Пересмешник

Встретимся там, где всегда открыто.

Встретимся там, я подарю тебе розы.

В любви все средства хороши!

Милый, ты идёшь?

‘Honey (Are you coming?)’, Maneskin

      ***

      — Это совсем не годится!       Всё сначала.       — Не говори так безлико! Больше экспрессии, чувств!       И опять…       — Ты переигрываешь!       Да к чёрту!       Эстель спрыгивает со сцены под смешки остальных членов их маленькой студенческой труппы, до сих пор не отошедших от его напыщенно-чувственного, но насквозь пропитанного сарказмом тона, обличающего «истинную любовь в сердце».       — Что было не так в первый раз? — Закипающе уточняет Эстель.       Их режиссёрка, молодая бойкая полуэльфийка, смотрела на него наполовину разочарованно, наполовину гневно, будто бы с её языка вот-вот слетит прямолинейное и ворчливое: «Плохо стараешься». Больно кольнуло под рёбрами — Эстель привык к подобным взглядам дома, но в своей рабочей и творческой среде всё ещё не мог спокойно реагировать на критику искусства, которое создавал. Но, как ни печально признавать, играть влюблённого у него и вправду выходило хуже всего.       — Не понимаю, что с тобой случилось. Ты показываешь практически безупречный отыгрыш злодеев и абсолютно разноплановых страдальцев, но ужасно — любовь! — Режиссёрка ещё раз всплеснула руками. — Вспомни, что ты чувствовал в такие моменты сам, в конце концов!       — А я никогда не влюблялся, — без малейшего смущения признался Эстель и, пожав плечами, начал подкидывать бутафорское алое яблоко из реквизита, лежащего на шатком столике.       — Да ладно, поверить не могу, что мистер длинные ножки ни разу никого не обольщал, — не без ехидства влез в разговор Ролан.       В которого Эстель тут же без зазрений совести запульнул то самое яблоко, попав прямо в голову.       — Ты чего творишь?!       — Выбиваю из твоей пустой черепушки мысли о моих «длинных ножках», — елейно пропел Эстель, прицеливаясь вторым яблоком. Возможно, Нилэ всё же плохо на него влияла… — А вообще, мой дорогой друг, секс и чувства совершенно не подразумевают друг друга, если я правильно понял твои милые намёки.       — Рыжая язва, неудивительно, что у тебя не было отношений…       — Не все способны познать идеал, — он намеренно фальшиво вздохнул, прикладывая ладонь ко лбу. — Быть может, однажды мне встретится тот, кто сможет оценить меня по достоинству, когда-нибудь… Ай!       Теперь уже досталось несчастной рыжей голове, по которой непримиримая и явно разгневанная режиссёрка стукнула рукописью.       — Когда-нибудь, никогда-нибудь, у тебя показ через пару месяцев, и если мы провалимся, оценивать уже будет некого! — Угрожающе прошипела она, и Эстель лишь примирительно поднял ладони вверх. — Сходи на свидание, посмотри романтические фильмы, в общем, хоть любовное зелье пей, но чтобы к следующей неделе играл так же хорошо, как и всё остальное.       Он лишь пожал плечами. Дурацкая любовь переоценена, но свою работу как актёр и идеальный притворщик Эстель всегда делал безупречно.

