Золотом огранённый янтарь

      – Этот ребёнок не позволяет нам приблизиться к ним. Рычит и кидается на нас, – кажется, рядом всегда было то, о чём Моракс совсем забыл, пока гнался за фантомными прикосновениями юноши.       Ребёнка, о котором шла речь, недавно нашли в глубинах одной пещеры. Он был совсем худым, болезненным, точно нуждался в помощи, но даже не пытался хотя бы с любопытством отнестись к тем, кто случайно оказался у его дома. Вернее, у их дома.       За мальчиком, казавшимся ещё совсем подростком, было множество детей младшего него самого. На первый взгляд они выглядели здоровее их старшего, но оказались едва ли способными стоять из-за голода и холода. В их глазах, смотревших на Моракса, читался ужас, который придавал сил мальчику впереди. И вот он, недовольный чужаками, пытался защитить детей всеми… четырьмя руками?       Моракс никогда не видел никого похожего на него. А стило ему вскользь оглядеть других детей, как оказалось, что они все выделялись на фоне обычных бессмертных. У одной девочки волосы были словно огненными – не по цвету, а по неестественной форме и горящему свечению. У другой малышки руки точно были далеки от понятия человеческие. Это были клешни, которыми она смогла бы пугать чужаков успешнее, чем её четверорукий собрат.       Но самым главным отличием этих детей стало то, что на их телах были знакомые рисунки – у каждого ребёнка свой собственный, индивидуальный. И мужчина, ощущая, как что-то глубоко внутри него скручивалось и уже болело, знал, почему эти дети не похожи ни на него самого, ни на его друзей.       – Я могу дать вам кров и тёплую, сытную еду. Могу научить защищать себя и других. Я дам вам то, что называется домом, – Моракс изо всех сил старался звучать мягко и заботливо, игнорируя нарастающее беспокойство внутри.       – С чего бы мне соглашаться? – мальчик, позволив робким искрам на мгновение заплясать у своих глаз, расправил руки ещё шире, будто так он мог скрыть детей от глаз чужака.       – Потому что я знаю, кто вы, и могу помочь.       За тысячи лет Моракс ни разу не задумывался о том, что одна хрупкая надежда однажды и правда может сбыться. Чужая слепая вера во что-то невинное с самого начала шла за руку с несчастьем. Те, кем были эти голодные, дикие дети, не рождались просто так. Якши появлялись в этом мире для войны. И насколько же ужасная трагедия ожидала всех в будущем, если детей в этой пещере невозможно было бегло сосчитать, а самый старший из них уже точно мог держать оружие и защищать тех, кто ему дорог.       Мальчик, казалось, не ожидал, что чужаки могут прийти с помощью. Он будто был рождён с мыслью, что всё в этом мире опасно и хочет напасть на них. Поэтому у него не было другого выбора, кроме как искать новорождённых детей, похожих на себя, и ждать, когда его тело будет способно вывести их всех из этой тёмной пещеры под солнце.       – Босациус, пожалуйста, давай согласимся, – и вдруг из-за спины мальчика показался ребёнок, отдалённо напоминающий Моракса. – Младшие не протянут долго без еды и тепла.       Второй мальчик был чуть младше своего собрата, но странный блеск в его глазах говорил о том, что он понимал намного больше него. Словно время, которое старший тратил на физическое развитие, он использовал, чтобы расти психологически. Поэтому он, хрупкий и слабый, мог сейчас хотя бы попытаться осмыслить то, зачем к ним пришёл Моракс. Хотя, возможно, он доверился бы любому, кто предложил помощь, когда за их спинами было так много детей.       В конце концов, Босациус согласился – ему пришлось согласиться ради младших. Мужчина, поражённый тем, что у того уже было имя, на мгновение засомневался, что перед ним именно якши. Юноша из детства точно говорил, что для него существовал всегда только один способ обрести имя. И как бы глубоко Моракс ни ненавидел этот факт, он не мог его изменить. А эти дети – новые якши для новой войны – без имени жили ровно до тех пор, пока их не находил мальчик с четырьмя руками. Наверное, все они отличались от того, кто родился в другом времени. Однако это никак не помешало бы тому юноше полюбить всех этих детей и считать себя таким же, как они.       – Сколько вам лет?       – Босациусу чуть больше ста лет, – снова заговорил мальчик, похожий на Моракса. – Мне только в этом году исполнился один век. А что, это важно?       Ох, это оказалось намного важнее, чем мог подумать мужчина. Эти якши не только могли сами называть друг друга, но и росли намного быстрее, чем Моракс ожидал. Юноше из его детства для того, достичь их роста, потребовалась тысяча лет. Причиной тому, вероятно, могли послужить мирные, не военные условия: если не было того, для чего необходимо как можно скорее вырасти, то его тело могло замедлить развитие. Вот только это всего лишь предположение, а не факт. Зато осознание, что его тысяча лет равна всего лишь одному веку этих детей, поистине пугало. Будущая война уже обещала быть смертоносной.       И пока у Моракса было время, он уже начал готовиться. В Ли Юэ никто раньше не изучал боевые искусства, не особо любил стратегию. Хотя он многие годы молодости провёл в кузнице, у него до сих пор не было необходимости создавать рабочее оружие. Такое, которое не сломается в течение затяжного боя, которое не будет чрезмерно тяжелым и неудобным. И сейчас мужчине придётся в кратчайшие сроки вобрать в себя огромное количество знаний и умений, отличных от того, что он изучал ранее. Ему необходимо стать примером для своих людей в этих областях, чтобы те не боялись за свои жизни.       Однако, времени у Ли Юэ оказалось не так много. Прошло едва ли двести лет, как Моракс забрал под своё крыло крошечных якш, а разные части мира уже стали окрашиваться пожарами, криками и сражениями. Никто не понимал, почему это происходило, какую цель преследовали нападавшие. В чём был смысл необразованным кучкам бессмертных искать битвы у границ мирных деревень и городов? Быть ведь не может, что существует какая-то выгода в этом. Впрочем, какой бы ни была награда в конце, Моракс своими руками вырвет её у других. Свои причины он всегда ставил выше чужаков.       И едва закончил мужчина обучать необходимым боевым навыкам своих людей, как нашлись те, кто возжелал разрушить Ли Юэ. Столь неожиданно всё произошло тогда: Моракс как раз завершил хвалить смертных за их прогресс, только собирался на встречу с дорогими друзьями и ещё думал над тем, взять ли с собой сладости или сытные блюда. И вдруг всё замолчало.       Не только Ли Юэ, но и весь мир за многие сотни лет стал настолько громким, ярким, что даже секунда тишины показалась бы беззвучным веком. И этого времени должно быть достаточно, чтобы разглядеть, как уродливые, чёрные облака принялись усиленно обнимать границы творения Моракса. Это тихое мгновение – непривычное, ледяное – позволило смеху тут же смениться криками.       Сказать, что Моракс хотя бы отдалённо понимал, что такое война, значит соврать. Ни одна книга, ни одна детская игра или вольная фантазия взрослого ничем не похожа на то, как ощущалась война. А ощущалась она поистине остро. Если посмотреть налево, то можно увидеть, как несколько прекрасных танцоров больше никогда не поднимутся на ноги. А справа в неестественных позах лежали художники, живописные картины которых вдруг стали их посмертным наследием. Конечно, сзади тоже было много нового: неизлечимо разодранная кожа, сломанные наружу кости и грубые осколки стёкол, застрявшие в телах людей. И чем дольше всматривался во всё это мужчина, тем быстрее он терял всякую связь с реальностью.       