Истязание

      Тяжёлые мысли охватили заплутавший в собственных дебрях разум парня, смотрящего на одну точку небольшой фотографии, на углу которой была повязана чёрная лента. На ней была изображена счастливая и очень красивая девушка с каштановыми волосами, аккуратно заплетёнными в низкий хвост. Она ярко улыбалась в камеру и скрещивала пальцы в форме милого сердца. Джи Ын была всё так же прекрасна, жаль только, что её очарование было навсегда стёрто из этого чёрствого мира без возможности что-либо вернуть. Глаза парня, когда-то полные жизни, радости и надежды во время встреч с возлюбленной, теперь были затуманены горем и печалью, отражая бездонную пропасть утраты. Сердце скрежетало от боли, словно кто-то сжимал его в железных тисках, а в груди раздавался глухой стон, не находящий выхода из замкнутого пространства. Каждый звук вокруг казался ему чужим и далеким, как будто писатель оказался в клетке, наблюдая за жизнью, которая продолжала идти своим чередом, несмотря на его личную трагедию. События проходили мимо него, заставляя чувствовать себя мусором, выброшенным на обочину безлюдного запылённого шоссе. Воспоминания о смехе и нежных взглядах пронзали душу брюнета, оставляя за собой глубокие шрамы, которые останутся с ним до конца дней, так и не зажив. Он чувствовал себя потерянным в этом огромном мире, где всё напоминало о её существовании: запах цветочных духов, распускающихся прекрасными бутонами на бархатной женской коже, мелодия их любимой песни, играющая в недавно открывшемся кафе напротив её бывшей работы, даже солнечный свет, еле пробивающийся сквозь завесу кучевых облаков, который будто провожал душу девушки в последний путь. Всякий луч солнца, казалось, был неуместным напоминанием о том счастье, которое когда-то было частью его жизни. Время для парня остановилось — каждый миг тянулся бесконечно, как будто он был заперт в вечном ожидании, что Джи Ын вот-вот вернётся, утонув в его объятьях. Но понимание того, что этого не произойдет, разрывало его существо изнутри. Чон У искал утешение в мрачных мыслях, но даже они не могли заглушить ту пустоту, которая заполнила его сердце. В этом состоянии он был не просто опустошен — он был сломлен, как хрупкая ваза, разбитая супружеской парой в ходе бытовой ссоры. Писатель вспоминал их разговоры до глубокой ночи, когда они делились мечтами и планами на будущее, как они смеялись над мелочами и находили поддержку в друг друге. Теперь эти воспоминания ощущались как острые ножи, вонзившиеся в его терзающуюся душу. Он пытался держаться за эти мимолётные моменты счастья, но они ускользали от него, как песок, тянущийся сквозь пальцы.       Чон У с безысходностью смотрел на застеклённую полку с урной для праха, выполненной на заказ. Портрет погибшей был проработан до мельчайших деталей искусными руками мастера, но никакие материальные блага уже не смогут принести ей счастье. Хоть парень и понимал это, он хотел проводить девушку как подобает — не скупился на хорошие, возможно слишком роскошные для его бюджета, похороны и даже занял денег у друзей, прекрасно понимая, как ненавидел быть в долгу перед кем-то. Сейчас это всё уже не имело никакого значения. Тяжёлая правда огромным грузом свалилась на плечи парня и раздавливала его последние остатки моральных сил с остервенением, втаптывая их ошмётки в грязь. Чон У чувствовал, как его разум пытается ухватиться за суть происходящего, но каждый раз ускользал со здравого смысла. Сердце колотилось в груди, словно свободная птица, которую навеки заперли в клетке, и парень всеми силами пытался найти опору в этом хаосе, но вместо этого его охватило безмолвное отчаяние. Неверие заползало в его сознание, отравляя каждую попытку понять, что происходит. Брюнет ощущал себя чужим в собственной оболочке, как будто душа его отделилась и теперь блуждала где-то вдали, наблюдая за всем с недоумением. И вот, когда он пытался осознать происходящее, страх подступал все ближе, завуалировав его разум туманом сомнений. Писатель знал: это не просто сон, но и будто не совсем реальность. Это было что-то между — призрак событий, которые просто не могли быть правдой. Тело Чон У прислонилось к стене, а затем медленно скатилось по ней к самому полу, как будто весь мир обрушился на его плечи, оставив лишь пустоту и тишину. Ноги больше не могли стоять, а всё тело трясло, как осенний лист на ветру, желавший лишь приземлиться на мокрый асфальт и никогда больше не отлипать от него. Впрочем, ветер сейчас был бы весьма кстати: в здании стояла духота, будто все кондиционеры отключили на зло в такую знойную летнюю жару, заставляя людей пропитывать свою одежду в липком поту. Внутри Чон У шла борьба: желание забыть и необходимость помнить. Парень осознавал, что должен продолжать жить ради неё, ради всех тех моментов счастья, которые они разделили. Но как можно жить с такой болью? Как можно двигаться вперед, когда каждая попытка сделать новый шаг вызывала лишь новую волну горя? Он сидел там, погруженный в свои мысли и чувства, и понимал только одно: жизнь больше никогда не будет такой, как прежде.       Возможно, брюнет находился во сне, а может, просто бредил, но спустя некоторое время он отчётливо услышал щелчок фотоаппарата и восторженное Excellent, значение которого парень не понимал, да и сейчас это было не важно. Мысли в голове закончились, оставляя после себя лишь глубокую пустоту, которая пожирала разум изнутри, вгрызаясь в такие важные для организма нейроны.

