С дьяволом

      В средневековье таких, как Ино, сжигали на кострах. Умных, глядящих на три шага вперёд женщин подозревали в ведьмовстве, если честно, Сакура теперь тоже. Как уверенно она тогда сказала «увидитесь», и как точно её слова претворились в жизнь. Сакура рассчитывала в вечер пятницы расслабить все чакры, надеть любимые растянутые в коленках штаны, включить какой-нибудь бессмысленный сериал, заказать пиццу, одолжив при этом денег у Ино. Этот камерный вечер, для неё и ноутбука, должен был избавить голову от мыслей, снять с тела напряжение, которое копилось неделю — стандартное статическое электричество, рождённое трением в новой обстановке и нуждающееся в заземлении. Незнакомые люди, ляпы, ошибки, неловкость. Всё это Сакура переживала изо дня в день, слегка износив свой эмоциональный аппарат до скрипа несмазанных петель. И когда, согласно провидению Ино, Мадара объявился вновь, ей даже стало жалко того вечера пятницы, о котором она грезила со среды, но была обречена разойтись с ним в разных направлениях.       Они куда-то опаздывали. Сакура поняла это по тысячекратно повторённому Мадарой «быстрее», «оставь это всё здесь, я же не навсегда тебя забираю», «потом наговоритесь, мы спешим».       — Точно справитесь? — она виновато смотрела на Хашираму. Тот уже замучился убеждать её, что он не против.       — Он справлялся здесь последний месяц, — Мадара вновь взглянул на запястье. Стрелки часов заставляли его нервничать.       — Я выписки на понедельник сделала.       — Сакура, не переживай. Мы уже почти всё закончили, я уже тоже скоро уйду.       — Оставь эти контейнеры! — взмолился Мадара, когда Сакура стала складывать их в шопер.       — Да, а в понедельник я должна буду голодать, потому что мне не в чем будет принести еду? — Сакура с упорством продолжала своё дело, выискивая по столу зарядку, наушники, магнитный ключ для прохода по госпиталю, заколку для волос… Чего-то не хватало, она не могла понять чего. Взгляд потерянно бродил по столу.       — Она хоть раз уходила отсюда голодной? — Мадара посмотрел на Хашираму, тот покачал отрицательно головой. Последняя выписка у них была хлебной. Ещё и Рин подкармливала. — Сакура…       — Куда вы торопитесь, на часах и четырёх нет! А нам к семи, между прочим, — делано возмутилась она и приподняла истории. — Никто не видел мой телефон?       — В кармане, — подсказал Мадара. Сакура похлопала себя по бокам и нащупала пропажу. — А в чём ты собралась идти?       — Заедем ко мне, поищу что-нибудь у Ино.       — Нет, моя нерасторопная, всё уже давно готово. Платье уже пошито, тебе осталось всего лишь примерить, а швеям подогнать его под тебя.       — Как всё сложно… — вздохнула Сакура и заглянула в шопер. В его беспорядочном зеве путались провода, расчёска и стеклянные тары. — Подогнать? — Сакура отвлеклась от законченных сборов и стала уделять больше внимания словам. — А для кого оно шилось?       — Ты готова? — Мадара с надеждой взглянул на баул вещей. Распухший шопер потерял элегантность, с которой висел спинке стула.       — Для Лизы, да? — она с прищуром на него взглянула.       — Я сейчас один поеду.       — Ну а с другой стороны, чего прошлое ворошить, — быстро переключилась Сакура, уже настроившая на блестящий ужин. — Готова.       — Аллилуйа.       Хаширама скрыл смех за кашлем.       Чёрный «Порше» на парковке госпиталя бликовал весенним солнцем. На прошлой встрече она была так испугана, что даже не обратила на него должного внимания, а теперь её радужки блеснули ярко, взгляд плотоядно прошёлся по железному кузову. Держа одной рукой тренч и шопер, она с непривычки потянулась к дверной ручке, но замерла, когда Мадара открыл дверь. Этот жест, отработанный у него до автоматизма, для Сакуры в очередной раз оказался неожиданностью. Раньше ей никогда не открывали дверь машины. Наверно, потому что ни у кого из ухажёров не было автомобиля, а в автобусе они открываются автоматически. Сакура взглянула на Мадару. Он молча осуждал такого рода самостоятельность.       Салон пах дорогой жизнью. Сакура удобно уселась, взгромоздив на колени все свои вещи, затем, пока Мадара шёл на свою сторону, обернулась назад, и выгрузила шопер и тренч на заднее сидение. Так было гораздо удобней. Она выпрямилась, откинулась на спинку, пристегнула ремень и прислушалась к ощущениям. Только предвкушение. Никакой скованности. Если на первых секундах встречи с Мадарой она всё ещё мысленно вздыхала о потёртых штанах и тихом вечере, то теперь уже не могла себя ощущать где-то, кроме как здесь и сейчас. В этой машине. С этим человеком. И готовность отправиться в ту увлекательную неизвестность, которой она когда-то испугалась бы, но не сейчас.       Дорожные артерии большого города ещё не успели забиться автомобильными пробками. С любопытством глазея по сторонам, Сакура примечала, что движутся они в центр.       — Кстати, я даже не поблагодарила, — вспомнила Сакура.       — У тебя будет ещё такая возможность.       — Правда? — удивилась Сакура тому, что всё было не так просто. — То есть, если я сейчас скажу «спасибо», это в зачёт не пойдёт?       Мадара улыбнулся. Обернуться к нему и посмотреть Сакура не решилась, но мельком заметила, что он сделал это будто бы умилённо.       — Если бы я работал за «спасибо», мы бы с тобой познакомились на остановке в очереди на автобус.       Сакура закатила глаза. Что могло быть хуже шуток про бедных из уст богачей? И тем не менее она не оскорбилась.       — Мне можно сделать скидку, с меня вообще взять нечего, кроме пары пустых контейнеров и классной ручки.       — Ручка, кстати, по цене твоих массажей и обёртываний.       — Ничего не говорите о ценах, пожалуйста, не разрушайте мою психику, — взмолилась Сакура, несколько раз запрещавшая считать хотя бы примерно, сколько стоил тот вечер. Ино это сделала гораздо проворней. В такие моменты ей даже не нужен был калькулятор, она щёлкала эти задачи как орешки. Конечно, вся бухгалтерия её магазина висела на ней и на телефонных подсказках отца. А ведь в школе она считалась математически отсталой. Сакура же просто боялась быть кому-то должной баснословных денег.       — Не разрушай, — поправил Мадара. — Кажется, мы об этом уже говорили, что за откат произошёл за несколько дней?       — Я не могу обращаться к тебе на «ты» при Хашираме-сан, — с непривычки язык и здесь сломался о слово «тебе».       — Это почему же?       — Во-первых, это звучит достаточно странно, — заломила указательный палец Сакура. Мадара всем своим видом высказывал заинтересованность. — У меня такое ощущение, что как-то по-панибратски, разве нет? Все вот эти твои костюмы, часы, графики, телефоны… Да и у нас десять лет разницы, между прочим.       Мадара кивнул, как будто аргументы были если не приняты, то во всяком случае услышаны.       — А во-вторых? — спросил он.       — Ну… — запнулась Сакура и от неловкости усмехнулась. На самом деле, «во-вторых» было «во-первых». — Во-вторых… — она снова сбилась, чем подогрела интерес. Она вдохнула поглубже и конвертировала воздух в уверенность. — Я очень много туплю. Я и онкология, ну это право и лево. Если я буду обращаться к тебе на «ты», Хаширама-сан точно подумает, что у нас что-то было. Потому что ну как ещё я туда попала…       — Ну и дальше-то что?       — В смысле что? — не поняла Сакура. — Мне моя репутация дорога.       — Держу в курсе: со мной спать не зазорно.       Сакура хохотнула. Он застал её врасплох.       — Даже не знаю… — сказала она, облокотилась о подлокотник и скрыла улыбку за кулаком. — Спрошу у Лизы, когда жизнь сведёт. Мир же круглый.       Они припарковались перед высоткой. В окне Сакура увидела на двух первых этажах обосновавшийся магазин или салон — выглядело как что-то, куда людей с шоперами и шумящими внутри контейнерами не пускают. На портике здания с тёмным навесом золотыми буквами значилось название THE PENINSULA. Пилястры и капители на фасаде выглядели очень по-европейски, элегантно и даже величественно. У входа стояли статуи каких-то животных, как будто сделанные по мотивам средневековых рисунков: издалека с хорошим прищуром и долей воображения можно было представить львов, но Сакура в этом не была уверена. Мадара заглушил двигатель. Вышел наружу и распахнул пассажирскую дверь.       Они зашли внутрь, и Сакура потерялась в роскоши интерьера и просторе высоких потолков, не меньше пяти метров. Оглядываясь по сторонам, она совсем забыла о том, что они не в музее. Мадара уверенным шагом шёл к стойке администратора.       По глазам девушки, которая здесь встречала клиентов, было видно, что что-то идёт не по плану. Утренний телефонный звонок Ханы из офиса немного расшатал нервы этой кутюрной гавани. Сакура заметила её соскальзывающий на себя взгляд и поняла: платье и впрямь шилось на другого человека. И пока администратор то и дело пыталась на глаз определить, насколько масштабными будут работы по подшиванию, Мадара уверенно отрезал:       — Час, не больше. Лучше меньше.       