Твоя реальность

– Ну, и как тебе платье? Потрясающе или, – он отвёл пролетавший листок рукой, – приемлемо? Моника улыбнулась. – Прости, Семён, но жениху не положено видеть невесту в свадебном платье до свадьбы. Плохая примета. – Зато теперь не возбраняется видеть её вовсе без платья, – он посмотрел на девушку масляно и нежно провёл пальцами по боку. Та ухмыльнулась. – Я так понимаю, в столовую мы не пойдём? – и нежно коснулась носа парня. – Столовая может и подождать. Причём в прямом смысле слова. Полностью осознав всё за какой-то миг, Моника кивнула. – Что ж, раз матрица имеет нас, мистер Андерсен, попробуйте получить оргазм, – протянула она. И тут же сама отпрянула, из глаз брызнули слёзы. Кисти заныли, будто их только что освободили от верёвки, а вот от натёртости они освободятся ещё нескоро. А уж ссадины и раны в более нежных местах, предназначенных и не предназначенных для половых игр… и тем более что ничто не предназначено для настоящего, подлого, звериного и безжалостного насилия. Но это образы – липкие, привязчивые, болезненные, склизкие, но лишённые зрительного подкрепления, будто всё спрятано в непроглядной, донной холодной темноте… Моника с трудом вынырнула даже не из воспоминаний – из обрывков ощущений… из ощущения разорванной в клочья себя самой. Наклонив голову, Моника обратилась к воздуху, туда, где никто не стоял. – Я ведь потому тебе и нравлюсь, сестрица? Я почти твоя резервная копия – до ошибок и поломок, устроенных и тебе, и тобой – самой себе. Только я ещё и учусь тому, что пропустила ты. Не так ли? – подмигнув, девушка подалась вперёд уже с улыбкой. Семён почесал голову. – Я, конечно, не эксперт по общению, но… там ведь никого нет? Ну, на этот раз. Японка кивнула. – Как и в прошлый раз, это по факту разговор с собой. Только теперь, ты прав, напротив меня нет даже фантома старой недоброй Моники. – Она пожала плечами. – Кстати! Ты! Весьма сексуальный маньяк! Насиловать будешь? Вожатый покачал головой. – Мне умные книжки нашелестели, что насилие нужно только в том случае, если для доброй цели нет иных средств, если истинные интересы противоположны. Они кивнули друг другу и просто переместились в домик. Приличия помогают включиться в общество, но слишком часто оставляют голодными. Даже не прогибают под себя мир – всего лишь используют уже существующие складки. Вожатый, вообще, не любил власть как таковую – только то, что можно быть собой, заниматься собой, а не чем-то и кем-то иным. Моника думала о власти проще: «они вмешиваются», «они требуют» и «они не понимают». А ещё власть – это что-то холодное. Даже если сейчас используется с яростью. Будь то скальпель или… Моника улыбнулась, когда ощутила нежные тёплые ладони на плечах, не скрытых рубашкой…

***

– На тебе его рубашка? – уточнила, прищурившись, Аня. Моника беззаботно тряхнула головой. – Просто в ней так комфортно! – А на тебе… твоя собственная рубашка, – обратилась библиотекарша уже к Семёну. – В её рубашку я просто не влезу! Аня улыбнулась. – А вот в неё саму… Моника ухмыльнулась, наклонив голову. Мику же смущённо прикрыла рот. – Это слишком похабно даже для графа де Ла Фер!* Это скорее к поручику Ржевскому!* – заметил Вожатый. Электроник тоже покачал головой. – Как тебе не стыдно?! – Семён прикрыл рот ложкой. Робкий Сыроежкин, едва добившийся взаимности, даёт наставления! Лагерь, пожалуй, во всей красе – по-настоящему учит! Сначала кивнула Мику, потом Анна. – Ладно, убедили! Да, Сёма, сейчас поедим – и с новыми силами пойдём искать Шурика, – подмигнула библиотекарша. «Да-да, вы пойдёте, как же… Хотя… Сейчас же Мику и Шурик – пара, потом мы, наверное, втроём. С Мику я Шурика ещё, вроде, не искал. Или искал? Но не спрашивать при Эле же…» Вожатый отмахнулся с улыбкой. К чёрту сложности! Он подумает об этом завтра. Хотя бы потому, что даже при смертности, даже пусть и внезапной,* это завтра обязательно наступит. После ужина Вожатый с блаженной улыбкой облокотился на ограждение, смотря вдаль и прислушиваясь к разбавленной звуками природы тишине. – Кто не взрывает борцов за права?! – гаркнул он. – Алиса ДваЧе! – с ухмылкой отозвалась Аня. На лице дожидавшегося её Электроника показался суеверный ужас, словно вот-вот, как пепел Везувия,* всех накроет мощь гнева Алисы. Но ничего не случилось. – Не слышу, дети! – прикрыв глаза, ответил улыбающийся Семён. – Алиса ДваЧе! – повторила Аня громче, уже посмеиваясь. – Не слышу, дети! – уже держась за живот, повторил