Твоя реальность

Даже удивительно, как быстро природа может переходить из дневного режима, жаркого, яркого и предельно открытого, в ночной, прохладный, тёмный и таинственный. Моника втянула воздух, даже пахнущий иначе, и улыбнулась. Пусть всё это иллюзия, пусть. Даже среди нарочито картонных декораций два актёра будут искренни друг с другом. – Эй! – Проходя через кусты, Семён на миг исчез из поля зрения, но когда девушка прошла следом, она смогла увидеть его и взять за руку. – Куда пропал? – а тот лишь смущённо улыбнулся. Так и шли они за руку через лагерь, почти счастливые, оставляя за собой опустевшие дорожки. Редкие пионеры улыбались и кивали, однако заметить это мог далеко не каждый: кому, спрашивается, нужно обращать внимание на чьё-то согласие или недовольство, если он считает, что всё делает правильно? Тому, кто знает, что всё ненастоящее, что дальше ждут противоестественные витки, смены «Совёнка», чертовски напоминающие дни сурка… потому не может быть счастливым до конца. Человек, лишённый «завтра», лишается и страха перед ним, и трепетных чаяний, и ответственности. В руке рука. Того человека, который ничего не забудет. С которым можно пройти через всё и даже в конце выбраться. Ради которого стоит быть человеком. Здание библиотеки чем-то напоминало свою смотрительницу: угрюмо смотрело через стёкла на пришедших как всегда – не вовремя. Немного позвенев ключами на пороге больше для приличия, чем по необходимости, Вожатый отворил дверь и вошёл в тёплый плотный мрак. Моника знала, что ничего страшного ждать их не может, однако расслабиться в полной мере не могла: человек устроен просто – неизвестность вызывает тревогу. Даже если бюстики Ленина не укусят. Скорее всего. И даже вон тот кумач не обовьёт змеёй шею, чтобы придушить незадачливую пионерку,* рискнувшую забрести в логово агитпропа. Семён же, держа девушку за руку, уверенно прошествовал к столу Жени, вовсе не нуждаясь в зрении для столь простого маршрута: всё хожено-перехожено. Выдвинут ящик. Вытащена и установлена на столе свеча. Взмах спичкой со злым шипением. Резкий запах. И наконец библиотеку наполнил мягкий желтоватый свет маленького робкого огонька. – Люблю запах серы… – прошептал Вожатый. – Да ты дьявол, – усмехнулась Моника. – А я так давно не видела свечей своими глазами… может, с детства… Семён бросил печальный взгляд на своё запястье* и растянул губы в слабой улыбке. – Свечи – это неплохо. Может быть, как источник света так себе, но очень символичные. Они как жизнь: у кого-то длиннее, у кого-то короче… – вздох, – и можно взять и собственными пальцами затушить огонёк. Улыбка перешла в болезненный оскал. Моника обхватила запястья Семёна и прижала к столу. – Не надо… – просящим голосом произнесла японка. – И я ведь не ошибаюсь: свечи и перерезанные вены – это всё Лена? Кивок. И усмешка. – Можешь не держать: я на это не куплюсь. Больше не куплюсь. Затем он наконец предложил сесть друг напротив друга. Моника, покачав головой, сложила пальцы домиком. – Ну, что ж… – протянула она. – Только Моника, – отозвался Вожатый. – И это говорю тебе я. По своей воле. – Спасибо. – В потеплевшем взгляде читались благодарность и любовь. – Слушай, а расскажи мне про руты. – Видя смущение на лице Семёна, девушка добавила: – Не стесняйся. Скажи как другу. Скажи, будто читаешь инструкцию. Что было – то было. Прошло – и как не бывало, – слова давались с трудом, но воля скрепляла сердце: нельзя претендовать на место в чьей-то жизни до того, как вы познакомились. Нет смысла ревновать к тому, чего нет. Парень кивнул, вздохнул и наконец решился. – Ты и так понимаешь, что за