Итальянская любовь

Утро встретило его ужасной головной болью и невыносимым желанием закинуться снежком. Энджел разлепил глаза и уставился в незнакомый потолок. Где он, блять, уснул в этот раз? Потолок казался вполне себе приличным, так же, как и простыни. И занавески, и мебель в целом. Самое странное: Энджел проснулся один. Как необычно. После пары минут усиленных размышлений события вчерашней ночи стали медленно вставать на места. Твою мать. Вэл проиграл его в карты. Ебаный стыд. Да еще и кому! Самому высокомерному мудаку-игроману, который каким-то образом всегда оказывался рядом, когда Энджелу было херово: когда он был в слезах, соплях, униженный и с синяками на скуле. Да-да, они не впервые вчера встретились с Хаском. Вэл и до этого притаскивал свою любимую игрушку в казино для того, чтобы развлечься, расслабиться и показать всем, что Энджел Даст принадлежит ему и будет делать все, что тот ему скажет. И каждый раз, когда Вэл умудрялся срываться на нем по той или иной причине, Хаск почему-то оказывался неподалеку со своим насмешливым взглядом и холодной ухмылкой на самодовольной роже. Даже умудрился втянуть Энджела в сделку, которая, как он и предполагал, не закончилась для него ничем хорошим. Теперь он никто и зовут его никак, у него нет свободного доступа ко всему ассортименту дури, которую Вэл предлагал у себя в студии, и в целом он застрял с драным котом, который даже спать с ним не захотел. Нахрена тогда вообще играл на порно звезду, если не собирался его трахать? С протяжным стоном, полный всей мировой скоби, Энджел поднялся и дополз до огромного зеркала у гардеробной. Выглядел он, как дерьмо, а его новый «хозяин» велел ему вечером быть намарафеченным, как кукла, и готовым — прости, Господи — общаться с его посетителями. Блять, где Энджел, и где вся эта светская дрянь вообще? Лучше бы отсосал кому-нибудь. Для этого словами через рот говорить не надо. Придется тащиться к себе на квартиру, искать там что-нибудь подходящее на вечер. Да и Наггетса нужно бы сюда перевезти, если он собрался жить у Хаска в отеле. А выбора ему, собственно, и не дали, так что, нужно привыкать к новой реальности. Сделать это было бы гораздо проще, если бы он мог упороться в хлам и просто не думать о всяких… насущных проблемах. С невеселыми мыслями, которые становились все печальнее и печальнее с каждым следующим шагом, Энджел побрел в ванную. Кусок черно-золотого пластика на столике привлек его внимание. Это же… По лице расползлась мерзкая ухмылка. Ах да, может быть, еще не все потеряно. Хаск вчера сунул ему кредитку, как порядочной содержанке. Можно было закупиться хотя бы таблеткам, чтобы пережить эту ночь. В конце концов, ему же не было сказано, на что можно, а на что нельзя тратить «карманные деньги». Шмотки и косметику он найдет: в крайнем случае потихоньку проскользнет в студию и вытащит все, что сможет, из своей гримерки. А вот дурь… это да, это очень надо. Настроение резко поползло вверх. Может быть, жизнь не так уж сильно над ним надругалась, когда Вэл его проиграл. Наверное, любому нормальному человеку было бы неприятно даже думать о таком, но Энджел настолько привык, что к нему относятся, как к вещи, что, в целом, научился искать в ситуации позитивные моменты, потому что выхода у него все равно не было: это Ад, детка, тут, даже если тебе медленно и методично отпилят голову, схлопнуться нельзя. Энджел знает, в его карьере и не такое было. В лобби он спустился спустя полчаса, свежий, почти довольный жизнью — кредитка в сумочке грела душу — и совершенно неуложенный и ненакрашенный: он вчера взял какой-то крошечный клатч, рассчитывая вернуться домой после того, как Вэл наиграется и отпустит его на ночь, а не спать у нового усатого оверлорда в отеле. Хаск уже сидел возле бара со стаканом в руке и о чем-то беззаботно разговаривал со своим барменом. На фоне был включен телевизор, Кэти Килджой и этот, как его там, рассказывали последние новости, по диванам сидела пара-другая людей то ли из персонала, то ли гостей. В общем, атмосфера была почти домашняя. — Очнулся, Спящая Красавица? — хмыкнул Хаск, заметив Энджела. Кошачьи глаза