Твоя реальность

Мирная прогулка после ужина на закате. Что может быть прекраснее? – За нами опять хвост, – прошептала Моника. – Шо, опять?* Девушка пожала плечами. – Такова воля «Монолита», – и подмигнула. После прожитого и сталкер на первой неделе, и зомби с маньяками на второй уже не казались такой уж катастрофой – просто часть захватывающей сказки, которую лучше не читать детям на ночь. – За угол. И они притаились за углом, чтобы припугнуть Шурика, никак не желающего расставаться с хвостами скриптов «Саманты». – Бу! – только успела крикнуть Моника и опешила. Грозно поднявший руки Вожатый рассмеялся. – Привет-привет! – улыбнулась Мику, отпуская руку Шурика и бросаясь обнимать Семёна. – С возвращением! – А это… – неуверенно, но всё же пионер протянул руку для приветствия. Моника рассмеялась и подмигнула подруге. – Привет-привет! Меня Моника зовут! Все верят, и меня правда так зовут, – весело затараторила она, подражая Мику. – У меня просто папа из Японии и мама из Японии, и, вообще, я сама японка. Кибернетик кивнул. – Александр, но все меня Шуриком зовут, и ты зови, – произнёс он с улыбкой. К кому конкретно он обращался – к Монике или Семёну, – понять было невозможно. Да и не нужно: зачем церемонии? – Вожатый. – И ухмыльнулся. – Но меня ещё и Семёном зовут, и ты зови! И все рассмеялись. – А меня вы все трое знаете, – весело закончила знакомство Мику. Помычав секунду, обрабатывая информацию, Вожатый наконец задал вопрос. – И давно вы вместе? Неделю – не меньше?* Шурик задумался, но Мику вовремя взяла его под руку. – Парни! Даты – это точно не ваше. И не надо! Надо – любить. Да и какое значение имеет здесь время? – Семён оскалился. – Больше или меньше, если кажется – век знакомы. Пионер тут же закивал, ухватившись за шанс не получить по шапке: а то годовщина вдруг, а он не в курсе. Закат на лодочной станции был умопомрачительно прекрасен. Словно расплавленное червлёное золото выливалось с неба и наполняло мир тёплым блеском. Солнце готовилось пойти на боковую и передать свой пост луне, а дневная жара уступить нетерпеливым попыткам свежего ветра ворваться в лагерь. Волны шептали: «Ты здесь не просто так. Вы здесь не просто так. Все здесь не просто так. Счастье. Всем нужно счастье». Мерно покачивались лодки. Мир. Гармония. – Ладно, пионэ-э-эры, – наконец протянул Семён, уловив момент наползания сумерек. – Веселитесь, трудитесь, понимайте. А нам вот пора: дела страждущих. Моника пожала плечами в ответ на удивлённый взгляд Мику. – Всего доброго, – кивнув, произнёс Шурик. – До встречи, – Моника улыбнулась. – Пока-пока! – попрощалась Мику. Двое, держась за руки, направились к остановке. – А что мы там забыли? Вожатый усмехнулся. – Скорее создатели забыли – совесть. Сейчас увидишь. Спустя несколько мгновений из ниоткуда появилась Славя, и прежде, чем она вышла за ворота, Семён мягко тронул её за плечо и остановил. – Ой. А я как раз вас ищу. Не поели же с этим переполохом в столовой? – может быть, с излишней сердобольностью сказала девушка. – Мы-то поели, – призналась Моника. – Ты бы лучше разыскала Ульяну: девочка убежала… по моей вине. Теперь, наверное, голодная в домике сидит. «Под пиратским флагом и дрожит», – мысленно добавил Семён. Пионерка кивнула. – Ой, правда, нехорошо получилось. Но что важно – признавать ошибки и исправлять их. Вожатый кивнул. – А теперь ты к ней, а мы – к столовой. Так, на всякий. Кивнули друг другу и разошлись. – А что в столовой? Что нельзя видеть Славе? – спросила Моника на площади, когда блондинка наконец скрылась. Семён подмигнул. – В точку! Голодную Алису. – Он хохотнул. – Привет взломщицам, – прошептал он. Девушка подпрыгнула на месте, втянула голову в плечи и зашипела. – А можно на весь