Наизнанку-2. Реальная сказка

2017, Июль. Санкт-Петербург

      Вернувшись от Абрикосовых, Василиса первым делом выпила таблетку от головы и тонизирующее зелье — каждый проведённый ритуал с серебряным зеркалом проходил для неё очень тяжело. Если бы не Ядвига и магия, неоднократно думала Василиса, давно бы уже лежала рядом с родителями и братом, погибшими в результате революции девяносто лет назад. Еще и Кощей с его недвусмысленными фразами, которые он то и дело вставлял в разговоре с ней или Виктором, и дети, в очередной раз попавшие в сложную ситуацию…       Она тихо вздохнула, развязывая державшую косу ленточку, и подумала о том, что стоило, выше прочих лекарств, выпить снотворное. Лечь, забыться, без снов и мыслей — хотя бы на пару часов, большего и не нужно. Только бы не думать раз за разом о том, что дочь и студентки находятся в другом мире без шанса вернуться. Только бы не прокручивать в голове ехидные замечания Кощея и не пытаться понять мотивы, двигающие Виктором.       Ей просто нужна была перезагрузка.       Василиса уже потянулась было к припрятанной в аптечке ампуле снотворного, как звонок в дверь заставил её отложить лекарства и направиться к двери. К её огромному удивлению, незваным гостем оказалась некто иная, как Людмила Николаевна Штормградская в компании одного весьма внушительного солдата из личной охраны.       — Виктор у тебя? — вместо приветствия спросила Людмила, и Василиса, на мгновение опешив, вскинула брови:       — А должен?       ‌— Ты спишь с ним! — возмущённо воскликнула Людмила, и Василиса, искренне понадеялась на то, что вездесущая соседка сейчас не стоит, приложившись ухом к двери своей квартиры, собирая новые сплетни, а сладко дремлет у громко работающего телевизора.       — Это вопрос или утверждение? — на всякий случай уточнила Василиса и отошла к стене, жестом приглашая гостью войти в квартиру.       Людмила недовольно фыркнула, переступая порог. Сопровождавший её солдат оставался в коридоре, и Василисе пришлось приглашать его отдельно. Даже если он не желал подслушивать, он мог бы посидеть в коридоре, но оставлять его на лестничной клетке — Боже упаси! Солдат, однако, зашёл только тогда, когда ему повелела Людмила, и Василисе осталось лишь подивиться строгой муштровке штормградской стражи.       Вместе с гостьей Василиса прошествовала в маленькую кухню, где, всячески игнорируя брезгливые взгляды Людмилы, пригласила сесть за стол.       — И с чего ты взяла, что твой дрожащий супруг должен быть у меня? — спросила Василиса, набирая воду в чайник. — Записку, что ли, он тебе с точными координатами оставил?       В отражении начищенного до блеска чайника, она заметила, как гневно расширились ноздри Людмилы. Василиса сейчас беседовала не с королевой, нет, с обычной, замученной ревностью и супружескими изменами женщиной.       — Он каждый день запирается в своем кабинете, — заговорила Людмила, из последних сил стараясь сохранить самообладание. — Говорит, с документами работает, а сам куда-то телепортируется. Возвращается поздно, взволнованный, растрепанный и весь пропахший твоими проклятыми духами с жасмином! Я эти духи на всю жизнь запомнила, ни с чем не спутаю.       Василиса как раз тянулась за кружками, когда Людмила произносила свои слова, и на мгновение застыла, задумавшись. Отпираться? Глупо, только лишних ненужных мыслей и подозрений подкинет. Сказать правду? Так, мол, и так, ходим каждый вечер к Кощею, кино про нашу дочь смотрим. Что, говоришь, спали? Да, было пару раз: причём как с его, так и с моей инициативы.       Она мотнула головой. Это звучало бредово даже в мыслях, не говоря уже о том, чтобы сказать об этом вслух.       «Одним чаем не обойтись», — удрученно подумала Василиса, доставая вместо чайных чашек бокалы на стройных ножках и призывая стоявшую на кухонном гарнитуре коллекционную бутылку вина, пару лет назад подаренную кем-то из выпускников.       — А Виктор тебе про Варю не рассказывал? — спросила Василиса, магией откупоривая бутылку и разливая ее содержимое по бокалам.       Людмила посмотрела на Василису так, словно бы она задала очень глупый вопрос.       — Он говорил ещё в прошлом месяце, что она приедет погостить до августа. И ещё что-то насчёт того, что её руки приходил просить принц Древесного царства, но Виктор отказал ему. На мой взгляд, глупо он это сделал — брак с принцем хотя смог отмыть тот позор, который она учинила на юбилее.       Пропустив мимо ушей её ехидное замечание насчёт побега дочери, Василиса удивлённо распахнула глаза.       — Погоди-погоди. То есть ты не в курсе, что Варя вместе с друзьями пропала две недели назад?       Судя по быстро взметнувшимся вверх безупречным бровям, Людмила эту новость слышала впервые.       — И от кого же она теперь убегает? — спросила она, не скрывая ядовитой усмешки.       — Ты серьёзно не понимаешь? Она пропала: каким-то образом переместилась в Сказочный мир и неизвестно когда вообще вернётся!       — Мне нет до неё абсолютно никакого дела, особенно с тех пор, как она отказалась от трона и опозорила Виктора на балу. Она теперь твоя забота, Василиса, не моя.       Василисе только и осталось, что почти минуту глупо таращиться на Людмилу, точно пытаясь понять: шутит ли она, произнося эти равнодушные, несколько ехидные слова, или же всерьёз настолько безучастна к судьбе человека, которого, обойдя собственную гордость, пятнадцать с половиной лет назад признала собственной дочерью?       — Не надо на меня так смотреть, — предупредила Людмила, отпивая глоток вина. — Тебя до недавнего времени ее судьба тоже не особо-то интересовала.       Вновь пропустив замечание мимо себя, Василиса упёрлась двумя руками в стол и, едва справляясь с накатывающим гневом, уточнила:       — Я не образец идеальной матери, но ты… ты воспитывала её столько лет… Неужели, совсем сердце не ёкает?       — Я тебе повторяю ещё раз: мне нет до Варвары абсолютно никакого дела. Я пришла к тебе совершенно по другой причине.       — Скажи, ты серьёзно такая дура или просто притворяешься? — спросила Василиса, чувствуя внутри настоящий спектр эмоций — от злости до накатывающей истерики. — Ребёнок, которого ты вырастила, исчез и может никогда не вернуться, а ты, мало того, что даже не поинтересовалась, что с ней, так ещё и пришла ко мне обсуждать мужчину! У меня в голове не укладывается!       Всплеснув руками, она села, выжидающе поглядывая на Людмилу. Конечно, со стороны Василисы было глупо и даже неуместно отчитывать Людмилу, однако ход мыслей бывшей ученицы был ей совершенно непонятен.       Но она слишком устала для того, чтобы пытаться решить это сложное уравнение, поэтому лишь тихо вздохнула и, подперев голову ладонью, спокойно и вкрадчиво поинтересовалась:       — Вот скажи, ладно я, но ты… У тебя понятие «гордости» при рождении совсем атрофировалось? Ну хорошо, нравится тебе терпеть его измены — пожалуйста, нравится растить его бастардов — да святая женщина просто. Но от меня-то ты что хочешь?       Не отрывая взгляда от вина, плескавшегося в бокале в её руке, Людмила со вздохом созналась:       — Я люблю его.       — И очень глупо с твоей стороны, уж извини за прямоту, потому как он тебя не любит. Более того, за женщину не считает — так, красивое и не особо истеричное сопровождение для балов и официальных портретов. Но это не любовь, милая моя, и близко не она.       — Да, — согласно кивнула Людмила, — потому что он любит тебя. У него же даже все любовницы после тебя на тебя похожи были — все как одна, голубоглазая блондинка среднего роста. Как на подбор, ты бы видела!       