Администраторша глубоко вдохнула, затем улыбнулась, как ни в чём не бывало, и отвела их в примерочный зал.       Сакуру поставили на подиум, окружённый зеркалами и светом, а потом задёрнули тяжёлую портьеру, и какое-то время было слышно только копошение и короткие реплики швеи. Мадара медленно ходил по залу вдоль панорамных окон и игнорировал мягкий удобный диван, кофе, закуски, проезжающие по дорогам машины, мельтешащих людей. Важный день. Очень важный вечер. Он достал телефон и набрал Хашираме сообщение. Не спросил лично, но в секундной тишине вдруг решил, что хочет увидеть его отрицательный ответ здесь и сейчас. Уведомление пришло минутой позже. Самая долгая минута за весь прошедший день: «Он мне не сказал». Мадара вздохнул. Чёртов Тобирама. Ничего святого. Никаких семейных уз. Исполненная бюрократизма и долга правоохранительная машина. Каким человеком надо быть, чтобы наводить шум по щелчку пальцев и оставлять за собой такой осадок, что сплюнуть хотелось? И ладно он, Мадара, рождённый со стальными нервами, а вот Обито чуть с ума не сошёл. Три пачки валерьянки, опустошил запасы коньяка в мини-баре, скурил три табачных завода, не забывая нервно одёргивать Мадару блестящими идеями: «Как только они отсюда уйдут, мы выходим из этой херни», — он с детства был паникёром. Чуть что не по плану — сразу задняя. «Ты услышал меня?» — играл он в строгость. «Как только проверка свалит, мы заканчиваем с Китаем и поставками. Только чистая бухгалтерия, только прозрачные дела. Нахрена ты в это ввязался, тебе что, мало денег?» Возмущения Обито всегда напоминали вопль праведника в Гоморре, особенно когда его прижимали обстоятельства. И даже не скажешь, что этот же самый человек заставлял шлюх бросать на него деньги с первой китайской выручки. Барышни задорно трясли переполненными чемоданами, заранее порвав резинки с пачек. И Обито звал тот вечер лучшим в своей жизни.       Вновь пришло уведомление. Мадара бегло взглянул на экран:       «Но он сказал, что ты плохо выбираешь друзей».       — О боже! — восклицание сломало выстроенную цепочку мыслей. Мадара не сводил взгляда с дисплея. — Ты серьёзно? Я должна идти в этом?       Чуя, что беда на подиуме не решится сама, Мадара закатил глаза и подошёл. Претворяя его вторжение за портьеру, Сакура высунула наружу голову и сжала две занавески прямо под подбородком, чтобы ничего по ту сторону увидено им не было. По её лицу Мадара не решился предполагать, в чём проблема.       — Что не так?       — Что не так?! — возмутилась Сакура, вскинув бровями. — Это — не платье, это просто полупрозрачная ткань на голом теле!       — Не оскорбляй художника этого произведения искусств.       Мадара многозначительно взглянул на портьеру, имея в виду ещё одного человека за ней.       — Простите, — извинилась тут же Сакура, вмиг став на полтона тише, а затем прошипела ему, будто бы так её точно никто услышать не мог: — Я серьёзно, я… Оно ведь голое! Это голое платье!       — Это нормальное платье. Его надо уметь носить.       — Уметь носить?! — вновь сорвалась в громкости Сакура и сама себя одёрнула говорить тише. — Знаешь, что.?       — Тшш! — шикнул Мадара так властно, что Сакура и впрямь сглотнула все слова. Он пальцем попросил секунду ожидания, подхватил бокал шампанского с кофейного столика и поднёс ей.       — Не надо мне совать…       — Возьми.       — Думаешь, я заливаю стресс алкоголем?       — Думаю, ты нервничаешь.       — Конечно, нервничаю! — воскликнула Сакура. — Это платье вульгарное… — прошептала она, молясь, чтобы милая женщина за портьерой ничего не услышала. Её щёки вдруг порозовели. — Если приглядеться, я, кажется, кое-что вижу…       — Тебе кажется. Я уже видел это платье и приглядывался. Там ничего не видно.       — Сам его надевай! — рявкнула шёпотом Сакура и сдула упавшую на глаза чёлку. — А я пойду в брюках, рубашке, жилетке и шлифану всё это дело оверсайз пиджаком. Почему вообще человек, одетый в три слоя одежды, решает что другому надо одеть на два с половиной слоя меньше?       Аргументы неожиданно заканчивались. Проблемы возникли там, где ожидание их встретить стремилось к нулю, и всё же её взъерошенный вид Мадару веселил. Девушка против платья. Пчёлы против мёда. Он взглянул ей в глаза и встретил сопротивление великой французской революции: несокрушимое и несгибаемое.       — Возьми, — он вновь протянул ей бокал.       — Не буду.       — Чего ты сейчас добиваешь?       — Равноправия! — её ответ был логичным продолжением его мыслей о Франции. — Ты выбираешь, в чём идти, я тоже хочу выбрать.       — Возьми.       Настойчивость Мадары взорвала пороховую бочку её терпения. Сакура вырвала бокал из его рук и залпом осушила. Потом также резко всучила бокал обратно Мадаре и полыхнула взглядом:       — Хочу ли я после шампанского ходить полуголой? Дайте-ка подумать… — она драматично задумалась. — Нет!       — Господи, да ты сплошь состоишь из закоротивших проводов, успокойся! — Мадара и сам уже не выдерживал. — Сделай глубокий вдох, выдохни. Хорошо, уговорила, мы можем поменять платье.       — Правда? — от надежды её голос смягчился.       — Если ты чувствуешь себя некомфортно, то хорошо. Поедем в любой магазин — купим, хочешь, возьми что-то из своего.       — Ты серьезно?       — Да, но…       Сакура мученически вздохнула от тяжести своей крестной ноши. Существование «но» вязало на шее петлю.       — Ты ведь согласилась на это всё, потому что захотела посмотреть на жизнь из фильмов. Познакомиться с людьми, с которыми обычная жизнь тебя никогда не сведёт, или хотя бы увидеть их не с экрана телевизора. Услышать живую музыку, попробовать очередной деликатес, запить чем-нибудь стоимостью в годовую зарплату Хаширамы. Смена обстановки — здорово, но как только появилась необходимость покинуть зону комфорта, ты упираешься. — Губы Сакуры приоткрылись, чтобы что-то возразить, но Мадара опередил её: — Я понимаю, ты не привыкла к такому. Работать до посинения, носить хирургички на размер или два больше, свитшоты оверсайз, кроссовки, кроксы — очевидно, твоя стихия. По большим праздникам блузки и корсеты — выглядят чудесно, но даже за ними ты себя прячешь. Не знаю, откуда столько неуверенности, но давай посмотрим правде в глаза. Ты можешь отказаться от платья. Можешь остаться маленькой девочкой и не выходить дальше той территории, которую тебе очертила мама. А можешь стать девушкой, от которой за километр пахнет роскошью. И, наконец, понять, что чтобы жизнь заиграла красками, необязательно с нуля строить карьеру, потом в условиях жёсткой конкуренции строить себе имя и вот только к сорока зарабатывать достойно и пользоваться уважением. Одевай, что хочешь. Хочешь быть милой — пожалуйста, — он достал из внутреннего кармана картхолдер и, вытащив карту, всучил ей прямо меж сжимавших ткань портьер пальцев. — Пароль: десять, ноль, два. Но если решишься быть роскошной, то тебе она не понадобится.       Сакура, поджав губы, молчала. Пользуясь её замешательством, Мадара взглянул на часы. Время стремительно утекало.       — Давай так, — решил он. — Если останешься здесь, то визажист и стилист уже оплачены. Если уйдёшь за другим платьем, то можешь закончить сборы, где угодно, денег на карте хватит. Мне надо заехать домой, я сам ещё не собран. Напишешь мне, где ты, я приеду в шесть и заберу тебя, хорошо?       Сакура молчала. И взгляд её, затянутый мыслями, тоже молчал, как будто думала она о чём-то постороннем. После напряжённой тишины она всё же кивнула. Мадара с чувством выполненного неимоверными трудами долга развернулся, направившись к выходу, и подхватил по дороге оставшуюся бутылку шампанского.       — На всякий случай, — объяснился он, напоследок бросив взгляд из-за плеча.       — Да не запиваю я стресс… — вдогонку пробурчала Сакура и наконец-то вернулась обратно на подиум, внезапно вспомнив, что она здесь не одна. Женщина, трудившаяся над платьем и уже достаточно выслушавшая о своей работе, хлопнула ресницами. Решив, что терять нечего, Сакура продолжила: — Заедаю. Таблетками.       Швея на неё посмотрела, как на чудачку, которая в этот день забыла выпить нужные пилюли. Сакура ощутила эту мысль в её взгляде и, вздохнув, посмотрелась в зеркало.       Существует пять стадий принятия, но пяти Сакуре никогда не хватало, она придумала шестую — звонок подруге.       — Сумасшедшая! — хохотнула Ино по видеосвязи. — Ты в курсе, что это платье не так давно было на отгремевшем показе в Париже?       