***

      Высокий мужчина в кожаном плаще с вожделением и гордостью смотрел на свежий снимок и уже представлял, как распечатает его, дабы повесить в своей комнате для коллекции. Но вдруг его резко и довольно сильно схватили за запястье, выдёргивая аппарат из рук.       – Увлекаетесь фото на плёнку? — приятный голос можно было бы счесть за дружелюбный, если не смотреть на тёмные, как смоль, глаза владельца, которые буквально выжигали дыру в Юн Чхоле. Белоснежная улыбка с идеальным прикусом, чересчур натянутая, походила на оскал дикого животного в засаде, готового в любой момент атаковать свою жертву.       – Если только немного, а вы с какой целью интересуетесь? — между мужчинами прошла волна мощного электрического заряда, готовая убить одного из них на месте, а в голосе второго слышалось презрение и горделивость. Он надменно произносил каждое слово, с наслаждением смакуя его на языке. Акцент красиво гармонировал с таким тембром речи.       – Да вот думал, законно ли снимать объекты без их разрешения, — на словах «объекты» мужчина нарочно заострил внимание, переводя взгляд на трясущегося парня, медленно скатившегося на пол от бессилия, и кивнув в его сторону. Этим знаком он ясно давал понять, что не собирается любезно промолчать про этот маленький конфуз.       – Что вы хотите? — Юн Чхолю стало не по себе, а на лице выступили капли холодного пота. Он нахмурил брови, понимая, что его шантажируют, и, решив, что сейчас не подходящее время пререкаться, захотел просто побыстрее уйти из этого места.       – Отдайте мне плёнку, — алые губы Мун Джо, с красовавшейся свежей трещиной, ещё не успевшей затянуться, расплылись в широкой улыбке, которая не на шутку встревожила мужчину напротив.       Ему уже доводилось встречать себе подобных и это никогда не заканчивалось чем-то хорошим. Убийцы вроде него всегда безмолвно соревновались друг с другом, каждый бы хотел заиметь себе в резюме убийство «коллеги». Им нравилось соперничество в силе, власти и изощрённости преступлений. При любом удобном случае такие люди всегда хотят показать своё превосходство. Их особой чертой было то, что все они на подсознательном уровне узнавали в другом себя — чувствовали эту животную натуру, которую было невозможно разглядеть обычному человеку. В этом мрачном аду, где жизнь и смерть сталкивались в жестоком поединке, каждый убийца представляет собой уникальный портрет, созданный из теней прошлого и аморальных представлений о мире. Не многим из них нравилось, что на территории завёлся ещё один хищник, с которым придется делить добычу. Поэтому не редки моменты, когда маньяки убивали друг друга. У мужчины был подобный опыт: он иногда вспоминал случай, когда сцепился с киллером, которого нанял конкурент в сфере бизнеса. Тогда его пырнули ножом в живот, а боль пронзила всё тело погружая его в огненную пляску. В этот момент Юн Чхоль почувствовал настоящий страх смерти, адреналин подкатил с огромной силой. Не помня себя под воздействием аффекта, мужчина набросился на незнакомца в маске, впиваясь пальцами в шею до хруста позвонков, а когда он остановился и ослабил хватку, нападавший уже давно не дышал.       Хоть Юн Чхоль и был хаотичным романтиком, который убивал из изощренной любви к своим жертвам, в этот раз он впервые убил незапланированно. Животные чувства в его душе получали откровенную эйфорию от произошедшего, руки тряслись от волнения и всё тело пробивала мелкая дрожь, доводя до мурашек. Ему льстила сама мысль, что он убил того, кто чуть не расправился с ним самим. Но тот случай никак нельзя было отнести к сегодняшнему. Сейчас мужчина явно был в проигрышном положении, его загнали в угол. Перед ним стоял натуральный психопат, чьи мысли нельзя предугадать и попытаться победить логически, тот действовал точно, безошибочно и незамедлительно. Эмоции невозможно было понять по выражению лица, этот диссонанс одновременно пугал и вызывал интерес. О любой попытке бегства или нападения и речи быть не могло, страх перед тем, кто сильнее, накатил на брюнета, заставляя позорно отступить на шаг назад. Бармен вытащил плёнку со своими работами, оторвал последний снимок с оставшимся пустым материалом и протянул в болезненно бледную руку напротив, но собственная конечность предательски дрогнула, а её владелец опустил глаза в пол и сглотнул накопившуюся слюну. Он поспешно удалился и пока не свернул за угол, чувствовал на себе пробирающий до мурашек стеклянный взгляд, в котором никак нельзя было счесть эмоции.