Ему осталось посмотреть только вперёд. Там, где были те, кто устроил разрушения зданий, мирной жизни и людей. Прямо перед глазами Моракса во всю плясали разнообразные твари, почему-то принявшие человеческий облик. Это и правда были бессмертные, которые должны быть похожи на него, на его друзей? В чём разница между теми, чьи руки окрасились кровью, и теми, кто купался в золоте? Что эти убийцы знали такого, что заставляло их призывать смерть туда, где она не нужна? Эти вопросы наконец и лишили мужчину возможности пребывать в настоящем, в этой пылающей реальности.       – Моракс, достаточно, – и пока чья-то дрожащая рука не коснулась его плеча, он не видел и не слышал ничего.       «Достаточно» было о том, что насмешливые твари почем-то больше не смеялись, не плясали. Они лежали на земле и даже не были похожи на людей или животных. Конечности одной твари валялись в нескольких метрах от неё же самой. Конечности другой твари торчали из живота кого-то третьего. Впрочем, наверное, только эти твое могли похвастаться тем, что у них было ещё что-то напоминающее конечности. Остальные обратились тем, у чего нет названия, потому что, как думал Моракс, куче органов, костей и мяса не нужно название.       Но ему точно стоило думать сейчас о том, что секунду назад всё было не так. Стоило задуматься о том, почему он слышал плач Гуй Чжун, укрывшейся в объятиях мадам Пин. Девы ведь должны были ждать его далеко за городом с вином и музыкой. Пин как раз хотела показать всем, что смогла обучить нескольких якш играть на флейте. Мораксу нужно поразмыслить над тем, почему рука Хранительницы Облаков, коснувшаяся его плеча, дрожала. Что произошло за мгновение, когда мужчина безнадёжно растерялся?       – Это то, о чём ты говорил? То, к чему ты хотел успеть подготовиться? – Хранительница Облаков сняла свои очки и тут же поморщилась, осознав, скольким количеством трещин были покрыты стёкла. – Если так продолжится, то скоро за Гуй Чжун заплачет Пин, а потом и все остальные.       Она выглядела так, будто не могла понять, что именно переполняло её. Лицо отражало ужас. Неизменно прекрасная, ровная спина вдруг сгорбилась, сделав женщину меньше, чем привык видеть Моракс. Ему не нравилось то, что он видел. Теперь он яснее всего понимал, что не хотел бы видеть это никогда.       – Мы все будем плакать, пока в нас не останется слёз. А когда закончатся они, то лица наши будут мокрыми от крови, – всё, что мог сделать сейчас Моракс, это попытаться обнять свою дорогую подругу. Она же, казалось, будто только и ждала, когда чьи-то прикосновения согреют её дрожащее тело.       Только спустя время мужчина вспомнил всё, что осталось за границей его сознания. Как только он, стоя прямо перед крикливыми тварями, оказался не способным принять такую реальность, что-то звучно надломилось в нём. Моракс никогда не подозревал, что был настолько быстрым, ловким, чтобы выйти из битвы без единой раны. В его руках, привыкших к тяжёлой работе, оказалось намного больше силы, чем он предполагал. На самом деле и пришедшие твари тоже не знали, что такая сила бывает заключена в руках: бессмертный, казалось, если бы совсем рядом была гора, похоронил бы их всех под ней. Правда, для того, чтобы поднять каменное чудо природы, ему потребовалась бы всего одна рука.       Моракс оказался намного более свирепым, чем ожидал от себя. И это потому, что кто-то прикоснулся к тому, что дорого ему? Всегда ли он был способен столь яростно сражаться, если стояла угроза лишиться чего-то бесценного? Что ещё он не знал о себе? И почему же у мужчины неизменно было множество вопросов, на которые у него было времени искать ответы?       – Позвольте нам тоже сражаться. Мы больше не можем молча смотреть, когда вы уходите на поле битвы один.       Перед ним точно стоял Босациус, ведь так сложно было не узнать его с этими четырьмя руками. Он больше не выглядел как хрупкий мальчик, не был похож на юношу, молодость которого должна сиять ярче солнца. Сейчас он был намного выше и крупнее Моракса. Каждая из четырёх рук украшена горящими мышцами. А лицо, когда-то до нелепого невинное, нежное в покое, совсем изменилось под влиянием времени. И этого мальчика коснулись острые черты, заменив собой всякую детскую мягкость.       – Пожалуйста, мы можем вам помочь. Даже Хранительница Облаков согласна, что мы не окажемся для вас обузой в бою.       Кажется, это был Меногиас. Тот самый мальчик, который когда-то просил своего собрата согласиться принять помощь мужчины. И в нём от ребёнка тоже ничего не осталось. Высокий, прекрасный и с сильным духом. Как же долго Моракса не было рядом, что он совсем не заметил, как эти милые якши превратились в достойных мужчин? Пятьсот или целая тысяча лет?       – Даже если мы пойдём с вами, в Ли Юэ останется много защитников. А там, на поле боя, вы совсем один.       И эту девушку тоже было сложно не узнать. Волосы, похожие на чудесное пламя, сияли поистине нежно, прекрасно. Она так выросла, так преобразилась, окрасив своё тело завидной мускулатурой, а душа её, казалось, пела. Точно, это Индариас, которая в детстве хвостиком бегала за мадам Пин и Гуй Чжун, чтобы те обучили её игре на музыкальных инструментах.       А бегала она не одна, а со столь же нежной подругой, которая и сейчас стояла перед Мораксом, готовая взяться за оружие. Клешни с возрастом стали больше похожи на человеческие руки. Они точно никогда не будут такими, как у людей, они всё же были красивыми по-своему: аккуратные формы, которые сейчас совсем не пугали, мягкие водные градиенты цветов, свидетельствовавшие о том, как сильно на выросла. Милая и прекрасная Бонанас, которая с Индариас забросила игру на музыкальных инструментах ради боевых искусств.       Возможно, мужчине и правда стоило бы перестать видеть в них детей, которых нужно защищать. Особенно, если сам Босациус позволил своим младшим стоять сейчас здесь со столь сложной просьбой. И кто знает, возможно, через время за ними последуют другие якши, желая отплатить Мораксу за его помощь. Помощь, которая позволила им жить в любви и без забот. Эти старшие якши, став совсем взрослыми, наконец могли своими руками защищать других.       Однако Моракс совсем не ожидал, что, согласившись взять якш на битву, его самого запрут в Ли Юэ. Не успел мужчина встало выдохнуть, бегло окинуть взглядом Ли Юэ и снова отправиться на поле боя, как на него набросились Хранительница Облаков с мадам Пин и потащили его в лазарет. Он пытался сбежать, но, оказалось, эти женщины также не сидели сложа руки, став намного сильнее.       – Посмотри на себя – ты же едва живой! – упрекали его женщины.       И правда, он выглядел совсем не так, каким помнил себя. Нежный взгляд сменился грубым, холодным. С такими глазами никто не способен видеть, узнавать красоту родного мира. Всё его тело было покрыто чешуёй, которую он давно перестал убирать, ведь слишком много времени проводил в обличии зверя. Зачем чистить тело от намёка на грозного змея, если всё равно снова придётся обратиться им? Это же касалось и рогов, которые стали больше, жёстче. Теперь они не были похожи на те прекрасные, чудные рога, которые когда-то его подруги увидели впервые. А руки Моракса окрасились таинственной сажей, украшенной горящим золотом. Было это от того, что он постоянно использовал обличие зверя, или потому, что что-то в самой природе заведомо подчинялось ему, так и осталось загадкой для всех. Но точно было понятно, что этот бессмертный, перековавший себя для войны, теперь не похож на того, кто любил сладости и сказки.       – Выпустим, когда наладишь внутренний баланс, – такой грозный голос Пин он никогда не слышал. И как же те милые якши учились у неё?       Впрочем, даже такие условия не смогли запереть его приказы. Женщины спустя ужасающе долгое время позволили ему встретиться с якшами и смертными воинами, чтобы дать им информацию, которая могла спасти им жизни. Просил их сделать то, что запретили ему сейчас его подруги. Хотя собирался мужчина с ними только для этого, он был глубоко поражён, что четыре якши всё ещё настолько же воодушевлены тем, что помогают Мораксу. Поле боя уже преобразило их тела, сделав грубее, но их улыбки вряд ли что-то способно забрать.       – И он так красовался перед противниками, что даже позволил им ранить своё лицо. Дважды! – а ещё у них нельзя было забрать то, как сильно они заботились друг о друге. Ведь стоило мужчине закончить с приказной частью встречи, как якши стали делиться своими новостями. Например, как бесстрашный, невероятный Босациус заработал целых два шрама за одно сражение.       И вскоре эти чудные якши снова отправились куда-то далеко, защищать Ли Юэ. Конечно, Моракса к ним пока никто не хотел отпускать. С его кожи только исчезла чешуя, но вот рога, хотя и стали совсем крошечными, покидать его голову не собирались. Он медленно возвращался в норму, позволяя себе больше спать и есть. И столь абсурдной казалась ему эта ситуация – баловать себя не необходимыми для его тела вещами, чтобы восполнить силы и вернуться в бой. Он ведь не смертный, чтобы умирать от бесконечного переутомления.       Впрочем, дни, проведённые в постели, действительно помогли ему. Глаза, полные холода, когда его только “заперли”, вернули своё чистое сияние. Благородный янтарь снова наполнился светом и теплом, смягчал взгляд Моракса. Его лицо, казавшееся глубоко изученным сражениями, блестело от комфорта. И то, как мужчина постоянно ласкал щеки подушками, добавило лицу нежности.       – Ты никогда не задумывался, почему мы, бессмертные, застреваем телом в одном возрасте? – и главным свидетельством того, что Моракс снова стал похож на себя, были странные вопросы Гуй Чжун. Ему даже показалось, что он не слышал её такого шутливого голоса целую тысячу лет. Наверное, именно столько времени он сражался один.       – А ты пробовала когда-нибудь изменить это?       – Нет, – так просто пропела женщина и потянулась к фруктам, стоявшим у кровати мужчины и предназначенными ему же. – Однако мне кажется, что можно вернуться в тот возраст, которым мы уже пережили. Например, твоё тело застряло в возрасте тридцати лет, но, если бы мы считали твой возраст по людским меркам, то тебе было бы… за сто лет? Если точнее, сто семьдесят пять, – ох, точные расчёты Гуй Чжун и правда облегчили для мужчины понимание времени.       – Хочешь сказать, я могу заставить своё тело выглядеть хоть на пять лет, хоть на сто пять? Было бы желание?       – В теории? – и она снова потянулась за фруктами. Если Моракс ничего не предпримет, то останется без сочных яблок и апельсинов.       И не успели они предположить, как именно им нужно проверить эту теорию, как в комнату зашла Хранительница Облаков с целой корзиной лекарств. Конечно, ведь Моракс всё ещё в лазарете, где был единственным пациентом.       – Дорогая, послушай, – Гуй Чжун тут же принялась объяснять тему разговора подруге, абсолютно игнорируя то, что та пришла сюда не ради компании. Женщина, основавшая этот лазарет, здесь только для того, чтобы напоить мужчину всевозможными противными лекарствами, которые каждый раз оказывали исключительно положительный эффект? Глупое предположение, не правда ли?       – Интересно, – протянула Хранительница Облаков и взяла ломтик яблока, который протянула ей Гуй Чжун. Ну точно, будто только повод искала, чтобы повидаться с друзьями.       Спустя множество размышлений на эту тему никто из них не пришёл ни к какому выводу. Правда, вопросов стало намного больше, чем вначале. Они абсолютно не знали, откуда стоило начинать. Эта смена облика отличалась от той, которая была известна Мораксу и Хранительнице Облаков. Обличие зверя существовало неразрывно от них, поэтому оно казалось настолько доступным. Но различные периоды роста, которое их тела уже пережили, уже не были частью их.       Но только собрались девы завершить дискуссию на данную тему, как их внимание привлёк Моракс, зашуршавший одеялом. Женщины, обращая взгляд на него, не могли поверить тому, что видели. Вот точно на кровати, где только что был мужчина, сейчас находился ребёнок. Он одной ручкой упирался в подушку, а другой тянулся к фруктам – простое, но уверенное действие, поразившее подруг.       – Да быть не может! – и женщины, изумлённо пропев в один голос, тут же схватили мальчика и усадили его ровно посередине кровати. Даже обратившись ребёнком, Моракс все равно остался без яблок.       Впрочем, сам он едва ли сначала понял, что так впечатлило его подруг. Ничего ведь необычного не случилось – он просто хотел попробовать фрукты, которые специально для него принесла Гуй Чжун. Но уже через мгновение Моракс, осознав, как просто женщины взяли его на руки, был поражён самим собой. Он только что смог принять обличие ребёнка, которым был в свои сто лет.       Девы, перебивая друг друга, выпытывали у него ответ, мол, как же у него так просто получилось сделать это. Вот только ответов у Моракса не было. Казалось, будто он мог так всегда, но никогда не нуждался в этом. И правда, зачем ему – прекрасному мужчине – возвращаться к образу глупого ребёнка?       Но самым интересным стал момент, когда Хранительница Облаков начала осматривать мальчика. Просила поднять его руки, встать на ноги и в целом подвигаться, чтобы убедиться, что он всё ещё имел полный контроль над своим телом. И стоило ей коснуться его кожи своей, как она сама в мгновение помолодела. Стояла перед друзьями такой, какой её не зала даже Гуй Чжун: невысокая девушка с выразительными глазами. Такая юная и нежная. И хотя это прикосновение дало только больше вопросов, наверное, никто из них ещё не готов искать ответы на них, узнавать, почему же силы Моракса способны так влиять на других.       – Хотя знаешь, какой бы ни была причина, это всё равно невероятно. Ты никогда не престаёшь нас удивлять, – задумчиво протянула Гуй Чжун, протягивая мальчику ломтик яблока. Наконец-то, награда за его старания. – Как думаешь, если этот столетний ребёнок встретится с тобой нынешним, то будет ли рад узнать, кем станет в будущем? Будет ли он в восторге от себя взрослого?       Будет ли он рад? Моракс не мог даже вообразить ответ на этот вопрос. Того ребёнка, каким бы он ни хотел казаться, было слишком просто раскусить. Юноша из его детства видел, как мальчика тянуло к людям, но тот, не имея возможности получить их признание, пытался заставить себя думать, что смертные того не стоят. У него ведь даже получилось это сделать. Пока якша не подарил ему возможность быть среди людей любимым, признанным.       Наверное, он всё же был бы счастлив узнать, что у него в будущем будет прекрасное имя, красивый город, сотворённый его же руками. Люди, которые восхищались им, и верные друзья, любившие его. Особенно удивился бы мальчик, что почти все его друзья – бессмертные. И Моракс мог только надеяться, что встретился бы с собой, который ещё не знал якшу. Ведь тогда мужчина не нашёл бы объяснений, почему юноши рядом больше не было. От этой мысли и сладкое, сочное яблоко вдруг утратило весь свой вкус.       – Господин, они нашли её! – вдруг в палату ворвался молодой якша с новостями от своих военных собратьев. И теперь Мораксу не было дела до странных фантазий и безвкусных яблок.       «Она» – богиня, устраивавшая настоящие кошмары всем, кого видела на своём пути. Легенды о её жестокости гуляли ещё до начала войны, но тогда им никто не верил. Ещё бы, откуда в женщине, одарённой нежной красотой, взяться неподражаемому желанию крови? Как можно было верить, что она – хрупкая и невинная – на самом деле любила слушать чужие крики, восхищалась предсмертными стонами людей и бессмертных? И откуда у неё такой могла быть целая армия рабов, похожих на безвольных кукол?       