Оверлок

      — М-м-м, — протянул Милан от двери вместо приветствия.       Синяков под глазами видно не было, наверное, он их чем-то замазал, так что на жертву нападения уже не походил. Привычно встрепанно-уложенные волосы, горчичного оттенка шорты-карго до колена и плотно обтягивающая торс белая майка.       Я сглотнул. В середине августа лето внезапно вспомнило о своих функциях и включило солнце. Но это не значило, что можно оголяться, превращаясь в ходячий секс.       — У меня все еще больничный, или? — спросил Милан, вздернув бровь. Да, выглядел он гораздо лучше, чем днем ранее, но голос из-за отекшего носа звучал чуть гнусаво.       — Или, — ответил я, облизнув пересохшие губы. — Там на столе коробка, в ней твой сегодняшний сюрприз. Посмотри.       Милан отлепился от двери и шагнул к столу. Он был явно заинтригован, но на коробку смотрел так, будто там спрятана как минимум бомба. Подцепив крышечку пальцем, он осторожно приподнял ее и заглянул внутрь. С дивана я не видел, как он коснулся гладкого силикона, зато сразу отметил вспыхнувшие красным скулы.       — Надеюсь, раньше это ни в чьей заднице не бывало? — спросил он, не сводя глаз с содержимого коробки.       Несколько игрушек от бывших любовников у меня действительно сохранилось, но Милан ни за что не согласился бы использовать то, что до него использовал кто-то другой. Поэтому вчера по пути домой я сделал небольшой крюк и заехал в один магазин для взрослых.       — Она новая. Специально для тебя купил. Чек показать?       Повернув голову, Милан смерил меня изучающим взглядом. Облокотился о стол бедром и спросил:       — И что мы будем с этим делать?       — Возьми коробку, запри дверь и… иди к папочке. — Я похлопал ладонью по своей коленке.       В ответ Милан закатил глаза и покачал головой. Он казался невозмутимым, но слегка дерганые движения выдавали его нервозность. Что именно лежало в коробке, он узнал, но возникло подозрение, что подобным никогда не баловался.       — Играл когда-нибудь с таким? — спросил я, когда он подошел.       — Н-н-нет. — Он протянул мне коробку.       — Она совсем небольшая. — Я успокаивающе погладил его по бедру, умолчав о «секретике» пробки, и поднялся. — Быстро привыкнешь.       — Что мне делать?       — Разденься и вставай коленями на диван лицом к окну.       — А к лесу — задом, — пробубнил Милан, берясь за пуговицу шорт. — Я не готовился, если что.       — Не критично, — хмыкнул я.       Милан явно нервничал, но пока не отказывался, и мне нужно было его успокоить, потому что хотелось, чтобы эта игра принесла удовольствие нам обоим. Когда он, оставшись в майке и носках, забрался на диван, я подошел со спины и осторожно обнял. Вздрогнув, он на мгновение напрягся, но тут же расслабился и впаялся в меня лопатками и задницей. Я запустил пальцы под майку и потянул вверх, задирая до подмышек.       — Снять? — спросил Милан, уже схватившись за край, но я остановил:       — Не надо. Стой так.       Прижавшись губами к его шее, я одной рукой обвил его живот, а вторую положил на грудь и принялся легонько теребить сосок. Под пальцами он быстро затвердел, и Милан, сдержанно промычав, откинул голову мне на плечо. Его дыхание участилось, тело задрожало.       — Положи локти на спинку дивана и прогнись, — шепнул я, плечом подпихнув его вперед.       Как же хотелось вставить ему, едва он отклячил свою крепкую задницу, но я лишь на секунду прижался к нему пахом, раздвинув в стороны покрытые светлыми волосками половинки. Я достал из коробки «сюрприз» — тупоконечный продолговатый конус из гладкого черного силикона — и немного погрел в ладонях. Смазка лежала тут же, и я вылил немного на промежность, чтобы концом пробки подразнить туго сжатую дырку. Милан обернулся через плечо.       — Ты же ее обработал? — спросил он, недоверчиво хмурясь.       — Разумеется. — Я склонился и поцеловал его поясницу. Выдавил побольше смазки на пробку и надавил на вход.       Смиренно вздохнув, Милан уткнулся лбом в скрещенные запястья и прогнулся еще больше.       — Давай, — сказал он глухо.       Вошла пробка легко. Я немного подвигал ей и, как только услышал тихий стон, вставил до конца.       — Как ощущения?       Милан покрутил задницей и, упершись вытянутыми руками в спинку дивана, выпрямился.       — Эм… Да вроде норм.       — Отлично. — Я вытер остатки смазки с его промежности влажной салфеткой из той же коробочки и отстранился.       — И что теперь? — Милан осторожно встал и, поправив майку, замер, словно прислушиваясь к внутренним ощущениям.       — Походишь с ней до обеда.       — Так долго? Это не вредно?       — Материал качественный. Такие игрушки можно держать внутри до шести часов.       — А с этим что делать? — спросил Милан, покрутив кистью в районе своего паха.       Даже несмотря на смущение, он, конечно, возбудился. С его-то чувствительностью. Да и у меня в штанах от этой возни стало тесно, но задача состояла в том, чтобы продержаться до обеда, не кончив. Сократив между нами расстояние, я положил ладонь Милану на поясницу и притянул к себе. Скользнул в ложбинку между ягодицами и надавил пальцем на крышечку пробки.       — Дотерпишь до перерыва — обещаю крышесносный оргазм, — прошептал я ему на ухо и поцеловал в висок. — Помочь с одеждой?       — Сам справлюсь, — отмахнулся Милан и, осторожно натянув белье и шорты, ушел.       Я прибрался в кабинете и сел за стол. Выдвинув ящик, погладил пальцем пульт.       Первый раз я включил вибрацию примерно через час после того, как Милан ушел в цех. От входа я видел, как он почти подпрыгнул на месте и заозирался. Найдя меня, он гневно сузил глаза, но я увеличил интенсивность, и ему пришлось ухватиться за край стола ближайшей из машинок, чтобы устоять на месте. Когда он поднял голову, его глаза блестели от возбуждения, а на щеках расцвел румянец.       — Как у вас тут дела? — спросил я, едва удерживая покер-фейс, когда подошел ближе.       — Выключи немедленно! — процедил сквозь зубы Милан и оглянулся, не слышит ли нас кто-нибудь.       — Тебе не нравится?       — Я не могу работать в таком состоянии! — Он отвернулся к стене и незаметно поправил стояк.       — Ладно-ладно. Не буду тебе мешать.       Отключив виброрежим, я ушел, но через час вернулся. Вообще-то и своей работы у меня накопилось позарез, но… Милан сам сказал, что появляться в цеху полезно для поднятия рабочего духа. Вот я и поднимал.       На этот раз Милан сидел за одной из швейных машин спиной ко входу и моего появления не заметил. Он ковырялся с иглой, и когда я включил вибрацию, вздрогнул и тут же поднес палец к губам — видимо, укололся. Я не слышал, что сказала стоявшая рядом с ним Пашич, но ее руку со своего плеча он скинул. Нашел меня взглядом и вдруг улыбнулся. Я сменил режим. Теперь вибратор должен был имитировать толчки достаточно сильной интенсивности. Игнорировать такое оказалось сложно: отвернувшись, Милан склонил голову и несколько раз постучался лбом о корпус машинки. Минуту спустя он выпрямился и, приложив к лицу ладони, сделал несколько глубоких вдохов — я видел, как поднимались и опускались его плечи, — а потом вернулся к поломке. Почуяв неладное, Мария оглянулась. Заметила меня и жестом спросила: «Что?» Пожав плечами, я выключил игрушку и ушел. И до обеда больше не появлялся, потому что наконец-то смог сконцентрироваться на предстоящей проверке противопожарной службы.       Милан влетел в кабинет вихрем.       — Ну, повеселился? — спросил он, запирая за собой дверь. — Можно уже ее вытащить?       Под сердитым взглядом я достал пульт, подошел к Милану и, взяв за руку, подвел к дивану. Сел в самом углу и, закинув одну ногу к спинке, потянул его сесть между моих бедер, не забыв напомнить про «папочку».       