Да откуда Сакуре было об этом знать. От моды она была несоизмеримо дальше, чем от онкологии. Оставалось вдохнуть, выдохнуть и привести себя в порядок. Примириться с неизбежным. Примерить на себя новую роль, которой она и впрямь опасалась. За очарование и магнетизм всегда отвечала Ино, а Сакура в центр внимания не стремилась — может, попросту боялась не попасть. Не обидно опростоволоситься, когда ни к чему не стремился. А вот остаться ни с чем, когда о стольком мечтал…       Ровно в шесть Мадара стоял на парковке у «THE PENINSULA» и, прислонившись к машине, курил. То, что ждать приходилось здесь, уже внушало кое-какие надежды и даже предвкушение. Злейшая из его черт, пунктуальность, потирала нервы. Обождав десять минут и покончив с сигаретой, он набрал Сакуру, но та неожиданно сбросила. Необычно. Очень интересно. Привычки на то, что его звонки сбрасывают, у Мадары не было, зато настойчивости он никогда не занимал. Взяв в расчёт, что все три дневных звонка она проигнорировала, Мадара решительно настроился зайти внутрь, но едва ли он отлип от отполированного автомобиля, Сакура тут же появилась в дверях магазина, любезно провожаемая администраторшей. Судя по улыбке, с которой она прощалась с персоналом, миролюбивый настрой вернулся к ней после нескольких часов раздумий. На ней было длинное в пол платье в эфирном белом цвете. Ещё никогда оружие массового поражения не выглядело столь невинно.       Когда она увидела его, смутилась. За время, проведённое с Ино по видеосвязи, она поняла, что такое действительно вульгарно, и теперь не бросалась столь громкими обвинениями. И всё же носить на себе искусство она ещё робела. С осторожностью подойдя к нему, она выглядывала реакцию в блеснувших глазах. Он прошёлся взглядом по крупным серьгам, спустился по шее и декольте, на которых не было ни единого украшения. Когда платье появилось в одной светлой голове, было тут же решено: любая побрякушка здесь рискует оказаться лишней. Мадара прошёлся по рельефу ключиц, округлых плечей и пришёл к тому же выводу. Вырез под грудью, которого Сакура опасалась больше всего, чувственно спускался по косой вниз. А дальше бёдра и под полупрозрачным драпированным газом он видел её длинные красивые ноги.       Мадара поднял вопросительно бровь.       — Ты правда хотела найти что-то лучше? — спросил он. — Выглядишь роскошно.       Не умея отвечать на комплименты, Сакура втянула щеки и молча вернула ему карту.       — Оставь себе.       — Я здесь не ради денег, — напомнила она, и это утверждение вернуло ей гордость и каплю смелости.       У Мадары не оставалось иного выбора, кроме как принять её. Он открыл ей дверь на заднее сидение. От волнения Сакура даже не заметила, что машина сменилась. Усевшись как можно элегантнее, она вдруг ойкнула, не ожидая увидеть водителя:       — Ой, здравствуйте, — мужчина ответил на её приветствие. — Такси?       — Мой водитель.       — Ого, вау! — Удивлённо воскликнула она, словно впервые узнала, что такое бывает. Водитель, на вид лет пятидесяти, добродушно улыбнулся. — Надо же…       — Когда приедем, постарайся сделать вид, что тебя ничего в этой жизни не может удивить.       — Шутишь? У тебя есть личный водитель!       — Там, куда мы едем, они есть у всех.       — Вау!       — Сакура…       — Ничего не обещаю, но я попробую.       Мадара уже соглашался и на малое.       В зале отеля «Империал» уже давно постелили белоснежные скатерти, засервировали столы. Скрипач играл этюд ровно и складно, главное — ненавязчиво. Сновали, хлопоча, официанты, гости осушали коктейли и бродили по залу, встречая знакомых и радостно их приветствуя. С украшенной лилиями сцены ещё не успели прозвучать вступительные речи, а это значило, что подоспевших гостей опоздавшими назвать не выходило. Вступив в зал, Сакура ощутила тонкий запах лилий и даже не поверила, что такой сочный запах могут источать живые цветы, а не парфюм. Они украшали здесь всё: колонны, столы, президиум. Белые бутоны на фоне пышной зелени. Хрусталь и, вероятно, серебро на столах. Смокинги на мужчинах, платья на женщинах, изысканные и невероятно красивые. Сакура оглянулась, словно смотрела фильм, в главной роли оказалась сама.       В микрофон попросили минуту внимания. Все поутихли и стали стягиваться к сцене.       — Кен Сато, — Мадара кивнул на сцену, где стоял мужчина лет сорока и сдержанно улыбался. — У него сеть отелей по всей Японии, этот, кстати, тоже его.       — Ого… — выдохнула Сакура, заворожённо вглядываясь на сцену. Стихла скрипка, уступая право быть услышанным организатору вечера. — А что вообще за повод?       Стенды с информацией стояли на той стороне зала, до которой они не успели дойти.       — Онкобольные дети, — ответил Мадара украдкой, стараясь не помешать никому слушать уже начавшуюся речь. — Десять лет назад у его сына выявили лейкемию, с тех пор Сато инвестирует в науку почти половину своего дохода.       Неожидавшая столкнуться и здесь с эхом своей работы, Сакура внимательно прислушалась к речи. Кен мило улыбнулся и всех приветствовал. Не заметив в нём особой скорби и тяжести, Сакура вдруг ощутила их в себе. И в тот момент потухло впечатление от костюмов и напомаженных лиц, уступив место сосредоточенности.       Рак и дети — событие весьма плачевное, но, если верить статистике и Кену, перекрёсток этих явлений случается редко. Сухие безымянные цифры говорят, что около четырёхсот тысяч случаев выявления в год против почти двадцати миллионов онкологических процессов у взрослых — чаши весов резко кренились в сторону тех, кому больше восемнадцати. Но если представить, что за цифрами скрываются люди… Одним из них шестнадцать, другим едва стукнул год. За цифрами стоят не подсчитанные родители, у которых жизнь оборачивается кошмаром, как только в карте их ребёнка появляется диагноз. Капельницы, химия, тошнота, усталость, слёзы, прогнозы у кого-то утешительные, у кого-то — нет. Протоколы лечения детей агрессивны, дозы гораздо выше, чем у взрослых. Говорят, они их способны переносить гораздо лучше, но в долгосрочной перспективе всё равно остаются последствия. Ранние инфаркты, проблемы с почками, бесплодие. Будут счастливчики, будут менее пригретые судьбой. Жизнь — это рулетка. И крутиться у кого-то она начинает слишком рано.       В целом, речь Кена не была траурной, просто Сакура воспринимала всё близко к сердцу. В конце он поблагодарил всех гостей, сорвал аплодисменты, ещё раз всем улыбнулся, откланялся и пригласил всех пройти к столам. Заиграла музыка. Гости разбредались в разные стороны. И в этот самый момент позади них кто-то радостно воскликнул:       — Мадара! Я думал, уже не прийдёшь.       И всё равно Мадара наотрез отказывался соглашаться с тем, что задержка на полчаса считается опозданием. Речь услышана, пусть и ценой нескольких несъеденных тарталеток и пары невыпитых бокалов аперитива. Он пожал руку, протянутую Обито, затем чуть коснулся спины Сакуры, чтобы та перестала прятаться за ним:       — Не то знакомство, ради которого ты пришла, но чем богаты… Обито — мой деловой партнёр, коллега, товарищ, кузен.       — Вы родственники? — изумилась Сакура, присмотревшись к Обито внимательней. Кое-какие черты казались общими, но в целом…       — Фамилия одна на двоих, — улыбнулся Обито.       — Обито, это — Сакура.       После представления Обито, облюбовавший её с ног до головы вязким взглядом, мельком взглянул на Мадару и увидел под сдвинутыми бровями того предупреждение, значившее определённо одно. Складывать один плюс один он умел. Умерив аппетиты, Обито улыбнулся, учтиво поклонился и предложил пройти за стол.       За круглым большим столом уже сидел Кен Сато с супругой, политик Юкихико Фуруя, предвыборную кампанию которого не печатали разве что на туалетной бумаге, и ещё один мужчина, явно не из этих мест, как оказалось позже, Дэвид Тричер, американский дистрибьютор. Рядом с ним расположилась молодая девушка, японка, и, видимо, переводила ему всё, что бы его ни заинтересовало, в том числе речь Кена и разговор за столом, активным участником которого он являлся. Несмотря на его хилый японский, понимание за столом было достигнуто благодаря английскому, который более или менее понимали все. Все, кроме одного.       — Английский знаешь? — спросил Мадара, почему-то заранее в этом уверенный. Один её выдох оставил от этой уверенности почти ничего. — Нет? — удивился он, пока все остальные бурно обсуждали последние новости.       — Это легально.       — У тебя половина профессиональной литературы на английском, а ты его не знаешь? — помимо искреннего недоумения, в его вопросе послышалось ещё и возмущение, поднявшее Сакуру на дыбы.       — В браузере, если что, есть кнопка «Перевести страницу», если ты не знал, умник.       Мадара закатил глаза. Официанты несли горячее.       — А знаешь, чего я ещё не знаю? — взбудораженная и слегка раздражённая, она вошла во вкус и желала выбить у него из-под ног почву. — Я без понятия, зачем сюда поставили по три ложки, вилки и бокала…       Эффект был ожидаемым. Ненадолго, но губы растянулись в злорадной улыбке. «И что ты мне теперь сделаешь?» — с вызовом спрашивала она.       — Я так понимаю, научившись отличать Кохер от Микулича, ты решила остановиться.       Колкость разящая, найти ей ответа сразу не удалось, отчего стало даже слегка обидно. В это время Кен Сато начинал говорить тост, прозвучала родная речь. Решив временно сложить мечи, чтобы не выглядеть со стороны чересчур скандальной, она хмыкнула и взяла бокал.       