Где-то внутри женское эго расплылось в довольной улыбке: как ни крути, всегда приятно осознавать, что вызываешь в человеке столь сильные чувства. Но любила ли она Виктора? Пожалуй, Василиса могла ответить однозначно: нет. Да, между ними был какой-то магнит, химия, как ныне модно говорить, но с её стороны это была никакая не любовь.       — Даже если так, — сказала Василиса, — я спрашиваю в сотый раз: что я могу с этим сделать? Отворотным зельем его напоить? Обереги на квартиру повесить? Может чеснок с солью по подъезду разложить? Единственное, что я могу, так это посоветовать тебе добиться развода, уйти от Виктора и зажить, наконец, как нормальный человек, а не собственная тень.       — Развод в правящей семье? Ты шутишь?       — Ну конечно, мы же не в двадцать первом веке живём, а в восемнадцатом, где, чтобы расторгнуть брак, нужно одному из супругов или умереть или в монастырь уйти. Люсь, извини за прямоту, но я очень устала, у меня болит голова, но вместо того, чтобы отдохнуть, я сижу и слушаю твои непонятные возмущения. Нравится тебе играть роль жертвы — играй на здоровье. Мне твой Виктор даром не нужен, вот честно. У меня и без него проблем выше крыши.       — Говоришь, не нужен, а что ж с ним спишь тогда?       — Ой, господи, — простонала Василиса, потирая виски. Головная боль, еще полчаса назад неприятно давящая голову, теперь отдавала начинающейся мигренью. — Ну ты сама себя со стороны слышишь? Взрослый человек, а такое ощущение, что маленькая девочка, у которой забрали игрушку. Послушай, пожалуйста, что я тебе сейчас скажу. Люсь, я Виктора не держу, к себе не зову и к батарее не привязываю — он абсолютно свободен в своих действиях и желаниях. Я бы сама была очень рада, если бы он прекратил ко мне наведываться, но увы — только благодаря мне и Виктору мы можем связываться с детьми, чтобы убедиться в том, что они хотя бы живы.       Людмила не ответила и ушла спустя полчаса, допив бокал вина, но так и не придя в разговоре с Василисой к общему знаменателю. Они разошлись, оставшись каждая при своем мнении.       Едва только за Людмилой и её гвардейцем захлопнулась дверь, Василиса устало уронила голову на согнутые руки. Каждая встреча с кем-то из Штормградских невероятно уматывала, точно присутствие Виктора с Людмилой высасывало из неё все жизненные соки.       — Семья энергетических вампиров, — буркнула Василиса и невольно вздрогнула, услышав входящее на телефон сообщение. Как показала проверка, писал Кот со странным для позднего часа вопросом о том, есть ли в библиотеке колледжа полное собрание порч и антидотов авторства Кащея Четвёртого.       Сердце предательски ухнуло вниз, породив шквал волнения и странных мыслей. Неужели проклял кто-то из недругов? Или сам, в пылу эксперимента, умудрился наслать на себя порчу?       Перебирая в голове сотню предположений о том, что же все-таки могло случиться с другом, Василиса захватила со шкафа тонизирующее зелье и телепортировалась прямиком в Лукоморье. Запах магии, и без того ощутимый в обычные дни, в тот вечер, казалось, пропитал каждый сантиметр воздуха, оставляя отнюдь не метафорический след к своему источнику. По нему-то Василиса и пошла, на ощупь и по памяти передвигаясь по темным коридорам кафе.       Кот нашелся в комнате с порталом: находясь в кошачьей обличии, он, нацепив на нос круглые очки, сидел возле дверей-перехода и сверял серебряный ключ-браслет в одной лапе с книгой в другой. Услышав ворвавшуюся в комнату Василису, он на мгновение замер, часто моргая поглядывая куда-то сквозь книгу, а затем, стягивая с носа очки, поднял голову и с искренним недоумением спросил:       — Василиса Васильевна? Какими судьбами?       Василиса поведала ему о том, как, получив полуночное сообщение, надумала себе невесть что, не смогла себе места найти и бросилась на помощь.       Внимательно выслушав ее эмоциональный рассказ, Кот засмеялся, через силу произнося сквозь громкий хохот:       — Ну, Василиса, вы и даете! Мы же с вами накануне обсуждали, что на браслетах и портале явно есть волшебное вмешательство которое, возможно, может препятствовать открытию портала. Совсем запамятовали?       