***

      Мун Джо медленно посмотрел в след удаляющейся фигуре и направился к обездвиженному парню, распластавшемуся на холодном кафеле колумбария. Он сидел на полу с таким видом, словно был жалкой тенью, выброшенной на свет из бездны отчаяния. Его плечи были сутулыми, а голова, наклоненная в сторону, придавала лицу выражение вечного смятения. В потускневших и полных печали глазах несчастного писателя читалась многонедельная усталость, брюнет был морально измотан до такой степени, что при взгляде на него в глазах людей читалась искренняя жалость. На нижних веках выступили сильные синяки от недосыпа, отливая мрачной синевой, уходящую в серую тень, а тонкая кожа просвечивала мелкие капилляры. Волосы были растрёпаны и выглядели неопрятно из-за того, что их владелец не принимал душ уже несколько дней. Помятая одежда висела на нём местами как гармошка, а кое-где виднелись засохшие грязные пятна. Всё это сочетание делало Чон У похожим на человека, не имеющего место жительства, хотя и та комната, в которой он проживал, вряд ли походила на дом или хотя бы место для ночлега. Он был живым олицетворением того, как легко можно потерять себя в этом мире, полным суеты и равнодушия.       Мун Джо любил видеть парня таким измождённым, в эти моменты он был слабым и уязвимым, походя на выброшенного кота, который вырос и больше не радовал своих хозяев юношеской игривостью. Жалкий, но при этом такой излюбленный вид будоражил. Если бы на месте Чон У был какой-либо иной человек, мужчина бы просто прошел мимо, не обратив даже малейшего внимания, но этот случай был другим, словно сама судьба послала несчастного человека прямо к нему в руки и подстроила события должным образом. Он мог так и смотреть на него вечность, вглядываясь в каждый миллиметр тела, и оставлять следы на всех участках кожи, вверяя самого себя чужому сознанию, разглядывать клетки эпидермиса на чужих руках или лице, наблюдая за увяданием одного слоя, сменяющегося на другой. Это бы могло связать их воедино, соединяя души и переплетая родственные сознания в пике возношения. Любуясь этой картиной, брюнет тихо подошёл вплотную к предмету своего обожания, яростно разжигавшего в нём пламя восхождения одним своим присутствием.       Протянув своему соседу руку помощи, Мун Джо фирменно улыбнулся уголками губ, образуя оскал. Эта улыбка словно тисками сдавливалась на шее писателя, подписывая недвусмысленный приговор. Можно сказать, что этим жестом они заключали контракт, о котором один из них даже не догадывался, полностью отдаваясь странному и в тоже время своему единственному новому знакомому. Парень на автомате схватился за чужую ладонь и медленно поднялся с прохладного пола, отряхивая штанины и уже не понимая, что его душило. Он просто хотел забыться в чужой заботе, сняв наконец с себя груз вины и ответственности.       – Вам пора домой, — этот низкий, немного хриплый голос был убаюкивающим и ласкающим уши, пробирая каждую измотанную клетку тела до мурашек. Под него сразу хотелось поскорее заснуть, тем более после всего пережитого мозг требовал заслуженного покоя, который Чон У никак не мог ему предоставить.       Парень безмолвно кивнул и ухватился за плечо стоматолога, так как ноги уже не держали своего хозяина, а тот лишь любезно предоставил свой локоть, уводя юношу из места, пропитанного людским горем и слезами, в другое, ещё более угрюмое и жестокое, калечащее людские жизни и души.       Домой решили идти пешком, так что, когда они оказались в своём районе, уже начинало темнеть, а люди расходились после тяжёлой работы. Солнце, опускаясь к горизонту, разливало по небу краски, которые трудно было описать словами: от нежно-розового до глубокого пурпурного. Едва ощутимый ветер играл с волосами, приводя их в беспорядок. Цветущие растения заполняли кислород своим благоуханием, освежая его после долгих часов надоедливой знойной жары. Вечерние огни зажигались один за другим, создавая мягкое свечение, которое отражалось в витринах магазинов и на слегка влажном асфальте. Уличные кафе заполнялись посетителями, которые, вымотанные за целый рабочий день, делились своими планами или просто наслаждались компанией друг друга. Между узкими улочками с вечными подъёмами и спусками изредка пробегали кошки в поисках лакомства, получаемого от прохожих. Полумесяц проглядывался сквозь полотно заката, озаряя серебристым сиянием тёмное небо и охлаждая нагретые за день землю и асфальт, а за облаками скрывались тысячи звёзд, сияющих одна другой ярче. Тишина начала править над этим местом, окутывая в себя чьи-то дома, машины и прилавки. В ней было так легко и спокойно, что каждый шаг приятно разносился легким шумом на несколько метров, а дыхание ощущалось громким. Мужчина с парнем шли уже довольно долгое время. До их общежития оставалось буквально пара переулков, когда Мун Джо, идущий впереди, остановился и повернулся к Юн Чон У, подходя вплотную. Тот в свою очередь попятился, но быстро упёрся в кирпичную стену какого-то здания, а из его лёгких выбился тихий резкий вздох. Мужчина навис над парнем, вглядываясь в уставшие карие глаза: в них виднелся страх и горе от недавней утраты, веки покраснели от огромного количества слез и были слегка приоткрыты. Чон У смотрел в ответ, пытаясь остатками здравого разума сфокусировать свой взор на чужом лице, что получалось с неимоверным трудом. Чёрные и густые, слегка вьющиеся волосы были растрёпаны, а несколько прядей из челки выбивались, падая прямо на глаза и мешая увидеть их. Парень осознавал, что по большей части его мозг был одурманен эмоциональным перенапряжением, а тело находилось абсолютно не в его власти. Сил не оставалось даже банально на то, чтобы собрать картину происходящего в одну кучу из различных деталей, которые он с натяжкой смог переработать, из-за чего реальность ощущалась как быстрая смена кадров на замыленной плёнке, какая в свою очередь была составлена не по порядку, а в разнобой, мешая уловить весь смысл происходящего. Писатель не мог думать о том, что случилось: он мало что понимал и находился в своем мире, оставаясь здесь лишь в физическом состоянии. Его ноги немного дрожали, а руки опёрлись о стену, удерживая тело от падения. Он почувствовал на себе чужие руки, было приятно и тепло: они двигались под футболкой, ощупывая торс, спускаясь ниже к животу и передвигаясь на спину. Холодные конечности обжигали кожу в местах столкновения, но постепенно стали одной температуры с телом, больше не принося дискомфорт. Парень почти падал, но всё те же руки нежно обхватывали его за талию, легко удерживая взрослого сильного парня. Мун Джо изучал чужое тело, стараясь запомнить всё как можно лучше и растягивая процесс наслаждения. Блуждающие ладони согревались от прикосновений к парню, который почти не двигался и висел на высоком брюнете, обхватив его статную шею, лишь изредка выпуская отрывистые вздохи. Поддавшись звериному порыву, Мун Джо укусил шею парня, прорывая плоть до крови, которая прыснула прямо в рот одичавшего брюнета. Он сам того не понимая, вымещал свою злобу на непричастном парне, ведь впервые в жизни смог почувствовать ревность. Всё тело будто горело от ярости, которой был поглощён брюнет, вспоминая, как тот неизвестный в наглую снимал те кадры. Вдруг губы двух парней встретились с такой силой, словно столкнулись с бурей. Мужчина вдавливал писателя в стену, а его руки крепко обхватили лицо парня, силой заставляя того поднять голову навстречу настойчивым поцелуям. Он не ждал разрешения — он завладел чужим, таким желанным телом, будто ожидал этого всю свою осознанную жизнь. Мун Джо двигался так, точно он участвовал в войне не на жизнь, а на смерть. Он искал что-то большее, чем простое физическое влечение. Тёплая красная жидкость растеклась по припухшим от поцелуев губам, оставляя металлическое послевкусие. Тонкая струйка покатилась по подбородку, падая на белую рубашку и въедаясь в неё своими молекулами. Чон У застонал от боли, запрокидывая голову, плечо будто пронзила тысяча игл, которые впивались все глубже, раздирая болезненно-светлую кожу. Дантист расцеловывал парня так, что у того перехватило дыхание: он резко перемещался с лица на шею и наоборот с безумным порывом, не чувствуя сопротивления. На его лице вырисовалась улыбка, а в глазах появился необъяснимый блеск и трепет. Было приятно осознавать своё доминирующее превосходство, ведь именно сейчас он мог наблюдать свою жертву такой раскрепощённой, скрытой от посторонних глаз. В этот момент Со Мун Джо больше походил на дикого черного кота, который хотел поиграть с очередной игрушкой, наслаждаясь её беззащитностью и открытостью. Можно было делать с ней всё, что вздумается, утопая в её полной покорности. Он снова прильнул к чужому телу, забираясь с головой под футболку, пропахшую телом своего носителя. Этот запах напоминал топлёное молоко и мёд с имбирным печеньем, приятно переплетающихся между собой, а немного приглушённый запах дешёвого мыла ничуть не портил этот изысканный аромат, лишь смягчал ноты сладости. Мужчина всеми лёгкими вдыхал этот запах, стараясь запереть его там навсегда, но с каждым выдохом ветер уносил ноты за собой, разнося их по всей округе. Губы вальяжно двигались по чужой коже, пробуя всё на своём пути. Эти действия напоминали акулу, когда та пыталась укусить жертву, дабы понять, что перед ней. Дрожь молодого парня передавалась вибрацией и заставляла трястись от приятного покалывания внизу живота. Мун Джо с рвением согнулся и опустился на корточки перед писателем, смотря на своё творение снизу вверх и поглаживая того за руку, безвольно повисшую в воздухе. Его волосы выглядели еще более небрежно, челка полностью закрывала верхнюю часть покрасневшего лица, а и так алые губы налились кровью. Спустя пару мгновений безмолвного зрительного контакта, пальцы дантиста потянулись к чужому горлу, опускаясь на подрагивающий кадык, который вздёрнуто поднимался и опускался. Указательный и большой пальцы сжали его, но не так сильно, чтобы причинить дискомфорт, а лишь удерживая тот на месте, ощупывая небольшую выпуклость. Она немного подрагивала от вторжения в её спокойствие, при перекатывании пальцев можно было ощутить движение шейных сухожилий и хрящей, которые слегка потрескивали под кожей. Рука мужчины медленно сползла по груди Чон У, а затем своими губами тот прикоснулся к той части шеи, что секунду назад захватил своими пальцами, напоминая сдавливание тисками.       Из-за угла с мусорными баками раздался непонятный звук, что заставило брюнета огляделся и схватить себя рукой за рот, когда тот понял, что всё это время за поворотом стояла хрупкая девушка в полицейской форме. Из её рации доносились слабые помехи, отголоски которых приносил ветер с востока. Глаза округлились от увиденной перед собой картины, а рот застыл в приоткрытом положении, глотая невидимую человеческим взглядом грязь от пыльных дорог. Их игра в гляделки длилась долгие десять секунд, после чего брюнетка покраснела и бегом скрылась за углом, оставляя лишь звук быстрых отдаляющихся шагов по уличной плитке, которые прекратились столь же быстро, как и начались.