Об успешности вечера можно было судить по тому, как расслаблялись втянутые плечи Сакуры. Мадара представил её, не жалея эпитетов, кажется, прозвучало даже что-то вроде «будущее нашей медицины», отчего Сакура смутилась: неожиданно, учитывая претензии к её кругозору какие-то пять минут назад. Её приняли тепло, даже слишком. Госпожа Сато интересовалась, откуда она и где учится, как успехи на учёбе, и была так тепло расположена, что в какой-то момент Сакура забыла о сложенных мечах и вернулась в то лёгкое невесомое состояние, которое ей дарили торжественность вечера и шампанское. Любезность публики сгладила социальную шероховатость, и стало совсем просто. По ту сторону стола через изысканную кухню, свечи и лилии Сакура стала замечать на себе взгляд господина Тричера, на которые, не зная, чем ответить, отвечала улыбкой. Он что-то восторженно сказал, Сакура не поняла и слова, а затем посмотрела с надеждой на девушку рядом с ним.       — Господин Тричер говорит, что нигде красота и ум не встречаются так часто, как в медицине.       Опешившая Сакура, не сразу, но догадалась с укоризной взглянуть на Мадару. Считав этот взгляд, он придержал улыбку.       — Звучит как тост! — воскликнул Фуруя, и все тут же подхватили его порыв.       Когда все закуски были испробованы, горячее наполовину съедено, а все самые громкие новости обсуждены, появилась потребность в движении. Кто-то выходил наружу покурить, кто-то приглашал своих спутниц на танец, а кто-то просто решил пройтись по залу, чтобы встретить знакомые лица. Так столик и лишился четы Сато. Оставшиеся продолжали с жаром обсуждать последнее политическое событие, где громче всех выступал Фуруя. Большого отклика в Сакуре тема не нашла. Облокотившись скучающе о стол, не совсем по этикету, зато удобно, она наблюдала за людьми, пока кто-то позади не побеспокоил её. Она обернулась и хлопнула ресницами. Тричера позади она ждала увидеть в последнюю очередь.       — Господин Тричер спрашивает, не желаете ли вы потанцевать с ним?       Сакура прочистила горло и нащупала ступнями туфли, которые стянула с себя от усталости.       — Должна предупредить, что я ни слова не понимаю по-английски, — зачем-то сказала она, будто никто этого не понял. Дэвид что-то ответил. Переводчица озвучила:       — В мире есть универсальные языки. Уверен, мы поймём друг друга.       Обито поджал губы, оценив обороты, которыми щеголял Дэвид, и эффект, который они оказывали на Сакуру. Американец мог бы давать уроки. По крайней мере, для универсальных языков Обито выделил отдельную извилину — однажды, лелеял он, пригодится. Затем он взглянул на Мадару, ожидая какой-то реакции, но тот оставался спокоен, словно автомобиль угоняли не у него. Сакура вложила свою руку в ладонь Дэвида и последовала за ним. Какое-то время оставшиеся за столом молчали, и первым решил нарушить тишину Фуруя, вновь заговорив о тарифах и растущей инфляции. Мадара едва ли его слушал. К счастью, кто-то из гостей нашёл Юкихико и увлёк его за собой. Он извинился, хотя мог бы этого не делать. И Обито, и Мадаре, и тем более переводчице Дэвида было глубоко всё равно, останется он или уйдёт.       Встав с места, Обито уронил ладонь на плечо Мадары.       — Перекур? — спросил он.       Однозначно, перекур.       На террасе толпились такие же курильщики, можно было даже не тратить сигареты, а просто вдыхать задымлённый воздух. Более или менее уединённое место пришлось поискать. Обито достал пачку, протянул одну сигарету Мадаре, взял другую себе. Оба закурили, затянулись. Облокотились о перила. Первым заговорил Обито:       — Кажется, на твою коробку конфет покушается Дэвид, — он удачно припомнил эту метафору. — Как стелит, слышал?       Мадара хохотнул. В самом деле, он тоже оценил.       — Расскажи хоть, как на вкус.       Мадара пожал плечами.       — Без понятия, — честно признался он. — Изначально планировалась как подарок.       — И что? — не понял Обито.       — А ты что, перед тем, как дарить конфеты, половину съедаешь сам?       — Ой, ты как будто так не делал, не корчи праведника!       Обито толкнул Мадару в плечо. Капитуляцию Мадара признал молча.       — Хаширама всё равно их использует не по назначению, — продолжал ехидничать Обито. — Хоть спасибо сказал? А… Сенджу… — С этими словами он обречённо махнул на этот древний род. — Дождёшься от них доброго слова…       Тлела сигарета, Мадара молча смотрел на неё, вспомнив последнее сообщение Хаширамы. В посыл нескольких слов была вшита тревожная кнопка, одним своим существованием внушающая беспокойство. Что это было? Про что говорил Тобирама? Кого вообще из бесконечных толп знакомых Мадара звал другом, кого просто приятелем? Кто среди них был просто партнёром? Пешкой для выхода с рыбой покрупней? Шестым рукопожатием, без которого не прийти к седьмому? Мадара вдруг потерялся в собственных связях и каким-то образом уверовал, что, в отличие от него, для Тобирамы всё было очевидно. Поэтому все Сенджу и были от лукавого. Для Учиха точно.       — Тобирама сказал, что я плохо выбираю друзей, — поделился, наконец, Мадара, желая услышать что-то отрезвляющее. Обито нахмурился. — Я попросил Хашираму узнать, кто написал заявление, Тобирама вместо имени сказал это.       Обито потёр подбородок, как на итоговой контрольной.       — Странно, я думал, у тебя их нет.       Отрезвило.       — Не считая Хашираму и меня, я хотел сказать.       Отрезвило ещё больше. Мадара попытался представить, что Тобирама говорил о ком-то из этих двоих, и дым встал поперёк горла. Из лёгких рвался звонкий кашель.       — Да ладно тебе, старик, я шучу, — Обито похлопал меж лопаток. — Может, Кабуто имел в виду? Выглядит иногда как юридическая крыса.       Шутки шутками, но предателей в близком кругу быть не могло: все они до последнего были повязаны одним делом, и за длинный язык одного сядут все. Осталось тыкать пальцем в телефонный справочник, вспоминая, кому и как он насолил в этой жизни, — заранее неблагодарное дело. Он жил, словно играл в «Монополию»: продажи и покупки, торговля и компромисс, наличные и банковские переводы, стратегия и репутация. Несколько уничтоженных конкурентов, тройка разваленных предприятий, с кем-то сводил счета более изысканно, метя в имидж и репутацию. Несколько ночей с чужими жёнами не делали его хорошим человеком, но и не превращали в монстра, на которого найдут управу только правоохранители. И всё же, если верить Тобираме, в его телефоне должен быть номер человека, который радостно натравливал на него закон. Который потирал свои грязные ручонки, держа в цепких пальцах компромат. Человек, названный Тобирамой другом, знал гораздо больше, чем сказал Тобираме. Зачем тогда вообще раскрывал рот, если не собирался выкладывать все карты на стол? Потешить своё самолюбие? Потрепать нервы? Мадара мрачно жевал то, что жевалось с трудом.       Когда они вернулись с перекура, обнаружили Сакуру и Дэвида, беседующих за столом. Она сидела, забросив нога на ногу, и щеголяла босыми ступнями, из которых танцы выбили последние силы, совсем того не стесняясь. С такой небрежностью облокотилась о спинку стула и с таким восторгом смотрела на Дэвида, что выглядела очаровательно и, скорее всего, даже не подозревала, что у старика Тричера порох в пороховницах ещё имелся. Что самое невероятное, они говорили. Он — на английском и ломаном японском, она — на японском и языке жестов, подключая в особо сложных моментах переводчик на телефоне. Контакт меж ними был так прочно установлен, что девушка, которая пришла с Тричером, потеряла всякое значение и потерялась в толпе, исследуя стенды и фото на них.       — Ваша спутница — само очарование! — воскликнул Тричер, приветствуя заново вернувшихся.       — Он назвал меня «pretty»! — оживилась Сакура, взглянув на Мадару сияющими глазами.       — Будь осторожна. С виду не скажешь, но за раз он поёбывает двух таких, как ты.       — Клевета, Дэвид самый настоящий джентльмен, а ты просто завидуешь! — Сакура улыбнулась так широко, что стало понятно, что она не поверила. И даже подавившийся устрицей Обито не навёл её на мысль, что Мадара желал ей добра.       Тем временем на сцене вновь попросили внимания. Кен, которого за столиком не видели уже давно, представлял особых гостей вечера. Сакура устроилась поудобней. Откровенно, она ждала актёра или музыканта — говорят, на таких мероприятиях они бывают часто, — однако на сцене появилась женщина средних лет, одетая просто, без всякой вычурности, но довольно празднично, а на руках у неё сидела двухгодовалая девочка в красивом розовом платье. Окружённая вниманием со всех сторон, девочка радостно всем улыбалась, держа в руках волшебную палочку со звездой на конце. Платье переливалось блёстками под светом хрустальных люстр. И лишь одно выдавало в том, что принцесса на сцене была настоящим бойцом. На её голове не было ни одного волоса. Кен представил публике маленькую Хотару, а потом дал слово её матери. Та рассказывала о фонде, который основала семья Сато, и как он помог им на протяжении всего пути от диагностики до лечения. От искренности собственных же слов женщина прослезилась и утёрла глаза протянутым Кеном платком. Сато открывал торги, обещая, вся выручка с которых будет перечислена в фонд для помощи онкологически больным детям.       