***

      — Тебе нужно пойти на марафон свиданий!       Альфира воодушевлённо хлопнула в ладоши и хитро посмотрела на Эстеля, больше заинтересованного вишнёвым маффином, чем идеей быстрых свиданий. Если честно, ему вообще не особенно интересна романтика! По крайней мере, никого, кто пробудил бы в нём спящее любопытство, Эстель не встречал.       Но эльфы живут невообразимо долго, так что от чумы и влюблённости лучше всё-таки не зарекаться.       — Ага, и как ты себе это представляешь? Кто-то скажет «я люблю театр, обманывать дураков, а ещё не против умеренного хаоса в жизни», и моё сердце сразу растает? — Эстель скептически приподнял бровь, после чего откинулся на спинку стула, резко выдыхая.       Шэдоухарт, сидящая по правую руку от него, покачала головой.       — Конечно нет. Тебе нужен кто-то, кто не второй ты. Мир и тебя одного с трудом выносит.       — Хорошо, варианты?       — Кто-то более строгий. Способный удержать тебя от глупостей и уже знающий, как жить эту жизнь, — она хитро сощурилась, но всё ещё говорила своим задумчивым серьёзным тоном. — Но при этом достаточно артистичный и непредсказуемый, чтобы ты не заскучал.       Очень стараясь подавить желание закатить глаза, Эстель скептически буркнул:       — О, ну да, я ведь ищу себе папочку, мало мне материного контроля.       — Судя по тому, как ты себя ведешь, Шэдоу права, — влезает Альфира с хитрым хихиканьем. — Но ты можешь нас переубедить и попробовать быстрые свидания! Там как раз в основном наши сверстники.       Теперь от него точно не отстанут. Девчонки, зацепившись за идею встряски, весь оставшийся обеденный перерыв третировали Эстеля, говоря, что их затея разнообразит его скучную безлюбовную жизнь, или просто пытались взять на слабо своими поддразниваниями. Попал так попал…       Лёгкий звон в ушах напомнил о себе. Точно. У него уже есть мерзкое разнообразие в виде головных болей, реалистичных кошмаров длинной, казалось, в чью-то жизнь — вполне вероятно, как раз в ту, прошлую собственную, и от подобных осознаний становилось лишь паршивее. Эстель прикрыл глаза всего на полминуты, чтобы весёлое донимательство подруг не переросло в ненужные беспокойства. Хватит и своих тревог. Хотелось сказать тому Эстелю, несчастному призраку прошлого: «Ну и страдалец же ты». Скитающийся ребёнок, сжигающий собственный дом с трупом матери, ввязывающийся в глупые авантюры, вырастающий в одинокого любителя хвастовства и кичливости в тавернах, лишь бы заглушить чувство ненужности в огромном мире. Таким был Эстель из снов, чертогов памяти и воспоминаний, никогда ему нынешнему по-настоящему не принадлежавших.       Хотя, чего лукавить, Эстель не хотел по-настоящему иметь тот же опыт и наверняка потрёпанные нервы. Не зря он уже боится засыпать.       Погружение в тревожную меланхолию пришлось прервать, вслушиваясь в девичьи подбадривания. Подперев подбородок рукой, Эстель улыбнулся с налётом усталости, поглядывая на Альфиру и Шэдоухарт.       — К тому же, последние дни выглядишь ты паршиво.       — А любовь окрыляет!       — Меня бы окрылила чашка отвратительно сладкого капучино, если вы хотите знать.       Он потёр виски, и стало чуть легче. Может, этот Астарион волшебник или колдун и проклял Эстеля за то, что неловкий мальчишка умудрился случайно толкнуть его, спешив домой? Иначе как объяснить, что лента воспоминаний всплыла именно после той злополучной встречи? Астарион, должно быть, кто-то из эстельского прошлого. Кто-то сильно повлиявший на него…       И сколько лет назад Эстель жил? Когда они познакомились? Судя по виду Астариона, едва ли выглядящего старше, чем мадам Аэлана, они могли быть разве что друзьями детства, и это уже никак не перекликается с всплывающими эпизодами прошлого.       Что говорить, вопросов тьма, а ответов — ни одного.       — Если я пообещаю подумать, вы перестанете сверлить меня взглядом с двух сторон? — Устало вздохнул Эстель, открыв телефон и добавив в календарь время этих дурацких быстрых свиданий, куда так настойчиво его посылали. Нечего себе голову ломать тем, что явно не получится решить за один вечер. Зато можно занять себе целый день, лишь бы не гонять одни и те же пустые мысли по кругу хотя бы сутки.       Новый опыт для актёра — не самая плохая трата субботы. Вряд ли Эстель найдёт там хоть кого-то действительно стоящего, зато встряхнётся и окунётся в романтическую чепуху, которую нужно сыграть. Подход настоящего профессионала!

***

      Спустя пять абсолютно раздражающих парней, два стакана капучино с карамелью и одного агрессивного перекура двумя вишнёвыми сигаретами Эстель уже ничего не ждал от этого бестолкового мероприятия, очень современно названного «быстрыми свиданиями».       Свидания! Что вообще можно понять о человеке за пару минут? И как можно считать первую встречу без предварительного контакта свиданием? Видят боги, Эстель слишком старомоден и чересчур серьёзен в отношении всего, что касается романтики. Поэтому, вместо того, чтобы расслабиться и получать удовольствие, как завещали заговорщицы-подруги, он скучающе разглядывал собственное отражение в расписанном по периметру зеркале, висящем на стене напротив. Кто там следующий? Ещё одного комплимента про хорошенькое хитрое личико лисички Эстель не выдержит.       Эстель скользнул едва заинтересованным взглядом по стакану с вишнёвым соком, который взял заместо третьей порции кофе. Насколько нагло выплеснуть напиток кому-то в лицо? Матушка бы не одобрила — неаристократично, неизящно, совсем грубо.       Значит, это то, что нужно, особенно когда ты на грани закипания.       Поэтому когда перед Эстелем появляется высокий — даже по его меркам! — блондин, он уже ничего не ждёт. О чём прямо заявляет, откровенно скучающе и разве что не зевая напоказ:       — Если честно, я утомился. Мой эксперимент эмоциональной встряски закончился катастрофическим провалом, никаких бабочек в животе, любовных стенаний, так что… Чем удивишь?       Незнакомец добродушно улыбнулся. Удивительная стойкость. Эстель даже чуть подался вперёд, разглядывая переливы золотистых растрёпанных прядей в лучах солнца за окном. Ему, на самом деле, не слишком нравятся блондины, но всегда существуют исключения.       — Меня сюда затащила сестра, так что мы оба не рады здесь быть, верно? — Говорит этот сущий мальчишка с аурой золотистого ретривера после заказа навороченного зелёного чая с добавками. Он переплетает пальцы и опирается на ладони подбородком, щурит свои необыкновенно голубые глаза. Красивые, как небо, но раствориться в них до сих пор не хочется.       Хотя шанс… шанс можно дать, Эстель слегка подобрел. Поэтому…       — Любовью здесь и не пахнет, — фыркает Эстель, пряча улыбку.       За легким перекидыванием фраз выясняется, что Аарон — такой же студент, занимается реставрацией старинных фресок времён культа Абсолют, любит ретро видеоигры, опасается магов, что откровенно позабавило Эстеля, и пока что устойчив к колкостям. Забавный парень. С ним, пожалуй, можно встретиться ещё несколько раз.       Так подумал Эстель, записывая свой номер на салфетке — как в глупой романтической комедии, над которыми в тайне рыдала Нилэ, не умеющая запирать дверь в комнату.