Сейчас же, узнав, настолько на самом деле душа этой женщины была уродлива, Моракс желал как можно скорее избавиться от неё. Она была чересчур опасна для того, чтобы существовать в мире, в котором мужчина мечтал жить в спокойствии со своими людьми. Этой богине не было места там, куда двигался и сам мир. Всё живое отвергало её, пока она становилась сильнее, страшнее. Казалось, она знала, как глубоко её ненавидели, но вместо того, чтобы обуздать свою жестокость, она блаженно упивалась ей.       И вместе с этим богиня была острожной, прячась на границе реальности и снов. Рабы, подражая её яростному характеру, отпугивали противников лучше, чем её репутация. Этих рабов боялись, ведь в их глазах никогда не было жизни. И если такая уродливая она, то безвольные рабы – настоящие куклы – продолжили бы сражаться за неё, даже лишившись голов и конечностей. Именно поэтому Моракс и хотел, чтобы его воины всё время его “отпуска” искали место, где она пряталась, собирали любую информацию о рабах, представлявших огромную угрозу.       Уже стоя перед замком богини, Моракс ощущал, что что-то не так. И «что-то не так» было не с местом, куда он пришёл, не с рабами, прятавшимися повсюду. С ним самим происходило что-то странное. Его тело непривычно дрожало, а голова, казалось, совсем опустела. Мужчина не мог связать слова в предложения, чтобы разобраться, почему ему столь тошно находиться здесь. Не мог сформулировать мысль, звучавшую как «я умру здесь».       Однако нужно ли много думать об этом, когда назад пути уже не было? Точно нет. Особенно, когда позади него уверенно выстраивались воины и якши. Моракс мог слышать, как шутили между собой Босациус с Меногиасом, или как Бонанас напевала простую мелодию для Индариас. Они, казалось, ещё не понимали, что произойдёт с минуты на минуту, от чего позволяли себе расслабиться. Либо же лучше других осознавали, что далеко не каждый сможет уйти отсюда живым.       Но даже если смерть коснётся сегодня не только богини снов, никто не желал отступать. Бояться её, когда сам Моракс с ними? Ещё чего! Только дурак не доверился бы этому мужчине. И, возможно, эти бравые мысли смогли наполнить опустевшую голову бессмертного, чтобы хотя бы на мгновение унять его дрожь. Мгновение, когда из пустоты на него напала прекрасная женщина.        Хотя Моракс и слышал, насколько красивой была она, но никак не мог поверить в это. Он точно не представлял изящные глаза и пухлые губы. Точно не мягкую кожу рук, украшенную золотом и драгоценными камнями. Зато он всегда знал, насколько ужасным могло быть её лицо, искажённое ненавистью и жестокостью.       Для мужчины оказалось так просто увести богиню от своих людей, оставив воинов наедине с рабами. Он завёл её туда, где больше всего пахло болью и страхом. Туда, где, казалось, рождались её рабы. Моракс даже не смог сдержать ухмылку от мысли, что если она умрёт здесь, то это будет настоящая комедия. А встретив такую же улыбку на лице этой женщины, он знал, что она думала также, но уже о его смерти. Великий Моракс, воевавший тысячу лет один, умрёт в яме для рабов самой ужасной богини – действительно, от этого хотелось только смеяться.       На самом деле, сколько бы информации ни успели передать ему перед этим сражением, а мужчина понимал, что всё это могло быть и иллюзией, созданной персонально для него. И у этого предположения вскоре появилось подтверждение: богиня, известная своей безоружностью, столь уверенно сейчас держала в руках мечи, будто они были там всю её жизнь. Этот факт стоил Мораксу нескольких глубоких ран на ногах.       Следующее, что он хотел проверить, тоже оказалось ложью. На протяжении многих веков разные души рассказывали, как эта женщина слаба. «Хрупкое тело её, даже если сможет поднять оружие, не продержится на поле боя дольше нескольких минут. А если отобрать у неё оружие, то она упадёт на землю от отчаяния», – ах, так красиво звучали эти рассказы. Вот только оказались они чистыми выдумками, когда богиня едва не оставила Моракса без руки, использовав два клинка вместе. И даже позволив одному из мечей застрять в своём теле, мужчина ничего не выиграл. Ей, казалось, абсолютно без разницы, два мечах в её руках или десять, один или их вообще нет. Она без единого сожаления оставила оружие в теле противника и всё также омерзительно улыбалась.       Ей было так весело, так радостно, что Моракс сейчас её развлекал. Она будто специально так долго создавала ложные сны, которые должны были максимально исказить её образ. Эта богиня искала того, что разглядит обман в её снах и придёт поиграть с ней. Она так нуждалась в том, кто заставит её наслаждаться битвой. Доступные, но безвольные рабы точно боялись смотреть на неё – что уж говорить о том, чтобы стать для неё оппонентом в спарринге. И даже так точно нашлись бы те, кто хотел этого, если бы наградой проигравшего была смерть.       И сейчас она сама была близка к тому, что получить эту самую награду. Проглядев несколько атак мужчины, она вдруг оказалась прижата к земле огромным телом змея. Ой, неужели она забыла, что именно этим обличием и был известен Моракс? Значит, смерть настигнет её быстрее, чем она ожидала.       Вот только бессмертный, казалось, и сам хотел поиграть с ней. Поэтому, зажав её хрупкое тело между когтей, он стал возвращать своему телу человеческий облик. С упоением наслаждаясь тем, как больно было богине, мужчина выиграл мгновение, позволившее ему ловко заменить когти на копьё. И женщина сразу же завопила от острой, горящей боги в груди, где и сияло одно из творений Моракса.       На робкую секунду мужчина даже понял её любовь к чужим крикам. Её голос так хорошо пел ему предсмертную песню, которую хотелось слушать и слушать. Бессмертный едва не решился вытащить копьё из её груди, лишь бы продлить их битву ещё совсем чуть-чуть. И будто услышав его желание, кто-то вдруг напал на Моракса со спины. Кто-то точно нечестный и безмозглый, подумавший, что мог сейчас заставить его перестать пытать богиню копьём.       Впрочем, думать совсем не вредно, особенно для глупца, который точно был одним из рабов женщины. Но эта безвольная кукла не учла, что тот, на кого она напала, способен в миг обезоружить её и повалить на землю рядом с её госпожой. Такая великолепная картина: богиня, кричавшая от того, как неспешно Моракс прокручивал копьё в её груди, и раб, недостойный даже взгляда мужчины. Эта пара тварей стоила друг друга.       К сожалению, раб точно был обделён мозгами. Вместо того, чтобы ужаснуться угрозы в лице Моракса и лежать смирно, он продолжал брыкаться. Он кусался, пинался и рычал так, что заглушал пение из криков его госпожи. Мужчине же пришлось одним ловким движением перевернуть раба на живот и, грубо сломав руку едва ли не в нескольких местах, вдавить его голову в землю. Но это совсем не помогло, а рычание обратилось полноценными криками, исполненными ненавистью и болью. Какой же шумный и бессовестный раб.       И пока Моракс пытался вслушиваться в крики женщины через вой безвольной куклы, он даже не заметил, как то, что он искал, исчезло. Так просто звонкая песня богини пропала из этого мира, забрав с собой всякое наслаждение победой. Вдруг наступил миг, когда женский голос больше не ласкал что-то глубоко внутри мужчины. И сейчас ему потребуется минута, чтобы расстроиться, что так всё закончилось. Ещё одна уйдёт на то, чтобы он вспомнил, что эта жестокость не его – она вызвана искусственно через уродливую душу богини. И всего лишь одна секунда пройдёт, пока крики раба не возобновятся.       Только кричала эта кукла совсем не так громко и мерзко. Будто из голоса пропала ненависть. Неужели, оставшись без хозяйки, он теперь способен только на это? Поголовно опасные, гнусные рабы имели в своих рядах кого-то столь ничтожного? Моракс не думал, что способен ещё больше разочароваться во всём, что касалось богини снов. Зато мог сделать что-то, что не заставит его разочароваться в себе.       