***

      Девушка торопливо перебирала ногами, в спешке уносясь от злополучного переулка. Ноги заплетались от сильного волнения, сердце подсказывало, что за ней вот-вот кинутся вслед, быстро настигая уязвимую жертву для расправы. Но за ней никто не бежал, и вскоре юной полицейской пришлось сделать остановку для передышки. В голове звенело от быстрого бега, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. На душу словно упал тяжелый груз, который возникал то ли от обиды, то ли от некого чувства предательства со стороны парня. Сомнение, как туман, окутывало разум, заставляя колебаться уверенность в своих чувствах и мыслях. Она сделала несколько жадных вдохов, тщетно пытаясь нормализировать баланс в лёгких, которые будто обжигал вечерний воздух. После всего услышанного о странном общежитии и этом мужчине Со Мун Джо, девушка не могла поверить, что Чон У просто так находился рядом с ним и даже не сопротивлялся физическим прикосновениям того, кого так яро опасался и ненавидел. Непонимание произошедшего сменялось шоком, неверие расплывалось огромным водопадом и окутывало все мысли девушки. С их последнего разговора прошло около недели, и, видимо, за эту неделю произошло немало странных событий, которые в конечном итоге вылились в эту необъяснимую для девушки связь, какую скорее хотелось стереть из своей памяти. На секунду в её голове промелькнула мысль о наркотиках или сильном опьянении, но как-либо подтвердить свою теорию она не могла: оснований для задержания не было, да и её рабочее время подошло к концу. Что бы она написала в рапорте, ведь никто никого не принуждал к чему-либо, да и свидетелей кроме неё не нашлось, а камеры в том районе давно были неисправными, но, по всей видимости, у городского управления и местной администрации были более важные дела, чем банальная безопасность населения. Брюнетка с короткой стрижкой обронила тягостный вздох и с тяжёлым сердцем направилась домой к своему отцу и больной бабушке, страдающей от деменции, в связи с чем не помнила собственную внучку.       Уже лёжа в постели девушка кадр за кадром прокручивала недавние события у себя в голове, анализируя увиденное ранее, но к её сожалению, понять полную покладистость Чон У она не смогла. Оставалось лишь надеяться на их скорую встречу, в которой полицейская намеревалась всё выяснить. Также ей хотелось поддержать парня после инцидента с хладнокровным убийством бедной невинной девушки, но Чон Хва не была мастером в утешении, а тем более образованным психологом. Инспекторша не спец в психологии и ей тяжело это давалось, поэтому, немного подумав и решив, что её жалкие попытки поддержки все равно не принесут никакой пользы, она всё же решила не вмешивать это в разговор. Тяжёлые воспоминание могли заставить брюнета чувствовать себя ещё хуже, усугубив его и так шаткую нервную систему. Но постепенно мысли девушки начали сгущаться и мутнеть, оставляя за собой расслабление и уводя разум в глубокий сон.