лагерь?! Наклонив голову, Вожатый ухмыльнулся. – Это можно. Но не надо ни тебе, ни нам, – твёрдо произнёс он. – В сторону. У меня ключи. Я отослал Славю, но она всё равно скоро будет, так что снабжаем тебя пайком и отчаливаем. Алиса подбоченилась, помолчала, а затем всё же выдала: – М… Спасибо. А то не наелась я… – призналась пионерка с полунесчастным видом. Провернулся ключ в замке, щелчок, и открытая дверь пропустила компанию с ночного крыльца в ещё более тёмное помещение. – Моника, постой на шухере пока что. Вожатый кивнул на дверь и спешно направился на кухню, в то время как Алиса почему-то подошла к раздаче: видимо, привычка. Оставалось лишь согласиться и остаться стоять у входа. – Та-дам! – Семён вышел, гордо держа над головой пару булочек и пирамидку кефира. Двачевская захлопала в ладоши и тут же вжала голову в плечи, что-то заслышав. Кажется, детский голос. Ульяну. Пионерка бросила гневный взгляд на Монику. – Что же ты? Не знаешь, что такое «на шухере»?! – Нет: я ж из Японии. У Мику хоть папа русский. Алиса отмахнулась. – Проехали. И как мне теперь идти? Семён усмехнулся. – Шаркающей кавалерийской походкой!* Девушка подмигнула и погрозила для вида пальцем. – Ай-ай-ай, товарищ вожатый: самиздат* почитываем! Помирать – так с песней. Унывать Алиса смысла не видела. – Если своё родное государство не в состоянии оценить это произведение, мы поможем просвещению своими руками. – Вручив пионерке еду, Семён размял эти самые руки. – Впрочем, зря волнуешься: захочешь – поешь здесь и пойдёшь в домик как королева, не захочешь – чинно проведу мимо Слави. Курултай?* Секунду подумав, Алиса покачала головой. – Нет, мне будет неудобно при… И тут вошла, выставив вперёд на боксёрский манер кулачки, Славя. – Что «при»? – осторожно спросила она, приглядываясь. – При… вет! – закончила Двачевская. – Счастливо оставаться! – и пошла на выход. – Эй! – помощница вожатой обратила внимание на кефир и булочки и протянула руку, но Моника перехватила запястье блондинки. – Мы пришли кормить голодающих. Мы кормим. И ты кормишь, – начала она. И тут Ульянка рассмеялась. – Причём пока даже не кормит! – И не «эй», а «приятного аппетита и добрых снов», – добавил Семён. Славя сдалась. Может быть, они были правы: так будет лучше всем, а правилами вроде разрешено – недаром же сама затем же шла. – Приятного аппетита и доброй ночи, – тихо произнесла она, обращаясь к ночи, уже поглотившей спину Алисы. – Спасибо! – гулко ответила, кажется, сама ночь. Точно так же, как Семён пару минут назад, Славя упорхнула на кухню, чтобы вернуться уже с булочками и кефиром. Моника же спешно повернулась к Ульяне. – Прости: я себя плохо повела с тобой сегодня... дважды. Девочка лишь пожала плечами и улыбнулась. – Ничего страшного! Даже взрослым иногда нужно поиграть,* улыбнуться, дать вздохнуть своему внутреннему ребёнку! – она резко кивнула своим мыслям, и качнувшиеся хвосты-сопла, казалось, оставили реактивный след в воздухе. – Не всё же сидеть на диване уставшими и угрюмо смотреть в газеты... это даже взрослые на самом деле не любят, я уверена, – призналась она тихо, как бы по секрету. Моника и Семён улыбнулись. – Я уверен, ты права. А ещё, может, они устали, когда были хорошими, и не хотят быть плохими (на это сил всегда меньше надо), вот и пытаются отдохнуть и продолжить. Он вздохнул. – Каждому нужна помощь. Каждому нужна поддержка. Каждому нужна улыбка, – продолжила японка. – Ещё раз прости, что... Ульяна погрозила пальцем. – Проехали! Хватит извиняться! Никто ж не умер. Вожатый ухмыльнулся. – Кроме сколопендры, да, – поджав губы, Моника кивнула. Пионерка пожала плечами и отвела взгляд. – Иногда плохие вещи случаются даже с хорошими людьми, но нужно жить дальше – обязательно. Все промолчали. «Её отец – лётчик-испытатель. Был, – потом скажет Вожатый. – Если она не обманула или её». – Кстати, я Моника. – Ульяна. – Семён. – Славя и ночной дожор!