***

      Сон был паршивым. Опять.       Эстель со стоном выбрался из постели. Настенные часы показывали три от полуночи. Вздохнув, он вышел в коридор, зная, что в ближайшие полчаса не сможет сосредоточиться и отдохнуть ещё немного.       В темноте белые стены с классическими картинами выглядели как очередная декорация видения.       Воспоминания иногда всплывали нехронологически — Эстель понял не сразу, но сопоставлять одни записи с другими было сложнее. Новые имена, лица, и, подождите, уже когда-то была другая Шэдоухарт?.. Всё похоже на безумие. Размытые события, странные приключения и постоянная напряжённая недоверчивость — к себе, к миру, к тому, что все сны не являли собой простой плод фантазии и насмотренности. Собственный мозг водил его за нос, и Эстель ничего не мог сделать, он лишь позволял вероятному водовороту памяти прошлого утягивать глубже.       — Опять кошмары?       Нилэ высунулась из своей комнаты как всегда бесшумно, заставив его подпрыгнуть от неожиданности и испуга.       — Да уж. Тебя бы убили и съели гораздо раньше, чем ты мог подумать, с такой-то реакцией… Я даже не пыталась подкрасться, а здесь тишина, — она скептически цокнула и вышла в коридор в длинной ночной сорочке, лохматая и босая.       Вот уж точно ведьма с болот.       — У тебя проснулось внезапное ночное желание кого-то побесить? Справляешься прекрасно, могу похлопать.       Дома были только они и Орель: матушка уехала на очередную конференцию для умников-биохимиков, а Нилэ настолько привыкла жить здесь, что, видимо, позабыла путь в свою квартиру и составляла Эстелю компанию. Прямо как настоящая старшая сестра. С комплексом Электры.       Они спустились на кухню, включили свет и поставили чайник. Можно было шуметь, болтать, включать хоть все светильники в доме и не бояться гнева жуткой госпожи Аэлана, чтущей собственный режим. Эти страшные персоны — адепты порядка…       — Мне тоже сегодня снилось разное. Гадкое и кровавое, в основном, — заговорчески поделилась Нилэ, добавляя сахар в какао и грустно глядя на растворяющийся в горячей воде порошок. — Не то, чтобы я не могла отдыхать при виде крови, мне всё равно… просто не хочу, чтобы тебе было одиноко в новом безумии.       Эстель грустно хмыкнул:       — Хорошо ты сказала про безумие. Ещё пару лет таких видений, и по мне точно будет плакать какой-нибудь специалист…       — Он уже.       Махнув на неё рукой, Эстель посмотрел в кружку с ромашковым чаем. Он не любил травяные чаи, но надеялся на успокоение тревожно бьющегося сердца. Нилэ тем временем не сводила с него внимательного взгляда сверкающих в полумраке белёсых глаз.       — У меня есть идея, которую бы не одобрила госпожа Миримэ… но, думаю, нам нужно попробовать.       — Ого, ослушаешься матушку? — Кисло протянул Эстель, впрочем, заинтересованно дёрнув кончиками острых ушей.       — Будешь язвить, я передумаю тебе помогать, — предупредительно шикнула Нилэ, и он капитулирующе поднял ладони вверх. Лишь потом эта принципиальная девица продолжила. — Мы пойдём на чёрный рынок и поищем там пару зелий и книг. Быть может, есть ритуалы, которые помогают высшим эльфам лучше вспомнить прошлое. Пока что ограничимся этим.       Места близ бывшего — а может так говорят лишь для успокоения граждан, всё ещё до смерти боящихся культистов, — храма Баала в разросшихся Вратах Балдура были мрачными, окутанными тайнами и жуткими историями о продаже нелегальных ингредиентов, дьявольской литературы, а порой даже рабов. Шептались, будто баалисты по сей день снуют по городу, по злачным сырым катакомбам, подобно крысам разнося чуму бессмысленного с точки зрения неискушённого жителя насилия и кровавой жажды. Эстель не знал, насколько эти слухи правдивы: в особо отдалённых местах родного города он не бывал. Это единственный запрет матери, которому удавалось послушно следовать по сей день.       — Ты уверена, что это хорошая затея? — С опаской и недоверием протянул Эстель.       — Боишься?       Белёсые глаза Нилэ жутко сверкнули в холодном свечении луны, выглядывающей из незашторенного окна.       — С чего бы?       Она будто хотела сказать что-то, возможно, даже личное — так изменилось её выражение лица, но в итоге лишь покачала головой, утыкаясь в стакан с приторным какао, всё ещё горячим. В Нилэ будто что-то металось, а слова всё-таки вертелись на языке, но упрямство и тайны оставались сильнее желания быть понятой.       В конце концов, она просто бросила скупое, безликое и предостерегающее:       — На твоём месте мне было бы страшно.

