Твоя реальность

– Итак, в каком порядке мы всё готовим? Сначала торт, потом себя или наоборот? – уточнила Моника. Семён почесал подбородок. – По лагерю у нас всего несколько пунктов, скорее отметиться, и они не привязаны ко времени. А сколько нам самим потребуется, я не знаю. Так что давай сначала всё устроим, а потом освободимся и отправимся к такой же освободившейся от остальных дел Мику. Их список дел, как пионеров и персонала, длинный – даже с книжкой не полежать, если не добавить к суткам ещё парочку часов. Семён сжал ладонь Моники чуть сильнее, чем планировал, – и тут же отпустил, хоть и не услышал ни стона, ни, тем более, крика: девушка терпела с абсолютно невозмутимым видом. – М? – И прикидываю, где и когда найти Вырезателя. Японка хмыкнула. – Ты всё-таки притащил его в наш лагерь? Несмотря на то, что Виола дала задание освободить его? Криво улыбнувшись, парень пожал плечами. – Думаю, ничего страшного. Мы люди взрослые – готовы принимать последствия. К тому же, он сам попросил… Девушка покачала головой. – А если бы он попросил ядерную бомбу – дал бы? – И, посмотрев в лицо Семёну, завела глаза к небу. – О боги! Ну, да, отличный бы вышел фейерверк в честь окончания смены! – Всплеснула руками. – Прошу, не расстраивай меня… беспечностью… наигранностью. Ты играешь в лагерь, экспериментируешь с наборами кукол, с декорациями – я прошу тебя: я не хочу стать их частью или чтобы ты ею был. – Моника сглотнула ком в горле. – Я… хочу семью, настоящую. Они взялись за руки. – Обещаю. После короткого молчания Моника перестала улыбаться и цокнула языком. – Ты очень легко даёшь обещания. Даже себе. Пожалуй, нам на свадьбу нужны не просто обещания – обеты, клятвы. Не просто заученные и классические слова, как ритуалы, как стихи, а идущие от сердца. Вожатый задумчиво кивнул. – И я снова тебе верю. И тоже люблю тебя. Карта лагеря давно в голове, никаких денег и два лукошка* в столовую – простой, но почти гениальный план. Что-то на уровне колеса. Дрожжи – в медпункте. Две наглые рожи и сахар – в клубах. Мука – в библиотеке. Вечные муки – в процессе бесконечных витков. Повторять до тошноты. Потом до привыкания. Потом до формирования потребности. Кому нужен торт по стандартному сценарию, в тех, уже бесконечно чужих лагерях? Да никому, по большому счёту! Вожатой? Лишняя морока. Спасённому Шурику? Тоже мимо: спасён, ничего не помнит. Да и зачем ему праздник в свою… нет, не в свою честь, даже не в честь спасителя, а в честь закономерного и многократно повторяемого чуда спасения! Поварам? Да будь они даже более настоящими – плевали бы на Шурика и предпочли не работать дополнительно. Семёнам? Мимо: не тем у них голова забита, и лишний труд не в радость. Ульянке? Этой любительнице сладкого и чуть ли не главному едоку? Чтобы делиться… чтобы быть наказанной… Тоже полный бред. Алисе или другим спасительницам – тоже нет. – А вот и мы! – Семён поклонился. – Привет-привет! – тут же радостно воскликнула Мику. – Вы пришли! Я вам так рада и даже чуточку удивлена: вы же так заняты с тортом, который вроде как секретный, хотя о нём уже, кажется, знают все! – пионерка сложила ладошки под щекой. – И это не из-за меня, – она вытянула губки. – И на этот раз даже не из-за вас же? Вы ведь не из тех, кто… ну, в смысле больше не из тех, кто рассказывает всё, лишь бы деликатно взять ингредиенты. Ой! – она