Пофыркав немного, Милан все же сел и буквально втек в меня всем телом. Послушно откинул голову назад, когда я, положив ладонь ему на лоб, слегка надавил. Я водил губами по его шее, перебирал пальцами волосы и, включив самый легкий режим вибрации, сквозь ткань принялся ласкать соски. Не выдержав, Милан перехватил мою кисть и засунул себе под майку. Его дыхание сбилось, и он поерзал, потираясь лопатками о мою грудь.       Я увеличил скорость. Всхлипнув, Милан выгнулся и на выдохе протяжно промычал. Я перевел ладонь ему на горло, а вторую опустил на пах. Как же сладко он застонал, когда я сжал его и довольно грубо потер через плотную ткань шорт.       — Пожалуйста, — прошептал он. — Не могу больше.       Режим сменился на те самые ритмичные толчки. Расстегнув шорты, я запустил руку Милану в трусы и, обхватив его, принялся поглаживать вдоль ствола. Казалось, будто вибрация от девайса передавалась всему телу, потому что Милан дрожал и крупно вздрагивал, не зная, куда деть руки: он то цеплялся за обивку дивана, то хватался за мое запястье, то пытался притянуть меня за шею. Я шумно дышал ему на ухо, сам уже на грани от возбуждения и волнения, и выкрутив режим на максимум, задвигал вокруг напряженной плоти кулаком.       Милана колотило так, что я еле удерживал его от падения с дивана. Он подавался бедрами вверх, бился плечами о мой торс, вскрикивал на пике вибрации внутри себя и обмякал в коротких перерывах. Его влажный от смазки член таранил мой кулак, ноги нетерпеливо перебирали по дивану, а дыхание стало частым и поверхностным.       — Давай, мой хороший, вот так, — шептал я, приготовившись сбавить обороты.       Когда Милана выгнуло дугой, я придержал его поперек торса и только после серии дерганых движений выключил игрушку. С долгим выдохом Милан распластался по мне и, прикрыв глаза, сыто улыбнулся. Я уткнулся губами в его влажный от испарины висок и поерошил волосы носом.       — Ну как? — спросил я минуту спустя. — Твоя оценка. — Достал чистую салфетку и вытер свою руку и живот Милана.       — Твердые девять из десяти, — ответил тот удовлетворено. Завозился и, перевернувшись, лег на меня животом.       Я снова зачесал его волосы наверх и неожиданно сказал:       — У тебя цвет глаз такой необыкновенный.       Его лицо, и так раскрасневшееся, от моих слов заполыхало. Странно было, что комплименты его так смущали: как по мне, даже с проступившими из-под тоналки синяками он выглядел потрясающе, а в здоровом состоянии и вовсе мог сойти за модель.       Опустив глаза, Милан протянул руку к горловине моей рубашки и осторожно коснулся яремной впадинки, а потом, резко подавшись вперед, навис сверху. Я чувствовал кожей его затрудненное дыхание и до одури хотел поцеловать. Наверное, он — тоже, потому что на миг перевел взгляд на мои губы и облизнулся, но, когда склонился, поцелуй пришелся на челюсть. Он принялся расстегивать пуговицы и прокладывать поцелуи по моему торсу вниз. Съехав коленями на пол, добрался до ремня и взялся за пряжку.       — Это не обязательно, — напомнил я.       — Ты же хочешь. — Он положил ладонь на мой пах.       Конечно, я хотел, потому что невозможно было не хотеть его, когда он смотрел на меня блестящими от возбуждения глазами и касался так, будто я для него важен. Вместо ответа я кивнул и, прикрыв глаза, запрокинул голову назад. Когда пальцы сжались вокруг члена, я вспомнил, что пробку мы так и не вынули, и, нащупав пульт, включил вибрацию. Милан замычал, не то одобрительно, не то протестующе, но не остановился. Ртом он особо не пользовался, только водил языком по головке, когда нужно было добавить скольжения, зато активно работал одним кулаком на моем члене, а вторым — в своих трусах. Честно, я завидовал его способности восстанавливаться так быстро. Подкрутил интенсивность и запустил пальцы ему в волосы. Почувствовав, что я близко, он вдруг глубоко заглотил меня, и от неожиданности я кончил. На этот раз он не сплюнул и, выпустив меня, лишь уткнулся лбом в мой живот. Отдышавшись, я увидел, что его рука продолжает двигаться где-то внизу, и, сжав плечо, позвал:       — Иди ко мне.       