быстро скользнули вверх-вниз, осматривая, оценивая. От этого взгляда было не по себе, и одновременно он будоражил. Хаск смотрел на него, как на бутылку дорогого вина: вроде бы с жаждой, но и одновременно с чем-то похожим на восхищение. Энджел невольно поежился: он привык к первой части. Только у тех, у кого не было члена, он не вставал, когда они мысленно раскладывали его по всем поверхностям и имели его во всех позах. Это всегда очень очевидно отражалось в похотливых мерзких взглядах. А вот вторая часть… ну какая он бутылка вина? В лучшем случае, кислый уксус в дешевом пластике. Мысленно встряхнувшись, Энджел убрал эти мысли в дальний ящик: в конце концов, иногда, если проблему игнорировать достаточно долго, она может сама собой исчезнуть. Может быть, Хаск быстро разочаруется в нем, и этого странного взгляда больше не будет. — К твоему счастью, Кот в сапогах. Иначе пришлось бы будить меня поцелуем истинной любви. С этим в Аду, знаешь ли, сложновато, — хмыкнул он и, грациозно качая бедром, опустился на соседний стул. Снова скользнувшие по нему желтые глаза он проигнорировал, вместо этого лучезарно улыбнулся и облокотился о стойку, выгибаясь и хлопая ресницами. Еще один горячий взгляд в его сторону. Так, у них тут намечалась интересная тенденция: Хаск откровенно облизывал его со всех сторон, даже не пытаясь это скрыть, но при этом велел держать дистанцию. А Энджела эти взгляды в одинаковой степени беспокоили и заводили. И, как это бывает со всем, что для тебя плохо-ужасно-разрушающе, но приятно, можно было быстро развить зависимости. Например, прямо сейчас. Он красиво качнул ногой, затянутой в кожу сапога. Кошачьи глаза тут же впились в нее с яростным восторгом. Неожиданно стало жарко и почти неловко. Энджел взмахнул рукой, чтобы отвлечь Хаска от разглядывания, и состроил скучающее лицо. — Ну и чем же оверлорд всея казино занимается в свободное время? — спросил он, силясь найти тему для обсуждения. — Пьет и морально разлагается? Наконец-то, Хаск взглянул ему в лицо. Можно было вздохнуть с облечением и снова засунуть мысли о противоречивом поведении его собеседника куда подальше. — И кто меня осудит за стаканчик-другой? — хмыкнул тот, покручивая граненое стекло в руках. — Я осужу, — лениво протянул Энджел, растягиваясь на стойке и игриво ухмыляясь. Интересно, если попробовать продавить и тут, сможет ли он выбить себе что-нибудь приятное? — Да ты что? — с сарказмом ответил Хаск, явно невпечатленный, и демонстративно сделал глоток. — И как же я буду жить теперь, зная, что ты не одобряешь мои пороки? — С трудом, — ухмылка стала еще шире. — Но вот если бы я мог присоединиться к моральному разложению, то, может бы-ыть, мое мнение поменялось. Снова горячий взгляд, только в этот раз, на удивление, не на изгибы и обнаженные части тела, а глаза в глаза. Захотелось отвернуться, потому что неожиданно Энджел понял, что заливается краской под таким восхищенным напором. Никто, блять, никогда не смотрел на него с таким нахальным шквалом позитивных эмоций. — Джо, выдай этому наглецу дозу чего-нибудь стимулирующего. Для затравки. Бармен остановился и захлопал глазами. — За счет заведения? — В счет его зарплаты, — оскалился Хаск. — Я забыл упомянуть: эта крошка теперь работает с нами. — Энджел Даст работает с нами? — выражение лица Джо стало совсем уж ошалевшим. В казино, конечно, частенько заглядывали всякие большие шишки, но самая известная порно-звезда теперь в их команде? Бедному бармену явно нужно было к такому привыкнуть. Тем не менее, он послушно потянулся и выудил из-под стойки пакетик с белым порошком и положил его перед Энджелом, который быстрым жестом спрятал его в карман: пока Хаск не передумал и не забрал такую вожделенную дозу. Что же, и этот вопрос тоже решен, в таком случае, можно и впрямь прикупить себе новую шмотку на «карманные деньги». Мысленно он уже составил себе маршрут на день, который теперь, когда кокаин обещал момент счастья, не казался таким уж неподъемным. — Работает, еще как работает, вечером увидишь, — подмигнул Энджел бармену и быстро спрыгнул со стула, забывая выгибаться и выглядеть соблазнительным. Нужно