Вожатый. – Взрывов ты не слышишь, а нас прекрасно слышишь и отвечаешь строго после реплики один раз, – Моника ухмыльнулась, подавшись вперёд. – Что, я не права? Семён развёл руками. – Подловила! Моника взяла его за галстук, притянула и поцеловала. – И не отпущу. Библиотекарша пожала плечами. – А мы сами себя отпускаем и тут же мобилизуем на поиски! Серёжа! У меня есть догадки! Взяв парня за руку, она спешно повела его в лес. Эта, конечно, и не расчленит, и не изнасилует, но время хорошо проведёт. Его у неё осталось не так уж много. Мику посмотрела паре вслед с тоской. Пусть и у них с Шуриком в итоге сумма всех действий будет равна нулю, конечность и неповторимость придаёт трагическую осмысленность и шарм. В этом отличие срезанной розы в бутылке и розы на странице учебника. Пионерка посмотрела на Монику с Вожатым и вздохнула ещё раз. А ещё есть отличие от растущей в теплице розы… – Пойдёмте уже, – пригласил парень скорее устало, чем нейтрально. На площади – полки, но в конце строки должно быть всё же светло.* – Ну, и кто это сделал?! – грозно выкрикнула Ольга Дмитриевна. Вожатый подошёл медленно, вальяжно, ухмыляясь. – Здесь на этом самом месте сейчас не произошло ровным счётом ничего, Оленька. – А памятник кто… – не сдавалась она, повинуясь программе. Семён наклонил голову. – А памятник замечательный, но, то ли увы, то ли к счастью, никто. Не повредил и так далее. – И отмахнулся. – А вот помочь не желаешь лагерю? Женщина просто-напросто задохнулась от гнева. Но у гнева есть огромный минус: если ты уже не дерёшься, приходится продышаться, прежде чем сказать что-то осмысленное. – Да я… – фальстарт. Сказать сказала, а осмысленности – ноль. Вожатый с ухмылкой кивнул. – Да, ты! Именно ты можешь оказать нам неоценимую помощь в подготовке. Ольга Дмитриевна задумалась, крепко задумалась, даже приложила палец к губам (видимо повелевая себе молчать до поры до времени). – А может, это именно ты поможешь мне? – и хитро подмигнула. – А? У меня старший отряд, а ты привлечёшь… эту… и вон ту… – она неуверенно махнула в сторону каких-то абсолютно фоновых пионерок вдалеке. «Даже не Яна с Алесей – стыдно, Оленька. Для обычного Семёна б прокатило, а я Семён, да не тот». В глазах, укрытых чёлкой, вспыхнул недобрый огонёк. Ольга уже обращалась к нему не раз – и с требованием помочь, и с предложением, но всегда он видел в этом какую-то нарочитую неправильность. Как, в общем, и сейчас. Сначала «припрячь меня хочешь, собака такая, чтоб с книжкой валяться», потом «нет смысла, только нагружаешь меня» и вот теперь борьба за место под софитами. Кто чей помощник? Робот человеку или человек роботу? Сейчас, вроде, всё понятно: у кого есть инициатива, цель и средства, тот и главный… А в жизни? Не сегодня – завтра. Когда тактический прицел всё за тебя решит.* Когда суперкомпьютер сможет заменить Госплан.* Не превратятся ли люди в таком обществе в свиней в загоне? Ну, плюс творческие способности, реализация, но всё же… Или «способны любить лишь машины одни»?* Семён пришёл в себя, когда его чмокнула Моника и погрозила пальцем. – Незачем тратить наши чудные дни на пустые грёзы и такие же страхи. Парень вздрогнул, услышав какое-то резкое механическое шуршание, пропавшее так же резко, как и включилось. На миг показалось, что вместо глаз у Моники зелёные стёкла, кожа неестественно бледна и смахивает на пластик, а вместо волос – провода. – Эй… – с тревогой выпалила девушка и погладила любимого по щеке. – На тебе лица нет! Не говоря о глазах. Он обречённо кивнул. Хоть видение и отпустило, тревога не ушла. – Прости. Завис. Задумался о реальном и нереальном, главном и второстепенном. Подавшись вперёд, Моника погрозила. – Подумал о главном и отвлёкся от главного – от жизни! Какой бы она ни была, из какого бы источника ни била! – она щёлкнула пальцами. – Вот тебе сущностный совет дня от Моники! Неважно, добыта ли вода из родника или получена в лаборатории химически, это всё та же вода, H2O со всеми своими свойствами! Вожатый наконец с улыбкой кивнул. – Вот и умничка. А теперь пошли за Шуриком! – продолжила Моника. – Ты мало что пропустил, пока завис: Женя с Электроником вернулись с тапком Шурика, и Ольга нашла нас, трёх добровольцев для поисков. Семён ухмыльнулся. – Поисков того, кто не пропал, а вышел погулять. – Ухмылка стала гаже. – Почти как Цой за сигаретами!* Японка чуть ли не скопировала мимику, прежде чем расслабить мышцы. – Судя по твоему выражению лица, это аналогия «умер», как у Элвиса.