Скрытый потенциал

      Как и любой человек, Пенелопа находилась под влиянием своих родителей, так как от создателя своего не убежишь. Даже атеисты иногда испытывают тоску по тому, чтобы верить кому-то всесильному и доброму, кому-то, кто расскажет тебе, как жить и не совершать ошибок.       По логике вещей, младших детей обычно любят, но Пенелопе в этом не свезло, потому что она была не самой младшей. Дела в их семье шли не так уж гладко, отец никогда не обращал на дочерей внимание и редко появлялся за ужинами, но каким-то образом Порша забеременела в четвертый раз. К несчастью, девочка не выжила. Никто, кроме самой матери, не знал подробностей, но с тех пор в их доме стало намного холоднее, затем отец пропал из семьи вовсе, лишь присылал деньги раз в месяц. Пен тогда было только 10 лет, старшим сестрам ненамного больше. Странным образом переживая горе, она начала вмешиваться в жизнь своих детей сильнее, чем только отдалила всех троих.       Порша как будто старалась сделать их идеальными, особенно придиралась к весу Пен, так как та имела её склонность к полноте. И волосы у (не) младшей были намного ярче и светлее, чем у других в семье. Это изводило мать, решившую зачем-то сплотить их всех.       При этом она совершенно не хотела интересоваться увлечениями Пенелопы, только говорила, что та занимается всякой дурью, вместо того, чтобы краситься как все ровесницы и сидеть на диете. Но Пен сидела на диете, и не одной, только матери не рассказывала и не показывала. Та замечала её приём пищи, только если он был.       И к восемнадцати годам девушка имела полный набор комплексов по поводу фигуры, веса, ума, лица, вкуса в одежде и людях. Однако чем дольше она проводила время в университете, тем еще больше отдалялась от матери. Оказалось, что вне её круга общения, люди относились к ней нормально, некоторые парни считали её симпатичной по словам одногруппниц. Спустя пару лет, устав от одиночества, Пен и познакомилась с Альфом. Но комплексы никуда не исчезли, забитые камнями в темных уголках подсознания. Нахождение дома в качестве домохозяйки позволяло не общаться с людьми, не чувствовать тревогу от их взглядов, муж же поначалу её обожал, что пошло потом не так, Пенелопа так и не поняла.       Теперь же, снова ощутив это щемящее чувство в груди, она также вспомнила и то, почему так долго запрещала его себе в юности. Пока Колин не нравился ей как потенциальный мужчина рядом, Пен не хотела нравиться и ему. Но сейчас она смотрела на то, как он целует тело актрисы, исполняющей роль Габриэль, и думала о том, мог бы он также целовать её, Пенелопу? Мог бы он также проводить сильной рукой по животу (было бы сложнее, так как он у нее вообще не плоский) или сжимать в крепких объятьях ее слишком мягкое тело? Могли ли быть её предплечья такими же хрупкими на фоне его рук? Габриэль была высокой, тонкой как стрела, с небольшой грудью и веснушками на предплечьях, копной медных волос. Пожалуй, такой хотела бы быть Пенелопа. Такой она и описала свою героиню, богиню, покровительницу искусства.       Как и просил Колин, девушка пришла на съёмки постельных сцен с его участием. По факту их было всего две. Ещё парочка была про Чайги, владелицу борделя и хтонь из Тьмы. А также одна у Вии с мужчиной постарше. Персонажка Заяны, как недостигшая совершеннолетия, получила только сцену поцелуя с молодым лордом. В самом романе их было побольше, но так бы сильно сократилась аудитория. Однако недостаточно гарантировала, что фанаты сериала полезут читать сам роман в погоне за подробностями.       Перед заключительными кадрами Колин подошел к ней, обернутый в простыню, и улыбнулся:       — Спасибо, что пришла. С тобой мне намного легче.       От этого Пен неприятно покраснела. Слышать такое от мужчины, который нравится, было тяжело для неё. С другой стороны, приятно, что она действует на него успокаивающе.       — Я же должна была заценить твой загорелый зад.       И да, зад у Колина удивительно хорош, круглый и сияющий. От этого девушка покраснела ещё сильнее, но не перестала смотреть ему в глаза.       — Рад слышать, — он сам отвёл взгляд, улыбаясь, на щеках появились еле заметные ямочки. — Все сцены со мной доснимут сегодня, больше я не приду. Не хочешь отметить это со мной?       — Д-да, почему нет, выпьем по пиву? — Пен чувствовала как начинает задыхаться, как будто в груди надувается воздушный шар.       — Я бы предпочел чего-нибудь покрепче, но вообще, давай лучше просто объедимся мороженого где-нибудь? Я угощаю.       Шар в груди становился всё больше, Пен открыла рот, чтобы согласиться, но смогла только потрясти головой вверх-вниз. Казалось, воздух должен был выйти из неё, но он только больше стал набираться. Потерев шею, она улыбнулась ему перекошенным ртом и быстро скрылась в сторону туалета. Всё, о чём Пенелопа думала, был его уход. Казалось, что времени у неё было больше, но нет. Водоворот тьмы засасывал девушку всё сильнее, казалось, в теле больше нет места для воздуха, он задавил все органы изнутри, прижав их к скелету. И чем дальше она уходила, тем хуже становилось.

