяется по всей руке. Доктор стискивает зубы, чтобы не реагировать на это, но ничего не может поделать с тем, как его рука инстинктивно дергается, чтобы избежать прикосновения. В любом случае, это не помогает; первую перчатку снимают и отбрасывают в сторону, не заботясь о чувствительной технике внутри. Роботник отчасти готов огрызнуться на дурака за то, что тот так обращается с его творением, но поскольку даже говорить запрещено, а на него все еще нацелен по крайней мере один пистолет, он не может даже словесно наброситься на этого идиота. Он беспомощен и может только злобно смотреть на мужчину в тщетной надежде прожечь в нем дыру одним своим взглядом. Это оказывается удручающе неэффективным. Его левое запястье хватают, на этот раз так сильно, что Роботник чувствует, как кости скрежещут друг о друга. Он не может удержаться, чтобы не обнажить зубы, подавляя болезненный стон. Громила наблюдает за ним, как ястреб, пока снимает вторую перчатку с его руки и выбрасывает ее, как и первую. — Каково это, док? Для разнообразия побыть на месте того, кто находится в чьей-то власти? — Он издевается, обнажая зубы в ухмылке. Теперь, когда обе перчатки сняты, мужчина наклоняется, положив руки на подлокотники слева и справа от гения, заставляя его вжиматься спиной в спинку кресла. — Еще не слишком напуган? — Эй, — говорит второй мужчина откуда-то из-за двери, его голос звучит напряженно. — Поторопись. Мне тут не по себе, не хотелось бы оставаться здесь надолго. Жутковатое место. — Расслабься уже, — бросает через плечо мужчина перед Роботником. — Я же сказал тебе, он ничего не может сделать. И он работает один. У нас есть все время в мире. — Мы просто должны схватить его и увести отсюда. Я не понимаю, почему ты… — Может, ты уже заткнешься и просто позволишь мне немного насладиться процессом? В ответ раздается невнятное бормотание, но мужчина, похоже, до поры до времени соглашается подождать. Лидер этих двоих поворачивается обратно к Роботнику. Кажется, одно мгновение он что-то обдумывает, прежде чем медленно поднять пистолет и приставить его прямо к подбородку Роботника. Свободной рукой громила тянется вверх и медленно стягивает маску, закрывающую нижнюю половину его лица. — Скажи-ка док, ты помнишь меня? Для Роботника лицо, которое открывается, когда ткань откидывается, абсолютно незнакомое и чужое, но трудно сказать, так как человек находится слишком близко, чтобы действительно хорошо его разглядеть. Но в любом случае его ответ и не требуется. Незнакомец продолжает говорить, тихо и резко, звуча все более и более взволнованно, по мере того, как он продолжает. — Однажды меня приставили к тебе, док. Работа личным ассистентом, сказали они. Но для тебя я был скорее подопытным кроликом. Пистолет впивается под подбородок Роботника, неприятно вдавливаясь в кожу, в то время как голова доктора откидывается назад и вверх, заставляя смотреть в находящиеся слишком близко глаза рычащего человека. — Та твоя маленькая прилипчивая бомба. Помнишь это? Это на мне ты ее тестировал. Прикрепил ее прямо к моей руке и запустил таймер. Роботник чуть не отшатывается от неожиданности, но его останавливает холодная сталь под подбородком. Он очень хорошо помнит этот инцидент, но… как бы он ни старался, он не может вспомнить лица человека, замешанного в этом. Он никогда не удосуживался присмотреться повнимательнее. Этот парень был одним из многих, многих ассистентов — появился и снова исчез, немедленно вычеркнутый из его памяти, потому что это была деталь, в которой он не нуждался. Это могло быть лицо перед ним, но вполне могло быть и совершенно другое. Он никак не мог сказать. — Нет? Ты не помнишь? — Теперь на лице незнакомца появляется гнев. Он протягивает свободную руку и так сильно дергает Роботника за волосы, чтобы откинуть его голову назад, что доктор не может сдержать короткий крик, вырывающийся из его горла. — Что ж, док, а вот я помню. Я никогда не забуду эту минуту. Одна минута, в течение которой я думал, что борюсь за свою жизнь и проигрываю битву. Ты хотя бы помнишь, что ты делал, док? В ту минуту? Я расскажу тебе. Ты смеялся. Смеялся над моим страхом. Мне потребовались месяцы, чтобы оправиться от этого, и как только я это сделал, я больше не смог найти другую работу в агентстве. Они сказали, что я нестабилен. Не способен работать под давлением. Как будто они имеют хоть какое-то представление о том, каково это — работать под твоим началом. Как