***

      Решив не затягивать и не испытывать судьбу близящимся возвращением Миримэ, они отправились в самую тёмную и — просто по слухам! — кровавую часть Врат Балдура. В отличие от Эстеля, напряженно озиравшегося по сторонам и чувствующего себя до ужаса неуютно в подземной части города, Нилэ, оправдывая своё тёмно-эльфийское происхождение, ориентировалась в злачной среде оккультного рынка прекрасно, будто бывала здесь не раз и не два.       — Не отходи от меня далеко, — она бормочет негромко, не стремясь привлечь лишнее внимание. Нилэ сама на себя не похожа: длинный плащ, а под ним серая толстовка с капюшоном, будто она сама скрывается от кого-то.       Может, так и есть…       Ассортимент лавочек, мрачных, влекущих своей запретностью, поражал. Казалось, будто Эстель попал на театральную бутафорию в честь дня всех святых, только здесь, очень вероятно, экспонаты были самыми настоящими. Встречались засушенные птичьи лапки, и глаза, плавающие в банках, то и дело косящиеся в сторону снующих посетителей подземного рынка. Вывески не были пёстрыми, но привлекали внимание своими заковыристыми названиями, будто сошедшими со страниц исторических книг или давних неадаптированных сказок. Везде обещали не то сладкую любовь, не то мучительную смерть — в таблетках, ампулах, сосудах с блестящими в неяркой подсветке жидкостями. Вот они проходят мимо очередной лавки «чудес», и с витрины озирается кожистая книга с множеством глаз, тлетворно сверкают драгоценные проклятые камни, а трессумы беспокойно бродят в причудливых магических клетках, пока загадочные люди в балахонах, мелькающие в закоулках, не подходят ближе, выбираясь из теневых местечек; рядом с ними даже Нилэ опускала голову чуть ниже, разглядывая свои тяжёлые чёрные ботинки.       Эстелю, быть может, хотелось задать больше вопросов, но атмосфера не располагала. Даже пошутить, что всё внимание было приковано к его скандальной рыжести, не скрываемой ни шляпами, ни капюшонами, не получалось — всё резко стало совсем не смешным. Впервые внимание, вызванное яркой внешностью, оказалось невыгодным. Торговцы косились на него, и взгляды их читались по-разному — неприкрытое любопытство, ехидное презрение, а порой даже алчность откровенно напрягали. Лавочники выглядели едва ли не страшнее не менее жуткого и внимательного контингента посетителей настоящего подземного города, словно в насмешку названного просто рынком.       Совсем растерявшись, Эстель зацепился взглядом за маленькую книжную лавочку, слишком нормальную по меркам подземного рынка. Долго не думая, он проскользнул за дверь, даже не удосужившись узнать, заметила ли Нилэ манёвр.       За стойкой со старомодной механической кассой восседала скучающая драконорожденная, которая лишь мазнула по Эстелю безразличным взглядом, прежде чем снова занялась своими делами, не обращая на растерянного посетителя никакого внимания. Так даже лучше. В маленькой тихой лавке можно было перевести дыхание, а заодно рассмотреть ассортимент, такой же древний, как и всё оформление. Эстель немного рассеянно проскользил пальцами по старым и пыльным книжным томам. Где-то на переплётах давно стёрлись все обозначения, а какие-то фолианты даже веяли злом — вот они, магические артефакты, требующие приручения. В отличие от матери, Эстель не умел с ними обращаться, по крайней мере с текущим уровнем знаний, так что аккуратно пытался не прикасаться к подобным книгам. А то мало ли…       Внимание привлёк маленький экземпляр с обложкой из синей драконьей кожи с серебряным тиснением. «Искушение пороками», пьеса в стихах некоего Э. Селестина. В ушах знакомо зазвенело вновь, но Эстель решил не обращать на это внимание, уже свыкнувшись с приевшимся за две недели дискомфортом. К тому же, за пределами наземья ему всегда становилось нехорошо.       Написанный витиеватым языком, казалось, третирующим читателя, текст ощущался смутно знакомым. Будто он знал каждый сюжетный поворот.       Будто Эстель мог написать подобное сам.       Потерянный в собственных домыслах, Эстель оплатил книгу на кассе и вышел на неприветливую улочку. Нилэ поблизости не было, и это проблема — он абсолютно не ориентировался в этих подземных закоулках. Эстель сомневался, что это была хорошая идея — бродить по Подземному рынку без Нилэ, но она как сквозь землю провалилась. Хотя куда уж ниже… Однако он не мог всё время прятаться в антикварной книжной лавке, сжимая в руках книгу, как потерянный ребёнок. Это же позор! К тому же, та антикварщица-драконорожденная косилась на него на пятой минуте бестолковых блужданий от одной полки к другой. Странно, если она принимала его за мальчишку-вора, учитывая, сколько денег Эстель выложил за несчастную книжку.       Можно было вернуться назад, к машине, в безопасное место, где хотя бы ловит связь, и понадеяться, что чутьё убийственной ищейки Нилэ не подведёт.       Вот только…       Эстель совсем забыл, где выход.       