Твоя реальность

– Эх, попадись мне эта Алиса! – зло бурчал Электроник. – Я бы… Семён рассмеялся. – Она тебя побила даже просто за «Два Че», без оружия, без злого умысла. Так что если она решит тебя убить, то проживёшь ты… Сыроежкин смотрел всё более недовольно, пристыженно и в то же время испуганно. – Моника, сколько может прожить голова без тела? – Не помню, – с улыбкой, заложив руки за голову, ответила Моника. Солнце сияло, будто желало покрыть весь мир золотистыми блёстками, согреть, отвлечь от горестей. – Но, может, выпадет шанс замерить.* – В общем, думаю, Сергей, примерно столько у тебя времени и будет. Электроник стал мрачнее тучи и втянул голову в плечи. Как бы то ни было, до столовой добрались без приключений. Даже зашли без приключений, нашли еду без приключений и поели без приключений. – Это точно Алиса, – заявил Вожатый. – На кухне ни булок, ни кефира… ни рок-н-ролла.* – Моника поморщилась: не всегда стоит шутить над ситуацией, особенно если кто-то умер. Опять же, что мешало Лене питаться тем же? – Нам нужно решить, что делать дальше. Сыроежкин с надеждой посмотрел на Вожатого. – А какие у нас, собственно, варианты? Семён пожал плечами. – Можно расследовать смерти, попытаться найти Лену и Алису. Скорее даже Лену или Алису. Дожидаться милиции в столовой – не имеет смысла: телефон никогда не работал, никто не приедет, разве что по наши души. Убегать из лагеря – бесполезно, но это долгая история. – Моника отмахнулась, мол, понимаю, не стоит. – Ну, Серёга! Можешь построить нам гигантского робота? Девушка посмотрела исподлобья недовольно, надув губки. – Эй, то, что я японская школьница, не говорит о том, что я могу водить гигантских боевых роботов!* – А я не Иван, и ручного медведя у меня нет. А жаль, – миролюбиво ответил Семён. – Да и не смогу я такое построить… особенно без Шурика… Он повесил голову. С технической стороны было просто удалить все лишние фигуры с доски и оставить только основных героев, чем и увеличить накал драмы, и поднять уровень риска, но как это движение объяснить с точки зрения логики повествования? Пропавшая в лесу Ульяна умерла и стала зомби при помощи… неизвестно чего – тут ещё всё в порядке. Но где Женя, Шурик, Ольга и другие отряды в полном составе? Можно было бы сказать, что их съела саранча – если не знать, что насекомых днём с огнём не сыскать, особенно на «урезанном», техническом витке. Ну, кроме Ульянки – она и для Лены, и для Семёнов готова любую живность добыть, правда, теперь сама заняла нишу в фауне «Совёнка». Другой вариант – сказать, что остальное население лагеря – стали зомби, но: у них единственная модель – Ульяна, к тому же для трансформации требовалось бы сначала умертвить население, а ни побоищ, ни мора (к сожалению или счастью) не наблюдалось. В общем, сюжетная недоработка, но так как Виолы не наблюдалось, заявить об этом было некому ровно так же, как нельзя было, захлёбываясь, крикнуть в лицо богу, что для Великого потопа неоткуда взять столько воды.* – Может, пойдём? – предложила Моника. – Сначала нужно проверить медпункт – не найдём никого, так хоть лекарствами можно запастись. – Я тебе уже говорил, что ты невероятно разумна и полезна? – Да, – девушка улыбнулась. – Повторяю: я в восхищении. Опустив голову, Электроник буквально пялился на Монику. Не то чтобы длинноволосые девушки без очков были в его вкусе, но всё же. – Вожатый в восхищении, – прошептал он.