Твоя реальность

Прежде чем войти, Алиса хлопнула себя ладонью по лбу, цыкнула и покачала головой. – Эх! Плохо вы на меня влияете... Причём все. Высшая лига, высшая лига... Позабыла-позабросила я свою подружайку Улю. Нехорошо. – И тут же Двачевская схватила колебавшуюся, войти ли, Монику за запястье. – Я ей должна и сделаю то, что смогу, ради неё. Наш домик – только наш. – Она смотрела невероятно строго. – Даже если мы выйдем и начнём обмазывать людей пастой. – Тяжёлый вздох. – Вас – не обмажем. Но вы и так и подшутите, и накажете друг друга сами. Будто ничего и не было, она отпустила руку, отвернулась, нацепив беззаботную улыбку, протиснулась вперёд и открыла дверь. – Кто последняя, та тухлый помидор! Ольга только покачала головой, а Моника кивнула и, понимая, что время на рефлексию истекло, зашла следом. Как оказалось, девушки добрались последними. Женя в домике вожатой была впервые, так что не находила себе места… а точнее знала, что место её – рядом с Моникой, но где конкретно, понять не могла. Кровать Ольги? Вторая кровать? Стул? В итоге дождалась того, что японка усадила её рядом с собой на постель рядом со странным плакатом, где был запечатлён парень с пакетом на голове. Напротив Жени села вожатая, напротив Моники – Виола, а Алиса выдвинула стул на середину комнаты, секунду поколебалась, не рассесться ли провокационно, разведя ноги и опираясь на спинку руками… и передумала. – Ну, что, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы, кто хочет хорошо провести время? – весело обратилась на правах старшей Виола к собравшимся. Моника рассмеялась, Двачевская довольно хмыкнула, а Ольга и Женя смутились. – Эх, хорошо сидим! – рассмеялась Куратор, качнулась и спрыгнула с постели. – Но у алкоголизма нет иных рук, кроме наших,* а у общения – иных голосов, кроме наших. Избавившись от крышки «Столичной», Виола на всякий случай принюхалась и улыбнулась, подтвердив слова подчинённой: водка пахла водкой. Женщина наполнила рюмки и вручила их присутствующим. – Эх, безобразие! Нарушаю режим с пионерами, – грустно вздохнула Ольга. Её осадила Виола, покачав пальцем. – Режим, дорогая, нужен, только пока он делает хорошо, как режим труда и отдыха. Никому же не надо, чтоб как на параде… – произнесла она. – Это только мучить себя и других, как при царском режиме!* Моника подалась вперёд. – А как надо?.. – неуверенно начала вожатая. – По-настоящему! – с улыбкой отозвалась японка. Куратор благосклонно кивнула. – Да. Алиса рассмеялась, подняла рюмку на вытянутой руке. – Желаю, чтобы все! – воскликнула она и тут же опрокинула содержимое себе в горло. – Кампай,* – тихо произнесла Моника и тоже выпила залпом. За ней последовали и остальные. Женя поморщилась и прикрыла глаза. И лишь едва слышно произнесла: «Вот так, мама, я почти как ты. Только компания получше. И я – как минимум, пока». По щекам скатились едва заметные слёзы. Алиса, растопырив глаза, тяжело дышала, словно раненый зверь, и пыталась занюхать рукавом. Ольга отвела взгляд, а Куратор и Воспитатель переглянулись. – Моника! Я хочу сыграть с вами в одну игру.* Позволишь своим подругам присоединиться? – игриво спросила Виола. Ничего хорошего её слова не сулили. Но и плохого, вроде, тоже не могли… – Вообще-то, они мои пионерки… – неуверенно возразила вожатая. Вздохнув, медсестра смерила её взглядом. – Ты ведь не хочешь, чтобы я спрашивала, чьи они и кто – пионерки или подруги? – и подмигнула. – Давай считать, что все мы здесь – просто люди, хотя и чуточку разные! И вместе с Моникой грустно усмехнулась. Два человека и три бота, три взрослых (чуть ли не состарившихся) и две девушки, три работницы лагеря и две пионерки – вот и весь их псевдоравный состав. – Знаете, чем мы отличаемся от тех, кто снаружи? – наклонив голову и дьявольски ухмыляясь, спросила Виола. – Тем, что нам что-то интересно в нас самих и друг друге. Потому предлагаю игру… – Она щёлкнула пальцами. – По очереди говорим «я никогда не» и продолжаем тем, чего не делали ни разу в жизни. Если у кого-то такое было, та выпивает рюмку, обновим и продолжим. Моника хмыкнула. Случалось такое и с ней, но больше она эту игру видела в фильмах. – Да-а-а, – протянула Алиса. – После такого наутро будет сильно болеть голова… Да и сердце… И то, и другое лечится пивом. У нас его, надеюсь, вдоволь? – и тут же со страхом покосилась на свою вожатую, но та только поджала губы: приняла правила – сегодня они равны. Виола царапнула