Казалось, все вокруг вновь смотрят на него недобро. Эстель зябко поёжился. И где черти носят Нилэ, пока он здесь?..       — Потерялся, милашка?       От компании дроу, переговаривающихся в полумраке проулка, отрывается мужчина. Эстель иронически думает, каково быть мужчиной в дроу-матриархате? Может, хреново, вот он и решает пристать к солнечному эльфу, даже в нынешнем веке редкому гостю на континенте и, тем более, в таких забытых светлыми богами и солнцем местах.       — Что очаровательный солнечный эльфёнок делает в таком затхлом месте? — Его голос был насмешливым и хриплым от выкуренных сигарет, а, может, и от затхлого сырого воздуха. Хотя, скорее, верно первое. Дым сигарет, шлейфом тянущийся от этой компании-шайки, пах синтетическим фейским дурманом, и Эстель, преодолев желание поморщиться, нагло улыбнулся.       — То же, что и вы. Ищу проблемы.       Неприятный незнакомец хрипло рассмеялся и было потянул руку, чтобы по-свойски сгрести Эстеля за талию, как вдруг ему прилетел удар в челюсть.       Эстель ощетинился и поблагодарил Нилэ, которая от скуки периодически любила устраивать с ним спарринги. Но сейчас драться было не самым умным решением, и он рванул с места, надеясь, что выиграл себе время. Глупое мнение… Уязвлённый ударом от «солнечноэльфийской неженки» дроу явно намеревался показать Эстелю его место в пищевой цепочки.       Что же.       Не то, чтобы Эстель никогда не дрался.       Всё закончилось, особенно не начавшись — Эстель, кажется, всё-таки вывернул мудиле руку, но и тот не остался в долгу, неплохо прописав ему в нос: так, что кровь стекала к губам и вниз, по подбородку. Убить заразу мало! Однако вся компания, как и горе-завоеватель, резко притихла, и Эстель, пошатываясь, стирал кровь рукавом толстовки, выглядывающей из-под пальто. Он тяжело дышал ртом и мало осознавал реальность из-за адреналина, пока его не притянули к себе слитным и покровительственным движением. Даже потрепыхаться не удалось — бесполезно, и в голове шумело от удара и нарастающей боли в ушибленной переносице.       — Вот ты где.       Дроу незамедлительно тенью скользнул к стене, проворчав что-то на своём языке, явно оскорбительное, но задерживаться здесь компания не стала. Всех точно ветром сдуло.       — И что же такое неосквернённое создание ищет на чёрном рынке? — Негромко спросил Астарион, провожая внимательным нечитаемым взглядом уходящих дроу.       Эстель шмыгнул носом, чувствуя металлический привкус крови, от которого начинало тошнить.       — Встречный вопрос, что здесь ищете Вы? — Он огрызнулся, в какой-то степени ущемлённый подчёркнутой уязвимостью своего положения, буквально утащенный из драки за шкирку, как несмышлёный лисёнок.       И кем! Рабочим партнёром матери, после встречи с которым ему снится чёрт пойми что и, не исключено, желающим его убить… Есть же любители вершить вендетту сквозь цикл перерождений, может, Эстелю так не везёт? Вот его и вытащили из переделки, только чтобы самостоятельно помучить.       — Я здесь по работе, — невозмутимо ответил Астарион, а потом добавил почти насмешливо, но будто немного зло, — и отвечать вопросом на вопрос всё же не слишком прилично. Мне думалось, мисс Аэлана научила тебя манерам.       Уши Эстеля покраснели от смущения и раздражения.       — Мы с Нилэ здесь тоже по делам, — язвит Эстель. Хочется сказать ещё кое-что о том, как выглядят взрослые влиятельные эльфы, гоняющиеся за одним несчастным студентом, но его резко разворачивают, не позволяя даже пикнуть.       Взгляд Астариона тёмный, жуткий, и он вглядывается в наполовину окровавленное лицо Эстеля, заставляя того стушеваться против воли. Одна рука крепко сжата — всё так же на талии, а другая скользит по лицу, будто оценивая ущерб. Всё происходящее кажется настолько странным и нереальным, и Эстель цепенеет.       — Они сделали тебе больно, — отрешенно бормочет Астарион, шумно вдыхая. — Ты напуган.       — Не говорите глупостей, это обычная драка, — храбрится Эстель и хочет вывернуться из захвата. Он нервно проводит языком по верхней губе и почти не морщится, лишь бы смотреть с вызовом, дерзко и бесстрашно. — Более того, это вообще не Ваше дело, а моё личное.       Астарион мрачно хмыкает и не отвечает, продолжая удерживать мальчишку. Его взгляд такой пронзительный, а зрачки непривычно расширены, почти скрывая винную радужку. Ноги Эстеля всё-таки почти подкашиваются от этого взгляда и странной подавляющей ауры мужчины. На него так смотрят, будто Астарион сейчас вылижет его лицо…       Но это же бред полнейший!       Вместо эстельских ожиданий, Астарион достает черный шёлковый платок, чтобы удивительно бережно утереть кровавые потёки, стараясь не касаться самого носа. Эстель забывает все слова ярости, получая такое незамысловатое, но странное проявление заботы. Будто это было не чуждо им. Будто они действительно знали друг друга раньше.       Надо бы провериться на сотрясение.       — Всё сильно плохо? Если нос сломан, я больше не смогу сниматься в журналах, — как-то слишком жалобно спрашивает Эстель, замерев настороженным зверьком.       — Вот же глупышка, — фыркает Астарион, но смотрит на него как-то уж совсем странно. Голод, и тоска, и что-то ещё… Так не смотрят на вчерашних знакомых. — Клянусь, ты сведешь меня с ума, неугомонный мальчишка. Наконец, он последний раз придирчиво оглядывает настрадавшееся лицо Эстеля и отпускает его, но лишь для того, чтобы взять под руку. Эстель уже не сопротивляется. — И всё же я жду действительную причину твоих блужданий так близко к баальскому гнезду. От строгости в голосе Астариона опять хочется закатить глаза.       — Искал любовное зелье, — Эстель рявкнул первое, что вспомнил. Здесь-то явно нелегальных приворотных снадобий как грязи.       Чувства-чувства… Вот чёрт! Спектакль! И позабытое свидание завтра вечером, перед которым Эстель не чувствует ни трепета, ни желания. Наверное, любовное зелье действительно стоило прикупить. Как жаль, что все гениальные мысли обычно запаздывают.       — Зачем?       Было в голосе Астариона что-то натянутое, как струна. Властное, недовольное, напряжённое. Похожее на ревность и этим тревожащее Эстеля. Заставляющее что-то внутри трепетать от чувства, сходного с попыткой дразнить опасного хищника.       Он улыбнулся обезоруживающе, глядя на своего спутника слишком смело для ведомого под локоть.       — Собираюсь соблазнить своего завтрашнего кавалера, очевидно, — сладко и хитро тянет Эстель.       — Не думаю, что с такой обезоруживающе прекрасной внешностью и неукротимым нравом в любовных зельях есть нужда.       — Вам следует быть аккуратнее, а то я решу, что Вы со мной флиртуете, — не отдавая себе отчёта, хихикнул Эстель, отчего-то вместо лёгкости ощущая тревогу.       Тревогу и трепет.       Жуткое сочетание.       Астарион на выпад лишь негромко рассмеялся. Посмотрел на Эстеля тёмно-винным маревом глаз, кажущимися чёрными в полумраке подземного рынка, и он совсем потерялся в противоречиях и вопросах, ютящихся и вертящихся внутри.       — Что, если так и есть, мой славный?       Эта уверенность, бархатность, почти томность… Астарион считал себя хозяином положения.       — Тогда… — Эстель сглотнул. Потом собрался, надеясь, что в полутьме не видно его смущения. — Тогда я скажу, что это довольно странно, флиртовать с сыном женщины, с которой Вы сотрудничаете.       — Ты ещё так неискушён, милый мальчишка. И так мало понимаешь…       «А вот и нет, я прекрасно знаю о подобных отношениях», — вредно подумал Эстель, памятуя о злополучном разговоре с Альфирой и Шэдоухарт. Вот же глупые совпадения…       Они почти дошли до выхода, когда в Эстеля почти влетела Нилэ.       — Где ты был? Я до смерти напугалась! — Она говорила необычно громко и смотрела на него своими округлившимися огромными глазами. После — замирает и смотрит на Астариона дикой ощетинившейся кошкой.       Тот, впрочем, не остаётся в долгу и недобро щурится.       — А вот и наша дорогая кровавая подружка, — холодно проворковал он, продолжая удерживать Эстеля под локоть. — Интересно, что за удивительные обстоятельства заставили её исчезнуть в таком прелестном месте.       — Кровавая подружка? — Эстель недоумённо посмотрел на Нилэ, а она лишь подёрнула плечами.       Её привычное: «Ты не хочешь знать».       — Эстель не беззащитный мальчик, и я бы нашла его, — чётко проговаривает Нилэ.       — После того, как удивительные обстоятельства, характерные для чёрного рынка, могли произойти, разумеется. И почти произошли, если бы я по счастливой случайности не оказался рядом.       Эстель сердито вырывает руку из его хватки и отступает от них обоих под недоумённый взгляд Астариона и одобрительный — Нилэ.       — Может, вы прекратите обсуждать меня в моём присутствии? Все нашлись, никто не умер, Вам большое спасибо за компанию и помощь, а нам с Нилэ уже пора. Всего хорошего.       Развернувшись на пятках и не дожидаясь ответа, Эстель зашагал к выходу, слыша спешные шаги Нилэ.       А странное томление, преследовавшее с начала встречи с Астарионом, не исчезло до тех пор, пока они не вышли к машине. Словно тот смотрел прямиком Эстелю в спину.       Было не по себе. Странно. Беспокойно…       Любопытно до ужаса.       — Не связывайся с Астарионом, — быстро сказала Нилэ, пристёгиваясь на пассажирском сидении. — Даже если из-за него начались твои воспоминания из прошлой жизни.       Эстель посмотрел на неё изумлённо.       — Почему?       Взгляд Нилэ устремился вперёд, на дорогу. Снаружи разразился ливень — вовремя забрались в машину. Эстель немного нервно побарабанил пальцами по рулю, ожидая ответ.       — Он плохой. Похож на моего отца, — вот и всё, что приглушённо пробормотала Нилэ, отворачиваясь.       Больше они не говорили, слушая дождь и приглушённые песни о неразделённой любви по радио.       Томление ушло, осталась только тревога.

