Last Dance

Первое движение, с виду плавное и лёгкое, даётся с большим усилием, изламывая мышцы в стальном хвате тревоги. Хесед рядом выглядит слишком отрешённо, чтобы задумываться о чужом состоянии. Ход несколько раз сбивается с ритма, теряя его за собственными ощущениями. Хесед поддерживает, но всё равно кажется при этом лишь равнодушным наблюдателем со стороны. Концовка выглядит неестественно смазанной, разбивающей скованными движениями холодный воздух. Отголоски музыки навязчиво звучат в голове весь оставшийся вечер, аккомпанимируя собственному взвинченному состоянию. Металлические стены коридоров едва слышно звенят в такт каждому шагу, навязчиво провожая до двери. Пустое хождение не слишком выматывает физически, скорее заставляет лишь больше нервничать. Ход меряет шагами комнату всю ночь, не в силах найти покой ни в одном из её тёмных углов. Собственная железная оболочка не испытывает усталости, запирая в бодрой клетке беспокойный разум. Тревога копошится где-то внутри головы, мерно расковыривая всё то, что должно было лежать там ещё долго, а чувство вины медленно разъедает внутренности, заставляя раз за разом сплёвывать едкую желчь. Разум постепенно устаёт сильнее тела, замедляя накатывающие волны тревоги. Когда не спишь ночами, все последующие дни в конечном счёте сливаются в одни сплошные сутки, тянущиеся бесконечно долго. Ход неспешно идёт до кабинета, когда поднимает голову. Анжела стоит впереди ледяным изваянием, останавливая на своём пути все будущие попытки к сопротивлению. Предчувствие зарождается в сознании самостоятельно, тонко сверля виски. – Ход, – точно такое же жёсткое и холодное, что-то между приветствием и утверждением. – Привет, Анжела, ты что-то хотела? – Ход нервно трёт собственные запястья, собирая искусственную кожу в мелкие складки, быстро разглаживающиеся холодной белизной. – Я пришла сказать, что закрываю твою программу консультаций, – слова чётко и безапелляционно врезаются в пространство вокруг, холодным металлом проникая в чужой разум, разрушая всё, что было там до этого. – Но почему? – вопрос застревает во рту, выходя наружу неуклюжими бумажными комками. – Я давала тебе доступ к энкефалину не для того, чтобы ты превращала свой и соседние отделы в собрание зависимых, – чужой изломанный образ самостоятельно всплывает в памяти, протягивая свои искорёженные руки навстречу чужому больному беспокойству. – Если ты про Нецаха, то он сам говорил, что это только для консультаций, – сефира заламывает пальцы. Слова Йесода болезненно всплывают в памяти. – Они все так говорят, Ход. – Но как же сотрудники, – глава Тренировочной команды хватается за последнюю тонкую соломину, – программа же доказала свою эффективность среди них, –последняя попытка удержаться на ногах, прежде чем полностью развалиться. – Разве? – Анжела показательно приподнимает брови, – показатели агентов не достигли результата, просчитанного тобой изначально. Больше не вижу смысла тратить на это ценные ресурсы компании. Анжела разворачивается и уходит прочь, оставляя Ход абсолютно опустошённой. Программы, над которой она трудилась последние несколько месяцев, больше нет. Как такое вообще могло произойти? Ход продолжает неверяще смотреть вслед Анжеле, а потом силой заставляет себя отвернуться. Она делает первый медленный шаг, второй выходит уже легче, всё следующие происходят всё быстрее и быстрее, пока под конец коридора Ход не переходит практически на бег. Сефира копается в ящиках стола в поисках личной статистики по программе. Она запомнила практически каждую цифру наизусть, раз за разом просматривая их поздними вечерами. Неужели показатели действительно такие низкие по сравнению с ожиданиями Анжелы? Может, она закрыла программу именно из-за Нецаха, а остальное сказала, чтобы добавить веса своему решению? Ход на секунду останавливается, чтобы продолжить с новой силой. Не может же быть, чтобы всё было настолько плохо. Она же так старалась ради этого. Она же хороший руководитель и хорошая