неделю в лагере можно сблизиться с одной из девушек из числа главных героинь… – Моника запустила пальцы в свои волосы. – Если окажешься достаточно понятливым, чутким, сможешь на втором слое симуляции, после отъезда из «Совёнка», встретить её. Японка хмыкнула. – А вопросов-то всё больше. Например, что за «второй слой»? Это уже больше походило на инструкцию. – Кажется, что вернулся в свою комнату, в своё время, но это – лишь часть сна, просто в других, более привычных декорациях. Но искусственность можно заметить – если постараться. Например, посмотреть те сайты, которые никогда в жизни не смотрел… Например гастроли артистов. Их никто не прописывал.* Но нам с тобой это не грозит: мы не те, простые блаженные первосменники, которые начинают каждый круг с самого начала без памяти – мы проснёмся сразу в лагере, без прелюдии. Моника печально кивнула. – А я вот, кажется, не заслужила чудесного и доброго начала сказки, даже если заслужила концовку. А? – она отпрянула, когда Семён засмеялся. – О, у меня тоже не было доброго начала, – ухмыляясь, заметил Вожатый. – Моя радость от жизни таяла с годами, как и круг общения, а их место заполняли суррогаты из интернета. Лампа – вместо солнца.* Обои вместо улицы. Доставка вместо прогулок. Хм. Не знаю даже, кто из нас был чьим приложением для общения – кусок текстолита или я. Сцепив пальцы в замок, Семён повесил голову, а затем улыбнулся, когда почувствовал поцелуй в макушку. – Думаю, нам не стоит переживать о страницах, что остались позади. Сам сказал, нам ещё писать свою историю на оставшихся. Подмигнув, японка щёлкнула пальцами. – Спасибо, что не осуждаешь. – Думаю, запинывать того, кто и так наказан, неверно. А теперь отвлекись! Неужели, как в симуляторах свиданий, в хорошей концовке героев ждёт секс, а в плохой – слёзы разочарования и боль? Семён прикусил губу и завёл глаза вверх. – Ладно, – вздохнул он. – В обоих случаях сначала секс, а потом уже счастье или разочарование. Моника хмыкнула. – Неплохие покатушки, – она обвела пальцем на столе круг с десяток раз, а парень сжал зубы, прекрасно осознавая намёк. – Но тут уж прости: от меня ты этого не дождёшься так уж сразу. Как минимум сейчас, я девушка приличная, а мы знакомы менее недели. Может, в прошлой жизни я… Или та – не я… Японка расцепила пальцы и задумчиво посмотрела на руки. Семён достал телефон и, положив его на стол, включил «Змейку». – Прекращай оборачиваться на то, какой ты была и какой могла бы стать. Думай о том, кто ты и что считаешь приемлемым именно ты. Это – твой уникальный шанс. Жизнь – как эта игра. Змейка сталкивается с препятствиями, проходит их, копит опыт и травмы – становится больше сильнее, но и уязвимее. Опыт и карма слишком ограничивают, сужают рамки возможного. Моника завороженно смотрела на экран. – Я начала с нуля, чтобы жить… – тихо произнесла она. – Именно так. Некоторое время они просто с улыбкой смотрели друг на друга через огонь. – А ты ведь, наверняка, уже сидел с кем-то в ночной библиотеке вот так – при свече. Семён недовольно покачала головой. – Было дело. Моника усмехнулась и спросила задиристо. – С Женькой поди? Вожатый отмахнулся. – Ты чего? – И даже поднял брови. – Она и так весь день здесь сидит – не знаю, что бы её заставило остаться! – И развёл руками со смехом. – Не, с Ульяной. Глаза японки расширились. – А учитывая то, что ты сказал про руты… – начала она. Семён замахал перед собой. – Нет-нет-нет! Она же ребёнок! Кое-кто из наших, Пионеров, конечно, и с ней… но не я. Мы страшные истории рассказывали. Было… – он улыбнулся, – мило. Моника тоже улыбнулась. – Я хочу тебе верить. И я позволю