хохотнула. – А вы бы, даже если бы захотели, никому бы не разболтали! У меня же все «хранители» – на репетиции! Только вы ведь всё равно не хотели? А Сенечка, наверное, и не заметил… Он привык не замечать то, что ему не нужно. Моника кивнула. – Например, чувства тех, кто ему безразличен. Вожатый неопределённо пожал плечами. Мол, грешен… наверное. В это время Моника подала Мику руку и помогла дойти до лавочки. – Простите-простите, – вздохнула пионерка. – Даже со всей этой нереальностью я не железная. – Привалившись к спинке, дала отдых позвоночнику. – Было бы забавно, если б я была железная, а Генда на постаменте наоборот – как я, из цифровой плоти. – Снова усталый вздох. – Столько всего хочется, что потом просто валишься с ног и не просто ничего не можешь – ничего не хочешь. Как вы справляетесь с этим? Они сели по обе стороны от Мику. – Прости, дорогая, но я плохой советчик. Был бы хороший… – он поднял палец, мол, не перебивай. Хороший, пусть хороший человек, но это не профессия и даже не образ жизни – это скорее образ мысли. Это ближе к понятию «только ленивый», который никого не оскорбляет, ничего не отнимет, не уводит из-под носа. – Так вот, был бы хороший советчик, меня бы здесь не было. Я или сначала не попал бы в лагерь, или потом бы уехал со всеми и, устроив жизнь, больше не вернулся. Моника кивнула. – Как и ты, мы только учимся быть людьми. И в то же время имеем наглость кого-то учить. Наклонив голову, пионерка улыбнулась. – Вы относитесь ко мне как к родной. – Лучше. – Определённо, лучше. – Я польщена и смущена. Наверное, даже смогу поверить, что вы правы и я достойна. Спасибо. Кстати! – девушка приняла серьёзный вид. – Что за Пионера ты привёл? – Вырезатель. – Он назвал себя Декоратор. Странно. Это точно он же? Вожатый кивнул без колебания. – Хорошо. Только не совсем хорошо, потому что мне явно не нравится какая-то неправильная подоплёка. Но ничего страшного не случится. Как минимум, такого страшного, что выйдет за пределы этой смены. Трое невесело кивнули друг другу. – Но, вообще, он парень спокойный, прямой и рассудительный. Аж самого жуть берёт. Мику улыбнулась. Ну, в конечном счёте, не может же она разбираться в мотивах и поведении бесчисленных Пионеров! Не может и в смысле «не умеет», и в смысле, что это не её дело, особенно когда своих вдоволь. – Ладно. Я посидела, отдохнула – отдышалась. Не так отдышалась, чтоб прямо бегать и показывать, но говорить и показывать с места уже могу. Так вот, что я поняла на репетиции: если мы устраиваем праздник не только для его участников, то придётся заняться ещё и удобством для зрителей. Семён провёл пальцами по подбородку. Конечно, можно было бы всё перенести на сцену, но… там места немного для декораций, к тому же небезопасно. Не то чтобы вариант «сжечь сцену ко всем чертям» в процессе представления был чем-то запредельным, но если ты сжигаешь сцену в процессе выступления, то для дальнейшего концерта у тебя просто-напросто нет сцены. – Значит, нам нужно будет притащить сюда лавки, – наконец заключил парень. – Вообще не проблема. Мику закивала, а Моника посмотрела с тревогой и отвела взгляд. – В общем, тут такое дело, Сенечка, что зрители – это не только хорошо, но и плохо, очень плохо, потому что у нас… спасибо, конечно же, вам с Декоратором, а ещё Алисе и Шурику, много реквизита! Но раз у нас много реквизита и много