***

      Измотанный парень не мог больше находиться в сознании. Его совсем обмякшее тело опустилось всем весом на Мун Джо, оставляя опустевший разум в покое. Голова легла на чужую грудь, как на мягкую подушку, а мышцы шеи, до этого момента постоянно напряжённые, постепенно расслабились. Очнулся писатель уже в своей комнате обшарпанного общежития. Дверь была немного приоткрыта, обнажая вид на тёмный коридор, в котором было удивительно тихо и спокойно. Небольшое окошко в потрёпанной комнате было слегка приоткрыто, лёгкие и еле поддувавшие потоки свежего воздуха приятно ощущались на нагретой за время сна коже. Парень ещё не до конца пришёл в себя, как заметил, что к его руке что-то прильнуло, от чего он вздрогнул и резко втянул кислород сквозь зубы. Повернув голову, немного похлопывая сонными глазами, Чон У заметил на своей кровати слегка взбудораженного брюнета с поднятыми уголками губ в трепетной ухмылке, который смотрел ему прямо в глаза. Его веки были полуоткрыты, а практически черные радужки сливались со зрачками и сильно контрастировали с бледной, фарфоровой кожей лица. Он сидел на краю постели, дабы не мешать спящему, немного ссутуленный и неряшливый. Его вьющиеся волосы лежали в разные стороны и красиво переливались при тусклом освещении, меняя свой оттенок от иссиня-чёрного до аспидного. От них исходил аромат свежего шампуня со смородиной, заполоняя все тесное пространство комнаты своими флюидами.       – Я ждал, когда ты очнёшься, — мужчина, до этого только смотревший, придвинулся ближе и положил ладонь на чужое колено, скрывающееся за тонкой тканью легкого одеяла. Своим пленительным взглядом он будто гипнотизировал жертву, заставляя её думать больше, чем это требовалось.       – Когда мы вернулись? — голова Юн Чон У всё ещё неимоверно болела, а голосовые связки были ослаблены и придавали голосу небольшую хрипотцу, то ли от усталости, то ли от нехватки кислорода в затхлом помещении, что заставило парня поёжиться от дискомфортных ощущений. Он помнил моменты обрывками, но потрёпанная память, работая в десятки раз сильнее обычного, была просто не способна сейчас обработать такое огромное количество информации и при этом вытеснять травмирующие психику события защитным механизмом, дабы её владелец полностью не потерял рассудок.       – Около четырёх часов назад. Я хотел тебя разбудить, но ты крепко спал, — Мун Джо спокойно отвечал на вопросы, не колеблясь и не разрывая зрительный контакт.       В такие моменты Чон У казалось, что глаза могли ответить на куда большие вопросы, чем простая речь, которая не имела возможности передать все эмоции, как бы не старалась. Немного усталый, но при этом блестящий взгляд мужчины напротив будто хотел прожечь настоящую дыру на лице парня, но не приносил должный дискомфорт, какой обычно случается при продолжительных зрительных контактах. Он немного пугал, но словно удерживал внимание на себе, не позволяя отвести от него свои глаза. Будто дантист знал, как и куда смотреть, и в подходящих ситуациях использовал эти впечатляющие навыки. Тёмные очи завораживали и гипнотизировали, переливаясь от янтарного до цвета полного солнечного затмения. Писатель любил особенно подробно описывать взгляды в своих книгах и уделять им достаточное внимание, раскрывая через них персонажей и создавая нужный ему оттенок чувств, но в реальной жизни не сильно умел считывать эти эмоции. От этих размышлений парню вдруг стало очень тоскливо, ведь сейчас он думал лишь о том, что при отношениях со своей возлюбленной не понимал её любви и заботы, не умел читать глазами её настроение, хотя девушка часто выглядела грустной и уставшей. Но как часто это бывает, разбираясь в своих проблемах, мы не замечаем чужие взгляды и вздохи, которые были наполнены тоской и сожалением о больных темах и просто кричали о проблемах своего владельца. Угрызения совести вызывали неприятные спазмы и дрожь в теле, мысли путались, нарекая своего же создателя эгоистом и нарциссом, не заботящимся о чувствах других. Самобичевание вводило в драматическую агонию внутри разума, разрушая последние чувства гордости и любви к себе. Душа, обременённая тяжестью произошедших событий, начинала терзать себя, словно беспокойный зверь в клетке. Каждый всплеск воспоминаний о былых ошибках вызывал болезненные уколы, словно острые иглы, проникающие в самое сердце. Парень, осознавший свои промахи, начинал безжалостно корить себя за каждую слабость, за каждую мелочь. Внутренний голос становился жестоким судьёй, который не оставляет места для прощения и понимания. Чон У снова начинал тонуть в бездне мучительных чувств вины и самоосуждения, какое просто пожирало все изнутри и прожигало огромную дыру в груди, которая залечится ещё не скоро, а каждое слово отзывалось эхом безысходности. Первые горячие капли обожгли щёки, скатываясь по коже, которая в темноте раскрывалась новыми ореховыми оттенками. В носу засвербило, предвещая насморк и постоянное шмыганье, глаза пощипывало, а подбородок немного подрагивал, образовывая неровный рельеф на своей поверхности.       Слова были излишни, брюнет в чёрном лонгсливе подсел вплотную и слегка приобнял за плечи зарёванного парня. Тот всячески подрагивал, обхватывая свои колени руками и издавая тяжёлые всхлипы, а его тело походило на ветряной маятник, который шатало из стороны в сторону. Чон У робко прильнул к чужому плечу и уткнулся лбом в ярко выраженные ключицы. Парень искал утешение и ту самую поддержку, какая была так необходима сейчас, ведь он словно застрял в ловушке собственных мыслей, которые, как ядовитые змеи, отравляли всю душу и доводили до безумия. Все его дни смешались в один бесконечный круговорот боли и страха, а найти выход собственными силами было просто невозможно. Его руки потянулись за объятиями к мужчине, парень всегда обнимал маму если в его жизни случались плохие дни или события. Это успокаивало его, давая ту нужную любовь и заботу, которая требовалась каждому ребёнку. Годы шли, и писатель давно не был тем самым маленьким мальчиком, но выработанная годами привычка преследовала его по сей день, требуя вновь почувствовать тепло другого тела и ощущение немой заботы. Он обхватил чужую шею своими руками, вдыхая запах свежего мыла, исходящий от мужчины. Его пальцы нежно легли на широкую спину, под ними можно было ощутить сильные, неподвижные, как и их владелец, мышцы. Всё тело постепенно расслабилось. Успокоительное, но без вреда для почек, вступило в силу, проникая напрямую в мозг. В этот момент время словно остановилось, и тревоги, словно мимолетная пелена, растворялись в воздухе, не оставляя за собой и следа. На мгновение парень почувствовал, что наконец-то может быть самим собой, свободным от лишних мыслей и эмоций, погружаясь в тихую безмятежность.       Мун Джо тихо наблюдал за своим соседом, разглядывая его лопнувшие сосуды и опухшую фиолетовую кожу вокруг глаз. Он чувствовал горячее прерывистое дыхание на своей шее, и вся эта ситуация вводила его в ступор, заставляя напрягать мозг, чтобы понять свои дальнейшие действия. Стараясь не спугнуть Чон У, мужчина начал медленно поглаживать его по спине, ожидая дальнейшей реакции. Парень не сопротивлялся, а лишь наоборот постепенно успокаивался, и шмыганье носом происходило всё реже. С каждой секундой напряжение в его теле немного затихало. Писатель постепенно возвращался к реальности, и это было похоже на долгожданный солнечный свет после бесконечного мрака, когда первые лучи еле-еле начинали пробиваться сквозь густой туман. Но в конечном итоге усталость взяла своё и молодой брюнет, не успев осознать все до конца, снова отправился в долгий и глубокий сон, оставаясь на чужом плече. Он не запомнил ни этот разговор, ни то, что он вообще просыпался. Руки Мун Джо резво подхватили его скатывающуюся по груди голову, нежно и легко перекладывая к себе на колени. Сердце совершило кульбит, когда он посмотрел на Юн Чон У снизу вверх, который сейчас так крепко спал на его ногах. Он наблюдал за тем, как грудь парня медленно поднимается и опускается с каждым вдохом. Его губы были чуть приоткрыты, брови немного хмурились, а пушистые ресницы слегка подрагивали. Растрёпанные волосы прядями прилипали к поверхности кожи на вспотевшем за ночь лбу, а высохшие слёзы оставили едва заметные солёные дорожки на щеках. Ладони мужчины невольно скользнули по медовому лицу, поглаживая пальцами скулы Чон У. Руки поднялись выше, убирая влажную чёлку со лба, позволяя во всей красе увидеть другую внешность. Он не мог не улыбнуться, когда заметил, как брюнет слегка вздрогнул от его прикосновений. Каждый его вдох, каждое движение — всё это казалось дантисту бесконечно ценным. Он разглядывал чужое лицо, подробно изучая его, ему хотелось отпечатать в памяти каждую черту и тень на смуглой коже. Мужчина ловил себя на мысли, что может быть просто одержим эти зрелищем. Ему хотелось проводить как можно больше времени, просто наблюдая за парнем, впитывая каждую деталь его присутствия. Мысли Мун Джо закручивались вокруг него, как воронка: он хотел знать о писателе всё — каждый его страх, каждую мечту, каждую тайну. Вокруг них царила тишина и умиротворение, и мужчина наслаждался всеми подобными моментами их уединения. Он чувствовал себя частью чего-то большего, чем просто два человека — они были единым целым. Двое парней находились в покое, и дантист ощутил, как между ними проходило невидимое соединение — связь, которая, словно зарядами электрического тока, своими нитями поглощала всё живое вокруг. Каждое мгновение с ним ощущалось для мужчины подобно драгоценным камням в его сердце. Он собирал их бережно, обрабатывая и шлифуя в голове, словно боялся потерять хотя бы один. Глаза округлились на автоматизме, чёрные зрачки ярко блеснули в темноте, а уголки губ растягивались в фанатичную улыбку. Мун Джо был одержим брюнетом до самой глубины души — и это чувство лишь росло с последующим мигом их близости.       Нервное сглатывание заставило вспомнить о времени и работе, на которую тот должен был собираться уже через три часа. Времени на сон почти не оставалось, впрочем, мужчина в нём и не сильно нуждался, часто проводя бессонные ночи за книгой или удалением чужих зубов на четвёртом этаже.