было срочно остаться наедине с пакетиком и поздороваться с ним как следует. — Ну-ка стой, — мощная лапа перехватила его за запястье, останавливая. Мимолетная мысль о том, что эти самые пальцы с длинными когтями с легкостью могут обхватить его талию целиком, послала очередную волну жара по позвоночнику. Прикусив губу, он быстро отбросил ее и уставился на Хаска. — Да, папочка? — пропел он, хлопая глазами и почти пританцовывая на месте от предвкушения. — Куда ты собрался голодным? Я что-то не видел, чтобы ты хоть крошку съел сегодня, — мрачно взглянул на него Хаск своим горячим взглядом, который в контексте выглядел бы опасным, не говори они о ланче. — А тебе-то что? — фыркнул Энджел, закатывая глаза. — Нянькой мне нанялся? — Ты слишком тощий, наркоша, — вторая лапа ущипнула его за бок, заставив ойкнуть и гневно фыркнуть, уходя от прикосновения. — Тебе не мешало бы набрать пару кило, хоть шмотки висеть на твоей тощей заднице перестанут. — Оу, и насколько активно ты разглядывал мою задницу, чтобы заметить, что на ней что-то висит? — неожиданно заинтересовался Энджел, склоняясь ближе в личное пространство Хаска. — Достаточно, чтобы понять, что меня не интересуют кости, — фыркнул Хаск, отстраняясь, и указал пальцем на дверь в столовую. — Так что, давай, ложечку за Лилит, ложечку за Люцифера. Энджел закатил глаза, но спорить не стал. Он и правда не мог вспомнить, когда в последний раз что-то ел. Кажется, пару дней назад активно сосал фруктовый лед перед каким-то очередным большим дядей, которого ему велел развлекать Вэл. Преимущество и недостаток ада: схлопнуться все еще нельзя, даже если ты не жрешь и умираешь с жажды, но получить весь комплекс последствий для «здоровья», включая похеренные на какое-то время органы, можно было. Если прислушаться к себе, а не к нагоняющей ломке, то можно был с уверенностью сказать: он был уже близок к этой стадии, когда единственное, что он сможет сделать — выть от боли пару дней и соблюдать какой-то режим, пока все это дело восстанавливается. Не в первый и не в последний раз, конечно, но раз уж местный папочка поймал его за этим, можно было и перекусить. Он, откровенно виляя задницей — раз уж он страдает и не может сейчас же сделать дорожку, пусть пушистая заноза в заднице разглядывает его и пускает слюни, пока не захлебнется — направился в строну шведского стола с едой. Накидал себе в тарелку какой-то мелочи —аппетита во время ломки никогда не было — и вернулся к барной стойке надоедать Хаску. — Вот, смотри, как ты и сказал: клубничку за Люцифера, клубничку за Лилит. С преувеличенным удовольствием на лице он смачно откусил сочную ягоду и чуть не подавился, когда уловил жадный взгляд желтых глаз. Да что же это за наваждение такое? Почему ему не похер? Что в этом Хаске было такого, чего не было в любом другом среднестатистическом похотливом демоне этой сраной дыры? — Умница-крошка, — хмыкнул Хаск и, ровно так же, как и загорелся, быстро потерял интерес и отвернулся к бармену, продолжая разговор. Так, а это что такое? Что за игнор? Если уж трахает взглядом, так пусть трахает до конца, а не переключается на полпути на беседы о политике. Возмущенный таким поворотом событий, Энджел снова соблазнительно взмахнул ногой, приземляя носик сапога на стул, рядом с бедром Хаска. Большая рука с мощными когтями, как будто, на автопилоте схватила его за лодыжку и погладила. Само ушастое недоразумение даже не взглянуло в его сторону, продолжая что-то активно втирать Джо. Какая-то там фракция, куда-то сферы влияния перемещала. Какая скукота, как об этом вообще можно говорить на полном серьезе, когда Энджел тут уже в бараний рог свернулся, чтобы его заметили. — Эй ты, похотливое животное, как ты смеешь меня лапать! — совершенно неискренне, даже по его собственным стандартам, воскликнул Энджел, тут же думая, что, может быть, стоило бы какую-то другую фразу использовать для того, чтобы отвлечь Хаска от его чрезвычайно важной беседы. — Хах? — тот взглянул с удивлением, желтые глаза скользнули по всей длине ноги Энджела до самого бедра, а потом вернулись к лодыжке. Он мерзко ухмыльнулся и посмотрел