Затянув его на себя, я запустил руку ему в шорты и нащупал пальцами пробку. Слегка надавил так, чтобы внутри она сместилась к передней стенке, и Милан, задержав дыхание, кончил. Я тут же остановил вибрацию, и он, словно обесточенный, рухнул на меня. Вжался лбом мне в челюсть и протяжно вздохнул. От веса его тела и исходившего от него жара я быстро взмок, но прогонять его даже не думал. Медленно водил по спине ладонью, перебирал влажные волосы и прислушивался к его сопению.       Наконец Милан вытянулся на руках и встретился со мной взглядом.       — У тебя цвет глаз тоже красивый, — сказал он.       Я удивился.       — У меня? Да самый обычный вроде.       — Не-е-ет. — Милан подтянулся выше и с какой-то нежностью стал рассматривать мои глаза. — Они у тебя, знаешь, такие… Не серые, то есть, серые, но не холодные, а теплые. М-м-м, слово еще такое есть, как же… — Он говорил, едва касаясь кончиками пальцев моих бровей и ресниц. Его дыхание пахло мной, а рука — собственной спермой, и от всего этого нестерпимо щемило за грудиной. — Особенно после секса такие становятся, — продолжал он. — Как будто бархатные. А! Вспомнил! Бусые, вот!       — Бусые? — переспросил я. — Это разве не что-то темное? Мрачное такое.       — Да нет. Просто припыленное как будто. У моей кошки в паспорте окрас так записан. А шерсть у нее именно такая — серо-голубая, но теплая, мягкая.       — Глаза цвета бусой шерсти, — проговорил я, пытаясь представить этот оттенок.       Я все еще придерживал челку Милана растопыренными пальцами и, заведя ладонь ему на затылок, мягко потянул на себя. Сомнение в его глазах быстро сменилось смирением. Повернув голову, он улегся щекой на мое плечо и уютно засопел в шею. Мне о многом хотелось его спросить. На самом деле — о чем угодно, хоть о той самой бусой кошке, но слова почему-то не находились. Вместо них я все гладил и гладил его по спине и волосам, пока он не завозился и не слез с меня, коротко оповестив, что ему нужно в душ. Мимолетное ощущение близости рассеялось.

***

      В пятницу утром я зашел в цех на ставший традиционным обход и сразу заметил постороннего: у одной из машин, застыв в странной позе, стоял молодой парень. Уперев ладони в стол, он сосредоточенно следил за работой одной из швей, а та, меняя что-то в настройках, выполняла по одной-две операции.       — Что здесь происходит? — спросил я, подойдя ближе, но парень не обратил на меня никакого внимания.       Зато обратила швея и, остановившись, махнула в мою сторону рукой. Парень оглянулся и, заметив меня выпрямился. Он смутно напоминал какого-то то ли музыканта, то ли актера, но кого именно, вспомнить сходу я не смог.       — Так что происходит? — спросил я снова. — Вы по какому поводу?       Пока я говорил, парень, распахнув свои ярко-синие глаза, смотрел на мои губы, а потом нахмурился и заозирался. Снова повернулся ко мне и растерянно указал пальцем на собственное ухо, а потом отрицательно помотал головой. Я ничего не понял и обратился за помощью к работнице, но не успел озвучить свой вопрос, как услышал перекрывший шум звонкий свист. Я ошеломленно уставился на парня, а тот, глядя в дальний конец цеха, вдруг улыбнулся. Проследив за его взглядом, я заметил три показавшиеся откуда-то из-под столов макушки. Одна из них, самая светлая, принадлежала Милану, вторая, русоволосая, — напарнику Филиппа Жене, третья, огненно-ржавая, — Марии. Все трое как по команде встали в полный рост, и Женя тут же изобразил руками какую-то загогулину. Когда стоявший рядом со мной парень ответил, я понял, что это язык жестов.       