***

      Внезапный стук посреди вечера заставил Чон У оторваться от ноутбука и пойти открывать нежеланному, в такой час, гостю. Привитая с рождения вежливость не позволяла проигнорировать стучащегося. За целый день, проведённый в одиночестве, парень успел стать отшельником, непривыкшим к чужому присутствию, находясь лишь в своём тихом мирке из четырёх стен. Медленно поднявшись со стула, ему понадобилось сделать всего три шага, дабы оказаться около тонкой деревянной двери этой маленькой каморки. Он выглядел лучше после десятичасового сна, в который, так незаметно для себя, провалился прошлым вечером. На работу тот не ходил, понимая, что там будет лишь убивать время, а начальник хоть и с натяжкой, но всё же дал оплачиваемый выходной, учитывая последние события в жизни знакомого. Но отперев дверь, парень никак не ожидал увидеть представшую перед ним картину. На пороге стоял Мун Джо, чья улыбка, казалось, была ещё больше, чем в обычные дни, в его руках был серебристый цифровой фотоаппарат Sony, который переливался от попадающего не него света экрана ноутбука. Модель была явно не новой, от чего в голове всплывали мутные вопросы по поводу её приобретения. Владелец раритета приложил объектив к лицу и нажал на кнопку, после чего раздался щелчок, а затем Чон У ослепила яркая вспышка, заставляя инстинктивно зажмуриться.       – Зачем вы меня сфотографировали? — спросил парень нахмурившись, от чего между его бровями появилась лёгкая морщинка. Фото давно вызывали у парня неприятное состояние, при каждой вспышке перед его глазами проносились воспоминания событий давно прошедших лет.