будто хоть кто-нибудь смог бы работать под началом такого опасного сумасшедшего, как ты. Все время, пока мужчина разглагольствует, голова Роботника трясется от хватки за волосы, заставляя слезы наворачиваться на глаза от острой боли. На этот раз он отказывается издавать хоть звук. Кажется, это только еще больше раздражает его похитителя. — Будь ты проклят, ты психопат. Я продолжаю слышать это в своей голове — этот жуткий писк таймера, но громче всего — твой смех. А ты даже не узнаешь меня. Такое чувство, что парень собирается вырвать его волосы с корнем в любую секунду. Это больно, очень больно, но гнев, яростное возмущение тем, что эти безмозглые обезьяны осмелились прийти сюда и попытаться похитить его, сильнее. Сквозь слезящиеся глаза Роботник пытается снова сосредоточиться на другом человеке — готовый ответить что-нибудь язвительное, несмотря на приказ молчать, — когда что-то отвлекает его внимание. У двери, за спиной второго нападавшего, происходит движение, быстрое, мимолетное и бесшумное. Трудно сказать, но что-то в фигуре в дверном проеме кажется… знакомым. Что-то щелкает в голове Роботника, и он едва сдерживается, чтобы не сделать резкий вдох. Он проглатывает это и заставляет себя снова поднять взгляд на своего похитителя. По чистой случайности, этот слабоумный, похоже, не замечает его краткого провала, он слишком сосредоточен на своем гневе. Но Роботник полагает, что лучше перестраховаться на этот счет, и в любом случае он слишком долго молчал. Обнажая зубы в гримасе, которую едва ли можно назвать усмешкой, он растягивает слова: — Так, кто ты такой, еще раз? Видишь ли, у меня нет привычки вспоминать каждого подонка, который случайно забредает в мою лабораторию. Эффект мгновенный — лицо мужчины становится белым, затем красным от ярости, и он отпускает доктора, чтобы вместо этого занести кулак назад, готовясь к удару. — Ты, чертов-…! Он не успевает двинуться дальше этих слов, когда вокруг вдруг начинается ад. Раздается выстрел, и громила у двери издает крик, резкий и высокий от шока и боли. Второй выстрел, и кричащий человек падает, внезапно затихая. Мужчина, стоящий над Роботником, резко оборачивается, поднимая пистолет, чтобы направить его на новую угрозу, глаза дикие от удивления и шока. Агент Стоун не замедляется ни на секунду, плавно разворачиваясь, отходя от первого человека, которого он застрелил, и целится в того, кто все еще стоит. Его обычно спокойное выражение лица сменяется выражением холодной ярости, когда он приказывает, тихо, но четко: — Отойди от доктора, сейчас же. Мужчина кажется скорее застигнутым врасплох, чем напуганным, и остается на месте, наполовину склонившись над Роботником в кресле. Однако он, кажется, не уверен, в кого целиться первым; его пистолет продолжает раскачиваться взад-вперед между Стоуном и Роботником, пока он, заикаясь, произносит: — Кто…? Он… он должен был быть один! — Ну, очевидно, это не так. — холодно отвечает Стоун, взгляд мечется туда-сюда между лицом обезумевшего человека и его оружием. — Источники сообщили, что он уволил еще одного помощника. Они не могли уже прислать замену… — Наконец, мужчина, похоже, решает, что Стоун представляет самую большую угрозу на данный момент, и направляет свое оружие на агента, сосредоточиваясь на нем. — Кто ты, черт возьми, такой?! Всего на одно мгновение наемник полностью забывает о своем пленнике, и это единственное мгновение — все, что действительно было нужно Роботнику. Логика подсказывает, что он использует этот шанс, чтобы добраться до безопасного места, или, как более рискованный вариант, чтобы схватить свои перчатки. Он не делает ни того, ни другого; подпитываемый чистой яростью и бесконечным повтором фразы «как они смеют, как они смеют, как они смеют» в своей голове, Роботник делает самую глупую вещь из возможных: он резко вскакивает со своего места и бьёт головой вперед прямо в лицо своему похитителю. Все внимание имбецила сосредоточено на Стоуне, поэтому он даже не замечает надвигающейся опасности до того, как голова Роботника с глухим стуком ударяется о его челюсть. Мужчина взвывает от боли и отшатывается назад, инстинктивно поднимая руку, чтобы прикрыть челюсть. Это та самая заминка, которую Стоун только и ждал. Он нажимает на спусковой крючок. Роботнику кажется, что в этот момент время немного замедляется. В промежутке между выстрелом и попаданием в цель Роботник успевает хорошенько рассмотреть лицо своего