Шанс на прошлое

      Сначала всё начинается с обманчивой идиллии.       Гермиона сидела в уютной гостиной, и первое мгновение ей казалось, что это «Нора». Тёплый свет, потрескивающий огонь в камине, уютные кресла с пледами, аромат свежей выпечки. Но что-то не так. Слишком яркий свет давил на глаза, пламя в камине бушевало, будто норовя вырваться наружу, стены мерцали, растворялись и появлялись вновь, словно сама реальность здесь была неустойчива. Воздух густел, заполняя лёгкие тяжелым, липким ощущением тревоги.       Рядом вдруг появился Рон. Он улыбался — знакомо, по-доброму, но в глазах что-то хищное, требовательное, как у человека, который привык считать её своей собственностью. Его объятие было слишком крепким, его рука слишком уверенно скользила по её талии, требуя, а не лаская.       — Ты моя жена, Гермиона. Ты должна быть рядом. Всегда.       Он шепчет это ей в ухо, его голос тянется вязкими нитями, обволакивая, душа, лишая сил. Гермиона пытается отстраниться, но её тело будто затекло, движения замедлены, как в кошмаре, где невозможно сбежать.       — Рон… — она хочет сказать, что ей не нравится, что она не хочет, но слова рассыпаются в пустоте.       Её тело напрягается. Рон начинает гладить её сильнее, с намерением проводя рукой по бедру. Гермиона пытается отодвинуться, но Рональд становится всё настойчивее, а её сопротивление превращается в немое отчаяние.       Его ладонь тяжелеет, жар его тела обжигает, а в глазах вспыхивает раздражение, которое сменяется холодной, жестокой уверенностью.       — Ты никчёмная, — внезапно бросает он с резкостью брошенного ножа. — Недоженщина. Никто, кроме меня, тебя не захочет.       Гермиона вздрогнула, но не успела осознать боль этих слов — комната изменилась.       Тошнотворная сцена: Рон с девушкой, её лицо размыто, но смех — звонкий, счастливый. Он наклоняется к ней, произносит что-то веселое и ласковое, и Гермиона знает, что когда-то слышала эти слова. Следующая картинка: другая женщина, Рон прикасается к её спине, его рука скользит точно так же, как когда-то по её телу. Первая любовница мужа, вторая…пятнадцатая… В конце концов, Гермиона перестала считать. Она хочет отвернуться, не видеть этого, но сцены вспыхивают одна за другой, не давая ей выбора.       А вот она уже в своем родительском доме, но он пуст. Разбитые окна, поруганная мебель. Дверь хлопает и слышатся шаги - тяжелые, гулкие, как удары по черепу. Рон идёт к ней, его дыхание похоже на рычание.       — Ты моя жена, Гермиона! Ты должна быть со мной, понимаешь? Так будет всегда!       Его силуэт стремительно растёт, тени от пламени камина искажают его черты, он кажется огромным, заполняющим собой весь мир. Он тянет к ней руки, а она… Она не может двинуться. Воздух сдавил грудь, её голос заперт где-то глубоко внутри.       Но вдруг — тихий звук.       — Нет.       Едва слышный, но он звучит. Он нарастает, как рябь на воде, превращается в вибрацию, в отголосок.       — Нет!       Громче.       — НЕТ!       Она кричит во весь голос, и в этот миг всё рушится. Стены рассыпаются пеплом, огонь гаснет, и Рон исчезает, как тень, смываемая утренним светом.       Гермиона резко распахнула глаза.       В горле першит, дыхание сбилось, сердце колотится так, будто пытается пробить грудную клетку и вырваться наружу. Её пальцы вцепились в простыни, сжимая ткань, словно это могло заякорить её в реальности, оторвать от зыбкого кошмара, который, казалось, всё ещё цеплялся за её сознание липкими тенями.       Ее спальня в Башне старост была тёмной и тихой. За окнами стелился густой ночной туман, свет луны, пробиваясь сквозь стекло, ложился размытыми серебряными пятнами на стены и пол. Огонь в камине давно угас, оставив после себя лишь слабое свечение умирающих углей. Воздух был прохладным, но кожу всё равно жгло — холодный пот покрывал её спину, липкими каплями стекая по лопаткам.       