Оставив своих воинов с другими рабами, Моракс просил их по возможности никого не убивать. Ему не нужны лишние смерти. Тем более, что рабы не обязаны быть отражением своей госпожи. Возможно, среди них окажутся те, кто стал бы для мужчины отличным подчинённым. Благодарность за сохранённую жизнь и второй шанс заставят их служить бессмертному так верно, как никто другой. Поэтому сейчас, имея под собой одного такого раба, он не имел и намёков на желание лишать того жизни.       И мужчина наконец взглянул на безвольную куклу, которая только перестала кричать, точно потеряв сознание. Со спины это был худой юноша с тонкой шеей и плечами. В его хрупком теле не было ничего необычного, но даже так он держал в руках тяжёлое оружие и направлял его на противников. И ведь богиня что-то нашла в нём, сделав единственным достойным вмешаться в её битву с Мораксом. Наверное, даже если он был жалким, то хотя бы не слабым.       Мужчина, вдруг понимая, что мог случайно нанести смертельную травму юноше, тут же принялся его переворачивать, чтобы найти в его теле признаки жизни. Неспешно, стараясь не задеть сломанную руку, он аккуратно изучал тело раба. Его ноги были не в лучшем состоянии, ведь Моракс повалил его настолько неудачно, что опавшая чешуя змея оставила на них бесконечное множество разрезов. Живот ещё казался целым, хотя и нездорово впалым. А подняв глаза на грудь, мужчине стало казаться, что это она приняли на себя весь удар. Проверять руки бессмертный не стал – он слышал, с каким звуком сломалась одна из них. Этого уже достаточно. И, боясь оценить масштаб травм головы, он шумно выдохнул, собрался с силами и наконец взглянул на лицо этого юноши.       На самом деле в жизни Моракса едва ли были моменты, когда он забывал, как дышать. Если так подумать, то он только условно понимал, как можно перестать дышать в моменте не по собственной воле. Разные люди рассказывали ему, что такое происходит из-за какой-то неожиданности. У кого-то это были приятные, чудесные неожиданности. У других неожиданности жуткие, удушающие. Однако какие бы истории ни слушал мужчина, но так и не смог хотя бы отдалённо представить это ощущение, казавшееся ему глубокого сложным. Сейчас же ему больше не нужно было ничего представлять – он наконец понял, что это за чувство.       Это лицо, даже израненное, бессмертный никогда не спутал бы ни с чьим другим. Эти черты так прочно привязаны к памяти Моракса, что он всю свою жизнь без труда мог чётко видеть их в своих воспоминаниях. Но также мужчина знал, что именно это лицо он больше никогда не увидит вживую.       Потому что перед ним не безвольная кукла, подчинявшаяся своей хозяйке до самой её смерти. Это не безмозглый раб, утопавший в обмане своей богини. Этот юноша – якша из детства, воспоминание, полное счастья и радости, оставшееся далеко позади. Тот самый юноша, подаривший когда-то одному ребёнку новую жизнь. Юноша из детства, на которого ещё мальчишкой Моракс хотел быть похожим. Самое драгоценное, что было в его жизни, сейчас снова оказалось перед ним. И все раны на его теле, сломанные кости и крики, которые отзвуком гуляли внутри головы бессмертного, были тем, что мужчина своими руками сделал с ним. Вместо тёплого приветствия, вместо крепких объятий воссоединения он болью лишил якшу сознания.       И на мгновение Моракс хотел бы, чтобы юноша не был тем якшей. Да, у них одно лицо, но это ведь и простым совпадением может оказаться. Один цвет волос и идентичные морские мазки. Вот только волосы ужасно короткие, а тот якша никогда бы не обрезал их. Правда ведь? Но сомнений не осталось, когда бессмертный наткнулся на рисунок на плече. Всё тот же самый рисунок, который мальчик когда-то усиленно запоминал. Тот рисунок, который мужчина всё ещё мог нарисовать по памяти идеально точным. Именно этот рисунок на сломанной в нескольких местах руке мог быть только у одного конкретного юноши.       Дрожь пробежалась по всему телу мужчины, заставив его протяжно застонать. Но как бы ни было ему больно от факта, что он своими руками так грубо обошёлся с кем-то настолько бесценным, было ещё множество вещей, ожидавших его. Пускай он на короткое время позволит себе притвориться, что ничего не произошло. Он обязан показать всем, как горд победой, обязан победно улыбаться по пути до самого Ли Юэ.       Его сознание сейчас было не способно воспринимать никакую информацию. Когда он вернулся туда, где оставил своих воинов, то ему тут же стали сообщать о потерях, о раненых. Даже радостная новость, что всех рабов получилось успешно обезоружить и оставить без сознания, не могла добраться до Моракса. Он ведь сделал тоже самое, но с абсолютно неправильным рабом. Так было ли что-то в этой новости хорошее?       И уже гордо ступая по известной тропинке обратно в Ли Юэ, каждый успел понять, что с мужчиной что-то произошло в его битве. Вот только никто не мог узнать, что именно. Предсмертные слова женщины коснулись самой души Моракса? Поэтому он так не рад победе? Или она – мастерица иллюзий, богиня самих снов – заставила его увидеть что-то непростительное? Он всё ещё не осознавал, что битва окончена? И таких предположений было много. Они беззвучно гуляли между воинами, позволяя главному победителю в тишине приходить в себя. У них ещё будет время, чтобы узнать, почему он сам нёс одного из рабов, а не скинул того в общую кучу.       – Когда всё закончилось, они все сами опустили оружие, – хотя рядом всегда был тот, кто знал, что для некоторых вещей нет правильного времени. – Но это было лишь кротким мигом. Затишье перед бурей. Они вдруг снова крепко сжали ножи, мечи и то, что у них было в руках, и пытались навредить себе, – Меногиас, лицо которого отражало только глубокий ужас, с трудом произносил каждое слово. – Богиня до самой своей смерти держала их тела под своим контролем. Поэтому, ощутив, что больше никто не дёргал за ниточки, каждый пытался сделать то, что казалось им лучшим вариантом. Они своими глазами видели всё, что их руками делала она, но не могли противиться её воле. Наверное, поэтому их и называли куклами – даже если внутри был кто-то добрый и безвинный, телом всегда управляла хозяйка.       – Думаешь, так они пытались наказать себя за грехи, которые привязаны к ним этими самыми ниточками? – по тревожному, запуганному голосу едва можно было узнать Бонанас.       – Нет. Они просто уже давно знают, что в этом мире им нет места.       И Моракс подозревал, что это и правда основная причина. Никто не решился бы тратить весь отведённый им жизненный срок на бесконечное искупление грехов. Это не было бы похоже на жизнь. Любой видел бы в них грешников, права и потребности которых больше не имели смысла.       Но это не остановило мужчину, когда он просил не убивать их. Когда он сказал, что дарует им второй шанс. Всегда найдётся тот, кто захочет узнать, как выглядит мир, когда можно самому выбирать, куда идти. Эти грешники смогли бы вернуть себе чувство контроля над собственным телом. Ощутили бы, что их мысли теперь не навязаны кем-то другим. Моракс мог дать им то, что заставит их жить дальше. Единственным, что он не учёл, был якша в его руках.       Хранительница Облаков запретила мужчине даже рядом находиться с лазаретом. Все эти бывшие рабы знали его в лицо. Если они увидят его, то даже женщина не могла представить, как они поведут себя. Насколько заметно вырастет их желание распрощаться с жизнью. Моракс же принял эти условия. Она ведь не просто любительница медицины – эта бессмертная тысячи лет совершенствовала себя в этой области. Она сделает всё, чтобы сохранить их рассудок.       Казалось, это устраивало и раненых воинов. Они всего лишь выслушали рекомендации женщины после осмотра и довольными вернулись к своим друзьям и семьям. Их всех ждали с тёплой едой и улыбками. Их ждали живыми и с невероятными историями о том, как прошла битва.       