***

      Свидание было неплохой встряской после неудачной поездки в подземный город. Эстель выпил парочку отвратительно сладких и ярких алкогольных коктейлей, показал всему караоке-бару, как почти не фальшивит в пении, и даже смог расслабиться в дымной пестроте окружения.       Они с Аароном вышли на улицу, когда время перевалило за полночь, и в голове была этаноловая лёгкость, приправленная вишнёвой сигаретой. Дым в промозглом осеннем воздухе был густым и сизым, смешивался с ароматом простого табака его спутника. Что-то некрепкое, но приятное, по-хорошему обыденное, как и сам человек.       Стоя под фонарём на перекрёстке, Эстель смотрел в его голубые добродушные глаза, и на губах застыла улыбка, всё же больше снисходительная, чем нежная.       — Ты удивительный парень, Эстель, — мягко произносит Аарон, приобнимая его за талию.       — Я знаю.       Чужое лицо было совсем близко, Эстель — в мягком полуобъятии, таком бережном, что хотелось рассмеяться. Какое всё лёгкое!       Только совсем не любовное.       Но Эстель не против. Даже ничего не чувствуя, он мог бы перенять чужую эмоцию, интегрировать её в завтрашнюю репетицию и… ох, его целуют? Пусть так. Он любезно позволит углубиться, разрешит Аарону огладить его бледную веснусчатую щёку. Потом — отстраниться со сквозящем разочарованием.       Всё пустое.       — Прости, — лишь произносит Эстель, отойдя на пару шагов, оказываясь в полумраке, куда едва достаёт свет фонаря. — Ты хороший, просто…       — Не тот человек, — Аарон грустно качает головой. — Вы, эльфы, фейский народ. Обольстительные, но недоступные.       Эстелю остаётся лишь пожать плечами. Он не влюблялся, так что, может, в этих словах и сокрыта доля истины. Сейчас в голове всё так же приятно пусто впервые за многие дни, не хотелось судить и переживать о безразличных вещах.       Молча развернувшись, Эстель уходит в темноту, не желая продолжать разговор и втягиваться в ещё одну драму. Сегодня он позволит себе быть безответственным.