Гермиона медленно подняла дрожащие руки, провела пальцами по лицу, по влажному лбу, по пересохшим губам.       "Это всего лишь сон," — повторила она мысленно, но сердце не слушалось, всё ещё отдаваясь гулкими ударами в груди.       Грейнджер сжала колени, пытаясь собрать себя воедино. Сон. Всего лишь сон. И всё же он оставил после себя что-то большее, чем простое ночное видение. Он был слишком ясен, слишком реален. Каждый шёпот, каждое прикосновение — она чувствовала их так, будто они и вправду случились.       Как будто это был не сон, а воспоминание.       Её губы дрогнули, глаза защипало. Неужели, это правда? Неужели, она жила в этом немом ужасе так долго, что даже её подсознание кричало о том, что всё было неправильно?       Мысли Гермионы снова потянулись в прошлое будущее, к тому моменту, когда всё казалось таким идеальным. Она вспомнила их свадьбу. Рон, с горящими глазами, обещал ей счастье. Помнила смех Гарри и Джинни, тёплые слова миссис Уизли, слёзы Хагрида, который гордился своей подругой. Тогда всё казалось таким ясным, таким простым.       После свадьбы всё изменилось. Рон устроился на работу в профессиональную лигу квиддича. Его мечта сбылась, но это требовало постоянных поездок, тренировок, матчей. Её же мечты пришлось отложить. Гермиона отказалась от всех предложений и должностей, решив посвятить себя семье. Она искренне верила, что сделала правильный выбор.       Но всё, что она получила взамен, — это одиночество.       Гермиона попыталась заполнить эту пустоту. Три беременности, каждая из которых заканчивалась трагедией и морем тихо выплаканных слез. После третьего выкидыша врачи в Мунго сказали, что шансы родить у неё почти нулевые. Она помнит, как Рон отреагировал на эту новость. Вместо того чтобы утешить её, обнять и разделить с ней и эту часть жизни, он отдалился, как будто внезапная потеря лишила их не только нового совместного будущего, но и любви, что их связывала их когда-то.       Девушка всё чаще замечала раздражение в его голосе, недовольство её выбором одежды, прической, действиями. Гермиона видела его хмурое лицо каждый раз, когда пыталась обсудить что-то из своих интересов или мыслей. То, как он толкал ее или "поддушивал любя", заходя каждое утро на кухню, стало таким обыденным, что она перестала это замечать. Гермиона временами пыталась бороться, но сил становилось всё меньше.       И с каждым годом её мир сужался. Друзья отдалились. Гарри и Джинни с головой ушли в свою жизнь и детей, Аврорат занимал много сил и времени. Однокурсники из Хогвартса, работающие в Министерстве, с которыми она когда-то была на равных, теперь смотрели на неё с жалостью. Её единственной отдушиной стали книги и те редкие моменты, когда ей удавалось побыть наедине с собой. А потом появились письма… Его письма…. Наполненные похожей тоской, безысходностью и...пониманием. Два одиночества встретили друг друга и не смогли пройти мимо. И спустя время стали друг для друга всем.       Гермиона выдохнула и сжала кулаки, впечатывая ногти в ладони, чтобы вернуть себя в настоящее.       Прошлое больше не имело власти над ней. Она больше не та Гермиона, которая молчала, терпела, пыталась объяснить себе, что всё не так плохо.       Но тогда почему этот страх всё ещё жил в ней? Почему даже здесь, в безопасности, даже с новым шансом, её сердце так отчаянно билось?       Гермиона подняла голову и посмотрела на дверь.       Нужно встать. Нужно сделать что-то, чтобы сбросить с себя этот липкий осадок кошмара.       Она не позволит прошлому сломать её снова.