* Дорога прошла без происшествий, и, когда Семён уже положил ладонь на ручку двери, Моника остановила его, сжав запястье. – М? – Она молча кивнула на особо впечатлительного Сыроежкина. Оставалось только согласиться. – Так, Электроник, стой за дверью. Если отойдёшь – ты труп: если тебя не прикончит маньяк, это сделаю я! – сказал Вожатый слишком, на его вкус, громко, отчего кибернетик вздрогнул и отшатнулся, а девушка поморщилась. – Ладно. На счёт три. Семён сжал в левой руке обычный столовский нож, а Моника поудобнее перехватила молот. В реальности шансы справиться без огнестрельного оружия и к тому же на минимальной дистанции с той, что буквально разорвала в клочья человека, стремились бы к нулю, но Лена была хоть и сумасшедшей, но всё той же Леной, сверхъестественные силы остались там, за рамками повествования. Моника то ли думала так же, как Семён, то ли упустила немаловажную деталь из виду. – Отбой… – с глупой улыбкой облегчения произнёс парень. Лена лежала там же, где её оставили вчера, – на кушетке, но разительно отличалась от себя вчерашней. На лице, устремлённом в потолок, снова было выражение горя за всё человечество, смешанное с облегчением – робкой улыбкой. Пионерка выглядела как ангелок, пусть и убивший несколько человек. Её не стесняли верёвки: они лежали на полу, разрезанные и отброшенные, как и нож. Над ними свешивалась бледная рука с глубоким продольным порезом. Река крови, несшая жизнь по венам Лены, вышла из берегов и уже пересохла. Семён, сам того не замечая, шевелил губами и провёл пальцами по запястью. – Ты сказал: «Опять». Она уже – убивала себя? – Кивок. – И ты последовал за ней? – Моника тяжело дышала. Кивок в ответ. Вожатый отвернулся от спутницы к Лене, разглядывая руки. На второй вены были вскрыты ровно так же. – Потрясающе: её лечат, а она вскрывается – никакого уважения! – усмехнулся парень. Вообще, было неприятно, больно: пусть маньячка, пусть бот, но никто не должен испытывать ту степень отчаяния, когда груз боли и бессмысленности перевешивает надежды, привычки и радости настолько, что проще и лучше кажется оборвать всё это как можно скорее. Моника же кивнула сама себе и со строгим видом произнесла: – Она не сама. Верёвки сняты уже посмертно. – Семён повернулся. – По крови на материи и вдавленности на трупе видно, что сначала Лену зарезали, а только потом, подождав, убрали путы. Без малейшей брезгливости девушка дотронулась до мёртвого тела, указывая на борозды. Вожатый удивлённо прищурил левый глаз. – Откуда ты в этом разбираешься? – Семён и тут же бросился на помощь: девушка потеряла равновесие и начала падать. – Сама не знаю, – пролепетала она. – Просто в голове нужные знания и навыки… Нога… Как-то затекла… – Правая? – Да, ниже колена прямо не чувствую. Сначала покалывание, а потом – как отрезало. – Моника тяжело дышала, глаза испуганно метались. – Но, вроде, проходит. Двое сидели на краю кушетки рядом с ногой трупа. Плечи мелко дрожали. Посмотрев в зеркало на себя, девушка прошептала: – Кто я? Семён улыбнулся. – Ты – это ты, Моника. Что бы ни произошло, ты – это ты. Она тряхнула головой в знак несогласия. – Личность человека сводится к его памяти: что этот человек знает, как отреагировал на что-то и как будет реагировать в будущем. Семён пожал плечами. – Как бы то ни было, ты – Моника, а я, Семён, буду рядом и поддержу. Девушка благодарно улыбнулась. – А теперь к делу, – уже уверенным тоном произнесла она. – Ты, скорее всего, прав: всё сделала Алиса. Вряд ли Мику убила и Лену, и Алису, а потом повесилась. Конечно, люди со склонностями к самоубийству склонны убивать, ведь как можно ценить чужую жизнь, не ценя даже свою. Семён вздохнул: права, безусловно, права. – Наверное, и я, и ты, и эта барышня, – он кивнул на труп, – являемся хорошим подтверждением этих слов. Пойдём уже. Взяв ладонь Семёна в свою, Моника сама потянула его на выход. За ширмой остался висеть портрет. Взгляд сурово взирающего мужчины с брошью в виде глаза* на лацкане пиджака будто прожигал ткань и намеревался то же сделать со спинами посетителей медпункта. Слепая на вид девушка с белёсыми волосами смиренно склонялась к руке зловещего мужчины.*