Игры судьбы

Космос сидел на самом дальнем стуле, с его носа и брови сочилась кровь. Когда Витя на него накинулся, он не сопротивлялся — понимал, за что. Холмогоров и сам был бы не против сейчас себе рожу набить, да не мог. Чувство вины настолько окутало его тело, что было сложно дышать. Голова его гудела, было слишком плохо и тяжело.  Витя, стоящий в противоположном углу, где проходила операция по спасению его сестры, ходил из стороны в сторону, пытаясь привести мысли в порядок. После звонка из больницы он пулей вылетел из дома, не дожидаясь родителей, которые только сейчас неслись по коридорам больницы. Пчёлкину стало дурно от уже знакомого чувства, всё было слишком похоже на тотдень аварии. Мать вновь плакала, а вялый отец обнимал её за плечи. Витя тяжело вздохнул, ощущая, что у него и самого дыхание спирает от желания зареветь. От одной лишь мысли, что его беременная сестричка сейчас лежит на операционном столе, было очень тяжко. Он окунулся в объятия мамы, слыша её всхлипы. — Мам, она была беременна, — тихо вырывается из его уст на ухо матери. Пчёл ощущает, как после этих слов его тело бросает в дрожь, и начинают бегать мурашки. А мама ещё громче рыдает, срываясь на истерику. Катерина была далеко не глупой женщиной, сердцем чувствовала, что с их Анечкой что-то происходит. Она предполагала, что приёмная дочь находится в положении и просто боится сказать, но сейчас было так больно от мыслей, что за дверью операционной не одна она может потерять жизнь. Катерина сама много лет проработала в больнице, поэтому понимала, что шансов спасти плод нет, а шансы спасти Аню тоже невелики. Она тихо молилась по дороге сюда, но боль её сердца не становилась меньше. Когда дверь наконец открывается и выходит врач, он оглядывает всех ожидающих. Взгляд его очень измотанный и уставший, видно, была сложная операция. Он снимает со вспотевших ладоней перчатки, засовывая их в карманы халата. — Девушка жива. Плод мёртвый, мне очень жаль, но шансов не было, когда мы приехали — выкидыш уже случился. Сочувствую, — его сухой голос медленно проходит к мозгу, который тяжело принимает информацию. Витя тяжело вздыхает, слыша, как мама уже плачет в плечо отца, которому сейчас тоже тяжело. Космос, только спустя пару секунд, резко вскакивает со стула, осознавая, что только что услышал. Это был его ребёнок?… — Почему ты мне, блять, не сказал, что она была беременна? — он яростно гаркает на друга, подходя к нему ближе. Пчёлкин сверкает на него разъярённым взглядом, сжимая кулаки. — Убирайся отсюда, и чтобы я больше тебя возле своей сестры не видел. Ты его сделал — ты и убил. Последнее предложение словно ножом втыкает в сердце Холмогорова; он отшатывается назад, как будто его сбил сильный ветер. Ощущается, как к горлу подступает тяжёлый ком, а ноги становятся ватными. Это ведь и вправду он виноват. Кос еле телепая ногами в быстром темпе несётся прочь из этой больницы. Он чувствует, как сердце бешено стучит, в желании выпрыгнуть. Собственное тело становится таким мерзким, что из него хочется вылезти. Аня открывает глаза, её сразу бросает в дрожь. Тело было неприятным, окутанным липким слоем пота из-за кошмаров, что она видела без сознания. В картинах своего сна Пчёлкина видела смерть, которая обнимала её за живот. Темный силуэт, очень худой, обволоченный полупрозрачным покрывалом. Он крепко её держал, пока она пыталась вырваться, крича. Кошмар окутал все мысли, и в первые минуты она позабыла, как оказалась в больнице и что с ней происходит. Около больничной койки стояла капельница, иголка которой была воткнута в вену правой руки. Жидкость из пакета стекала по прозрачной трубе. Глаза