Моракс же впервые не хотел, чтобы его ждали, чтобы хотели услышать его рассказ. Потому что он никак не мог найти сил, чтобы взглянуть на дорогих подруг. У него не было слов, чтобы рассказать о своём сражении. А они ведь так любили, когда он хвастался своими достижениями. Даже никогда не сомневались, что его рассказы чистая правда – своими глазами каждая из них видела достаточно, чтобы верить ему. Но именно сейчас он сам не мог верить себе.       Он не знал, что сказать якше, когда тот очнётся. Или что нужно сделать, чтобы тот снова принял его. Моракс не мог спать, бесконечно размышляя об этом. И только боялся думать, что юноша мог не узнать его: ни в битве, ни сейчас. Наверное, это ощущалось хуже, чем день, когда один мальчонка держал в руках прощальный подарок – белый цветок, наполненный глубокими сожалениями.       – Я не могу их остановить, – шептала Хранительница Облаков после долгих и упорных попыток вразумить бывших рабов. – Стоит мне вывести их сна, как они делают всё, чтобы умереть. Никто не хочет больше просыпаться. У некоторых это уже получилось.       Так просто переполненные палаты становились всё просторнее. Так просто кровати для больных снова оказывались пустыми. Каждый день из красивого, светлого лазарета выносили всё больше и больше тел. И даже когда Моракс хотел подумать, как просто они все сдались, ему приходилось напоминать себе, что когда-то каждый из них боролся. Так уж вышло, что помощь опоздала так сильно, что от неё отказывались.       – Но ещё остался один, кто не просыпался ни разу. Тот, которого принёс ты. И я хочу, чтобы ты кое-что сделал.       Хранительница Облаков не оставила ему времени на переживания или раздумья. Она требовала от него помощи, потому что все, кто покинул её лазарет мёртвым, разрушили внутри неё что-то особенно важное. Она больше не знала, как сохранить хотя бы одну жизнь. Неужели вся её уверенность в своих знаниях, навыках и опыте не имела смысла? А как давно? А не всё ли время? А что случится, если она попытается ещё один раз?       – Его сознание противится не только побуждению, но и лечению. Ни одна его рана даже не затянулась. Вероятно, ему больше других досталось от той богини. Хотя какая она богиня, если творила такое, – стараясь слушать каждое слово подруги, Моракс никак не мог оторвать взгляд от юноши.       Якша был прикован к кровати. В этом было так мало смысла, ведь тот не подавал и намёков на пробуждение. Конечно, он всё ещё мог быть опасным – и не только для самого себя. Однако так ли было необходимо увешивать его тонкие руки и ноги цепями? Он ведь даже нескоро сможет снова хоть что-то держать и ходить. Такая глупая осторожность.       – Подозреваю, что его память переполнена тем, что удерживает его без сознания. Точнее, чем, за что он сам держится, чтобы не просыпаться. Поэтому и тело не исцеляется – он не может позволить эту произойти, – и женщина нежно коснулась одними кончиками пальцев лба юноши, молча обдумывая свои следующие слова ещё раз. – Я хочу, чтобы ты забрал это у него. Воспоминания.       – Я не могу забрать их выборочно, – кто же знал, что мужчина тут же начнёт отступать.       – Тогда забери все. Ему ведь на вид не больше трёх сотен лет. Он ещё совсем молодой якша – восстановится.       Мужчина и забыл, что только он знал об этом юноше больше, чем ничего. Забыл, что этот якша не просто немолодой – он старше и Хранительница Облаков, и своей мёртвой хозяйки и даже Моракса. Лишить его всех воспоминаний – намного больше, чем скромная цена.       – Я знаю, что их нельзя просто стереть. Тебе придётся эти мучительные годы отдать кому-то другому. Кому-то живому. И я готова забрать их себе, – удивительно, что в этой ситуации ещё остались слова, которые Моракс хотел бы никогда не слышать.       – В этом нет необходимости. Я знаю, как обезопасить себя от чужих воспоминаний.       Правда, действительно ли существовала такая великая защита от нескольких тысяч лет страданий? Долгие, беспощадные сотни лет, прожитые в боли, не просочатся через запертые двери, которые им совсем не подходят? Моракс знал, что способен спрятать только тот объём лет, который прожил сам. Но то, что было за пределами его возраста? Никто не мог знать заранее, как эти остатки поведут себя в его голове.       Однако сейчас совсем не было времени для того, чтобы много думать. Он либо сделает это, либо позволит якше умереть. А вот такое условие уже звучало достаточно грозно, чтобы без лишних тревог и страхов сделать правильный выбор.       Единственное, чего не ожидала женщина от Моракса, это то, что тот решил сделать всё здесь и сейчас. Без ненужной подготовки, церемоний или указаний. Ему ведь нужно только два условия: тот, у кого забрать воспоминания, и тот, кому их передать. И так уж вышло, что оба требования уже выполнены, а личное желание мужчины ещё раз увидеть блеск золотых глаз больше не могло терпеть отсрочек.       Абсолютно не готовая к такой скорости событий Хранительница Облаков растерялась. Она только хотела спросить у Моракса, как могла ему помочь, но тот уже был поглощен процессом. Тогда она пыталась предугадать, что будет после, но горящие янтарные глаза говорили, даже кричали, что ничего хорошего после не будет. И справится ли женщина одна с тем, чем будет это неизвестное «после»? Как только ответ стал критически отрицательным, она уже бежала в поисках подруг. Они втроём ещё могут что-то придумать.       Правда, ворвавшись в палату, ни одна из дев не была готова к тому, что там было. Мужчина, известный своей стойкостью и поистине сильной душой, сидел на коленях у постели юноши, держа его за руку. Моракс весь дрожал настолько сильно, что по помещению только и разносился звон цепей. Наверное, и правда не стоило ими обвешивать тело этого якши, ведь звук был страшным, пробиравшим до самых костей. Однако не это было худшим, что услышали женщины.       Чем ближе каждая из них подходила, тем различимее становились слова мужчины. Он точно не плакал, не всхлипывал. Но голос, полный отчаяния и боли, странно звучал как сожаление. Настолько глубокое, всепоглощающее сожаление, которое могло сломить любого. И ни одной из подруг не нужно знать, о чём именно просил прощения мужчина, ведь они здесь для того, чтобы собрать уже сломанные части Моракса и вернуть их на родные места.       Для них он просто жалел юношу. Им ведь тоже его жаль – никто не заслужил того, что он пережил. Просто Моракс сейчас ощущал все его чувства и эмоции, полные горя, лишений, страха, боли и, честно, ни одна из подруг не могла представить, насколько там был длинный список. Точнее, каждая из них боялась признать, что в действительности он точно окажется намного длиннее, ужаснее, чем им могло показаться.       Но мужчина, держась за хрупкую, израненную руку юноши, и правда извинялся. Сейчас, увидев отрывки, секунды воспоминаний, он извинялся за то, что позволил этому случиться. Конечно, никто не стал бы винить ребёнка за то, что тот не предугадал такое будущее. Тот мальчонка даже не знал, что такая жестокость существует с ним в одном мире. Но он ведь и не пытался остановить якшу тогда. Мальчишка даже не думал об этом. А вдруг у него получилось бы? И сейчас ему не пришлось бы забирать у юноши всё: радость и счастье давно минувших дней и ужас, обратившийся настоящим ошейником на его тонкой шее. Ужас, который врос под самую кожу и медленно убивал его.       И Моракс просидел так на коленях целые сутки. Он едва нашёл силы, чтобы просить подруг оставить его одного. Потому что Гуй Чжун не смогла заставить его поесть или отдохнуть. Потому что он не нуждался в заботливых поглаживаниях мадам Пин. Ему не нужно напоминать, что сейчас его голову переполняли чужие воспоминания. В этом и проблема, что они не его. Хранительница Облаков же не понимала, что в этой картине сожалений похоже на «я знаю, как обезопасить себя». Если так выглядел минимальный ущерб, то что из себя представляло полное отсутствие защиты? Смогла бы она выжить, согласись бессмертный передать воспоминания ей?       