с откровенной насмешкой, которую очень сильно хотелось стереть размашистым хуком. Зачем котику зубки, можно и проредить. — Ой-ой, сколько драмы. Ты что, за ночь личные границы отрастил? Хаск сжал лодыжку и потянул на себя, заставляя Энджела позорно вскрикнуть и схватиться за стойку, чтобы не потерять равновесие. — Да что ты себе позволяешь? — он дернулся в попытке высвободиться из цепких лап. Хаск с легкостью отпустил его, явно получая немереное удовольствие от того, как Энджел перед ним извивался и тихо матерился себе под нос. — Не хочешь, чтобы тебя лапали, не лезь в личное пространство, я тебя не предупреждал разве? — Да кто к тебе лез, нужен ты мне! — Как тогда твоя нога — совершенно случайно — оказалась на моем стуле? — оскалился Хаск. Оскорбленно фыркнув, раздосадованный тем, что его поймали за руку — точнее за ногу — Энджел соскочил со стула и, размашисто виляя задом удалился из лобби. Взгляда на спине он не почувствовал, и, осторожно обернувшись, подтвердил свои подозрения: Хаск отвернулся ровно в тот момент, когда Энджел ушел. Мудак. Пора было расчехлять свое главное оружие: к вечеру он будет выглядеть так, что котик с ума сойдет и все вибриссы себе повыдергивает от досады, что не облапал его, когда была возможность. И посмотрим, кто перед кем будет пищать и извиваться. *** День выдался продуктивным и длинным. Энджел перевез кое-какие вещи из старой квартиры, устроил Наггетса в новом жилище, закупился шмотками и косметикой, потому что в студию возвращаться так и не рискнул: Вэл вчера был так зол, с него станется отыграться на Энджеле, пока Хаск не видит. Или просто по привычке. Замазывать синяки слоями тоналки совсем не хотелось, а еще хотелось этой ночью выглядеть так, чтобы было непонятно, одет он в большей степени или раздет, поэтому было принято решение добраться до старого места работы в другой раз, когда все немного устаканится. В зал казино он спустился на несколько минут позже, чем было нужно: в конце концов ВИП гости не опаздывают, они задерживаются, и Энджел собирался играть на своем статусе звезды до последнего, чтобы побесить Хаска и хотя бы немного самоутвердиться после такого позорного «увольнения». Кошачьи глаза цепко осмотрели его с ног до головы и обратно, выхватывая каждую деталь. Обтягивающее черное платье в пайетках с открытой спиной, два набора черных перчаток и его фирменные кожаные ботфорты. Единственное, что Энджелу хотелось бы добавить к образу, но денег на это уже не хватило: украшения. Обвеситься бы золотом, как новогодняя елка, тогда бы драный кот точно не смог отвести взгляд от блестяшек. А так, пришлось обойтись его привычным черным чокером и глубоким декольте, которое должно по идее привлекать внимание не меньше золота. Довольно улыбнувшись, Хаск впечатлено присвистнул. — Выглядишь на все сто, куколка. Не зря я на тебя глаз положил. Сегодня у нас будет фурор. Пойдем, покажу, что к чему. Собственническим жестом, он положил массивную руку Энджелу на обнаженную спину и повел вдоль казино. Хотелось возмутиться, устроить сцену и прижаться поближе одновременно. Что это, блять, за наваждение такое? От этого Хаска мозги плавились и отключались: Энджел не понимал сам себя. Таких самоуверенных типов он уже насмотрелся за свою долгую карьеру, и, обычно, ничего кроме глубокого фэйспалма, они не вызывали. Нахальные, высокомерные, но в итоге ничего из себя не представляющие, ведомые только низменными инстинктами и похотливыми мыслями. Так что же особенного было в этом мудаке, что от него бросало то в жар, то в холод? — Здесь у нас игровые автоматы, там покер-рум, там ставки на спорт, вон твоя сцена, бар, за той дверью ресторан — в нем тоже есть сцена для живой музыки. С ВИП залом ты уже знаком, тут лаундж зона и обменник. Сегодня будешь крутиться возле меня лично, просто наблюдай, смотри, что я делаю, и строй глаза всем, кто мысленно тебя раздевает. Лапать тебя запрещено, можно только облизывать издалека. Если кому-то это правило будет непонятно, охрана будет за тобой приглядывать: дай им знак, они разберутся. — Лапать запрещено? — тут же запротестовал Энджел, стараясь сдержаться и не