Женя подошел, поздоровался и представил Никиту.       — Он не слышит, но немного читает по губам, — пояснил он, бросив на друга быстрый, но настороженный взгляд.       — А. Ладно. — Я никогда не общался с глухонемыми и немного растерялся, но приветственно протянул руку и представился: — Роман.       Женя изобразил пальцами какие-то жесты, по буквам повторяя мое имя вслух, и Никита задвигал губами, видимо, пытаясь его воспроизвести.       — Вы по поводу мебели приехали? — спросил я. — Чего-то не хватило?       — А, нет. Мы ролик снимаем. Милан разве не говорил?       Я что-то такое припомнил и кивнул.       — Ладно, не буду мешать, — сказал я и добавил подошедшему к нам Милану: — Если понадоблюсь, я у себя.       Перед обедом Милан не пришел, в столовой ни его, ни остальных тоже не оказалось. Я привычно сел за самый дальний стол и принялся за еду. Внутри росло недовольство и странное чувство покинутости. Наверное, в тот момент я впервые осознал масштаб своего одиночества, ведь за два с лишним года управления фабрикой так ни с кем и не сдружился. С руководящим составом мы собирались на еженедельные летучки и всегда общались исключительно на рабочие темы, даже если пересекались в комнате отдыха. И за все это время у меня ни разу не возникло желания завести более близкие отношения хоть с кем-то из них. Теснее всех я общался с Варварой и, разумеется Миланом, но даже они в столовой обычно садились отдельно. Варя обедала с девочками из бухгалтерии, а Воронцов предпочитал общество своей неформальной подруги.       Я уже доковыривал десерт, когда в столовую вошла эта парочка в сопровождении сегодняшних гостей. Они по очереди набрали на подносы еды, и Милан повел их к столикам. Я наблюдал, как он проходит по соседнему ряду к своему привычному месту у окна, но потом заметил меня и резко сменил курс.       — Не помешаем? — спросил он и, не дожидаясь ответа, сел напротив.       Женя с Никитой устроились рядом, а Маше пришлось взять стул у соседнего столика и поставить торцом к нашему. Все принялись за еду, возобновив разговор с того момента, на котором, видимо, прервали. Женя при этом умудрялся одной рукой показывать жесты для Никиты, а тот так же ловко отбивал ответы, которые тут же переводились остальным. Это было такое живое, непринужденное общение, что я залюбовался. Их энергией, молодостью, какой-то душевной распахнутостью.       В разговор они меня не втягивали, но когда затронули тему музыкальной карьеры Никиты, я сам влез с расспросами. Оказалось, его глухота совсем не мешала ему чувствовать звуки через вибрацию. Поэтому он и стоял в цеху, уперев ладони в стол одной из машин, таким образом узнавая ее звучание при выполнении различных операций. А еще выяснилось, что у него с братом записан целый альбом, который активно продвигался где-то на Западе.       Я впечатлился и, увлекшись разговором, потерял счет времени. Женя с жаром отвечал на вопросы, показывал ролики, рассказывал о процессе записи альбома в Амстердаме и смотрел на друга с таким трепетом, что я заподозрил неладное. Присмотрелся к парням повнимательнее, перевел взгляд на Милана, и тот, не сдержав улыбки, едва кивнул. В подтверждение моей догадки Женя вдруг потянулся через стол и накрыл кисть Никиты своей ладонью. Такой простой жест, а меня бросило в жар.       Я посмотрел на Милана. Какое-то время он не сводил взгляда с рук парней, а потом поднял глаза на меня. Отвернулся почти сразу же, но глубокую тоску скрыть не сумел. Что-то болезненно резануло меня по грудине, и тут же захотелось извиниться перед ним за то, что я не могу вот так же открыто взять его за руку. Вообще-то я банально не знал, имею ли на это право, потому что подобная романтическая фигня была вроде как не про нас. Но в тот же момент я отчетливо понял, насколько отчаянно хочу этого сам.