зрителей, нужно между сценками этот реквизит на глазах у зрителей переносить или обеспечить хоть какую-то шторку. Но я не знаю… Я думала, правда-правда, как её крепить, но не знаю. Хорошо бы к воздуху, к небу, но это так не работает, а иначе придётся собирать большие конструкции, трубы, сварку бы, а там… Моника резко выставила вперёд себя руки. – Хватит! Я поняла. Прости, милая. – Она тряхнула головой. – Но проблему ты уже озвучила, а как её решить, мы уже думаем. Точнее, – ухмылка, – это «мы» в смысле «я». Не так ли, Семён? Тот хмыкнул. – Вообще, я прикидывал, – а лицо всё равно виноватое. Представлял, как поднимается на Генду и гвоздями прибивает занавес к ненастоящему небу. Стыд и срам. – Но ничего дельного. Разве что правда – смонтировать «шторки». Вокруг площади. Японка кивнула и стукнула по воздуху средним и указательным пальцем. Как на клавиатуре. Как на пианино. – Значит, нам нужно что-то, граничащее с магией. Нам всем, с одной стороны, повезло, а с другой – нет, что я специалист по программированию миров и, соответственно, их поломке. – Девушка кокетливо улыбнулась и почесала бровь. – Я сейчас проверила: я смогу выставить между зрителями и площадью барьер, чтобы никто не подглядывал, не портил себе впечатление, а нам – спокойную подготовку и нервы. В общем, моих прав хватает. Вожатый посмотрел с недоверием. – Ты уверена, что для такой малости, как занавес, стоит влезать в механику мира и собственные тёмные дни? Моника покачала пальцем и улыбнулась. – Чтобы быть собой, нужно не закрываться от себя, не врать себе. Это как бывать только в одной части комнат квартиры, а на двери другой повесить замок. Грязь и разрушения никуда не денутся, просто будут копиться и однажды вырвутся и затопят всё. – Она развела руками. – К тому же, я, в одной из своих ипостасей, могу помочь, не теряя себя. Глупо отказываться от этого. Волк может есть овощи и каши, даже перестать охотиться, но волком он быть не перестанет, в овцу не превратится. Так что если ты – это ты, то тебе стоит быть собой! – Она щёлкнула пальцами. – Считайте это сущностным советом дня от Моники! Ита-а-ак… Пальцы начали порхать над едва видимой консолью. Семён заметил напротив своих глаз несколько клеточек, затем алый квадратик, но тот быстро исчез. – Хм… Не то. Слишком топорно, искусственно. – Японка перевела взгляд на Вожатого. – А если… – И снова принялась вводить команды, редактируя мир. Семён понял, что между ним и остальной площадью появилась преграда, но вот из чего она, насколько плотна и хотя бы какого цвета – сказать не мог. И произнести вслух это, расписавшись в собственном идиотизме, тоже не мог. Пальцы прошли квадрат насквозь, не оставив никаких ощущений. А ещё, чтобы понять лучше, что перед ним, не хватало света… Губы растянулись в ехидную ухмылку, а голова приняла привычный наклон. – Текстура мрака у моих глаз? Серьёзно? – Моника рассмеялась и кивнула. – Я не знаю, что это, но у него идеальные свойства! А теперь секундочку. Она перенеслась на другой угол площади, что-то поколдовала, потом исчезла и появилась в другом месте, повторила команды – и вот уже часть площадь оказалась скрыта жутковатой непроницаемой для зрения стеной. Перемещение. Работа с консолью. И маскировочного мрака в мире становится ещё чуть больше. Растворившись в дыму, Моника в нём же возникла в новом месте и, закончив, с довольной