пекли. Аня, выйдя из транса, резко всё осознала. В голове появились картины того вечера, от чего бок живота сильно заныл; ей показалось, что оттуда до сих пор торчит нож. Но когда она распахнула белую простыню, увидела лишь обволакивающую марлю поверх большого пластыря. Она провела дрожащими пальцами по животу, который тут же покрылся мурашками. Стало трудно дышать, ведь она осознала, что чувствует пустоту. Внутри неё была пустота, там больше никого не было. Глаза предательски залились каплями слёз, а сердце сжалось. Судьба всё распределила за неё, но почему-то душа сжималась от боли, словно у неё отняли маленькую часть. Она отстранённо слышит, как дверь в палату открывается, и внутрь заходит медсестра, начиная говорить с Аней. Слова она не слышит, лишь поднимает глаза, наполненные слезами, и тихо спрашивает: — Вы не смогли спасти моего ребёнка? Вопрос был глупым. Она и сама понимала, что ранение в область живота и потеря большого количества крови оставили ей лишь одну возможность — выжить самой. Но ей почему-то было так больно, что хотелось, чтобы всё это опровергли. Она бы тогда больше не сомневалась и обязательно оставила этого ребёнка, стала бы для него самой лучшей мамой. Медсестра тяжело вздыхает, глядя на молодую пациентку. Ей было очень жаль Аню, ведь она сама примерно в таком же возрасте потеряла первого ребёнка. — Не было шансов, мы сделали всё возможное, чтобы вы выжили. К моменту, когда приехала скорая, плода уже не было. Слёзы, как по сигналу, срываются с её глаз, обжигая холодные бледные щёки. Всё тело бросает в дрожь, а дышать становится ещё сложнее. Она тихо всхлипывает, ощущая, как начинает тянуть низ живота. Медсестра аккуратно подходит к ней, садясь рядом на кушетку. Её ладонь ложится на плечо Ани. — У тебя же ещё вся жизнь впереди. Ты обязательно родишь здорового ребёночка, сейчас нельзя нервничать. Аня, вся дрожа, поднимает на неё глаза, сталкиваясь с голубыми радужками, которые были такими светлыми, что действительно несли в себе искреннюю правду. Она понимает, что девушка права, но вот только сердце слишком сжимается от боли. Она могла оставить навсегда рядом с собой частичку любимого человека. — Понимаете, — всхлипывает она, сжимая пальцами простыню, — этот ребёнок был от моей первой любви. У меня сейчас такое чувство, что я убила её в себе. Молодая сотрудница с пониманием смотрит на неё, сжимая нижнюю губу. Она тяжело вздыхает, ощущая тяжесть от этого разговора на своих плечах. — Я тебя понимаю, милая. Иногда, чтобы найти свою настоящую любовь, приходится отпустить самую сильную. Весь день для Ани был пустым. Она ничего не испытывала, лишь лежала, смотря в потолок. Шов иногда ныл, мог бы и сильнее, но обезболивающее не давало ему этого делать. Казалось, что в этот момент у Пчёлкиной пропала какая-то частичка, без которой она больше не представляет свою жизнь. Зелёные глаза были красные от жгучих слёз, а кожа бледная, словно полотно. Всё, чего она сейчас хотела, — это закрыть глаза и видеть успокаивающую чёрную дыру, что засасывает все её мысли и чувства. Белым шумом слышит, как открывается дверь в палату, но сил поднять глаза в себе не находит. — Анечка, солнышко… — голос Кати дрожит, она всхлипывает, прикрывая рукой дрожащие губы. Видя, в каком ужасном и подавленном состоянии находится дочь, ей становится очень дурно и плохо. Женщина проходит ближе к больничной койке, садясь на её край; от веса она тут же противно скрипит. Аня только сейчас находит в себе силы поднять глаза. В дверном проёме скромно стоят Витя и Павел в белых халатах. Глаза у них были пустыми, полными внутренних переживаний. Сердце её в этот момент