За закрытой дверью

      — Интересно, когда нас выгонят отсюда… — Брррынь. Басист, Каминари, лениво водил пальцами по струнам гитары, лежа на диване на коленях у солистки, Джиро. Она, в свою очередь, лениво водила пальцами по его волосам.       — Может они про нас забыли? — усмехнулся барабанщик, Бакуго, крутя палочку в пальцах, тем временем крутясь на своей табуретке.       — Завтра начинаются новогодние каникулы, — сказал фронтмен, Киришима, обоими руками упиравшийся в стол, заваленный нотами в тетрадках и на листочках. — Играть мы начали после новогодних каникул прошлого года. И того за год: чужих песен выучено и спето штук двадцать пять, своих песен написано… одна. Поздравляю всех, шикарные итоги.       — Это какую мы песню написали? — Джиро подняла брови. — Я ни одной не помню.       — Это он про те частушки, которые Мина в том феврале сочинила что ли? — засмеялся Бакуго. Подхватил Каминари.       — О нет, я их помню, это было ужасно!       Ашидо, не член группы, но важная ее часть, возмутилась. Она вышла из-за синтезатора, где она перебирала клавиши — потому что играть не умела, — и встала перед Бакуго.       — Ты там совсем припух? Я вам сейчас такую песню сочиню, вы плакать будете.       — Уже плачем, — прошептал Киришима, но слишком громко. Ашидо услышала и медленно обернулась, в ответ на что гитарист в панике отскочил в сторону и спрятался за столом. — Мина, нет, это не то, что ты думаешь! Я же пошутил!       Под звуки убегания Эйджиро от дамы своего сердца, Джиро посмотрела на лежащего у нее на коленках Каминари.       — А где Серо и Кирихо?       — Гулять ушли. Он же ей сегодня в любви признаваться собрался.       В комнате повисла тишина. Все глаза обратились к басисту, а он только растерянно посмотрел на своих одноклассников.       — Вы что, не знали?..

***

      Соберись. Соберись. Соберись!       Краем глаза он посмотрел на девушку, идущую рядом с ним. Кирихо замочком держала его руку у него в кармане, мило улыбаясь и смотря по сторонам. Они шли по длинной аллее, хрустя тонким слоем снега под ногами. Стволы стройных голых деревьев были украшены золотыми гирляндами, блестящими рядами уходя вдаль аллеи.       Серо все сильнее и сильнее начинал чувствовать подступающую панику. Он уже пару дней думал, что ей скажет в этот момент, но сейчас все его подготовленные речи казались такими глупыми и отвратительными. Он только и мог что осторожно наблюдать за ней, пряча нос в шарфе, смотреть, как она улыбается, как блестят огоньки в ее глазах, как маленькие снежинки застревают у нее в волосах.       Она была красива. Было бы глупо отрицать, что в первый момент она понравилась ему именно своими карамельными волосами, ирисковыми глазами. Она казалась такой маленькой, что хотелось просто взять ее и положить себе в карман. И насколько же велико было ликование Серо, когда он понял, что она именно такого размера, который дополнял его, как кусочек паззла. Она идеально помещалась под его подбородок, когда он обнимал ее сзади, вокруг нее можно было полностью обернуть руки, когда он прижимал ее к себе, она была такой легкой, что он был готов таскать ее на руках без устали, лишь бы держать поближе.       И она всегда так мило заливалась смехом, когда он в шутку приподнимал ее, и хваталась за его руки, требуя, чтобы он поставил ее на землю. А когда она шептала — брр, его прямо пробирали мурашки! Когда она разговаривала, все внутри у него замирало, он слушал ее так, будто любая глупость, которую она могла сказать, казалась великим таинством, чем-то, что, прослушав, ты не услышишь больше никогда в жизни.       — Просто… невероятный голос… А труба? Когда я впервые услышал, как ты играешь, я подумал — о боги, я ничего красивее в жизни не слышал! Потом неделю ходил напевал мелодию, которую ты играла. И на синтезаторе ты играть умеешь лучше меня, я просто в восторге. Когда ты играла в нашей комнате, когда мы оставались одни, я думал, что уже попал в рай. И с ребятами ты так хорошо общаешься — я очень переживал, что вы не поладите, а ты подружилась со всеми, даже с Бакуго. Потому что ты такая добрая, такая отзывчивая, интересная… да любой хороший эпитет подойдет для того, чтобы описать тебя! Ты всегда готова помочь, всегда так мило поддерживаешь, и такая смешная, рядом с тобой даже грустить не хочется. Точнее, рядом с тобой хочется все, но грустить не надо, потому что ты так красиво улыбаешься… И вообще я не думаю, что знаю сейчас и узнаю когда-либо кого-то, кто был бы прекраснее тебя. Вот.       Он выдохнул, держа ее руки в своих и стоя перед ней посреди аллеи. Серо выпалил все. Все что думал, все что хотел и не хотел говорить. А теперь краснел тут перед ней, но держал ее руки и смотрел ей в глаза. Не отрываясь.       Кирихо последние пару минут вообще не дышала, только слушая, что он говорил о ней. В какой-то момент она и вовсе перестала понимать его слова и могла только смотреть на него, как его щеки становились все розовее, а пальцы сжимали ее руки все сильнее. И когда он закончил, она просто осталась молча стоять и глупо на него смотреть.       — Вот такой тебе новогодний подарок, — он неловко засмеялся под ее взглядом и отвел глаза. Однако тут же вернул их к ней. — Ой, то есть, я конечно сделаю тебе нормальный подарок! Это не все, что я хотел сказать! Ой, сделать! Ой…       — Я…       Ее щеки тут же вспыхнули даже ярче, чем его. Он и подумать не успел, что же такое она собиралась сказать, как она выпалила:       — Давай поцелуемся!       Ее руки выскользнули из его и она в панике закрыла рот ладонями. Он моргнул. Потом моргнул еще раз и осторожно обхватил ее запястья длинными пальцами и отодвинул ее руки от лица.       — Тогда не закрывай лицо…       Он нервно улыбнулся и положил внезапно теплые ладони ей на щеки, чуть поднимая ее лицо к себе. Когда он наклонился ближе, и облачко теплого воздуха окатило ее лицо, Серо замер и взволнованно усмехнулся.       — Елки-палки, а я-то и целоваться не умею…       — Я тоже… — прошептала она и положила руки ему на шею. Ее пальчики скользнули ему в волосы за ушами, и Серо вздрогнул. Кирихо слабо улыбнулась. — Ну ладно, научимся еще…       Глаза закрылись, а губы неловко и мягко соприкоснулись. Потом еще разок, но чуть подольше. Кривовато, но главное, чтобы им нравилось. Это же их поцелуи. И их истории. Истории, которые начались в каморке, что за актовым залом, за закрытой дверью маленькой комнаты, которую администрация Ю-Эй выделила безымянной группе начинающих музыкантов из класса 2-А, которые наверняка бросят свое хобби, как только приблизится сессия. И даже если группа распадется, если каморку отдадут кому-то другому или вовсе закроют, истории, которые зародились там, утихнут еще очень и очень нескоро.