себе это – роскошь доверия если не людям, то хотя бы одному человеку. – Девушка положила подбородок на раскрытые ладони. А затем игриво подмигнула. – А чего так – не попробовать? Вожатый аж закашлялся. – Ну, я не педофил. Думаю, это достаточно веская причина, – отозвался он серьёзно. – Нравятся женщины постарше? – и снова игривое подмигивание. – Меня вполне устраивают ровесницы. Так было всегда. – Семён улыбнулся. – Впрочем, не за красивыми телами нужно охотиться, а за интересными душами. Подняв голову, Моника поаплодировала. – Я уже говорила, что ты дьявол? – Вроде да, но это неточно. – Теперь точно! Они рассмеялись. И тут у Моники предательски заурчало в животе. – Мы ведь пропустили ужин, да? – печально произнесла японка. Семён выдвинул ящик стола и достал оттуда пару булочек и два треугольника кефира. – Угощайтесь! – кивнув, объявил Вожатый. Девушка поклонилась с ладонями перед грудью. – Благодарю! – уже приступив к еде, она уточнила: – Ты ведь за ними исчезал на миг? – Семён прищурил один глаз. – Там, у зарослей, когда я ещё внимание обратила. – А! Конечно. Всё-то ты понимаешь. И это здорово. – Он улыбнулся, но тут же устало зевнул. – Да что за дела? Я же нормально сплю… Глупый организм: моё тело из реального мира было лучше приучено не спать по ночам. Моника подняла палец, но заговорила только после того, как дочавкала. – И ничего хорошего: людям нужен полноценный сон. И для отдыха тела, и для головы, и для синхронизации с другими людьми. – Семён пожал плечами. Не говорить же «фу, люди». Благо, японка отвлеклась от общества на более насущную проблему. – Слушай, а ведь ты книжку в библиотеке брал – Форда. Ты ещё читал ночью и не высыпался! Точно же! Она указала сложенными пальцами как пистолетами. – Есть такое дело, – почесав затылок, признался Вожатый. И с улыбкой уронил голову на руку. – Семён? Семён! Дурачина… Ты ж упадёшь так… Со вздохом Моника поднялась со своего места и подошла к парню. Потрясла за плечо. Но он спал. Вздохнув, девушка поставила свой стул между стулом Вожатого и креслом, подхватила парня под мышки и толкнула, затем, наконец, доволокла и усадила. – Уф! – выдала японка, довольная своей работой. – Э? – Семён поднял голову. – Что такое? – и начал тревожно осматриваться. – Я не сплю, – медленно и не очень убедительно заявил Семён. – Не спит он, – усмехнулась Моника. – А где ключи от танка? – подмигнув, спросила девушка. – В тумбочке посмотри, – он зевнул и снова повесил голову. Японка развела руками. – Ну, и кто о ком заботится? Семёнтус! Впрочем, я несправедлива: друг о друге же. – Она с нежностью провела по волосам парня. – Но это не отменяет вопрос, где мне самой спать. Больше кресел не наблюдалось, а сидения на стульях были жестковаты. Вариант пойти в свой домик даже не рассматривался. Решение пришло само: в погребе, откуда Женя достала муку, могло быть что-то так необходимое в этой ситуации. Искать люк со свечкой оказалось не так уж просто, а уж спускаться с пляшущим слабым огоньком – и вовсе сродни наказанию, но Моника справилась. – И что тут у нас? – она осматривала полки. Подушек не было, одеял – тоже. Зато достаточно много места занимала зимняя одежда: свитера, пальто и шарфы. – Вы тут новый год встречаете? У этой сказки о лете, что, есть ещё и зимняя вариация?* Надо будет спросить… Прихватив пару пальто, японка выбралась и с облегчением вздохнула, проверяя, что пламя не коснулось одежды: не хватало ещё спалить библиотеку. Составив шесть стульев в подобие кровати, Моника накрыла их пальто, укрылась шарфами и положила под голову шапку. – Нокс,* – прошептала девушка с улыбкой и задула свечу.