***

      — Такого со мной со школы не случалось.       На следующий день Пенелопа рассказывала о своём обмороке психологу в кабинете. Её уже не трясло, но что-то с таким надо было делать.       — О чём ты думала в тот момент?       — О том, что я боюсь. Боюсь облажаться, всё испортить. Может, я пока не готова к новым отношениям?       — Ты у меня спрашиваешь? — иногда эта женщина былА невыносимой. — О чём ещё ты думала? Понимаю, новые отношения это страшно, но Альф не был монстром.       — Я не знаю, правда, кажется, больше ни о чём.       Но Пен знала. Тогда она снова чувствовала себя маленькой девочкой, которую мать уводит из-за общего стола на её же дне рождения со словами «Милая, у тебя и так уже слишком пышные бока». А на них смотрит мальчик, который ужасно нравится десятилетней Пенелопе. Смотрит и отводит глаза.       Говорить об этом было слишком стыдно, стыдно, что она была такой и такой осталась. Девушка знала, что психолог никогда её не осудит, но не очень легко открыться хоть кому-либо.       — Ты можешь рассказать, когда будешь готова. Мы здесь не занимаемся пытками, хорошо?       На самом деле, ещё немного уговоров, и Пенелопа бы рассказала. Однако в терапии ответственность за принятие решений лежит на обоих.       Ещё одной причиной её нервозности была недавняя встреча с матерью. Пен обычно заезжала к ней в гости раз в месяц, но в тот раз задержалась и получила несколько обидчивых взглядов, хлопанье дверьми и манипуляции в стиле «Умру, ты и не заметишь».       Не выдержав атмосферы, она допила чай и начала собираться домой. Порша же решила нагнетать до последнего:       — Почему ты не вернёшься к Альфреду? — закинув полотенце на плечо, женщина уперла руки в бока и уставилась на дочь.       — Почему я должна к нему возвращаться, мама? — как можно спокойнее уточнила Пенелопа, продолжая надевать ботинки.       — Таким женщинам, как ты, лучше не отказываться от того, что дают. Тем более что-       — Господи, хватит! Я понимаю, что совершенно тебе не нравлюсь, но я не просила меня исправлять. Просто. Отстань. Позволь мне быть ничтожеством в своём одиночестве, — захватив сумку, Пен вышла за дверь, аккуратно её закрывая. Даже сейчас она бы не хотела причинить матери какой-то вред.       Эти воспоминания были до сих пор свежи, как будто сегодняшние.       — Я чувствую себя подростком в такие моменты. «Мама, закрой дверь в мою комнату», — писклявым голосом передразнила саму себя Пенелопа. — На самом деле, я была достаточно покорной в те годы. И я не ничтожество, но она каждый раз заставляет меня так думать.       — Ты точно не ничтожество, Пенелопа. И ты имеешь полное право злиться на свою мать. Как будто от этого сильно легче?

***

      Свидание от слова свидеться, встретиться, чтобы увидеть друг друга. Получить удовлетворение просто от того, что ты увидел этого человека. Именно это пытался доказать своему брату Бенедикту Колин, пока тот измывался над ним по видеозвонку как мог.