сжалось, а низ живота сильно заныл. Она резко окунулась в объятия женщины, крепко прижимаясь к её груди. Бусины слёз вновь потекли по щекам, а с губ сорвался стон от всей боли, что она испытывала. Катерина прижала её ещё сильнее, чувствуя всю её боль; с её глаз покатились слёзы, а голова закружилась. — Анечка, всё будет хорошо. Мы рядом. Хочешь, уедешь в Ленинград учиться? У Паши знакомый ректор работает в ЛВШМ, станешь милиционером. Стоящий в двери Витя дернулся, его словно окатило холодной водой. Ему было очень дурно от вида сестры. Вина за случившееся его душила; не нужно было слушать Космоса и отправлять её в этот магазин. Он вдруг представил, что Аня уезжает из его жизни, и от этой мысли стало не по себе. Казалось, что они стали связаны красной нитью, которая помогала Пчёлкину дышать. Но, наверное, от отъезда самой Ани было бы лучше.  Ане было так горько, но ощущая рядом человека, ставшего ей родной матерью, становилось спокойнее. Она чувствовала себя защищённой и маленькой в её руках. Всю суть Пчёлкина не уловила, ведь на слове «уедешь» она уже начала кивать. Она не может сейчас находиться в душащей её Москве, не сможет смотреть в глаза Космоса, ребёнка которого она «убила», не сможет беззаботно смеяться возле парней. Ей хочется скрыться, забыться, чтобы больше ничего не напоминало про этот ужасный год, что каждый раз ранил её сильнее. — Х-хочу, хочу. Я тебя люблю, мам, спасибо. «Мам» — это слово впервые за семнадцать лет сорвалось с её губ. Оно показалось таким тёплым, словно обжигающим. Сердце ёкнуло в этот момент, и Аня ощущала себя не как мать, потерявшая ребёнка, а самим этим ребёнком. Сердце Кати в этот момент растаяло, так же как когда-то в далёком прошлом, когда Витя произнёс своё первое слово — «мама». Она прижала девичье тело ещё крепче, слыша сильное сердцебиение. После этого морально сложного разговора Аня попросила медсестру больше никого к ней не пускать. По дальнейшему описанию она поняла, что приходили Сашка и Валера, но разговаривать с ними просто не было сил. Если бы пришёл Космос, она бы его пустила. Им нужно было поговорить. У неё было одно странное чувство: каждый раз, когда Аня окуналась в сон, в голове появлялся голос Коса, словно он был тогда в тот вечер рядом. Было дурно. Но единственный, кто даст ей ответы на все вопросы, — это сам Холмогоров. *** Сегодня Пчёлкину выписали домой, но сказали не поднимать тяжести и побольше отдыхать. Аня лишь кивнула на наставления врача, по большей степени ей было уже плевать на себя — некого защищать. Сразу же после выписки Аня попросила купить ей билет в Ленинград. Мама пыталась её уговорить лучше побыть лишние недели дома, но Пчёлкина отказала. Она не могла здесь находиться, Москва словно душила. Хотелось скрыться от всех. Родители купили ей билет на завтра, отец позвонил знакомому, объяснив ситуацию, тот сказал, что Аньку пропихнёт на учёбу и оформит место в общежитии. Аня и сама не заметила, но время уже близилось к ночи. Вещи она собрала, их было не так много. Сегодня она приняла решение ночью сходить в квартиру к Холмогоровым. Разговор с Космосом предстоял сложный, но последний. Витя её избегал, Аня не обижалась, видела, как ему сложно от всех событий. Она понимала, что брат просто боится её терять. Она будет по нему скучать, ей будет его не хватать, но так будет лучше. Аня даже была рада, что разговора у неё с Витей не было; ей бы было слишком сложно сейчас с ним говорить. Уж лучше просто попрощаться на вокзале. Валера и Саша о её уезде не знали, Аня попросила Витю не говорить им, пока она не уедет. Моральных сил у неё совсем не было. По тишине в квартире было понятно, что