напомнить Хаску, что сам он именно этим сейчас и занимается. — Это кто сказал? — Я сказал, — его взгляд резко потемнел. — В моем казино персонал руками не трогают, повторюсь, это не бордель. — А если я не против? — Энджел, — Хаск остановился и, подцепив его за подбородок опустил на уровень своих глаз. — Это твоя новая работа, а не развлечение. И ты будешь подчиняться тем правилам, которые здесь установлены, я достаточно ясно выразился? Едва не задыхаясь от возмущения, Энджел шлепнул Хаска по руке, отстраняясь и делая шаг назад. Он скрестил руки на груди — так, чтобы мех на ней собрался в красивую кучку — и оскалился. — Я буду делать так, как считаю нужным, кто ты такой, чтобы указывать, что мне делать со своим телом? Честно говоря, он не был уверен, за что он тут сейчас сражался и зачем. Вроде, радоваться бы: больше никаких клиентов, мерзких вонючих членов во рту, никаких травм, никакого омерзения, когда какая-то очередная шваль щупает за все, до чего дотянется, и трахает, как животное. Но то, как Хаск это преподносил, вызывало желание спорить просто ради спора. Чтобы отвоевать какой-то кусочек свободы, которой у него так давно не было — право самому принимать решение, кому он позволит себя трогать. — Кто я такой? — рявкнул Хаск в ответ и, схватив Энджела за запястье, втащил его в ВИП-зал, где пока что никого не было. Сердце резко ухнуло в пятки, откровенная агрессия и то, с какой силой хлопнула за ними дверь, заставили сжаться и быстро оценить ситуацию, пытаясь понять, есть ли у него возможность куда-то отступить, если Хаск решит оставить на нем пару-тройку синяков. — Я — твой оверлорд! И работодатель! — прищурился тот и указал пальцем на стол для блекджека. — Сядь! Едва дыша от страха — откровенное сопротивление сильным мира сего еще ни разу не обернулось для него чем-то хорошим — Энджел, не сводя глаз с Хаска, чтобы в случае чего, успеть прикрыться, послушно опустился на стул. — Умеешь играть? — Хаск встал на место дилера, нависая мрачной тенью. Желтые глаза все еще были полны гнева и таили в себе опасную бездну. Было непонятно, спрашивает ли он всерьез, или это какая-то жестокая шутка для того, чтобы в итоге поиздеваться и унизить. — Правила знаю, — пересохшими губами пробормотал он и уставился на надписи на столе. Какая-то страховка, «дилер должен остановиться на семнадцати». Хрен его знает, что все это значило, в памяти крутилось только, что нужно набрать не больше двадцати одного, и больше, чем у дилера. — Пойдет. Выиграешь — и я дам тебе добро на то, чтобы гости тебя трогали, если тебе так того хочется. Проиграешь, и, кроме меня, вообще никому не позволено будет к тебе прикасаться: в казино или вне его. Энджел ошарашенно открыл рот, забывая бояться и дрожать. Что не позволено будет, если он проиграет? — Ты шутишь, да? — возмутился он и нахмурился. — Ты же жулик, каких еще поискать надо, у меня уже сейчас нет ни единого шанса выиграть. И что это за херня такая: только тебе можно будет? С чего вдруг? — Потому что я выиграл тебя для себя, а не для каких-то левых похотливых ублюдков, — Хаск неожиданно широко ухмыльнулся, вызывая в мозгу Эндежла короткое замыкание. Этот мудак, дай ему волю, кажется, клеймо на нем поставил бы! Что это за дерьмо такое: он говорит все это в глаза, нахально, не смущаясь. А самого Энджела кто-нибудь спросил, хочет ли он эксклюзивно принадлежать драному кошаку? Впрочем, вопрос был неактуальным: он потерял право на свое мнение в тот момент, как подписал контракт с Вэлом. Сам виноват, семьдесят лет спустя все еще приходится разгребать последствия такого необдуманного решения, и света в конце тоннеля так и не наблюдается. — И не переживай, я сыграю честно, все будет зависеть только от твоей удачи. Слабое утешение: удача Энджла была в глубокой жопе еще с рождения в смертном мире. Рассчитывать все еще было не на что. Хаск выпрямился и достал четыре колоды. Большие руки точно и быстро перемешивали карты так, что было сложно понять, что он делал. Затаив дыхание, Энджел наблюдал за процессом: он никогда не видел такого раньше. Процесс повторился еще раз, и после этого Хаск вставил их в какую-то