Спасибо за стейк!

      Он устал.       Дьяволо так устал.       Он не знал, сколько времени провел взаперти в этой камере. Джованна не выпускал его отсюда еще ни разу.       Он требовал информации. Дьяволо отказался помогать ему.       А дальше пришла боль. Джованна не проявлял ни капли милосердия, позволяя тем, кто был в его милости, приходить в камеру и избивать Дьяволо до тех пор, пока тот больше не сможет двигаться.       Не то, чтобы он с самого начала мог свободно передвигаться. Тяжелые кандалы приковывали его к стене, не давая пройтись или даже встать. Опять же, не то, чтобы размер подвала позволял много гулять. Дьяволо не мог никуда уйти.       Дьяволо проводил дни, сидя в углу камеры, прислонившись к стене и глядя в пустоту. Он ждал смерти, надеясь, что в один день кто-то из подчиненных Джорно не сдержится и убьет его. Дьяволо не видел другого способа сбежать отсюда. Сломанные ребра и вывихнутая челюсть болели даже по прошествии нескольких недель. Он даже не мог вправить ее — слишком короткие цепи и тугие оковы не позволили бы ему. Но, по крайней мере, его многочисленные синяки постепенно заживали, и он почти мог видеть левым глазом.       Не то, чтобы он мог смотреть здесь на что-то, кроме темноты.       Металлический ошейник, сжимавший шею, мешал дышать. Дьяволо бы хотел, чтобы тот, в самом деле, мог задушить его, но металл лишь врезался в кожу, раня и оставляя шрамы.       Железная дверь отворилась. В камеру вошел светловолосый юноша с металлической тростью в руках. Он ухмылялся.       — Ты расскажешь то, что мне нужно?       Дьяволо сплюнул на пол.       — Я лучше умру.       Дьяволо проводил дни, сидя в углу камеры, прислонившись избитым телом к стене. Он смотрел в пустоту и ждал смерти.       Время шло.       Тянулись дни.       Так много, что однажды он понял, что не может вспомнить, как выглядит его собственное лицо.       Но все это не имело значения.       Джованна не менялся. Воплощение совершенства. Безупречная кожа, легкий румянец на щеках, вьющиеся светлые волосы и глубокие, как океан, зеленые с голубым отливом глаза. Любой мог бы влюбиться в него.       Дьяволо его ненавидел.       Он желал убить его каждой частицей своего существа. Но не то, чтобы он имел хоть один шанс сделать это.       Единственное, что давало Дьяволо возможность отслеживать проведенное здесь время, это еда и вода.       Вода через день, еда раз в три дня.       По урчанию желудка он мог понять, как скоро будет следующая кормежка.       Джорно посещал его каждые два дня, всегда либо с оружием, либо с чем-нибудь еще, и иногда с ним приходил один из его соратников. В последний раз Джорно приносил молоток, а шесть дней назад — ножницы для птицы. В этот раз он пришел вдвоем с Буччеллати.       Не имело значения, сколько раз Дьяволо отказывал ему. Джорно продолжал возвращаться и требовать подчинения, а, не получая желаемого, избивал Дьяволо до тех пор, пока тот не становился похож на далматинца. Но сегодня все было иначе. Джованна принес мясницкий нож и, после того, как Дьяволо вновь ничего не выдал, вспорол ему живот. Кишки вывалились на землю, а багровая кровь забрызгала даже самого Джорно.       И затем, когда зрение Дьяволо уже почти померкло, когда его конечности стали неметь и холодеть, и он уверился, что смерть близка, словно в насмешку Джорно исцелил его. Органы скользнули обратно в брюшную полость, края раны стянулись, а кости снова стали целыми, будто их никогда не ломали.       Дьяволо обычно не выражался, но сейчас сказал бы, что это было пиздец как больно.       Он, на самом деле, предпочел бы смерть.       Со временем любой мог потерять терпение.       Даже Джованна.       С каждым разом мальчишка проявлял все меньше сдерживал себя. Дьяволо размышлял о том, сколько еще он вынесет прежде, чем сможет разозлить светловолосого юношу настолько, что тот прикончит его.       В день, когда Джорно заталкивал ему в глотку очередную порцию еды, Дьяволо кое-что заметил.       Молодой человек казался больным. Дьяволо не знал, почему это его обеспокоило, но Джованна выглядел уставшим и напряженным. Глубокие мешки под глазами, бледная кожа, под которой Дьяволо мог прекрасно разглядеть каждую пульсирующую жизнью вену.       В его радужках мелькали неестественные красные отблески.       Дьяволо раздумывал о том, что это могло значить для него и, как и всегда, молил о скорой смерти.