∼∽ ∼∽

      Драко Малфой медленно водил вилкой по тарелке, почти не касаясь еды. Он не слушал гул голосов вокруг, не вслушивался в разговоры о предстоящем матче по квиддичу и не замечал, как сонные студенты жадно тянулись к кофе, пытаясь взбодриться. Он просто сидел, опираясь локтем о стол, механически ковыряя бекон.       Рядом села Астория — как всегда невесомая и мягкая, но настойчивая в своей заботе.       — Ты как? — негромко спросила она, кладя перед ним тёплый ломтик хлеба, словно убеждая его поесть, пусть даже без слов.       Драко медленно поднял взгляд, глаза серые, но пустые.       — А как я мог бы быть? — его голос звучал лениво, с тенью сарказма.       Астория чуть поджала губы, но не отвела глаз.       — Ну… — протянула она, явно подбирая слова. — Вы говорили с Гермионой вчера в библиотеке. Как всё прошло?       Драко нахмурился.       — А как мы могли поговорить?       Тори задумчиво накрутила на палец прядь волос.       — Не знаю… Может, ты рассказал ей что-то про нас? Или объяснил, кто я для тебя?       Малфой коротко усмехнулся и отвёл взгляд в сторону.       — Конечно, Грейнджер, знакомься, это — Астория, вроде как моя будущая жена, мы связаны брачным контрактом с шести лет, и если мы не поженимся, то на меня падет какая-то страшная кара. О, ты не знала? Великий Люциус Малфой и тут приложил свою долбанную чистокровную руку!       Астория наклонила голову, изогнув тёмные брови, но промолчала. Подождав немного она поняла, что друг не собирается менять точку зрения, поэтому продолжила:       — Драко, я серьёзно.       — Я тоже. — Он стиснул зубы, вдруг резко перестав играть с вилкой. — Разговор с Грейнджер — это слишком серьёзно. Он важен для меня, и я не знаю, с чего начать. Пока не время, Тори. Не торопи меня, пожалуйста….       Она посмотрела на него внимательно, будто оценивая, насколько он честен с самим собой, но настаивать не стала.       — Тео был очень грустный за ужином, — вдруг сменила тему она. — Да и сейчас на завтраке его не видно. Думаю, ему пришло то самое письмо из Министерства.       Драко вскинул брови.       — Неужели? Уже? До Нового года ведь ещё далеко.       Астория медленно кивнула.       — Похоже, они начали рассылку раньше, - она пристально посмотрела на него, будто мысленно спрашивая: а нам скоро придёт?       Драко понял ее с полуслова и пожал плечами, отрезая кусок бекона так, будто ему хотелось разорвать нечто большее, чем просто еду.       — Не знаю. Ещё не изучал этот вопрос, но, скорее всего, да.       И хотя их разговор касался мрачных тем, они сидели слишком близко. Астория положила ладонь ему на предплечье, чуть сжав его, словно передавая тепло. Драко машинально накрыл её руку своей, даже не задумываясь.       Со стороны они выглядели... слишком естественно.       Гермиона бросила быстрый взгляд в их сторону. Её сердце сжалось от странного, неприятного ощущения. Она не отвела взгляд сразу, но на долю секунды их глаза встретились, и она тут же уткнулась в свою тарелку, чувствуя, как щеки вспыхивают жаром.       И тут злобно кольнула мысль: почему она вообще злится?       Это же не её Драко. Не ее друг Малфой.       Не тот человек, с которым она проводила вечера в своем прошлом будущем. Не тот, с кем они с Гарри сидели за столом на Гриммо, обсуждая очередную успешную миссию, деля бутылку огневиски, смеясь и беззлобно подшучивая над Поттером, который снова забыл надеть мантию-невидимку во время операции или в стрессе выкрикнул не то заклинание.       Не тот, с кем она спорила о книгах, фильмах, театре и новых заклинаниях Министерства в дальнем темном углу паба, пока все остальные веселились и пили.       Не тот, кому она писала по ночам, загоняя сов, ожидая ответа с замиранием сердца.       Этот Драко должен жениться на младшей дочери из чистокровного семейства Гринграсс.       А потом…       А потом через некоторое время Астория Малфой будет мертва.