родители уже спят, брат был не дома. Поэтому девушка начала собираться. Натянула джинсы, поверх надела кофту на молнии, а скомканные волосы собрала в пучок — это было всё, на что хватило её сил. Под глазами были синяки из-за плохого сна, кожа бледная, и в некоторых местах видны кости. Видя своё отражение, Аню тошнило. Она прикусила сухую губу и засунула ступни в кроссовки. Идти было недалеко, квартира Холмогоровых находилась в конце улицы. Не факт, что Космос сейчас дома, но попытать удачу всё же стоит. Идя по тёмным улицам, на влажном асфальте её лицо обдувал прохладный ветер. Сейчас не было страшно, что может что-то случиться; Ане было плевать. Хоть убейте. Завернув за поворот, она взглянула на нужную многоэтажку. Свет в комнате Коса горел. Она была в этой квартире два раза: первый раз — на день рождения Космоса, второй — на Новый год. Квартира у Холмогоровых была большой и уютной. А от воспоминаний тех беззаботных моментов стало тяжко на душе. Аня открыла тяжёлую железную дверь и прошла в глубь темного подъезда. Пройдя пару этажей, она уже стояла под нужной входной дверью. Горло окутало странное чувство, от чего закружилась голова. Скомкав пальцы в кулак, она постучала костяшками по двери. Дышать стало труднее. Спустя минуту из квартиры были слышны приглушенные шаги. Замочная скважина провернулась, и дверь открыл отец Космоса. Мужчина стоял с газетой в руках, и, даже несмотря на то что сейчас лето, он был в махровом халате, который свисал до самого пола. — Здравствуйте, Юрий Ростиславович. А Космос дома? — устало пробормотала Аня, перебирая тонкие пальцы. Юрий Ростиславович рассмотрел её через линзы, спущенных на носу очков. Аню он запомнил после аварии, хотя Космос ему и до этого пару раз говорил про приемную сестру Витьки Пчёлкина. — Дома, дома. Проходи, Ань. Ты какая-то вялая, что-то случилось? Аня, зайдя на порог знакомой квартиры, принялась снимать обувь. На вопрос мужчины помахала головой, а после ответила: — Да я завтра учиться в Ленинград уезжаю, вот пришла попрощаться, — натянула искусственную улыбку. — Учёба — это хорошо, молодец. На кого поступаешь? — В ЛВШМ. — Необычный выбор. Что ж, удачи тебе. Справедливые люди нужны нашей стране. — Спасибо, — бурчит она в ответ, уже отдаляясь к комнате Космоса. Стоя под его дверью, ей становится плохо. Голова кружится с большей силой, а шов на животе ноет. Пожалуй, все остатки её моральных сил сейчас уйдут на этот разговор. Она собирает все свои силы и стучит. Космос ей тут же отвечает: — Заходи, па. — Она открывает дверь и проходит в комнату; Космос сидит к ней спиной за столом. — Кто приходил? Он медленно разворачивается лицом к «отцу», но, увидев на пороге своей комнаты Аню, тут же вскакивает. Он бледнеет, смотря на неё. Она сейчас похожа на живого мертвеца. Аня, замечая его реакцию, опускает глаза в пол; её плечи вздрагивают. Космос шагает ближе к ней. Все мысли словно выбились из головы, а на языке нет слов. Неожиданно, даже для самого себя, он медленно обхватывает её хрупкие плечи своими большими ладонями, притягивая в осторожные объятия. От Ани пахнет тревогой, лекарствами и сложным душевным состоянием, от чего он обнимает её ещё крепче. Объятия Космоса успокаивают её, но ей становится больно. Ведь он мог бы её также обнять, если бы она успела рассказать ему о беременности. К её глазам медленно подступают слёзы, которые стекают на ткань домашней футболки Космоса. Она тяжело дышит в его грудь, стараясь сдержать плач, но он всё же вырывается из её уст. Космос тяжело вздыхает, его глаза наполняются слезами, но они не стекают, словно каменные. Ему дурно и плохо от того, что семнадцатилетнюю девочку до такого состояния довёл он сам, своими руками. Ведь она просто хотела любви, всю свою жизнь хотела. — Прости, Кос... я...