Твоя реальность

Наконец горн известил усталых и голодных пионеров о том, что настало время ужина, и движение местных обитателей, ранее напоминавшее скорее броуновское*, стало осмысленным и центростремительным. – О, Вожатый-сенсей! – жизнерадостно обратилась Моника. – Чем нас покормят и покормят ли? Эту сияющую улыбку стоило держать подальше от льдов Антарктики, чтобы ненароком всё не растопить и не устроить второй потоп, и подальше от мирских горестей, чтобы она не исчезла. – Вопрос хороший. Кое-что дадут, а кое за что придётся сразиться. Дадут жареную рыбу. – С макарошками? – подавшись вперёд, спросила девушка со смешком. – С пюрешкой!* – подняв палец, ответил развеселившийся Семён. – Только не говори, что сразиться придётся за торт, ради приготовления которого мы так трудились? Вожатый поаплодировал. – Именно. Так что будь готова. – Йа-йа, майн генераль! Вытянувшись по стойке смирно, японка отдала честь. – К пустой голове руку не прикладывают, – пробурчал Вожатый, но, разведя руками и прикрыв глаза, начал смеяться. На душе было тепло. – Эй. Я, конечное, много не помню и не знаю, но чтобы уж «пустой» – это как-то совсем грубо… – обиженно отозвалась Моника. Семён тут же замахал руками. – Ты без фуражки, а выражение именно об этом. Как же меня с этим забодали в детстве… Кстати, в армии я не служил, причём легально: по зрению не прошёл. Девушка лишь развела руками, мол, какая разница. И зашла в столовую: если стоять и рефлексировать, так и останешься голодным – будет ещё один печальный повод для рефлексии, а сытости никакой. Еда оказалась без изысков, но вполне пристойная, даже вкусная. Уставшие от гребли и тяжестей, ели молча, и тут нелёгкая принесла Славю и Лену. – Присаживайтесь, – кивнул Семён. – Спасибо, – отозвались девочки. Нет, чтобы приступить к еде, но… – Ну, как? Готовы к походу? – спросила Славя. – Походу? – оживлённо отозвалась Моника. – Тот, о котором ты мне говорил? – обратилась она к Вожатому. – Так он сегодня? Блондинка, казалось, была безмерно удивлена. – Конечно… – протянула она тихо. – Об этом же на линейке сказали! – а вот это уже было уверенно и с осуждением. Семён усмехнулся. – Ну, уж простите! У нас была веская причина проспать: мы полночи искали вашего Шурика и наконец спасли. Думаю, это стоит определённого снисхождения. Если Лена активно закивала, то Славя лишь раз наклонила голову и продолжила есть в знак того, что тема закрыта. Всё было спокойно до момента, когда Ольга Дмитриевна вышла ко всем с торжественным видом и объявила: «Мы приготовили торт в честь чудесного спасения Шурика». Без имён героев. Даже без многозначительных взглядов. Просто «чудесного спасения». – Наш выход, – сухо объявил Семён. – Я не тщеславна… – начала Моника, но поспешила встать и направиться следом. – К чёрту славу. Я не пропущу сладкое, – пояснил Вожатый, не оборачиваясь. – А теперь… – произнесла Ольга и поставила торт на середину стола. Семён сгрёб Ульяну в охапку. – Вы арестованы и имеете право хранить бурчание, – объявил он, оттаскивая брыкающуюся девочку от стола. – Так нечестно! – пропищала она. – Всё честно: ты Шурика спасала в эту смену? Нет. – И что?! – И всё, – меланхолично ответил Вожатый. Тем временем Моника принесла к столу четыре больших куска – для себя, Семёна, Слави и Лены, хотя последние, если рассудить, могли забрать тарелочки и лично. – Торт, конечно, большой, но вряд ли его хватит даже на один отряд, – задумчиво вынесла вердикт японка. – Похоже на предмет, который не предназначен для использования, но который мы сумели получить через уязвимость системы. – Именно так, – Семён кивнул и подтолкнул девочку в сторону вожатой. – Только испортили бы настроение да Ульянку наказали. – Звучит несправедливо. – Мир жесток… – Семён развёл руками и наконец приступил к десерту. – М-м-м. И сладок. Да. Определённо. – Он кивнул. Лена