      — И часто ты получаешь удовлетворение от того, что видишь меня?       — С каждым разом всё меньше, — проворчал Колин, достав очередную гавайскую рубашку из шкафа. Складывалось ощущение, что он покупал по рубашке на каждом пляже, на котором побывал. — Я бы сказал, что к Пенелопе у меня скорее филия, а не эрос.       — То, что ты вообще сейчас обратился к этой древнегреческой херне, говорит об обратном.       — Не смей оскорблять греков, у них салат вкусный!       Братья синхронно засмеялись от такой глупости. Каждый, кто видел их вдвоём, не сомневался в родстве. Вихрастые причёски, кривоватые улыбки тонкими губами, высокий рост и широкие плечи. Отчасти поэтому Колин старался не знакомить своих девушек с семейством. Когда твои братья на тебя так похожи, можно и перепутать вас как в анекдоте.       — Серьезно, я не понимаю, что такого в том, чтобы признать симпатию к Пенелопе?       — Я признаю, но пока только дружескую. Мне кажется, что я могу быть ей не интересен. Пен слишком скрытная, задумчивая. И Эл говорила, что та недавно развелась.       — Когда? — скептически вопросил Бен, вороша челку.       — Ну, примерно год назад. — Колин откинул рубашки и надел майку, в которой он казался мускулистее, чем есть на самом деле.       — Брат мой, год — это очень давно. И посмотри, что ты надел, развратник. Ты точно хочешь её соблазнить, — на фоне послышался шум открывающейся двери.       — Пен уже успела увидеть всё, что нужно, на съемках. И ты думал, я не замечу, что ты не дома?       Бен уронил телефон, затем поднял его и встал с кровати. В полутьме виднелись очертания скромной комнатки.       — Всё, мне пора, связь ужасная.       — Я расскажу нашей матушке! — для вида припугнул брата младший Бриджертон.       — Если ты это сделаешь, я скажу всем, что ты собираешься жениться на Пенелопе, — и после этого звонок прервался.       — Тварь я дрожащая или право имею? — сам себе вопросил Колин, вспомнив нетленную классику. После Достоевского хотелось только кинуться с крыши тварью дрожащей, настолько депрессивно описывал всё драматург.       После того, как Пенелопа убежала, она игнорировала его в сети целый день, прежде чем коротко ответила, что согласна пойти с ним завтра вечером на аттракционы.       И даже если Колин не мог признать, что она нравится ему именно как девушка, он принарядился, купил букетик ромашек и собирался оплатить все их развлечения как истинный джентльмен.       В назначенный час они стояли перед входом в парк, подбадривая друг друга.       — Зачем ты согласилась, если боишься высоты?       — Я думала, ты не боишься, и я себя просто пересилю, чтобы не выглядеть трусихой.       Сегодня Пен выглядела очень мило в зеленом комбинезоне с мелкими ромашками. И в сочетании с букетом она казалась целым цветочным полем. Точнее, маленьким таким полюшком. Решив, что нужно быть храбрым, Колин повел спутницу внутрь. Среди потока людей и полутьмы огоньков очень легко было её потерять, потому он взял её под руку. Дети здесь кричали, бегали и периодически плакали после проигрыша в автоматах, потому поговорить не представлялось возможным. Но он чувствовал тепло её руки и не мог вообще ничего сказать, только ткнуть пальцем в ближайший простой аттракцион.       — Колин, мне страшно, — проговорила Пен и прерывисто выдохнула, когда их пристегнули. Невысокая «Башня» всего лишь подбрасывала их вверх, и так несколько раз.       — Я знаю, мне тоже, возьми меня за руку, пока я не упрыгал отсюда как заяц, — наклонившись к её уху, сказал он, заставив чуточку улыбнуться. Сердце в его груди забилось чуть сильнее, хоть и так уже ужасно быстро билось от страха высоты.       С каждым спуском Пенелопа сжимала его руку своими мягкими пальчиками и вскрикивала, зажмуриваясь. И её грудь подпрыгивала вместе с ней. Обещая себе больше не смотреть, Колин каждый раз возвращался к ней глазами. К тому же, смотреть куда-то, кроме как на Пен, было страшно.       После «Башни» они сидели на скамейке и нервно пили молочный коктейль из трубочек, заедая сахарной ватой.       — Не уверена, что выдержу ещё один, я ужасная трусиха, признаюсь.       — Давай тогда сходим только на колесо обозрения, ночной город сверху очень красивый.       — Уже был тут? Хотя чего я удивляюсь, — вздохнула Пенелопа, соскребая остатки пенки со стенок стакана.       — Как ты знаешь, у меня не маленькая семья, и кто-нибудь обязательно хотел в воскресенье на аттракционы. Мне приходилось каждый раз притворяться больным, чтобы не ехать, но не всегда прокатывало, — также вздохнул Колин, украдкой наблюдая, как Пен слизывает пенку с трубочки. Тут же его член среагировал на это, спустя секунду.       Закинув ногу на ногу, парень изобразил мыслителя, чтобы скрыть возбуждение. Перед глазами всё ещё стояла эта картина.       — Ты в порядке? — забеспокоилась Пенелопа, сложив бровки домиком и наклонившись к Колину ближе. Из выреза тут же засветилась её пышная грудь, сжатая джинсой комбинезона.       — Кажется, мне не очень хорошо после аттракциона. Подожди меня тут, пожалуйста, быстро схожу по делам. — Повернувшись к девушке спиной, он практически убежал в сторону туалета, стараясь думать о чём угодно, кроме Пен. О старых бабушках, мертвых голубях, о своих братьях, родителях, вредных учителях, чесноке и плесневелом луке. Чем дальше, тем хуже. В туалете запахи совершенно сбили его с настроя, и к Пен он вернулся уже благопристойным молодым человеком, у которого не стоит член на свою подругу.       — Всё, я в порядке, ложная тревога, готова идти?       Закивав, Пенелопа встала со скамейки, и они двинулись к колесу обозрения. Кабинка была стеклянной только сверху, что позволяло им бояться высоты чуть меньше. Девушка не успела сесть, как кабинка качнулась, кидая её вперед на Колина.       — Садись со мной, так будет удобнее. — Придерживая Пен, он почувствовал, какой холодной была её кожа, и еле сдержался, чтобы не пошутить про вампиров. К сожалению, большая часть его семьи обожала Сумерки, и не знать реплики оттуда парень не мог. — Держи мою джинсовку, так будет теплее.       Не слушая её слабый протест, он накинул на Пенелопу джинсовку и приобнял за плечи. От нее пахло мёдом и слегка молоком. Пока механизм медленно поднимал их, Пен пригрелась и замолчала, уставившись в пол.       — Уже почти наверху, смотри — огни горят.       Она также молча подняла взгляд, и Колин заметил, что её щеки покраснели, дыхание стало слишком неровным. Избегая смотреть в его глаза, девушка заправила прядь медных волос за ухо, и рассматривала открывшийся перед ней вид. Колин же мог смотреть только на неё, и когда Пен всё-таки повернулась, между их лицами оставалось всего несколько сантиметров. Он ощущал её теплое дыхание на своих губах, её длинные тонкие ресницы трепетали, пока она смотрела на его губы. Кажется, расстояние сокращалось, он уже почти что чувствовал вкус клубничного коктейля на её губах. И несмотря на закрытые глаза, они оба увидели фейерверки, когда всё-таки коснулись друг друга.       Это было похоже на то, будто им обоим ужасно не хватало воздуха. Пен вцепилась в плечи Колина, он же обнял её так крепко, будто от него зависело, упадёт она с колеса или нет. Пенелопа проводила языком по его губам и небу, слабо покусывала и тихо постанывала, когда Колин прижимал её сильнее к себе, ощущая как её грудь давит на него. Внезапно стало очень жарко, щеки и руки Колина горели, воздуха уже действительно не хватало, но отпустить Пенелопу казалось чем-то ужасным.       — Колин, — простонала она, оторвавшись его губ. — Мы уже спускаемся, нужно остановиться. Его взгляд был расфокусирован, губы всё еще искали еë. В этот момент Колин понял, что ужасно хочет эту женщину, до треска в лёгких.       Пен отстранилась, поправляя джинсовку на себе, отчего Колин порадовался, сам не зная, почему. Взявшись за руки, они вышли из кабинки. Всë, о чем парень мог думать, так это о том, чтобы поцеловать Пенелопу снова, и судя по ее виду, она думала о том же. Как минимум, она улыбалась, так что о чём-то это да говорит.