А спустя ещё один день якша наконец проснулся. Конечно, к этому моменту мужчина стал похож сам на себя. С ровной спиной и задумчивым взглядом Моракс просто наблюдал за юношей. Он больше не касался его руки, не выглядел так, будто вообще хотел прикасаться к нему. На лице бессмертного не было и намёка на сожаления или грусть. Сейчас он снова тот, кем был всего лишь несколько дней назад. А если и не был, то прекрасно притворялся.       Потому что он никак не мог понять, почему именно этому юноше сейчас нужно осознавать себя в цепях. У него ведь не было даже идей, что привело его к такому положению. Конечно, это после вопроса о том, где он. Хотя до этого точно должен быть ещё один вопрос. Наверное, самый важный из всех, которые можно задать единственной живой душе, когда вдруг оказывается, что в голове совсем не на что опереться.       – Меня зовут Моракс, – начал мужчина, не ожидая, что произнесёт своё имя так грубо, что юноша вздрогнет.       А ещё он не ожидал, что когда-нибудь будет своему самого дорогому, ценному воспоминанию рассказывать, почему в его голове сейчас чистейшая пустота. Отвечать на немой вопрос золотых глаз «кто я?».       Не вдаваясь в подробности, не углубляясь в детали, мужчина лишал эмоций свои слова. Ему ещё никогда не было так дурно от того, что он говорил. Как можно рассказать этому якше хоть что-то из его прошлой жизни? И ведь дело уже не в том, что Моракс когда-то был частью его прошлой жизни. Бессмертный не мог представить, что должен чувствовать тот, кто проснулся – будто впервые проснулся – без какой-либо информации о себе. И на что похожи отвратительные слова, которые этому проснувшемуся придётся связывать с собой.       Но юноша молча слушал Моракса, не показывая ни единой эмоции. Он не повёл и бровью, кто его назвали рабом и безвольной куклой. Он не изменился в лице, когда мужчина произнёс имя его мёртвой хозяйки. Ему не было дела даже того, что он был бессмертным. «Якша» для него звучало как набор случайных букв. Это при том, что информация об основах мира не считалась за воспоминания – юноша знал, кто такие якши. Просто для него, казалось, это не имело никакого смысла.       Закончив говорить, мужчина начал аккуратно снимать цепи с израненного тела. Ему больше не нужно находиться в них – Моракс больше не мог видеть их. А когда чужое тело осталось без этих грубых цепей, бессмертный начал ждать. И ждал он на самом деле всего. Тихие слова благодарности или шипящие проклятия. Эмоции радости, облегчения или злости, ненависти. Всё, что могло передать чувства юноши. Но якша, смотря на него, даже не двигался. Было ли хоть что-то, что он мог сказать в этой ситуации? Особенно после некоторых особо грубых, отвратительных слов, имевших к нему прямое отношение.       – Я был кем-то важным для вас?       Как же резко этот вопрос выбил из-под ног мужчины землю. Как он мог не быть важным? Как якша, подаривший ценность его жизни, познакомивший его с радостью, мог не быть таким? От одной улыбки юноши Моракс ещё ребёнком мог сам начать улыбаться. В его объятиях всегда было так приятно расслабиться и уснуть. Стоя за спиной этого бессмертного, мальчишка ощущал себя защищённым. Он всегда был тем, к кому нужно – необходимо – тянуться. Он был всем для одинокого мальчика – и таким останется навсегда.       – Нет. Мне не хотелось отнимать ещё одну жизнь, которую можно спасти. Вот и всё.       Вот только перед Мораксом сейчас должен быть просто бывший раб, носивший обличие его старого друга, о котором никто не знал. Ведь именно таким «Моракс» обязан быть для своих нынешних друзей, для дорогих людей. И этого достаточно, чтобы запереть нежные чувства и поставить на первое место не юношу. Лучше уж мужчина потом будет сожалеть о таком своём ответе, чем позволит себе утонуть в жалости.       Однако вместе с этим он всё ещё не мог поверить, что юноша вернулся к нему. Будто сама судьба, насмехаясь, вернула ему якшу тогда, когда он наконец стал заметной фигурой для всего мира. Словно стоило ему позволить себе отпустить хрупкие детские воспоминания, начать жить без постоянного возвращения к ним, как его насильно снова окунули в них. Грязно и грубо.       И вдруг юноша начал двигаться. Приподнимаясь с постели, он руками медленно помогал свои ногам опуститься на пол. Было заметно, что всё его тело безнадёжно обессилено. Но якша молча стиснул зубы, закрыл глаза и упорно продолжал делать то, что задумал, пока Моракс наблюдал за ним. Мужчина был настолько шокирован тем, что видел, что не мог заставить себя остановить его.       Моракс поражался тому, как этот якша мог не ощущать натяжение бинтов при движении, игнорировал то, как они мешались. А белоснежные битны уже изменялись в цвете, окрашиваясь кровью. Его раны были слишком глубокими, чтобы успеть хотя бы иллюзорно затянуться. И вместе с этим юноша с каждой секундой становился всё бледнее. Неужели он утратил способность чувствовать боль? Мужчина забрал не только его воспоминания, но и чувства?       Но бесконечные вопросы в миг перестали иметь значение, когда Моракс понял, что хотел сделать юноша. Этот изнурённый якша, на теле которого не осталось ни единого живого места, сейчас с невозможным трудом опускался перед ним на колени. Истекая кровью, но не издавая никаких звуков, он просто рухнул в ноги к мужчине, а после принялся собираться в какую-то более понятную форму. Подобрав ноги под себя, припав вспотевшим лбом к полу и собрав трясущиеся руки перед собой, он начал искал силы для новых слов.       – Спасибо, что позволили мне жить, – и мужчина едва успел остановить свой поражённый выдох.       Моракс хотел бы исчезнуть из этой комнаты, пропасть из целого Ли Юэ и покинуть этот мир. Неправильно, всё это настолько неправильно. Это не просто насмешка судьбы. Нет, это настоящая пытка. Судьба плевала мужчине в лицо, выламывала его кости и проливала его кровь. Она ждала от него слёз, хотела услышать его крики. Сейчас она была единственной, кто знала, как дорог этот якша был бессмертному, и пользовалась этим знанием излишне отвратительным образом. И он был уверен, что, даже встав на колени перед судьбой в молебной позе, она тут же придумала бы новый способ извратиться перед ним.       Но этой проклятой судьбе не позволили сделать что-либо ещё. Неожиданно в палату к юноше зашла Хранительница Облаков, которая должна была всего лишь проверить его состояние. Вот только она совсем не ожидала увидеть якшу на коленях перед Мораксом, который ничего не делал с этим. Женщина сразу же выгнана мужчину из помещения – из всего лазарета – и запретила ему появляться здесь. И хотел бы бессмертный найти этот новый лазаретный запрет забавным, но сил у него смеяться не было.       Моракс понимал, юноша не виноват, что был слишком наивным и так просто польстился на имя от красивой богини. Не было его в вины том, что богиня оказалась уродлива в своих идеях. На нём не было вины за то, что делала эта женщина с его телом и душой. И это не вина якши, что он уже никогда не станет кем-то отдалённо похожим на себя прошлого – на себя из очень далёкого прошлого.       Хотя мужчина мог пытаться заставить его вести себя так, как делал это юноша из его детства. Он ведь и правда мог вложить в его руки книжку со сказками и просить читать вслух. Так несложно оградить его от оружия, но приказать учиться ловить рыбу одними руками. Он мог бы просить друзей научить этого якшу снова делать простые сладости, которые Мораксу после богатой жизни показались бы безвкусными.       