Прикрыв ладонью открытый на полуслове рот, Василиса медленно осела на стоявшую у входа тумбу. В самом деле, вспомнила наконец она, они обсуждали тему проклятых браслетов на предпоследнем «родительском собрании», и Кот клятвенно обещал сделать все возможные эксперименты, чтобы опровергнуть или подтвердить выдвинутую гипотезу. Тогда и вопрос про книгу Кащея Четвертого становился совершенно понятен: Андрей Лобин, один из создателей ключей, увлекался, если верить слухам, чернокнижьем и вполне мог использовать почерпнутые знания при изготовлении браслетов.       — Господи, какая ж я дура, — сказала наконец Василиса, разводя руками, — такого себе напридумала, представить страшно, а вспомнить наш недавний разговор даже не удосужилась.       — Ничего не дура, — возмущенно произнес Кот, — просто заработалась… лись. И вообще, раз пришла, то пошли пить кофе, нам обоим бы не мешало отдохнуть — мне вот, например, браслеты эти уже везде мерещатся, ужас просто.       Он поднялся на ноги, пряча браслет в магическом вихре, а очки — в карман жилета, и направился к дверям, приглашающе заманивая Василису рукой. Едва они поравнялись, она спросила, кокетливо склоняя голову:       — Так мы на «вы» или все-таки на «ты», а, Константин Владимирович?       — В данный момент мы на кухню.       Усмехнувшись, Василиса послушно последовала вперед. Кофе, как, в прочем, и хорошей компании, сейчас хотелось как никогда. О головной боли, не дававшей покоя еще полчаса назад, в тот момент напоминал лишь горьковатый привкус тонизирующего зелья во рту.

***

Пригород Мышкина

      Кощей в тот вечер, так же как и Кот, пытался найти способ вернуть сына и его друзей из Сказочного мира, только, в отличие от Константина, областью его экспериментов стало не снятие неведомых проклятий с ключей и портала, а напротив — их наведение. Вопреки всем данным Ядвиге обещаниям и собственным принципам, он считал черную магию единственным выходом во всей сложившей ситуации, отчего ее применение автоматически переходило в разряд «благих и очень важных». О своих экспериментах он не разглашал, совершал их скрытно и в одиночестве: во-первых, того требовала банальная безопасность — темная магия была очень и очень непредсказуема; во-вторых, он прекрасно знал, как отреагирует Ядвига, стоит ей узнать о том, что он соскочил со своей сорокалетней волшебной диеты.       Поэтому, когда Ядвига, в пижаме с завязанным на мокрых волосах полотенцем, переступала порог спальни, все записи и архивные книги были надежно спрятаны, комната — проветрена, а сам Кощей отнюдь не конспиративно был занят разбором документов. Он умел быть предельно аккуратным тогда, когда игра, по его мнению, стоила всех зажженных свеч.       — От работы дохнут кони, — привычно попеняла его Ядвига. Предупреждение было скорее дежурным, потому как в ту же минуту она доставала методички и карты и, раскинув их по всей поверхности двуспальной кровати, придумывала очередной маршрут для туристов.       — Я-то бессмертный, душа моя, а вот тебе бы стоило о своем здоровье побеспокоиться, — произнес Кощей, откладывая в сторону приглашение на концерт, посвященный какой-то несомненно важной ерунде, и глядя на то, как супруга беспечно перебирает поднятыми в воздух ногами. — Вторую неделю с утра до глубокой ночи с этими картами возишься, а потом ни свет ни заря на экскурсии уходишь.       — Ну я же не виновата, что наш доблестный мэр все иностранные и светские делегации доверяет только мне. А их в летние месяцы расплодилось, как тараканов. К слову об иностранных тараканах, — сказала она, что-то помечая карандашом на карте, — немцев твоих куда лучше отвести — в Музей Мыши или Мышкины палаты?       — Отведи их в музей Смирнова и налей перед входом водки — погружение в наши реалии им обеспечено.       