∼∽ ∼∽

      Аудитория для занятий по Теории временной магии находилась в одном из самых старых крыльев Хогвартса, куда студенты заглядывали редко. Здесь не было оживлённой атмосферы, присущей классам Трансфигурации или Зелий. Воздух был тяжёлым, напитанным временем, а пыль на книжных полках, казалось, оседала не просто годами, а целыми веками.       В центре стены висел старинный портрет высотой около 9 футов, окружённый несколькими другими. В его раме находилась элегантная сухощавая старушка — мисс Элеонор Джейн Уиттакер, пожилая ведьма с тонкими чертами лица и ясными голубыми глазами, которые могли бы принадлежать милой бабушке, но вместо этого пристально сверлили любого, кто пытался скрыть от нее правду. На ее лице застыло выражение вечного терпения, свойственного тем, кто видел слишком много. Она всегда носила аккуратную мантию с вышивкой в виде песочных часов, а на голове у неё неизменно была кокетливая шляпка с перьями гиппогрифа, хотя никто так и не понял, где она её достала.              Сама экспозиция портрета представляла собой уютную сцену: пожилая дама в старинной мантии сидит на классическом английском диванчике, попивая чай и держа на коленях вязание и клубок шерсти, который никогда не заканчивается, у ее ног или рядом на диване дремала кошка.       И хоть мисс Уиттакер вовсе не являлась магглорожденной, но её стиль мышления определённо отличался от стандартного волшебного. Она была убеждена, что любое событие — даже самое незначительное — можно разобрать на детали и уловить в нём закономерности. Часто студенты слышали от нее фразу:       — Временные парадоксы, мои дорогие, — это как заплесневелый чайник на кухне: если хорошенько поискать, его можно найти в любом доме, даже если хозяин утверждает, что он там ни разу не завёлся.       Профессор Уиттакер никогда не читала лекции прямо по учебнику. Она предпочитала задавать вопросы, тонко подталкивая учеников к правильным выводам.       Однажды кто-то из учеников (ходили слухи, что это был Фред Уизли) отправился в прошлое с помощью маховика времени, чтобы незаметно стащить шоколадную лягушку у соседа по парте. В результате кто-то другой в тот же момент решил подкорректировать время на старинных часах в Большом зале, из-за чего часы исчезли бесследно.       Директор уже готовился винить домовых эльфов, но профессор Уиттакер, сидя в гостевой раме в кресле с вязанием, покачала головой:       — О, нет-нет, профессор Дамблдор, это определённо работа неопытных хроноворов. Часы исчезли, потому что они одновременно и существуют, и не существуют. Классический случай запутавшейся временной линии! Всё, что нужно, — это отправить кого-нибудь обратно на пять минут раньше и попросить их ничего не трогать.       И, конечно, через несколько часов часы снова появились на своём месте, а у виновника загадочным образом закончился весь шоколад.       В своё время (а точнее, в XVI веке) профессор Уиттакер считалась ведущим специалистом по временной магии. Она разработала теорию «закрытых временных петель» и однажды так успешно применила её, что якобы встретила саму себя в молодости — и дала себе совет, который в итоге и привёл её к успеху.       По легенде, она однажды поймала путешественника во времени, который пытался изменить прошлое, и убедила его, что судьба неизбежна. Никто не знает, что случилось с этим беднягой, но с тех пор в коридорах Хогвартса иногда слышится её голос:       — Ах, молодёжь… Всё норовят изменить прошлое, вместо того чтобы просто его понять!       По Хогвартсу витали любопытные слухи о мисс Уиттакер. Например, что иногда её портрет исчезает – ученики утверждали, что профессор могла «уходить» в другие картины вне Хогвартса, но никто не знает, в какие именно. Некоторые считали, что она перемещается во времени даже в своем портретном виде.       Портрет профессора Уиттакер — это не просто украшение аудитории и коридоров, куда она часто ходит в гости, а настоящий кладезь мудрости, с которым можно посоветоваться, если вас мучает вопрос о времени, судьбе или просто о том, где найти хороший чай. Но если вы задумали что-то подозрительное… будьте уверены: она вас уже вычислила.       Когда последние студенты вошли в аудиторию и заняли свои места, кто-то из старшекурсников не удержался и фыркнул:       — Это же просто нелепо! Магии времени нас будет учить портрет! Причём не просто портрет, а… портрет мертвого человека! Где логика?       