Влечение

Джун шипит, когда сильные руки небрежно оттягивают ее за волосы, причиняя неприятную колющую боль в затылке. Она смотрит на мужчину снизу вверх и ловит себя на мысли, что до умопомрачения любит быть униженной им. Это даже не стыдно. Мегатрон лениво расстегивает брюки, продолжая любоваться на ее перекошенное от боли лицо. Восхитительно. Ахуенно. Просто то, что им отчаянно так надо. Ей — внимание, ему — садизм. Избиение Старскрима перевалило за отметку «рутинная скука», потому что в глазах зама уже не было того блеска, который гладиатор так ненавидел. У Мегатрона ехала крыша. С самого первого дня войны скатывалась в непроглядную пропасть, где плескалось вязкой жижей насилие, ненависть и злоба — он умирал в этой яме. Медленно и мучительно. Джун поудобнее устраивается на коленях и ждёт. Ей на подкожном уровне надо почувствовать на языке солоноватый вкус, ощутить его член в свой глотке, чтобы захлебнуться слюной и задохнуться. Может тогда она протрезвеет и перестанет спать с ним: Джек бы не одобрил. Он бы смерил мать нечитаемым, но, обязательно, очень обидным взглядом, чтобы Дарби позвоночником его ощущала. — Приступай. — из мыслей ее выдергивает властный хриплый голос, а губы касаются головки. Джун сначала несмело облизывает кожу, слегка прикусывает и берет в рот. Мегатрон ждёт, выкуривая сигарету и любуясь женщиной в блядских кожаных наручниках. И как только додумалась до такого? Сосет, кстати, Дарби не феерично, но за неимением другого — грех жаловаться. Лорд сжимает пальцы на ее затылке и пропихивает член прямо в глотку. Джун хрипит, начиная ногтями цапать собственные ладони. Она задыхается, чувствуя, как из глаз брызжут слезы, стекая по бледным щекам. Боль в горле усиливается, когда Мегатрон начинает двигаться, намереваясь загнать ей член по самые гланды. Это больно. Это унизительно. Это то, что делает Джун чуточку счастливее. По ее ногам стекает смазка, обжигая холодом нежную кожу — это ужасно мерзко. Кому расскажи — Дарби готова лечь под злейшего врага автоботов при любом удобном случае — не поверят. Засмеют. Мужчина тушит бычок. — Поднимайся. — он тянет ее за волосы, швыряя куда-то в сторону кровати. Джун тихо стонет от резкой боли в затекших ногах, что иголками впивается в ступни, спотыкается и падает на металлический угол, до крови царапая плечо. И все бы ничего, но взгляд алых глаз темнеет. Десептикон, словно хищник, рассматривает яркие капли крови, что украшают острие плеча — сомнительная эстетика. Мегатрон хмыкает: кто знал, что его заводит такое. Избитый до полусмерти зам не заводил. Лорд быстро отбрасывает эту мысль, потому что Джун, закусив губу и не сводя с него пристального взгляда, аккуратно поднимается на ноги, поворачиваясь спиной и нагибаясь, и расставляет ноги пошире. Пошло до омерзения. Сексуально до невозможности произнести хоть слово. У Мегатрона не было планов самому ползать перед этой женщиной на коленях, но желание вылизать каждый миллиметр этого хрупкого тела — ломит кости. — Ха, ты совсем рехнулся? — Джун вздрагивает, беззащитно дергая связанными руками, когда чувствует горячее дыхание и его шершавый язык на своих бедрах. Десептикон не дает ей развернуться, чтобы утонуть в своем ненужном сейчас возмущении, крепкими руками удерживая за талию. — Замолчи, Дарби. — он касается языком клитора, слушая тихие постанывания. Губами проходится по чувствительной истекающей смазкой плоти. Пиздецки жарко становится в комнате, и Джун закатывает от удовольствия глаза. Секс с Мегатроном — лучшее спонтанное решение за всю ее жизнь. Он ласкает ее так, как никто и никогда не ласкал, терпит все ее «хочу» и «можно» и абсолютно точно не осуждает. Женщина плавится от его губ и языка, что жадно вылизывает ее, не оставляя и шанса избежать контакта. Ноги немеют, а чуть ниже живота узлом скручивается наслаждение, заставляя медсестру с протяжным и громким стоном сжать ноги, а после — обмякнуть. У Джун голова будто из свинца — тяжелая. Дарби не сразу осознает, что ее хватают за хлипкую короткую цепочку наручников, дергая вверх и приставляя между ног член. Медсестра закусывает губу, ожидая, когда Мегатрон, медленно растягивая стенки влагалища, войдет в нее. Главный десептикон не заставил себя долго ждать, вызывая тем самым у женщины не то всхлип, не то стон. У Мегатрон была привычка смаковать удовольствие: телом ощущать чужое тело, каждую клеточку кожи. Изучать сведенные насильно лопатки, обтянутые тонкой кожей, через которую видны темные вены. Пальцами очерчивать позвоночник, представляя, как легко он мог бы раскрошить эти хрупкие кости. Впиваться поцелуем куда-то в основание шеи, прикусывая выпирающую косточку. Все это — его наркотик, его алкоголь, опьяняющий получше дерьмового виски. Лорд любил эстетику. Пошлую, мучительную, но столь прекрасную, что в пору было бы показывать в музеях. Джун стонет, пытаясь устоять на ногах, пока мужчина ебет ее в своей привычной манере. «Мегатрон ничего не чувствует» — чья-то злая шутка, сыгранная на его нервах. Ошибка, которую он не может исправить. Главный десептикон все видит, ощущает и понимает. Лорд притягивает женщину к себе, утыкаясь носом ей куда-то в спину, и с тихим рыком ускоряет темп. Ему не охота утопать в беспросветной тьме своего сознания. Ему хочется только трахать эту женщину до ватных ног и пота ручьем, чтобы мышцы болели, заставляя его подниматься по утрам на тренировки. Джун — его спасение, островок безмятежности и такой красивой лжи. Он будет доводить ее до оргазма столько раз, сколько она захочет — только пусть смотрит на него своими полными жизни глазами. Дарби не понимает, в какой момент грубые толчки прекращаются и мужчина с тихим хлюпаньем выходит из нее, оставляя после себя мимолетное тепло чужого тела. Наручники с нее сразу же снимают, и Дарби замечает небольшие покраснения на запястьях. Мегатрон ложиться рядом, закидывая руки за голову и упираясь взглядом в потолок. Мужчина даже не курит, о чем-то думает. Так, в тишине, они провалялись еще минут десять, пока медсестра не выключила свет и с тихим «спи» плюхнулась у стены, с головой накрываясь одеялом.