Закатив глаза, Ядвига все-таки поставила пометку над музеем Смирнова и продолжила рассматривать карты. Кощей же, в отличии от супруги, к работе не вернулся, а продолжил поглядывать на жену, поочередно сжимая то верхнюю, то нижнюю губу, точно собираясь с мыслями.       — Душа моя, — сказал наконец он, устало потирая переносицу и чувствуя, как в груди завязывается давно забытый сгусток темной магии, — а ты не думала о том, чтобы оставить свое экскурсионное бюро и найти работу… перспективнее и спокойнее.       Ядвига на мгновение замерла, внимательно обдумывая услышанное, а затем подняла на Кощея голову и, недобро сузив зеленые глаза, переспросила:       — Прости, что?       Кощей глухо выдохнул.       — Я говорю, почему бы тебе не бросить малооплачиваемую и не особо престижную работу гидом и устроиться, например, в нашу администрацию?       — А с каких это пор экскурсовод стал непрестижной профессией?       — С тех пор, как ты вышла замуж за мэра и по совместительству потомственного князя. Не очень со статусом, знаешь ли, сочетается. Да и, знаешь, в связи со сложившимися обстоятельствами… Насколько мне известно, глава местного отдела культуры как раз собирается на пенсию, ты вполне бы могла занять его место. Я уже навел некоторые справки — тебя готовы принять хоть завтра.       — Ах ты справки навел, замечательно. А меня спросить ты не подумал? Или, конечно, о чем я, зачем спрашивать непрестижного глупого экскурсовода.       — Ядвига, прекрати паясничать. В конце концов, я твой муж и глава семьи, на мне лежит ответственность за статус и положение нашей семьи… Куда это ты? — оборвал он свои слова, когда Ядвига, схватив в охапку подушку и карты, направилась к двери.       — Да пойду, барин, на коврик. Негоже холопам бесправным на постели хозяйской спать.       Она ушла, громко хлопнув дверью, и в ту же самую минуту в голове Кощея голосом Саши раздалось ехидное, протяжное, эхом отдающее от висков: «Вот дура-а-ак!». На удивление, восклицание заглушило обуревавшие мысли возмущение, и он бросился вслед за Ядвигой.       Из-за хромоты Кощею удалось ее нагнать только у входа в малую гостиную — и то, только потому что именно там Ядвига выронила из рук карты и методички, и те, подхваченные сквозняком открытого окна, разлетелись по коридору.       — Вы чего-то еще хотели, хозяин? — сочащим ядом голосом спросила Ядвига, подбирая тоненькую брошюрку. — Быть может, желаете, чтобы я паранджу надела?       — Ядвига, прекрати. Тебе не кажется, что мы начали ругаться буквально с ничего?       — Это ты так думаешь, Кощей. Знаешь, в моем понимании всегда было, что супружество — это союз двух людей, равноправный союз, когда двое совещаются перед тем, как что-то сделать, а не делают что-то с бухты-барахты, потому что ему этого захотелось. Ты же в последние две недели как совсем забыл о том, что со мной нужно советоваться. Господи, да ты даже, не спрося меня, фасад моей избушки под усадьбу заколдовал! Мою избушку, Кощей, я с ней сто лет прожила, можешь себе представить? Я прекрасно понимаю, тебе сейчас тяжело, у тебя сын пропал и неизвестно, вернется ли. Я понимаю и разделяю твои чувства…       — Ничего ты не понимаешь. Он тебе никто.       Выпрямившись, точно натянутая струна, Ядвига, сгорая от бурлящего внутри гнева, заглянула в глаза Кощея и собралась было что-то сказать, как вдруг испуганно зажала рот и отшатнулась на пару шагов.       Кощей почувствовал, как что-то внутри болезненно ухнуло вниз — точно когда совершается что-то очень ужасное и априори непоправимое. Осознание собственной неправоты накатило внезапной, резкой волной: он слишком перегнул палку. Он мог сказать это кому угодно, особенно Мэй, но никак не Ядвиге, первые месяцы жизни Саши даже поселившейся в их доме, чтобы помогать новоиспеченному отцу в уходе за новорожденным. Кому угодно, но не женщине, которой Саша дарил нарисованные в школе открытки на День Матери, ведь она никогда не была ему никем, все время пытаясь быть для Саши если не матерью, то, как минимум, самой лучшей тетушкой.       — Ядвига, родная, прости, я не хотел, — заговорил он, делая шаг к ней, но Ядвига, глядя на него мокрыми от слез глазами, выставила вперед руку, взмолившись:       — Не подходи.       — Ядвига, — повторил он, делая еще один шаг вперед, но остановился как вкопанный, услышав чуть слышный шепот:       — Кощей, пожалуйста, не подходи, я боюсь тебя.       Он нахмурился, плохо понимая корень волнений, и огляделся. Ответы ему дало собственное отражение в окне: горящие черным пламенем глаза и потемневшая иссиня-черная тонкая и частая паутинка вен, тянущаяся по шее, груди и рукам. Физические проявления темной магии.       — Ты же обещал, — произнесла Ядвига, глотая текущие по щекам слезы, — обещал больше не использовать черную магию.       Он прикрыл глаза, делая несколько глубоких вдохов и пытаясь взять под контроль вскипевшие в крови чары. Проявление темных сил было достаточно неприятным и страшным зрелищем даже для самого искушенного взгляда, не говоря уже о человеке, не понаслышке знавшего о том, насколько опасен потерявший над собой контроль Темный.       — Зачем, Кощей? — едва слышно прошептала Ядвига. — Спустя столько лет, столько мук и обещаний… Зачем?       — Я пошел на это исключительно ради Саши.       — Но Кот ведь…       — Великие колдуны и заклинатели столетиями пытались понять природу портала и заклятие ключей, но так и не смогли. Думаешь, простой хранитель сумеет решить эту проблему за пару дней? С каких пор ты стала такой наивной, душа моя? У меня всего один сын, ради него я готов пойти на все, пусть даже в ущерб себе.       — А ради меня?       Ядвига произнесла это настолько тихо, что Кощей изначально подумал, что ему послышалось. Однако распахнув глаза он встретился со взглядом супруги — застеленным густой пеленой слез, пустым и разочарованным. Он хотел было броситься к ней, прижать к себе до хруста костей и обязательно шепнуть что-то извиняющее, но не успел сделать и шага, как был остановлен пролетевшими возле лица огненными искрами.       — Я лягу в гостевой спальне, — сказала Ядвига, нервно сглатывая и всячески избегая смотреть на Кощея. — Завтра договорим.       Он позволил ей уйти, не говоря вслед ни слова извинения или утешения, и лишь только фигура Ядвиги, в темноте казавшаяся совсем маленькой и хрупкой, скрылась на лестнице, он зашипел сквозь стиснутые зубы и со всей силы засадил кулаком в стену, оставив на месте удара чернеющую вмятину. Затем, поразившись собственным словам и действиям, мысленно прочитал слова не то молитвы, не то заклинания, чтобы не дать черной магии окончательно завладеть разумом, и бросился в кабинет, впервые за несколько месяцев вновь чувствуя нестерпимую боль в ноге.       Он переступил порог гостевой спальни уже глубоко за полночь.       — Я могу войти? — спросил он, вопреки своим словам шагая к кровати.       Ядвига, не говоря ни слова, перевернулась на другой бок, оказываясь лицом к Кощею. Она уже не плакала, мигом отметил он, а только все так же глядела на него пустыми глазами, полными разочарования. Он тихо вздохнул: пусть лучше бы она кричала, осыпая его всевозможными ругательствами, чем смотрела так.       Присев на край кровати, Кощей взял руку Ядвиги в свою и, поглаживая большим пальцем худую ладонь с запекшимся на коже пурпурно-серым пятном зелья, постарался собраться с мыслями. Подготовленные слова вылетели из головы, едва он вошел в спальню, и теперь отчаянно не желали возвращаться обратно и собираться в адекватную структурированную речь. Единственным, что приходило на ум, были отрывки несвязных друг с другом фраз и глупых оправданий — всего того, чего бы нежелательно было озвучивать в сложившейся ситуации.       