я его потеряла, — с её глаз вырывается уже водопад слёз, от горькой правды, что сводит её с ума. Космос хочет выйти из своего тела, настолько мерзко он сейчас себя ощущает. Ему хочется закричать во весь голос и разбить голову об стену. — Не извиняйся, — он перебивает её, отстраняясь от объятий. Дышать становится сложнее, а смотреть в её глаза, наполненные болью, невозможно. Он начинает ходить по комнате, ощущая душащий ком в горле. Аня же стоит на месте, вытирая слёзы с щёк и пытаясь успокоиться. — Это я виноват в смерти ребёнка, — он опирается руками о стол, смотря на синее полотно за окном. — Я не знал, что ты беременна. Пчёл накинулся на меня, сказал мириться с тобой. Я придурок, думал, ты не захочешь меня даже слушать, — он прочистил горло, оттягивая влажный от слёз Ани воротник футболки. — Поэтому я придумал, мол, тебя сейчас запугают, а я, ну, спасу тебя, так и разговорю. Клянусь, я не хотел, чтобы так всё вышло. Пацаны тебя случайно пырнули. Какой я идиот, Анька, прости, умоляю, если сможешь. Аня чувствовала, как с каждым его словом внутри неё словно что-то рушится. Голова трещала, а ноги начинали подкашиваться. Слёзы вновь потекли с большой силой. В этот момент её мир рухнул, ушёл из-под ног. Боль, которую она испытывала сейчас, она никогда не испытывала. Она была такой тяжёлой, режущей, осознанной, что хотелось выйти из тела. Когда Космос повернулся обратно к ней и сделал шаг ближе, продолжая что-то говорить, Аня уже не могла разобрать его слова; она фурией вылетела из комнаты. Сократила дистанцию до коридора, натянула кроссовки и выбежала в холодный подъезд. Она бежала по ступенькам, боясь, что её кто-то догонит. Было чувство, словно её преследует дьявол. Когда влажное лицо обдул холодный ветер, она сглотнула вязкий ком. Слёзы всё ещё текли, она продолжала бежать, смахивая их с щёк. На этом всё, она окончательно убита, её мир рухнул в этот момент. Космос, как только Аня двинулась из его комнаты, выбежал за ней. Он бы готов встать на колени перед ней, ему было слишком больно и плохо. Хотелось крепко её зажать и не отпускать. Пускай она на него кричит, бьёт, но только была рядом. Но парня остановил отец, схвативший его за локоть. В отличие от Ани, он увидел её убегающую в слезах. Ещё тогда, в больнице, старший Холмогоров догадывался, что между его сыном и приемной дочерью Пчёлкиных что-то большее, чем дружба, но не стал влезать. Сейчас же он понимал, что нужно остановить Коса, иначе он совсем её с толку собьёт. — Оставь девчонку в покое, Космос. Она сестра твоего друга, в конце концов, — строго приказал мужчина, держа сына в своей хватке. — Пусти меня! Ты не понимаешь, как я виноват перед ней. Юрий Ростиславович тяжело вздохнул. Конечно, он понимал сына, сам же был в его возрасте. Поэтому и знал, что не нужно Космосу пудрить ей мозги, пускай едет учиться и строит свою жизнь. Сегодня она и так пришла на их порог бледнее простыни. — Не пудри ей мозги, она уезжает завтра в Ленинград учиться. Ты и так, я смотрю, уже наделал дел, пускай она построит свою жизнь нормально, Космос, ты же видишь, что у вас ничего не выходит. Кос понимал, что отец прав. Ему было плохо от того, что он действительно испортил ей жизнь и, кажется, не сможет это исправить. Наверное, Уезд станет для неё лучшим решением. Он выдернул свою руку, но вместо подъезда пошёл в свою комнату и громко хлопнул дверью. Он положил конец всей той истории, что была между ними. Уничтожил собственного ребёнка, морально саму Аню и, кажется, себя тоже.