***

      На шумных улицах Пусана стояла прекрасная тёплая погода. Прохожие устремлялись домой, спеша успеть посмотреть любимый сериал по телевизору или полистать интересную книгу. Одноклассники веселились на заднем дворе школы, играя в футбол около аккуратных садовых клумб. Сад в свою очередь был в самом расцвете сил, его зелёные листья деревьев мягко колыхались на ветру, безмятежно наслаждаясь сегодняшним счастливым днём, трава тщетно пыталась дотянуться до солнца, пока редкие прохожие втаптывали её в сухую землю. Небо заливалось лучистыми оттенками солнечных отголосков, пока Юн Чон У сидел в отдалении за учебником корейской словесности. Никто даже и не заметил, как серые облака низко нависли над шумными улицами, затянув горизонт пеленой дождя. Город, ранее пестривший в живописных красках, теперь утонул в водяной глади, отражая мрачное небо. Этот спокойный вечер, который обещал быть таким же тихим, как и все предыдущие, быстро сменился до неузнаваемости. Сначала ливень начался с тихого шороха, но вскоре перерос в бурный гул, от какого не спасали даже зонты или дождевики. Холодные капли под собственным весом разбивались о твёрдую поверхность асфальта, оставляя после себя лишь мокрые пятна, которые вскоре заполонили собой всю территорию остывшей и промокшей земли. Деревья, склонившиеся под натиском дождя, трепетали от холодного ветра, с молниеносной скоростью проносившемся по улицам, образуя настоящий ураган. Окна запотели от тепла внутри, а за ними разворачивалось настоящее стихийное бедствие. Каждый шаг по мокрой брусчатке сопровождался шлепками, а капли, стекающие с крыш создавали шумный бедлам. Все, кто был во дворе, со всех ног ринулись под школьное крыльцо, дабы укрыться от пронзающих тело холодных капель, которые расползались морозностью по загорелой, после долгого лета, коже. Все присутствующие планировали разойтись по домам после окончания дождя, но время нещадно кануло в лету, а ливень всё не унимался, лишь набирая обороты, перерастая в настоящий шторм. Идти по такой погоде было всё равно, что обрекать себя на недельный кашель и таблетки с сиропами, так что было принято коллективное решение зайти в свой класс и переждать бурю. Лишь брюнет, тихо проскользнувший мимо толпы, скрылся в туалетной кабинке, слушая шум протекающей воды в раковинах. Мальчиков из класса почти не было слышно, что позволяло полностью отстраниться от материального мира, оставаясь наедине со своими мыслями.       Чон У закрыл глаза всего, казалось, на пару минут, но очнувшись, услышал приближающийся десяток детских шагов, быстро перебирающих в его направлении. Сердце издало удар и по телу побежала дрожь. Каждый шорох, каждое лишнее движение рефлексивно вызывало тревогу, напоминая о том, что опасность может поджидать за каждым углом. Страх пронизывал разум, заполняя его мрачными предчувствиями. Бойкая ходьба отдавалась эхом в пустоте, а тишина вокруг становилась всё более гнетущей. Помещение туалета было до неприятного холодным, напоминая морозильную камеру для хранения продуктов. Природные условия сменились в кратчайшие сроки, не давая телу правильно к ним адаптироваться. В голове крутились образы насмешливых лиц, слышались их слова, полные презрения и злобы. Брюнет чувствовал себя уязвимым и беспомощным, как будто оказался в ловушке без выхода. Стены туалета казались ему непроницательными, а дверь — последним барьером между ним и внешним миром. Он знал, что не сможет оставаться в жалкой кабинке вечно, но мысль о том, как его могут поймать и подвергнуть жестоким издевательствам, вызывала дрожь. Каждый раз, когда кто-то проходил мимо, его сердце замирало от ужаса. Ощущение неизбежности заполонило его разум, как чёрное облако, затмевающее все светлые мысли. Парень мечтал о том, чтобы просто исчезнуть, раствориться в воздухе и избежать этой пытки. В этот момент он осознал, что даже в этом «укрытии» он не чувствует себя увереннее — страх был с ним повсюду.       Шаги дружным хором засеменили уже в помещении с раковинами, а громкие детские голоса акустикой разносились по обшарпанным стенам, покрытым старой плиткой. Они обсуждали что-то своё, вроде на день рождение одного из них родители купили настоящий полароид, чему ребята очень радовались, пробуя новую игрушку. Брюнет не особо вслушивался в глупую болтовню, гораздо важнее для него сейчас было желание остаться незамеченным. Синяки, спрятанные под школьной рубашкой, отдались болью от воспоминаний прошлой недели. Чон У и не мог подозревать, что новая школа так быстро оставит воспоминания о себе, причём не столько духовные, сколько телесные. Порез ножом, который два дня назад оставил один мальчишка из компании, был достаточно глубоким, чтобы остаться шрамом на внутренней стороне лодыжки. Хулиганы всегда оставляли увечья лишь в неприметных местах, чтобы учителя не видели жестоких издевательств, хотя взрослые конечно всё понимали, откровенно закрывая глаза, когда маленькие моральные уроды в очередной раз тащили свою жертву в мужской туалет. Дыхание стало казаться громким, а в ушах зазвенело от страха. Если на улице у Чон У было преимущество в беге, то в маленькой узкой кабинке он никак бы не справился с пятью крепкими парнишками, которые на голову были выше него. Каждое мгновение тянулось бесконечно долго, и напряжение нарастало до предела. Внутри раздавался внутренний крик, ноги словно приклеились к холодной плитке, а разум упорно искал выход из этого мрачного лабиринта мыслей. Ощущение беззащитности и уязвимости становилось всё более очевидным — как будто весь мир противостоял одному парню. Он был загнал в угол вонючей кабины туалета, и сидел как дикий зверь, трусливо скрывающийся в своей норе от затаившейся опасности. Эти прятки были похожи на больную опухоль, которая не стала бы разрастаться, если бы её оставили в покое. Постоянно вибрирующий слив унитаза постепенно сдвигал большой учебник, пока тот наконец с оглушительным шлепком не приземлился на холодный кафель, заставляя сердце брюнета вылететь из груди.       – Вы это слышали? — произнес один из них, высокий с короткой стрижкой и самодовольной ухмылкой на лице, даже не пытаясь скрыть насмешку.       