Профессор Уиттакер, которая до этого момента тихо сидела на своем диванчике, медленно повернула голову к говорящему. В её взгляде не было осуждения, лишь легкая тень иронии.       — Вы правы, мистер Брукс, — проговорила она ровным, холодноватым голосом. — Со стороны может так показаться, но на самом деле я знаю о времени и магии гораздо больше, чем все ваши другие преподаватели, ныне живущие.       И с этими словами она встала со своего места и шагнула вперёд.       Весь класс ахнул, когда её фигура вышла за пределы рамы, материализуясь в воздухе. Но это было не похоже на облачные очертания Призраков Хогвартса. Это скорее походило на некую проекцию или голограмму. Она была иной — в какой-то момент ей было лет сорок, её волосы были гладко убраны, а спина пряма, как у королевы. В следующий миг она снова была старушкой с острыми глазами, умудренной и спокойной. Её возраст, казалось, сам менялся по воле магии времени.       Профессор Уиттакер слегка склонила голову, замечая потрясенные лица студентов, и сдержанно улыбнулась:       — Время всегда оставляет свой след. Магия времени — одна из немногих стихий, неподвластных магам. Даже Отдел Тайн, как бы ни старался, так и не смог покорить её. Как в стихии огня невозможно управлять всем пламенем мира, так и время не подчиняется нам.       Профессор сделала пару шагов вдоль класса, её тень скользила по полу.       — Когда-то маги решили, что смогут подчинить время. Они создали маховики времени, но тем самым только исказили геометрию магии. Когда их уничтожили, всё начало исправляться.       Она повернулась, её светло-голубые глаза, казалось, смотрели в самую душу каждого ученика.       — Время всегда напоминает нам одну простую истину: у нас есть только одна жизнь. Один шанс сделать всё правильно. Когда человек понимает это, он становится осторожнее в своих поступках, сдержаннее в словах. Не бросает их на ветер.       В классе стояла тишина. Только чужие портреты на стене одобрительно переговаривались между собой, будто обсуждая урок.       Мисс Уиттакер вернулась к своей раме, но не сразу вошла в неё. Она снова посмотрела на класс, точно оценивая, насколько внимательно её слушали.       — Итак, мистер Брукс, — её взгляд остановился на том самом студенте, что фыркнул ранее. — Всё ещё считаете, что портрет не может рассказать вам о времени?       Тот сглотнул и торопливо покачал головой.       — Хорошо, — улыбнулась профессор Уиттакер и, наконец, вернулась в портрет, став неподвижной… но только на время. Потом она будто бы заварила чай, погладила свою кошку и снова вышла из рамы.       Мисс Уиттакер плавно зашагала вдоль класса, её силуэт всё ещё подрагивал, словно её фигура находилась вне времени, то становясь моложе, то вновь обретая свой почтенный возраст.       — Давайте поговорим о том, какие заклинания, связанные со временем, существуют сегодня, — её голос звучал ровно, но в нём чувствовался скрытый огонь. — Некоторые из них вы знаете, некоторые, возможно, применяли, даже не задумываясь об их истинной природе.       Она чуть наклонила голову, и в воздухе перед ней проявились аккуратные надписи, которые профессор сразу же озвучивала:       ✦ Темпус – простое заклинание, которое позволяет узнать текущее время. Вы часто его применяете, но задумывались ли вы, что оно делает нечто большее? Оно запрашивает информацию у самой магии времени, пусть и на долю секунды.       ✦ Обливейт – заклинание полного или частичного забвения. Оно не уничтожает память, а как бы стирает к ней доступ. Довольно грубый инструмент, если честно, но полезный… в умелых руках.       ✦ Забвение, или «версия Обливейта, которой пользовался небезызвестный Златопуст Локонс». Профессор Уиттакер чуть вскинула бровь и холодно усмехнулась:       — Кто бы мог подумать, что человек, так рьяно искажавший воспоминания других, сам в итоге утратит свою личность? Ах, какая ирония… Надеюсь, никто из вас не стремится к столь печальному итогу?       Некоторые студенты нервно захихикали, а кто-то только сейчас понял, что именно случилось с Локонсом.       ✦ Перманенс Пулшритудо – заклинание, позволяющее сохранять молодость и красоту.       — Многие волшебники в истории пытались отодвинуть время, — продолжила мисс Уиттакер. — Некоторые с помощью эликсиров, некоторые магией. И что же? Большинство из них в итоге либо превращались в живые статуи без эмоций, либо теряли себя полностью. История знает не так уж много удачных примеров… хотя, конечно, мадам Розмерта из «Трёх мётел» всё ещё выглядит потрясающе.       Класс снова тихо рассмеялся.       ✦ Пунктуалис – заклинание, которое помогает всегда приходить вовремя. Полезно, но опасно. Если пользоваться им слишком часто, можно перестать замечать, как проходит само время.       — Как только вы вступаете во взаимодействие со временем, — голос профессора стал строже, — вы будто подписываете некий контракт.       Она обвела класс долгим взглядом.       — Вы либо должны внести посильный вклад в будущее, либо останетесь у этой магии в долгу.       На этих словах взгляд профессора остановился на Гермионе Грейнджер. Девушка вздрогнула, чувствуя, как холодок пробежал по её спине.       Но через мгновение выражение преподавательницы смягчилось, и она даже едва заметно улыбнулась:       — Конечно, если до этого вы спасли несколько невинных жизней, ситуация несколько меняется.       Гермиона задержала дыхание, но мисс Уиттакер уже отвернулась, продолжая свою лекцию.       — Позвольте рассказать вам одну старую историю, — начала она, медленно проходя между рядами парт. — Историю о маге, который решил, что может обмануть время.       В классе установилась напряжённая тишина.       — Он не хотел спасти чью-то жизнь. Он не стремился к счастью для других. Он просто захотел сделать свою жизнь… - профессор выждала эффектную паузу - …лучше. Богаче. Успешнее. Знаменитее. Он создал заклинание, которое позволило ему вернуться в прошлое, используя знания о будущем.       Гермиона почувствовала, как сердце сжалось в груди и пропустило удар.       — Круто! — воскликнул кто-то из студентов. — И у него получилось?!       Мисс Уиттакер резко остановилась и повернула голову к говорящему.       — НЕТ! - её голос прозвучал так громко и отрывисто, что даже портреты на стенах вздрогнули.       Профессор снова выдержала паузу, давая словам осесть в сознании студентов, а затем продолжила чуть мягче:       — Конечно, он вернулся в прошлое из будущего… но не в ту точку во времени, какую хотел бы для себя. Магия всегда сама выбирает наилучший момент.       Некоторые учащиеся наклонились вперёд, слушая с замиранием.       — Он начал воплощать свой план в жизнь. Знал, какие ставки делать, чтобы разбогатеть, с кем дружить, чтобы подняться по карьере, какие шаги предпринять, чтобы достичь успеха. И он добился своего.       Профессор замолчала, а затем продолжила с едва заметной ноткой грусти:       — Но он не учёл главного. То будущее, которое он видел, исчезало. Менялось. Только потому, что он сам стал вести себя иначе.       Она снова посмотрела на класс, но теперь её взгляд был ещё более пронизывающим.       — Он умер, как и мечтал, в богатстве и роскоши… но в полном одиночестве. Потому что будущее, из которого он пришёл, так и не наступило. Вместо него возникло другое — то, которое он сам создал своими новыми действиями.       Некоторые студенты сглотнули.       — Хотя в той жизни из прошлого будущего у него была семья. Друзья. Любимые люди. И он был окружён заботой и вниманием.       Мисс Уиттакер повернулась, сделала ещё несколько шагов и, остановившись у своего портрета, тихо добавила:       — Перед своей смертью этот волшебник постарался сделать всё, чтобы больше никто и никогда не узнал то заклинание, которое он создал. Но, конечно же, у него ничего не получилось….       Она повернулась к классу, и её голос зазвучал твёрдо и чётко:       — Потому что каждое действие имеет последствия, - она делала паузу после каждого слова, позволяя им застыть в воздухе, проникнуть в сознание каждого, кто её слушал.       В классе стояла абсолютная тишина. На этом урок закончился.       Гермиона стояла перед портретом, тяжело дыша от волнения. Класс почти опустел, только несколько студентов замешкались со своими вещами. Грейнджер всё ещё ощущала дрожь в пальцах после услышанного, но понимала – если не спросит сейчас, то уже не спросит никогда.       