сефира. Пальцы, наконец, нащупывают привычный корешок. Файлы тихо шуршат под дрожащими пальцами. Конечно, если бы удалось привлечь всех сотрудников в своём отделе, то и результаты были бы другими. Ход листает уже наизусть выученные развороты и не находит ничего нового. Она тяжело оседает на стул. Ход стучит пальцами по столу, пустым взглядом смотря на знакомые цифры. Опустошение снова поглощает всё внутри. Пока разум делает первые неловкие попытки в поиске решения. Идея с привлечением всех сотрудников теперь не кажется такой уж пустяковой. Конечно, чтобы задействовать действительно весь отдел, придется приложить немало усилий, но результат точно стоил бы того. Это точно повысит показатели агентов, и тогда Анжела признает эффективность её программы, признает её собственную полезность. Ход достаёт из ящика новый лист бумаги. На обратной стороне оказываются старые заметки по программе. Изначальные, не сильно удачные идеи синими линиями переплетаются на белой поверхности. Ход внимательно вчитывается, а потом вновь тянется к ящику. Внутри обнаруживаются и другие похожие листы. Ход задумчиво просматривает их. Что-то из написанного она помнит, что-то кажется совсем незнакомый, увиденным ранее, но сразу же забытым. Ход делает быстрые наброски. На написание тратиться не слишком много времени, пока запал ещё бурлит внутри, опаляя металлические стенки. Несколько часов непрерывной работы однозначно стоят того, тем более собрание отдела именно сегодня. Недовольный шёпот прокатывается по рядам, смешиваясь с раздражением и растворяясь в тёмных углах зала. Ход обводит присутствующих глазами. Никто из агентов открыто не выражает своё недовольно, но оно явно чувствуется в воздухе, липкими отпечатками стыда цепляясь за одежду и кожу. Ход нервно трёт запястья, но чувство всё не проходит. Конечно, новая программа консультаций требует ещё больших доработок, но чужая реакция слишком неоднозначная. Лица в зале выглядят раздражёнными и уставшими. Их глаза устремлены друг на друга, горя недовольством и зарождающейся злобой. Ход стучит ручкой по столу. Теперь все глаза устремлены на неё. Всё внутри перехватывает от волнения. – Программа будет открыта в это месяце. Надеюсь на ваше активное участие в ней. Ход умалчивает о главном условии, пока горькое разочарование плещется в районе желудка, горечью пачкая корень языка. Чужое раздражение слишком явно ощущается на коже. Почему они не видят, как она старается ради них? Ноги самостоятельно приводят Ход в отдел Безопасности. В мысли мелкими червями вновь проникает беспокойство. Отдела Безопасности выглядит явно лучше, чем в прошлый раз. Пол и стены отмыли, а тошнотворный запах почти полностью выветрился из холодных коридоров. Нецах находится в своём кабинете, полутёмном и грязном, давящим своими стенами со всех сторон. Ход предварительно стучит в дверь, но ответа оттуда не следует. Поэтому сефира открывает дверь сама. Нецах лежит на всё том же продавленном диване, тупо глядя в потолок. Заметив Ход, он оживляется и принимает сидячее положение, освобождая место рядом с собой. Ход аккуратно присаживается рядом. – Как самочувствие? – Чуть лучше, чем вчера, но всё так же не очень, – Ход грустно молчит, накрывая своей рукой чужую. – Анжела закрыла мою программу консультаций, – Нецах поджимает губы. – Когда? – Сообщила сегодня утром. Сказала, что результаты слишком низкие,– Ход снова погружается в короткие раздумья, – но программа просуществовала недостаточно долго. – Некоторым сотрудникам ты всё же успела помочь. – Я думаю над тем, чтобы открыть новую улучшенную программу, – Ход нервно заламывает пальцы на руках, – как твои сотрудники отреагировали на прошлую? – Нецах, казалось, оцепенел. Он отводит глаза, судорожно перебегая взглядом с предмета на предмет. – По разному, кто-то возмущался, кто-то втянулся сразу. Не переживай, твои старания возможно не сразу, но кто-то обязательно оценит. – Мои кажется, мои агенты были не слишком рады, когда я сообщила им об