Разговоры, до последнего бушевавшие за дверью, быстро стихли, а затем один из собравшихся направился в сторону доносящегося звука, начиная перебирать кабинки, пока в конце концов не добрался до последней, запертой. В это же время Чон У молился, чтобы они ушли, начиная сгрызать кожу с пальцев от наплывающего волнами стресса. Он почувствовал, как его горло стиснуло от страха, а живот свело от напряжения. Парень знал, что если одноклассники его заметят, то это будет просто конец. Но судьба была в тот день не благосклонна, позволяя случиться всему последующему кошмару, который редко, но всё же преследовал брюнета в повседневности, яркими вспышками освежая воспоминания. В кабинку со всей силы влетело что-то тяжёлое, возможно это был чей-то портфель, а дверь завибрировала от тяжёлого столкновения, но не собиралась ломаться. Крепкое дерево могло выдерживать подобные выходки детей, на это и был сделан расчёт при строительстве. Но вот хлипкая щеколда, которая разболталась от времени, еле удерживала дверь на замке. За одним ударом последовали следующие, дети по очереди кидали свои вещи в деревянную дверь, раздалбливая железную защёлку. Чон У вжался в угол туалета, зарываясь головой в колени, к горлу подкатил ком неизбежности, а на глазах выступили мерцающие слёзы. Он закрыл глаза и попытался представить себя где угодно, только не здесь. Каждый грохот отзывался в сердце, как последний звоночек перед неизбежным. Реальность была неумолима, она накрывала его словно волна, не оставляя шансов на побег. Последний удар с грохотом заставил задвижку вылететь из своего корпуса, со звоном падая на голубую половую плитку, но помимо металла, на ней остались и надежды маленького мальчика о счастливых школьных годах. Дверь распахнулась, вынуждая брюнета встретиться с пятью парами черных глаз, которые уже предвкушали, как будут издеваться над неспособной дать отпор жертвой. Взгляд их был полон ненависти, а смех резал воздух, словно нож. Один из самых смекалистых ребят подбежал к хлипкому мальчику и, с силой выдернув того из мнимого укрытия, вышвырнул на растерзание к остальным. Всё тело пробило молнией от сильного столкновения с полом, голова гудела в бессмысленных попытках нормализовать баланс после удара. За колючей болью пошли сильные толчки по телу, грудой осыпающиеся со всех сторон на беззащитного и ослабевшего Чон У. Первый настоящий удар пришёлся в живот — резкий и болезненный, заставив его согнуться пополам. Чужие ноги буквально вбивали органы друг в друга, заставляя тело импульсивно скручиваться в колесо от невыносимой жгучей боли, с надеждой укрыть хоть небольшой участок холодной кожи от избиений. Брюнет не успел осознать, что происходит, как яркие вспышки бичевания разрывали его сознание. Перед глазами застыла непроглядная пелена из солёных слёз, мутнеющая с каждым новым ударом, осыпающимся на обмякшего от бессилия брюнета. Мальчик пытался защититься, поднимая руки, но это только разжигало их ярость. Они били его безжалостно, как будто наслаждаясь каждым моментом унижения. Словно он был мишенью для агрессии своих ровесников, объектом, на котором они могли выпустить собственные страхи и комплексы. Из горла то и дело вылетали болезненные стоны и хрипы, гулко разносящиеся по мрачному помещению, которое своей атмосферой вытягивало жизнь из всего, что попадало в её пределы. Жестокие дети будто лишь входили в азарт, наблюдая за чужими мучениями и начиная с новой волной энергии избивать уже не сопротивляющуюся жертву. В какой-то момент счёт времени сбился, оставляя лишь неумолкающие мольбы о скорой кончине происходящего, Юн Чон У находился в полной дезориентации, а тело могло выполнять лишь базовые функции для поддержания жизни. Голова кружилась в безумном беззвучном вальсе страданий, а к горлу тяжёлым комом подкатывала тошнота, заставляющая слюну окроплять уже скользкий от слёз и растягивающихся по поверхности пола соплей. Самоконтроль покидал своего владельца, а тонкие конечности переставали что-либо чувствовать, превращаясь в обездвиженные куски пока ещё живой плоти. Время растягивалось до бесконечности, каждая секунда казалась вечностью, полной насилия и пыток. Перед потерей сознания, парень успел лишь увидеть ослепляющую вспышку нового фотоаппарата, который так радостно презентовал именинник всего пол часа назад. Она на миг озарила тёмное вечернее освещение, навеки запечатлев изуродованное и униженное состояние Чон У, оставив в памяти крохотное фото с распластавшимся телом в центре кадра. В этот момент он осознал: они не просто избивают его физически — они пытаются убить его морально.       Брюнет как обычно не стал бы жаловаться о случившемся, тихо отлёживаясь в своей комнате под предлогом болезни. Мама никогда не задавала вопросов по этому поводу, постоянно пропадая на работе, а оценки сына её вполне устраивали, но вскоре до неё дошли вести о непонятно откуда взявшихся жутких фото, какие развесили по стенам убогой школы. В них мать и узнала своё чадо. В тот вечер сильный скандал наполнил семейный дом, в котором до этого всегда царили мир и процветание, в сторону Чон У то и дело летели упрёки в молчании, мать громко плакала, обрабатывая опухшие гематомы на животе и предплечьях, а брат закрылся в своей комнате, не желая быть свидетелем скандала. Мама не злилась на сына, скорее на себя за то, что дала этому случиться, не доглядев за происходящим у неё под носом. Вина терзала материнское сердце, и в порыве обиды та выливала эмоции на уже и так натерпевшегося ребёнка, повышая тон и переходя на крик, которого так боялся мальчик. Было принято решение о смене школы, но это не дало абсолютно никакой пользы, фото уже разлетелось по всем учебным заведения города, а школьники разносили нелепые слухи, выдуманные третьими лицами.

***

      Уже во взрослом возрасте Чон У стал забывать минувшее время, но этот момент заставил мурашки пробежать по затылку, а глаза лихорадочно забегали по камере, мерцающей в свете тусклой лампы, подсознательно боясь увидеть ту самую модель, отпечатавшуюся в мутных воспоминаниях своего детства. Но этот фотоаппарат разительно отличался от того, который жил в замороженной памяти парня, что смогло успокоить зарождающееся волнение в груди. Высокий мужчина, который стоял в дверном проёме напротив, заметил неоднозначную реакцию смотрящего и убрал своё приобретение, скрывая эмоции за нечитаемой маской дружелюбности, которую так привык носить за годы, проведённые в обществе. Лишь его чёрные, словно пещерный уголь, глаза могли поведать о всех мотивах и тайных желаниях их обладателя.       – Не хотите прогуляться?