Мисс Уиттакер уже устроилась на своём изысканном английском диванчике. Он был классическим образцом викторианской мебели: высокая спинка с плавными изгибами, деревянные ножки с изящными резными деталями, обитый плотной тканью в кремовых и зелёных тонах с нежным узором садовых роз. Рядом стоял невысокий столик, на котором в фарфоровом чайнике на тонком подносе дышал ароматный горячий напиток.       Преподавательница наливала себе чай в утончённую кружку с голубым ободком и едва заметным рисунком колибри среди цветов, когда у её ног заурчала кошка. Чёрно-белая Минди, с гордо поднятым хвостом, терлась о её подол и призывно мяукала, требуя внимания.       — Профессор, а что, если бы тот волшебник не был таким жадным? — выпалила Гермиона, не выдержав тишины. — Его конец был бы другим?       Мисс Уиттакер сделала небольшой глоток, с явным наслаждением смакуя чай, а затем с лёгкой улыбкой посмотрела на девушку.       — Моя милая... — она внимательно оглядела Гермиону с головы до ног, её взгляд был пронзительным, словно проникающим сквозь душу. — Вы как никто другой знакомы с магией времени, ведь держали в руках ее маховики. Вы настолько умело овладели Обливейтом, что теперь не знаете как это исправить. Вы использовали заклинание, увиденное на чьём-то надгробии, о котором лишь вскользь прочитали в библиотеке чистокровного волшебника, даже не зная о последствиях, даже не осознавая всей ответственности….       Гермиона замерла и почувствовала, что хочет провалиться сквозь землю.       — Видимо, я имею честь беседовать с мисс Гермионой Грейнджер, — преподавательница произнесла это достаточно тихо, так, чтобы никто кроме неё не услышал. И с лёгкой усмешкой добавила: — Как же предсказуемо.       — Как…? Вы…? - Гермиона не находила слов, еще никто не выдавал все ее сокровенные тайны вот так - одним махом.       — Ну что вы, милая…. - кротко улыбнулась профессор Уиттакер - я же сказала ранее - магия времени всегда оставляет свой след. Надо просто уметь его увидеть….       Гермиона почувствовала, как по её спине пробежал холодок. Эта женщина действительно знала больше, чем все преподаватели вместе взятые.       — Я не могу ответить на ваши общие вопросы, — мягко продолжила профессор. — Потому что каждый случай индивидуален. Но если когда-нибудь захотите обсудить что-то конкретное….       Она наклонилась вперёд, облокотившись на подлокотник дивана.       — Я всегда буду вам рада, - мисс Уиттакер на секунду перевела взгляд вниз — И Минди тоже.       Кошка довольно потянулась, а затем с изяществом запрыгнула к хозяйке на колени.       Гермиона молча кивнула, не в силах сразу что-то ответить.       Когда она уже почти развернулась, намереваясь уйти, профессор вдруг приподняла голову и взглянула за её спину. Строгий, сухой взгляд… и неожиданно — тёплая, едва заметная улыбка. А затем, по какой-то необъяснимой причине, этот взгляд стал грозным.       Гермиона едва не столкнулась с Драко, который незаметно подошёл ближе.       Мисс Уиттакер вскинула бровь – жест, до боли знакомый, так любил делать и сам Драко Малфой. Затем, чуть прищурившись, она подняла чашечку над блюдцем, словно салютуя ему.       Гермиона перевела взгляд на Малфоя.       Драко стоял в паре шагов от неё, с приподнятыми в удивлении бровями, и смотрел то на профессора, то на её жест.       — Что? — растерянно пробормотал он.       Мисс Уиттакер лишь хмыкнула и снова занялась своим чаем.       Гермиона вышла из класса в глубокой задумчивости. Слова профессора Уиттакер всё ещё звенели у неё голове, но сильнее всего её беспокоило совсем другое.       Разговор. Тот самый, подслушанный в библиотеке.       Грейнджер чувствовала себя ужасно. Независимо от того, насколько невольной была её подслушка, ей всё равно казалось, что она влезла не только в чужую личную жизнь, но и в самую её сокровенную часть, где ей не было места. Щёки Гермионы слегка порозовели, стоило воспоминаниям всплыть в голове. А еще эта картина двух влюбленных за завтраком. Ох! Каждое действие имеет последствия, а она откровенно хотела изменить целую ветвь из-за собственной прихоти. Она уже и не знала, сможет ли опять посмотреть Малфою в глаза.       Но тот не дал ей долго мучиться.       — Эй, Грейнджер! — его голос раздался в коридоре, наполненном гулкими шагами уходящих студентов.       Привычный тон, небрежный, чуть насмешливый. Как в старые добрые времена.       Гермиона выдохнула. Вот с таким Малфоем ей было гораздо проще. С этим она умела общаться.       