* – раздался звонкий голос. – Я вам покушать несу во имя коммунизма!** Ульяна похлопала в ладоши. Разместились за столом запросто вчетвером, и, так как девочка ела, говорили в основном без её участия. – Слушай, а где ты была до того, как пойти нас искать у ворот? – спросила Моника. Девушка пожала плечами. – Всего и не упомнишь. Может, на площади помогала убраться. Может, на складе. Вожатый кивнул. – Славь, вся в заботах, вся в трудах. Молодец. А чего и себе не взяла хоть кефирчику? Она рассмеялась. – А зачем? Мне, думаю, и ужина хватило. Брать больше, чем надо, не надо. Японка кивнула с улыбкой, Семён же ещё и хитро посмотрел. – Радоваться тому, что имеешь, и делать то, что должно… – он ещё раз кивнул, – это два хороших качества. «Лучше, чем надо, – не надо», – задумчиво добавил он. – Не смотрите так. Это цитата из… пьесы? Рассказа? В общем, книжки моего земляка, местного драматурга.* Он ещё не прославился на всю страну, но скоро, я уверен… – Сжав кулак, парень доброжелательно поднял его, как бы намекая: я в тебя верю, писатель. – Всё будет. Всё будет хорошо. Славя тоже улыбалась. – Обяватевно, – поддержала Ульяна с набитым ртом. Лицо помощницы вожатой приняло на миг строгий вид, но девушка одёрнула себя, увидев, как Семён быстро помотал головой: не надо – не порть настроение ни себе, ни людям. – Жизнь по плану – это хорошо. Я так думаю. И человек – сначала малыш, потом октябрёнок, пионер, комсомолец, наконец, коммунист. И страна – от сохи до ядерной бомбы. Может быть, не всем нужны жёсткие рамки, значит, нужны и мягкие, но сильная и заботливая рука друга и товарища необходимы. Славя кивнула и улыбнулась вновь – обаятельно, искренне, весело. – А у тебя, небось, за плечами институт марксизма-ленинизма?* – вдруг спросила она с горящими глазами. – Правда? А вот он не был таким добрым, открытым и беззаботным. Если кофе – сладкий и с молоком, то юмор – в первую очередь чёрный. – Правда. – Секундная заминка. Нет, не удержаться. – Нет, «Труд». Девушка хмыкнула недовольно, вмиг растеряв восхищение. – Этот анекдот неуместен за столом,* – строго произнесла она. – А я его не знаю – мне всё равно, – отозвалась Моника. – А я знаю, но мне всё равно, – поддержала Ульяна. Славя покачала головой. – Но разве так – правильно? Вожатый развёл руками. – Иногда вещи неправильные внешне, но хорошие по сути. Как Робин Гуд, как экспроприация экспроприаторов.* А иногда всё вроде бы чинно-благородно, а на деле – кошмар. Примеры? «Был бы человек, а статья найдётся»,* вполне легальный террор. И отмахнулся. …Славя решила проводить Ульяну до домика: и если на проверяющих нарвутся, проблем не будет, и сама девочка ни во что не ввяжется. Семён и Моника, стоя на крыльце и обнимаясь, смотрели им вслед. – Кхм. Ключ в двери, – заметила наконец японка. – Хочешь – возьми: будет и у тебя своя связка. Моника неуверенно зажмурила один глаз. – А Славя за ними не вернётся? Вожатый помотал головой. – В медпункте уже только спросит. А вот если их не взять, ключи уведёт Юля. – Я не думаю, что это хорошая идея. Семён ухмыльнулся. – Которая из? Моника пожала плечами. – Да обе! Что оставлять ключи девочке-кошке, что оставлять без них помощницу вожатой. – Ну, зато помощница Вожатого будет с собственными ключами. Если ты, конечно, согласишься… Девушка обхватила лицо парня ладонями. – Дурак. Я же люблю тебя. Я всё решила уже. Они поцеловались. Двое. Под луной. И пусть под ней ничто не вечно,* их очень долгое безвременье – достойный заменитель для пары созданий, что больше и меньше, чем люди.