усмехнулась. – Кажется, не зря говорят: путь к сердцу мужчины лежит через желудок. – Я учту, – наклонив голову, с ухмылкой ответила Моника, за что удостоилась неодобрительного взгляда пионерки. Когда с ужином было покончено, все направились на выход – подготовиться к походу. По настоянию Семёна японка захватила в своём домике свитер от школьной формы так же, как и парень взял свой. А на площади уже толпились пионеры перед лицом бронзового Генды. Семён положил ладонь на плечо Ольги Дмитриевны, направлявшейся на удобную позицию, чтобы оказаться перед отрядом. – Оль, а давай я в этой смене речь скажу, а ты отдохнёшь и послушаешь? – предложил он ласково, и вожатая кивнула. – Что ж, – обратился Вожатый к пионерам. – Не стоит говорить, что жизнь иногда только притворяется простой, просто пряча свои неприглядные стороны до поры до времени. Стоит думать о другом – о том, что человек не должен и не может быть одинок: всегда есть кто-то рядом, кто ему небезразличен и кому он небезразличен. Иначе ни его, ни окружающих уже нельзя назвать людьми. Даже в пустыне, на расстоянии от всех с человеком рука об руку будет идти его «я» из прошлого, не давая сбиться с пути. Мы не отправим вас на войну, не бросим в джунгли – мы просто пойдём в поход, в лес, где мы окажемся среди природы. Люди, товарищи среди вечерней неприветливой растительности, в которой общими усилиями мы обустроимся и даже попытаемся получить удовольствие. Вы готовы? Прозвучал гул нестройных и заглушающих друг друга «да». Семён кивнул. – Тогда строимся по парам. Потеряться – так вдвоём! Иначе в чём ещё смысл этого вида страховки? – объявил он с улыбкой. Пионеры тут же принялись за дело, а парень тихо это комментировал. – Так, Лена с Мику, Шурик с Электроником, Алиса с Толиком, Славя с Алесей… Хм… Оль, а ты не подскажешь, где Ульяна? – и наклонил голову. Вожатая даже удивилась вопросу. – Так она же наказана за то, что сделала с тортом! – выпалила она. – И что же она с ним сделала – громко чавкала, пока ела свой кусок? Громкая усмешка Семёна и потише – Моники. – Но она… – начала Ольга, но глаза бота враз стали стеклянными. Вожатый лишь развёл руками. – А её можно не наказывать и взять с собой? – Будет сопротивляться. А если потерять из поля зрения, снова окажется в домике. – Он лишь вздохнул. Ольга как раз отвисла. – Проехали. Так, пары нет кое у кого. Моника, не против пойти с Женей? Японка лишь пожала плечами. – Что ж, исполняйте роль вожатого до конца, раз начали с речи, товарищ Вожатый. Идите во главе с Ольгой… Дмитриевной. Вашими усилиями я вовсе не против компании нашей библиотекарши. Вожатая удовлетворённо кивнула, а Семён улыбнулся. Отделившись от своего вечного спутника, Моника направилась в хвост колонны, где её уже ждала Женя. – И снова здравствуй, – обратилась японка с улыбкой. – И тебе, коли не шутишь, не болеть, – отозвалась библиотекарша и замолчала. – Кстати, а у вас… у нас в лагере бывает, что кто-то прямо болеет и лежит в медпункте? Пионерка недовольно нахмурилась и пожала плечами. – А мне почём знать? Я заперта в другом помещении, – буркнула она. – Милая… – опешила Моника от такого грубого общения, – я тебе вовсе не враг. Ты же мне нравишься, как никто другой! Библиотекарша подмигнула, наклонив голову. – Кроме, конечно же, вожатого своего. Моника покраснела, то же сделала и Женя. – Пионер один… Только вот не приехал он в эту смену… – отозвалась, смотря в пол, девушка. – Вот так. И не погулять: некогда, не с кем… – Бедная… – Женя вздрогнула, когда Моника погладила её по плечам. – Знаешь, а я бы осталась здесь – даже не просто проводить смены, отдыхая, а работать. – И усмехнулась, перейдя на доверительный шёпот, даже догадываясь, что их и так не слушают: – И даже работать по-настоящему, а не как наша Ольга Дмитриевна. – Вообще, ваш – Семён, а моя – Ольга, – подмигнула в ответ Женя. – Но похвально. О