***

Утро встретило десептикона истерическим «я опаздываю!» прямо над ухом. Мужчина закатил глаза, когда Джун, в одних только трусах еле как переползла через его тушу, попутно ткнув локтем в ребро. Женщина засуетилась, натягивая одежду, разбросанную где-то у кресла, и расчесывая волосы. Она подхватила сумку, запихнула наручники в ящик стола и стащила пульт от телепорта — и все это под тяжелым взглядом лидера десептиконов. — Мегатрон, — обратилась к мужчине Дарби, — что с этой штукой? — женщина еще пару раз потыкала сенсор и вручила вещицу уже вставшему с кровати десу. Тот внимательно осмотрел технологию, нажал какую-то боковую кнопку и театрально грустно вздохнул. — Разрядился. — глубокомысленно изрек лорд, кладя пульт на стол. — Я туда, — женщина ткнула пальцем в сторону выхода в коридор, — не пойду. Мегатрон закатил глаза и по комлинку связался с Саундвейвом, который любезно открыл мост. Джун, не долго думая, заскочила в зеленую воронку. — Не за что. — проворчал в пустоту лорд. День обещал быть жарким и на редкость тяжелым.

***

Саундвейв привык не задавать вопросов (даже если очень хотелось), чем и заработал себе в рядах десептиконов неплохую славу. Молчаливый связист, глаза и уши Немезиды, безликий — как Саундвейва только не называли, стремясь окутать его личность какой-то мистикой. На самом деле все было куда прозаичнее: связист был социофобом до мозга костей. Он привык наблюдать за всеми вокруг, делая выводы и подмечая мельчайшие детали, но никому не рассказывая о том или ином происшествии. Пока лорд не спросит. А он спрашивал. Поэтому приходилось собирать любую информацию: кто знает, что Мегатрону захочется узнать. Поэтому о Лесли Браун дес узнал один из первых и очень огорчился появлению на корабле лишней персоны. Агент прибыла на рассвете в понедельник, звонким голосом разрушив царившую на корабле атмосферу холодного спокойствия и тишины. Атмосферу, которую Саундвейв в течение всей войны по крупицам строил, девчонка уничтожила сиюсекундно. И как же связист был рад и, в кои-то веке, благодарен Мегатрону, когда тот чуть ли не за волосы ее выкинул с командного мостика. Лесли еще пару раз пыталась заглянуть в ангары и на Немезиду, но очень быстро ретировалась прочь, завидев вдалеке лорда или Саундвейва. И если первого Браун боялась по определению, то второй — вызывал скорее отвращение и страх перед неизвестностью. Это как всматриваться в пустом доме в самый темный угол и ждать, что оттуда кто-то выскочит. И если Лесли знала: из треклятого угла выскочит разве что мышь, то тут — все, что угодно. Связист, когда работал на мостике, носил визор. Такого черного стекла Браун никогда не видела. Оно и понятно: инопланетные технологии, что б их. — И вообще, я тебя совсем не боюсь! — гордо пропищала агент, задирая к небу свой покрытый веснушками нос. Саундвейв лишь склонил голову на бок. Его визор отражал полуденное солнце, защищая глаза от ярких лучей. Десептикон столкнулся с этой шумной женщиной на пороге главного ангара автоботов, когда направлялся к Рэтчету за отчетами. Безликий отвечал за все документы, что крутились между фракциями, потому и бегал, как белка в колесе, с корабля в ангары. — Хей! Ты вообще меня слушаешь?! — эта визгливая самка порядком так заебывала. Девушка уже пообвыклась на базе, и даже десы (Нокаут) оказались не столь опасными. Лесли даже не страшно смотреть в черноту визора. Было. До определенного момента. Связист наклоняет голову. Не страшно. Вытаскивает щупальца, что даже при ярком солнце светятся сиреневым. Погодите. Щупальца? Браун подавляет крик отвращения, когда это нечто вьется вокруг ее лица, слегка задевая мочку уха. Саундвейв меньше всех похож на человека. А с этими отростками и вовсе напоминает чудовище из какой-нибудь хоррор игры. Лесли пятится назад, спотыкается, падает на копчик, ошалевшими глазами наблюдая за каждым движением десептикона. — Уверена? — тихий вкрадчивый голос будто и не нарушает тишины, утопая в порыве ветра. Связист не любит, когда лезут в его пространство. Браун лишь рвано дышит, не в силах отвести взгляд от сиреневых щупалец. Они исчезают также внезапно, как ложная уверенность девушки в том, что перед ней вполне себе дружелюбный нечеловек.