потенциального похитителя, застывшее в неверии и ненависти. Для доктора это по-прежнему лицо незнакомца. Он до сих пор не может вспомнить, чтобы когда-либо работал с ним. Роботник отворачивается до того, как тело успевает упасть, не слишком желая наблюдать последующий беспорядок. Он не брезглив, когда дело доходит до крови и смерти, но это не значит, что ему это должно нравиться. Вместо этого он позволяет себе сосредоточиться на Стоуне. Стоуне, которого вообще не должно было здесь быть. Это то еще зрелище — наблюдать, как быстро вся холодная, сосредоточенная ярость тает с лица Стоуна, как только угроза устранена. В одну секунду он — человек, полный убийственной ярости, а в следующую — он тот самый Стоун, которого Роботник узнает. Он выглядит совершенно растерянным, когда бросается к доктору, широко раскрыв глаза и так явно, неприкрыто волнуясь. — Сэр! Вы ранены? Роботник открывает рот, чтобы огрызнуться на него, что да, очевидно это так, ты идиот, но обнаруживает, что слова не идут. Все, что слетает с его губ вместо заслуженного упрека, это задыхающееся: — Агент? Здорово. Очевидно, то, что он является самым умным человеком в истории, не означает, что он не может испытывать шок после стрессового события. Даже его руки дрожат, замечает он, когда опускает на них взгляд. Как такое возможно? — Я здесь, сэр, — с готовностью отвечает Стоун, как будто Роботник мог этого не заметить; в конце концов, агент прямо перед ним. Он протягивает руку, затем останавливает себя, руки зависают над доктором. — Сэр, ничего, если я проверю, нет ли травм? Я быстро. Все по-прежнему кажется далеким и неправильным, и его тело вообще не хочет с ним сотрудничать, поэтому все, что Роботник может сейчас сделать, к своему большому раздражению, — это отрывисто кивнуть. По крайней мере, Стоун, кажется, знает, что делает. Его руки нежны, но уверенны, когда он слегка наклоняет голову доктора влево и вправо, очевидно, ища какую-либо рану. Таким образом, Стоун стоит над Роботником почти так же, как нападавший ранее, но на этот раз гений не чувствует себя загнанным в угол. Дискомфорт, который он обычно испытывает от близости живого существа и его прикосновений, так и не наступает. Вместо этого он даже наклоняет голову вперед, когда кончики пальцев Стоуна слегка надавливают на его затылок, ища новые повреждения, хотя это ставит его в уязвимое положение. Это все еще кажется каким-то сюрреалистичным. Стоуна вообще не должно здесь быть. Его разум лихорадочно продолжает возвращаться к этому факту, как заезженная пластинка. — Что ты здесь делаешь? — Роботник обращается к полу, вопрос бесконтрольно срывается с его языка. — Я понял, что что-то не так, когда сканирование системы безопасности и сигнализация на входе не включились, когда я попытался войти, — Стоун звучит рассеянно, все еще прощупывая его голову точными движениями и стараясь прикасаться как можно меньше, насколько это возможно. — Вы еще не авторизовали меня заново, так? Так что я решил, что должен войти и проверить, все ли в порядке. Правильно — он не восстановил доступ Стоуна, убежденный, что агент все равно не вернется. Однако Роботник имел в виду совсем не это. Если бы он не был… эмм… все еще настолько потрясен, он бы набросился на агента за то, что тот впустую тратит его время, заставляя прояснить свой вопрос. — Разве я тебя не выгнал, агент? — Выгнали, — с готовностью соглашается Стоун. — Вы выгнали меня, но не уточнили, на какой срок. Поэтому я решил, что вы имеете в виду сегодняшний день. Я пришел вскоре после полуночи, так что это уже был следующий день. По-видимому, не обнаружив никаких ранений на голове, Стоун отступает назад и опускается на колени, протягивая руку, чтобы осторожно взять предплечье доктора обеими руками, проверяя его покрытое синяками запястье. При этом он посылает Роботнику кривую улыбку. — Я надеялся, что смогу поговорить с вами снова, может быть, на этот раз немного спокойнее. То есть, он просто решил проигнорировать явно подразумеваемое полное увольнение и вместо этого вернулся. Часть вечно параноидального разума Роботника настаивает на том, что возвращение Стоуна не может означать ничего хорошего, но гораздо большая часть отвергает этот тихий голос, потому что, черт возьми, Стоун вернулся и спас… защитил его, подвергая себя опасности в процессе. Он не знает никого другого, кто поступил бы так ради него и вообще стал бы беспокоиться. Напротив: он знает множество