К счастью, неловкое молчание первой прервала Ядвига.       — Мы оба понимаем, что я не просто так против того, чтобы ты использовал темную магию. Не перебивай меня, а послушай, — попросила она, заметив, что Кощей собирается что-то сказать. — Это не просто баловство с колдовством и чернокнижьем, это буквально отдача души дьяволу. И если сто лет назад ты был хоть как-то сдерживаем Аидом, то теперь, когда игла у тебя на руках, использование темной магии равносильно самоубийству. Она просто убьет тебя изнутри, выест и уничтожит, оставив после себя лишь оболочку, монстра. Ты этого хочешь?       — Думаешь, я этого не понимаю? — он задумчиво уставился в стену, вспоминая полные ужаса глаза Ядвиги и паутинку вен, растянувшейся по всему телу. Давно на него так люди не смотрели, он уже и забыл, каково это — нагонять дикий страх одним своим появлением. Да что там люди, подумал он, качая головой, Ядвига на него до того момента так не смотрела никогда. — Но, учитывая все сложившиеся обстоятельства, это едва ли не единственный способ вытащить Сашу и ребят из Сказочного мира.       — И зачем ты тогда мне сейчас это все рассказываешь, если сам все решил?       — Так ты ведь сама сказала, что нам, как супругам, нужно совещаться, а не делать что-то с бухты-барахты. Вот, совещаюсь, — он ненадолго сжал руку Ядвиги, оставив там маленькую, почти не заметную в сумраке комнаты иглу.       Несколько раз глупо хлопнув глазами, Ядвига резко села и только и смогла сделать, что в крайне эмоциональной форме поинтересоваться у Кощея, не сошел ли он с ума.       — Не обольщайся, не с жизнью кончать пришел, — глухо усмехнулся он и, собравшись с мыслями, заговорил: — Ты права, темная магия убьет меня. Раньше моих внутренних бесов сдерживал Аид, а теперь у них развязаны руки — одно неверное заклинание и я, сам того не сознавая, стану хуже, чем Морок в его лучшие годы. Но ты сама не можешь отрицать, что чернокнижье — единственное, что может помочь нам в сложившейся ситуации.       Ядвига молча отвела взгляд. Кощей готов был поспорить на все золото мира, что в данный момент в ней боролось несколько сторон: одна — та, что соглашалась с каждым его словом, и другая, что готова была уничтожить все мироздание, лишь бы не признавать правоту супруга. Кощей невольно загляделся на нее, в который раз замечая все произошедшие в ней изменения: Ядвига словно стала красивее в последние дни и излучала особый, трепетно-нежный свет.       — Поэтому, — продолжил он после недолгого молчания как ни в чем не бывало, — я предлагаю сделку: если в течение двух недель не найдется четвертый ключ или Коту не удастся открыть портал, я прибегну к темным ритуалам, чтобы вытащить детей.       — Но…       Он резко поднял вверх ладонь, прося Ядвигу не перебивать, и пояснил:       — Я не просто так принес тебе иглу. Ты права: один я захлебнусь в темноте, ты же можешь стать моим маяком. Ну или айсбергом, смотря, как далеко зайдет.       — Не говори так! — воскликнула Ядвига, ударяя Кощея по плечу. И еще за короткое время их супружества она стала слишком ранимой и чувствительной, с доброй усмешкой подумал он, притягивая Ядвигу к себе и целуя в горячий висок, доверительно шепча:       — Я говорю так, потому что знаю, что только ты сможешь защитить мою грешную душу, когда будет нужно, и разломать иглу, если того потребуют обстоятельства. Моя жизнь в твоих руках, Ядвига, воспользуйся ею с умом.       — А что насчет моей жизни? — спросила она, сжигая иголку в вихре магии.       — А вашу жизнь, девочка моя, я очень сильно постараюсь уберечь.       Тревожно вздохнув, Ядвига обняла Кощея за плечи и, уткнувшись носом в его шею, шепнула, едва разнимая губы:       — Я люблю тебя. Господи, дай Бог, чтобы Кот поскорее открыл портал.       И Кощей, положив свои ладони поверх ее, мысленно взмолился о том же.