ногтями по столешнице. – В этой сраной бесконечности Мы найдём всё то, что надо. И отравимся мы вечером, Ну, а утром – как стекло… Ольга фыркнула. – Вилка! Не при детях! – И махнула рукой. – К чёрту. Ну, не при мне хоть… Ладно. Долой стыд*. Кто начинает? – Она наклонила голову и, дождавшись, пока медсестра поставит на стул рядом с собой бутылку, ткнула в бок. – Придумываешь ты, а испытываем на мне? – Куратор выпучила глаза и стыдливо прикрыла рот. – Ладно! – Я… никогда не сбегала из дома. Девушки переглянулись. Лишь Женя закрыла глаза, залпом осушила рюмку и молча протянула её – обновить. Никаких расспросов: это лишнее. Садовод отличается от могильщика глубиной копки. Рюмку подняла Виола. – Мне никогда не делали клизму в процессе эротических игр. И подалась вперёд, с усмешкой глядя на Монику. Та тряхнула головой и выпила. После чего с удивлением пронаблюдала, как Ольга то поднимала, то опускала руку, а Куратор едва заметно подтолкнула локоть, после чего вожатая осушила рюмку. Обновили. Алиса заговорила: – Я до этого ни разу не пила водку… Эй! – выкрикнула она, видя, как все остальные приготовились осушить рюмки. – Давайте это останется забавным фактом, а мы не будем так уж накидываться? – она смущённо улыбалась. – Меня никогда не пороли… – все вновь начали поднимать руки, – родители. Моника опустила хрустальную ножку себе на бедро. Виола поколебалась и сделала то же. Ольга и Женя кивнули друг другу и выпили. Вздох. Женя, обведя всех помутневшим взглядом, наконец улыбнулась. – Я никогда не видела, как кто-то умирает. Моника истерично, надтреснуто усмехнулась и единственная опрокинула водку в горло. Смотря с ужасом, Женя пролепетала: – …не становилась причиной смерти… Виола выпила молча, а японка, вырвав рюмку у библиотекарши, осушила и её. Закрыла глаза и, не совладав с движениями, Моника уронила голову на руки. – Ну же! Спрашивайте, если хотите! Как была причиной… как была участницей… И готова ли повторить… Куратор вскочила. – Моника! Довольно! Японка вздохнула и покачала головой. – Нет, не довольна… Но это нормально: мы взрослые, это часть пути – быть неидеальными, быть недовольными, страдать и утешаться в дороге, если повезёт. Я никогда… никогда… Она с минуту сидела молча, тяжело дыша и смотря в пол. Когда все заняли свои места и приготовили рюмки, Моника всё мялась, подбирая, что было в её жизни, а что – нет. Виола с какой-то тоской посмотрела на пустую бутылку и положила её на стол. – …не останусь здесь. Глаза Ольги, Жени и Алисы остекленели, они кивнули. Моника и Виола потянулись друг к другу, изображая, что чокаются. И выпили. За ними выпили и остальные, после чего отставили рюмки. Больше не будет общих алкогольных признаний. Попробовав выпрямить спину, Куратор почувствовала лёгкое головокружение, от которого стало почему-то самой смешно. Женщина тряхнула головой и оперлась рукой на кровать. – М-да, развезло нас, – констатировала Виола. – Думаю, это значит, что пора расходиться. Остальные вяло покивали. Моника бросила недовольный взгляд в окно, на темнеющее небо, будто это оно крало у неё последние часы смены, рыкнула, достала сигарету, резко чиркнула зажигалкой и затянулась. – Ну не здесь же... – простонала Ольга. – А лучше снаружи, на виду у пионеров? – устало пробурчала японка. Вожатая печально вздохнула. – Твоя логика меня просто убивает... – Она и её саму убивает, так что не удивляйся, – усмехнулась Куратор. – Эх! – она взмахнула руками. – А теперь пошли вон! Алиса резко поднялась. Слишком резко. Отчего чуть не рухнула, но удержалась, намертво вцепившись в спинку стула. – Ой… И что, мне теперь идти с этим? Как дедушка? – она демонстративно сделала шаг и переставила стул, рассмеялась, запрокинув голову. – Ну нафиг! У меня есть я! Вместе мы справимся! – Медленно, контролируя себя, но пионерка направилась к дверям почти твёрдой походкой. – Спасибо этому дому! Посплю… в дурдоме… – произнесла она, обернувшись, и вышла. Моника ловко спрыгнула с кровати, прикидывая, что это тело, невысокое, худенькое и непривычное к алкоголю, могло бы испытывать куда большие неудобства от пьянки, но ничего – обошлось. Только лёгкость и неловкость. Японка подала ладонь Жене, и та встала не менее твёрдо, что наводило на нехорошие мысли – например, не требовалось ли дома через силу составлять компанию… – Счастливо, – попрощалась библиотекарша. – Спасибо. Пока, – кивнула Моника коллегам. Шаг. И за ними захлопнулась дверь.