улыбкой отошла. – Завеса скроет все приготовления и отключится по одному нажатию. Ка-а-ак… вот это. – Площадь снова выглядела как обычно. Мику захлопала в ладоши. – Я тоже не знаю, что это, как в точности работает, но мне нравится, раз оно идеально и вроде как разрешено! – наконец заявила Моника. Девушки вскрикнула, услышав за спиной хрипловатый смешок. Вожатый же просто скрипнул зубами, хотя внутренне всё равно трепетал – как школьник, который слышит щелчок ключей матери в замке, а он за компом, хотя должен был после школы как минимум достать курицу из морозилки и как максимум – ещё и пропылесосить. – Что, детишки? Пробуете на прочность этот мир и себя? Он окажется прочней.* – Слова жёсткие, тон строгий, а вот в глазах искорки веселья, мол, удивляете старуху. – И это не первое нарушение для концерта. Дисбат* по вам плачет… Если девочки просто удивились, то Семён попытался подобрать слово. – Диз… бат… Это какой батальон? – Дизентерийный, блин! – Э… Мику всплеснула руками, а Моника прищурила глаз. – Маловероятно, – заключила она. Куратор с усмешкой кивнула. – Дисциплинарный. Это классика! Это знать надо!* Вожатый развёл руками и беззаботно улыбнулся. – Да кто, вообще, в этом лагере в армии служил, чтобы знать?! Лицо Виолы снова стало суровым. – Вырезатель. Которого ты притащил сюда вместо того, чтобы вытащить. – Она с усталым видом отмахнулась. – Сумасшедшие. Хотите того, чего не было и не будет. Наклонив голову, Семён покачал пальцем. – Думаю, это и стоит называть жизнью. То, чего не было и не будет потом, но сейчас есть. Моника кивнула, а Мику предпочла дожидаться конца перебранки. – Вы, троица, искренние, но глупые. Это вроде бы неплохо, но в итоге боком выйдет всем. – Женщина усмехнулась. – Нет, это не предупреждение от коллеги, не пророчество от куратора, не кряхтение недовольной старухи. Считайте это отчётом дальнозоркого человека, который уже давно не видит того, что происходит под носом, зато смотрит вперёд. Она вздохнула. – И как нам принять это к сведению? – наконец уточнил Семён. Но в ответ – лишь саркастическая улыбка. – Как сочтёте нужным! И что правда, то правда: это ваш виток, ваша жизнь, ваши причины и следствия. Знаете, чем вы мне нравитесь? Моника подалась вперёд. – Думаю, вовсе не нашей сообразительностью или способностями, – осторожно предположила японка. Виола с добродушной улыбкой кивнула. – Да, это не то, что привлекает. Мне нравится, что вы не стремитесь к власти, а получив её, не упиваетесь ею. Вы почти самодостаточны. А точнее – другдругодостаточны. Даже ты, Мику, – она подмигнула пионерке. – А теперь, раз уж мы вышли на эту тему… – Куратор на манер Генды поправила очки. – То папочка с заданием будет ждать вас в медпункте. Дело того, кто захотел власти. Вожатый поднял палец. – А можно мы пока порепетируем? Вопрос не имел смысла, потому что те, кто в состоянии быть в нескольких местах в один и тот же миг, не обязаны выбирать, чему они посвятят время, которого нет: они занимаются только порядком действий и тем, чтобы самим быть в порядке. – Ответ вы знаете сами, – небрежно бросила Виола, развернулась и исчезла. Мику сложила ладошки под щекой. – Ну, что? Приступим? Сейчас? Вожатый вздохнул. – Сейчас. Но после задания: весь настрой сбила. Моника пожала плечами. Оставалось надеяться, что нужное состояние вернётся, иначе придётся всё делать без него.