чём спросить или что сказать дальше, Моника решительно не знала, но их прервал голос Семёна, затянувшего песню. Вихри враждебные веют над нами, Тёмные силы нас злобно гнетут, В бой роковой мы вступили с врагами, Нас ещё судьбы безвестные ждут. Но мы поднимем гордо и смело Знамя борьбы за рабочее дело, Знамя великой борьбы всех народов За лучший мир, за святую свободу. – Это что? – быстро спросила Моника. – Как? «Варшавянку»* не знаешь? – удивилась Женя. – Ой, я ж из Японии, я многого не знаю. Слишком многого. Библиотекарша хмыкнула. – Странно, а акцента вообще нет. Так и не скажешь, что… – Самой странно. Впрочем, и у Мику нет акцента. И вообще, жизнь – странная штука, особенно своя. Женя пожала плечами и промолчала, в то время как Моника задумалась: конечно, Семён мог петь и просто так, но была вероятность, что он что-то подразумевал. Например, что работникам проекта нужно привести к свободе так называемые «судьбы безвестные». И что тогда можно будет получить «лучший мир» и «святую свободу». И тут внимание привлекло особенно заметное дерево – его ветви будто пытались обнять пионеров, подошедших к нему. А запомнилось оно из-за того, что ветка чуть не ударила по щеке особо раскрасневшуюся Женю. – Слушай, а мы не кругами случайно ходим? – Смысл похода не в том, чтобы куда-то прийти, а в совместном пути. Моника невесело усмехнулась. – Звучит как неплохая формулировка относительно смысла жизни. Значит, думаешь, не случайно? Женя кивнула. – Очень может быть. Пионерка довольно улыбнулась, и тут заголосил Семён. – Слава партии, мы наконец добрались! Девушки приложили ладони к лицам. – А стыдно мне, – прошептали обе хором. – Здесь и сделаем привал, – будто ничего не заметила, спокойно объявила Ольга Дмитриевна. Поляна была большой, вокруг окружённого камнями кострища лежало полукругом несколько деревьев, образуя подобие беседки. Мальчиков тут же мобилизовали достать дров и хвороста, в то время как девочки остались ждать своих героев на поляне. Наконец вожатая при помощи газет разожгла костёр, после чего приготовления можно было считать завершёнными, пионеры собрались группками и начали обсуждать то, что интересует именно их. – Как тебе путь и Женя? – поинтересовался Семён. – Странно, но крайне занятно, – подобрала слова Моника. – Я бы и сам лучше не смог охарактеризовать, – с одобрением ответил Вожатый. – Но что теперь? Садясь на бревно, Семён зевнул. – Сначала погреем наши старые косточки у костра… Прищурившись, японка решила высказать догадку. – Ты ведь мало ходишь – вымотался? – Парень, поджав губы, кивнул. – Но почему там, в Старом лагере, так не было? – Думаю, скрипт и гребля, – он пожал плечами. – Считай, я больше удивился тому, что в этих ногах ещё может быть тяжесть, что я всё ещё хожу по этой земле как человек. Что я ощущаю себя снова как человек, а не часть программы. И здесь я должен быть благодарен тебе. Да что там должен – я именно благодарен. Моника села рядом и прижалась к парню. – Я понимаю тебя. Насколько важно знать, что ты живой… – Она положила ладонь поверх его рубашки. – Что можешь почувствовать пульс того, кто заставляет биться твоё сердце… Хотела сказать «биться чаще», но решила, что именно так – просто «биться». Не ревнуй к прошлому. – Семён с улыбкой кивнул. – У человека должен быть тот, ради кого хочется открывать глаза. Наклонив голову, Вожатый посмотрел хитро, положив ладонь поверх ладони Моники. – Думаю, ты открываешь глаза всё же из-за себя: что приготовил новый день тебе, что ты можешь испытать… – начал он. – Думаю, если бы не ты, я бы делала это скорее со страхом… Слушай, – она завертела головой, – кто там так ругается? Парень усмехнулся. – Аттракцион сегодняшнего вечера: Лена и Алиса не могут поделить… – и прикусил язык. – Впрочем, если хочешь – подойдём. Моника пожала плечами. – Как бы до резни не дошло… – осторожно