этом. – Они просто не замечают всё то, что ты для них делаешь. – Но почему, я же так для них стараюсь? – Да, Ход, это так. – А твои сотрудники, их бы заинтересовала новая программа? Я бы хотела, чтобы она получила большее распространение, чем прошлая. – Я не знаю, Ход, – воцаряется неуютная тишина. – Анжела и Йесод сказали мне кое-что. Это связано с прошлой программой, – Ход молчит, задумываясь стоит ли говорить дальше, – и с тобой. Нецах заметно напрягается, выпрямляя спину и тревожно замирая в ожидании. – Это правда? – Нецах смотрит на неё вопросительно, но всё же явно понимая суть вопроса, – правда, что ты брал энкефалин не только для консультаций? – слова выходят слишком тяжёлыми. Нецах виновато опускает взгляд, ковыряя истёртый пол носком ботинка. Ход сводит брови к переносице, поджимая губы. Получать подтверждение своей правоты не хотелось, но обратной дороги не было. Тишина растягивается на долгие минуты, постепенно распространяя чувство неприятного волнения по всему телу. Нецах, наконец, поднимает голову и делает короткий кивок. – Прости, – извинение не делает легче, лишь тяжким грузом собственной вины опускается на плечи. Ход бессильно сжимает собственные пальцы в кулак, оставляя на внутренней стороне ладони тонкие полумесяцы ногтей, но легче не становится. Нецах кладёт руку на плечо Ход. Она долго молчит, а потом поднимает на него тяжёлый взгляд, кладя свою руку сверху. – Можно мне тоже? – Уверена? – с сомнением спрашивает Нецах. Ход только уверено кивает. Тонкая игла останавливается напротив кожи. Чужие руки слегка дрожат, медленно надавливая на поршень. Энкефалин ядовитыми разводами растекается по искусственной кожей, просачиваясь сквозь стыки механизмов внутри. – На первый раз этого будет достаточно, – спокойно говорит Нецах, собираясь вытащить иглу от ещё наполовину полного шприца. – Введи всё, – слова звучат больше требованием, чем просьбой. Нецах с сомнением смотрит на неё, но продолжает держать шприц на месте. – Ход... – Пожалуйста, – она накрывает своей рукой руку Нецаха. Он колеблется, тяжело раздумывая о чём-то, но после всё же вводит всё без остатка. Чувство лёгкости накрывает с головой, попутно качая на волнах спокойствия. Теперь ни реакция собственных агентов, ни состояние Нецаха больше не имеют значения. Ход опирается о стену, хихикнув. Коридор вокруг медленно плывёт, расползаясь в разные стороны. Ход глупо улыбается, смотря себе под ноги. Чудом найденная дверь в собственный кабинет ощущается неестественно пластичной, мягко прогибаясь, а после расходясь волнами под пальцами. Глава Тренировочной команды проходит внутрь. Пошатываясь и попеременно опираясь на стены, она добирается до стула. Зеркало, забытое на столе, кажется выпуклым и ненастоящим, картонкой, вынутой из кукольного домика и волей случая оставленного здесь. Ход уверена, что помнит, каковы на ощупь пластиковые розовые стены, плотной клеткой сжимающиеся вокруг своих искусственных жильцов. Ход протягивает руку вперёд, оставляя на гладкой поверхности смазанный отпечаток. Воспоминание слишком тусклое и мутное, чтобы задумываться об этом слишком долго, но Ход задумывается, раз за разом прокручивая его в голове, пока оно не теряет все краски, окончательно растворяясь в едкой дымке энкефалина. Стук в дверь окончательно всё смешивает. Ход на секунду теряется, а потом оборачивается к двери, стараясь сосредоточить на ней всё внимание. – Входите, – голос звучит слабо и изломаннно, с трудом достигая своей цели. Из-за двери показывается Тиффани. Она приветливо улыбается, проходя внутрь. – Привет, Тиффани. – Привет, Ход. Я слышала, что твою программу консультаций сегодня закрыли, – чужое лицо кажется слегка мутным и неестественным, но сознание самостоятельно избавляется от этой мысли. Ход на это только кивает, опустив голову. Тиффани подходит ближе, наклоняясь и мягко приобнимая за плечи. На секунду она кажется искусственной, складываяющей свои пластиковые руки на чужом пиджаке. – Не переживай, Ход. Ты многим