Китобой

Обломанные в боях ногти царапают камень. Алтарь холодный, твердый: гранит или что-то такое. Больно щиплет выпукло-острый позвоночник, когда Аякс елозит спиной. Капитано схватывает его кисть перчаткой, чтобы сказать: все в порядке. Спросить: все в порядке? Серые фаланги с разбухшим узелком сустава выходят из Аякса наполовину. Странно, думается Капитано. Оружейная смазка пахнет цветами. Хлюпает между ягодицами, все в веснушках, будто в подсохших капельках краски. Это оттого, что по краям пещеры расползаются синеватые выводки - набухшие от влаги соцветия рогатого гриба. «Гриб» пахнет прело и приторно, будто мертвая плоть. Аякс облизывает губы, кровоточащие ранки-трещинки. Мол, хорошо. Я готов - это смирение или даже… просьба. Черная латунь перчатки на фоне молока; Аякс, Чайлд-Тарталья, бледен, как почти все население Снежной, страны снега и льдов, где солнце проглочено морозными тучами. Заменяя пальцы в нем членом, Капитано думает о том, что когда-то сам был таким же. Бледным и воинственным, как молодой бог кровопролития, юнец из Каэнри’ах: правда, память уже погребена камнями и песками Сумеру. Кожа гнилостно почернела, став оттенком мокрого пепла. Они тоже не видели солнца, под землей такого попросту нет. Зато была династия королей-лжецов, желчный Ирмин, вредный, как прыщавый мальчишка даже на старости лет. Их он когда-то защищал. Пустая память. Ненужная ярость. Аякс прогибается высоко, скулит так же. Как громкая и распятая на койке портовая девка; ей, ему, хорошо от члена внутри. Капитано двигается рывками, стаскивая чужую талию - одна рука все еще в перчатке, напоминающей когтистую лапу чудовища-зверя, другая же бесстыдно-гола, - до отметин. Синяки осядут на коже снега и льда, подобно гроздьям лилово-красного винограда. Владычица Ночи смотрит на них. Каменная и ромбовидная глубина памятника-кенотафа заменяет ей глаза. Какая она, Владычица? Сухая, точно древняя кость, старуха с клокастыми волосами и амулетами, или прекрасная дева, что увещевает спокойствием - и просвечивает себя бронзовой «рыбьей» кожей до костей? Ее хозяйка повелевает смертью. От этого жизнь, загадочная сила, становится лишь интереснее. У юноши Аякса не найдется матки, где смогло бы оформиться жизнью семя, но это не значит, что зрелище убавило в красоте. Вовсе нет. Совсем нет. Должно быть, ей нравится, хмыкает Капитано, морща обезображенное гниением лицо, у него подпрыгивают вылинявшие брови и кривится рот. Ему тоже хорошо. Матки нет, у Аякса небольшой и розоватый, с мило алеющей головкой, член. Капля смазки блестит на конце. Внутри - бархатистые теплые стенки. Аякс стискивает Капитано ими, будто умоляя - не уходи, дай мне все, что у тебя есть. Он всегда был жадным, прибирая к рукам лучшие клинки закаленной дешретовской стали или хватая самые спелые, иноземные яблоки на ярмарках Снежной. Смерть - или бессмертие? - размывает черты. Словно вода - свежие чернила. Пальцы Аякса шаловливо находят губы, до колючести обветренные. По-змеиному забираются внутрь. От того, как Первый Предвестник втрахивает его в камень, все внутри трясется. По ощущениям, желудок, подталкиваемый грубыми фрикциями, сбивается в склизкий комок. Возможно, это от запаха. Свечи капают на плиты пещеры-алтаря, даже спустя века, незажженные, они до тошноты сладкие. Своды, стены здесь увиты силуэтами. В синевато-серых тенях похожи на монстров. Их вырезали специальными ножами прямо в горной породе. Мужчины и женщины - жрецы, - и драконы носят одеяния из шкур леопардов. На телах: бусы из кости, камней, меди, серебра, некоторые