произнесла японка. Семён усмехнулся. – Знала бы ты, насколько права… Ладно, пошли. Он встал и, предложив руку, помог девушке подняться. Отделившись от всех, две пионерки действительно спорили, потрясая кулаками и тяжело дыша. – Нет, это ты меня послушай! – крикнула Алиса. – Думай, что хочешь! Я уже всё сказала! – так же громко и зло отозвалась Лена. Вздох. – Что за шум, а драки нет? – гаркнул Семён. Обе испуганно обернулись, и тут же на лицах появился гнев на парня. – Ты! Ты подслушивал! – прошипела Алиса. Вожатый усмехнулся. – Напротив! Я топал как слон и орал как оглашенный, чтобы ни у кого не могло возникнуть идеи, что я подкрадываюсь или подслушиваю! Подмигнув, он развёл руками. Двачевская цыкнула и, с улыбкой тряхнув головой, подбоченилась. – Кстати, Лен, а ведь он с утра за мной подглядывал! Ахнув, девушка будто сжалась и сложила ладони перед грудью. – Эт… это правда? – тихо спросила она дрожащим голосом. Семён покачал головой. – Нет. И это могут подтвердить хоть Ульяна, хоть Моника, – он кивнул на японку, и та кивнула в ответ. – Вожатый стал слишком старым и скучным, чтобы подглядывать даже за красотками. Лена вспыхнула, но не знала, на кого сердится больше – на нахального Семёна, которому, казалось, плевать на всех, или на солгавшую Алису. Рыжая бестия же не сдалась, а с усмешкой отмахнулась. – Ой, да ври больше! Сиськи-то мои хоть понравились? Тряхнув головой, Семён осклабился. – Не! Врать мне неинтересно. Понравились, конечно. Но подглядывать – не подглядывал. Моника осуждающе покачала головой и вздохнула. – Но как так-то непри… – начала она. – Знаете, что?! – крикнула Лена. – Ничего не знаю. Я Джон Сноуден!* – разведя руками, быстро ответил Вожатый, но кто б в этом конфликте его слышал. – Вы тут собрались – чудовища, а мне… мне здесь не место среди вас! Или вам рядом со мной! Хватит! Если б Алиса оказалась чуть ближе, когда Лена замахала руками, точно оказалась бы на земле, а то ещё и с травмами. Девушка же прямо через чащу направилась прочь с неумолимостью ледокола, и горе всякому, кто попадётся на её пути. – Поздравляю, Шарик, ты балбес!* – резюмировала Двачевская. – Семён, ты придурок, – согласилась Моника. – Да, – подтвердил он. – Зато честный, – с наклоном головы он развёл руками и улыбнулся. – Честный придурок, – усмехнулась Алиса. – Болтун – находка для шпиона. Японка невесело кивнула. – Зато мы выяснили, что я вам всем нравлюсь, хоть и не стоило… Рыжая фыркнула. – Идиот. Гарем собрать решил? Она ударила кулаком по ладони, смотря исподлобья. – А давай его побьём за это? – с кивком предложила Моника. Вожатый сделал шаг назад. Вот так всегда – то никого не трогаешь, починяешь примус*, то дело пахнет керосином, а связь как всегда оказывается прямой, но находится поздновато. – Э… Э… Не убивайте меня: я вам ещё пригожусь. Алиса подмигнула. – А ты не бойся. Бить буду аккуратно. Но сильно.* – А мы не убьём, – заверила Моника. – Даже на этом витке, – добавила она с улыбкой маньяка. Выставив ладони перед собой, Семён кивнул. – Понимаю. Был неправ, исправлюсь, искуплю. А теперь пока: буду на острове, проверю, чтоб Ленка не вскрылась. И исчез. Двачевская тряхнула головой, поморгала, но ничего не изменилось, после чего девушка испуганно поникла и обняла себя за плечи. – Свечку бы… в церкви поставить… Чертовщина какая-то… Моника фыркнула. – Ничего, не трусь: я этому чёрту рога-то пообломаю. Он же, небось, спать-то всё равно придёт. Алиса с уважением кивнула, вытянув губы. – А ты молодец, бойкая девчонка и соображаешь. – Она похлопала Монику по плечу. – Мир? – А я с тобой и не ссорилась! – И то верно! – отозвалась Двачевская с улыбкой. – Пошли к костру, а то замёрзнем и мимо картошки пролетим. И девушки без зазрений совести позволили мраку ночи поглотить и Лену, и Семёна, и обиды. Пусть всё, что мешает жить, просто растворится в этой ночи: в её