помогла. – Да, – Ход осторожно убирает волосы с лица, свет ламп слегка режет глаза, – ты пришла за энкефалином? – Нет, я пришла к тебе, – Ход благодарно улыбается ей. Они молчат несколько минут. – Я думаю о создании новой программы. – Замечательно, уверена, она будет лучше предыдущей, – кажущееся поддельным одобрение отражается на чужом лице. – Но моя команда не очень обрадовалась этому. – Они просто не ценят то, что ты делаешь для них. – А ещё Нецах... – Ход снова задумывается, изо всех сил стараясь сформулировать мысль, – моя помощь действительно делает только хуже? – Нет, конечно, – Тиффани наклоняется чуть ближе, сильнее сжимая пальцы на чужих плечах, – ты так для них стараешься. Ты хороший человек, Ход. Глава Тренировочной команды кладёт свою руку на чужое запястье. Кожа ощущается непривычно шершаво. Ход не знает, сколько времени она так сидит, накрываемая новой волной спокойствия и безразличия, пока не слышит возню за пределами кабинета. Тиффани рядом нет, и сефира изо всех сил пытается вспомнить, когда та ушла. Оглушительный стук в дверь вызывает чувство неясной тревоги. С каждым новым ударом паника всё нарастает, распирая грудную клетку. Ход икает и сползает со стула, опираясь на него руками и стоя коленями на полу. Стук продолжается, и Ход вцепляется пальцами в сидушку, прижимаясь к ней как можно сильнее. Мысль о том, что дверь не заперта, заставляет резко вздрогнуть, а всё тело покрыться мурашками. Кто-то за дверью тоже это понимает, поэтому в следующую секунду ненадёжная преграда отодвигается в сторону. – Я принёс тебе отчёты. Никто из твоих сотрудников так и не пришел за ними. Ход в ответ лишь молчит, пытаясь успокоить собственное загнанно бьющееся сердце. Йесод внимательно смотрит на неё, наклоняясь к чужому лицу чуть ближе. Собственное тело теперь ощущается чужеродным и неправильным, искривлённым в пространстве, закручивающимся вокруг стула, кажущегося сейчас единственной опорой во всей корпорации. – Так ты тоже? — холодно спрашивает Йесод. Ход хочет что-то ответить, но язык во рту ощущается слишком большим и холодным, неповоротливо двигающимся внутри. – Это Нецах тебе дал? – холодно спрашивает Йесод, отворачивая от коллеги голову. Лгать было бы бессмысленно, поэтому в ответ она лишь кивает. – Понятно, – лицо Йесода принимает совсем холодное и отчуждённое выражение. – Я сама попросила у него... – Поговорим об этом, когда придёшь в себя. Он кладёт стопку отчётов на стол и быстро выходит, практически не скрывая своего отвращения. Дверь тихо закрывается, вновь отсекая комнату от пространства комплекса. Ход прикрывает глаза. Когда из-за плотно сомкнутых век осторожно показывается зрачок, свет от лампы бьёт точно в него, заставляя резко расшириться, разрывая радужку и распространяя резкую вспышку боли. Ход начинает тереть глаза и натыкается локтем на стену. Воспоминания последнего часа слишком мутные, чтобы можно было вычленить из них что-то конкретное. Сефира сильнее оседает на полу, глядя ещё не до конца сфокусировавшимся взглядом куда-то вперёд. Наконец внутри находятся воспоминания о приходе Йесода. Ход ёжится, вспоминая его реакцию. Неясное чувство мелко оседает на коже. Следовало всё же написать отчёты, чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах коллеги. Ход собирает все силы и резко встаёт. Голова ощущается тяжёлой и вместе с тем абсолютно пустой. Правая рука мелко подрагивает вместе с ручкой. Буквы, раньше мягкие и округлые, теперь тяжело валятся в стороны, креня друг друга кривыми изломами. На отчёт уходит вдвое больше времени, чем обычно. Ход периодически отвлекается на редкие обрывочные мысли, неподвижно глядя при этом не куда-то вперёд, потом отмирая и пытаясь заново вспомнить, о чём писала на прошлой строке. Несмотря на все старания, нести отчёты обратно Йесоду не хочется. Ход бессмысленно слоняется по своему кабинету, пытаясь зацепиться за ещё какие-нибудь дела, но вновь садится за бумаги больше нет сил. Тяжёлая усталость медленно, до краёв