тяжелые браслеты выкованы, кажется, по особой технологии из твердого флогистона в желтую прожилку. Язык Капитано до неприятного мокрый, словно у пса. Он облизывает им пальцы Аякса. Привкус крови и воска вымершей разновидности пчел. Хорошо проходится по нежно-кожистой перепонке между фалангами, и тело внизу вздрагивает, сжимая в себе член. Аякс рвется бедрами, молочными, крепкими, навстречу толчкам. Пронзительно, как при поражении, кричит, если кончает. Пещера поглощает в себя все звуки, словно морская губка, или это делает тьма смерти, вьющаяся над рогатыми грибами. Они похожи на людей, эти цветы-грибы. Тускло мерцают потусторонним светом. Влажная тьма проглатывает этот свет: точно так же она уничтожает людские жизни, но Капитано отчего-то обошла. Тень Смерти «отправила его в дальнее странствие». Иные ищут у алтаря бессмертия, а Иль Капитано, лучший воин человечества, желает забыться в спасительной пустоте. Алтарь гудит живой плотью, дыханием и сердцебиением, будто Владычице Ночи нравится их… Акт отвратительной магии тела. Сперма Аякса выплескивается ему на пресс в такт с его визгом. Уходит ниже. Белесая струйка - на треснутый гранит. Аякс до боли распахивает глаза: голубо-мутные, как у бьющейся об лед рыбины. Медные ресницы дрожат. Ловит ртом заплесневелый пыльный воздух. Владычица Ночи улыбается, ободряя их, стуком капель где-то внутри пещеры. Улыбается шире, капли булькают об каменное дно настойчивей. Она поощряет - давай. Аякс, царапающий облезлые до мяса плечи, тоже; длинные смоляные волосы закрывают их, словно темным балдахином, от взора всякого существа, кроме Владычицы, старухи-девы. Я всего лишь воин, ищущий смерти: хочется сказать Капитано. Его бедра спадают с ритма, а потом семя проливается в гостеприимном теплом нутре. Выдаивают его почти неприлично, аж подергиваются красным щеки. Аякс улыбается, пытаясь отдышаться. Капитано смотрит вниз. Чужая улыбка похожа на стебель ядовитого цветка или трещину в старом камне. Кожа потеет. Может, это оседают гнилостные испарения пещеры-алтаря. У нас получилось: хочется сказать Капитано. Я смертен. Или нет. Тень Смерти заметила его вновь, признала в нем муки усталости на дне штормовых глаз и... что-то еще. Это глупо - просить смерти. Милостивого избавления от страдания. Аякс протягивает к нему руку, чтобы опустить ближе; свое узко-белое пястье, точно освежеванная кость. Аякс, кажется, не верит ему. Губы целуют истончившуюся пленочку одного из век. Ему нравятся звезды. Священный символ Каэнри’ах в глазах Капитано. Небесные тела будто свалились на дно колодца, почив трупами там навсегда. Владычица Ночи и Тень Смерти Ронова - такие же жестокие девчонки, как и король Ирмин, задери Бездна его душу. Они... могут обмануть. Рот принимает мокрый поцелуй Аякса с покорностью праведника или собаки. Мол, это прощание. Капитано устал от жизни. Аякс знает это - возможно, будет достаточно милостив, чтобы заколоть своего товарища, наставника и любовника в честном бою однажды. Кенотаф молчит, как молчит любая гробница. Капли в пещере тоже. Владычица Ночи сдержала свое обещание и обратилась к старой подруге: теперь он вновь смертен, и груз усталости, похожий на отлитую из чугуна могильную плиту, будто бы сваливается с хребта, когда он прижимает мальчишку ближе к себе; тот все еще дрожит от оргазма, мажет пальцами по волосам, просит никогда не умирать - даже если теперь может. От их движений падает присохшая к алтарю свеча. Рогатые грибы перемигиваются в каменных внутренностях среди мха. Капитано вновь смертен. Или нет?