темноте, в её прохладном ветре, в её симфонии запахов – затеряется и забудется. Жизнь – это не то, что следует посвящать скандалам и неосуществимым желаниям. – Наверное, стоило взять гитару, – Алиса перешла на шёпот: – Да Ольга бы опять начала ругаться, что план мероприятия сбиваю, или Мику – что инструмент отсыреет… или что потеряю или разобью. Моника неодобрительно покачала головой. – Это неправильно: нельзя к человеку относиться только как к опасности, беде… – Двачевская, грустно поджав губы, кивала, – тому, кто может только испортить. – Но японка хмыкнула: слишком много сахара для хулиганки. – А то ведь человек привыкнет, даже наказания перестанут действовать, ведь не поступки плохие, а человек уже «плохой», так что всё как с гуся вода. Вот ты зачем памятник взрывала? Скучно? Рыжая пионерка недовольно пожала плечами. – А вот так – скучно. – И ведь даже не подумала, что могла бы сама, наверное, Шурика за это время найти и за ухо этого оболтуса в лагерь привести. А? Сильная, смелая, умелая? Алиса вздохнула. – А ведь это был бы номер, – наконец согласилась она. – Взрыв похлеще динамитной шашки – утереть нос всему лагерю. Дважды утереть: ещё и потому что я – это я. Моника улыбнулась. – Именно. Всё равно бы не вошла в строй, в толпу, но встала перед ней и всех щёлкнула по носу. Ай! Японка начала перебрасывать горящую картофелину из одной руки в другую, в то время как Алиса, выдерживая жар, чистила свою. – Уметь надо, – подмигнув и отложив свою, она помогла Монике справиться с едой. – Наверное, кто-то из пионеров-героев был именно таким – задиристым человеком, а не бронзовым памятником. Знаешь, теперь, кажется, моя жизнь станет куда веселее и осмысленнее. «Считай это героическим и воспитательным советом дня». Над девушками нависла Ольга Дмитриевна. – И чего это мы делаем? – недовольно спросила вожатая. – Сидим, – ответила Алиса. – Просто сидите? – недоверчиво прошипела женщина. – И едим, – добавила Двачевская. – А могли бы сидеть со спецэффектами, – прищурившись, с улыбкой ответила Моника. Ольга Дмитриевна упёрлась ладонями в бока. – Чего дерзишь? Настоящий пионер должен всегда уважительно относиться к старшим! Моника усмехнулась. – А может, я пионерка фальшивая? И вообще – девушка без возраста! Алиса усмехнулась. – Моника! – недовольно выпалила вожатая. – Да как ты… – Неплохо, спасибо, – ответила она. Чувство безнаказанности, как оказалось, помогает получать удовольствие от жизни не хуже чувства вкуса или даже зрения. --Да я тебя накажу! – И как? Запрёте? В библиотеке или медпункте? Или в домике? Наблюдавшие за происходящим Виола и Женя усмехнулись. – Занято, – произнесла пионерка. – И у меня! – весело сказала медсестра. – Оль, не порть людям детство в целом и поход в частности! Вожатая, покачав головой, лишь вздохнула, махнула рукой и отошла. – А ты бойкая, – похвалила Алиса. – Работаешь головой и кулаками… И при этом в беду не попадаешь, молодец. Моника вздохнула. – Думаю, просто самые страшные вещи со мной уже произошли. Так они проболтали весь вечер, а в лагерь девушки возвращались уже как подруги. Вернувшись в свой домик, Моника, к своему удивлению, не нашла там никого. Печально вздохнув и посмотрев на пустую кровать, она тихо пожелала ей спокойной ночи, разделась и легла под одеяло. Сон не шёл: то ли слишком много событий за день, то ли тревога не отпускала, то ли не хватало Семёна, который мог развеять страх перед отключением системы. «Это ты здесь героиня. Не я», – прозвучало в голове его голосом, и стало спокойнее. Мир не исчезнет, не превратится в мерцающий пищащий ад. И тут рука почувствовала прикосновение через ткань – тяжёлую руку. – Пусть ты сильная, пусть тебе ничего не угрожает, я всё равно буду рядом, чтобы тебе было спокойнее. Никудышный демон-хранитель прибыл на пост. Сладких снов. Улыбнувшись и ничего не успев ответить, Моника уснула.