заполняет собственную металлическую оболочку. Ледяной пол не прельщает комфортными условиями для отдыха. Ход долго думает, перед тем, как решиться вернуться к себе в комнату. Она берётся за дверную ручку, бросая на неё короткий взгляд. Искажённое сероватое отражение отстранённо смотрит на неё, поддерживая её за руку по ту сторону металла. Малочисленные сотрудники, попадающиеся на пути, тоже смотрят, но смотрят странно, с неясной смесью эмоций во взгляде. Оставление своего рабочего места без веской причины противоречит правилам, но рядом нет никого, кто смог бы этому воспрепятствовать. Дверь непривычно тяжёлая, а воздух внутри душный и спёртый. Ход хватает только на то, чтобы снять собственный и пиджак и тяжело упасть на кровать. Жёсткий матрас еле слышно скрипит под тяжестью тела. Когда вновь Ход открывает глаза, лампа под потолком слепит глаза, заставляя ненадолго зажмуриться. Тело ватное, с трудом поддающееся движениям. Ход подходит к настенному зеркалу. У собственного отражения растрёпанный вид и кожа бледнее, чем обычно. Хотя последнее, возможно, только кажется. Собственные движения слегка неестественные, но никто особо не обращает на это внимание. Ход останавливается перед отделом Йесод. Встречаться с коллегой по прежнему не хотелось, поэтому глава Тренировочной команды отдаёт отчёты одному из сотрудников и сворачивает в отдел Безопасности. В коридорах уже чуть чище, но некоторые из потолочных ламп до сих пор не заменили. Тёмные гулкие коридоры создают жутковатое ощущение. Ход обходит их стороной, стараясь держатся светлых проходов. Кабинет Нецаха уже виднеется впереди, когда свет в коридоре. Ход вздрагивает всем телом, чувствуя, как тяжело стучит собственное сердце. Сефира старается успокоиться, она делает первый шаг. В голове против воли всплывают воспоминания о прошлом инциденте. Ход неосознанно ускоряется, стараясь побыстрее добраться до нужной двери. Чужой вскрик резко ударяется о стены, разрывая барабанные перепонки. Ход резко срывается на бег. Кажется, что кричит Тиффани, но она точно не может быть здесь. Ход практически влетает в кабинет. Нецах вопросительно смотрит на неё. Глава Тренировочной команды старается сделать вид, что всё в порядке, но собственная грудная клетка продолжает неестественно быстро подниматься и опускаться, едва поспевая за загнанным ритмом сердца. – Йесод видел меня... – Ход думает, как закончить предложение, но Нецах, кажется, и так всё прекрасно понимает. – Ну да, он мне уже всё высказал, – Нецах потирает шею рукой, – как ты себя чувствуешь? – Не очень, – честно отвечает Ход, в уверенности, что её внешний вид и так этому соответствует. – Это нормально. Скоро всё пройдёт, – Нецах неловко перемещается с ноги на ногу, – прости, мне не следовало давать тебе такую большую дозу в первый раз. – Ничего, я же сама попросила, – воцаряется неловкое молчание, и Ход решает хоть как-то сгладить его. – Я видела Тиффани, – Нецах нервно отводит глаза, а потом возвращает взгляд на Ход, поджимая губы. Та смотрит на него с недоумением. Глава отдела Безопасности делает короткие вдох, прежде чем начать. – Ход... Тиффани умерла, – даже среди гудящих труб и снующих за стенам сотрудников это звучит слишком оглушительно. – Что? Нет, я ... я же видела её, – Нецах только качает головой. Ход в отчаянии смотрит на него. – Я сам видел её тело. – Когда? – Ход ломаными пальцами цепляется за последнюю надежду на чужую ошибку. – В этом месяце, – звучит последним выстрелом. Сефира опускает руки, сжимая пальцы в кулаки, и отчаянно мотает головой. Нецах кладёт руки ей на плечи, мягко поглаживая ткань пальцами. – Но я же видела её, – повторяет Ход на грани слышимости. – Это просто галлюцинации из-за энкефалина. Это пройдет через несколько раз. Ход выглядит слишком потерянной, не верящей в реальность происходящего. Нецах, мягко приобнимая за плечи, усаживает её на диван. Ход неосознанно кладёт свои ладони на чужие предплечья. Глава Тренировочной команды не знает, сколько