людей, которые подумали бы, что он вполне заслуживает того обращения, которое получил. Очевидно, не подозревая о множестве мыслей, бушующих в голове гения, Стоун заканчивает свой тщательный осмотр легким хмурым взглядом. — Вы кажетесь невредимым, если не считать ваших запястий и возможной травмы головы. — Встав на ноги, Стоун переводит взгляд с доктора на павших неудавшихся похитителей, выражение его лица на мгновение становится грозным, прежде чем он тихо вздыхает. — Я действительно считаю, что не нужно было вам этого делать, сэр, эти… имбецилы не стоили того, чтобы вы причиняли себе вред. Это мое слово, мелькает в голове Роботника совершенно бессмысленное наблюдение. И все же звук оскорбления, которое Стоун явно позаимствовал из его репертуара, как ни странно, достаточно забавен, чтобы вызвать у него взрыв едкого смеха. Это также, наконец, выводит его из того шокового состояния, в которое решило впасть его тело. Он медленно разминает руки — его запястья болят, но, к счастью, он все еще может ими пользоваться, — прежде чем осторожно подняться. Когда он это делает, его взгляд падает на второго нападавшего; того, о ком Стоун позаботился первым. Пока он смотрит, пальцы мужчины слегка подергиваются. Брови доктора непроизвольно приподнимаются. — Ты не убил этого. Он наполовину формулирует это как вопрос, и Стоун подхватывает его, немедленно объясняя. — Допросить их об их задании и работодателе казалось логичным ходом действий. Справедливо. Роботник поднимает руку, готовый призвать бэдников усмирить выжившего — когда вспоминает об отсутствии перчаток. Ладно. Может быть, он еще не полностью оправился от шока, думает он, бросая взгляд на свою почти обнаженную руку. — Вот, сэр, — Стоун снова появляется рядом с ним, протягивая ему перчатки. Каким-то образом именно в этот момент в голове гения происходит щелчок. Момент, когда Стоун с готовностью отдает ключ к большинству его творений, тот самый ключ, который его враги в первую очередь попытались отнять у него, — это момент, когда головоломка, которая является агентом Стоуном, решается сама собой на глазах Роботника. И в тот же миг Роботник понимает, что в данном случае он сам был своим злейшим врагом, паранойя и сомнения не давали ему увидеть простейшую истину. В поведении агента не было никакого подвоха, никакого скрытого мотива или тайного замысла. Это была самая простая из вещей, и в своей вере в то, что за этим должно скрываться что-то большее, Роботник усложнял и извращал ее до тех пор, пока больше не мог разглядеть правду: Тот простой факт, что агент Стоун был абсолютно честен с ним от начала до конца. «Мне нравится работать на вас». Несмотря на все, что произошло этой ночью, Роботник обнаруживает, что на его лице расплывается ухмылка, дикая и эйфорическая. С размаху он выхватывает перчатки у Стоуна и надевает их, радостно шевеля пальцами несколько раз, прежде чем снова начать нажимать на них кнопки. Сразу же лаборатория вокруг него начинает оживать. Бэдники начинают загружаться, голоэкраны ярко вспыхивают, и один из его плейлистов запускается намного тише, чем обычно. Все, включая его самого, вернулось и работает как хорошо смазанная машина. Это унимает последнюю дрожь в его конечностях, удовлетворение разливается по нему, как глоток хорошего горячего кофе. Так гораздо лучше. Его взгляд снова находит лежащего без сознания мужчину на земле, отвращение поднимается волной внутри него. Нажатие кнопки, и несколько бэдников набрасываются на мужчину, не слишком церемонясь, надежно связывают его и затыкают рот кляпом. Еще одно нажатие, и вторая группа дронов начинает убирать беспорядок, коим является безжизненное тело другого нападавшего. Разобравшись с потенциальными похитителями на данный момент, Роботник ломает голову, быстро обдумывая свои следующие шаги и текущие приоритеты. Честно говоря, это решение даётся ему легко. — Агент! — Сэр? — Стоун реагирует на призыв так же легко и быстро, как и любое из творений доктора, к большому удовольствию гения. — Прежде чем мы начнем допрос этого… подонка, — уничтожающий взгляд в сторону упомянутого подонка, — я не отказался бы от твоего латте. Как только ты его принесешь, мы поговорим о твоей будущей зарплате — потому что я буду платить тебе меньше, чем агентство, но если ты хочешь работать на меня, ты будешь не против. В конце концов, мое финансирование ограничено. Это ясно, Стоун? Краем глаза он замечает, как Стоун буквально