Пока публика подсчитывала в уме сбережения, Дэвид подсел к Мадаре. Говорить он не торопился, но Мадара понял: когда, если не сейчас?       — Дэвид, когда заканчивается ваш отпуск?       — Я в этом отпуске в трудах больше, чем в офисе, так что считайте, я уже давно не отдыхаю…       — Я не об этом, — Мадара взглянул на бокал, в котором играло шампанское. И когда эти официанты успевали его подливать? — Очередь желающих заключить контракт растёт, а вы перетянули всё внимание на себя и нарочно тянете время. Скоро я буду принимать это за грубость.       — Боже упаси! — возмутился Дэвид. Со сцены громко объявили первый лот. Желающие урвать картину с бонусом для кармы поднимали руки, повышая цену. — Слышали поговорку? Знай лицо врага, душу друга и подноготную бизнес-партнера.       Мадара взглянул на него, слегка нахмурясь.       — Сам её только что придумал, — довольный собой донельзя, пояснил Тричер. — Согласитесь, не в бровь, а в глаз?       — Ближе к делу.       — Я хочу внести в договор корректировки.       — Продано! — воскликнул Кен, и все радостно аплодировали женщине, которая поднималась на сцену, чтобы принять свою покупку, поздравления и пожать руку маленькой Хотару-чан.       Понимая, о каких корректировках может идти речь, Мадара не нашёл ничего под рукой, кроме сервировочной салфетки под тарелкой. Нетерпение пересилило манеры, он вытащил её и пришлёпнул к столу прямо под носом Дэвида. Ручка у того нашлась. Написав на салфетке цифру, он подвинул её Мадаре. Мадара взглянул на неё и весьма сдержанно сделал замечание:       — Вы бессовестно потеряли два нуля.       — Издержки, — объяснился Тричер. — За возможные неудобства.       — Возможные неудобства? — сдержанность обходилась всё большим трудом.       — Ходят слухи, что проверка в вашем офисе — это не ложная тревога. Конечно же, это болтают злые завистливые языки, никак иначе. Я целиком и полностью убеждён, что ваша деятельность кристально прозрачна и легальна. Но. Если только представить на мгновение, — а я по роду своей деятельности должен иногда представлять разное, чтобы спрогнозировать риски, — то надо понимать, что ищущий найдёт. Это вопрос времени. Знаете, как это происходит… Судебные тяжбы, беспорядок в компании, промедление по обязательствам… А каждая минута времени влетает в пару сотен, может, тысяч долларов. Чем не неудобства?       Мадара не сдвигал взгляд с одной точки, сжимая пальцами салфетку, и отказывался верить в то, что только что услышал. В жизни случаются совпадения, но когда ядро падает в одну и ту же точку несколько раз, это уже высчитанная метателем закономерность: подобранная сила, отмеренный угол. Совпадением нельзя назвать то, вокруг чего грудой собрались линейки и циркули, а вокруг слов Дэвида чувствовалась геометрическая выверенность. Прежде чем обвести ручкой, он пару раз набрасывал карандашом, стирал чертежи, чертил новые. Транспортиры, уровни, лекала. Мадара ещё раз прокрутил в голове его слова и понял: Дэвид что-то знает. Как много — неизвестная переменная. Как и имя человека, который дал наводку Тобираме. Всё это напоминало морской бой, где по самому большому кораблю пришлось два прицельных удара.       — Продано! — с громогласной торжественностью огласил Кен на сцене. Мадара даже понятия не имел, что именно. События вокруг его больше не интересовали.       Все аплодировали, и Дэвид тоже, с видом такой блаженной беспечности, что Мадара тут же захотел пустить пулю ему в лоб. Две последние недели для него были сплошным кошмаром, начиная новостью о приезде американца и уведомлении из прокуратуры, пришедшем на следующий день, до этого самого момента. А в середине — ни дня определённости ни по поводу сделки, ни по поводу даже собственной свободы.       — Знаете, Дэвид, — Мадара наконец-то перестал терзать салфетку и вновь взглянул на написанную на ней цифру. — Вы пытаетесь всё предвидеть, похвально. Единственное, что вы в упор не замечаете, — это мои издержки. Вполне реальные и уже существующие, в отличие от ваших. День простоя обходится дорого. — Тричер заинтересованно повёл бровью. — Либо возвращаем изначальную сумму, либо уходите. За вами очередь желающих, я не шучу.       Тричер хмыкнул и, увидев в глазах Мадары нешуточную серьёзность, явно о чём-то задумался.       — Могу вернуть лишь один ноль, — торговался Тричер.       — Единственное, что вы можете, — вежливо принести свои извинения за созданные неудобства, чтобы я не дорисовал третий.       Что-то в сказанном привело Дэвида если не в восторг, то в полное удовлетворение.       — Хватка что надо! — одобрительно посмеялся Тричер. — Только за таких людей, как вы, я обожаю свою работу. Но за два нуля я хочу утешительный приз.       — Отправлю вас домой на личном джете.       — Спите и видите, как я покидаю острова, понимаю, — было сказано без намёка на обиженные чувства. — Честно говоря, мне казалось, что джет что это само собой разумеющееся…       Мадара метнул взгляд в потолок.       — Больше конкретики, Дэвид, не размазывайте мысль, меня уже от этого за две недели начало тошнить.       — Что ж, тогда буду прямолинеен. Ваша спутница очень похожа на приз и, думаю, утешить мои внутренние терзания у неё получится.       Диалог сломался в мало ожидаемом направлении. Между тем Сакуры на том месте, где Мадара видел её в последний раз, уже не было. Она сидела за соседним столиком вместе с Обито и гостями, общалась с ними, с замиранием следила за торгами, даже не подозревая, что сделка по поставкам медицинской техники в Америку упёрлась в неё. Сейчас её улыбка освещала помещение не хуже электричества в лампах, но какие сгустятся тучи, как только она узнает…       — Она не шлюха, — напомнил Мадара.       — Было бы странно совмещать две отрасли.       — Купите себе шлюху и утешьтесь. Раньше у вас с этим проблем не было.       — Если бы я хотел шлюху, я бы обязательно купил. Но я хочу её.       В необходимую паузу вместился тяжёлый вздох.       — Клянусь, одна ночь, и я оставляю два нуля, завтра подписываю все бумаги и сразу же вылетаю. Помашете мне со взлётной полосы и наконец-то выдохнете, а?       Эта перспектива была всё равно что кусок хорошо прожаренного мяса под носом у голодавшего неделю. Рот сразу же заполнился слюной — господи, неужели это возможно, чтобы Тричер перестал тянуть кота за хвост, поставил подпись и исчез с радаров? «Конечно, да, — громыхнуло бы в ответ небо, если бы не оставалось всю человеческую историю немым к земным мольбам. — Цена вопроса — твои выдранные волосы и выцарапанные глаза».       — Можете сами у неё спросить, — перекладывал Мадара ответственность.       — Я уже не в том возрасте, господин Учиха, чтобы спрашивать разрешения. В моих годах принято получать.       Взгляд вновь нашёл Сакуру. С замиранием сердца она смотрела туда, куда Мадара уже давно не обращал своё внимание. Сделка с западными партнёрами впутала его совесть — сомнения в её существовании были всегда, почти у всех. Как не вовремя она решила напомнить о себе. Как некстати ставила подножки бизнесу. Жить без принципов легко: манипулировать одним, шантажировать другого, давать трещины в чужих семьях, самым бесчестным образом рушить свою — он никогда не претендовал на святость. Одеть её в белое, затем дать изорвать ради пары выгодных пунктов в договоре. Кто-то сказал бы, что это совсем в его духе. Присмотревшись, Мадара вдруг заметил её раскрасневшийся нос и заплаканные глаза. Всего минуту или две назад улыбалась, а теперь подбирала слёзы салфеткой. Он в замешательстве посмотрел на Обито, тот шестым чувством среагировал на этот взгляд и кивнул на сцену. Под светом софитов Кен держал в руках детский рисунок в рамке — это был последний лот. На листе бумаги криво, но доходчиво был нарисован человек в костюме супергероя — так Хотару видела своего отца, который стал её донором костного мозга. Кажется, последняя цена уже прозвучала, и желания перебить никто не высказывал. Прежде, чем Кен возгласил: «Восемьсот пятьдесят тысяч йен раз!», Сакура вдруг нашла Мадару взглядом, отложила салфетку в сторону и, подойдя к нему прошептала:       — Подними руку.       На её мокрых ресницах стоически держалась тушь. Зелёные глаза почти вымаливали.       — Я и так делаю ежемесячные взносы фонду.       — К чёрту фонд! — шикнула нервно она. — Эти деньги Кен-сан отдаст семье Хотару.       Мадара без особого энтузиазма взглянул на детские каракули.       — Пожа-алуйста… — жалобно протянула Сакура и медленно опустилась на корточки, взяв его за руку. Жест неожиданный. Настолько неожиданный, что Мадара потерялся. — Не будь таким чёрствым, она же всего лишь ребёнок, который чуть не умер… У тебя тоже есть сын.       