Грейнджер развернулась, встретившись с его взглядом. Драко стоял у колонны, засунув руку в карман пиджака, и, кажется, что-то там искал. Его брови сошлись на переносице, когда рука ушла глубже, а затем ещё глубже.       Гермиона сразу догадалась — заклинание незримого расширения.       — Зачарованный карман, Малфой? — её голос был нарочито легкомысленным.       Драко фыркнул.       — Конечно. Разве я похож на того, кто станет таскать с собой кипу бумаг в руках?       Наконец, он выудил из кармана довольно увесистую папку с пергаментами, смахнул с неё невидимые соринки и протянул Гермионе.       — Что это? - она удивлённо моргнула, но взяла.       Драко лениво пожал плечами, будто бы передал ей завалявшуюся у себя книгу по травологии.       — Всего лишь пара свитков из библиотеки Малфоев.       Он произнёс это почти скучающе, словно для них это было в порядке вещей.       Гермиона быстро отошла к ближайшему подоконнику и раскрыла папку. И ахнула. Старые пожелтевшие страницы, аккуратный, но торопливый почерк, какие-то магические схемы, даты, имена, упоминания древних чар….       Грейнджер подняла глаза на слизеринца, пораженная его широким жестом:       — Но…. Почему?       Драко недовольно хмыкнул, как будто его попросили в сотый раз объяснить пять исключений из закона Гэмпа.       — Считай это благодарностью за суд. Теперь мы в расчёте, - будто бы невзначай ответил Малфой.       Гермиона опустила взгляд на материалы в ее руках и потерялась в ответных реакциях: она хотела что-то сказать, может быть, поблагодарить его, может быть, спросить, что именно он отыскал для неё.       Но когда Грейнджер снова подняла голову, Малфоя уже не было.       Исчез, словно растворился в воздухе. А она даже не успела пожелать ему удачи в квиддичном матче.

∼∽ ∼∽

      Аудитория опустела, но мисс Уиттакер не застыла, как многие портреты в замке. Она медленно потягивала чай, наслаждаясь моментом. В лучах нарисованного солнца на её портрете расстилались английские сады: ровные кусты самшита, аллеи чайных роз, аккуратный лабиринт из зелени, вдалеке — фонтан с каменными рыбами, из паст которых тонкими струйками лилась вода.       Тишина продлилась недолго.       Раздался звон бубенчиков, словно порывом ветра распахнуло дверь, и в класс влетел Пивз.       Он кувыркнулся в воздухе, сделав пару дурацких рожиц, и запел:       - "Когтевран мудрец великий       Ой, с ума свел всех учеников!             Гриффиндорец был храбрецом,       А ещё ловил он сов!       Слизеринцы всех шипели,       Вплоть до наших дней ещё!       Ну а Хаффлпафф, быть может…       Им в наследство честь пошло?"       Песня вышла довольно сумбурной, но это не мешало полтергейсту самодовольно ухмыляться.       Мисс Уиттакер, не отрываясь, наблюдала за ним с легкой иронией в глазах. В её взгляде читалось что-то вроде терпеливого снисхождения взрослого, наблюдающего за резвящимся ребёнком.       Пивз покружился в воздухе, затем наклонился к портрету, ухмылка стала зловещей.       — Так я был прав? — прошипел он заговорщицки. — Наша книжная крыса Гриффиндора сама не своя?       Профессор спокойно поставила чашечку на блюдце, с лёгким звоном фарфора.       — Ты знаешь, мой друг, тут не бывает просто.       Она слегка качнула головой, но в голосе не было ни укоризны, ни подтверждения. Только лёгкая тень задумчивости.       Пивз завис в воздухе, скрестив руки.       — Тааак-тааак… М-мне это нравится! — он захихикал, словно предвкушая новую интригу.       — Это я не сомневаюсь.       — Но вопрос-то в другом, — Пивз сделал сальто назад и завис вверх тормашками, ухмыляясь. — Скажи-ка, что мне с этим знанием делать? Подлить масла в огонь? Или просто понаблюдать?       Мисс Уиттакер чуть заметно улыбнулась.       — Ты ведь никогда не был простым наблюдателем, Пивз.       — Ну да, — полтергейст хихикнул. — Только вот, кстати, не одна ты такая умная. Меня уже попросили приглядеть за девчонкой.       Профессор удивлённо вскинула брови и на мгновение её глаза прояснились, став почти молодыми.       Но вскоре выражение её лица смягчилось. Она хмыкнула и с лукавой улыбкой проговорила:             — Ну, конечно же.       Пивз лишь тихо захихикал, затем подлетел к люстре, дёрнул её так, что она качнулась, и вылетел из класса, напевая свою несуразную песенку, растворяясь в коридорах Хогвартса.