спотыкается о собственные ноги, его всегда собранный образ рушится, как карточный домик, в то время как он откровенно пялится на доктора. Наконец-то застал его врасплох, радостно думает Роботник, едва сдерживая ухмылку. То ли благодаря своеобразному способу, которым он только что нанял его навсегда, то ли благодаря звуку его имени из уст доктора — неважно, благодаря чему именно ему это удается, но на этот раз доктор правда застал его врасплох. Однако это длится недолго. Всего за несколько секунд Стоун снова выпрямляется, пытаясь придать себе профессиональный вид. Лучезарная улыбка на его лице не совсем соответствует образу, но ему, похоже, все равно. — Э-э, но мы все ещё можем обсудить оплату, сэр? — Теперь в тебе проснулась жадность? — Прищурившись на сияющего агента, Роботник сам с трудом сохраняет серьезное выражение лица. Чтобы скрыть это, он подкручивает усы, изображая вздох. — Сначала латте. И поторопись, пока я не решил, что ты будешь работать бесплатно. Даже наклонив голову, Стоун не в состоянии скрыть, как насмешливый тон заставляет его улыбаться только шире. По крайней мере, он держит это при себе, покидая лабораторию без каких-либо остроумных комментариев. Не имея другого выхода, кроме как ждать, Роботник подходит к лежащему на полу без сознания мужчине. Бэдники проделали замечательную работу, так туго опутав его тросами, что самое большее, что он сможет делать, когда очнётся, это извиваться, как червяк. При ближайшем рассмотрении Роботник замечает, что ресницы парня немного трепещут. Идеально. Было бы намного лучше, если бы он был в сознании. Ухмыляясь в предвкушении, доктор немного ускоряет процесс, пиная имбецила в бок, наслаждаясь приглушенным криком боли, который он при этом получает. Склонившись над своим пленником, он напевает: — Пора вставать! Приятно наблюдать, как слабоумный начинает паниковать, когда узнает его, и становится еще смешнее, когда он сразу же начинает вырываться, только чтобы заметить, что он крепко связан. Его глаза почти вылезают из орбит, и он так быстро бледнеет, что практически становится прозрачным. — Не так весело быть пленником, а? — Роботник размышляет вслух. — Чего не могу сказать о себе. Мне вот, очень даже весело. Еще больше извиваний, и из дрожащей человеческой массы доносятся какие-то приглушенные звуки. Роботник насмехается над этим жалким зрелищем, прежде чем ухмыльнуться, снова наклоняясь ближе. — Итак, есть два варианта. Первое: ты можешь рассказать мне, громко и ясно, все о том, кто вас прислал и зачем. Или, второе… — щелчок его пальцев, и бэдники, мирно плавающие позади него, начинают опасно жужжать, их фазеры начинают светиться ярко-красным, — …мы достигнем ровно того же результата, но с некоторой помощью. Мгновенно мужчина начинает метаться еще сильнее, изгибаясь так дико, что почти отрывается от земли, одновременно нескончаемо мыча что-то неразборчивое в кляп. — Что-что? — Роботник демонстративно подносит руку к уху, изображая, что прислушивается. — Что это было? Я сказал отвечать громко и ясно, знаешь ли. Ах, ну что ж. Я просто предположу, что ты выбрал второй вариант. Развлекайся. Что-то, отдаленно похожее на всхлип, вырывается из-за кляпа, когда доктор отворачивается, быстро теряя интерес, и бэдники начинают приближаться к пленнику. Дверь с тихим шипением открывается. Стоун возвращается, все еще улыбаясь про себя. Он пересекает комнату, даже не взглянув на борьбу и шум в углу. — Ваш латте, сэр. — Наконец-то. — Роботник жестом подзывает Стоуна ближе, принимая чашку, которую предлагает ему агент. Осторожный глоток горячего напитка и — о, да. Это то самое расслабление, за которым он гнался весь день. Он делает еще один большой глоток, рассматривая Стоуна с приподнятой бровью. — Я надеюсь, ты в курсе, что твой латте — главная причина, по которой я тебя нанимаю, Стоун. — Конечно, сэр, — отвечает Стоун, сверкая глазами. — Я всерьёз считал это определенной гарантией занятости. — Хитрая задница, — беззлобно огрызается Роботник. — И брось уже это «сэр». Твое подхалимство приемлемо, но слушать этот военный сленг весь день — это больше, чем я могу вынести в течение длительного периода времени. — Хорошо, доктор. Хм, ну что ж. Возможно, им удастся сработаться, решает Роботник. Еще один взгляд на Стоуна, который приятно улыбается ему, несмотря на события и продолжающиеся звуки расправы на заднем фоне, и окончательно убеждается в этом. Они сработаются просто идеально.