Кен уже сделал вдох для «восемьсот пятьдесят тысяч йен два!». Мадара метался. Его прапрадед явно стал богат не потому, что раздавал деньги бедным, но в тот момент пропитанный кислотой цинизм растворился в щёлочи её слёз. Воздействовали на него когда-нибудь женские слёзы? Определённо, да. Катализировали раздражение. Но здесь за его раздражение уже было ответственное лицо — Тричер с интересом наблюдал за тем, что мало понимал на чужом языке, а переводчицу уже давно потерял в зале.       — Восемьсот пятьдесят тысяч йен… — «три», хотел сказать Кен, но вдруг осёкся. — Девятьсот тысяч! — среагировал он на поднятую руку и с уважением к порыву кивнул Мадаре.       Сакура сильнее от волнения сжала его ладонь. В таком же напряжении стояла мама Хотару, не веря названным цифрам.       Обито с выразительным недоумением посмотрел на Мадару. Увидев Сакуру в том положении, в котором она застыла, и взгляд Мадары, который был бессилен дать хоть какое-то внятное объяснение происходящему, Обито понял, что кузен стал пленником тяжёлых обстоятельств.       — Девятьсот пятьдесят тысяч!       Госпожа Аяко Мицуми, женщина за семьдесят, всю свою жизнь связавшая с модой и искусством, похоже, имела на рисунок серьёзные намерения. Сакура вновь дёрнула Мадару за рукав.       — Миллион йен! — публика отреагировала на сумму гулом.       — Два миллиона, — тут же отозвалась Аяко. Они с Мадарой переглянулись сквозь пространство, столики и взбудораженных людей.       — Повышай, — вновь попросила Сакура.       — Сумасшедшая! — прошипел Мадара, забыв на мгновение о Тричере.       — Пожалуйста, Мадара, ещё немного. Клянусь, я сделаю всё, что хочешь!       Её слова навели его неожиданно не на те мысли. Рядом сидел Тричер и в его лице весь американский рынок, прибыль, расширение производства, дела, идущие в гору. Вероятнее всего, она сказала это сгоряча, в чувствах, но он зацепился за слова, дающие ему лазейку. Какова цена одной кошмарной ночи? Мадара прикинул в голове. Скрипели внутренние тормоза и не справлялись с напором скорости.       — Три миллиона! — наконец-то его собственный голос приглушил этот скрип.       Глаза Сакуры восторженно просияли, словно под его пиджаком и рубашкой тоже скрывался костюм супермена. Обито, не в силах держаться на расстоянии от чего-то явно интересного, подошёл к ним и прошептал:       — Какого чёрта…       Мадара жестом руки попросил его помолчать. Тишина в зале воцарилась стойкая, плотная. Три миллиона за рисунок… Блестящая инвестиция, Какузу точно оценит, если сможет воспринять это всерьёз, а не в шутку.       — Пять миллионов!       В этот раз цена оглушила даже самого сердобольного человека. Сакура приоткрыла рот от изумления.       — Сколько-сколько? — она выгнула брови.       — Пять лимонов, — подсказал Обито и, нащупав на столе бокал, осушил его залпом. Происходящее не одному ему казалось сюрреалистичным.       Мадара взглянул на Сакуру, готовясь сражаться с её «пожалуйста», но солёная пелена наконец-то спала с её глаз, она словно очнулась от затянувшегося сна и быстро убрала пальцы с его руки.       — Как будто можно и остановиться, да? — невинно улыбнулась она и, встав, подошла к столу, схватившись за бокал. Её или нет — она уже не помнила. Пережитый всплеск сантиментов необходимо было запить.       С каким же облегчением Мадара выдохнул, когда Кен сказал «продано» и улыбнулся госпоже Мицуми. Женщина поднялась на сцену, и с каждым её шагом к Мадаре возвращалась душевная лёгкость. Сегодня он не спустил состояние за лист формата А4, завтра, может, боги будут к нему так же великодушны.       Вечер проходил шумно. Вернулся Кен с супругой и Фуруя, за столом бурно обсуждали прошедшие торги и высказывали свою симпатию к порыву Мадары.       — Честно говоря, приятно удивили. Почему-то не ожидал, — на этих словах Юкихико Мадара перевёл увесистый взгляд на Сакуру. Женщины и траты всегда идут рука об руку, но ещё ни одна не просила выбросить три миллиона за рисунок. — Давайте выпьем! Мадара-сан, не вижу вашего бокала.       — Мне бы виски, — выдохнул Мадара, но на столе ничего крепкого не было.       — Ещё полчаса, и мы поднимемся к нам в номер. Там есть хороший ирландский, он стоит ожидания, — обещание Кена обнадёживало.       Ближе к полуночи все разъезжались по домам, людей становилось меньше, воздуха — больше. Пока семья Сато провожала всех, Мадарой было принято решение который раз закурить. Теперь на террасе вместо дыма клубились прощания. Сакура устало следила за уходящими к машинам гостями и вдыхала дым, выпущенный Мадарой и Обито. Вдыхала с ожесточённой жадностью, но всё же отказывала себе в удовольствии закурить одну — было бы обидно сорваться после стольких дней воздержания. На её скучающий, вымотанный вид прилетел, как та назойливая муха, Дэвид. Вновь у них завязался странный диалог с широкой жестикуляцией и пониманием на уровне домыслов.       Обито многозначительно на них посмотрел, но ничего говорить не стал, лишь поднял брови. Условия, выдвинутые Дэвидом, он слышал: стоял достаточно близко, когда они были озвучены, и с тех пор только и развлекался тучнеющим взглядом Мадары, полнившимся грозовыми раздумьями. Совесть — ещё никогда её муки не раздирали с таким рвением Мадару. Было бы за что, цинично раздумывал Обито. Незнакомая девчонка, с которой они были знакомы неделю. У великих дел должны быть жертвы, имя «Сакура Харуно» злые боги грязного бизнеса приняли бы охотно.       — Хаширама меня убьёт, — сделал глубокую тягу Мадара и потряс головой, думая о чём-то ещё: — Даже если она не обратится в полицию, он пойдёт туда сам, клянусь. Может, брату напишет. Пошевелит связями.       — С чего ты вообще взял, что это будет против воли? Вдруг она согласится?       — Она? — Мадара вновь покосился на девушку с соловьиными глазами, которую история одного из тысяч онкологического ребёнка довела до горьких слёз и лёгкого помешательства. По дороге на примерку платья она сказала, что дорожит своей репутацией. И это был камень в его огород, а что надо бросить в сторону Дэвида, чтобы все уверовали, что спать с ним она не считает хорошей идеей? — Точно нет.       Позже все поднялись в президентский люкс Кена Сато. На обеденном столе стояла обещанная бутылка, стаканы, лёд, пепельница — джентльменский набор, не хватало только одного. Обито быстро разлил виски, все расселись вокруг обеденного стола, выпили, живо заговорили о каком-то из своих знакомых — вечер принёс интересные слухи, за которые все тут же с энтузиазмом схватились. Не пила лишь Сакура, потому что чувствовала себя уже достаточно размазанной. Стрелки часов перевалили за двенадцать, повинуясь настроенному годами рефлексу, Сакура не могла противиться кренившей в сон усталости. Подойдя к Мадаре, она коснулась его плеча.       — Я уже мертва, пора ехать домой.       И хоть сказано это было тихо, а разговор между Кеном и Фуруей продолжался на достаточно уверенном тоне, по другую сторону стола чуткое ухо переводчицы уловило просьбу Сакуры и по требованию Дэвида перевела её.       — Подожди час, я отвезу тебя домой.       — Оставайся, я просто вызову такси…       — Если угодно, я могу подвезти, — вдруг вмешался Тричер. Мадара метнул в него взгляд, словно дротик. — Трезв как стёклышко, да и мне несложно.       Не понявшая ни слова Сакура следила за лицом Мадары и, честно говоря, насторожилась от того, как долго он молчал. Если бы она увидела в эту же секунду навострившего уши Обито, вопросов стало бы ещё больше.       А Мадара думал. Думал так усердно, что мозги вскипали.       — Он предлагает подвезти? — какое-то из слов ей всё же показалось знакомым.       В конце концов на лице Мадаре появилась сдержанная и будто бы благодарная улыбка. С таким кабинетным холодом посмотрели на Тричера чёрные глаза, с которой коллекторы говорят «я понимаю» одинокой старушке, на которую мошенники оформили кредиты.       — Спасибо, не стоит, — наконец-то сказал Мадара, а затем вновь обратился к Сакуре: — Час. Потерпи всего час.       — Я просто отключусь здесь на диване, — упорствовала Сакура. Учитывая, что половину вечера она провела босяком, то сон посреди гостиной на диване не казался шуткой. Мадара вздохнул.       — В покер играть умеешь? — риторический вопрос, ответ на который она дала ещё на первой их встрече.       — Умею.       — Ну вот, значит, я нашёл тебе занятие.       — Шутишь? У меня ни одной йены нет.       — Я дам тебе денег, просто развлекайся.       — Я не играла с младшей школы.       — Хороший вечер, чтобы вернуть навык.       — Я всё проиграю.       — Будет очень печально. Но надо будет постараться этого не допустить, справишься?       Идея показалась Сакуре на слабую троечку, но чем чёрт не шутит?       На столе стояли виски, лёд, пепельница, не хватало лишь колоды карт и фишек, о чём тут же позаботился Кен, принеся их из другой комнаты. Насколько поняла Сакура, это было чем-то вроде традиции у устоявшегося круга лиц: после официальных мероприятий собраться в непринуждённой атмосфере номера, поговорить, выпить что-то покрепче, сыграть в покер, пытаясь урвать небольшой по меркам собравшихся куш.       