* Кивок. – А вот и я! Всем по фонарику! Правда-правда! Семён кивнул. Всем сестрам по серьгам. И тут же припомнил пусть и утренний, но уже очень далёкий сон. Далёкий-далёкий, так сказать. – А чего девочкам не по два? Мику рассмеялась. – Потому что мы не в моём сценарии, а в общем! Мы, конечно, можем поболтать ещё, почти до утра, но если до самого утра будем, я очень расстроюсь, а потом обижусь. Вожатый кивнул. Миссия по спасению становится невыполнимой здесь только в одном случае – если её не выполнять. Проваленный квест обернётся реальной потерей бойца, которую просто не сможет не заметить отряд.* Правда, в который раз Семён этим занимался снова? Неужели третий? Ради Моники, а теперь ещё и ради Мику. А вот ради Шурика и пальцем бы не пошевелил. Без Моники его лагеря не были по-настоящему его. Так, место для отдыха между заданиями. Он почти забыл, что находится в театре, что ему должно выходить на сцену, а не ставить раскладушку в фойе… – «Совёнок» вызывает Семёна! – японка хлопнула перед его лицом в ладоши несколько раз. – У тебя какое-то особо задумчивое настроение. – Взгляд стал напряжённым, даже немного колючим. – Что-то предчувствуешь? Вожатый неопределённо повёл плечами. – Что-то меняется в лагере, но больше меняется во мне.* И тут Семён почувствовал тычок между лопатками. –行こう! – недовольно буркнула Мику.* – Чего?! – прохрипел парень, выпучив глаза. Моника потёрла ладони, ухмыляясь. – Как сказала Виола, komm! Пошли! Вожатый рассмеялся и поднял руки – Нихт шиссен!* Иду я, иду! Оставалось только без промедления направиться через лес к Старому лагерю, оттуда вниз, ещё вниз, а потом наверх к исходной точке. Ничего сложного – практически увеселительная прогулка (спасибо Виоле за профилактику катакомб). Ради прогулки решили даже не использовать быстрые перемещения: всё равно Шурика до определённого момента просто не будет на месте. – Если вы думаете, что я впервые иду в компании двух человек… – Спасибо! – тут же выпалила Мику. – Продолжай. – …и не скажу какую-то глупость, вы ошибаетесь! Мы – Горыныч! А ещё оказалось, что три фонарика освещают такой маленький тоннель не больно-то лучше, чем два и даже один. Моника рассмеялась. – Предельная полезность,* так сказать! – Что, Сенечка, предлагаешь нам выключить наши фонарики? Мы можем, конечно. Ты же не против, Моника? Он предложил не просто так же. Сенечка! Ты же предложил? И не специально? Вожатый рассмеялся: Мику с громадной скоростью озвучивала как его вопросы к самому себе, порождённые неуверенностью, так и свои уточняющие. Он кивнул. – Да. Останусь, значит, единственным светоносцем. Люцифером.* После недолгого блуждания по знакомым коридорам и нескольких то заискивающих, то благодарных улыбок Мику Семён наконец вывел девушек к искомой двери. – Прошу любить и не жаловаться, – он подмигнул пионерке. Мику звонко рассмеялась, нетерпеливо дёрнула ручку двери на себя и обомлела. В комнате не было никого. – И какого, спрашивается, чёрта? – прищурив один глаз, Вожатый хмыкнул и обшарил лучом фонаря помещение ещё раз. Не менее тщательно проверили всё и девочки – с тем же результатом. – Знаешь, Сенечка, я тоже не знаю, какого! Но он же не мог не заспавниться здесь. – Кивок. – Значит, есть вероятность, что он просто ушёл. Ну, скорее всего, не сам ушёл, а его, так сказать, «ушли». Вожатый скрипнул зубами. Что хуже, баг или диверсия, – вопрос спорный, но проверить стоило, и он повёл подруг к двери и лестнице. Открыто. И даже решётки на месте не оказалось. – Я вперёд, вы за мной. Без панцушотов, зато быстрее, – решил добавить парень. Моника усмехнулась. – Ваша жертва не будет забыта, товарищ! Они кивнули друг другу, и спустя миг Вожатый был уже на площади. Можно было уже переместиться, но вдруг всё-таки баг, а эксплойты* могут ещё сильнее расшатать стабильность витка. – …не скучно! – раздалось с дорожки, ведущей с площади. Спустя мгновение Вожатый был уже рядом с Ульяной. Девочка смотрела недовольно. – Шурик… – только и выпалил Семён. – Домой он попёрся, Шурик твой. Прости. Ты стараешься быть хорошим и интересным, но сам ты всё равно скучноват. Не дожидаясь ответа, девочка зашагала в сторону своего домика. – Вот теперь у меня плохое предчувствие, – заключил Вожатый. – Это называется «здравый смысл», – согласилась Моника. – А я всё равно думаю, что фальстарт! – беззаботно ответила Мику и, крутанувшись на месте, направилась в сторону домика Кибернетиков. – Доброй ночи!