времени проходит, не находя в себе силы хоть что-то спросить. Нецах рядом тоже молчит, полностью погрузясь в свои мысли и положив голову ей на плечо. Гебура несётся на встречу стремительной волной гнева и раздражения, предвещая своим появлением тупую боль в висках. Хесед изо всех оставшихся сил давит в себе желание заскочить за первую попавшуюся дверь, позорно избегая встречи. Вместо этого он лишь подносит кружку у губам, делая глоток. Кофе распространяется во рту привычной горечью, пока чужое раздражение не накрывает его с головой. Гебура молча протягивает ему отчёты, и Хесед не может сразу понять, к чему они относятся. – Что это? – Нужна твоя подпись о возврате всего ЭПОС в твой отдел, – Хесед молча подписывает документы. – Знаешь, я видел количество раненный и убитых во время недавнего побега аномалий,– Хесед внимательно наблюдает за чужой реакцией. Сведённые к переносице брови и дикий блеск в глазах не предвещают ничего хорошего, – не думала на тем, чтобы попытаться сократить эти показатели? – Предлагаешь мне воспользоваться одной из прошлых программ Ход? – Хесед кивает, – это будет менее болезненно для аномалий и в разы дольше. – Да, но ведь сотрудники... – глава отдела Благосостояния теряется, когда его грубо хватают за грудки, слегка приподнимая. Кофе в кружке опасливо плещется, угрожая пролиться тёмными каплями на пол и на одежду. – Не указывай мне, что делать, – резко, сквозь зубы говорит она, – раз сам ничего при этом не делаешь, – Хесед хочет возразить на это, но вовремя прикусывает язык. Не стоило играть с судьбой и злить и так явно раздражённую Гебуру. – Я просто предложил, – в примиряющем жесте поднимает он руки. – Конечно, легко говорить, сидя тут в безопасности и не видя как аномалии разрывают твоих людей на куски одного за другим, – Гебура отпускает его так же резко как и приподняла, – трус, – кидает она на последок. Гебура резко разворачивается, уходя и задевая Хеседа плечом с такой силой, что керамическая кружка всё таки вываливается у него из рук, рассыпаясь по полу тысячью мелких осколков. Главе отдела Благосостояния грохот кажется оглушающим, но Гебура не оборачивается. На полу, среди мелких острых осколков и горького кофе, Хесед видит и себя. Мутное, еле видное отражение смешивается с собственным отчаянием, растекаясь по полу. Чувство вины плескется в желудке всё с тем же кофе, вызывая приступ тошноты. Хесед тянет руку и поднимает первый осколок, а за ним следующий. – Не стоит беспокоиться из-за одной разбитого кружки, Хесед. У тебя в шкафу полно других, – появление Анжелы делает только хуже, окончательно вбивая мерзкое чувство бессилия под рёбра. – Как и агентов в корпорации, – Хеседу кажется, что он слышит тихий вдох сзади. Глава отдела Благосостояния вздрагивает, и несколько осколков выпадает из рук. – На смену одним придут другие. – И сколько же это будет продолжаться? – горького спрашивает Хесед. – Пока нужный результат не будет достигнут, – они недолго молчат, пока кусочки разбитой посуды тонко звенят в руках. – Ты ведь знала об этом? – Про Нецаха? Конечно, трудно было не заметить – Тогда почему не остановила это раньше? – Всё шло так, как должно было идти, – Хесед вопросительно поднимает бровь, но Анжела это никак не дополняет. – Не задумывался об этом, Хесед. Выпейте кофе, сходи в свой маленький танцевальный клуб. – Так ты и про это знаешь. – Мне известно всё происходящее в корпорации. – И ты даже не помешала этому, – еле слышно бормочет себе под нос Хесед. – Есть вещи и поважнее, стоящие потраченных времени и усилий. К тому же его создание тогда немало подбодрило тебя. – Да, конечно. Холодные осколки больше не режут кожу. Хесед берёт один и резко проводит по подушечке пальцев. На поверхности остаётся мелкая царапина. Хесед точно знает, что она не исчезнет через несколько дней, не растворится бесследно в белизне кожи. Анжелы рядом больше нет. Хесед поднимает голову, вглядываясь в пустой коридор. Кажется, сейчас это единственное, что следует делать.