Общий банк, пять миллионов йен, встряхнул Сакуру и вместе с ней сонливость: где-то она уже эту цифру сегодня слышала. Переводчице Дэвида доверили важную роль крупье. Перемешав колоду, она мерно раздала по две карты всем шестерым игрокам. Все осторожно заглянули в свои карты, затем вновь отложили их на стол. Повисло минутное молчание, где каждый вглядывался в соседние лица, пытаясь по глазам высчитать свои и чужие шансы. Увидев разномастную тройку и семёрку, Сакура попыталась не подать капитулирующего вида, но заранее решила, что с такими картами она играть точно не будет. Как только Фуруя сделал рейз до четырёхсот йен, Сакура со спокойной душой сбросила.       Вообще ей казалось, что уже ничего не сможет ей вернуть интерес к покеру. В детстве она сидела на коленях отца и от скуки запоминала, что такое флеш. Когда научилась хоть что-то понимать в происходящем, вникать и даже поймала волну, принесла карты в школу, где обыгрывала одноклассников, забирая все их карманные деньги. Мама быстро прикрыла лавочку после звонка классной преподавательницы. Время циклично. Объяснить себе самой, как она вообще на это согласилась, Сакура не смогла. Оставалось только доиграть, скоротать время, проиграть деньги и со спокойной душой разъехаться по домам.       Юкихико меры, как и её отец, не знал, поэтому вышел из игры достаточно быстро и прозаично. Абсолютно не запоминающаяся, его игра отбрасывала тень на всё происходящее, и в общем-то казалось, что ничего скучнее в этот вечер уже не будет. Следом за Юхико вышел и Дэвид. Они отошли покурить на открытый балкон и наблюдали за следующей раздачей оттуда. О скуке и желании вернуться домой Сакура думала, пока ей в руки не попала пара дам. Вечер переставал быть томным. Она тут же поменяла позу и постаралась ничем не выдать своё везение, хотя по блеснувшим глазам догадаться стоило бы.       — Триста, — поднимал Обито и двигал фишки к центру.       Сакура внимательно присмотрелась в эти полные равнодушного спокойствия глаза. Ну кто ещё может поднимать до флопа, если не человек с парой в кармане? Осталось понять, какая именно пара ему досталась с руки крупье. Когда все за столом уравняли, переводчица открыла флоп: и вновь внутри Сакуры вспыхнуло непреодолимое желание оставить их всех без гроша в кармане. Третьей картой была пиковая дама. Как минимум сет — в Сакуре проснулась жадность не только до сигаретного дыма, который тонким шлейфом прилетал с балкона.       В этот раз Обито осторожничал и дважды постучал по столу, пропуская.       — Четыреста, — делал рейз Мадара. Сакура взглянула на бубновую десятку и короля в флопе, прикинув, что из них перекликалось с двумя его картами больше.       Можно было бы уравнять, но слово «рейз» ей нравилось больше.       — Восемьсот тысяч, — она подвинула фишки к центру. У покера было лицо. Не то, конечно, что показывала она, но держать надо было хоть какое-то.       В тишине вечера Кену понадобилось срочно закурить. Он думал, минуту точно. А затем, посмотрев на оставшихся за столом, уровнял.       Крупье открыла валета на тёрне. Сперва Обито подвинул все свои фишки, а затем для верности обозначил:       — Олл-ин!       Мадара поднял бровь. Обито ему ответил немо, взглядом. Под столом нервно дёргалась его нога. За их сцепленными и пробующими друг друга на прочность взглядами можно было наблюдать вечность. И всё же Мадара понял, что здесь ему делать нечего:       — Сбрасываю.       Теперь пробовать взгляд Обито на прочность приходилось Сакуре. Она облокотилась, придерживая кулаком подбородок, и заглянула ему прямо в глаза.       — Знаешь, о чём думаю? — спросила она. Обито с охотой подался вперед. — Может ли человек с флеш-роялем так нервно дёргать ногой под столом после олл-ина?       Хороший вопрос, но Обито не угомонил свою подстольную нервозность только потому, что тишина была бы подозрительна.       — Не хочешь рисковать — сбрасывай, — советы его были лукавы.       — Я не для того повышала, чтобы сейчас сбросить, — важно заявила Сакура и отсчитала фишки. — Уравниваю.       — Вы сумасшедшие, — посмеялся Кен и вновь мельком взглянул на свои карты, — Я ещё не настолько пьян. Сбрасываю.       На стол лёг ривер — четвёртая дама. Увидев её, Сакура и Обито подняли взгляды друг к другу.       — Вскрываемся, — объявила переводчица.       — Две пары, — Обито показал своих валета и короля, а затем в предвкушении и с вызовом посмотрел на Сакуру.       — Такое шоу ради двух пар, — оценила она с таким выражением, как будто уже смаковала победу. — Каре, — на стол легли две дамы.       Мадара похлопал. Его овации подхватил балкон. Под их звук, заводясь лишь от одной мысли о победе, Сакура ликующе привстала, перегнулась через стол и загребла все фишки себе. Её глаза жадно блеснули. Ещё никогда жизнь не казалась такой успешной. Обито встал со стула и направился к Дэвиду и Фуруе. Перед следующей раздачей единогласно было решено ещё выпить.       Взбудораженный предыдущей раздачей, в следующей Кен повторил подвиг Обито и, если бы и если бы не сет королей Мадары против трёх его десяток, обязательно ушёл бы со стола с большим уловом. Все снова выпили. Оставшись за столом вдвоём с Сакурой, Мадара закурил, пока переводчица тасовала колоду.       — Сберегла все мои деньги, — Мадара не скрывал накатывающего удовлетворения от этой мысли. — Можешь теперь вернуть.       Сакура методично пересчитывала фишки.       — Даже не знаю… — с сомнением отозвалась она. — Не могу досчитаться двух миллионов и шестиста тысяч, у тебя, случайно не завалялись?       Игра обещала быть захватывающей.       Все, кто предпочитал дышать свежим воздухом, вернулись обратно в комнату и окружили стол. Дэвид схватился за спинку стула и навис над нею, как коршун, высматривающий свысока добычу. Фуруя потирал взволнованно руки, Обито курил уже которую сигарету подряд и занял место позади Сакуры, только Кен был относительно спокоен.       Крупье раздала по паре карт, выложила рубашкой вверх общие на стол. Мадара и Сакура взглянули, что им досталось. Первый ход был за ним:       — Ну мы же не планируем здесь засиживаться, так? — спросил он. — Рейз до пятиста.       — Колл.       Разгорячённая виски и везением, Сакура задумчиво прикусила губу. Открытый флоп не баловал её мечтами о выигрыше. Пиковый туз, червовая десятка, трефовая восьмёрка. Комбинация, подкашивающая уверенность. Триумфа на лице Мадары тоже не было. На его лице вообще мало что было, кроме чудовищной, неприступной и неразгаданной собранности. Он дважды отбил по столешнице, передавая ей эстафету действий. Сакура приосанилась, взглянула на гору своих фишек и попробовала рискнуть, призвав своё любимое слово.       — Рейз, — она выдвинула вперёд миллион.       — Колл, — ни секунды не колебался Мадара.       На тёрне была червовая семёрка. Мадара вновь отбил дважды по столу.       — Что за нерешительность? — кольнула его Сакура, чувствуя, как нервы натягиваются.       — Не хочу, чтобы ты шла в олл-ин до ривера.       Коллировать ей и впрямь теперь было нечем. Остаток в девятьсот тысяч упирался в математические незыблемые постулаты. Сакура отбила дважды по столешнице.       На ривере была червовая девятка. Обилие красных сердец заставило Сакуру понервничать, она вновь заглянула в свои карты и на очередную дробь пальцев Мадары удивлённо подняла брови. Сакура откинулась на спинку стула и внимательно вгляделась в безмятежность на лице Мадары. Он закурил.       — Теперь-то в олл-ин можно? — спросила она, но всерьёз на ответ полагаться не собиралась.       — Можешь просто сбросить, — больше, чем внешнее сходство, родственную кровь в Обито и Мадаре выдавало их лукавство. Как соблазнительно они подталкивали в пропасть. — Девятьсот тысяч, — Мадара выдохнул густое облако. — Неплохой улов.       — А зачем ты мне сейчас рассказываешь про улов, если не боишься, что, поставив всё, я заберу весь банк? — вдруг поинтересовалась она, включив в себе детектива. Губы Мадары растянулись в улыбке. — Может, устраивать шоу ради двух пар — у вас семейное?       — Вполне возможно, — не отрицал он.       На его невозмутимости она закипала. Сакура закинула нога на ногу и вновь пристально вгляделась в него.       — Сбрасывай, — посоветовал Обито.       Сакура даже не моргала, словно, моргнув, пропустила бы что-то важное.       — Ты посмотри на него, — Обито чуть приблизился к ней и теперь Мадару препарировали две пары глаз. Подопытного это только забавляло. — Да у него какой-нибудь рояль складывается.       — Да не выходит тут рояль, — в напряжении прошипела Сакура и выставила руку. — Дай, пожалуйста, — попросила она, и Обито не сразу понял, что речь о сигарете. Он вложил ей между пальцев наполовину выкуренную самокрутку, она глубоко затянулась и отдала обратно. — Дрянь, — ни одна мышца на её лице не дёрнулась.       — Клянусь, у него стрит флеш, выходи и счастливо трать оставшиеся деньги, — продолжал вразумлять Обито.       — Но я могу счастливо тратить пять миллионов!       — О боже… — сдался Обито и потёр переносицу. — Её погубит жадность…       — Кстати, как ты планируешь отдавать пятьсот тысяч, которые я дал тебе в начале, если сейчас поставишь всё? — уточнил Мадара.       — Я не планировала тебе ничего отдавать, — неподкупная честность Сакуры выбила из всех собравшихся смех. Вдовесок она очаровательно улыбнулась, надеясь, что этой улыбкой ей простятся все долги.       — Выходи из игры сейчас, пятьсот отдашь мне, четыреста заберёшь себе и все довольны.       — Кто доволен? — возмутилась Сакура. — Сидишь с двумя парами и говоришь, что мне делать. Ну явно же блеф.       — Если нет?       — Если да?       Аргументы были исчерпаны, осталось только искрящееся напряжение и взгляд глаза в глаза.       Была ли Сакура Харуно азартной? Как будто первая взбучка от мамы в младшей школе за карты, а затем семейная бюджетная драма выбила из неё всю тягу к играм, оставив только прилежность. Либо же утрамбовала так плотно, что всё дно её личности было сложено из спресованной жажды остроты, которой она сознательно никогда не ощущала до этого момента, но даже теперь готова была всё отрицать. Мадара всмотрелся в неё так глубоко, что сразу всё понял и решил поведать ей:       — Насколько ты азартный человек?       — Я вообще не азартный человек.       Его это позабавило.       — Тогда сбрасывай и забирай хоть что-то.       Предложение подняло в ней бурю. Она смотрела на него и видела пять миллионов. Вот они, перед её носом. Была ли она когда-нибудь жадной до денег? В ту минуту да. Настолько, что заходились зубы от непреодолимого желания вцепиться в банк и не отдавать. Выложить свой флеш на стол и зажить такую жизнь, которой у неё никогда не было. В ней пульсировали желание, страсть и то, что она в себе отрицала.       — Чёрт подери, я готова поспорить ещё на пятьсот, что ты сейчас просто блефуешь.       — Сбрасывать не собираешься?       — Не дождёшься.       — Неси бумагу, — сказал Мадара Обито, и тут же началось непредвиденное стихийное движение.       Обито сел за стол. Бумаги не нашлось, зато на столе была салфетка. Получив одобрение Кена и не найдя чего-либо ещё, решили, что она будет в самый раз. Обито прихлопнул по карманам и не нашёл ручки, Мадара тут же протянул ему свою — недавнее приобретение, ручка в виде помады. Обито разглядел её со всех сторон.       — Стиль, — вынес вердикт он.       — Стиль, — согласился Мадара.       Сакура с еле сдерживаемым смехом наблюдала, как её пытаются одолеть собственным оружием.       — Пиши, — диктовал Мадара. — Договор о внесении депозита и возврате денежных средств. Мы, нижеподписавшиеся… Учиха Мадара, дата рождения, прописка — сам всё знаешь… Именуемый в дальнейшем «Депонент», с одной стороны, и Сакура Харуно… Паспорт свой помнишь?       — То есть ты правда хочешь написать это на салфетке ручкой-помадой?       — Ты всё правильно поняла.       Она и впрямь едва ли не хохотала вслух, а затем продиктовала цифры наугад. Проверять никто не стал.       — Дата рождения? — спросил Обито.       — Двадцать восьмое марта.       — Год?       — Как неприлично! — кокетничала она.       — Девяносто девятый, — сказал Мадара и от крайнего замешательства на её лице добавил: — Угадал. Именуемая в дальнейшем «Получатель» с другой стороны, совместно именуемые «Стороны», заключили настоящий Договор о нижеследующем…       — Сакура, следующий благотворительный вечер будет посвящён закабалённым долгами врачам.       — Спасибо, Кен-сан, мне стало гораздо легче.       — Депонент, — продолжал Мадара, сохраняя блестящую ясность ума после распитой на всех бутылки виски, — вносит депозит за получателя на общую сумму пятьсот тысяч йен. Получатель обязуется вернуть депоненту эквивалент указанной суммы, указанной в первом пункте настоящего договора, любым согласованным сторонами способом в срок не позднее одного месяца с момента подписания настоящего договора…       — Я потеряла нить повествования… — вздохнула Сакура, облокотившись о стол и подперев голову ладонью.       — В случае если на момент предъявления требования о возврате суммы депозита Получатель не может исполнить обязательства в полном объёме, эквивалент возврата определяется Депонентом единолично, по собственному усмотрению.       Звучало как конец. Шёлковая салфетка вместила в себя широту и полёт юридической мысли.       — Формулировочки, конечно, размытые, — заметил Дэвид.       — Ставь дату, — проигнорировал его Мадара и тут же широко расписался своей директорской подписью.       Далее салфетка перешла к Сакуре.       — Вы серьёзно? — она взглянула на всю эту писанину, ещё раз пробежавшись глазами по тексту. — А где второй экземпляр?       — Умоляю, у меня уже рука отваливается. Я в последний раз столько писал в школе.       — Я всего лишь хочу поставить олл-ин! — вспомнила Сакура, с чего всё началось.       — Вперёд. После подписания договора.       — Я признаю, — чуть успокоившись, Сакура взглянула на Мадару. — Твоё шоу ради двух пар гораздо эпичней.       Она так смело расписалась. Суета лишь утвердила её в мысли о его блефе.       — Олл-ин! — воскликнула торжественно она и выдвинула в центр все фишки.       — Олл-ин, — сделал то же Мадара.       Все вокруг замерли от волнения и натянутого резинкой ожидания. Первой открылась Сакура.       — Флеш, — с улыбкой показала она червовых валета и туза.       Мадара вскинул бровями.       — Неплохо, — одобрил он.       — Ты хотел сказать «разгромно»?       Впервые эмоция на его лице была однозначной, особенно тревожной она стала после усмешки. Сакура застыла, готовясь к худшему. Он открыл червовые шестёрку и восьмёрку.       — Я мог бы сказать «разгромно», но скажу «стрит флеш».       Сакура не дрогнула. Что-то воскликнул Обито, схватившись за голову, ему в тон вскрикнул Фуруя и Дэвид — их голоса превратились в белый шум, как и голос разума, звучавший в самом начале, когда было сонно и скучно. Сакура мерно покачивала ногой, запрокинутой на другую, и так же мерно качалась в её голове мысль: доигралась. Рушились стены, пропадал под ногами пол. Оставались в невесомости стол и салфетка на нём. Оставались он, она и едкое разочарование от больших денег, которых никогда не было в её руках и никогда не будет. Горечь от потери не таких больших, но всё же неплохих по меркам нынешних стипендий четырёхсот тысяч, которые она бы получила чистыми, уйдя из-за стола с девятью сотнями. И почти что траур от величины собственного долга.       Яблоко от яблони, сказала бы мама, если бы узнала, но Сакура решила, что никогда ей об этом не скажет.       Обито утешающе хлопнул по плечу, подвинул виски. Как раз то, что нужно, подумала Сакура, и залпом проглотила.       Когда пройдёт время и воспоминания настоятся, как виски в хересных бочках в ирландском подвале, последним, о чём вспомнит Сакура, это падение стен в той комнате. Секундное помешательство, не более. Кратковременная неуверенность — только и всего. Пару глотков виски выжгли ей горло и прижгли заодно страх: всё самое страшное, как ей казалось, уже свершилось, теперь можно было расслабиться. В номере включили музыку, все вновь собрались, но уже на диванах в гостиной, и почему-то не спешили расходиться, как-то изначально планировалось. Разряженная обстановка потеряла формальность. Висели на спинках стульев пиджаки, с шей исчезли галстуки, шли оживлённые споры о насущном. Всё вокруг смазали дым и алкоголь, а сквозь них глухо слышался собственный смех и мужские голоса. Дэвид однажды приобнял её за талию, и после этого она возмущённо шипела на балконе Мадаре, что годится ему во внучки, если не в правнучки, и что никогда не любила американцев.       Она никогда бы не вспомнила крушения стен, потому что вместе с ними разрушилось что-то внутри неё. Как будто столько лет внутри томилась другая её часть, жаждущая свободы, но обречённая на существование в клетке. Прутья погнулись, но птица не торопилась выбираться, сидя на своей жёрдочке и ещё не веря удаче. Она ещё томилась, но уже по-другому. Так, как томятся люди, близкие к избавлению и знающие о том.       Сакура помнила, как во сне, звёзды на ночном небе и музыку из гостиной, звучавшую на балконе совсем тихо, но различимо. Помнила, как они танцевали с Мадарой, но сколько бы не пыталась, вспомнить, как его руки оказались на её талии, не могла. Смазано, совсем набросками, ей вспоминалось, как она всё же растянулась от усталости на диване и что её голова лежала на его бедре, пока шли ожесточённые споры о политике, где японские слова чередовались с английскими. Кену даже пришлось за неимением места на диване взять стул из столовой, но он совсем против этого не возражал. Помнила, как на заднем сидении автомобиля уронила голову на мужское плечо и всю дорогу до дома проспала. Мадара едва ли успел узнать адрес.       На часах было почти четыре.