***

Вечер вступил в свои права, и парень торопился на танцы. Ещё один шажок к его цели. Ещё один вечер в лагере, который он наполнит приятными впечатлениями вопреки всему. Удалось среагировать и не врезаться в неожиданно возникшее препятствие. Только сильная рука не дала упасть. Подняв глаза, парень увидел лишь беспросветную тьму, заменяющую незнакомцу верхнюю часть лица. Снова этот Пионер. – Чего тебе надо? – наконец восстановив равновесие, буквально выплюнул фразу ему в лицо парень. – Как грубо, Семён! – усмехнулся Пионер. – И вообще – почему это именно мне что-то от тебя надо? Это я пришёл, потому что кое-что нужно тебе. – Эй! Достал! Не Семён я! Не Семён! Степан! Пионер же в ответ усмехнулся. – Ты – аноним, значит, никто и звать тебя никак. Запомнил? – не дав ответить, он щёлкнул пальцами перед глазами парня. – Во-вторых, я знаю, чем ты занят и чем должен заниматься. – Ч-чего? – Степан прищурился. – Я сам решу, чем заняться, и советы теней мне не нужны. Я сам устрою свою жизнь. Он бесцеремонно обошёл Вожатого. – А если это ты – забытая тень? Тень, потерявшая хозяина и заблудившаяся во мраке. – Я стану вожатым и… – но договорить Вожатый не дал. – Это нельзя сделать изнутри. Нет такой концовки… Семён. Степан усмехнулся с оттенком сумасшествия. – Значит, я создам её, и никто мне не помешает! Я пройду ОД-рут! – выкрикнул он и, не оборачиваясь, направился в сторону площади. – Что за?.. Моника вышла из-за дерева и приветливо улыбнулась. – Не выйдет, парень. У тебя нет доступа к файлам, не так ли? Он смутился. – Ну, нет, и вообще… – А даже если б и был, – девушка чуть подалась вперёд и щёлкнула пальцами, – ничего хорошего из этого бы не вышло. Мне в этом вопросе можно верить. Я эксперт в поломках и попытках создать концовку. Иногда стоит не ломать себя и мир, а просто разобраться, как он устроен, сделать выводы и поступать соответствующим образом. Считай это игровым советом дня от Моники! Он встал как вкопанный. – Что ты такое?* Девушка улыбнулась. Приятно точно знать – ты не «что»: не предмет, не ошибка в программе; ты – живая. Семён вальяжно подошёл к Степану и усмехнулся. – Мы – младший персонал проекта «Бесконечное лето». Аттракционы закрываются – пора ссаживать засидевшихся пассажиров с поезда. Вожатый кивнул, Степан же оскалился. – Цепляетесь, значит, за остатки контроля? Ха! Я вам не подчиняюсь! Я сам… – Хватит! – выкрикнул Семён в перекошенное раскрасневшееся лицо. – Ты сказал, что сам устроишь свою жизнь. Так – ты сможешь только устроить свою смерть. Так – уже было в прошлом проекте, так называемом «Старом лагере». И снова дьявольский смех. – Думаешь меня запугать? Настала очередь хохотать уже Вожатого. Он склонился к самому лицу Степана. – О, такой цели у меня не было. Желай мы этого, напустили бы на тебя толпы зомби Ульянок. Каждый виток. Каждый день. Хотел бы этого? – Он оскалился. – Штука в том, что мы даём тебе выбор. Парень сжал кулаки. «Крыса, значит, лабораторная. Хотят – дают выбор. Хотят – запугивают. Я вам покажу!» – Мне нужен этот виток для принятия решения! Моника подошла и печально посмотрела в глаза Степану. – Ты понимаешь, что пытаешься нас обмануть и делаешь только хуже? Семён взял её за руку, мол, держись: мы не можем повлиять: полномочий нет. Просто потому что начальство вполне устроит даже отрицательный результат (в этом Мододел угадал*). И неизбежно влекомая им номерная могилка. – Плохой и хороший полицейские? – с сарказмом, наклонив голову, ответил Степан. Вожатый пожал плечами, Моника же в знак несогласия помотала головой. – Не скажу, что был рад с тобой познакомиться. Прощай. Он развернулся и пошёл в сторону лодочной станции, Моника засеменила следом. – Ему конец? – Это зависит от него… Но если он не изменит решения – да. – Тебе его жаль? – Это его выбор. Нельзя жалеть человека за его выбор. – И всё же? – Да…

***

– Надеюсь, это не были самые томительные десять секунд в твоей жизни, Мику, потому что мы пришли репетировать! – Мы в твоём распоряжении, дорогая, – подтвердила Моника. – Мы пришли, потому что уже совершённый выбор, о котором жалеть мы не будем, этого требует, – добавил Семён. Мику улыбнулась. – Для начала порепетируйте поцелуй, раз такие милые!