Твоя реальность

Вожатый вздохнул. – Прости, последнюю трапезу не предлагаю, – произнёс он смущённо. – В принципе, если хочешь, можем кое-кого раскулачить* и добыть еду, – добавил он, хитро улыбаясь и наклонив голову. Моника выпучила глаза и прикрыла рот ладошками. – А «раскулачить» – это… – заминка, – фистинг? – смущённо уточнила она. Пришлось ждать, пока согнувшийся Семён отсмеётся. – Это слово из советской истории, – наконец объяснил парень. – Означает… хм, примерно как отобрать у богатых, чтобы отдать бедным.* – Типа Робина Гуда? Кивок. – А откуда ты… – осторожно начал Вожатый. Моника почесала затылок, прикрыв глаза. – Будем считать, что я разносторонняя начитанная личность! Она широко улыбнулась. Сами не заметили, как вышли к остановке, а там уже вещала Ольга Дмитриевна в окружении пионеров. – …Также я надеюсь, что вы стали чуточку лучше, смогли чему-то научиться, познакомились с новыми друзьями… В общем, возвращайтесь в следующем году! Семён усмехнулся: мало того, что по возрасту местные должны были состоять в Комсомоле, так ещё и вернуться в пионерлагерь после поступления в университет… Но всё было точно: они все вернутся на следующий виток. Дрожащая японка схватила Вожатого за руку. – Семён… – голос Моники с примесью слёз срывался. – Я боюсь. Я не хочу уезжать… Он грустно посмотрел девушке в глаза. – Уезжать – не страшно. Страшно – заглянуть за грань, потому что никогда не знаешь, что ждёт тебя там. – Моника кивнула. – Но ведь мы знаем. Нет смерти, нет забвения – мы увидимся вновь. Она нежно коснулась щеки парня губами. – Но почему тогда ты остаёшься в лагере, а я обязана уехать на автобусе?! Почему бы мне тоже просто не остаться с тобой? Почему тоже вожатая Ольга Дмитриевна уезжает со всеми, а ты – нет? Хотелось кричать – так громко, что посыплется штукатурка, что задрожат и взорвутся стёкла, что расколется небо, обнажив космос. Кричать от собственного бессилия и ужаса – вновь остаться одной. Кричать – чтобы наконец быть услышанной. Чтобы руки любимого на этот раз не оттолкнули, а прижали ещё крепче. Вместо этого Моника лишь прошептала: – Не бросай меня, Семён. Прошу. Никогда. Девушка уткнулась лицом в плечо. Лена недовольно смотрела на эту сцену на остановке, но суть ли? Абсолютно плевать – на чувства и мысли ботов. На людей. На весь мир. На все миры. И правильно ли такое поведение или неправильно – всё равно. – Обещаю. Но для того, чтобы увидеть друг друга в следующий миг, нужно ненадолго закрыть глаза сейчас. Моника кивнула. – Я так устала терять всё, что люблю… А по своей вине или чужому злому умыслу – какая, в общем-то, разница? Когда, как ты это сказал?.. Когда оказываешься у разбитого корыта, не так важно – кара это от волшебной рыбки или следствие собственных ошибок: ты на пустом берегу, на руинах собственного счастья. Обычно идеально прямая, спина Моники будто надломилась, и девушка упала в объятия Семёна. Она показалась на миг той самой уничтоженной старухой. Парень прижался губами к её макушке. – В горе и в радости, в богатстве и бедности, в молодости и старости, в искусственном мире и настоящем – я хочу быть только с тобой. Девушка усмехнулась и благодарно посмотрела в глаза. – И мы умрём в один день – как в сказках? – Возможно. Как в самой жестокой и в то же время интересной сказке под названием жизнь. Автобус просигналил три раза, и Моника, бросив звонкое «до скорой встречи», вбежала в «Икарус», абсолютно неграциозно споткнувшись на последней ступеньке, но удержавшись от падения благодаря поручню.