***

      Видение было ярким.       Эстель ощущал шёлковые простыни под прохладной кожей, скольжение ладоней по собственному телу — обожающих, желающих, превозносящих.       — Ты — моя самая желанная драгоценность, — шептал голос, и Эстель верил, что это правда. Он чувствовал, любил, жаждал, и внутри эти чувства пели, звенели натянутой струной.       Его глаза были завязаны мягкой непросвечивающей тканью, и всё, что он мог — ощущать. То, как его целовали, глубоко, собственнически, забирая без остатка всё, чем Эстель обладал, оставляя чувство блаженного безволия. Его мягкие губы прикусывали до крови, мешая боль и удовольствие в терпком коктейле.       Эстель был лёгким, как пёрышко, и ему было сладко как никогда. Он поддавался.       Иногда счастье в подчинении, в полной безответственности, отречённости и возможности дать собой управлять.       — То, чего ты всегда желал — быть моим. Каждый твой век, моя милая маленькая любовь.       Это так. Но кому Эстель принадлежал? Голос казался знакомым — потому, что он слышал его в прошлой жизни или в этой?..       Хотелось сдёрнуть повязку с глаз, приоткрыть завесу тайны. Он был так близок.       И оказался так далёк.       Эстель распахнул глаза в кремовом полумраке осеннего утра, чувствуя себя в равной степени отвратительно и прекрасно. Не помешало бы принять холодный душ…

***

      — Ты же умеешь, когда хочешь! Не знаю, кто и что с тобой сотворили, но играешь ты в этот раз замечательно!       Режиссёрка похлопала Эстеля по плечу, когда его сцена с любовными стенаниями была завершена.       — Видимо, свидания пошли тебе на пользу, — хмыкает Ролан, которому наверняка всё разболтала Альфира.       Вот же язык без костей…       — Ха, вроде того, — натянуто улыбнулся Эстель, думая о сцене сна, прокручиваемой в голове всё утро и репетицию. Ещё — о странных чувствах бури внутри от встреч с Астарионом, про которого неоднозначно отзывалась Нилэ. Всё-таки было в Эстеле странное стремление к опасности и разрушению, он был готов признать.       После репетиции он вылетел в коридор и принялся дожидаться конца занятий Шэдоухарт, продолжая читать найденную в старой лавке поэму. Чувство дежавю напоминало лёгкий мазохизм, ведь Эстель был уверен, что не мог читать её раньше. Это произведение не было опубликовано буквально нигде, он шерстил интернет несколько часов, чтобы убедиться.       — Давно ждёшь?       Он вздрогнул от неожиданности. Шэдоу прижалась к его боку, привычно укладывая голову на плечо, уставшая и вымотанная. Да, им обоим срочно необходим перерыв на кофе.       — Не особенно. Вот, думал о вечном, о вчерашнем свидании…       Рассказывал историю вечера Эстель обыденно, не терзаемый муками совести о чужом разбитом сердце. Это было честно, хоть и несколько потребительски с его стороны. Но мир — место жестокое, что уж поделать, а Эстель не нанимался ни в добродетели, ни в искупители грехов.       Так, за странной беседой о неудачных завершениях свиданий, они купили кофе и собирались посидеть на поляне перед университетом, уже спустившись с мраморной лестнице вниз, к переходу, окружённому классическими колоннами. Вокруг было непривычно людно — суета, кислотно-жёлтые всплохи лент то там, то тут, а ещё полиция и зеваки в лице других студентов и даже преподавателей. Кто-то перепуганно отбегал в сторону, толкаясь локтями и почти сбив Эстеля с ног. Кто-то снимал на камеру, пока этот манёвр не замечали и пресекали с профессиональной строгостью.       Шэдоу слегка потянула Эстеля вперёд за локоть, не пугливая по своей природе. Её профессиональное любопытство всегда стояло выше всего, вот что нервно отметил Эстель, нехотя перебирая ногами в сторону ограждения лентой.       Он знал, что не хотел видеть. Эстель не переносил трупы даже в сериалах, особенно после видения с распотрошённой матерью, но всё равно пробрался ближе, не желая бросать подругу в толпе, и тут же зажал рот ладонью.       В центре поляны, крепко привязанный к дереву и неожиданно бледный, точно обескровленный, находился Аарон. А из груди и рта причудливой инсталляцией виднелись бутоны алых роз, как позже напишут в газетах, без шипов.       Любимых цветов Эстеля.