Вот только это ничем не отличалось бы от действий его бывшей хозяйки: принуждение, контроль, насмешка. Такое отношение к юноше было бы абсолютной противоположностью тому, чего хотел для него Моракс. Это никогда не будет похоже на свободу или радость. Наверное, всё, что и правда мужчина мог сделать для якши сейчас, это позволить ему просто жить. Дать ему время, чтобы он нашёл что-то, за что сможет зацепиться и выбраться из своей пустоты. И, если он позволит, бессмертный всегда был бы рядом, чтобы помочь или утешить.       Правда, чтобы начать хоть что-то делать, Мораксу точно стоило поговорить с якшей снова. Хранительница Облаков же так не думала, когда на протяжении целого месяца ловила мужчину по всему лазарету и угрожала тем, что больше никогда даже не посмотрит на его раны. Для неё состояние единственного пациента было намного важнее, чем глупые идеи её глупого друга. Ещё бы, она ведь с таким трудом выхаживала юношу.       Впрочем, со временем мужчина всё же научился прятаться от неё. Он запомнил все помещения, каждый угол и даже тень разного времени суток, которые позволяли Хранительнице Облаков найти его и успешно выпроводить из лазарета. Но сейчас, зная об этом месте больше женщины, создавшей его, у Моракса был действительно хороший шанс пробраться к юноше незамеченным. Примерно пятьдесят один процент, но попробовать всё же стоило.       И уже стоя перед заветной дверью, бессмертный вдруг растерял всякий азарт. Обойти подругу в ловкости и скорости у него получилось, а вот снова показаться перед якшей уже тревожная задача. Моракс, боясь даже коснуться дверной ручки, всеми силами унимал дрожь в теле. Ведь не страшно прийти к тому, кто считал тебя своим спасителем, и предложить ему новую жизнь, верно?       – Верно, верно! – и вдруг из-за этой самой двери послышался детский голос.       Дети, которым ещё пятьсот лет назад запретили без причины не приближаться к этому лазарету? В палате того, кто ещё совсем недавно считался опасным, кровожадным и лишённым морали рабом?       – Да, вот так. У тебя хорошо получается. Ой, лучше возьми эти цветы, – ах, там ещё и цветы были.       Зато бессмертный теперь начал понимать, почему же дети прокрались к юноше. Они – яркие и чудные – меленькие якши, которые точно услышали от своих собратьев новости о возможном пополнении. И мужчина слишком хорошо знал детскую любознательность, чтобы предположить, что ребятишки не стали дожидаться выздоровления этого якши и сами навестили его. Конечно, вопреки запрету Хранительницы Облаков – теперь Моракс даже не мог упрекнуть их в этом, ведь сам был здесь незаконно.       – Ах, Босациусу понравится. Ты знаешь Босациуса? Он самый старший и самый крутой. Когда облачная тётя выпустит тебя, то обязательно приходи познакомиться с ним.       Моракс, глупо улыбаясь тому, как спокойно эти дети чувствовали себя рядом с юношей, решил ещё чуть-чуть не беспокоить их. Ребятки так активно рассказывали обо всём на свете, хотели уместить все свои знания в слова, но были ещё так молоды, чтобы успешно справляться с этой задачей. Они путались в словах, их предложения было сложно слёту понять. И хотя мужчина не слышали тихий голос юноши, по громким реакциям детей было понятно, что он помогал им строить предложения. Бессмертный даже невольно вспомнил, как когда-то этот юноша учил и его красиво разговаривать.       И все сомнения разом покинули голову мужчины. Он стал понимать, что даже без своих воспоминаний якша всё ещё был самим собой. И, возможно, Моракс наконец знал, что именно ему стоит сделать.       Как только бессмертный зашёл в комнату, детишки тут же засуетились и принялись бежать. Они ловко собрали все цветы, которые принесли с собой, и уже приготовились сбежать через окно.       – Нас засекли, – кричали дети, – срочное отступление!       И когда в палате не осталось и следов ребятишек, Моракс заметил, как сильно был напряжён якша. Казалось, юноша знал, что детям нельзя было находиться здесь. А раз он не прогнал их и даже позволил кому-то об этом узнать, то уже собирался взять вину на себя. Мужчина же едва успел остановить его от ненужных извинений.       Бессмертный начал неспешно подходить к якше, надеясь, что медленный шаг не напугает его ещё больше. Юноша, сидевший на своей кровати, с каждым шагом мужчины сильнее натягивал тонкое одеяло на себя. Возможно, он не хотел, чтобы Моракса видел, что его тело ещё далеко от исцеления. Не хотел показывать, что раны, оставшиеся от его же спасителя, до сих пор болезненно яркие. Он ведь понимал, что все кости уже давно должны были срастись, а кожа остаться без царапин или шрамов. Но всё, конечно, не так просто.       – Они…, – неловкий голос юноши, тихо прозвучавший между звонкими шагами мужчины, заставил того остановиться. – Они ведь не сделали что-то ужасное, когда пришли ко мне?       – То, что они пришли к тебе, уже хороший знак. Значит, в тебе и правда больше нет ничего страшного, – юноша едва ли расслабился после этих слов. – К тому же, приятно видеть, что дети всё ещё тянутся к тебе.       Моракс не был уверен, что готов к своим собственным словам. Он не мог предугадать, что произойдёт после. В его голове сейчас всего лишь сияла одна единственная мысль, которую он хотел донести до якши. Это была красивая, нежная мысль, рождённая невероятно давно. И именно ей одной сейчас никак нельзя придать форму. Поэтому даже если для этого мужчине придётся потратить годы, столетия и даже тысячи лет, однажды он сможет сказать ему что-то особенно сокровенное.       – Я думал, что мои воспоминания были ужасными от начала и до самого конца, – юноша, который знал только об отвратительной части себя, никак не мог понять, о чём думал мужчина.       – Скажем так, это не твои воспоминания, а мои.       Насколько же несложно для Моракса оказалось рассказать, что когда-то он знал юношу. Так просто в его голове появлялись нужные слова, которые тут же слетали с языка. Лёгкие, неприметные части воспоминаний – их общих воспоминаний – осторожно касались израненного тела. Они, как и мужчина, хотели только показать ему, что в целом мире есть кто-то, кто знал его лучшие, прекрасные стороны.       – И я хотел бы рассказать тебе больше, если ты разделяешь моё желание.       – У этого есть своя цена, верно?       Со стороны могло показаться, что оба бессмертных всего лишь решили разделить тишину. Но пока Моракс искал силы, чтобы произнести свои условия, якша же готовился к удару. Нельзя было не заметить дрожь в теле юноши, и то, как он тревожно мял углы одеяла. Казалось, он знал, что любые слова будут ощущаться болезненно, они коснутся его.       – Я не знаю, что произойдёт, когда ты узнаешь о том, что всё ещё привязано к твоей душе. Для твоей защиты мне придётся дать тебе новое имя.       Имя, которое проведёт между ними черту. Имя, которое разделит их так, как Моракс никогда не хотел. Но это единственный вариант защиты, который у них был.       – Принесёт ли новое имя новые страдания?       – Хороший вопрос. Знаешь, однажды мне выпала честь узнать о чём-то, что находится далеко за пределами нашего мира. Например, историю об одном духе, который давно распрощался со всеми своими страданиями. Как думаешь, имя того, кто обрёл свободу, способно исцелить тебя?       На самом деле не существовало ни имени, ни способа исцелить якшу. Потому что нити грехов, обвивавшие всё тело юноши, не отпустят его только потому, что ему подарят новое имя. Они едва ли ослабнут, даже если ему подарят сотни имён. И всё равно Моракс видел, что золотые глаза желали этого.       – Тогда позволь мне стать первым, кто позовёт тебя по имени.       Оно не спасение, не оружие и не оберег. Оно даже способно стать проклятием для якши, ведь он мог лишь надеяться, что божество перед ним поистине доброе. Юноша мог слепо верить, что оно – всего лишь одно имя – для него станет чем-то, что он мог бы назвать своим.       – Сяо. Хотя, возможно, правильнее будет сказать, приятно познакомиться с тобой, Сяо.