специальную подставку. В этот момент Энджелу стало неловко, что он никогда не обращал внимания на то, как играет Вэл, поэтому понятия не имел, что, как называется, и для чего все это нужно. Закрытая карта Хаску, следующая Энджелу, но уже в открытую, снова Хаску и последняя Энджелу. У дилера семерка, у него тройка и туз. С тузом там было что-то особенное, да? Он силился вспомнить все, что знал про блекджек, и с треском проваливался. Руки начинали подрагивать от накрывающей тревожности: он рассчитывал выклянчить еще одну дозу, когда спустится в зал, но все пошло по кривой, поэтому сейчас его знатно штормило. — Туз может быть одиннадцать или один. Бери еще, ни на четырех, ни на четырнадцати далеко не уедешь, — скучающе заметил Хаск, облокачиваясь на стол. — Не указывай мне, что делать, — недовольно отозвался Энджел, но, помедлив, все же сдался: до двадцати одного и правда было еще далеко. — Давай еще. Закатив глаза, Хаск швырнул ему еще одну карту из подставки. Пятерка. — Девятнадцать. Останавливайся, лучше не будет. Да что же это такое! Энджел что, сам посчитать свои карты не может, что ли? И принять решение, брать ему еще и нет. Хотелось из вредности попросить еще, но он прекрасно понимал, что Хаск прав, следующая карта гарантированно станет перебором, и он потеряет даже ту иллюзорную частичку свободы, на которую его ублюдочный оверлорд разрешил ему сыграть. — Останавливаюсь. Хватит. — угрюмо пробурчал он и поджал губы. Это была небольшая жертва, в сравнении с тем, что он мог приобрести. Хаск открыл свою карту: девятка. В сумме получалось шестнадцать. Если верить надписи на столе, то у дилера должно было быть минимум семнадцать. Словно прочитав его мысли, Хаск потянулся к подставке и вытащил оттуда… Семерку. Перебор? Не веря своим глазам, Энджел смотрел на карту. Мозг отказывался соединять факты в единое целое. Он что, правда выиграл? У Хаска? А это вообще было возможно разве? Про оверлорда из казино ходили легенды, о том, что он играючи оставлял грешников без штанов и душ. С другой стороны, Вэлу он позволял выигрывать несколько ночей подряд, прежде чем взвинтил ставку и предложил сыграть на Энджела. Значит, и в этом случае он фактически «разрешил» ему самому решать, как распоряжаться своим телом? Мысль вызывала какие-то двоякие чувства, разбираться в которых он сейчас не собирался. — Я же говорил, что честно сыграю, — пожал плечами Хаск и небрежно отбросил карту в сторону. — Твоя взяла, сам решай, кто как, и где тебя будет зажимать по углам, только не вздумай превращать казино в бордель и не привлекай лишнего внимания своими выходками. — Я… Ты серьезно? — Энджел соскочил со стула и, как только Хаск двинулся в сторону основного зала, бросился за ним вслед. — Ты что, даже не будешь пытаться переиграть, просто согласишься? — Энджел, — с явным раздражением в голосе рявкнул тот. — Не доставай меня. Мы заключили сделку, ты выиграл, тут даже я ничего не могу поделать. Наслаждайся. Ого, кажется, он и впрямь был раздосадован проигрышем. Неужели действительно играл честно? И, судя по реакции, так он делал нечасто, поэтому вышедшая из-под контроля ситуация его изрядно бесила. Энджел широко ухмыльнулся, наконец, осознавая, что все-таки отстоял свою позицию. А это значит... А что это, собственно, значило? Позволять всякой игроманской швали щупать себя он все равно не собирался, поэтому в целом, как будто, ничего не меняло. Но факт, что он может это сделать, грел душу. — Ха-аски, — елейно, чувствуя, что настроение стремительно улучшается, пропел Энджел. — Мне ну-ужна доза для продуктивности. Ты же хочешь, чтобы я хорошо поработал сегодня? Тяжело вздохнув и закатив глаза, Хаск ткнул пальцем в сторону бара. — С этим вопросом туда. И чтобы был на месте через пять минут, мой стол в центре, не пропустишь. Он развернулся, фырча и топая ногами, и растворился в постепенно плотнеющей толпе посетителей. Энджел чувствовал себя так, словно сорвал джекпот. Новое платье, доза на баре, возможность утереть мурчащему оверлорду нос и избежать продолжительного целибата. Кажется, жизнь начинала налаживаться. А дальше точно будет только лучше.